Текст книги "Очерки о традиции и метафизике"

Автор книги: Рене Генон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Наука о буквах (Ильмуль-Хуруф)

Во введении к своей книге «Теодицея Каббалы» Уоррен[88]88
  Сэр Чарльз Уоррен (1840–1927) – английский географ и этнограф, оставивший несколько описаний Палестины и Иерусалима.


[Закрыть] утверждает, что «согласно каббалистической гипотезе еврейский язык есть язык совершенный, переданный Богом первому человеку», делая затем, однако, оговорку об «иллюзорных претензиях на сохранение чистых элементов естественного языка, в то время как на самом деле имеются лишь его деформированные остатки». Но все же он допускает «вероятность того, что древние языки происходят из одного иератического языка, составленного пророками», и что, «следовательно, должны существовать слова, выражающие саму сущность вещей и их числовые отношения», и «что то же самое можно сказать и об искусствах предсказания». Нам кажется, что все это нуждается в уточнениях; но с самого начала необходимо заметить, что точка зрения Уоррена может быть названа скорее философской, в то время как мы всегда стремимся не покидать почву инициации и традиции.

Первое, на что следует обратить внимание, – это утверждение о том, что древнееврейский язык является языком изначального откровения, утверждение, которое по своему характеру является совершенно экзотерическим и даже не соответствует самой каббалистической доктрине; на самом деле это утверждение скрывает за собой некую более глубокую истину. В доказательство можно привести похожие претензии других языков, а это, так сказать, «первородство» не может быть в равной мере обоснованным во всех случаях сразу, что было бы очевидным противоречием. В качестве примера можно взять арабский язык, поскольку в странах, где он используется, достаточно широко распространено убеждение, что именно этот язык является изначальным языком всего человечества. Необоснованность этого убеждения, совершенно вульгарного и не опирающегося ни на какие авторитетные источники, побуждает нас предположить, что и с еврейским языком дело обстоит точно так же; что же касается арабского языка, то это убеждение вступает в явное противоречие с традиционной доктриной ислама, в соответствии с которой «адамическим» языком был язык «сириакский», логха сурьянья, который не связан ни со страной, называемой Сирией, ни с каким-либо древним языком из числа тех, что сохранились в памяти человечества и по сей день. Эта логха сурьянья является, если следовать интерпретации этого названия, языком «солнечного озарения», шемс-ишракья; действительно, Сурья – это название Солнца на санскрите, и корень сур, один из тех, что на санскрите обозначают свет, мог бы предположительно и сам принадлежать этому изначальному языку. Здесь скорее всего следует иметь в виду ту Сирию, о которой говорит Гомер как об острове, находящемся «за пределами Огигии», отождествляя его с Туле Гипербореи, «где совершается полный оборот Солнца».[89]89
  Огигия – мифический остров на дальнем западе, где живет Калипсо. «Сирия» переводчик «Илиады» Н. Гнедич перевел как «Сира».


[Закрыть] Столица этой страны называлась Гелиополис, или «город Солнца»; такое же имя было позднее дано городу Он в Египте, и это имя, точно так же как и Фивы, было одним из названий той же самой столицы. Все переносы этих названий на протяжении истории человечества в целом было бы очень любопытно исследовать в связи с вопросом о расположении вторичных и производных центров традиции, так как это расположение прямо указывает на язык, которому было предназначено служить средством передачи соответствующих традиционных форм.[90]90
  Этому вопросу посвящена работа Генона «Царь Мира».


[Закрыть] Это и есть те языки, которые можно назвать «сакральными» и которые следует отличать от языков вульгарных, или профанических, поскольку именно на этом и основаны как сами каббалистические методы, так и сходные с каббалой методы, встречающиеся в иных традициях.

Можно сделать следующее утверждение: подобно тому как любой вторичный духовный центр является отражением изначального и высшего Центра, так и любой «сакральный» или, иначе говоря, «иератический» язык может рассматриваться как отражение изначального языка, который и является истинно священным. Последний в традиции определяют как «утраченное слово» или, точнее сказать, слово, скрытое от людей «темного» века так же, как от них казался закрытым и недоступным подлинный Центр традиции. Но здесь следует говорить не только об «остатках и деформациях» изначального языка; вполне возможны и регламентированные определенными правилами адаптации, которые становятся совершенно необходимыми в соответствии с изменениями обстоятельств времени и места, – иначе говоря, в соответствии с тем, что, согласно учению Сейиди Мохиддина ибн Араби,[91]91
  Ибн Араби (1165–1240) – арабский мыслитель, мистик и поэт, один из наиболее известных представителей суфизма. Был известен и в Европе, где под влиянием его идей находились Раймонд Луллий и даже Данте.


[Закрыть] изложенному в начале второй части «Эль-Футухатуль-Мекья», каждый пророк должен был использовать такой язык, который был бы понятен для тех, к кому он обращался, то есть язык, специально приспособленный к ментальности этого народа и к определенным условиям его существования. В этом заключается и причина многообразия существующих традиционных форм, следствием которого становится и многообразие языков, служащих этим формам средством выражения; следовательно, все сакральные языки необходимо рассматривать в качестве специально «созданных» пророками, поскольку иначе эти языки были бы не способны выполнять предназначенную им функцию. Что же касается изначального языка, то его происхождение должно быть «сверхчеловеческим», как и происхождение самой изначальной традиции; каждый сакральный язык оказывается причастным к ней в той мере, в какой его устройство (эль-мабани) и его значение (эль-маани) отражают изначальный язык. Но это отражение может осуществляться различными способами, меняясь от случая к случаю, поскольку меняются и задачи адаптации самой традиции: способы отражения, о которых идет речь, можно заметить, например, в символической форме письменных знаков; ту же самую роль играет, в частности в арабском и еврейском языках, и соответствие чисел буквам и, как следствие, словам, слагаемым из букв. Сама же символическая форма письменности может изменяться именно вместе с адаптациями традиций, как это произошло, например, с древнееврейским языком после вавилонского пленения; мы здесь говорим именно об адаптации древнееврейской традиции, по тому что совершенно невероятно, чтобы письмо могло быть на самом деле утрачено за период времени в семьдесят лет, и удивительно, что этого, кажется, никто до сих пор не замечал. Подобное могло происходить и с письменностью других языков, например с алфавитом санскрита или с китайскими иероглифами.

Европейцам, возможно, очень трудно представить себе, чем на самом деле является любой сакральный язык, потому что в современном мире они не имеют дела ни с одним из них. В этой связи здесь можно вспомнить все то, что мы уже говорили о возникающих при изучении традиционных наук трудностях, относящихся к их особому характеру, который выражается в неразрывной связи этих наук с той или иной традиционной формой, что не позволяет переносить в неизменном виде из одной цивилизации в другую, поскольку в таком случае они либо станут совершенно непонятными, либо будут приводить к иллюзорным, если не совершенно ложным результатам. Поэтому для того, чтобы в полной мере постичь значение символики букв и чисел, необходимо в каком-то смысле пережить эту символику на практике, в обстоятельствах повседневной жизни, что и сейчас еще можно сделать в некоторых странах Востока. По этой же причине совершенно напрасными являются все попытки перенести подобного рода практику в европейские языки, для которых она совсем не предназначена; к тому же в этих языках не существует и само числовое значение букв. Усилия, предпринимаемые в этом направлении некоторыми людьми совершенно не считающимися с традицией, являются с самого начала ошибочными; и даже если иногда эти усилия и приводят к некоторым результатам, например в области ономастики, то это совсем не говорит о правомерности самой процедуры, но всего лишь свидетельствует о наличии у этих людей некоторой интуиции, которая, разумеется, не имеет ничего общего с подлинной интеллектуальной интуицией; подобное, кстати, часто встречается у людей, занимающихся «предсказательными искусствами». То же самое, не обращая внимания на мнимую «научность» используемых методов, можно сказать и о результатах, которые получает совремённая астрология, уже не имеющая ничего общего с астрологией традиционной. Эта последняя, ключи к которой, кажется, давно уже утрачены, представляла собой нечто большее, чем просто «искусство предсказания», хотя и такое применение, разумеется второстепенное и несущественное, также иногда использовалось.

В книге Эль Футухатуль-Мекья Сейиди Мохиддин[92]92
  Эль Футухатуль-Мекья – книга Ибн Араби «Мекканские откровения» переведена А.Д. Кнышем на русский язык и издана в СПб. в 1995 году.


[Закрыть] излагает метафизические основания науки о буквах – Ильмуль-Хуруф: Вселенная рассматривается им как Книга, и этот символ можно встретить и у розенкрейцеров (Liber Mundi), а также в Откровении Иоанна Богослова (Liber Vitae). Следует отметить определенную связь, существующую между символом «Книги Жизни» и символом «Древа Жизни»: листья дерева, так же как и буквы книги, олицетворяют собой все живые существа Вселенной, «десять тысяч живых» в дальневосточной традиции. Буквы этой книги начертаны «божественным пером» (Эль Каламул-Илахи) и представляют собой некие вечные сущности, или божественные идеи; поскольку каждая буква является в то же самое время и числом, то сразу можно заметить определенное сходство этого учения с учением пифагорейцев. Эти буквы, или «божественные письмена», вначале существовали в полноте божественного всеведения, но затем божественным дыханием были перенесены на нижние уровни существования, где они и образовали, сочетаясь друг с другом, проявленную Вселенную. Сходную роль играют буквы и в космогонической доктрине Сефер Йецира, так как «Наука о буквах» имеет почти одинаковое значение и в еврейской каббале, и в исламском эзотеризме. Следует также обратить внимание, что «Книга Мира» представляет собой в то же самое время и «Божественное Послание», являясь прообразом всех священных книг, которые, таким образом, оказываются лишь переводом этого послания на тот или иной человеческий язык. Эта идея особенно настойчиво повторяется в Ведах и в Коране; представление о «вечном Евангелии» свидетельствует, что эта же идея не всегда была чужда и христианству.

Исходя из всего изложенного уже несложно понять соответствие, устанавливаемое между буквами и различными уровнями существования проявленной Вселенной, в том числе и того мира, в котором мы существуем; подобным же образом устанавливаются и соответствия планет и созвездий Зодиака определенным уровням манифестации, хотя сами эти соответствия хорошо известны и мы не будем здесь специально на них задерживаться; заметим только, что «наука о буквах» тесно связана с астрологией, если последняя рассматривается как «космологическая» наука. Возможны и другие соответствия букв с элементами мироздания; так, например, двадцать восемь букв арабского алфавита точно соответствуют числу фаз луны. С другой стороны, благодаря закону аналогии между микрокосмом (эль-кавнус-сехир) и макрокосмом (эль-кавнур-кебир) одни и те же буквы могут соответствовать и различным частям человеческого организма; заметим лишь по этому поводу, что существует и терапевтическое применение «науки о буквах», когда какая-либо буква может употребляться для лечения от болезней, поразивших тот или иной орган человеческого тела.

Из всего сказанного следует, что «наука о буквах» может рассматриваться одновременно на трех уровнях, которые можно сопоставить с «тремя мирами»: в своем высшем значении эта наука представляет собой знание всех вещей и знание принципа их существования, остающегося за пределами проявления; в другом своем значении она является космогонией, то есть знанием о созидании и формировании проявленного мира; и, наконец, она оказывается так же и знанием свойств имен и чисел, так как именно они выражают собой природу и характер любого существа; последний вид знания предоставляет возможность на практике оказывать «магическое» воздействие на эти существа и на все, что с ними про исходит. Ибн Халдун[93]93
  Ибн Халдун (1332–1406) – арабский государственный деятель, философ и историк.


[Закрыть] говорит, что поскольку письмена составлены из тех же элементов, из которых образованы все сотворенные существа, то определенные комбинации букв обладают способностью воздействовать на них. Поэтому знание имени существа, выражающего его истинную природу, дает власть над ним; подобное применение «науки о буквах» обыкновенно называют симия; само это слово не является чисто арабским и скорее всего происходят от греческого semeia («знаки»), которое почти совпадает по своему значению с гематрией каббалы,[94]94
  Гематрия – один из методов Каббалы, предполагающий возможность замены в каком-либо сакральном тексте слов, имеющих одинаковое числовое значение.


[Закрыть] словом также греческого происхождения, но берущем свое начало не от геометрии, как чаще всего думают, а от grammateia (gramma – «буква»).

Важно заметить, что это знание превосходит собой простую процедуру предсказания; действительно, можно благодаря определенным расчетам (хисаб) с цифрами, соответствующими буквам и именам, предсказать некоторые события, а в некоторых случаях, посредством тех же расчетов, можно даже решать вопросы доктринального уровня, и иногда такие решения приобретают особо привлекательную форму; но все это представляет собой лишь первую, самую элементарную во всех, ступень овладения «наукой о буквах», так как затем, на основании этих же расчетов, уже оказывается возможным произвести такие преобразования, которые повлекут за собой соответствующие им изменения событий.

В этом случае следует также различать определенные ступени, соответствующие тем самым уровням знания, о которых мы только что говорили; все эти расчеты являются не более чем способами применения определенного уровня знаний на практике. Когда какое-либо воздействие осуществляется лишь в чувственном мире, то перед нами всего лишь самая низшая ступень применения «науки о буквах», совпадающая с тем, что обычно называют магией. Нетрудно догадаться, что мы будем иметь дело с чем-то совершенно иным по своему характеру в том случае, когда некоторое действие производит определенные изменения на более высоких уровнях существования. В последнем случае мы имеем перед собой свидетельство такого применения этой науки, которое в полной мере можно назвать «инициатическим»; на высших уровнях существования может активно действовать лишь тот человек, который достиг состояния «красной серы» (эль-Кебритул-ахмар), и само название этого состояния указывает на определенное сходство, в какой-то степени неожиданное, «науки о буквах» с алхимией. На самом деле эти две науки в своих самых глубоких и тайных основаниях совпадают друг с другом; то, что эти науки выражают собой в различных формах, есть не что иное, как сама инициация, которая во всех подробностях воспроизводит космогонический процесс и которая представляет собой самую полную реализацию всех возможностей человека, проходящего через все состояния универсального существования. Любопытно отметить, что в символике масонства «Утраченное Слово» и его поиски также играют важную роль, а степени посвящения характеризуются выражениями, скорее всего заимствованными из «науки о буквах»: умеющий читать по складам, умеющий читать, умеющий писать. Среди атрибутов «Мастера» имеется письменная доска, символизирующая собой не только способность читать, но и писать на «древе Жизни», то есть целенаправленно содействовать осуществлению плана «Великого Архитектора Вселенной»; уже здесь можно почувствовать расстояние, отделяющее того, кто лишь номинально обладает этой степенью, от человека, который ею владеет в действительности.

Алхимия

Алхимические смеси

Слово «алхимия» произошло от египетского Кеми (к которому в арабском языке был добавлен только артикль эль) и первоначально обозначало тайную герметическую науку, то есть науку жрецов Египта. Кеми на языке египтян означало «черную землю», и интересно отметить, что подобное название часто встречается и у других народов. По словам Плутарха, «египтяне называют свою страну Кемия и сравнивают ее с сердцем. Их страна теплая, влажная и расположена в южных частях обитаемого мира, подобно тому как расположено сердце в человеческом теле, в его левой части». Объяснить это сравнение можно тем, что «…египтяне считают Восток лицом мира, поэтому Север является его правой стороной, а Юг расположен слева».

Однако такое сравнение кажется нам достаточно поверхностным, поскольку сердцу уподоблялась каждая земля, которую считали священной и которая располагалась в центре мира независимо от ее географического расположения. Согласно сообщению того же Плутарха, египтяне сравнивали свою страну не только с сердцем, но и с небом: «Египтяне изображают небо, которое не может постареть, потому что оно вечно, как сердце, помещенное на горячие угли, поддерживающие его пыл». Таким образом, иероглиф сердца, изображающий сосуд, чашу, одновременно является и иероглифом, обозначающим Египет, а также небо.

Выражение «священная земля» имеет, как мы уже не раз говорили, немало синонимов: «чистая земля», «земля святых», «земля блаженных», «земля живых», «земля бессмертия» и другие. Эти наименования встречаются в традициях различных народов, но они всегда обозначают некий духовный центр, размещение которого на какой-то территории можно понимать как буквально, так и символически. «Священная земля» иногда определяется и как «центр мира», или «сердце мира», и эти внешне похожие определения применяются в разных обстоятельствах различным образом.

Если обратиться к традиции древних евреев, то можно увидеть, что в книге Сефер Йецира «центр мира» называется «внутренним дворцом» или «священным дворцом», и здесь перед нами не географическое понятие, а скорее космологический термин; «внутренний дворец» имеет определенную аналогию в человеческом мире в качестве Шехины, которая в самом общем смысле представляет собой «реальное присутствие Божества в мире». Заметим, что в тех местах Священного Писания, где упоминается Шехина, чаще всего речь идет о создании духовного центра: сооружении ковчега, построении храмов Соломона и царицы Зороавель. Такого рода центр, созидаемый в строгом соответствии с определенными правилами, в действительности должен стать местом проявления Божества; можно предположить, что выражение «место пресветлое и пречистое», сохранившееся в масонстве, имеет отдаленную связь с древней жреческой наукой строительства храмов, которая, разумеется, была знакома не только евреям.

То, что здесь сказано о евреях, можно сказать и о всех народах, которые обладают подлинной традицией; существует столько же наименований «священной земли», сколько подлинных традиционных форм, потому что все эти наименовании применяются к духовным центрам, соответствующим этим формам традиции. Не углубляясь в эту тему, скажем только, что подобный центр существовал на Крите еще в доэллинскую эпоху, а в самом Египте их насчитывалось несколько, причем скорее всего они были заложены в разные эпохи; в первую очередь к таким центрам следует отнести Мемфис и Фивы. Название Фив (город с таким же именем, как известно, существовал и в Греции) заслуживает особого внимания, поскольку почти совпадает с еврейским названием Феба, обозначающим ковчег. Но если ко всем этим наименованиям прилагается одна и та же символика, то прежде всего потому, что эти центры имеют аналогичное строение, совпадающее иногда до самых мельчайших подробностей. Все они представляют собой отражение одного-единственного центра, который и является подлинным Центром Мира.

Существует аналогия между «влажным путем» и «сухим путем» алхимиков, с одной стороны, и мистическим и инициатическим путем – с другой; необходимо сразу сказать, что мы допускаем их сосуществование, но отрицаем возможность следовать двумя путями одновременно. В данном случае несовместимыми являются скорее способы деятельности, чем принципы, на которых эти способы основаны, и именно в этом смысле мистический путь отличается от инициатического по всем основным позициям.

С самого начала следует вспомнить о «пассивном» характере мистицизма, тогда как инициация всегда имеет активный характер; это замечание будет истинным только при условии необходимых уточнений. В мистицизме человек ограничен пассивным восприятием самого себя и всего окружающего, и именно в этом и заключается основная опасность этого пути, поскольку человек остается «открытым» любым влияниям, какой бы характер они ни приобретали. Наоборот, в инициации человеку полностью принадлежит инициатива его собственной реализации, которая осуществляется под строгим контролем и в конце концов должна привести к преодолению собственно человеческих возможностей самого человека. Следует добавить, что, разумеется, одной только инициативы недостаточно, однако именно она представляет собой исходную точку реализации, тогда как мистик такой исходной точкой или опорой не обладает.

Многие видят в инициации способность общения с высшими существами, но такое представление, безусловно, не является исчерпывающим. На самом деле такое общение может происходить и благодаря чисто экзотерическим средствам, например в ритуалах религиозного характера; однако не следует забывать, что в таком случае действуют как духовные, так и психические влияния. Здесь было бы довольно трудно рассмотреть все различия между областью религии и инициацией, поэтому подчеркнем особо лишь тот факт, что любая религия всегда рассматривает человека с точки зрения его индивидуальности и не стремится вывести его за её пределы, тогда как цель инициации заключается в том, чтобы преодолеть индивидуальное состояние и обеспечить возможность перехода к состояниям более высокого порядка. Следовательно, в том, что касается инициации, общение с высшими существами рассматривается не как цель, а как средство. Приведем следующий наглядный пример: если человек, встретивший ангела, не выходит при этом за пределы человеческой индивидуальности, то он ничуть не продвигается на инициатическом пути; в инициации предполагается не просто общение с существами, пребывающими в состоянии «ангелов», но достижение этого сверхиндивидуального состояния, разумеется, уже не в качестве человеческого существа, а в качестве существа, которое способно проявлять себя человеком в одном из своих состояний, сохраняя в то же время возможность проявить себя и в других состояниях. Любая инициация имеет «внутренний» характер в отличие от «выхода из себя», или «экстаза», мистиков: это далеко не единственное, но все же одно из основных различий между мистическими состояниями, которые, следовательно, остаются в пределах религии, и состояниями инициатическими.

Во всех традициях инициацию называют «вторым рождением»; в этой связи необходимо сделать одно важное разъяснение: если человек, который является «предназначенным» к инициации, обладает теми возможностями, которые будут затем реализованы, то почему он не может реализовать их самостоятельно? Теоретически на этот вопрос можно ответить положительно, если считать, что человек «дважды рожден» с самого первого момента своего существования, однако, по крайней мере, в нашем мире в его сегодняшнем состоянии это невозможно. В примордиальную эпоху для человека было нормальным – и естественным то состояние, которое в наше время можно достичь только через инициацию; само слово «инициация» поэтому в то время не имело никакого смысла. Мы сейчас живем в эпоху Кали-Юги, когда высшее знание становится тайным и достичь его могут лишь немногие; именно поэтому инициатический путь невозможен без личного усилия, в котором для людей примордиальной эпохи не было никакой необходимости, так как их духовное развитие шло так же естественно, как и физическое.

Все существа каждого нового цикла на самой его первой стадии заключены в «Мировом Яйце» в виде зародышей и могли бы, предположим, появляться в телесной оболочке сразу, без всякой помощи со стороны родителей. Мы могли бы представить себе мир, в котором это так и происходит, однако это уже будет не наш мир. Возможно, и в нашем мире существуют случая «самопроизвольного рождения», и именно оно и характеризует мистический путь со всей его «нерегулярностью», которая диаметрально противоположна «регулярному» характеру инициации. Всего сказанного вполне достаточно, чтобы понять, что состояния, достигаемые на мистическом пути, и состояния инициатические не имеют между собой ничего общего; о мистическом пути мы сказали достаточно, чтобы больше к нему не возвращаться и вести речь только об инициации.

Фазы инициации, как и фазы вызревания герметического «Мирового Яйца», должны воспроизводить собой космогонические процессы; здесь мы имеем дело с частным случаем аналогии между микрокосмом и макрокосмом. Можно сказать, что способности, или возможности, изначально заложенные в человеке, представляют собой «первоматерию», или чистую возможность как таковую; это состояние является хаотическим и мрачным, и именно в нем пребывает большинство людей, не прошедших через «второе рождение».

Переход к высшим состояниям подчиняется закону, который в элевсинских мистериях был представлен в символике пшеничного зерна. Алхимики этот закон называли «гниением» («путрефакцией») и обозначали его черным цветом, nigredo, который символизировал начало «Великого Делания». Христианские мистики называли то же самое состояние «черной ночью души», которая преодолевается в духовном восхождении существа, устремленного к высшим состояниям бытия.

Добавим к этому, что, как и при любом изменении состояния, переход от одного цикла существования к другому может проходить только в полной темноте. Все это убеждает нас в том, что хаос и беспорядок современного мира являются таковыми только с определенной точки зрения, тогда как с другой, более универсальной и более высокой, точки зрения современный мир оказывается следствием необходимой закономерности. Наше время, каким бы трагичным и страшным оно ни казалось, должно иметь свое закономерное место наравне с другими эпохами в общем ходе развития данного цикла человеческого существования, и уже тот факт, что оно было предсказано в традиционных учениях, подтверждает это в достаточной мере.

Согласно алхимической символике, существует соответствие между «работой в белом», albedo, и «работой в красном», rubedo, благодаря которому последняя воспроизводят первую на высшем уровне. Известно, что одна и та же символика всегда может применяться на различных уровнях, в силу тех соответствий, которые между ними существуют; таким образом, определенный символ может относиться как к какому-либо одному-единственному состоянию, так и ко всему ансамблю универсального проявления. Восстановление «изначального состояния», которое является в то же самое время «адамическим состоянием», становится как бы образом «высшего отождествления», хотя в действительности представляет собой всего лишь этап на пути к нему. Согласно еврейской Каббале, именно вследствие расчленения тела Адама Кадмона была создана Вселенная вместе со всеми обитающими в ней существами, которые, таким образом, являются как бы частичками этого тела, и их «реинтеграция» в единое целое оказывается в то же самое время восстановлением тела Адама Кадмона. Последний представляет собой, как и Пуруша, «Универсального Человека», и поэтому речь во всех этих случаях идет об одном и том же.

Согласно традиции индуизма, «то, что рассеяно», – это части тела примордиального Пуруши, который был расчленен при первом совершенном дэвами жертвоприношении, вследствие чего возникли все проявленные существа. Здесь мы видим символическое описание перехода от единого к многому, без которого невозможна манифестация вообще. Уже отсюда становится понятным, что восстановление Пуруши таким, каким он был «до начала», то есть в непроявленном состоянии, – это не что иное, как возвращение к примордиальному единству. Пуруша тождествен Праджапати, «Властелину сотворенных существ», так как все они вышли из его тела и поэтому могут рассматриваться как его «порождения»; Пуруша также является Вишвакарманом, «Великим Архитектором Вселенной», что может вызвать вполне определенные ассоциации с символикой масонства.

Посвящаемый в степень Мастера и в самом деле отождествляется с жертвой, что находит свое обоснование в связях легенды о Хираме и мифом об Осирисе; однако, в сущности, рассеивание частей тела Осириса представляет собой то же самое, что и разбрасывание тела Пуруши. Можно даже сказать, что перед нами две различные версии одного и того же космогонического процесса, которые принадлежат различным традиционным формам. Добавим только, что, так как степень Мастера олицетворяет собой, по меньшей мере виртуально, уровень «малых мистерий», то речь в данном случае идет о реинтеграции человеческого существа с центром всей области человеческого существования. Ритуалы закладки здания везде включают в себя жертвоприношение, и на Западе определенная форма жертвы сохранилась и в наши дни, когда закладка первого камня выполняется в соответствии с ритуалами масонства. Даже в самом прямом смысле строитель действительно собирает разрозненные материалы, чтобы построить из них здание, которое уже будет обладать «органическим» единством наподобие того, которым обладает какое-либо живое существо, или наподобие того единства, которым обладает все мироздание в целом.

Можно сказать несколько слов и о символике иного рода, которая может показаться внешне непохожей, но которая тем не менее имеет то же самое значение. Речь идет о восстановлении одного слова на основе составляющих его букв-элементов, взятых отдельно друг от друга. Необходимо вспомнить, что истинное имя какого-либо существа с точки зрения традиции есть не что иное, как его истинная сущность; следовательно, восстановление имени этого существа совпадает с восстановлением его сущности. Можно сказать, что всему универсальному проявлению в целом соответствуют изолированные друг от друга буквы, выражающие тем самым идею множественности проявленных существ. Соединяя эти буквы, мы возвращаемся к первоначалу, если это соединение осуществляется таким способом, который на самом деле может привести к названному результату.

Знаку Меркурия, или Ртути, алхимики сообщают две различные формы: лунная форма соотносится с вульгарным, или обыкновенным, Меркурием, солярная форма – с Меркурием мудрецов; этим формам соответствуют зодиакальные знаки Тельца и Овна. Различие между последними, среди всего прочего, заключается и в различных символических значениях рогов: Овна рога имеют «солярную» форму, рога Тельца являются «лунными», в том числе и потому, что они сами напоминают собой полумесяц.

Можно привести множество примеров, когда рога используются как символ могущества; мы можем обнаружить такие примеры в Библии, точнее, в Книге Апокалипсиса, где рога используются в качестве идеи, которая распространяется на всякое могущество, как благотворное, так и приносящее зло; есть рога Агнца, но есть и рога Зверя. В арабской традиции Александр Македонский носит имя Эль-Искандар дхуль-карнейн, что можно перевести как «Двурогий», и это имя чаще всего интерпретируется как знак двойного могущества, распространяющегося и на Восток, и на Запад. Такая совершенно справедливая интерпретация дополняется другой, согласно которой Александр, провозглашенный оракулом сыном Аммона, избрал своей эмблемой два рога Овна, которые были главным атрибутом египетского божества. Божественное происхождение Александра позволяло ему быть законным наследником древних властителей Египта, которые также считали себя потомками Аммона; передают, что в таком виде он изображался и на монетах, что в глазах греков скорее всего позволяло его отождествлять с Дионисом. Дионис был сыном Зевса, которого греки отождествляли с Аммоном; к тому же с Дионисом Александра связывало также и завоевание им Индии. Возможно, и сам Александр не был чужд такой идеи, однако Дионис чаще всего изображался не с рогами Овна, а с рогами Тельца, а это символическое различие имеет немалое значение.