Текст книги "Никогда не смотри через левое плечо"

Автор книги: Рене Маори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

После похорон все были приглашены в дом, где Анна устроила поминальную трапезу.

Через три дня был создан опекунский совет, в который вошел и Беркеши, сам предложивший свою кандидатуру. Отказать ему не было причин. Богатый бездетный венгр вряд ли запустил бы руку в капитал семьи Карми. Назначение давало Иштвану право заниматься воспитанием Филиппа, пока его мать не будет в состоянии исполнять свои родительские обязанности. В случае же ее полной недееспособности Беркеши вменялось воспитание ребенка вплоть до его совершеннолетия. Магги пока находилась под присмотром Маргариты и Анны. Но следить за ее судьбой должна была чета Полански, одна из богатейших семей города, принявшая живое участие в судьбе «сиротки».

Так в течение недели все игроки были расставлены по своим местам, и жизнь вошла в обычное русло. В самом деле, мало ли на свете погибает людей? Это ведь вовсе не означает, что мир изменится. Мир перевернулся только для Фила, который в отличие от Магги уже понимал, как на самом деле изменилась его жизнь.

Теперь он чаще проводил время у Беркеши, избегая бдительного ока Анны. В дом Иштвана он приходил на законных основаниях и мог оставаться там столько, сколько желала его душа. Ему была отведена комната – роскошный покой, весь устланный коврами. В центре возвышалась жутких размеров кровать, покрытая пунцовым шелком. Но всей этой роскоши Фил предпочитал библиотеку, где выполнял школьные задания или читал, растянувшись на полу. К своему удивлению, он обнаружил, что Иштвану прислуживали повар и горничная. А раз в месяц приглашались женщины, которые вычищали дом сверху донизу, и мыли окна. Именно этим и объяснялась сверхъестественная чистота жилища. Ничего таинственного во всем этом не было, хотя Фил вначале думал, что за домом присматривают некие невидимые гномы. Однако тяга к мистическому распускалась в его душе, как огромный таинственный цветок. Его жизнь в последний год оказалось сопричастной к множеству тайн, разгадок которым он так и не смог найти.

Впрочем, одну тайну, а именно тайну подземного склепа, он все-таки смог раскрыть.

Однажды он рассказал Иштвану, как незадолго до гибели Ленни они нашли тайный ход в собственном подвале.

– Я думаю, что из-за этого погиб отец, – откровенно признался Фил. – Мы нарушили табу и проникли в царство мертвых.

Услышав это, Беркеши расхохотался.

– Нельзя нарушить то, чего нет, – сквозь смех пробормотал он. – Чтобы появилось царство мертвых, нужны мертвые. А там, где вы были с отцом, нет ни одного мертвеца.

– Но я же сам видел гробы, – возразил Фил. – И один из них был приоткрыт. Вот оттуда и вышло зло…

– Сколько же еще фантазий в твоей голове! Что ты понимаешь под словом «зло»?

– Зло… ну это…

– Договаривай. Что это – дьявол?

– Да, – кивнул Фил.

– И по-твоему, каждый мертвец является дьяволом?

– Нет. Я вовсе не это хотел сказать, – возразил мальчик. – Может быть, зло – это когда нарушаются законы живых кем-то оттуда?

– Кажется, тебе нужно читать как можно меньше глупых книжек про борьбу добра со злом, – заключил Иштван. – Все не так просто, как пишут в этих книжках, где добро и зло разложены по полочкам. Когда ты подрастешь, то поймешь, что и добро, и зло в жизни настолько перемешаны, что иногда даже трудно отличить одно от другого. И главное – понять, что не существует абсолютного зла, про которое твердят в фильмах и дешевых книжонках. Пойми, что авторам так легче построить сюжет, и они не забивают свою голову философскими категориями. Если ты хочешь во всем этом разобраться, читай серьезные книги или разбирайся сам, как подскажет тебе твой разум.

Фил только грустно покачал головой.

– Я видел гробы, а потом отец погиб. И мой разум не подсказывает, как все это связать по-другому. Существует только один вариант: мы выпустили зло.

– Это подсказывает не твой разум, а слабые мозги вашей Анны. А разумный человек, в первую очередь, услышав такой бред, предположил бы, что эти два события между собой не связаны, а лишь случайно оказались в одном ряду. Для недалекого человека очень важна причинно-следственная связь. И если она отсутствует, то он сам ее изобретает. Твой отец погиб, потому что у машины отказали тормоза, или еще что-то случилось. Но случилось непосредственно перед моментом аварии. И согласись, было бы глупо поверить в то, что некий дух выскочил из гроба и сломал автомобиль. Разве смог бы он оказать физическое воздействие на реальный предмет своими призрачными пальцами? Но я знаю, как развеять твои сомнения. Есть только один способ борьбы с предрассудками – выбить из рассуждения слабое звено. Пойдем-ка…

Они спустились в подвал, который оказался просторнее, чем подвал в доме Филиппа. Но узенькая дверка с хорошо смазанными петлями вела в точно такой же длинный каменный коридор. Там же находился и винный погреб, но не заброшенный, а вполне используемый. Крепкие бочки были полны вина, а полки ломились от бутылок. Если бы Фил разбирался в спиртном, то увидел бы множество редкостных напитков. Но он в этом ничего не понимал, поэтому погреб оставил его равнодушным.

Но вот каменный коридор со сводчатым потолком испугал его не на шутку.

Иштван щелкнул выключателем, и на стенах по всей длине коридора зажглись светильники, точно такие, какие он видел раньше. Он медленно побрел за Иштваном, смутно догадываясь, куда тот его ведет. И он не ошибся. Через какое-то время они оказались в том самом склепе, который обнаружил Ленни. Только теперь страшное помещение было освещено ярким электрическим светом. Белый мраморный ангел все так же печально взирал на шесть каменных гробов у своих ног…

Иштван заметил ужас на лице мальчика, который жался к двери, готовый в любую минуту кинуться прочь.

– Скажу тебе правду. Эти гробы пустые. Ты видишь, ни на одном нет имени и даты смерти. – Успокоил его опекун. – Считай, что все это – просто скульптурная группа. Да, страшноватая, согласен. Но не функциональная. Никто никогда не использовал этот склеп для захоронений.

– А для чего же тогда? – дрожащим голосом спросил Фил.

– Ты знаешь, что оба дома – мой и твой – были построены одновременно, примерно двести лет назад. Этот дом принадлежал сумасбродному богачу, который женился десять раз и столько же раз расправлялся со своими женами, отправляя их в монастырь. А второй дом он построил для своей любовницы, которая была настолько умна, что отказалась стать его женой и жить с ним в одном доме. Оба дома были соединены тайным ходом, для того чтобы он мог навещать свою подругу в любое время, и об этом никто бы не знал. Ни слуги, ни очередная жена, и никакой случайный прохожий на улице. Обладая неуемной гордыней, он приказал выстроить этот склеп для себя и своих потомков. Но планы его не осуществились. Детей у него не было. Наверное, он был болен. Однажды он поехал по каким-то своим торговым делам в другую страну и умер там. Естественно, никто не собирался перевозить его тело на родину. Потомков он не оставил, а обиженные жены не уронили ни единой слезинки. Любовница по завещанию оказалась наследницей всех его денег, но эта скряга тоже отказалась оплатить перевозку гроба с телом. Поэтому похоронили его вдали от дома на обычном кладбище. Тайный ход был закрыт, а дома проданы разным людям.

Когда я переехал сюда, то обнаружил и ход, и склеп. Как видишь, велел провести электричество и поддерживать здесь порядок. Мне было бы неприятно знать, что какая-то часть, принадлежащая моему жилищу, находится в запустении. И еще мне кажется, что этот ангел намного старше всей этой истории. Иногда я думаю, что он принадлежит резцу самого Микеланджело.

Теперь ты понял, что являлось слабым звеном в твоей системе? Никакого зла отсюда не выходило.

Фил шумно выдохнул воздух и оторвался, наконец, от двери. Он опасливо прошел по залу и приблизился к гробам. Иштван был прав – на них не было ни единой надписи.

Смерть отца перестала мучить его своей загадочностью, в ней не оказалось ничего мистического. Постепенно Фил становился философом. Он вдруг понял, что судьбы людей бывают разными, но ни одна из них не является исключением из правил. Тысячи детей оставались без родителей, тысячи внуков получали наследство от бабок. В его жизни исключительным, пожалуй, был только новоиспеченный опекун. Но он-то как раз устраивал Фила полностью.

Хотя было несколько неприятных минут в школе. После похорон отца его встретили настороженно. Филу не понравилось выражение лиц его соучеников. С одной стороны, он не ждал соболезнований, но с другой, все-таки думал увидеть хотя бы некоторое участие, и, возможно, предложения дружбы хотя бы от одного человека. Но на него смотрели с отстраненностью и отвращением. Чем было вызвано это отвращение, он узнал на первой же перемене.

Во время завтрака за его стол присели трое. Упитанный Редли со своей вечной тенью Пападасом, и белобрысая Гибсон. Они уставились на Фила во все глаза, так, что у того кусок застрял в горле.

– Говорят, что ты теперь живешь у колдуна? – Напрямую спросил Редли. – Имей в виду, здесь его не любят.

– Терпеть не могут, – подтвердила Гибсон. – А он заставляет тебя варить зелье с лягушачьими лапками? Теперь, ведь, и ты станешь колдуном. Она, наверное, давно уже искал ученика?

– И вовсе он не колдун, – возмутился Фил.

– Колдун. – Упрямо сказал Редли. – Венгры все колдуны. Такие чеооорные и злые.

– А, может, он его не в ученики взял, а для опытов? – Предположила Гибсон. – В один прекрасный день наш Карми не придет в школу, потому что его принесут в жертву. Ты знаешь, как приносят жертвы Сатане? Тебя разложат на алтаре голого, а потом….

– Сами вы…. Идите отсюда

– И пойдем. Нам, все равно, запрещают с тобой дружить. Но ты спроси у любого жителя города, кто такой Беркеши. Тебе многое смогут рассказать.

– Что же такое мне могут рассказать, чего я не знаю? – Ехидно поинтересовался Фил. – Это ведь я живу в его доме, а не каждый житель города.

– У него в саду в полнолуние воют оборотни, у него в подвале куча скелетов. Он ночами обращается в летучую мышь и охотится на людей, – выпалила Гибсон, вытаращив маленькие бесцветные глазки.

– Его дом полон колдовских книг, – добавил Пападас. – Я видел.

– Где это ты мог видеть? Тебя, что приглашали в дом?

– Нет. Но мой отец руководил ремонтом дома, и видел библиотеку. Там есть целый шкаф старых-престарых книг, и все они колдовские. Вот!

Фил вспомнил этот шкаф, стоящий в углу библиотеки. Иштван говорил, что в нем старинные раритетные издания. Но Фил не смог бы их читать – почти все они были написаны на древних языках, которые он не знал. Хотя несколько томов он полистал, в них были гравюры, переложенные папиросной бумагой, и изображающие какие-то дальние страны и диковинных животных. Иштван объяснил, что это первые книги, описывающие путешествия. И уж точно, что никакого колдовства в них не было, разве что описания ритуалов местных аборигенов. «Никогда не спорь с глупцами», – вспомнил он вдруг слова отца.

– Все верно, – подтвердил он. – Это самые настоящие колдовские книги. Я их читал. И, если вы еще хоть раз пристанете ко мне со своими глупыми разговорами, я, непременно, найду в них рецепт, как от вас избавиться.

Его собеседников как ветром сдуло. Больше его никто не трогал, а от сверлящих затылок взглядов он избавился, пересев за последний в ряду стол.

Яркая лампочка освещала самую лучшую комнату, о какой мог мечтать любой мальчишка. Тихо гудел компьютер. На полочке жались учебники вперемешку с комиксами, под потолком висели модели самолетов… Фил давно уже перетащил все свои ценности в дом Иштвана. В опустевшем доме ему было неуютно в компании с Анной и нянькой. Да и по закону он должен был оставаться под наблюдением опекуна.

Ему было только жаль, что он не может перенести сюда и картину, написанную на стене его комнаты. Но Беркеши признался, что это он нарисовал ее по просьбе бабушки Елизаветы. И если только Фил захочет, то Иштван сделает копию. А пока мальчику было предложено выбрать любую из понравившихся ему картин, которые были сложены на чердаке.

Он провел обычный день в школе, а когда вернулся, оказалось, что специально для него открыт чердак, и он может пойти и выбрать картину, какая ему только придется по душе.

Чердак сверкал идеальной чистотой. Вдоль стен стояли сотни полотен, натянутых на подрамники и прикрытых плотной серой тканью. Фил уселся прямо на пол, покрытый циновкой, и принялся перебирать картины. Там были и пейзажи, и незнакомые города – древние и современные – словно история всего мира оказалась в одночасье на этом самом чердаке.

Понятно, что Фил перебирал и перебирал, и все никак не мог остановить свой выбор хоть на чем-то одном. Будь его воля, он увешал бы все стены этими полотнами, в нижнем углу которых стояла одна и та же подпись «Беркеши». Наверное, Иштван Беркеши был тайным гением, но почему-то не стремился выставлять свои картины, а складывал их на чердаке.

Вечером Фил предложил:

– Иштван, давай сделаем выставку твоих картин в какой-нибудь галерее.

– Зачем? – спросил опекун.

– Ну… художники обычно так делают. Кто-то купил бы. А то пылятся, и никто их не видит.

– Ты серьезно так считаешь? – спросил Иштван. – Тогда, может быть, устроим небольшую выставку в твоей школе. То, что понравится ребятам больше всего, просто им подарим. Пусть висят в парадном – или как он называется – зале. Видишь ли, продавать картины я не собираюсь, а вот подарить – запросто. Я разрешаю тебе выбрать полотен пятнадцать-двадцать. Те, что на твой взгляд могут быть интересными.

Они вдвоем поднялись на чердак. Выбор Фила пал на изображение узких улиц старинного городка, на морские пейзажи и на два портрета. На одном из них был изображен коренастый мужчина с рыжими усами и красным лицом, а на другом – ослепительной красоты женщина.

– Почему ты выбрал эти портреты? – с каким-то беспокойством спросил Иштван.

– Не знаю, – опустил голову мальчик, – они показались мне знакомыми.

– Нет-нет. Это не нужно выставлять в школе, – заторопился венгр. – Это частные портреты, и потомки этих людей могут обидеться.

Он отобрал еще несколько пейзажей и помог отнести их вниз.

Благотворительная выставка работ почетного гражданина Барнеби Иштвана Беркеши прошла гладко. Хотя попечительский совет школы и удивился такой щедрости, но препятствовать инициативе не стал. И все двадцать отобранных работ остались в школе и потом еще долгие годы украшали коридоры, зал и кабинет директора. Зато, как и ожидал Иштван, выставка полностью переменила отношение учеников к Филу, а заодно и к его опекуну. Это было ловкий ход – устроить выставку и голосование за лучшее полотно. Соревнование всегда интересно.

А у Фила появился приятель. Сын того самого Виктора, хозяина сети овощных магазинов. Звали этого мальчишку Роби Полански. И в нем не было ничего замечательного, кроме удивительного легкомыслия, унаследованного, как видно, от отца.

Ему-то Фил и поведал тайну, которую до сих пор пытался разгадать.

Однажды, когда они бродили по саду, расположенному за домом семьи Карми, Фил подвел Роби к развалинам часовни и, указывая на ровный участок земли, таинственно прошептал:

– Вот здесь прошлой осенью я нашел человеческие кости.

Глаза Роби, обычно лениво прикрытые, вдруг стали абсолютно круглыми. Он плюхнулся в траву на колени и начал быстро-быстро раскапывать руками рыхлую землю.

– Да там уже ничего нет, – поспешил успокоить его Фил. – Говорю, они исчезли на другой же день. Вот и хочу узнать – куда исчезли, кто их спрятал.

– Ты кому-то говорил?

– Говорил Иштвану и… и все…

– Точно он, – зашептал Роби. – Все в городе говорят, что он подозрительный. Третьего дня сам слышал, как продавец «Компьютеры и мир» говорил Рафи Зильберману, что твой опекун чернокнижник.

– Сам он чернокнижник, твой продавец. Много они понимают… Насмотрелись дурацких фильмов. Я ему на крыльце про кости сказал, может, кто-то подслушал. Например, Анна. Она мне вообще не нравится…

Но переубедить Роби было невозможно. От своего отца он унаследовал поразительную устойчивость к любым рациональным объяснениям. То, что раз втемяшилось в его голову, навечно оставалось в ней, словно выжженное на подкорке под толстым черепом. И никакие объяснения, даже самые логичные и правдивые, не могли повлиять на его мнение. Вот и сейчас, игнорируя все доводы Фила, он упрямо твердил: «Чернокнижник, все равно он чернокнижник, колдун!» Фил пытался втолковать ему, как ошибаются все, кто считает Иштвана колдуном, но, в конце концов, не выдержал непроходимой тупости и упрямства Роби и вспылил, назвав приятеля тупицей и идиотом. Драться с ним Роб не посмел – он хорошо помнил, как в драке в столовой Фил отделал школьного хулигана Редли. Однако зарождающейся дружбе пришел конец: отныне Роб обходил Фила стороной

Мальчик ничего не сказал опекуну. Ему не хотелось расстраивать Иштвана. Он почему-то думал, что венгр обязательно расстроится из-за того, что в городе к нему так несправедливы. Но сам целый вечер размышлял обо этом. Казалось бы, что проще, открыть шкаф и просмотреть все, что там есть. Но Фил почему-то боялся найти, о чем говорил Пападас. Впрочем, книги и есть книги, о чем бы они не были написаны. Хоть бы и о колдовстве. Мало ли у кого, что есть. Редкое издание любому бы хотелось иметь, почему же Иштван должен быть исключением? Фил даже вспомнил умное словосочетание «вложение денег». Тем более, что он никогда не замечал, чтобы опекун касался этих книг, скорее всего, он ими просто обладал. А обладание и использование – вещи разные. Но, некий червь сомнения продолжал точить его душу, и Фил решился еще раз пересмотреть все раритетные издания. Благо, шкаф не запирался, и никаких запретов не существовало. Наоборот, Иштван разрешил Филу пользоваться всеми книгами библиотеки.

Поэтому, наскоро пообедав, он удалился в библиотеку, предупредив, что будет делать важное школьное задание. Учеба в доме считалась, чуть ли не священным занятием, поэтому даже Иштван занялся какими-то своими делами, оставив Фила одного.

Со спокойной совестью, Фил уселся на пол перед шкафом и начал опустошать его с самой нижней полки. Он обнаружил несколько книг, которые мог бы вполне осилить, несмотря на странное написание букв и тяжелый язык. Но и в них не нашлось ничего колдовского. Это была какая-то средневековая литература, в те времена, как видно, относящаяся к легкому чтению. На вкус мальчика, всего лишь тяжеловесные неповоротливые рассказы о каких-то давно забытых событиях, не представляющих никакого интереса для современного человека.

Все последующие находки тоже не внесли никакой ясности. Нашелся даже том старинной математики, судя по готическому шрифту на старонемецком языке. И вдруг, когда он шарил на самой верхней полке, прямо ему в руки упала пухлая книжка небольшого формата. Это была даже не книга, а скорее общая тетрадь, вся исписанная понятным четким почерком самого Иштвана. Толщины она была необыкновенной. Но, что еще более странно, страницы в ней были из желтой ломкой бумаги, словно этой рукописи было несколько сотен лет. Если она была такой древней, то почему же исписана рукой Беркеши? Впрочем, бывают похожие почерки, и, возможно, что эта рукопись принадлежала его далекому предку?

Он быстро сложил все книги в шкаф, оставив лишь странную тетрадь, которую решил прочитать тайно от всех. На первой странице четко было выведено «Записки о моей жизни», и Фил понял, что нашел чей-то личный дневник, вовсе не предназначенный для посторонних глаз. Он не рискнул взять тетрадь с собой, поэтому припрятал ее, в отведенной ему комнате в доме Беркеши. Больше всего на свете он боялся, что ее обнаружит кто-то из слуг, и скажет Иштвану. И хотя он уговаривал себя, что ему дозволено читать все, что есть в библиотеке, совесть Фила была неспокойна. Все вокруг говорили, что нехорошо читать чужие письма и дневники, но, судя по книгам, частенько нарушали это правило, читая дневники близких, разглашая тайны исповеди, вскрывая письма. Даже, если это и не хорошо, но очень нужно – значит можно. Если бы только Фил знал, что такое бывает не только в книгах, а сплошь и рядом в реальной жизни. Если человек имел свой секрет, то на этот секрет находилась тут же толпа любопытствующих. Пусть даже они не извлекли бы никакой пользы из того, что узнали. Но такова натура человека – если кто-то что-то прячет, то другой непременно должен это найти и разгласить.

Всего этого мальчик еще не знал, но смутно догадывался, что становится на скользкий путь. Таинственная тетрадь жгла ему руки. И он решил начать чтение этим же вечером, как только его отправят в спальню.