Текст книги "Никогда не смотри через левое плечо"
Автор книги: Рене Маори
Жанры:
Исторические приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Мой собеседник, конечно, преувеличивал. Но известие о вампире заинтересовало меня необыкновенно.
– Вампиров не бывает, – уверенно сказал я. – Вот как он, например, выглядел?
– Не бывает? – хитро сощурился выпивоха.
В эту минуту он почти гордился тем, что у них в деревне есть свой собственный вампир. Пьянчуга приглушил голос и заозирался по сторонам, добиваясь нужного эффекта. Я терпеливо ждал, и наконец он разродился речью:
– Ох, и страшен же был он! Глаза зеленые, как у кошки, размером с кулак! – он сунул мне под нос свой грязный кулачище. – Зубы – как у волка, только в три раза длиннее, когти – что сабли турецкие – кривые и длинные. Острые – жуть! Сам большой, а росту в нем, – пьяница задумался на секунду, рассчитывая эффект, – побольше будет, чем мельница в Пеште! А как пасть распахнет – так вонь идет аж до самой Буды! Попадешь к нему в лапы – только и успевай молитвы читать – все едино помрешь, сгинешь.
Он торжествующе взглянул на меня, ожидая неизвестно чего. Я, едва сдерживая смех, заказал ему еще чарку. Он заслужил это. Если люди будут верить в его рассказы, я смогу летать прямо у них над головами, и никто меня не заподозрит. Все будут искать огромное чудовище ростом с мельницу.
– Не видел я такого, – признался я. – И не верю я в них.
– В бога-то веришь? Так вампир – то же самое, только наоборот.
Такое толкование моей сущности льстило. «Бог наоборот». Заметьте, не исчадие ада, не дьявол. Этот пропойца был тонким философом.
– Сам-то что не пьешь? Не могу я один.
– Выпью позже, – пообещал я.
Мы еще немного поговорили о вампирах, а потом он, рассчитывая еще на чарку, завел долгий и нудный разговор о местном колдуне. Но мне это было неинтересно, и я решительно поднялся из-за стола. Он потянулся за мной следом, рассчитывая выпросить немного денег. И это решило его судьбу. Мы вместе вышли в холодную ноябрьскую ночь, побрели через какие-то темные закоулки. В одном из закоулков я прижал его к стене. Заглянул в его кроличьи глаза и дружелюбно сказал:
– Вот теперь и я, пожалуй, выпью.
Он задергался, как маленький зверек, когда я прокусил его шею, и попытался закричать, однако я плотно зажал ему рот, и ни одного звука не вырвалось наружу.
Его кровь отдавала запахом вина и ударила мне в голову. Я ведь даже не знал, что тоже могу напиться, и иногда очень сожалел о такой несправедливости. Поистине, мое новое существование открывало для меня все больше возможностей.
Слегка пошатываясь, я топал по подмороженной земле в сторону своей деревни. Путь пролегал через поле, и мой расчет основывался на том, что если некий другой вампир существует, то он непременно заинтересуется одиноким ночным путником.
Стояла такая тишина, что звенело в ушах. Поэтому голоса я услышал сразу, гораздо раньше, чем увидел двоих бредущих по полю людей. Размышления о вампире опирались на то, что он должен быть один. Поэтому я решил, что навстречу мне идут крестьяне, возвращающиеся с гулянки. Есть мне не хотелось, даже немного подташнивало, и эти люди не вызвали даже мимолетного интереса.
Но когда они поравнялись со мной, слова обычного приветствия застряли в горле. Это были Дьюла и Пирошка. Изменившиеся, необыкновенно похорошевшие, но это были они. Я опустил капюшон пониже, чтобы скрыть глаза, и вежливо сказал, изменив голос:
– Здравствуйте.
– Здравствуй, и ты, – развязно произнес Дьюла. – Далеко ли путь держишь?
– Прямо, – ответил я расплывчато.
– До ближайшего селения два дня пути.
– Я в Пешт.
– Тогда ты заблудился. Пешт находится в другой стороне, но мы можем тебя проводить.
Мне были смешны их попытки разыграть спектакль, прежде чем наброситься на меня. Они словно следовали каким-то негласным правилам, про которые мне приходилось слышать, когда я еще был человеком. Тогда было много разговоров о традициях вампиров, у которых, как я теперь точно знал, никаких особых традиций и не было. Во всяком случае, они были необязательны. Но Дьюла, как видно, остался верен человеческим традициям. Он никогда не отличался широтой взглядов.
Вот почему, когда он гордо расправил крылья, приняв внешность летучего монстра, я рассмеялся. Пирошка, стоявшая рядом со мной, вцепилась мне в рукав, словно опасаясь, что я сбегу. Нет, они все-таки были странными.
Пока Дьюла выделывал пируэты в небесах, оглашая окрестности леденящим ухо воем, она стояла, закусив губу и не сводя с меня глаз. Потом ее муж опустился на землю, решив, что я уже до смерти напуган, и можно приступить к делу.
– Я всегда мечтал…– начал он загробным голосом.
И тут я откинул капюшон.
– Иштван…– прошептал он, но тут же опомнился и продолжал, – я всегда мечтал закусить близким другом, и такой случай мне представился.
Да, в самообладании и последовательности ему нельзя было отказать. Но я ему испортил всю обедню, лишь слегка приподнявшись над землей и повиснув в воздухе. Этот трюк я освоил недавно, и для него не требовалось размахивать крыльями. Видели бы вы выражение их лиц. Наверное, эти двое решили, что я могущественный маг и сейчас начну их убивать, потому что бросились бежать, забыв о крыльях. Если ты был глупым человеком, то станешь и глупым вампиром. Я взлетел и без труда догнал их.
– Дьюла, – кричал я с высоты, – неужели ты не догадался, что нас обоих покусал один и тот же вампир?! Мы же с тобой теперь братья по крови!
Только тогда он все понял. Они с Пирошкой тоже поднялись в воздух, и мы полетели к своему жилищу. Дневали они, как и я, в подвале своего дома. Туда-то мы и направились.
Дьюла рассказал, что, когда его похоронили, он даже был рад, что избавился от страданий, и начал ждать, когда за ним придут ангелы, чтобы отнести в божьи чертоги. Но ангелы все не появлялись, тогда к ночи, когда его отпустило, он решил выбраться из могилы и еще немного пожить. Чувствовал он себя прекрасно, раны на руке затянулись чудесным образом, не оставив даже шрамов. Поэтому он позавтракал какой-то нищенкой и решил отправиться домой. Удивительно, но он ни о чем не догадался, даже когда пил кровь этой несчастной. Он сказал, что это показалось ему естественным, точно он всю свою жизнь питался только таким образом. Поэтому совсем упустил из виду, что с наступлением дня следует прятаться. Утро застало его в лесу, и спасло его только то, что день был очень пасмурным, а в лесу стояла настоящая темень. Какие-то прохожие обнаружили его тело, и, решив, что перед ними мертвец, наспех забросали его землей и листьями. В ту пору нередко можно было набрести на брошенные трупы, и хоронить всех часто оказывалось недосуг.
Когда до моего глуповатого друга наконец дошли ограничения, наложенные его новой природой, он стал осторожнее. Обжегшись на молоке, он стал дуть на воду. Не решаясь лишний раз воспользоваться крыльями, он пешком прошел весь путь до нашей деревни.
– Уж очень мне хотелось жену увидеть, – сказал Дьюла. – Тянуло ну просто невозможно.
Когда в одну из ночей он ввалился в дом, Пирошка, ничуть этому не удивившись, тут же начала ругаться. Она решила, что он бросил ее ради другой, и теперь вымещала свою ревность потоком бранных слов. Но этого ей показалось мало, и она принялась швырять в мужа глиняную посуду. Сначала он уворачивался и пытался что-то объяснить. Но потом, оглушенный грохотом и воплями жены, совсем озверел и жестоко ее покусал. Все последующие события шли как по-написанному. Вдвоем с Пирошкой они загубили всех жителей своей деревни, а потом переключились на соседние. Это были недальновидные и глупые вампиры, которые совсем не думали о будущем. Они просто не могли вообразить, что собственными глупыми действиями сами роют себе могилу. Мы проговорили до утра, но дневать я ушел к себе. Несмотря на то, что тело теряло способность двигаться днем, сознание оставалось ясным. Я любил в это время предаваться размышлениям и анализировать то, что узнал за ночь. Поэтому совсем не хотелось думать, что рядом лежит еще кто-то. А вдруг вампиры ко всем своим способностям еще и читают мысли друг друга? Тогда покоя и не жди, начнется болтовня – не остановишь.
Я научил их всему, что знал сам. Пока они без смысла и без разбора убивали всех, кто попадался им под руку, я проводил ночи за книгами, которые находил, где только мог. За два года по Священному писанию, которое я позаимствовал у одного монаха, я выучил латынь. И в будущем надеялся приступить к изучению философов древности. Вечная жизнь может быть скучна, если не дает пищи для разума. Я научил Дьюлу и Пирошку безопасно передвигаться по стране и убивать только в случае необходимости, а такая необходимость, как вы знаете, возникала всего лишь раз в две недели. А иногда и того реже. Все зависело от качества крови и ее количества. Взрослый мужчина насыщал на более долгое время, женщина или ребенок давали меньше. Но самое главное, человек должен быть здоров, иначе можно было себе обеспечить слабость и сильную боль в животе. Есть такие болезни крови, которые делают ее непригодной для употребления. Я научился распознавать их по запаху после того, как однажды сильно отравился.
Они научились всему, так что я мог не опасаться, что нас настигнут слишком ретивые христиане. Впрочем, я погорячился. Пирошка была неуравновешенной особой еще при жизни, а уж после смерти она совсем распоясалась. Иногда на нее находило что-то, и тогда она убивала направо и налево, не щадя никого. Она убивала не ради пропитания, а просто потому что ей нравился сам процесс. Однако, несмотря на кровавый след, тянущийся за нами, пока нам везло. Даже если нас подозревали, всегда удавалось уйти целыми и невредимыми.
Глава 7 (Старинная тетрадь)
Так прошли сто лет, а потом еще сто. Мы объехали весь мир, и я овладел несколькими языками. Дьюла и Пирошка тоже довольно сносно заговорили по-французски, но языки им давались с трудом. Зато они выучились читать и писать. В глухом уголке Румынии у разорившегося аристократа я купил замок, где какое-то время мы втроем скрывались от преследований инквизиции. Вообще, наши собственные дома были рассыпаны по всему миру, и уже не приходилось особо утруждаться, чтобы найти дневное убежище. Деньги, те самые деньги, которые уже не имели для нас особой ценности, так как мы могли бы обходиться и без них, рекой текли в руки, потому что мы с легкостью проникали сквозь любые закрытые двери, и ни один замок не смог бы нас задержать.
Пока по Европе рыскали католические монахи из разных орденов, отлавливая ведьм и нежить, мы с комфортом носились по восточной ее части, не брезгуя ни христианами, ни язычниками. На вкус кровь у них была одинаковая. Пышные кафолические кресты почти не имели над нами власти, потому что Византия упорно гнула свою линию, что для связи человека с богом совсем не обязательна церковь. Отсюда в рядах ее последователей начались разброд и шатания. И в короткое время там наплодилось множество сект, проповедовавших жуткую ересь. Да и сама Византия была уже не той, что прежде. С самого момента схизмы она неуклонно двигалась к своему закату. Поэтому мы и не боялись, как бы ни трясли крестами застигнутые врасплох жертвы. Вера на востоке ослабла. Однако Божие – Богу, но человеческому терпению тоже иногда приходит конец, и тогда они начинают бороться иными способами.
Недалеко от моего румынского замка находился некий монастырь святого Василия. Монастырь имел какие-то угодья, на которых работали монахи, выращивая капусту и морковь. Работали они до темноты, и Пирошка повадилась туда за едой. Она никогда не удосуживалась прятать тела, а бездумно бросала их прямо на месте трапезы. Когда монахи обнаружили в течение одной недели троих своих братьев с прокушенными шеями, то сразу же поняли, что к ним наведывается вампир, который не остановится до тех пор, пока не сожрет всю их братию. И они отправили трех соглядатаев, которым вменялось найти источник зла. Эти три брата – брат Николай, брат Феодор и брат Евпраксий – были снабжены памятками о том, как распознать вампира и чем его убить. Я читал этот листок и очень посмеялся, хотя там была и доля правды.
Например, строчка о том, что мы боимся серебра, абсолютно не соответствовала действительности. Ведь даже дети знают, что серебро принадлежит луне, а где вы видели вампира, который боится луны? Это было наше солнце. Луна своим неверным отраженным светом пробуждала нас по ночам. И мы должны бояться лунного металла? Мы не любили золото, которое, как известно, металл солнца. Но не боялись его, хотя оно и было нам неприятно. Поэтому никак нельзя было убить нас золотыми или, тем более, серебряными ножами. Хотя рана от золота затягивалась медленнее, чем от серебра. Говорю об этом, потому что однажды сильно поранил палец о брошь какой-то девицы, которая вздумала сопротивляться.
Еще там был пункт про святую воду. Конечно, когда вода была освящена фанатично верующим христианином, да еще и католическим крестом, то она действовала как серная кислота. Но в пятнадцатом веке даже среди святых отцов было мало истинно верующих, не говоря уж о фанатиках. Все обряды исполнялись кое-как, и с таким же успехом можно было бы налить воду из реки. Но один пункт меня испугал не на шутку. Там говорилось, что в сердце вампира нужно вонзить осиновый кол. Осина – проклятое дерево, потому что на нем повесился Иуда, и такое проклятье уже не шутки. Это древнее проклятье было наложено много лет назад, когда каждый христианин был верующим, и за минувшие столетия оно не потеряло силы. Проклятье Иуды, предавшего сына Божия, было сильным и страшным. Иначе ведь и быть не могло, ведь тогда последователей Иисуса можно было пересчитать по пальцам, и все они были свидетелями его чудес. Само собой, что шли они за ним, только уверовав. Так что осиновый кол – очень опасная штука. Еще в памятках рекомендовалось использовать мощи святых или святые реликвии, оставшиеся от них. Это был тоже очень опасный пункт, но, к счастью, среди реликвий было много подделок. Однако истинная реликвия – очень могущественная вещь, ведь она освящена прикосновениями настоящего святого. Как-то в своих путешествиях я наткнулся в лесу на одинокого монаха. Я был голоден и без раздумий набросился на него. Однако монах выхватил какую-то полуистлевшую кожаную сандалию и выставил ее передо мной, словно это оружие. Признаться, я даже был слегка оскорблен и, вместе с тем, не в силах был сдержать смех. Отсмеявшись, я неторопливо протянул руку, чтобы взять его за горло. Хорошо еще, что я не потянулся к нему зубами. Монах ударил по моей протянутой руке этой самой сандалией. Яркая вспышка осветила ночной лес, и острая боль пронзила мою руку. Боль была настолько сильной, что я временно перестал соображать и упал на колени, прижимая искалеченную руку к груди. И действительно, рука выглядела так, словно я засунул ее между мельничными жерновами – искореженная, изломанная, перекрученная. Вдобавок я заработал ожог – плоть была обуглена, как на очень сильном пламени. Он шагнул вперед, замахиваясь сандалией, и я побежал от него, запинаясь за корни и цепляясь крыльями за деревья. Он не стал меня преследовать, и только благодаря этому я остался жив. Рука потом заживала очень долго, а я зарекся в будущем недооценивать братию.
Последний пункт памятки тоже внушал страх: рекомендовалось отделить голову от туловища. Мы были абсолютно беспомощными во время дневания, работало только сознание, которое к ночи вновь объединялось с телом. Тело как бы умирало, и единственная возможность спасения в это время исходила только от сознания. Силой мысли мы еще могли как-то побороться. Но вот при таких условиях – никогда. Голова умирала отдельно, тело отдельно. Какой же изощренный ум был у этих монахов.
А пока эта тройка бродила по окрестностям и выспрашивала, не видел ли кто вампира. Уйти мы не могли: я не хотел бросать замок. Поэтому пришлось начать ответную охоту. С толстым братом Евпраксием я разобрался сразу. Брат был не дурак выпить и часто удирал в кабачки. Там я его и нашел. Он делал вид, что расспрашивает завсегдатаев о вампире, при этом язык у него самого изрядно заплетался, и можно было надеяться, что наутро он и не вспомнит ценные рассказы пьяниц. Я подсел к нему. Он как-то сразу приободрился, возвел на меня красные глаза, которые могли бы соперничать с глазами любого вампира, и задал свой обычный вопрос:
– Ты не видел тут в окрестностях вампира?
Конечно же, я сказал, что видел. Зачем мне нужно было врать этому святому человеку. Евпраксий выкатил глаза и сообщил, что я первый, кто в этом признался.
– Могу отвести тебя, святой брат, и показать, где прячется вампир, – любезно предложил я. – Сколько ты мне заплатишь?
Неторопливо осенив себя знамением, он снисходительно посмотрел на меня. Его одухотворенное лицо вкупе с тяжелым алкогольным духом и видом запойного пьяницы вызывало лишь смех, а не почтение к его сану. Я повторил свой вопрос.
– Ты хочешь, чтобы я платил за богоугодное дело? – возмутился брат. – Иди завтра в монастырь, и настоятель даст тебе благословение, и будет… Можешь даже ничего не жертвовать на монастырь. Но сначала ты должен показать мне место, где видел вампира.
Конечно же, я был должен. Так уж повелось, что каждый человек должен святым отцам. Прямо так и рождается с большим долгом. И хотя я не был человеком, но долг решил отдать. И отдал его немедленно у задней стены кабака, у глухой стены без окон и дверей. Тело я оставил там же. Наверное, впервые я пренебрег осторожностью и не стал его прятать, уж очень мне хотелось припугнуть назойливых монахов.
Дьюла и Пирошка были в восторге от моей ловкости. Но я предупредил их, что нам, возможно, придется опустошить весь монастырь, иначе покоя не будет. А пока следовало избавиться от тех двоих, что вполне могли напасть на наш след. Я хотел сделать все сам, потому что не полагался на силы своих друзей. Дьюла был хоть и надежен, но туповат, а Пирошка – отчаянна и небрежна. Поэтому во избежание провала я решил подождать несколько ночей. Братья Николай и Феодор всегда ходили парой, и растащить их поодиночке не было никакой возможности.
Вдвоем, вооруженные осиновыми кольями и еще бог знает чем, они представляли нешуточную опасность для вампира. Если я нападу на эту неразлучную парочку, кто знает, чем кончится бой? Я не хотел рисковать, нападая на тех, кто готов к сражению и хорошо вооружен. Я не мог взять с собой Дьюлу или Пирошку – вампиры охотятся поодиночке. Ведомые жаждой крови супруги вполне могли напасть на меня, или передраться между собой. При виде крови они превращались в безумных кровожадных тварей, не терпящих конкуренции.
Ко всему прочему, Николай и Феодор еще и крутились в людных местах, а для поисков предпочитали день. Следовало все продумать, прежде чем бросаться сломя голову. Я предложил следующую ночь провести в замке и никуда не выходить. Можно было почитать что-то вслух, заняться домашними делами. С тех пор как Пирошка поела всех нанятых мной слуг, их место занял Дьюла. Да и ей самой приходилось убирать комнаты. Я не потерпел бы грязи.
Спали они в подземелье, которое проходило под всем замком. Там они установили для себя двуспальный гроб, сделанный на заказ. Роскошный лакированный гроб, обитый белым шелком. Эти романтики наслушались рассказов о привычках вампиров, когда еще были людьми. Я не одобрял такое поведение и дневал в высокой башне без окон, где устроил себе нормальную спальню. Очень уж не хотелось лежать в жестком гробу. Потому-то я не уследил за Пирошкой, которая приняла роковое решение. Под утро мы договорились о том, что ночь проведем в замке, и я, будучи уверенным, что так оно и есть, очнувшись от дневного паралича, занялся своими делами, не интересуясь перемещением друзей. Места в замке было много, и уследить, куда кто пошел, не было никакой возможности.
Я разгуливал по крыше замка, предаваясь мечтам. В те ночи, когда идти на охоту не было надобности, я выходил на крышу и часами бродил по ней, созерцая окрестности. И эта ночь не была исключением. Я прочел «Трактат о ведьмах» и теперь размышлял о стойкой природе человеческой глупости. Пока они отлавливали своих женщин по каким-то там признакам, описанным в трактате, настоящие ведьмы только посмеивались, осев в восточной Европе. Точно так же, как посмеивались и мы, зная, что католикам до нас не дотянуться, а у кафоликов – кишка тонка. А ведь для нас существовала еще и Африка, где христианские миссии лопались как пузыри на воде. Так, погрузившись в размышления, я не заметил Пирошки, которая прилетела прямо на крышу и теперь самодовольно ухмылялась, сидя на невысоком ограждении.
– Эй, – окликнула она меня, – я принесла хорошую новость.
Я оглянулся, Пирошка сияла во весь рот, показывая зубы, испачканные кровью. Это меня насторожило.
– Слушай, – сказал я, – ты что, была на охоте?
– Ага, – она радостно кивнула.
– Но я же запретил. Да ты и не голодна, я знаю. Не далее как вчерашней ночью ты неплохо закусила, пока я разбирался с монахом.
– Подумаешь, – протянула она, – он запретил. Да, если хочешь знать, я только что вот этими самыми руками расправилась с братом Феодором.
Меня кольнуло нехорошее предчувствие. Но виду я не подал, нужно было выведать всю правду до последней подробности и только потом решать, что же делать и куда бежать из замка.
– Как тебе это удалось? – спросил я, изо всех сил изображая заинтересованность.
– Очень просто. Брат Феодор дрых в собственной постели на постоялом дворе. Он даже не проснулся.
– Но разве он был один?
– Там стояли две кровати, но вторая была пуста. Наверное, брат Николай еще не вернулся… и я решила воспользоваться. Ты бы не воспользовался? Конечно, – она затянула свою волынку, – ты же среди нас самый ловкий и умный. Но в этот раз я тебя обошла, так и знай.
Она упивалась своей победой надо мной, словно это было соревнование. Ну, не глупость ли? Ведь мной двигала не гордыня, а лишь осторожность и желание спасти не только свою шкуру, а и ее тоже.
Но прошло еще две ночи – все было тихо. Я строго-настрого запретил этим двоим покидать замок, а сам пару раз слетал на разведку. Везде только и разговоров было об убитых монахах. Город охватила паника. По ночам люди старались не появляться на улицах, предпочитая отсиживаться по домам за крепкими дверями. Даже кабак оставался полупустым. Разговоры ходили только о том, что пора бежать из этого проклятого места.
Впрочем, мне все равно удалось узнать, что брат Николай вернулся в монастырь. Люди говорили, что он собирает новую тройку для дальнейшей борьбы, но большинство склонялись к тому, что брат Николай – трус и просто сбежал от опасности. Наверное, Пирошка была права, когда сказала, что проделала все аккуратно и без лишнего шума. Поэтому я расслабился и решил пока не покидать замок – он был моим любимым убежищем. И довольно дорого мне обошелся, между прочим. Вернувшись в замок, я строго-настрого запретил охотиться в этих местах. Мне вовсе не хотелось, чтобы селение, так выгодно расположенное в получасе лета от замка, опустело.
Этим и ограничились меры предосторожности, предпринятые мной.
Однажды, примерно через неделю после означенных событий, я вдруг понял, что с самого вечера не видел ни Дьюлы, ни Пирошки. Это было странно, потому что мы обязательно встречались, как только темнело, чтобы решить, что делать ночью. Не найдя никого ни в библиотеке, ни в других помещениях замка, я решил спуститься в подземелье, надеясь застать их там за какими-то переделками. Пирошка постоянно что-то там украшала, вешала на стены искусственные цветы, раскладывала салфеточки, словом, превращала убежище в аналог деревенского дома. За двести лет она так и не изменила своим вкусам. Я спустился вниз и издали увидел, что гроб открыт и, как мне показалось, пуст.
Но, когда я подошел поближе, понял, что это не так. На белом шелке покоились две мумии. Их черные сухие тела, похожие на ворох опавших и подгнивших листьев были проткнуты аккуратно заточенными осиновыми колами. А отсеченные головы напоминали кучки пепла, готовые при любом прикосновении обратиться в прах. Мои друзья были мертвы, и я догадывался, кто мог их убить. Впервые я потерял самообладание. Впервые я убедился собственными глазами, что вампиров действительно можно убить. Это было неожиданно… и очень страшно. Силы изменили мне, ноги ослабли, и я вцепился похолодевшими пальцами в белый шелк гроба. Я не оплакивал их, нет. Хоть они и были близки мне, я боялся прежде всего за себя. Страх парализовал мои члены, ледяными оковами сковал разум.
Из оцепенения меня вывел далекий шорох. По сводчатому коридору кто-то крался, осторожно ставя ноги на каменный пол. Так ходят, когда хотят произвести как можно меньше шума. Поэтому я и догадался, что это человек, который не знает о тонком слухе вампиров. Мы способны услышать даже шаги бабочки по цветку.
Некто шел по коридору прямо ко мне. Этот смельчак, как видно, решил проверить, достаточно ли мертвы Дьюла и Пирошка, и не собираются ли они оживать с наступлением ночи. Но я уже знал, кто это.
И вправду это был брат Николай с факелом в одной руке и осиновым колом в другой.
Я присел за высокой стенкой гроба, скрывшись от его глаз. Хоть бы он положил кол… Тогда его минуты будут сочтены. Я достойно отомщу за друзей, две сотни лет сопровождавших меня. Но Николай словно что-то чувствовал. Он мельком взглянул на останки Дьюлы и Пирошки, слегка поворошил их кончиком кола, чтобы убедиться, что они действительно мертвы. Слабый шелест, донесшийся до меня, свидетельствовал о том, что их останки совсем потеряли человеческую форму. Николай поднял повыше факел, осматриваясь. В этот момент я первый раз четко увидел его лицо. Массивный подбородок, колючие кустистые брови, пронзительный взгляд серых глаз. Безобразный шрам от удара секирой пересекал его лицо наискось, искривляя выдающийся орлиный нос. В этот миг я понял, кем был брат Николай. В то время не было редкостью, чтобы младшие сыновья аристократов шли в духовенство: все равно наследства им было не видать. Вот они и пополняли ряды рыцарских орденов воинствующих монахов. Тогда было обычным делом сочетать в себе духовный сан и владение оружием, больше пристойное для какого-нибудь рыцаря. Таким, видимо, и был этот монах. Наверняка он знал, что в замке жило трое, и теперь он искал меня. Проклятье! И потолок слишком низок, не взлететь… А подобраться к нему на расстояние удара будет очень проблематично, учитывая его осторожность, и то, как напряженно он держал кол в руках. Я поднял камешек, лежавший рядом, и метнул его в сторону, за спину Николаю. Он мгновенно повернулся, выставив перед собой кол, ожидая нападения. И в этот момент я атаковал. Взметнувшись как плотно сжатая пружина, я выскочил из-за гроба, словно чертик из табакерки, и прыгнул на спину монаху. Я сразу же нанес ему удар растопыренными когтями в широкую спину, рассчитывая проткнуть его насквозь. Однако удара не получилось: я попал в кольчугу, скрытую под рясой. Монах развернулся и сделал выпад колом, как будто это был меч. Я кубарем скатился с монаха, избежав удара лишь благодаря своим молниеносным рефлексам, и прыгнул на него снова, на этот раз снизу. Кольчуга не была для меня серьезным препятствием: я мог разорвать его незащищенную шею, ударить в глаза или в лицо. Но монах проявил неожиданную прыть: он присел, пропуская меня над собой, и пока я разворачивался, воткнул мне в спину кол. Дикая боль пронзила тело, словно разряд молнии. Что-то зашипело, и из места, куда вонзился осиновый кол, заструился дымок. Проклятое дерево разъедало мою плоть! Я закрутился, как безумный, рыча и царапая себе спину, в безуспешных попытках извлечь кол. В это время монах достал еще один кол, длинный и остро заточенный. Я ничего не мог сделать: осина вытягивала из меня силы, высасывала из меня жизнь, как паук сосет свою жертву. Следующий удар пришелся в плечо – правая рука повисла как плеть, сразу же отказавшись служить мне. Я попытался вырвать кол зубами, но это было невозможно, слишком уж он глубоко вошел. Тогда я завыл от боли и безысходности, как волк, попавший в капкан. Я упал на холодные камни пола и катался по ним, разрывая в клочья одежду уцелевшей рукой. А надо мной навис как зловещий призрак брат Николай, воздевая еще один осиновый кол. И вот тогда я понял, что моей неестественно долгой жизни пришел конец. Ни сверхъестественная сила, ни скорость, ни моя хитрость – ничто не помогло мне. Об одном я молил сейчас: пусть он ударит скорее и, наконец, оборвет мои муки. Но монах не торопился. Возвышаясь надо мной, скорчившимся от боли, он придирчиво выбирал место, куда стоит нанести удар. Не знаю, сколько это продолжалось, но в конце концов он отбросил кол.
Я прохрипел, с трудом выталкивая слова из горла:
– Убей меня… не могу больше… больно...
Он глумливо улыбнулся, услышав мои слова. Для него это было как райская музыка – слышать мои стенания. Он медленно покачал головой.
– Хотел убить меня, как убил братьев? – его голос был низким и рокочущим.
Он по-прежнему улыбался, наслаждаясь моей беспомощностью.
– Да, – простонал я, надеясь, что уж после этого признания, он сжалится и добьет меня. Однако рокового удара не последовало.
Он достал из сумки небольшую гибкую металлическую сеть и спеленал меня, словно младенца, так что я не мог пошевелить даже пальцем, а потом еще закрепил ее веревкой необыкновенно прочного плетения. Было видно, что готовился монах долго и тщательно. Я даже представил, как он нападал с этой сетью на братьев, вырабатывая необходимые навыки. Потом он взялся за кол, торчащий из моего плеча, и медленно вытащил его, наслаждаясь моими стонами. Точно так же, медленно и неторопливо, он вытащил и кол из спины. На его лице застыла садистская улыбка.
– Нет, – покачал головой монах. – Я тебя не убью. Для тебя есть другое наказание. Подумаешь, кол, он годился лишь для твоих слуг. Но ты, наверное, сначала хочешь узнать, как я нашел вас. Это было довольно просто. Я оставил брата Феодора одного, потому что знал, кто-то из вас непременно этим воспользуется. Что ж, я был прав. Она примчалась тут же, не зная, что я нахожусь рядом, в шкафу, и все вижу через щелку двери.
– Ты использовал брата как приманку? – изумился я, вдруг забыв о том положении, в котором находился. – Тогда почему же ты его не спас сразу же?
– Если бы я его спас, то никогда не узнал бы, где вы обитаете.
Я в очередной раз подивился человеческой подлости. Подумать только, подставить своего соратника и спокойно наблюдать, как он умирает.
– Брат Феодор сейчас в раю, – спокойно добавил монах. – Он пожертвовал жизнью ради богоугодного дела.