Текст книги "Старая болезнь"

Автор книги: Решад Гюнтекин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Чем можно объяснить поведение Юсуфа? Почему на серьезный скандал, который в один день, словно птенцов рябчиков, разогнал всех самых образованных и здравомыслящих людей, которых она знала, этот ограниченный парень из провинции смотрит так беспечно?

Или этот человек был увечным выродком с одним из тех душевных недугов, что встречаются у последних представителей древних семейств, близких к тому, чтобы захиреть и сгнить после долгой истории?

Или, ссылаясь на то, что они еще официально не разведены, Юсуф возомнил себя всемогущим и считает, что у него есть право на всепрощение? Но если так, то ей придется, как в сценах примирения на театральных подмостках, упрекать, спорить и изображать слезы или уж, по крайней мере, проявить некоторое великодушие.

Зулейху снова сковал страх, как больного, чувствующего, что у него снова начинаются боли, которые недавно утихли. Она чувствовала, что если останется в постели наедине с этими неразрешимыми загадками, то, раз начав работать, ее разум уже больше не остановится и что ей предстоит неприятная ночь.

Она потушила лампу и, накинув на плечи шаль, вышла на палубу.

Юсуф стоял, прислонившись к поручням, и смотрел на море. Зулейха, хотя и поняла, что это он, не желая называть его по имени, окликнула:

– Это вы здесь?

– Я… Вы что-нибудь хотели?

– Уже поздно, но… Если можно, я хочу, чтобы вы разыскали человека, который играл для меня.

– Хорошо… Я его разбужу, если он вдруг спит.

– Нет, если спит, не нужно его беспокоить.

– А что такого? Потом снова уснет.

– Если вы хотите, то я и вас могу пригласить послушать этот концерт…

Голос Зулейхи звучал настолько спокойно и весело, что невозможно было почувствовать и тени того волнения, что она ощущала минутой раньше.

* * *

Они провели один день в Чанаккале, а на следующий ранним утром отправились в Майдос и уже продолжили путь на автомобиле, который ожидал их на пристани.

У Юсуфа имелись грандиозные планы. До ночи они должны были прочесать все места сражений. Но, кроме этого, он считал своим долгом посетить еще несколько мест, не столь важных в истории войны, но так или иначе связанных с его жизнью. Колодец, у которого убили одного его близкого друга, когда тот наполнял флягу водой, сторожку дворника в Хавузлар, где он неделю пролежал больной. Сейчас не виднелось и следов ни от колодца, ни от сторожки. Но Юсуф оставлял жену в машине, а сам все бродил по пустым полям, среди камней и кустарников под палящим солнцем, останавливал по пути сельских жителей и что-то у них спрашивал.

Он, казалось, вспоминал о Зулейхе, только когда весь в поту и в пыли возвращался к машине и говорил: «Вы меня простите… Мне, может, не доведется больше здесь побывать… Есть места, которые обязательно нужно увидеть… Я ведь предупреждал, что вам может быть скучно».

Но Зулейхе не было скучно. Она не дремала, как думал Юсуф, когда прислоняла голову к подушке сиденья в машине и закрывала глаза, а размышляла, чувствуя при этом приятную грусть и спокойствие.

От ее ночных нервных приступов, которые, как ей показалось, в какой-то момент снова начались, не осталось и следа.

Они долго ехали по дорогам, по сторонам которых не было ничего кроме камней и густых зарослей вереска. Они преодолели несколько спусков и подъемов, когда автомобиль наконец поднялся на очередной холм и показался залив Сарос.

Дорога с этой стороны горы оказалась еще хуже. Юсуф, который, казалось, придерживался заранее разработанного в голове плана, опять в запомнившихся ему местах расспрашивал деревенских, разговаривал с пастухами, препирался с водителем и направлял автомобиль в такие низины, из которых, казалось, было уже не выехать.

А один раз Юсуф оставил Зулейху в машине, а сам пропал. Через десять минут вернулся весь взмокший, но с довольным лицом:

– Нашел, но туда нам нужно сходить вдвоем… Немного устанете, но ничего.

Сначала, он, казалось, колебался, называть ли причину, но потом решился и медленно произнес:

– Это место, где сражался и был ранен ваш отец. Я так ясно представлял карту, которую он чертил на листе бумаги, когда как-то раз описывал мне это место, что нашел… Это стоило всех усилий.

Зулейха, не говоря ни слова, вышла из машины и последовала за мужем. Сначала они спустились по крутой каменистой тропинке между густыми кустарниками. Юсуф снял с пояса кожаный ремень и один конец протянул Зулейхе. То и дело он расставлял ноги по обеим сторонам тропинки и останавливался, наступая на корни кустов и твердые участки земли.

– Вам нечего бояться, если будете держаться за конец пояса. Я стою не хуже главной мачты… – Потом рассмеялся и сказал: – Мы сегодня с вами вроде как альпинизмом занимаемся.

Но когда заметил, что Зулейха все еще боится споткнуться и соскользнуть вниз, пошел впереди.

– Когда пойдете, опирайтесь на меня всем телом и не бойтесь. Если вдруг начнем скользить, то я сразу же опущусь на тропинку. – И чуть с грустью добавил: – Ценой каких страданий мы научились лазить по Торосским горам[101]101
  Торосские горы, или Торосы, – сложная горная система на юге Турции (также известна как Тавр).


[Закрыть].

В низу тропинки они немного отдышались и стряхнули с одежды колючки, потом вышли на узкую дорожку. Здесь земля оказалась ровной, но пройти снова было невозможно из-за разросшегося во все стороны низкорослого плюща с маленькими зелеными цветами.

Но трудности только раззадоривали и радовали Юсуфа. Таков уж был его характер.

Он раздвигал руками плющ и, частично вырывая его и отбрасывая в сторону, расчищал Зулейхе путь, останавливался и срывал ветки с цветами:

– Как мне известно, Аллах сотворил деревья, чтоб те давали нам тень над головой и облегчали путь. А эти, наоборот, тень ногам дают, а голову оставляют солнцу. Мало того, еще и идти мешают.

На эти слова Зулейха лишь по-детски улыбнулась.

Чуть погодя стало ясно, откуда на этой неплодородной почве взялось такое изобилие растений и откуда столько силы у маленьких зеленых цветов, которые, если до них дотронуться, сразу сморщивались и превращались в каплю воды.

У края дороги струилась речка. Было странно, что сверху они ее не заметили. Медленно текущая речушка, казалось, словно застыла среди зарослей камыша и чертополоха.

Юсуф с досадой топнул ногой и сказал:

– А вот этого не предвиделось. Ах ты!

Ярость Юсуфа относилась скорее к Зулейхе. Тут же сев на край большого камня. Юсуф принялся разуваться.

– Война есть война. А что поделать… Не отступать же теперь перед этим маленьким препятствием… – Потом прибавил совершенно другим голосом. – Здесь проходил ваш отец.

Здесь проходил ваш отец!.. Будто невидимая птица, пролетая, ударила Зулейху в грудь крылом.

Слезы навернулись ей на глаза. Она не могла вспомнить минуту, когда Юсуф был бы ей так близок. Да, они могли чувствовать друг к другу ненависть и злость, причем совершенно беспочвенно. Но ничто не могло разорвать этот узел связывающей их общей любви.

Юсуф в эту минуту был для нее как старший брат.

Ведь какое счастье иметь брата, похожего на него: красивого, с ясным взглядом, пышущего молодостью. Если бы Юсуф действительно был ей братом, она бы его очень сильно любила и не замечала его недостатков.

Как бы ей пришлись по душе его мысли, с какой снисходительностью и радостью она слушала бы его простые желания и чаяния. Как от души бы смеялась его шуткам вроде той, что он недавно сказал. Как было бы приятно подчиняться его приказам, которые воспринимались ею как должное.

И как досадно, что он был мужем. Человеком, который взвалил на себя ответственность претворить в жизнь невозможное. По умственному и душевному развитию превосходить всех остальных, и эти таланты превратить в игру с желаниями и капризами своей жены, которые меняются не по дням, а по часам. Человеком, что взвалил на себя тяжесть отвечать за все вплоть до тех мучений, которые заложены в самой жизни.

Было несомненно, что среди ее мыслей о замужестве имелись и идеи-калеки, которые с давних пор начали прихрамывать и стали причиной несчастий. Но Зулейха долго не останавливалась на подобных размышлениях и решила, что возможно создать семью двум людям, которые испытывают друг другу лишь плотское влечение, основываясь на чувстве, которое не имеет за собой ни романтической привязанности, ни взаимной любви. Это было возможно лишь на короткие минуты вальса или танго, когда два человека, держа друг друга в объятиях, позволяют себе получать удовольствие от музыки.

И хотя мысли, схожие этими, проносились в голове у Зулейхи в самые разные времена, она так и не смогла понять, почему так переменилась и почему теперь ей казалось, что она вела себя с Юсуфом почти жестоко.

Зулейха, будто испугавшись той близости и симпатии, что почувствовала в эту минуту, села на землю поодаль и, как Юсуф, начала снимать туфли и носки.

Когда Юсуф это увидел, то удивленно спросил:

– Вы разуваетесь? К чему эти приготовления?

Зулейха рассмеялась и ответила:

– Я тоже пойду по воде.

– Очень хорошо. Хоть немного ноги остынут…

Но перейти реку оказалась не так просто, как казалось Зулейхе. В воде были острые камни, опавшие листья, осыпавшиеся ветки и даже шипы. Все это перегнило. Ноги утопали в жирной, липкой жиже. Поверхность воды стала мутной и покрылась слоем зеленой грязи.

Когда из камышей напротив, напуганные их шагами, прыгнули в воду две лягушки, Зулейха остановилась и смущенно произнесла:

– Я дальше не могу…

Юсуф рассмеялся и сунул Зулейхе обувь, носки и ветки с зелеными цветами, что держал в руках.

– В таком случае, – сказал он, – если позволите. Выход есть… Я и раньше о нем думал, но засомневался, вдруг вы очень хотите ноги охладить.

Юсуф, казалось, без малейшего усилия подхватил Зулейху под мышки, словно пустой кувшин, и усадил себе на плечо:

– Свесьте ноги и крепко держитесь за мои волосы, не бойтесь…

До противоположного берега было шагов пятнадцать. Юсуф, словно утка, с наслаждением брел по речке. Ему чем-то не приглянулось место, где можно было выйти, и в поисках более подходящего он пошел по течению реки.

Зулейха улыбнулась, вспомнив слова своего отца.

Когда до свадьбы оставалось несколько дней, Али Осман-бей сказал ей:

«Будущего не знает никто, но в Юсуфе чувствуется порода. Он будет тебя очень уважать, на руках носить. Тут я в нем уверен…»

Речка оказалась топкой, Юсуф шел покачиваясь. Зулейхе, которая мокрыми ступнями боялась испачкать рубашку мужа, не оставалось ничего другого, кроме как, сделав вид что падает, ухватить его за волосы.

* * *

Они прошли вброд еще минут пять и добрались до скалистого места. Здесь уже не было прохлады и буйства зелени. Наоборот, место оказалось засушливое и без растительности.

– Я на сто процентов уверен, что это именно то место, где вашего отца ранило в пятку и в колено осколками шрапнели[102]102
  Шрапнель – артиллерийский снаряд, начиненный пулями, употребляется для стрельбы по живым целям (Примеч. ред.).


[Закрыть]… – произнес Юсуф. – В какой из этих расщелин в скале он лежал, пока его не доставили в полевой госпиталь?.. А вот это определить невозможно.

В нижней части скалы виднелось несколько пустот, вход в которые на уровне земли закрывали сухая трава, репейник и груды камней.

Юсуф снова оставил жену одну, а сам принялся ходить от одной расщелины в скале к другой, будто надеясь обнаружить в них какой-либо след или признак того, что раньше в них кто-то прятался.

Его рубашка и брюки сильно испачкались. Из спутавшихся волос торчали паутина и сухие колючки. Он посмотрел на платок, которым время от времени вытирал пот с лица и шеи, увидел, что тот весь в грязи, и рассмеялся:

– Ну, что поделать, потом в речке умоюсь.

Только человек, ищущий клад под землей, мог отдаваться делу с таким самозабвением.

Они больше не говорили об Али Осман-бее. Но было ясно, что Юсуф думает только о нем. Он вдруг вспомнил о Зулейхе, о которой, казалось, забыл под палящим полуденным солнцем, только когда они вышли на площадку между скал. И то только, чтобы забрать у нее зеленые ветки, которые он дал ей, когда они переходили речку.

Зеленые цветы на них все завяли, стебли за полчаса пожухли и пожелтели так, будто пережили целый сезон.

Юсуф перевязал их куском ткани, оторванным от края платка, поднес к губам жестом, как будто вдыхал их запах, и повесил у входа в одну из расщелин.

Зулейха подумала: «О Аллах, как он любит, как любит!»

Вдруг совершенно помимо ее воли, словно дождь из небольшой тучки ясным летним днем, пролился поток слез. Это прошло до того легко и не причинив страданий, что было не понятно, от солнца ли это или из-за переживаний.

Не было причины удивляться той романтической преданности школьника, которая до сих пор встречалась у некоторых ровесников Юсуфа. Зулейху и саму в течение нескольких лет в Гёльюзю охватывало необъяснимое душевное волнение. И эти ни с того, ни с сего взявшиеся слезы являлись ничем иным, как приступом все той же горячки, что время от времени давала о себе знать.

Когда на обратном пути они снова подошли к реке, Юсуф оставил жену в тени, а сам прошел вниз по течению и затерялся в камышах.

Когда он вернулся, Зулейха увидела, что он постирал и уже снова надел рубашку.

– Вы не простудитесь в мокрой рубашке?

Говоря это, молодая женщина придала своему голосу спокойный и безразличный тон, чтобы не выдать тревоги.

Юсуф улыбнулся и пошутил:

– И пяти минут не пройдет, как она высохнет… – Потом сел на траву напротив Зулейхи и продолжил: – Это привычка военных – стирать белье там, где окажется вода… Что же касается простуды и болезней, то это ерунда… Вы не замечали и потому не знаете, что я делаю ночью, когда жарко? Когда вы засыпаете, я спускаю рубашку на веревке в море… А потом жду, когда вода на мне испарится… Вы и представить не можете, как сладко спится в прохладе на вашем шезлонге на палубе.

Зулейха помимо воли воскликнула:

– В мокрой рубашке?

– Ну да…

Молодая женщина нервно улыбнулась:

– Не делайте так больше. Ради меня. Чтобы я могла спать спокойно. Потому что зная, что вы или любой другой человек спит под морским ветром в мокрой рубашке… Я так сон потеряю. Меня начнет в дрожь бросать от того, что я буду думать, что лежу в воде.

Когда они так пересмеивались словно дети, их взгляды встретились, но ненадолго. Они отвернулись, и блеск в их глазах погас. Взгляд снова стал затуманенным, как у близоруких людей.

Но, несмотря на это, они были все так же веселы. Юсуф принялся вспоминать истории, связанные с Торосами.

– Вы знаете, я ведь у вашего отца был главной прачкой… Когда делать становилось нечего, я разжигал огонь в саду и стирал рубашки командира. Но вот со штопкой он справлялся лучше, чем я. Я вам, наверное, не показывал. В Гёльюзю среди памятных мне вещей есть рубашка… Она белая, но на рукаве видна заплата черными нитками. Образец мастерства, вышедший из-под иглы вашего отца. Располагайтесь на траве… Не бойтесь, нужно еще умудриться простудится в такую жару. Постелить я вам ничего не могу, так как мне нечего снять, кроме ботинок… Вот так…

После пекла, оказавшись в тени у воды, Зулейха почувствовала приятную усталость во всем теле, медленно растянулась на земле и, облокотившись на руки, положила на них голову.

То, что о длившихся годами невзгодах говорилось таким шутливым и веселым тоном, почему-то лишь огорчало ее еще больше.

Потом Зулейха подметила и другое: когда в Гёльюзю рассказывали истории о войне, она представляла себе только отца. Остальные оставались для нее смутными и неподвижными, как темные декорации в трагедии. Но сейчас она мысленно наблюдала за отцом и Юсуфом вместе и сильно его жалела, ведь ему, обладавшему молодостью и крепким здоровьем, – что можно назвать почти небольшим богатством – пришлось переносить такие тяготы в самые лучшие годы своей жизни.

Как жаль, что интерес к этому пришел к ней так поздно.

Рубашка Юсуфа меняла цвет по мере того, как высыхала, и морщилась в тех местах, где не прилегала к телу.

Зулейха снова вспомнила повествование о Юсуфе из истории Пророков: рубашка, которую принесли отцу братья Юсуфа, которые его обманули, а потом оставили в колодце. Рубашка, изорванная Зулейхой, когда он был рабом в Египте…

Шофер, подумавший, что они, должно быть, где-то заблудились, принялся отрывисто сигналить.

Дальше дорога пошла ровнее. Юсуф оказался проводником, каких еще поискать. Но он, хотя прекрасно знал все важные места сражений, в руках держал карту. Заметив неподдельный интерес Зулейхи, иногда он просил остановить автомобиль и подробно все объяснял.

Зулейха, как человек, не знавший войны, только воочию увидев эти холмы, речки и поля, поняла, что все эти ужасы происходили на самом деле.

Когда Юсуф произнес: «Эти позиции занял враг; мы оборонялись в этих окопах», – Зулейха всерьез задумалась. Прежние представления о войне вдруг стали фальшивыми и примитивными, как цветные картинки в детской книжке.

Здесь можно было не только понять все ужасы борьбы, но и до известной степени прочувствовать самоотверженность и страдания борцов за свободу.

Солнце село. Склоны, спускающиеся к Саросу, начали погружаться во тьму.

Зулейха, глядя на эту сцену былой трагедии, вспомнила отрывок из школьной хрестоматии по английскому языку. Возможно, то был перевод кого-то из латинских классиков. Вкратце это звучало так:

«Битва адом прошла по полю боя. Грудами лежали люди с перерезанными горлами, из тел сочилась кровь. Но на ступенчатой горе, что окружала поле брани, на высоте, была площадка. И когда битва дошла до нее, то буря внизу уже затихла и, казалось, обратилась в вечные покой и безмолвие».

Сейчас они будто сами добрались до такой точки на холме, на который медленно поднимались с самого утра. К расстоянию примешивалось и влияние времени: события теряли смысл, а воспоминания ясность. Все превращалось в безграничное спокойствие. Зулейхе стало стыдно за тот приступ, что случился у нее прошлым вечером. Стоя на этой земле, которая, казалось, забыла уже о самой большой трагедии в мире, разве можно было представить что-либо более мелочное и смешное, чем горести какого-то человека?

Молодая женщина чувствовала, что влияние тишины и покоя, что охватило ее на этом поле битвы, продлятся еще долго и что освободиться от их тяжелого покрова она сможет еще очень не скоро.

Автомобиль вывернул из-за крутого поворота, и их взору открылся полуразрушенный Седдюльбахир. В море за ним они увидели уже ожидавший их «Ташуджу».

Их путешествие подходило к концу. Когда машина начала медленно спускаться с крутого склона, Зулейха подумала о тех, кто вернулись живыми с этой битвы. Были ли они счастливы? Если подумать о человеке, сидевшем рядом с ней, то это было не совсем верно. Кто знает, с какими горестями те люди столкнулись дома, куда вернулись и где надеялись найти хоть каплю счастья.

Глава четырнадцатая

Прохладная, как на Мраморном море, погода несколько дней стояла и на Эгейском.

Весь день за исключением нескольких полуденных часов дул ветер. Края парусов издавали такие звуки, что создавалось впечатление, будто они путешествуют на яхте. Юсуфа, как и любого провинциала, сильно задевало, если хотя бы какое-то его предположение не оправдывалось.

– Я вам уже говорил, что обычно на море в этом месяце очень жарко. Но вам повезло.

«Ташуджу» продолжал заходить во все крупные и мелкие порты и здесь, как и во время всего предыдущего пути. Полдня они провели в Эдремите[103]103
  Эдремит – город на берегу одноименного залива в Эгейском море.


[Закрыть]. Юсуф несколько раз издалека посматривала на гору Каз[104]104
  Каз (1767 м.) – гора в окрестностях Эдремита, сейчас там располагается национальный парк.


[Закрыть], – наверное, боролся с искушением съездить на машине и туда. Но испугался, что снова углубится в детали, и отказался от своей идеи.

После Эдремита они через пролив проплыли в залив Айвалык, похожий на группу переходящих друг в друга озер.

Юсуф предложил провести ночь в сосновом бору рядом с городом под предлогом того, что для «Ташуджу» здесь есть работа.

Ближе к вечеру в лодках на берег перевезли палатки, кровати и даже столы со скамейками и на небольшом холме разбили роскошный лагерь.

Юсуф по-детски радовался всему, что напоминало ему армейские годы.

Малыш Халиль и два матроса расчищали пространство вокруг палатки от сухой сосновой хвои, расставляли керосиновые лампы на столах. Зулейху рассмешили эти грандиозные приготовления, чтобы провести какие-то несколько часов летней ночи, но она не могла разубедить Юсуфа перестать гонять туда-сюда Халиля и его товарищей.

Палатка, которую соорудили такими трудами, предназначалась только Зулейхе. Юсуф же улегся спать на куче сосновой хвои, что чуть в стороне собрали подметавшие лагерь матросы.

Юсуф, оставляя Зулейху в палатке, бросил взгляд по сторонам в последний раз, чтобы убедиться, что ничего не забыли сделать:

– Вы уже, наверное, и не помните, что такое суша… Сегодня поспите без качки. Разнообразие всегда только на пользу.

И действительно, сон без качки, звуков плещущейся о борт воды, вызвал у Зулейхи какое-то чувство новизны. Но легкий шум моря раздавался даже в лесу.

В палатке остался крупный светлячок. Он перелетал с места на место, как искорка света, отлетевшая от луны, и Зулейха не могла оторвать глаз от его свечения.

Она вспомнила ночи на палубе «Ташуджу», когда раскинувшееся вокруг море казалось полем, по которому так и хотелось побродить.

Здесь же вокруг вместо бескрайних водных просторов оказалось целое море из сосновых иголок, по которому вполне можно было прогуляться. Это заставило Зулейху, хотя она сильно устала, снова выйти из палатки. Юсуф крепко спал, даже не посчитав нужным подложить под голову свернутый пиджак, который лежал рядом.

Зулейха, боясь его разбудить, завернула за палатку, а потом углубилась в лес и пошла, не разбирая дороги. Ветер, который дул издалека и гулял в верхних ветвях деревьев, представлялся целой кладовой воздуха, дурманящего ароматами смолы, тимьяна и спокойствия.

Ступая по ковру из листьев, Зулейха придерживалась за стволы сосен. К ее пальцам и ладоням прилипала смола.

В небольшую яму на широкой поляне посреди леса ветром намело сосновых иголок, и она превратилась в постель, похожую на ту, что приготовил вечером для Юсуфа Малыш Халиль.

Зулейха вдруг провалилась в яму. Сначала она тихонько вскрикнула от испуга. Но ей было так удобно среди листьев, в которые она по неосторожности упала, что ей даже не захотелось вставать, и она немного там полежала. Между деревьями проглядывал залив, окутанный приятным лунным светом. Зулейхе казалось, что она видит тот же мираж, что и в долине в Гёльюзю.

Ночь в лесу! Нужно было признать, что эта старая романтическая причуда не родилась из ничего!

Когда Зулейха наконец поднялась, то оказалось, что сосновые иголки были у нее повсюду – в волосах и даже под одеждой.

Зулейха еще немного побродила среди деревьев, и в тот момент, когда в голове у нее все перепуталось и она готова была испугаться, что заблудилась, она очутилась прямо перед палаткой.

Юсуф все еще спал, только лежал теперь в другой позе – скрестил руки и положил на них голову.

Кто знает, сколько прошло времени. Все огни на побережье, в той стороне, где город, погасли. Уже давно было пора спать. Но Зулейхе не хотелось погружаться в тоскливую атмосферу палатки, когда можно поспать на открытом воздухе. Она даже пожалела, что не осталась спать в той постели из листьев в лесу. Но это было невозможным по целому ряду причин. Столь же невозможно, если не более, было лечь здесь, рядом с этим человеком, хотя он и являлся ее мужем.

За все время совместной жизни – а женаты они были около трех лет – они ни разу не спали рядом.

Вечером, перед тем как отправиться в сосновый бор, они прогуливались по пристани в Айвалыке и случайно повстречали семейство инженера, с которым Юсуф в свое время познакомился в Силифке. Это оказался приятный мужчина чуть старше Юсуфа. С ним были его жена и сестра… Инженер оставил государственную службу и занялся мыловарением на небольшом заводе Айвалыка.

Было заметно, что члены этой семьи очень привязаны к Юсуфу. Не сумев убедить его остаться погостить у них хотя бы на одну ночь, они предложили полчасика посидеть в кофейне на берегу.

Зулейха приметила, как пристально ее разглядывала девушка, и как ее глаза затуманивались, когда она слушала Юсуфа. И, хотя она и казалась довольной и была взволнована этой случайной встречей, на все его шутки отвечала обиженно, как ребенок. Возможно, между ними что-то было. Легкий флирт, или же девушка напридумывала себе невесть что, хотя сам Юсуф ничего не знал.

Бедная девочка! Она не хотела казаться обиженной, но не удержалась. И когда все вышли из кофейни и начали пожимать друг другу руки, с грустью спросила: «Увидимся ли мы еще?»

А ведь из них могла получиться хорошая пара. Юсуф упустил случай. Будь эта девушка с кудряшками женой Юсуфа, она, конечно же, сейчас обеими руками крепко обвила его шею, будто смолой приклеилась, и спала бы здесь. Зулейху так мало что связывало с Юсуфом, что она легко могла представить его если не с этой кудрявой девушкой, то с любой другой.

Ее бы, несомненно, обрадовало однажды услышать, что Юсуф наконец нашел свое счастье. По крайней мере, так должно было быть. И вместе с тем Зулейхе было обидно думать, что человек, который принадлежал ей, спит в объятиях другой. И если случай, как сегодня вечером, сведет их где-нибудь, то и она, как сестричка инженера, будет сидеть немного насупившись. Вот она, человеческая натура!

Присевшая рядом с Юсуфом Зулейха встала, опираясь на руки, и нехотя зашагала к палатке. Стряхнуть руками приставшую хвою было не так сложно. Но вот только руки ее вплоть до запястий испачкались в смоле. Мало того, к ней еще пристала земля и сгнившая пыль от деревьев. На столе стоял кувшин, к его носику была прицеплена шишка. Зулейха захотела вымыть руки, но от воды смола только прилипла еще сильней. После нескольких неудачных попыток Зулейха совсем отчаялась отмыть руки и потерла их пеплом, оставшимся от разожженного Халилем костра. Потом принялась оттирать смолу бумагой. На этот раз к ее пальцам, помимо всего прочего, пристали и обрывки бумаги.

Зулейха, видя, что все усилия прошли впустую, разнервничалась и совершенно не знала, что делать.

Оставалось только разбудить Юсуфа. Но она не решалась растолкать его и окликнуть по имени. Зулейха хотела, чтобы он подумал, что проснулся сам. Она потопала, покашляла, посвистела и, вконец потеряв терпение, резким движением схватила со стола стакан и бросила на землю.

Юсуф открыл глаза и приподнялся. Увидев рядом жену, он взволнованно спросил:

– Вы почему встали? Заболели?

Зулейха отрицательно покачала головой.

– Вам что-нибудь нужно?

Зулейха вытянула вперед спрятанные за спиной руки и, показывая их Юсуфу, сказала тоном провинившегося непослушного ребенка, который притворяется, что боится соврать о том, что натворил. Хотя знает, что его не будут за это ругать.

– Смотрите, что со мной приключилось, – сказала она с жалобой в голосе.

Когда Юсуф хотел потрогать пальцем непонятные пятна, которые было плохо видно в свете луны, Зулейха, чуть вскрикнув, отдернула руки:

– Не дотрагивайтесь… Вы тоже прилипните!

– Да, но хоть объясните мне, что случилось.

– Вы меня оставили спать в палатке… Но я не смогла уснуть. Луна в бору была такая красивая. И я, ничего вам не сказав, тихо вышла… Пока я гуляла, ко мне прилипла смола с деревьев. А когда руки испачкались еще и травой, землей и песком… Я нашла воду и вымыла руки, но от воды смола только затвердела… И как я ни старалась, она только еще сильнее прилипала.

– А почему вы меня не разбудили?

– Не знаю… Думала, вы разозлитесь….

– !!!???

Юсуф удивлялся, как Зулейха – всегда такая независимая и гордая – сейчас разговаривала совсем как маленький ребенок, склонив голову, надув губы, детским голоском и совершенно нескладно… И так были не похожи на ее обычную манеру говорить слова «я испугалась, вы рассердитесь». Но Юсуф не стал придавать этому излишнего значения. Расставив ноги, как заправский моряк, он посмотрел наверх и задумался.

Чуть погодя он произнес:

– Не переживайте, что-нибудь придумаем… Тут может помочь керосин. Никаких других химических веществ у меня сейчас под рукой нет, а потому попробуем это…

Он снял погасшую керосиновую лампу с ветки над столом, поставил на землю и обмакнул в керосин край небольшого полотенца.

Зулейха с тем же видом, что и до этого, спросила:

– У нас получится?

– Возможно… Вы пока не волнуйтесь. Не получится, вместе поплачем и уж точно что-нибудь придумаем утром.

– Утром? Ждать до завтра с такими руками? Я не смогу…

– Если нечего не получится, замотаем вам руки тканью. У нас в провинции перед свадьбой ладони мажут хной, заматывают и оставляют до утра… Мне кажется, что и вам мазали…

– Да я с ума сойду!

– Наши женщины вот не сходят, бедняги. Подойдите поближе, я гляну. Если вы так наклонитесь, то упадете… Лучше сядьте…

Зулейха все с тем же детским недовольством опустилась на колени на землю и протянула обе руки Юсуфу.

Юсуф закатал рукава ее блузы до локтей и приступил к операции.

Сначала казалось, что надеялась она зря и все это приведет лишь к тому, что в смоле вымажется еще и Юсуф. Но Юсуф всегда добивался своего. Он рьяно тер промасленным полотенцем руки и ладони Зулейхи, стараясь отковырять прилипшую смолу ногтями.

– Вы не обижайтесь, я вас тут немного помучаю…

– Ничего… Может, попробуете поскоблить этими осколками?

Юсуф невольно улыбнулся:

– Ну, не торопитесь вы так. Потерпите еще немного.

– Тут дело не в терпении… Нервы…

– Результат один и тот же… Почему же вы так нервничаете?

– Я вообще не нервная… Есть даже такие, кто говорит, что мое хладнокровие доходит до крайности… В плохом понимании этого слова. Холодный человек, который так пугает свет…

– Да бросьте, Аллах с вами… Радуйте, появились признаки того, что смола отходит. Да здравствует керосин! Вот почему его так ценят англичане… Вот интересно, а что мне будет за мои услуги?

– Что вы хотите?

Юсуф заулыбался, не объясняя почему, а потом, чтобы Зулейха не подумала что-нибудь нехорошее, сказал:

– Случалось, что в армии мы мыли друг друга. Чему только не научились у армейского очага, но вашему отцу мне помогать не доводилось… Не знаю даже, как вам и сказать… Он испытывал странное отвращение к помощи, если это касалось его тела… Кроме тех случаев, когда он был ранен, он всячески избегал, чтобы его растирали или даже просто мазали йодом спину.

– И он не позволял отмывать себе руки, как поступила его дочь…

– Я не это хотел сказать. Это исключительный случай… Даже наоборот… Я имел в виду, что вам передался его характер.

– Вы так думаете?

– Это правда так. Например, я не припомню, что бы вы хотя бы раз, когда были больны, обратились ко мне за помощью…

Через какое-то время операция по оттиранию была успешно завершена.

Зулейха не отняла своих рук из рук Юсуфа и лишь молчала, слегка наклонив голову в сторону.

Юсуф серьезным голосом сказал:

– А если нас с вами так кто-нибудь увидит, а?