Текст книги "Подонок в моей постели. Книга 2 (ЛП)"
Автор книги: Рэй Блэйс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Я заворачиваюсь в одеяло и замечаю его гитару в углу комнаты. Чёрную «Гибсон». Гитары не моя стихия. Я чувствую мягкость роскошного ковра под ногами, когда подхожу к инструменту, стоящему возле стула. Вероятно, Дилан написал песню обо мне именно на этой гитаре.
Дверь ванной открывается в тот момент, когда я беру гитару и устраиваюсь на стуле.
– Что ты делаешь?
Пожимаю одним плечом и начинаю играть, перебирая тональности и чувствуя ноты, придумывая небольшой переход в ре миноре. Так странно играть на горизонтальном инструменте, а не на вертикальном, как мой. Ощущение такое, словно весь мой музыкальный мир опрокинут на бок, но между гитарой и виолончелью есть много общего.
Дилан откашливается.
– Ты знаешь, у меня имеется другой инструмент, который я мог бы дать в твоё распоряжение, если хочешь занять руки.
Закатываю глаза и продолжаю играть. Возможно, он собственнически относится к своей гитаре, но после того, что только что произошло в постели, мне положено хоть каплю контроля. Он обнажает мою душу, по крайней мере, какую-то её часть. Я не знаю, кто я, черт возьми, такая, когда я с ним, но музыка помогает мне почувствовать себя самой собой.
Дилан успокаивается, садясь на кровать, до этого его поза была слегка напряжённой, будто он ожидал, что я разобью гитару вместо того, чтобы сыграть на ней.
– Получилось лучше, чем я думал. Для виолончелистки.
Это должно было стать оскорблением, но он так мило это произносит, словно чтит нашу связь, а не пытается высмеять её.
– Спасибо.
– Ты много на чём играешь?
Я качаю головой.
– На виолончели и скрипке, немного на контрабасе. Ещё неплохо на фортепиано. Ты играешь на чём-нибудь, кроме гитары?
– Немного на фортепиано, но начинал я на ударных. Я учился игре на барабанной установке. Не смей шутить про барабаны. Они стояли у моего дяди в подвале, и я бежал туда каждый раз, когда мы приходили в гости. Дядя начал давать мне уроки, вероятно, потому что устал слушать моё громкое бренчание. – На лице Дилана витает рассеянная улыбка, а взгляд устремлён вдаль. – Это действительно раскрыло меня музыкально, дало мне основные принципы и показало различные виды музыки, которую я сочиняю.
– Я не смогла бы пошутить ни об одном музыкальном инструменте. Ну, возможно, о треугольнике. Твоя музыка удивительная, Дилан.
– Спасибо. – Он опускает взгляд на ковёр, снова закрываясь.
– Нет, я серьёзно. Я не знала, кем ты был, но, когда нашла, то прослушала все твои альбомы. – Как же хорошо выговориться. Часть меня была разочарована тем, что, узнав правду о нём, я поняла, что не смогу сказать ему, насколько она мне нравится.
Дилан прикусывает губу, показывая, что его по-настоящему волнует, что я думаю о его страсти и его творческом выражении. Его музыка означает для него весь мир, и это отражается в его глазах, но потом небрежная усмешка скрывает её.
– Тебе понравилась моя музыка? Даже при том, что у нас не было фаготов?
– Очень понравилась. Богатая, сложная, красивая. Я могла бы выразить своё мнение по поводу твоей хроматики или тактовых размеров, но в действительности мне нравится, то, что она заставляет меня чувствовать.
Это словно иметь часть тебя со мной, когда мы далеко друг от друга.
Помнит ли он наш разговор о том, что придаёт музыке значение?
– Если бы более современная музыка была похожей на твою, я была бы неистовой поклонницей.
Его молчание затягивается.
Чувствую неловкость и снова пытаюсь его разговорить.
– У меня было, своего рода, одинокое детство, переполненное ожиданиями моего отца. Музыка дала мне способ взлететь, несмотря на бремя его целей для меня. В песне я могла улететь на несколько минут за раз. Классическая музыка показала мне свободу, но и твоя музыка тоже это делает.
Он снова прикусывает губу.
– Музыка спасла мою жизнь.
– Правда?
Он кивает.
– Там, где я рос, было плохо. Мы бедствовали. Думаю, что, если бы я не сосредоточился на музыке, как я это сделал, всё закончилось бы передозировкой или арестом, как для многих из моих друзей.
Наши жизни так отличаются. Удивительно, что настолько разные люди могли соединиться, но вина течёт по моим венам. Моя жизнь была такой лёгкой по сравнению с его.
– Прекрати.
Я хмурюсь.
– Прекратить что?
Он скрещивает руки.
– Ты делаешь это снова, ты думаешь, что ты – плохой человек.
– Как ты…
– Кто был с тобой на концерте?
– Почему тебя это волнует? – внезапная волна смущения накатывает на меня. Что-то заставляет меня хотеть, чтобы он ревновал, даже при том, что я не должна насмехаться над ним – или собой – таким образом. Нет никаких причин, по которым я могу нравится ему больше, чем просто для случайного секса. Так ведь?
Он откидывается назад на руки, демонстрируя упругий пресс.
– Кто сказал, что это меня волнует?
Пожимаю плечами.
– Ты спросил, так, будто это должно иметь значение.
– Забудь. – Но что-то проскакивает между нами, будто потрескивающее электричество, и он никогда не вспомнил бы Пола, если бы ему не было интересно.
Он лжёт. Лжёт, потому что его это волнует, и я хочу прокручивать это чувство и улыбку в течение многих дней.
Дилан встаёт передо мной и протягивает руку.
– Дай мне гитару.
Передаю, счастливая от того, что получу приватное шоу от моего любимого музыканта.
– Ты сыграешь на ней?
Он ставит гитару и берёт мою руку.
– Нет. Я сыграю на тебе.
На этот раз я принимаю его предложение, позволяя одеялу упасть, когда встаю. Я просила его, чтобы он делал со мной много чего, но вопрос, прожигающий мои мысли, заставляет смутиться. Я не должна спрашивать, потому что это не имеет значения – не должно иметь – но не могу помешать словам покинуть мой рот.
– Я действительно испортила тебя, как в песне, которую ты спел сегодня вечером? – мысль о том, что я причинила ему вред, так или иначе, даже непреднамеренно, вызывает нехорошее ощущение.
– Не запятнала и не искалечила. – Он закрывает глаза и выдыхает свои следующие слова возле моих губ. – Но ты перевернула мой мир.
Его губы задевают мои, мягкий и сладкий, нежный поцелуй со вкусом сахарной ваты, который разжигает волну желания и заставляет меня жаждать большего.
– Когда я увидел тебя в зале, то возненавидел за ложь и притворство. Подумал, что ты была поклонницей всё это время, и что кайфовала от моего невежества. – Он сжал мою челюсть, когда я попыталась заговорить. – Теперь я знаю, что ты действительно понятия не имела, кем я был. Но ты была там сегодня вечером, напоминала влажную мечту и сидела с каким-то придурком. А мне хотелось остановить всё и разоблачить тебя, остаться с тобой наедине и узнать всю правду.
Слушая это, я не могу дышать, не могу думать, слишком сосредоточившись на нём.
Дилан прижимает меня ближе.
– Я не знал, возненавидеть тебя или трахнуть. Но, кажется, проделал и то, и другое. Но теперь ты здесь снова, и ты – тот человек, о котором я думал, та женщина, для которой я написал песню. Сегодняшняя ночь кажется одной из самых долгих ночей в моей жизни.
Мое сердце бешено бьется от его слов, но они ведут на опасно эмоциональную территорию, поэтому я отклоняюсь от него, отодвигаясь назад.
– А когда ты потянул меня в свою раздевалку?
Его член немедленно становится твёрже, набухая между нами.
– Тебе повезло, что я позволил тебе уехать. Я хотел сделать столько грязного с тобой в той комнате. – Его глаза темнеют, но руки ласкают мои бёдра, даря бархатные прикосновения, посылающие дрожь по моей коже.
Я наклоняюсь близко к его уху и шепчу:
– Я позволила бы тебе сделать со мной всё это.
– Ты всё ещё можешь. – Одним быстрым движением он поднимает меня и бросает на кровать. Опускается сверху и нападает на мой рот, в то же время проникая между моими ногами, раздвигает их бёдрами, и я позволяю ему сделать всё, что он хочет, потому что я хочу всё, что он может дать мне, и даже больше.
Одной рукой Дилан поднимает и удерживает руки над моей головой, и я дрожу под ним. Что он собирается сделать со мной на этот раз? Я нахожусь в шаге от ещё одного восхитительного падения? Он замедляется, отодвигаясь, как будто пытается запомнить меня таким образом. Я хочу того же, хочу запомнить каждый момент, проведённый с ним, выжечь его на себе, заклеймить себя им. Он намеренно обескураживает меня медленным, глубоким, поцелуем, который заставляет моё тело гореть.
Нечестно, что он может быть тёмным, опасным и властным, и в то же время милым и нежным, сбивая с толку моё тело, которое уже не знает, чего именно хочет.
Оно просто хочет большего.
Больше головокружительных поцелуев.
Больше его рук, лениво блуждающих по моему телу и украшающих его мурашками.
Больше его бёдер, его члена, пульсирующего возле моего клитора, чувственно подталкивающего меня к безумию.
Я плотно обвиваю его талию ногами. Дилан может клеймить меня, имея моё полное благословением, и я хочу, чтобы он знал это.
Дилан улыбается и прокладывает свой путь вниз по моему телу поцелуями, неуклонно перемещаясь к месту, где я хочу его больше всего. Он останавливается чуть ниже моего пупка, и его губы складываются в усмешку.
– Что? – шепчу я, желая найти ответ в озорных зелено-голубых глазах.
В ответ он резко всасывает мою кожу, неся удовольствие с оттенком боли, поскольку ставит ещё одну метку. Удовлетворившись, он спускается вниз, туда, где бедро соединяется с телом и начинает сосать одну из тонких складок. Его волосы щекочут мой клитор, он клеймит меня, не отводя пристальный взгляд от моих глаз. Дилан хочет, чтобы я знала, что он делает: отмечает мои интимные места, поэтому что, если кто-то её увидит меня голой, они будут знать, что он был здесь. Он кружит языком на поверхности другого бедра и всасывает кожу сильнее.
Дилан так близок к моей ноющей киске, что пара дюймов чувствуются подобно милям, и моя рука двигается вниз, чтобы вцепиться ему в волосы и показать, где мне нужен его горячий, поглощающий рот.
Он гораздо быстрее – ловит запястье, легко подчиняя меня, но опускается вниз и работает языком там, где я хотела, вырывая громкий стон из моего горла. Вместо того, чтобы сосать там, он щёлкает языком по чувствительному месту, вводя меня в ещё более сильное безумство, вспышки электричества покрывают мою кожу следом за его языком. Его палец исследует складки моей киски, кружа по клитору, но, не входя глубоко.
Спустя несколько минут этих дразнящих прикосновений слёзы разочарования просачиваются из уголков моих глаз. Он останавливается, чтобы надеть презерватив, и я вскрикиваю с облегчением, когда он вставляет свой толстый член в меня одним жёстким, желанным толчком. Я чувствительна и полна желания после прошлых нескольких минут, и его твёрдая длина растягивает мои внутренние стенки, трётся, взрывая мой мозг.
Я обнимаю Дилана за спину, упиваясь его близостью, массируя мышцы над задницей прежде, чем схватиться за неё, желая почувствовать его.
Настолько жёсткого и твёрдого.
Моё нежное прикосновение стимулирует его ускориться. Его руки удерживают меня, как оковы, бёдра начинают двигаться с дикой скоростью. Всё напрягается, мои руки сводит судорога оттого, как сильно я сжимаю его задницу.
Он обхватывает моё лицо.
– Посмотри на меня. – Его голос почти сердитый, что заставляет меня распахнуть глаза.
Ещё четыре толчка – и я кончаю, неспособная отвести взгляд от его преисполненного желанием иметь, пристального, собственнического взгляда, который пробирает меня до самых глубин. Оргазм оказывается более глубоким, возможно, потому что я уже очень чувствительна, но ритмичное сжатие моей киски почти болезненно и, кажется, не закончится никогда.
Я не хочу, чтобы он останавливался. Никогда
Дилан всасывает мой язык в рот, и глубоко внутри меня его член напрягается, изливаясь в презерватив. Он отпускает меня со вздохом, дарит ещё один нежный поцелуй, и оборачивает руки вокруг меня сильно прижимая к телу, всё ещё соединённому с моим.
Глава 6
Так мы и засыпаем, и я просыпаюсь, когда он выходит из меня. Я слегка вздрагиваю из-за чувствительности в бёдрах теперь, когда его вес исчезает.
Дилан целует моё плечо.
– Ты в порядке?
Я свожу ноги вместе и потираю бёдра, возобновляя кровоток.
– Да, но мне, возможно, понадобится массаж, пока я снова не почувствую ноги.
Он хихикает и направляется в ванную. Я переворачиваюсь, ощущая, как тепло моего тела исходит от матраса, смакуя сладкую боль в теле. Как я могу чувствовать себя так хорошо, ощущая эту боль? Ничего удивительного. Речь-то о Дилане.
Почему я не встретила его шесть месяцев назад? Всё было бы по-другому. Если только…
Я блокирую поток подобных мыслей, пока они не дали ходу, ведь они не имеют значения теперь, когда моя жизнь потекла в таком русле. Кроме того, Дилан точно не готов выбирать со мной фарфоровую посуду. Это был и будет только секс.
Порыв воздуха с ароматом мыла окутывает мою кожу, когда Дилан накрывает меня одеялом и устраивается у меня за спиной. Он кладёт руку на меня и проводит по телу, пока его ладонь не оказывается плашмя на моей груди, а рука – обнимает меня. Вжимаясь в его тепло, я позволяю себе каждую глупую, тёплую эмоцию, каждую несбыточную мечту, которые только и ждут, чтобы нахлынуть и утопить меня в счастье, что затащит меня назад в глубокий, лишённый сновидений сон.
Солнечный свет прилагает все усилия, чтобы ослепить меня, даже если мои веки закрыты, и я переворачиваюсь, чтобы убежать от ярких, нарушающих мой сон лучей. Моё колено сталкивается с чем-то тёплым.
– Эй, поосторожней там.
Распахиваю глаза, сон резко слетает, воспоминания о вчерашней ночи с хлопком возвращаются ко мне.
– Доброе утро, красавица. – Дилан лежит на спине, простынь, накинутая на одно его бедро, благоразумно скрывает всё, что спускается ниже талии, словно её положил туда скульптор-фанатик, лепящий статуи греческих Богов. Дилан лежит на боку и места, которые у греческих статуй прикрытые листиком, теперь открыты.
Так что, детки, закрывайте глазки.
Из-за этого мужчины я чувствую себя ненасытной.
Качаю головой.
– Что?
– Ничего, – отвечаю, опираясь на локоть. – Проголодалась.
Его рука проводит по точеному прессу.
– Я тоже голоден. Чего бы тебе хотелось? Я закажу обслуживание номеров.
Довольная тем, что нам не нужно выходить, чтобы поесть, я усмехаюсь.
– Французский тост, кофе с молоком и неприличное количество бекона?
– Звучит прекрасно. Можешь принять душ, пока я закажу еду.
Соскальзываю с кровати, беру одеяло с собой и иду в ванную. В зеркале вижу свой худший кошмар. Мои крупные локоны превратились во что-то, что носила бы суперзвезда музыки в стиле кантри из восьмидесятых: один сплошной беспорядок. Губы опухли, тушь размазалась под глазами, делая из меня просто шикарнейшого енота.
Испугавшись, хватаю махровую салфетку и дорогое мыло и захожу в душ, чтобы смягчить последствия сумасшедшего секса.
Не могу поверить, что Дилан ничего не сказал!
Он называл меня красоткой.
Мысль проходит сквозь меня в то время, как горячая вода льётся каскадом по моей коже, смывая пену. Я умываю лицо, смывая всю косметику, и мою волосы. Хочется быть голой и чистой. Хочу, чтобы на мне остались лишь его отметины. Пока стою в душе, всё моё тело заставляет меня думать о нём: о его руках, рте, члене. Каждая отметина, которую он оставил, заводит меня всё больше.
Оставаясь глубоко внутри, он разводит мои бёдра и двигается пальцем внутрь и наружу.
– Как это ощущается?
– Как будто я твоя.
Он трахал меня членом и пальцами так жёстко, что я кончила почти сразу, спазмы, разрушающие моё тело, зарождались настолько глубоко во мне, что появилось чувство, словно он нашёл прямую линию к моей душе и заставил её кончить также.
Боже, это было чудесно. Как.бы чувствовался, анальный секс, если бы он одновременно использовал мой вибратор на мне, как сказал? Тепло разливается между ног, и я становлюсь влажной под душем. Было бы слишком легко закрыть глаза и представить его руку вместо скользкого мыла, трущегося о мою промежность, но я не сделаю это в одиночку, когда он находится прямо за дверью.
Лучше пусть это сделает он сам.
Ощущая себя немного смущённой от того, что нахожусь голой в его душе, в то время пока он ждёт, я заканчиваю и вытираюсь махровым полотенцем всего за несколько минут, а затем использую лосьон отеля, чтобы успокоить кожу. Облачко пара вырывается со мной в спальню, когда я возвращаюсь.
Дилан скользит взглядом по моим ногам и оценивает моё полотенце благодарной усмешкой.
– Лёгкий доступ. Я одобряю.
– Очень смешно. Просто моя одежда осталась здесь. – Прокладываю себе путь вокруг различных предметов одежды на полу и выбираю свою. Трусики валяются под кроватью. Ни за какие коврижки я не надену их снова.
– Эй. – Руки Дилана обвивают меня, я удивлена тем, что он неслышно подкрался ко мне, моё тело превращается в расслабленную лужицу от его прикосновений.
– Мои джинсы тебе не подойдут, но есть футболка, которую ты можешь взять. Она скроет немного больше, чем то, что было на тебе вчера вечером.
Он держит её передо мной. Футболка не «Падших ангелов». Это одна из его личных, и на ней нарисована какая-то другая неизвестная мне группа. Приятное, сладкое чувство пробирается в самый центр моей груди.
– Спасибо. Я обязательно верну её тебе.
Он целует меня в затылок.
– Я собираюсь заскочить в душ. Надеюсь, выйду до того, как еду привезут.
– Звучит неплохо.
Он разворачивает меня, дарит мне бесконечный поцелуй и направляется в ванную, совершенно голый. Мой пристальный взгляд следует за ним. Мне очень нравится видеть, как он двигается, но не по душе оставаться одной.
Я медленно просовываю голову в его футболку, вдыхая цитрусовый запах. Она мне великовата, но ткань старая и мягкая наощупь. В зеркале вижу незнакомое отражение: женщина там расслабленная, как будто её не волнует, что о ней подумают люди. Я выгляжу как он, как подонок. Улыбаюсь себе, остаюсь в восторге от увиденного. Я – другой человек, уже не та, какой была при первой встрече с Диланом.
Слышу шум воды и начинаю дрожать. Дилан за той дверью, голый и скользкий от воды с мылом, а моя кожа всё ещё пахнет им. Почему я до сих пор жажду большего?
Столовая намного более причудливая, чем мне показалось. С другой стороны, вчера вечером меня больше волновала спальня. Или, скорее, тот, кто присоединился ко мне.
В углу комнаты стоит большой, круглый стол. Окна от пола до потолка с обеих сторон предлагают много солнечного света и великолепный вид на мой новый город за пределами углового балкона. Очень красиво.
– Хорошо смотрится.
Я вскидываю брови, вздёргивая их ещё выше при виде Дилана только в потёртых джинсах с низкой посадкой и с бисеринками воды на коже.
И его улыбки.
– Ты в моей футболке.
Мы так и стоим там, пристально глядя друг на друга, почти ощутимое напряжение повисает между нами в воздухе. Хочется полететь в его объятья, но также вытянуть это незнакомое ощущение.
Стук в дверь сводит напряжённость на нет.
– Это завтрак. Я заберу. – Он хмурится и направляется к двери.
На дрожащих ногах я двигаюсь к столу и сажусь. Дилан подкатывает тележку и убирает стеклянную крышку с блюда. Затем садится недалеко от меня и разворачивает стул таким образом, что сталкивается со мной.
Еда прекрасная, и, чувствуя голод, я тут же приступаю к ней.
Дилан проглатывает кусочек клубники.
– Так. У меня ещё одно выступление сегодня вечером.
Ах, вот она. Неизбежность. Наше время подошло к концу.
– Хорошо. Я…
– Поэтому я хочу, чтобы ты провела со мной весь оставшийся день.
– Оу.
На моём лице появляется улыбка, которую я не могу подавить. Я расслабляюсь и пережёвываю хрустящий кусочек бекона.
Дилан крадёт один из моей тарелки.
– Ты проводила мне экскурсию по запоминающимся местам Чикаго. Возможно, мы сможем придумать что-то такое же интересное здесь. Посмотри, может ли Бостон конкурировать с городом с фасолькой. (прим. перев.: – имеется в виду памятник Клауд-Гейт в виде облака, которые многие сравнивают с бобом или фасолью).
Дерьмо. Действительность вторгается в комнату. Я не могу выйти с ним в люди. Что, если кто-то увидит нас вместе? Нам повезло, что наша последняя встреча осталась незамеченной репортёрами, и даже если нас засняли на фото, это не имело значения тогда. Но имеет сейчас, а молния не бьёт в одно место дважды.
– Сначала у меня репетиция, но после – я твоя.
Слова выскакивают сами по себе, но я не хочу забирать их, потому что это чистая правда. Я хочу провести столько времени с ним, сколько смогу, пока он находится в этом городе. И плевать я хотела на последствия.
Чистое счастье в его глазах волнует меня больше, чем я могу передать словами.
Завтрак с Диланом затягивается – сироп вкуснее, если его слизываешь с кончиков пальцев – и затем мне приходится заехать домой, чтобы переодеться и найти другой шарф, который скроет новые отметины на моей шее. Я оставляю футболку Дилана под кардиганом, отчего кожа чувствуется по-другому – остро – сажусь в такси, окунаясь в воспоминания о прошлой ночи.
Дилан, стоящий передо мной и протягивающий руку.
– Дай мне гитару.
Я отдаю.
– Ты сыграешь на ней?
Он берет меня за руку, и я чувствую заряд электричества, проносящийся по мне в тех местах, где его кожа соприкасается с моей.
– Нет. Я сыграю на тебе.
Я всё ещё дрожу, когда такси подъезжает к залу репетиций. Опаздываю, так как заскочила домой, и, запыхавшись, мчусь в аудиторию, врываясь в последний момент. В мой второй день гобоист получил суровый выговор за то, что опоздал на три минуты, а я не стремлюсь получить то же самое. Я не последняя, кто садится, но Блэйн уже на месте, ждёт с едва скрытым раздражением. Он выглядит так строго, что мне приходится подавить хихиканье и отвернуться, будто рассматриваю свою пятку.
Если бы он только знал, что меня задержало…
Чувство исчезает, отодвинутое множеством мыслей о Дилане.
– Скажи это, Рэйчел.
– Сказать что?
– Что тебе нравится. – Он пульсировал во мне.
– Я обожаю это.
– Попроси.
– Пожалуйста, – я хныкала, ненавидя способ, которым он вырвал из меня признание.
Я должна чувствовать себя виноватой, предаваясь здесь таким воспоминаниям. И для чувства вины есть много причин.
Но не чувствую.
– Я сказал, проси, – прорычал он.
И я попросила повторно.
Он наполнял меня снова, медленно и глубоко.
– Тебе кажется это неправильным?
– Нет.
– Как это ощущается?
– Как будто я твоя.
– Эй. – Пол наклоняется ближе, убивая мои мечты о Дилане, говоря так тихо, чтобы только я могла его услышать.
– Хорошо, что ты успела. Мне было бы не по себе, если бы у тебя возникли неприятности в первую же неделю из-за того, что я пригласил тебя на поздний концерт, и ты опоздала. – Он поднимает брови.
Я улыбаюсь тому, что цель моей радости нечто менее изменчивое, чем Блэйн, и довольная тем, что мой отказ пойти на свидание с Полом не привнёс между нами неловкости.
Если бы он только знал причину моей задержки.
– Никто не поверил бы тебе. Пара скучных виолончелистов, идущих на рок-концерт?
Я притворяюсь, что сжимаю шею, и изображаю шокированный вид. Если я рассмеюсь, Блэйн взбесится. Но если бы он знал, какой нескучный вечер был у меня вчера, когда я умоляла Дилана быть внутри меня везде, насколько широко он распахнул бы глаза?
От этого мне хочется смеяться ещё больше. Поэтому я сцепляю пальцы.
– Скорее всего, нам бы и убийство с рук сошло.
Пол окидывает комнату с озорным огоньком в глазах.
– Интересно, как далеко мы могли зайти. Сделать пирсинг на лице?
– Поучаствовать в драг-рейсинге.
– Украсть драгоценности!
Он ухмыляется наряду со мной.
– Спасибо тем, кто не опоздал. – Блэйн вышагивает перед подиумом, и мы обращаем внимание на него, чтобы он не обратил свою ярость на нас.
– Сегодня, я хочу пробежаться по третьей части. Некоторые из вас могли не играть эту сложную партию прежде, но я хочу, чтобы вы копнули глубже. Речь о страсти. Я знаю, что у вас всех она есть, иначе вы бы тут не сидели. Найдите её в себе и вырвите эмоции из своих тел, мне это нужно. Пойдите мне навстречу и раскройтесь.
Я закрываю глаза на мгновение, слушая вводные такты перед тем, как обратить внимание на сигнал Блэйна. Каждая нота напоминает мне о Дилане. Скрип моего смычка от трения о поверхность струны. Каждый дрожащий звук от моей виолончели превращается в живое существо. Дилан принёс подобные ощущения в моё тело, заставляя его бурно реагировать. Тонкий танец звука, ярости и удовольствия, которое выгибает мою спину даже сейчас.
Я касаюсь струн так, как Дилан касался меня. Притворяюсь, что я – это он, прикасающийся ко мне, поднимающий меня выше, берущий глубже и сильнее, чем я могла себе представить. Моя виолончель становится мной. Я становлюсь Диланом. Играю так, словно занимаюсь с ним любовью.
Всё ещё ощущая вибрации от физической связи прошлой ночи, я играю лучше, чем когда-либо. Прошлая ночь открыла что-то страстное и глубокое во мне, предоставила доступ к навыкам, открытым лишь для живого огня.
Несколько человек вокруг меня кивают, когда мы заканчиваем. Мы все стремимся скорее уйти, но речь Блэйна длиной пятнадцать минут о пятничном мероприятии и ожиданиях от нас всех загоняет нас в ловушку, заставляя оставаться на местах. Мне трудно сосредоточиться, зная, что альфа-рок-звезда ждёт меня в великолепном гостиничном номере, поскольку Блэйн гундит с неприветливым выражением лица. Хотя одобрение, исходящее от других музыкантов, чрезвычайно приятно.
Я собираю свои ноты и встаю, разминая голени, что только напоминает мне о боли в каждой мышце и о её происхождении. А ещё о том, кто стал её причиной.
Что Дилан собирается сделать со мной сегодня? Я хочу играть для него – внезапно решаю я. Я видела, как он играет, но он никогда не слышал меня.
– Можно переговорить с тобой в моём кабинете?
Голос Блэйна звучит поразительно близко, и я поворачиваюсь к нему, отмечая, что вокруг больше никого не осталось.
Пол улыбнулся и вышел, оставив меня наедине с маэстро.
Я дарю ему то, что, надеюсь, не похоже на фальшивую улыбку.
– Конечно.
Идти недалеко, но виолончель замедляет мой шаг. Я иду позади него, поскольку уверена, что он этого и хочет. Блэйн не предлагает понести мой инструмент, но открывает для меня дверь и указывает на стул.
Опирается об угол своего стола, оказываясь близко ко мне. Если бы кто-то вошёл, ничего бы нас не скомпрометировало, но люди задались бы вопросом. Как он и планировал, я уверена. Маэстро не оставляет никакого шанса.
Он вздыхает и проводит пальцами по блестящим тёмным волосам.
– Что, по-твоему, ты творишь?
Боже. Он знает. Кто-то видел нас с Диланом вместе. Или, возможно, это – блеф?
Я хмурюсь.
– Что ты имеешь в виду?
– Мне известно, где ты была вчера вечером.
Земля уходит из-под моих ног даже при том, что я сижу, но Блэйн добавляет:
– Ты понимаешь, что Пол теперь подумает, что у него есть шанс быть с тобой?
Единственной вещью, мешающей мне засмеяться от облегчения, является понимание, что он знает часть того, что произошло вчера вечером. Как? Он никак не мог узнать, и все же я не удивлена. Вчера вечером я отбросила мысль о надвигающейся неприятности, но понимала, что ее не избежать.
Я сглатываю, даже не пытаясь отрицать. Если он знает, значит, так тому и быть. Ложь только взбесит его, поэтому я пожимаю одним плечом и стараюсь выглядеть как обычно.
– Это был просто поход на концерт с другом. Пол знает, что у него нет никакого шанса.
Его глаза не отрываются от моих, и он вздыхает.
– Значит, убедись в этом. В будущем ты не сможешь ходить на такие мероприятия как рок-концерты, – говорит он с презрением, – одна и с одним мужчиной. Даже если Пол оставит мысль о том, что он тебе интересен, другие могут сделать предположения.
Этого правда достаточно.
– Я понимаю.
– Ты не отступаешь от своих обязанностей в связи с нашим соглашением, Рэйчел? Поскольку я знаю несколько других людей, которые не отказались бы от чести сыграть в этой симфонии. Могу показать тебе список.
Страх и раздражение поднимаются во мне. Может, он и держит моё будущее в своих руках, но он не владеет мной. Стараюсь выдавить улыбку.
– Конечно, я не отступаю.
– Хорошо. Тогда до следующей пятницы.
– До следующей пятницы. – Я встаю и спешу к двери.
– Рэйчел. – Его голос поражает мою спину, стоит мне только коснуться дверной ручки.
Я оборачиваюсь с вежливой улыбкой.
– Да?
– Ты хорошо сыграла сегодня. Что бы ты ни делала, продолжай в том же духе. – Его улыбка выглядит искренне, но угроза, высказанная раньше, пресекает мою радость. Да, я собираюсь продолжить.
– Спасибо.
Покидаю его кабинет, и, когда он уже не видит меня, улыбаюсь его похвале и грязным, неправильным причинам, которые помогли мне получить её. О, Дилан плохой, но он так хорош в своём деле. Получается, это не так плохо и для меня.
Неся свою виолончель к выходу, я вызываю такси, чтобы поехать с ней сразу в отель к Дилану на свидание, на которое мне никоим образом нельзя, но которое я ни за что в жизни не пропущу.
Глава 7
Ключ от номера остался у меня, но я стучу перед тем, как войти.
Дилан сидит на одной из маленьких кушеток, а когда я вхожу, то отшвыривает свой телефон в сторону и смотрит на футляр с виолончелью.
– У меня будет приватное выступление?
– Таков был план, – краснею я.
– Ты, наверное, даже не понимаешь, почему «приватное выступление» звучит грязно.
Дилан прав, но мне не нравится, когда подчеркивают мою наивность. Это только подчеркивает различие между нами, напоминая мне о том, что я предпочла бы забыть. Я качаю головой и снимаю шарф, чувствуя жар от смущения.
Лёгкость, с которой он вскакивает на ноги, заставляет задуматься, а не прошёл ли он обучение боевым искусствам. Мой крутой ниндзя.
– Ты в моей футболке под этим сексуальным свитерком и в длинной бесформенной юбке?
Я со стуком прислоняю футляр с виолончелью к ближайшему стулу.
– Она не бесформенная. Это макси. И да. Ты находишь это сексуальным? – Я дёргаю за светло-розовую трикотажную ткань моего кардигана.
Дилан подкрадывается ко мне.
– Как будто ты моя собственная непослушная библиотекарша..
Я дрожу от желания подыграть, когда его руки касаются моих бёдер.
– Ты собираешься испытать меня?
– Я собираюсь съесть тебя.
Грязные разговоры, вероятно, работают лучше, когда ваш партнёр не убивает работу вашего мозга, возбуждая вас сверх меры. Я открываю и закрываю рот несколько раз, чувствуя себя рыбой.
Или, может быть, это работает отлично.
Он стонет и прислоняется лбом к моему, закрывая глаза.
– Боже, я люблю это в тебе.
Я тяжело сглатываю, чувствуя сухость во рту от желания..
– Что любишь? – шепчу я, отчаянно пытаясь понять, что во мне есть такого, что этот человек находит неотразимым.
– Ты противоречие.
– Это как?
Он обхватывает мою задницу и прижимается к моей шее.
– Ты обсуждаешь музыку со мной и знаешь своё дело, и, возможно, разбираешься в деталях даже больше, чем я когда-либо смогу. Ты не позволяешь мне надавить на себя, но я могу заставить тебя покраснеть и запнуться одной простой фразой. – Он прикусывает мою шею и смеётся, когда я стону. – А еще вот это. Ты хорошая девушка, Рэйчел, но тебе нравится, когда с тобой обращаются грубо. Ты – чиста, консервативна, ты классический музыкант, но умоляешь меня проделывать с тобой в постели такое… Тебе нравится грязный секс.
