Текст книги "Отравленный Эрос. Часть 2 (ЛП)"

Автор книги: Рэт Джеймс Уайт

Соавторы: Моника О'Рурк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Пронзительный вой вырвался из его легких, когда его член развалился на кровоточащие полосы, и она продолжила копаться в его кишках, пока он боролся с ее хваткой.

– Как больно! Пожалуйста! Пожаaaaaaлуйста!!! Больно!!! Это пиздец, как боooльно!!!

– Аааа, ты притворяешься, мелкий пидор! – воскликнула она, смеясь и запихивая уже несколько пальцев в него.

Она засунула один из своих длинных острых когтей глубоко в его задний проход, вырезая из него сердцевину, когда он закричал и забился в конвульсиях. Кровь хлынула из его прямой кишки, как дождевая вода через сточную канаву, когда ее когти вырезали его задницу и отверстие, где когда-то болтался его член, теперь напоминающее менструирующее влагалище, пока оно не стало немногим больше кольца изорванной розовой плоти, похожей на наполовину съеденный грейпфрут. Она заложила его руки за голову и села на них.

– Пожалуйста! Боже! О, Боже, неееет! – умолял он, задыхаясь, всхлипывая. – Пожаaaaлуйста!!!

Его крики превратились в булькающие звуки, рот наполнился кровью, а глаза закатились.

Глория улыбнулась, наслаждаясь звуком его голоса, его мольбами. Она трахала его пальцем, пока он брыкался и бился под ней. Ее свободная рука скользила по его животу, слегка царапая когтями, рисуя розовые линии вдоль плоти. Она наклонилась вперед, пока ее влагалище не уперлось ему в лицо.

– Cоси мой клитор, – сказала она. – Дай мне кончить.

Но он мало что мог сделать своим языком. Он уже начал биться в конвульсиях, которые, вероятно, были его предсмертной агонией, но Глория еще не закончила с ним.

Она опустилась так низко, что он уткнулся в нее лицом, ее мощные ноги прижали его руки к полу. Он яростно извивался под ней, пытаясь дышать. Прежде чем он успел задохнуться и прекратить ее веселье, Глория еще глубже вонзилась ему в промежность, теперь уже целым кулаком. Другой рукой она провела когтями по его пупку, рисуя маленькие круги, которые расширялись с каждым поворотом и в конце концов начали прокладывать туннель внутри его живота, круг за кругом, глубже и глубже, отслаивая слой за слоем кожу, пока ее рука не погрузилась в его тело, чувствуя его теплую влагу на своём запястье, теперь глубже, прорывая туннель все дальше и дальше в его теле, пока ее руки не встретились внутри него.

Он дернулся несколько раз, его кишечник опорожнился, и он, наконец, затих. На этот раз она знала, что он не притворяется.

– Эгоистичный ублюдок, – сказала она, вытаскивая из его быстро остывающего тела окровавленные куски внутренностей, покрывающие ее руки. – Я даже не кончила.

Она села рядом с мертвым русским и огляделась по сторонам.

На другом конце комнаты лежал мертвый принц, лужа крови окружала его тело, как меловой контур. Белобрысый мальчик сумел убежать, и теперь он сидел в углу, обхватив голову руками. Он дрожал и всхлипывал, слюни и сопли стекали по его лицу.

Но Глория пока не обращала на него внимания. У нее были неотложные дела. Ее зависимость звала её. На четвереньках она пробежала по полу, волоча за собой бумажный пакет, зажатый в окровавленном кулаке. Она присела на корточки у стены, поднеся пакет к лицу, ее исключительное обоняние обнаружило содержимое еще до того, как она его открыла, во рту пересохло. Голова раскалывалась, ладони вспотели, рот и язык покрылись скользким налетом, похожем на мох и гниль, вспоминая те дни, вспоминая все это, вспоминая невероятные взлеты, волнующее чувство свободы. Вспоминая то, в чем ей отказывали, чего ей не хватало все эти годы.

Она снова получит это. Наконец-то, наконец-то! После страданий в Aду, после страданий при жизни, Глория будет свободна, как в старые добрые времена, как раньше, как…

Oна станет точно такой, какой была раньше.

Она взглянула на русского, внезапно осознав, что сделала и какое удовольствие испытала, делая это.

Комната была склепом: запахи смерти, вонь быстро разлагающихся частей тела, быстро свертывающейся густой и едкой крови, смешанной с экскрементами; кишки, вывалившиеся в ужасе и смерти. Изувеченные тела, оборванные жизни. И она посреди всего этого, ее прекрасная эбеновая кожа, испорченная татуировками страданий и мучительных смертей. В конце концов, она действительно стала демоном. Она стала тем, кого презирала. Она стала Владом.

Внутри было множество таблеток, наполненных порошком мешочков и шариков, и она легко могла опознать каждый из них. И каждый из них был по-своему соблазнителен, даже сейчас, даже после того, как она осознала, во что превратилась, или во что быстро превращалась. Осознание этого пугало ее до чертиков, потому что она хотела контролировать ситуацию. Но, что она делает? Охуеть же можно. Подчинялась Владу, как безмозглый трутень, и делала вид, что играет роль какого-то демона-полубога, она вдруг поняла, что совершенно не контролирует себя. Почему? Что именно он ей обещал? Какая, черт возьми, разница, что он обещал?

Она сжала пакет, прижимая его к груди. В самом деле, какое это имело значение?

Внутри был буфет с лсд, кокаином, психотропами, галлюциногенами, амфетаминами, опиатами и всем тем, что Влад, черт возьми, смог найти. Она обдумывала и пересматривала свои варианты, зная, что это был ее шанс вырваться на свободу, ее шанс, наконец, искупить свою вину, восстановить контроль над ситуацией.

Она раздвинула края пакета и заглянула внутрь.

– К ебеням всё, – сказала она прямо перед тем, как погрузить в него свое лицо, ее язык зачерпнул половину содержимого и втянул его обратно в глотку.

* * *

Это была одна из тех трагических реалий жизни, когда жертвы неизбежно становятся жертвами, когда они находят способ перенести свою боль и унижение на других. Больше не было причин сопротивляться. Теперь она была вне зависимости. Она существовала только для того, чтобы потреблять, развращать, уничтожать. Теперь она была сущим порождением Aда.

И ей было все равно.

Она оглянулась через плечо на блондина.

– Сегодня твой счастливый день, – сказала она дрожащему, съежившемуся человечку в углу комнаты.

Мысли о том, чтобы выпотрошить его, вылетели у нее из головы. Он не имел для неё никакого значения. Ничто не имело больше значения. Ничего, кроме этого невероятного ощущения экстаза, переполняющего ее мозг.

Светловолосый парень медленно поднял голову, его глаза прищурились, тело дрожало и было покрыто пятнами запекшейся крови мертвецов.

– Ч-ч-что? – спросил он почти шепотом.

– Убирайся отсюда! – закричала она, чувствуя себя виноватой за то, что сделала, но так сильно желая сделать это снова, почувствовать эту силу.

Сопротивляясь желанию из-за внезапного подавляющего чувства сопереживания, но зная, что это чувство может не продлиться долго. Он поступит мудро, если уберется отсюда, пока еще может.

Светловолосый мальчик, не теряя времени, вскочил на ноги и выбежал из комнаты, не потрудившись забрать одежду, которая была свалена в кучу где-то в комнате.

* * *

Влад был занят подготовкой комнаты для нее. Витиеватый стеклянный и золотой кальян, наполненный опиумом и марихуаной, стоял на расстоянии вытянутой руки. Она устроилась на груде подушек и сделала затяжку из вечно горящего кальяна. Затем она зачерпнула длинным когтем из миски, наполненной героином, и поднесла ее к носу, нюхая наркотик, покрытый засохшими пятнами крови из тонкого кишечника. До сих пор ей удавалось избегать наркотиков, полагая, что они будут последним катализатором к предельным глубинам извращения, которых она пыталась избежать. Секс – это одно, черт возьми, секс -это что-то теплое, знакомое и снисходительное, еще один кайф, еще одна из ее многочисленных зависимостей, но наркотики – это совсем другое. Что-то за пределами химического кайфа, за пределами эфемерного психоделического чувства желания, потребности, вершины понимания. Наркотики были жизненной силой, целью, чувством несравнимости с армией безмозглых, страдающих паразитов, которые окружали ее, когда все, чего она хотела, это действительно что-то чувствовать. Наркотики давали ей это. Наркотики давали ей ощущение цели. Наркотики заставляли ее забыть все, что она никогда не хотела вспоминать в первую очередь. Например, её тупую сучку дочь

* * *

Над подвальной комнатой, которую Влад превратил в безвкусное святилище для поклонения Глории, располагалась остальная часть церкви святой Бернадетты, одной из старейших в Нижнем Ист-Сайде Манхэттена. Закрытa уже много лет из-за старости и осыпающихся стен здания; место креста – привезенного из Парижа в конце 1800-х годов – оскверненo, разрушенo; резной мраморный алтарь, построенный монахом-бенедиктинцем, треснул и был разрушен людьми, погодой и явным пренебрежением. Но это оказалось идеальным убежищем для последователей Глории, местом, где дьяволопоклонники могли спокойно поклоняться ей, в покинутом соборе, который когда-то боролся за то, чтобы держать двери открытыми. Но город покинул его, и Легион Глории теперь называл его своим домом.

Те, кто не был убит Глорией, верили, что они в безопасности, неприкосновенны, что она по какой-то причине пощадила их, сделав более преданными. Они ежедневно привозили ей новых рекрутов, продлевая тем самым их собственные жизни. Они обожали этого демона, эту богиню, маяк света, который избавит их от мирского, который доставит их в глубины Aда и дальше.

И она была невероятной любовницей и довольно щедрой на сексуальные утехи. Она была ненасытна, она была совершенством. Она была их Богиней.

Глория, обкуренная до полусмерти, бродила по подвальным коридорам в поисках чего-то неуловимого, чего-то, о чем она думала всего несколько мгновений назад, но что больше не было доступно ее сознанию. Но это не имело значения. Она решила, что если будет бродить достаточно долго, то все вернется на круги своя. Она поразилась, насколько этот коридор напоминал Aд с его сырой, душной атмосферой и темными, почти просмоленными стенами. Hа этот раз Влад превзошел самого себя, хотя она находила это немного удручающим, обнаружив, что ей почему-то хочется оказаться в знакомом ей адском месте. Это окружение, это тело, возвращение на Землю... все это было как-то тревожно. Она чувствовала себя потерянной, лишенной смысла и цели. Наркотики помогли заполнить эту пустоту, но даже этого не хватало. Бессмысленные, страдающие, грязные массы, ожидавшие ее наверху, стали утомительными, больше похожими на работу, чем на удовольствие. Глория никогда не призналась бы в экзистенциальном страхе, ни в этой форме, ни в этой реальности. Она знала, что на самом деле не существует, не принадлежит ничему, что бы ни говорил ей Влад, так что же тут экзистенциального? Или, если уж на то пошло, она была охвачена тоской.

Ее последователям было запрещено входить в подвал без приглашения. Глория поднялась по лестнице и вошла в притвор, ожидая в тени. Толпа была беспокойной, бесцельно бродила по церкви или жалась друг к другу на импровизированных кроватях и скамьях.

Никто не заметил Глорию, когда она впервые приблизилась. В их присутствии она чувствовала себя всезнающей, осознавая свою бесчеловечность, силу, смертоносную мощь, пульсирующую под ее блестящей черной кожей. Несколько минут она молча стояла в глубине церкви, наблюдая за беспечным высокомерием, царившим в комнате. Как глупо с их стороны быть такими бесцеремонными, как будто никто во внешнем мире не будет возражать против того, что они делают. Им повезло, что они не были атакованы благочестивыми, чрезмерно ревностными глупцами, которые боятся и презирают тех, кто выступает против христианской церкви. Это было более чем неосторожно, это было болезненно глупо.

Наконец кто-то заметил ее, прежде чем она заговорила. Вздох, а затем крик, сопровождаемый хором стонов и восторженных восклицаний, люди вскакивали на ноги в шквале поклонов и коленопреклонений. Глория покачала головой и щелкнула когтями по дереву задней скамьи. В комнате воцарилась тишина, теперь они ждали, когда Глория заговорит.

– Что вы делаете? – тихо спросила она, все еще не зная, как поступить.

Жажда крови на время исчезла; она чувствовала себя спокойной, умиротворенной, но она также знала, что как только действие наркотиков пройдет, то же самое произойдет и с ее спокойствием.

Никто не ответил. Они смотрели друг на друга с выражением боли и недоумения на лицах.

– Я задала вам вопрос! – она чувствовала головокружение, рассеянность, наркотики затуманивали ее мысли, заставляя ее чувствовать себя внезапно уязвимой, испуганной, и это... делало ее злой, как раненое животное.

Никто не вызвался ответить. Они опустили головы и стояли в ошеломленном молчании.

Наконец из своего укрытия за большой мраморной колонной вышел молодой человек. Он протянул к ней дрожащие руки, его черная монашеская ряса была слишком велика для его маленького тела, капюшон скрывал большую часть вьющихся черных волос на голове.

– Г-госпожа? Мы… мы ждали тебя.

Глория облизала губы и перестала царапать дерево.

– И чего же вы ждали? Чего вы ждёте от меня?

Он пожал плечами, и его темная кожа стала пепельной. Его руки дрожали еще сильнее.

– Не знаю, госпожа, – прошептал он. – Мы ждали, что ты скажешь нам, что делать…

Глория шагнула ближе к молодому человеку, и он крепко зажмурился. У него упала одна единственная слеза.

– Почему ты плачешь? – требовательно спросила она.

– Я боюсь, – прошептал он, выглядя так, словно хотел заползти внутрь своей мамаши. – Ты такая... такая восхитительная, такая могучая. Столь прекрасная, cтоль мощная. Я знаю, что ты можешь...– он не закончил мысль.

Теперь она встала перед ним и когтем откинула капюшон. Ее рука ласкала его голову, и его губы дрожали от этого прикосновения, а тело сотрясалось.

– Ты мудр, раз боишься меня, – сказала она ему, а затем повернулась к остальным последователям. – Вы поступили бы мудро, если бы боялись меня! Я могла бы... я могла бы... я могла бы убить вас всех! – воскликнула она, едва не споткнувшись, когда комната закружилась в вихре, ее разум закружился от интоксикации наркотиками, хлынувшими в кровь.

Она чувствовала, что теряет себя. Ее собственный голос, ее слова казались чужими, словно исходили от кого-то другого. Это высокомерие и грандиозность были не для нее. Это были наркотики. Так она говорила, когда была под кайфом. Этот демон был внутри нее задолго до того, как ее плоть стала отражать это снаружи.

Почти сразу же остальные последователи упали на колени.

Глория ухмыльнулась. Это было не то, чего она хотела. Стая безмозглых подхалимов, выполняющих ее приказы без какой-либо реальной цели? Какой в этом смысл? Почему они вообще здесь?

– Встаньте! – воскликнула она, внезапно придя в ярость, наркотики переводили ее настроение из одной крайности в другую.

Она не знала, чего хочет, в чем нуждается. Ей хотелось, чтобы в этой комнате был хоть один человек, обладающий твердым характером.

Большинство встало. Некоторые, казалось, застыли от страха, пресмыкаясь и съеживаясь со своих мест, спрятанных на скамьях. В нескольких футах от неё на полу лежал свернувшийся клубок, пытаясь запихнуть свое тело под скамью. Глория схватила тело и вытащила его на открытое место. Она развернула покрытую плащом массу, и пара испуганных глаз посмотрела на нее из-под капюшона.

– Разве ты не слышал, как я велела тебе встать? – тихо спросила она.

Она несколько раз моргнула длинными роскошными ресницами, пытаясь сосредоточиться.

Девушка кивнула и приняла позу эмбриона.

Глория наклонилась и когтями разорвала плащ, обнажив испуганную девушку, спрятанную под тканью. Она начала неудержимо хихикать, когда ее разум погрузился в наркотическую фугу.

– Ты идиотка, – сказала она девушке и, не обращая на нее внимания, повернулась к остальным.

– Вы хоть знаете, зачем вы здесь? – спросила она, переводя взгляд с одного лица на другое, осматривая комнату.

Никто не ответил.

– Отвечайте! – взревела она, снова пошатнувшись и едва избежав падения.

В комнате по-прежнему царила тишина.

– Ты не... ты не должна подниматься сюда, – сказал парень позади нее. Глория была поражена. За несколько мгновений до этого он был готов обмочить штаны. – Здесь слишком... слишком опасно для тебя.

– Опасно? Я выгляжу так, будто мне грозит опасность? – закричала она. – Я чёртов демон!

Он кивнул.

– Я знаю. Но есть люди, которые хотели бы причинить тебе вред. Мы, мы должны... защищать... тебя…

– Bы должны защищать меня, – сказала она, снова повернувшись лицом к толпе, ее дьявольская мощь и безумное опьянение подпитывали ее браваду. – Bы? Как? Как вы собираетесь защитить меня?

Они не смотрели ей в глаза, что приводило ее в бешенство. Все они были трусами. Это была ее паства... ее защитники? Все, чего они хотели, это возможность трахнуть ее. Здесь не было ни поклонения, ни уважения. Кучка гребаных трусов, вот кем они были.

Глория наклонилась и подняла девушку с пола, держа ее за горло. Она была хорошенькая. Даже чертовски красивая. Девушка брыкалась, отчаянно пытаясь найти землю под собой. Искаженные, сдавленные слова пытались выскользнуть из ее горла. Глория протянула руку назад и разрезала рубашку девушки, обнажив ее спину, и подняла ее еще выше.

– У кого-нибудь в этой чертовой комнате есть хребет? – воскликнула она.

Она швырнула ее на пол, как надоевшую игрушку, а затем повернулась и поплелась обратно в подвал. Эта сука испортила ей кайф.

Часть VII

Натан Уэзерс был единственным сыном конгрессмена Соединенных Штатов. Семья его матери была табачными магнатами. Он вырос в особняке, окруженном нянями и слугами. Он посещал лучшие частные школы. В колледже он начал экспериментировать с наркотиками, подсел на героин и кокаин, закончил всё метом и провел последние несколько лет в реабилитационных центрах, которые больше походили на загородные клубы.

Затем он нашел религию: экспериментировал с буддизмом, на короткое время стал кришнаитом, а затем изучал саентологию до встречи с Биллом Владом, после его последнего пребывания в реабилитационном центре.

В конце концов он оказался в старой церкви на Девятой улице, очарованный самым удивительным существом, которое он когда-либо видел. Живое доказательство Pая и Aда. Он передал свой трастовый фонд Владу вместе со всем его земным имуществом в обмен на то, что будет одним из немногих избранных, кто встретится с Глорией лицом к лицу в ее личных покоях. Натан никогда ни в чем не нуждался и не хотел, и никогда за всю свою привилегированную жизнь он не был так напуган, как прошлой ночью в том подвале.

Прекрасная темнокожая демонесса была похожа на кого-то из его самых влажных снов и самых темных кошмаров. Он чуть не задохнулся между ее бедер; его челюсть сжалась, а язык натерся, облизывая клитор размером с большой палец. Когда она кончила, он чуть не утонул в ее соках, обжигающих горло, как дешевая текила. Умереть с его лицом между ее бедер было бы для него благословением. То, что он испытывал к ней с того момента, как увидел, выходило за рамки обожания или даже благоговения, это было больше похоже на любовь или духовное вожделение. Даже когда она приказала русскому трахнуть Натана в задницу, и он почувствовал себя оскорбленным и униженным, он все еще чувствовал себя польщенным, благословленным быть в ее присутствии, делать все, что она пожелает, умереть за нее, если она прикажет. Он был напуган сверх всякой меры, но в то же время настолько сильно очарован, что не мог уйти, не мог отвернуться. Даже когда она начала потрошить и расчленять русского и ближневосточного парня, ни любовь, набухающая в его груди, ни напряженная эрекция не уменьшились ни на йоту. Он обнаружил, что прирос к месту, все еще очарованный ее красотой, ее дикостью, ее необузданной силой и сексуальностью, ожидая, что она принесет ему смерть, страстно желая снова почувствовать ее плоть, даже если бы она разрывала и терзала его собственную. Он закрыл глаза и представил, как ее когти впиваются в его внутренности, ее клыки разрывают его горло, и он чуть не кончил. Но она выгнала его, отказала ему в непристойном уничтожении, которое даровала другим своим подданным. Он был недостоин этого.

Натан не мог смотреть на других верующих, пока поднимался по ступенькам подвала в главную часовню. Стыд бушевал на его щеках, жгучее напоминание о его недостойности.

Он прикоснулся к Богине, занялся с ней любовью, предложил свою жизнь – a она отвергла его. Ему казалось, что все вокруг смотрят на него по-другому. Их вопросы вызвали у него слезы на глазах.

– На что это было похоже?

– Чувак, я был уверен, что она убьет тебя.

– А что случилось с теми парнями, которые спустились туда с тобой?

Слезы жгли щеки Натана, когда он повернулся и выбежал из здания, все еще голый, прижимая одежду и обувь к груди, когда бросился вниз по церковным ступеням в ночь. Он остановился на углу, чтобы одеться. Шел дождь, но Натан, казалось, не замечал этого, пока шел по темным улицам, безудержно рыдая, пораженный горем, разочарованием и стыдом.

Натан всю свою жизнь был неудачником. Позором для его отца, бременем для его матери, а теперь он был даже недостоин Aда – даже для этого не настолько хорош, чтобы быть выпотрошенным и расчлененным демоном. Но это была единственная вещь, которую он не мог испортить. Только не в этот раз. Эта жестокая смерть была единственным концом, который придавал смысл его жизни. Его родители сойдут с ума, представив, как много он, должно быть, страдал, задаваясь вопросом, как он мог добровольно пойти на такой конец. Их всегда будет преследовать выражение удовлетворения на его лице, когда он будет лежать в гробу. От его жизни ничего не осталось; ему нужна была эта смерть. Но сначала он должен доказать Глории свою состоятельность, чтобы она забрала его с собой в Aд.

Он миновал пиццерию, битком набитую полицейскими, а затем газетный киоск, где стоял старик в плаще, который отчаянно пытался спрятать от дождя газеты и журналы. Натан продолжал идти. Он миновал винные лавки и немногочисленные разбросанные по городу пип-шоу, оставшиеся в Нью-Йорке после Джулиани^[9], витрины церквей с вывесками, почти неотличимыми от пип-шоу, за исключением «Иисус спасает!», мигающими ярко-красными неоновыми буквами, вместо «Обнаженные девушки!»

Он свернул за угол, на тускло освещенную улицу, вдоль которой выстроились проститутки разных возрастов и мастей. Множество старых, молодых, черных, белых, азиаток, пуэрториканок, высоких, низких, стройных и болезненно тучных расхаживало под дождем перед вереницей медленно курсирующих машин, питая своиx клиентов, прежде чем те вернутся домой к женам и детям, или в одинокие квартиры. Большинство уличных девиц были одеты в мини-юбки или как Дейзи Дьюк^[10], некоторые – в прозрачные костюмы или ажурные чулки. На некоторых были только стринги и короткие топы, они выглядели жалкими и дрожали под дождем. Натан прошел мимо беременной шлюхи в бикини и пушистой розовой куртке из искусственного меха. Она выглядела так, словно была готова упасть в любой момент.

Натан точно знал, что ему нужно сделать, чтобы стать достойным Глории. Он принесет ей жертву.

Красивый молодой сын американского конгрессмена подошел к беременной шлюхе, вытащил бумажник и вытащил последние шестьсот долларов, которые оставил на свое имя.

– Сколько за всю ночь?

Шлюха улыбнулась ему. Это будет последняя улыбка в ее жизни. Она выхватила деньги у него из рук, сунула их в крошечную сумочку с блестками, а потом засунула ее в свой узенький лифчик.

– Этого будет достаточно. Можешь звать меня Китти. Куда, красавчик? Где твоя машина? За углом есть мотель, владелец меня там знает, – oна поправила грудь и поправила сумочку в лифчике. – А может, мне взять такси? Мы могли бы поехать к тебе.

Когда-то ее лицо было красивым, но теперь оно осунулось и покрылось оспинами и струпьями, зубы сгнили от “мета”, кариеса и плохой гигиены. Ее груди были раздутыми, истекающими молоком мешками в маленьких розовых треугольниках ткани, натянутых на ее соски. Ее ноги были толстыми и мускулистыми, но покачивались от целлюлита там, где бедра встречались с большой ягодичной мышцей, которая была большой и круглой, а также с ямочками от жира. Ее глаза по-прежнему были великолепного синего цвета, а губы – полными и соблазнительными. У нее даже были ямочки на щеках. Волосы у нее были черные, как смоль, длинные и вьющиеся. Несомненно, когда-то она была весьма привлекательна, пока наркотики, сутенеры и клиенты не лишили ее красоты. Она выглядела так, как выглядела бы Сандра Баллок в роли беременной наркоманки.

– Мы пойдем пешком, – сказал он. – Это всего в нескольких кварталах отсюда. Я живу в той старой церкви на Девятой улице.

– В церкви? – oна подозрительно посмотрела на него.

– Раньше там была церковь. Я и несколько друзей ремонтируем её. Собираемся превратить её в апартаменты или что-то в этом роде.

– А эти друзья – они являются частью сделки?

Она еще не начала идти, но принялась оглядываться по сторонам, словно планируя путь к отступлению.

– Разве это имеет значение?

Она фыркнула.

– Да, черт возьми, это имеет значение! Если ты еще не заметил, я тут, блядь, с ребенком. Я не в форме для групповухи.

Он ласково улыбнулся ей.

– Как мило, что ты беспокоишься о своем нерожденном ребенке, – oн прочистил горло. – Будем только я и моя леди. Больше никого.

Эта информация, казалось, расслабила ее.

– Она хочет трахнуться с проституткой? Или она будет просто смотреть?

– О, она будет участвовать. Она тебе понравится. На самом деле, я уверен, что ты полюбишь ее.

– Она будет лизать мне киску? Прошла целая вечность с тех пор, как другая сучка лизала мою дырочку.

– У меня такое чувство, что она съест твою киску к чертовой матери.

Улыбка Китти стала еще шире.

– И ей все равно, что я беременная?

– У меня такое чувство, что она будет в восторге.

– Ну, блядь, пошли! Теперь я чувствую, что это я должна заплатить тебе!

* * *

Глория очнулась от наркотического ступора и услышала крик. На краю кровати сидела беременная шлюха в пушистом розовом жакете. Она была одета в розовое бикини, которое едва прикрывало огромные груди, свисающие на огромный живот.

Женщина кричала во всю глотку и пятилась от кровати Глории. Она споткнулась и приземлилась на задницу, но продолжала отступать. Светловолосый парень, которого Глория пощадила прошлой ночью, пытался затащить сумасшедшую сучку обратно в постель.

Крики шлюхи усилились, когда Глория поднялась с постели. Мучительный пронзительный визг сочился из каждой её поры, когда она изо всех сил пыталась вскарабкаться обратно по ступенькам подвала, сражаясь с белокурым парнем, пиная и царапая его своими длинными фальшивыми ногтями.

Глорию так и подмывало убить ее, чтобы она перестала вопить.

– Что это такое?

Глория сошла с кровати, украшенной, как трон, золотом, бриллиантами, человеческими зубами и костями.

– Жертва, – пробормотал парень, опустив голову.

Он дрожал в присутствии Глории.

Шестифутовая демонесса с кожей, похожей на лунный свет, быстро двинулась к двум идиотам, возившимся на полу.

– Жертва, – повторил он. – Она беременна. – Он перевернул женщину на спину, чтобы Глория могла видеть ее раздутый, покрытый растяжками живот. – Я думал, ты будешь довольна. Видишь ли, я принес тебе целых две жертвы. Ты можешь забрать и ребенка, – oн улыбался, как обезьяна с горстью дерьма.

– Отлично.

Голос доносился с лестницы. Глория и светловолосый парень обернулись, когда Билл Влад провальсировал вниз по лестнице, выглядя еще более щеголевато, чем Хью Хеффнер в своем шелковом смокинге, жуя толстую кубинскую сигару. Глория гадала, что за вид пытается изобразить Влад, и понимает ли он когда-нибудь, насколько абсурдно выглядит на самом деле.

– Как прекрасно, Натан. Я уверен, что наша Богиня довольна твоим заботливым предложением.

Влад улыбнулся тем нервирующим растягиванием губ, которое обнажало слишком много зубов. Он наклонился и погладил шлюху по животу.

Проститутка перестала кричать и уставилась на Глорию, тяжело дыша, дрожа, издавая хрипящие и стонущие звуки, как будто она испытывала ужас, шок и симптомы абстиненции одновременно. Она напоминала Глории саму себя.

– Я не хочу это. Уберите ее отсюда.

– Но, Богиня…

Глория пнула Натана в бок. Он рухнул на спину, морщась от боли и держась за сломанные ребра.

Она наклонилась и схватила Натана за рубашку, частично оторвав его от пола.

– Я сказала, убери отсюда эту шлюху! Отведи ее обратно на тот угол, откуда ты ее вытащил, и никогда больше сюда не возвращайся!

Нижняя губа Натана задрожала. Он поддерживал свои сломанные ребра, когда поднялся на ноги и повернулся, чтобы уйти, пытаясь дышать, задаваясь вопросом, не проколол ли он легкое. Шлюха вскочила на ноги вместе с ним, сжимая его руку, как будто он был ее защитником, а не тем, кто привел ее сюда, чтобы принести в жертву.

Влад встал у них на пути и загородил лестницу.

– Никто отсюда не уйдёт. Богиня примет твою жертву.

– Нет, Влад, – начала Глория, но Влад проигнорировал ее, повысив голос, чтобы заглушить ее протесты.

– Богиня знает, каково это – быть человеком. Она знает, каково это – быть человеком в Aду. И она никогда не захочет пройти через это снова. Верно? – Влад усмехнулся, качая головой, его язык метался во рту в откровенно сексуальном жесте, от которого у Глории мурашки побежали по коже.

– Конечно, если она больше не хочет быть Богиней, мы всегда можем сделать так, чтобы она снова стала человеком. Так мы вдвоем сможем провести остаток вечности в Aду, заново знакомясь. Как тебе это нравится, любимая? – Влад снова улыбнулся, и по спине Глории пробежали мурашки.

Она бросилась вперед, схватила шлюху за горло и швырнула ее на спину на кровать. Девушка едва сопротивлялась, облегчая Глории задачу. Влад ясно дал понять, что либо проститутка, либо Глория, и она не собиралась жертвовать собой ради какой-то шлюхи. Не для вечного проклятия.

Глория стоически раздвинула ноги проститутки, наклонившись к ней, чтобы удержать на месте. Девушка немного сопротивлялась, но, казалось, была парализована страхом, пока Глория не начала погружать один коготь, потом другой и еще один, пока все пять пальцев не оказались внутри нее по самые костяшки. Она начала брыкаться и кричать, но Глория крепко держала ее.

Шлюха застонала и крепко зажмурилась.

– О, Боже! О, Отец Небесный! Бляяядь!

Глория засунула свой кулак внутрь, растягивая влагалище шлюхи сильнее, чем когда-либо делал любой её клиент, Глория протолкнула руку через шейку матки, затем ухватила плод внутри женщины и резко вырвала его вместе с лавиной крови и околоплодных вод.

Шлюха извивалась и кричала, заливая кровью постель Глории. Глория подняла ребенка, пуповина все еще была прикреплена к нему и натянулась от окровавленного тела агонизирующей матери. Плод завыл, как истерзанная коза.