Текст книги "Очерки о традиции и метафизике"

Автор книги: Рене Генон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Интересно, что на Делосе был алтарь, который назывался Кератон и который был сложен из прочно связанных между собой бычьих и козьих рогов. Само наименование рогов может быть связано с корнем KRN, так же как и наименование короны, которая оказывается другим выражением тех же самых идей; оба эти слова (на латыни cornu и corona) близки друг другу даже по звучанию. Очевидно, что корона является знаком власти и символом высокого положения, а ее подобие рогам заключается прежде всего в том, что и то и другое возлагается на голову и символизирует некоторую «вершину»; вспомним, что в еврейской традиции Кефер, или «Корона», занимает именно вершину древа Сефирот. Корона первоначально представляла собой обруч, украшенный остриями в форме лучей; рога подобным же образом считаются изображениями световых лучей, чему можно увидеть поразительный пример в некоторых изображениях Моисея с рогами на лбу, которые являются на самом деле световыми лучами. Некоторые на основе таких изображений пытались даже отождествлять Моисея с Дионисом, который также чаще всего изображается с рогами. Совершенно очевидно, что рога представляют собой еще и оружие, причем даже в буквальном смысле, и именно поэтому с ними могла связываться идея силы и могущества, как это и было всегда и везде. То же значение, что у рогов Тельца или Овна, могут иметь и другие виды оружия животных, такие как, например, бивни или клыки; добавим только, что особое значение имеет их парность, которая и позволяет связывать их со световыми лучами, а не с одним «Небесным Лучом».

Можно провести также аналогию между оружием животных и оружием растений, то есть шипами. Следует заметить, что многие растения, используемые в символизме, такие как, например, роза, чертополох акация и другие, имеют шипы, которые, так же как и другие заостренные предметы, могут вызвать в памяти идею вершины или возвышения, а в некоторых случаях могут олицетворять собой и световые лучи. Христианский символизм тернового венца (в некоторых случаях шипов акации) тем самым неожиданно сближается с короной световых лучей, о которой мы только что говорили.

Алхимический символ Серы, в перевернутом положении олицетворяющий собой завершение Великого Делания, совпадает с графическим изображением «Сердца Иисусова». Поскольку геометрической схемой сердца является треугольник, направленный вниз вершиной, то сердце, увенчанное крестом, символ «Сердца Мира» в христианской иконографии и символ Великого Делания в алхимии оказываются представленными одним и тем же графическим изображением.

Иногда место, принадлежащее кресту, занимает цифра «четыре», что в определенном отношении не является простой случайностью, поскольку и крест, и цифра «четыре» являются символами квартернера. Тем более что цифра «четыре» в этих изображениях имеет форму, в точности совпадающую с формой креста, с тем отличием, что верхнее окончание вертикальной линии креста и одно из окончаний его горизонтальной линии соединены косой линией.

Любопытно заметить, что среди различных изображений хризмы (монограммы Иисуса Христа) есть такие, где буква «Р» заменена на цифру «четыре»; встречаются среди этих изображений и противоположные ориентации цифры «четыре». Различают хризму простую и хризму, которую называют «Константиновой»: первая образована шестью лучами, исходящими из центра и противоположными друг другу; таким образом, она имеет три диаметра, один вертикальный и два наклонных. Эта хризма считается образованной посредством сложения двух букв греческого алфавита – «I» и «Х». Вторая хризма соединяет две другие буквы, «Х» и «Р» и образуется от первой путем присоединения в верхней части вертикального диаметра полукруга, который преобразует «I» в «Р». Этот полукруг имеет много различных значений и, кроме того, изображается по-разному; поэтому не должен вызывать удивления и тот факт, что иногда «Р» замещается цифрой «четыре» поскольку в этом случае мы имеем очередной вариант той же самой «Константиновой» хризмы. Эта замена становится более понятной, если мы обратим внимание, что вертикальная линия хризмы, как и вертикальная линия цифры «четыре» символизирует собой Мировую Ось; полукруг же на вершине буквы «Р» представляет собой «ушко иглы», то есть символ «узких врат». Что же касается цифры «четыре», то следует вспомнить о ее связи с крестом, который также имеет «осевую» символику, и к этому, кроме того, следует добавить, что косая линия, соединяющая окончания двух линий креста, позволяет сочетать символику «узких врат» со значением квартернера, которое «Константинова» хризма не передает.

Значение алхимического термина «сублимация» может стать более понятным, если рассмотреть важный с инициатической точки зрения вопрос о существенном различии между «вторым рождением» и «третьим рождением», различии, которое в конечном счете соответствует различию между «малыми» и «великими» мистериями. «Второе рождение», именуемое также «психическим возрождением», совершается в области тонких способностей человеческого индивида; «третье рождение», наоборот, происходит на духовном уровне и открывает человеку доступ в область сверхиндивидуальных способностей. Первое является «космическим рождением» и на уровне макрокосма ему соответствует рождение Аватары; второе можно представить как «рождение за пределы Космоса». Если первое рождение происходит в пещере, то выходу «за пределы Космоса» должен со ответствовать выход из пещеры, символизирующей в этом случае сумму возможностей, присущих Космосу; именно эти возможности и преодолеваются в ходе «третьего рождения», для которого «второе рождение» оказывается лишь исходной точкой.

Все остальные особенности символики «второго рождения» также оказываются измененными: пещера вновь становится «гробницей», но уже не в силу своего «подземного» положения, а потому что весь проявленный Космос представляет собой теперь своего рода «гробницу», из которой человеку предстоит в «третьем рождении» выйти; «третьему рождению» предшествует «вторая смерть», и поэтому «рождение за пределы Космоса» всегда отождествляется с «воскресением». Для того чтобы это «воскресение», или выход из пещеры, стало возможным, камень, закрывающий вход в «гробницу», должен быть отодвинут.

Когда все, что находится за пределами пещеры, олицетворяло собой только «внешний» мрак, или мир профанов, то пещера была единственным местом, где был «внутренний» свет. Теперь же пещера становится относительно темной, но не в сравнении с тем, что находится за ее пределами, а по отношению к тому, что открывается над ней, над ее сводом. Тогда «внутренний» свет оказывается лишь отражением света, идущего извне, – через «крышу мира», или «солнечную дверь», то есть через верхнее отверстие свода пещеры. На уровне микрокосма это отверстие соответствует Брахма-рандхре, точке соприкосновения индивидуальности с «седьмым лучом» солнца духа, точке, которой в человечёском организме соответствует точка темени и которая олицетворяется верхним отверстием герметического атанора. Добавим, что «философское яйцо», соответствующее «Мировому Яйцу» макрокосма, заключено внутри атанора, но сам он может быть отождествлен с Космосом и на уровне микрокосма, и на уровне макрокосма. Пещера также может быть символически отождествлена в одно и то же время и с «философским яйцом», и с атанором, и значение этих символов будет определяться ступенью процесса инициации, или ступенью Великого Делания.

Можно заметить, что много в этих рассуждениях напоминает нам пещеру Платона, в которой благодаря проникающему извне свету можно увидеть только тени; этот свет является «сверхкосмическим», поскольку источником его у Платона оказывается «Умопостигаемое Солнце». Освобождение узников и их выход из пещеры – это выход «на свет», где они получают возможность видеть саму реальность, поскольку ранее они имели дело лишь с ее отражением.

И «второе», и «третье» рождения, символизирующие собой две последовательные фазы инициации, представляют собой два этапа одного и того же пути, направление которого совпадает с направлением Мировой Оси. Этого направления должен придерживаться человек в своем духовном восхождении, для того чтобы достичь точки, в которой расположен истинный центр его существования.

Мы уже говорили о сходстве между алхимическим процессом Великого Делания и процессом инициации а также о том, что инициатическая пещера соответствует герметическому атанору. Герметический атанор, колба, в которой совершается Великое Делание, по мнению некоторых исследователей, получил свое название от греческого слова атанатос, «бессмертный»; можно установить также аналогию между постоянно поддерживаемым в этой колбе невидимым огнем и жизненным теплом, которое сосредоточивается в сердце. После всего сказанного нам остается рассмотреть соответствия этих символов символу «Мирового Яйца», и, для того чтобы эти соответствия были более понятными, необходимо сразу же сказать и о связях этих символов с символом сердца. На первый взгляд в сравнении сердца с яйцом нельзя обнаружить ничего, кроме некоторого подобия внешней формы; однако само это подобие является далеко не случайным, и за ним скрываются более глубокие символические связи.

Прежде всего следует установить, что «Мировое Яйцо» представляет собой не «проявленный» Космос, а Космос в эмбриональном состоянии, из которого возникает Вселенная, расширяясь от исходной точки во всех направлениях; очевидно, что эта исходная точка совпадает с центром «Мирового Яйца». Таким образом, «Мировое Яйцо» находится в самом центре Космоса; символ плода, кстати, имеет то же самое значение и, помимо всего прочего, связан с символом сада или земного рая. В Библии земной рай, который одновременно является «Центром Мира», изображается окружностью, которую можно рассматривать в качестве горизонтального среза некоего сферического тела или яйца. Различие между сферой и яйцом состоит в том, что сферическое тело, каждая точка поверхности которого одинаково удалена от центра, является подлинно изначальной формой, тогда как форма яйца соответствует уже дифференцированному состоянию сферы, возникшему в результате удвоения центра последней. В планиметрии единый центр круга, удваиваясь, порождает два центра эллипса; та же самая операция ясно выражена в дальневосточном символе Инь-Ян, который имеет прямую связь с символом «Мирового Яйца». Заметим, что удвоение центра неизбежно возникает при вращении сферы вокруг своей оси, поскольку само начало вращения меняет значение всех прежних направлений пространства; это начало символизирует собой переход от одной фазы космогонического процесса к другой, которым и соответствуют сфера и яйцо.

То, что содержится в «Мировом Яйце», тождественно тому, что содержится в сердце и в пещере, которые, как мы уже сказали, являются эквивалентными символами; здесь мы имеем в виду то, что в традиции индуизма называют Хираньягарбха, или «золотой зародыш», название, которое опять указывает на связь с алхимической символикой Великого Делания. Следует особо отметить, что золото рассматривается как «свет минералов» и «солнце металлов», и его центральное положение позволяет символически отождествлять его с Солнцем, которое в свою очередь во многих традициях называют «Сердцем Мира».

Если перейти теперь на уровень микрокосма, то следует вспомнить об аналогии, существующей между пиндой, тонким зародышем индивидуального существа, и «Мировым Яйцом»; эта пинда иногда отождествляется с вечным и неразрушимым «семенем» существа, с его «ядром бессмертия», которое в традиции древних евреев называется луз. Сердце является одним из возможных мест пребывания «тонкого зародыша», но это именно то место, которое непосредственно связано с возможностью «второго рождения». Все другие места, согласно индуистскому учению о чакрах, также соотносятся с различными состояниями человеческого существа, или со ступенями его духовного восхождения. Состоянию сна, в котором пребывает обыкновенный человек, соответствует основание позвоночника; змея, обвившаяся вокруг «Мирового Яйца», представляет собой Кундалини, обвившуюся вокруг «ядра бессмертия». На самое нижнее положение этого ядра прямо указывает формула герметиков: Visita interiora terrae, rectificando invenies occultum lapidem («Посети глубь земли, очищением обретешь сокровенный камень»). «Очищение» здесь равнозначно «выпрямлению», с которого, после «падения», начинается восходящее движение, соответствующее пробуждению Кундалини. В дополнение к этой формуле «сокровенный камень» назван «истинным лекарством», то есть эликсиром бессмертия.

Мы уже отмечали сходство между Великим Деланием алхимиков и строительством Храма, которое следует понимать не столько буквально, сколько символически; здесь же мы хотим высказать несколько замечаний, относящихся прежде всего к исторической подоплеке этого сходства различных по своему происхождению символов. Символика Храма непосредственно связана с различными символами Центра Мира; в традиции древних евреев Центр Мира имеет свое подобие в человеческом мире, пребывая в нем как Шехина, «реальное присутствие Божества». Для древних евреев этим местом пребывания Шехины была скиния, которая с самого начала, когда евреи еще были кочевым народом, не могла находиться в какой-либо определенной точке пространства; духовный центр кочевого народа должен был перемещаться вместе с ним. Место пребывания Шехины стало постоянным лишь в тот день, когда завершилось строительство Храма, для которого еще Давид заготовил золото, серебро и все остальное, что позже Соломон использовал для завершения труда. Священная скиния Иеговы, место пребывания Шехины, представляет собой святая святых, центр Храма, тогда как последний является центром Иерусалима, а Иерусалим в свою очередь является центром Израиля, который в свою очередь есть центр мира.

Следует теперь добавить, что символика Высшего Центра имеет двойственный смысл: в любом случае соответствующие символы указывают не только на сам центр, но и на ту традицию, которую он олицетворяет; последняя представляет собой не только частную традиционную форму, но и изначальную традицию, с которой данная форма так или иначе связана. Сент Ив д’Альвейдр[95]95
  Сент Ив д’Альвейдр – французский писатель-оккультист, автор большого числа книг, каждая из которых начинается словом «миссия»: «Миссия Индии», «Миссия евреев» и других.


[Закрыть] употребляет выражение «тамплиеры Агартхи», для того чтобы обозначить «хранителей» Высшего Центра; наши рассуждения позволят увидеть точность и справедливость этого выражения, полный смысл которого скорее всего самому д’Альвейдру был до конца и не понятен.

Чтобы понять сущность данного вопроса, необходимо провести различие между теми людьми, которые должны охранять и передавать традицию, и теми, кто в том или ином виде допускается к тому содержанию, которое таким образом передается. Первые находятся у источника традиции, который и есть истинный Центр Мира; отсюда распространяется учение и распределяется в соответствии с различными ступенями инициации, подобно тому как реки земного рая текут из единого источника. «Хранители» находятся на границе духовного центра, и с этой точки зрения они выполняют сразу две задачи: с одной стороны, они являются защитниками Высшего Центра и запрещают доступ к нему для недостойных, с другой стороны, они же поддерживают определенные связи с внешним миром.

Роль защитника очевидным образом равнозначна той, которую в традиции индуизма играют кшатрии; любая рыцарская инициация, в сущности, предназначена для людей, принадлежащих к касте воинов, то есть кшатриев. Отсюда особенности этого вида инициации, его специфическая символика, в которой одно из самых важных мест занимает элемент, обозначаемый словом «Любовь». Но хотя инициация тамплиеров и была по своему характеру рыцарской, тем не менее коль скоро они входили в круг «хранителей» Высшего Центра, то все, с чем они соприкасались, приобретало некоторую военную и религиозную двойственность. На Западе, где духовное существует только в особой религиозной форме, подлинные «хранители», если у них возникала потребность в каком-либо официальном статусе, должны были быть и рыцарями, и монахами в одно и то же время.

Напомним, что вторая задача «хранителей» заключалась в том, чтобы поддерживать отношения с внешним миром и, в частности, между изначальной традицией и вторичными и производными традиционными формами. Для того чтобы это было возможно, необходимо в рамках соответствующей вторичной традиционной формы иметь несколько организаций, состоящих из людей, осведомленных относительно того, что скрывается за этой формой, то есть осведомленных относительно единого источника всех традиций. В мире иудео-христианской традиции подобная организация вполне естественно избрала символ Храма Соломона, поскольку этот храм к тому времени давно уже прекратил свое материальное существование и не мог иметь никакого иного значения, кроме символического. Ко всему этому следует добавить, что разрушение ордена храмовников было причиной, в силу которой Запад утратил все свои связи с Центром Мира, и именно к четырнадцатому веку следует отнести начало того отклонения, которое, возрастая и усиливаясь, продолжается и по сей день.

Арабское слово рукн, «угол» в силу того, что оно указывает на окончания геометрической формы вещи, то есть на ее удаленные и, следовательно, скрытые части, – иногда приобретает значение «секрета», или «тайны». На этом основании форму его множественного числа, аркан, можно сблизить с латинским словом arcanum, которое имеет то же самое значение и которое поразительным образом схоже с арабским словом; по крайней мере, употребляемый в герметических науках термин аркан, без всякого сомнения, попал туда под влиянием арабского языка, хотя и не совсем ясно, существует ли реальное этимологическое родство между этими двумя, арабским и латинским, словами, или можно говорить только о более позднем включении этого термина герметистами и алхимиками в свои доктрины. Кроме всего прочего, рукн имеет также и значение ‚ «основания», или «фундамента», что возвращает нас к вопросу о взаимосвязи строительной и алхимической символики; в алхимической терминологии слово эль-аркан, если оно употребляется без специальных уточнений, обозначает четыре элемента, то есть субстанциальные «начала» нашего мира, которые можно уподобить четырем закладным камням здания, поскольку на этих «началах» держится весь вещественный мир, который, кстати, и символизируется в традиции формой квадрата. Соответствие элементов (четырех стихий) четырем углам квадрата распространяется естественным образом и на четыре стороны света.

В действительности существуют не только эти четыре аркана, или первичных элемента, но есть также и пятый элемент, или «квинтэссенция», то есть эфир (эль-афир на арабском); этот последний находится на ином уровне существования, так как он представляет собой не только один из элементов, но сам принцип существования этого мира. Ему в строительной символике будет соответствовать «пятый угол» здания, то есть его вершина; этот «пятый угол» в действительности является первым углом, и только к нему применимо название «высшего угла» не только потому, что он находится в высшей точке здания, но и потому, что все углы в нем сводятся к единству.

Следует заметить, что геометрической фигурой, получаемой через соединение всех пяти углов, оказывается пирамида, имеющая четырехугольник в основании; боковые грани пирамиды берут свое начало в вершине пирамиды, подобно тому как четыре элемента, олицетворяемые здесь четырьмя углами основания, берут свое начало в пятом элементе. Именно благодаря этим граням «краеугольный камень» вершины отражается в каждом из четырех «закладных» камней основания. Во всем, что мы здесь говорим, есть очень важное указание на соответствие между строительной и алхимической символикой, которое объясняется общим для этих двух наук космологическим характером.

«Краеугольный камень», взятый в его истинном значении «вершины», в английском языке обозначается как keystone иногда capstone или copestone; первое из этих слов является точным эквивалентом французского слова chef de voute, «замoк свода» или «замка арки», поскольку это слово может применяться и к камню, образующему вершину арки. В слове capstone корень cap произведен от латинского caput, «голова», что опять указывает на «завершение», «окончание», строительства этим камнем; в этом отношении английское cap и французское chef совпадают. В силу своей особой формы, требующей специальных знаний и способностей, этот камень сам является «шедевром» (chef d’œuvre – «Великое Делание»). Слово œuvre применяется и в архитектуре, и в алхимии; такое совпадение имеет вполне определенные основания: в архитектуре завершением творения является «краеугольный камень», в алхимии – «философский камень».

Иногда «краеугольный камень» изображается в форме бриллианта; в немецком языке слово Eckstein в одно и то же время имеет значение и «краеугольного камня», и бриллианта. Двойной смысл этого слова с этимологической точки зрения можно объяснить тем обстоятельством, что оно может переводиться и как «угловой камень», и как «камень с углами» или с гранями; но это объяснение нисколько не исключает возможности символического сближения этих разных значений, соединившихся в одном слове. Камень или металл, являющийся самым твердым и самым блестящим, символизировал в различных традициях идею неразрушимости, устойчивости, света и бессмертия; очень часто такие качества приписываются бриллианту. Идея «неразрушимости» или «неделимости» (выражаемая, между прочим, на санскрите одним и тем же словом акшара), несомненно, соответствует камню, олицетворяющему собой единый принцип здания, поскольку подлинное единство, в сущности, неделимо. Идея «устойчивости», которой в архитектурной символике соответствует колонна или столп, также выражена в «краеугольном камне», который можно понять как капитель «осевой колонны», символизирующей «ось мира». Платон описывает «ось мира» как «алмазную ось», которая, с другой стороны, является также и «колонной света»; тем более эти световые качества приложимы к «венцу» этой колонны, который и является источником света, от которого она берет свое начало. В символике индуизма и буддизма все вещи, имеющие отношение к Центру или к Оси чаще всего уподобляются алмазу, как, например, в выражении ваджрасана, «алмазный трон»; несложно понять, что все эти соответствия являются частью учения, принадлежащего не к какой-то определенной традиционной форме, а к единой и универсальной традиции.

Кроме того, алмаз считается драгоценным камнем и в этом своем качестве иногда символизирует Христа, причем в этом случае данный символ совпадает с другим Его символом, символом «краеугольного камня». Можно сказать, что в той мере, в какой этот камень символизирует «свершение» или «исполнение», он представляет собой то, что в традиции индуизма называют чинтамани – выражение, эквивалентное «философскому камню» алхимиков Запада. Это «свершение», с точки зрения строителей, является совершенством исполнения архитектурного замысла; с точки зрения алхимии оно означает окончательное завершение Великого Делания; существует точное соответствие между первым и вторым. Алмаз среди камней, как и золото среди металлов, представляют собой самые драгоценные предметы; кроме того, и алмаз, и золото в равной мере символизируют свет и Солнце. Однако алмаз, как и «философский камень», который с ним отождествляется, считается более драгоценным, чем золото. После всего, что Мы сказали, должно стать более понятным, почему в Христианском герметизме Христа часто отождествляют с «философским камнем».

Одним из обозначений «философского камня» у алхимиков было lapis exillis, выражение, которое буквально можно перевести как «камень, сошедший с неба»; в такой странной форме это загадочное выражение может иметь более чем одно значение. Несомненно, перед нами фонетически искаженное выражение lapis lapsus ex coelis, «камень, упавший с небес»; однако, кроме всего прочего, этот камень благодаря своему небесному происхождению на земле находится как бы в изгнании, из которого он, согласно самым различным традиционным учениям, должен в конце концов вернуться на небо. Латинское слово exillis может также означать и «разреженный», «тонкий», хотя вряд ли это значение здесь следует воспринимать как буквальное.

Некоторые сближали его с Lia Fail, или с «камнем судьбы», который был не только «говорящим» камнем, но и «камнем, пришедшим с небес». Согласно ирландской легенде, местом его первоначального пребывания было «небо» или по меньшей мере «рай»; известно, что Lia Fail был священным камнем древних королей Ирландии, а затем стал священным и для королей Англии, когда, согласно распространенному представлению, Эдуард I перенес его в Вестминстерское аббатство. Самое странное заключается в том, что этот камень отождествляется с тем, который Иаков встретил в Вефиле (Бейт-эль «дом Бога»): «Иаков пробудился от сна своего и сказал: истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал! И убоялся и сказал: как страшно сие место! Это не что иное, как дом Божий, – это врата небесные. И встал Иаков рано утром, и взял камень, который он положил себе изголовьем, и поставил его памятником, и возлил елей на верх его. И нарек имя месту тому: Вефиль, а прежнее имя того города было Луз».[96]96
  Книга Бытия, 28, 16–19.


[Закрыть] Мы ранее уже объяснили значение слова луз; что же касается имени Вефиль, то позднее оно преобразовалось в Вифлеем (Бейт-Леем, «дом Хлеба»), то есть название того самого города, в котором родился Христос. Символическое соответствие между камнем и хлебом также, разумеется, появляется не случайно и поэтому заслуживает особого внимания. «И приступил к нему искуситель, и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами».[97]97
  Евангелие от Матфея, 4, 3.


[Закрыть] Эти слова становятся особенно таинственными, если добавить к ним следующие рассуждения: Христу и в действительности предстояло подобное преображение, но на духовном уровне, а не на материальном, как предлагает искуситель; духовный порядок существования аналогичен материальному, но эта аналогия является обратной, а одна из примет дьявола заключается в том, что он всегда действует «наоборот». Христос, воплощение Слова, сам является «хлебом, сошедшим с небес», и поэтому ответ его был следующим: «Не хлебом единым будет жив человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих»; это и есть тот хлеб, который должен в Новом Завете заменить камень как «дом Божий»; именно поэтому, между прочим, и смолкли оракулы древних.

Добавим к этому, что, согласно традиции древних евреев, этот камень сопровождал израильтян в пустыне и именно из него пошла вода, которую они пили и которая, согласно толкованию апостола Павла, была не чем иным, как самим Христом: «И все пили одно и то же духовное питие, ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос».[98]98
  1-е Послание Коринфянам, 10, 4.


[Закрыть] Позднее он стал «закладным камнем», помещенным в Иерусалимском Храме под тем местом, где находился ковчег Завета, и тем самым был помещен в самый Центр Мира; в символике Древа Сефирот этот закладной камень соотносится с Йесод, тогда как «краеугольному камню» соответствует Кетер. Теперь уже можно сделать окончательный вывод, что все, что расположено на оси, на ее различных уровнях, может рассматриваться как олицетворение одной и той же вещи, находящейся в различных положениях. Если применить эту символику оси к человеческому существу, то можно сказать, что положение «закладного камня» и «краеугольного камня», как и расположение различных сефирот, соответствует различным положениям луза, то есть того «ядра бессмертия», о котором мы говорили.

Мы уже говорили, что Луз был тем городом, где Иаков видел свой вещий сон, после которого назвал этот город Вефилем. Согласно каббалистическим книгам, «ангел смерти» не может проникнуть в этот город и не имеет над ним никакой власти; по странному совпадению некоторые каббалисты утверждают, что этот город был расположен возле горы Алборг, которую древние иранцы считали «обителью бессмертия».

Говорят также, что у стен этого города растет миндальное дерево (на еврейском языке – луз), в корнях которого скрывается подземный ход, ведущий в подземный город, попасть в который как-то иначе нельзя. Следует заметить, что слово луз во всех своих значениях указывает на нечто запрятанное, скрытое, тайное, причем «тайное» в двух различных значениях: это слово может применяться и к недоступному чувствам миру, и к тем периодам сокрытия и помрачения традиции, когда она перестает проявляться вовне и духовные центры ее становятся «подземными». центрами. Однако самое распространенное значение этого слова – «миндальная косточка», или «ядрышко», хотя и это значение может указывать на нечто внутреннее и потаенное, а следовательно, вполне может служить для выражения идеи «недосягаемости» и «неуязвимости». Поэтому неудивительно, что то же самое слово луз обозначает некую неразрушимую, представляемую в виде косточки, телесную частицу, в которой пребывает душа после смерти до момента воскресения. Подобно тому как ядрышко содержит в себе семя будущего дерева, так и частица луз содержит в себе все элементы, необходимые для воскресения человеческого существа; это воскресение произойдет в результате воздействия «небесной росы», которая оживит истлевшие кости. Неразрушимый луз в человеческом организме играет роль «ядрышка бессмертия», город же, обозначаемый тем же словом, представляет собой «обитель бессмертия»: в обоих случаях речь идет о вещах, недоступных власти ангела смерти. Луз, как мы уже говорили, является зародышем бессмертного существа, и его можно сравнить с куколкой, из которой появляется бабочка, причем это сравнение очень точно передает роль этой частицы в последующем воскресении; напомним, что символика Психеи у древних греков была основана именно на этом свойстве.

Считается, что луз расположен в нижней части позвоночника, и это положение не должно казаться странным, если провести параллель с той силой, которая в традиции индуизма называется Кундалини и локализуется, по крайней мере у обыкновенных людей, в том месте человеческого тела, которое соответствует нижней части позвоночника. Расположение частицы луз в нижней части человеческого организма соответствует состоянию отдельного «падшего» человека, тогда как для всего человечества в целом такое расположение означает перемещение высшего духовного центра в «подземный мир». Все, что мы сказали, самым прямым образом связано с подлинным смыслом известной формулы герметиков: Visita interiora terrae, rectificando invenies occultum lapidem, veram medicinam («Спустись в глубины земли и путем очищения получишь тайный камень, истинное лекарство»). «Философский камень» и является «истинным лекарством», то есть не чем иным, как «эликсиром бессмертия».