Текст книги "Духовное владычество и мирская власть"

Автор книги: Рене Генон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 5

Вернемся теперь к отношениям Брахманов и Кшатриев в социальной организации Индии: при естественном ходе вещей Кшатриям принадлежит вся полнота внешней силы, ибо область действия, которая им прямо соответствует, – это внешний и чувственный мир; однако эта сила ничто без внутреннего, собственно духовного принципа, воплощенного владычеством Брахманов, который, в свою очередь, является единственной реальной поддержкой силы Кшатриев. Из этого видно, что отношения двух властей можно было бы также представить как соотношение “внутреннего” и “внешнего”, символизирующего в реальности соотношение знания и действия или, если хотите, “движущей силы” и “движущегося тела”, если возвратиться к идее, высказанной нами ранее на основании как теории Аристотеля, так и индийского учения.[53]53
  1. Здесь можно было бы также применить, как мы уже это делали, образ ступицы и обода “колеса вещей”.


[Закрыть] Эта гармония между “внутренним” и “внешним” никоим образом не должна рассматриваться как некий тип “параллелизма”, поскольку это было бы непониманием основополагающих различий двух областей; нам кажется, что именно в этой гармонии состоит залог нормальной жизни того, что принято называть социальной сущностью; однако мы никоим образом не хотим, употребляя подобное выражение, вызвать какое бы то ни было проведение параллелей между обществом и человеком, тем более, что в наши дни многие злоупотребляют данным уподоблением, ошибочно принимая за истинное сходство то, что является не более чем аналогией и соответствием.[54]54
  2. Каждый человек несет в себе принцип единства, высший по отношению к множеству элементов его структуры; такового принципа нет у общества, которое представляет собой не что иное, как набор отдельных индивидуумов; следовательно такое слово, как “организация”, когда оно употребляется по отношению к отдельному человеку и целому обществу, не может иметь в точности один и тот же смысл. Можно, однако, сказать, что присутствие духовного владычества вводит в общество высший над-индивидуальный принцип, поскольку само это владычество, в силу своей природы и происхождения, является “над-индивидуальным”; однако это предполагает, что общество должно рассматриваться не только и не столько в своем временном аспекте; это соображение, единственное, которое делает из общества нечто большее, чем просто набор индивидуумов, является одним из тех, которые полностью ускользают от современных социологов, претендующих на проведение аналогии между обществом и отдельно взятым человеком.


[Закрыть]

В обмен на поручительство, данное их силе духовным владычеством, Кшатрии, при помощи силы, которой они обладают, обязаны предоставить Брахманам возможность исполнять в мире, защищенном от любых волнений и беспорядков, их собственную функцию сохранения знания и обучения; именно такое соотношение индийский символизм представляет в образе Сканды, Властелина войны, который защищает покой медитации Ганеши, Властелина знания.[55]55
  3. Кроме того, Ганеша и Сканда представлены как братья, будучи один и другой сыновьями Шивы; в этом заключается еще один способ показать то, что две власти – духовная и светская – происходят из одного источника.


[Закрыть] Уместно отметить, что то же самое встречалось в средневековье на Западе; на самом деле, святой Фома Аквинский недвусмысленно заявлял, что все человеческие функции настолько подчинены созерцанию высшей цели, “что если их рассматривать должным образом, все они окажутся на службе у тех, кто созерцает истину”, он также говорил, что основной целью существования в гражданской жизни любого правительства по сути является обеспечение необходимого спокойствия для этого созерцания. Не вызывает сомнения, что все вышесказанное очень далеко от современной точки зрения, однако также очевидно, что преобладание тенденции к действию, которое сейчас несомненно существует на Западе, совсем не обязательно влечет за собой недооценку созерцания, то есть знания, по крайней мере, до тех пор, пока западные народы обладают цивилизацией, носящей традиционный характер, какой бы ни была форма, принимаемая традицией, в данном случае это форма религиозная, отсюда, собственно, и происходит теологический оттенок, который приписывается в концепции святого Фомы Аквинского созерцанию, тогда как на Востоке созерцание принадлежит порядку чистой метафизики.

С другой стороны, в индийском учении и, соответственно, в социальной организации, являющейся его приложением, то есть в народе, способности которого к созерцанию, рассматриваемые в данном случае в смысле чистой интеллектуальности, являются явно преобладающими и, кроме всего, развитыми настолько, насколько это, наверное, не встречается больше нигде, место, отведенное Кшатриям и, следовательно, действию, будучи полностью подчиненным, как это, собственно, и должно быть, тем не менее далеко не ничтожно, поскольку включает в себя все, что можно было бы назвать видимой властью. Кроме того, как мы уже об этом говорили по другому поводу,[56]56
  4. Кризис современного мира, стр 81.


[Закрыть] тот, кто, поддавшись воздействию ошибочных интерпретаций, имеющий хождение на Западе, усомнится в этой очень реальной, хотя и относительной, важности, приписываемой действию индийским учением, впрочем, как и всеми традиционными учениями, чтобы убедиться в этом, должен лишь обратиться к Бхагават-Гите, которая является, и этого нельзя забывать, если хочешь по-настоящему понять ее смысл, одной из книг, упомянутых нами ранее,[57]57
  5. Собственно говоря, Бхагават-Гита является лишь эпизодом Махабхараты – одного из двух итихас, вторая из которых – Рамаяна. Эта характерная особенность Бхагават-Гиты объясняет используемый в ней воинственный символизм, сравнимый в определенной степени с символизмом “священной войны” у мусульман; кроме того, существует еще и “внутренний” способ чтения этой книги, придающий ей глубочайший смысл, который называется Атма-Гита.


[Закрыть] которые специально предназначены для Кшатриев. Брахманам же принадлежит лишь в каком-то смысле невидимое владычество, которое, как таковое, вероятно, не признается толпой, но, тем не менее, не перестает являться непосредственным принципом любой видимой власти; это владычество представляет собой как бы стержень, вокруг которого вращаются все второстепенные вещи, фиксированную ось, вокруг которой совершает мир свое вращение, полюс или незыблемый центр, который направляет и управляет космическим движением, не принимая в нем непосредственного участия.[58]58
  6. Ось и полюс являются прежде всего символами единого принципа двух властей, как мы объяснили это в нашей работе “Царь мира”; однако данные символы могут также использоваться для обозначения духовного владычества по отношению к светской власти, что мы в данном случае и делаем, поскольку это владычество, основным атрибутом которого является знание, составляет в реальности часть в неизменности высшего принципа, который в полном объеме выражают эти символы, а также поскольку духовное владычество, как мы уже сказали ранее, прямо представляет этот принцип по отношению к внешнему миру.


[Закрыть]

Зависимость светской власти от духовного владычества наглядно проявляется в церемонии посвящения на царство: царская власть становится реально ”узаконенной” лишь после того, как она получит от духовенства признание и посвящение, подразумевающее передачу “духовного влияния”, необходимого для законного исполнения всех присущих ей функций.[59]59
  7. Мы переводим как “духовное влияние” древнееврейское и арабское слово barakah; ритуал “рукоположения” является одним из наиболее принятых способов передачи barakah, а также произведения при его помощи определенных эффектов, в частности излечения больных.


[Закрыть] Это влияние иногда проявляется внешне собственно чувственными эффектами, примером которых может стать способность к исцелению, реально связанная со сферой сакрального, которой обладали короли Франции; данное влияние передавалось царям не их предшественниками, но исключительно как действие сакрального. Это еще раз подчеркивает, что влияние такого рода не принадлежит собственно царской власти, но даруется ей как, в некотором роде, поручение духовного владычества, поручение, в котором, как мы указали на это выше, собственно и состоит “божественное право”; таким образом, царь является не более чем его хранителем и, следовательно, может в определенных случаях его утратить; вот почему в Христианстве в средние века Папа Римский имел право освобождать от принесенной клятвы верности подчиненных ему монархов.[60]60
  8. Мусульманская традиция также говорит о том, что barakah может быть утерян; с другой стороны, и в дальневосточной традиции равным образом упоминается о том, что “приказ Неба” подлежит отмене в том случае, если монарх не выполняет должным образом свои функции в гармонии с космическим порядком.


[Закрыть] Как известно, в католической традиции святой Петр изображался держащим в руках не только золотой ключ духовной власти, но и серебряный ключ царской власти; у древних римлян эти два ключа были одним из атрибутов Януса и, кроме того, ключами “великих тайн” и “малых тайн”, которые, как мы это уже объяснили, соответствуют “духовной инициации” и “инициации царской”.[61]61
  9. Следуя другому типу символики, это также ключи от дверей “небесного Рая” и “Рая земного”, как это видно из текста Данте, который мы процитируем позже; однако было бы несвоевременным, по крайней мере в данный момент, делать в некотором роде “технические” уточнения по поводу “власти ключей”, а также объяснять многие другие вещи, связанные с ними более или менее прямо.


[Закрыть] По этому поводу необходимо отметить, что Янус олицетворяет собой общий источник двух властей, тогда как святой Петр это собственно воплощение духовной власти, у которой находятся оба ключа, поскольку она является посредником в передаче царской власти, тогда как свою получает напрямую из источника.[62]62
  10. В том, что касается передачи царской власти, есть несколько случаев, являющихся исключением, когда, в силу определенных причин, она даруется непосредственно представителями высшей власти, источника двух других: так, например, цари Саул и Давид были посвящены на царство не Первосвященником, но самим пророком Самуилом. С этим можно связать также сказанное нами ранее (Царь мира, глава IV) по поводу тройственной сущности Христа – пророка, священника и царя – в соответствии с функциями каждого из трех волхвов, которые в свою очередь соответствуют разделению “трех миров”, упоминавшихся нами в предыдущем примечании: “пророческая” функция, поскольку она подразумевает прямое вдохновение, соотносится собственно с “небесным миром”.


[Закрыть]

Все вышесказанное определяет естественные отношения духовного владычества и светской власти; если бы всегда и везде соблюдались данные отношения, никакой конфликт не мог бы разгореться между этими двумя властями, поскольку каждая занимала бы место, полагающееся ей в силу иерархии функций и людей, иерархии, которая, и мы еще раз это подчеркиваем, строго соответствует самой природе вещей. К сожалению, в действительности далеко не всегда сохраняется подобное положение вещей, и естественные отношения не только очень часто не признаются, но даже опрокидываются; по этому поводу прежде всего важно отметить, что очень серьезная ошибка заключается уже хотя бы в том, что светская и духовная власти рассматриваются как соотносительные и взаимодополняющие, при этом совершенно не учитывается тот факт, что светская власть неизбежно должна находить свой принцип во власти духовной. Эта ошибка совершается тем более легко, поскольку, как мы уже на это указывали, подобное мнение о взаимодополняемости двух властей имеет право на существование с какой-то точки зрения, по крайней мере, в состоянии разделения двух властей, когда одна находит в другой не свой высший и предельный принцип, но лишь принцип сиюминутный и относительный. Таким образом, и мы уже обращались к этому, говоря о знании и действии,[63]63
  11. Кризис современного мира, стр.75–76.


[Закрыть] данная взаимодополняемость является не ложной, но только лишь недостаточной, поскольку соответствует точке зрения, являющейся чисто внешней, каковым, собственно, является и само разделение двух властей, ставшее неизбежным в мире, в котором единственная и высшая власть более недоступна обыкновенному человеку. Можно также сказать, что в момент разделения власти сначала неизбежно предстают в своем естественном отношении субординации, и их соотносительная позиция может проявиться лишь в дальнейшей стадии нисходящего движения исторического цикла; этой новой фазе, в частности соответствуют определенные символические выражения, которые особенно подчеркивают именно аспект взаимодополняемости, несмотря на то, что более правильным было бы все-таки еще отмечать моменты субординации. Таковой, в частности, предстает хорошо известная, но непонятая на Западе, притча о слепом и паралитике, которая, на самом деле, представляет в одном из своих основных значений отношения активной жизни и жизни созерцательной: слепой – это действие, предоставленное самому себе, неподвижный паралитик – это внешнее отображение незыблемости, присущей знанию. Точка зрения, свойственная взаимодополняемости, символизируется в данном случае взаимопомощью двух людей, каждый из которых дополняет своими собственными возможностями то, чего не хватает другому; если источник этой притчи или, по крайней мере, ее конкретное истолкование в данном случае[64]64
  12. Существует также другое истолкование данной притчи, но уже не социальное, а космологическое, встречающееся в ряде индийских учений, в частности, в Санкхье: так, в роли паралитика выступает Пуруша, поскольку он является недвижимым или “не-действующим” принципом, а в роли слепого – Пракрити, недифферинцированная потенциальность которой отождествляется с мраком хаоса; в реальности это два взаимодополняющих принципа, два полюса универсальной манифестации, которые, впрочем, происходят из одного высшего единого принципа, который представляет собой чистое Существо, то есть Ишвару, представление о котором превосходит специальную точку зрения Санкхьи. Чтобы связать эту интерпретацию с той, на которую мы только что указали, необходимо отметить, что можно установить аналогичную связь созерцания или знания с Пурушей, а действия – с Пракрити; однако у нас нет возможности в рамках данной работы дать объяснение этим двум принципам, и мы вынуждены ограничиться тем, что мы уже говорили по этому поводу в книге “Человек и его становление согласно Веданте”.


[Закрыть] соотнести с конфуцианством, то нетрудно понять, что в реальности оно должно ограничиться этой точкой зрения уже в силу того, что принадлежит собственно человеческой и социальной сфере. По этому поводу мы должны также отметить, что в Китае разделение даосизма, то есть собственно метафизической доктрины, и конфуцианства, доктрины социальной, которые, впрочем, происходят из одной интегральной традиции, представляющей собой их общий принцип, в точности соответствует разделению духовного и светского;[65]65
  13. Это разделение дальневосточной традиции на две отдельные ветви завершилось в VI веке до н. э., в эпоху, специфический характер которой мы уже имели возможность отметить (Кризис современного мира, стр.27–32) и еще не раз вернемся к нему в дальнейшем.


[Закрыть] важно добавить, что принцип “не-действия” с точки зрения даосизма в полной мере объясняет для внешнего наблюдателя[66]66
  14. Мы говорим “внешнего”, поскольку с внутренней точки зрения “не-действие” в реальности является высшей деятельностью во всей ее полноте; но как раз в силу своего всеобщего и абсолютного характера эта деятельность не проявляется внешне как частные, определенные и относительные виды деятельности.


[Закрыть] символику, используемую в данной притче. Однако необходимо четко осознавать, что в союзе двух людей направляющую роль играет паралитик и что само его положение – сидя на плечах слепого – символизирует превосходство созерцания над действием, превосходство, которого в принципе не мог отрицать даже сам Конфуций, как об этом свидетельствует рассказ о его беседе с Лао-цзы, сохраненный для нас историком Сымой Цянем; Конфуций признавал, что он не был “рожден в знании”, то есть не достиг знания par exellence, которое принадлежит уровню чистой метафизики и которым, как мы об этом говорили выше, обладают собственно, в силу своей природы, носители истинного духовного владычества.[67]67
  15. Из этого видно, что нет никакого принципиального противопоставления даосизма и конфуцианства, которые никоим образом не являются, да и не могут являться, двумя конкурирующими школами, поскольку у каждой есть своя собственная, отличная от других, область; если, тем не менее, между ними разгорается борьба, иногда достаточно жестокая, как мы на это указали выше, то происходит это скорее в силу непонимания и стремления к исключительности конфуцианцев, забывающих о примере, преподанном им самим основателем конфуцианства.


[Закрыть]

Кроме ошибочного рассмотрения духовного и светского как просто соотносительных понятий, существует еще одна, гораздо более серьезная ошибка, которая состоит в попытке подчинить духовное светскому, то есть, иными словами, подчинить знание действию; эта ошибка, полностью опрокидывающая естественные отношения, соответствует тенденции современного западного мира и обусловлена, очевидным образом, интеллектуальным упадком, приближающимся к своему завершению. Впрочем, в наши дни многие заходят в этом отношении еще дальше, вплоть до полного отрицания значимости знания как такового и, как следствие, поскольку речь идет о взаимосвязанных вещах, до полного и очевидного отрицания любого духовного владычества; эта последняя степень вырождения, ставшая следствием превосходства низших каст, является одним из наиболее характерных признаков последней фазы Кали-Юги. Если рассматривать, в частности, религию, поскольку она является специфической формой, которую принимает духовное в западном мире, опрокидывание связей может быть выражено следующим образом: вместо того, чтобы рассматривать социальный уровень как целиком происходящий из религии, ей подчиненный и находящий в ней свой принцип, как это было в Христианстве в средние века и как это есть сейчас в Исламе, который можно было бы сравнить, по крайней мере в этом отношении, с Христианством, сегодня в религии хотят видеть лишь только один из множества элементов социального уровня; тем самым духовное порабощается или даже поглощается светским, что ведет к полному отрицанию духовного, то есть к его неизбежному концу. На самом деле, подобное рассмотрение вещей обязательно приводит к “гуманизации” религии, в данном случае под этим термином мы подразумеваем обращение с религией как с фактом собственно человеческим, принадлежащим к социальному или, лучше, “социологическому” уровню для одних и психологическому – для других; по правде говоря, это, собственно, уже не религия, поскольку истинная религия всегда несет в себе нечто “сверхчеловеческое”, утрата которого выводит нас за рамки области духовного, поскольку, в реальности, светское и человеческое по сути идентичны, как мы уже объяснили это выше; именно это неявное отрицание религии и духовного, какими бы ни были его проявления, действует таким образом, что явное и бесспорное отрицание будет уже не столько установлением нового положения вещей, сколько признанием свершившегося факта. Таким образом, нарушение отношений светского и духовного напрямую подготавливает и несет в себе, по крайней мере потенциально, отмену высшего порядка, так же как восстание Кшатриев против владычества Брахманов подготавливает и, так сказать, предопределяет приход к власти низших каст; те, кто следовал за нами в данных рассуждениях, без труда поймут, что это сближение представляет собой нечто большее, чем простое сравнение.

Глава 6

Практически у всех народов в разные исторические эпохи, и наиболее часто по мере приближения к нашему времени, носители светской власти стремились, как мы уже сказали, освободиться от любого высшего владычества, претендуя на то, что источник их власти заключен в них самих, а также полностью разделить, если не подчинить, духовное светскому. В этом “неповиновении”, если брать этимологический смысл слова, существует несколько подуровней, последние из которых, как мы указали на это в предыдущей главе, наиболее бросаются в глаза; положение особенно обострилось в современную эпоху, нам кажется, что никогда еще раньше соответствующие концепции не были настолько объединены с общим менталитетом, как это происходит в последнее время. По этому поводу, в частности, можно напомнить еще раз то, что мы говорили об “индивидуализме”, рассматривая его как характерную черту современного мира:[68]68
  1. Кризис современного мира, глава 5.


[Закрыть] функция духовного владычества является единственной, связанной с над-индивидуальной областью; как только перестает признаваться это владычество, тут же логически появляется индивидуализм, по крайней мере как тенденция, если не как вполне определенное утверждение,[69]69
  2. Это утверждение, какую бы форму оно ни принимало, в реальности является не чем иным, как более или менее скрытым отрицанием любого принципа, высшего по отношению к индивидуальности.


[Закрыть] поскольку все остальные социальные функции, начиная с “правительственной”, принадлежащей светской власти, представляют собой явления собственно человеческого уровня, а сам индивидуализм это не что иное, как сведение целой цивилизации до уровня отдельных человеческих элементов. Равным образом, как мы указали выше, обстоит дело с “натурализмом”: только духовное владычество, ибо оно связано с метафизическим и трансцендентным знанием, обладает истинно “сверхъестественным” характером; все же остальное принадлежит к естественному, или “физическому”, уровню, как мы отмечали это, говоря о типе знания, которое во всех традиционных цивилизациях является уделом Кшатриев. Кроме того, индивидуализм и натурализм достаточно тесно связаны, поскольку, в сущности, они представляют собой лишь два аспекта, которые, соответственно, принимает одна и та же вещь, в зависимости от того, рассматривается ли она по отношению к человеку или по отношению к миру; обобщая, можно отметить, что “натуралистические” или антиметафизические учения появляются в тот момент, когда элемент, представляющий светскую власть, получает в цивилизации преимущество над элементом, который представляет духовное владычество; мы в скором времени приведем этому пример, заимствованный из истории Буддизма.[70]70
  3. Еще один факт, который мы можем лишь попутно отметить, это важная роль, которую очень часто играл женский элемент или же элемент, символически представленный как таковой, в доктринах Кшатриев – речь идет, в принципе, о доктринах, собственно предназначенных для Кшатриев, или об основных господствующих гетеродоксальных концепциях; по этому поводу необходимо также отметить, что существование женского духовенства у отдельных народов связано, очевидно, с превосходством касты воинов. С одной стороны, этот факт можно объяснить преобладанием в среде Кшатриев rajasique эмоционального элемента, а с другой стороны – связью женского начала в космическом плане с Пракрити, или «Первоначальной Природой», принципом «будущего» и временного изменения.


[Закрыть]

На самом деле, в той же Индии Кшатриев в какой-то момент перестало удовлетворять второстепенное положение, которое они занимали в иерархии социальных функций, хотя это положение подразумевало исполнение всей внешней видимой власти; они восстали против духовного владычества Брахманов и захотели избавиться от любого рода зависимости от них. Тем самым история дала исчерпывающее подтверждение всему тому, о чем мы говорили выше: светская власть начинает саморазрушаться с момента непризнания своей подчиненности духовному владычеству, поскольку, как все, что принадлежит миру изменения, она не является самодостаточной, ибо любое изменение немыслимо и противоречиво без некоего незыблемого принципа. Любая концепция, которая отрицает незыблемое, помещая человека полностью в «будущее», неизбежно заключает в себе элемент противоречия; подобная концепция является в высшей степени антиметафизической, поскольку область метафизики это собственно область незыблемого, то есть того, что находится вне природы и «будущего»; подобную концепцию можно было бы также назвать «временной», подчеркнув тем самым, что она основана исключительно на точке зрения преемственности; более того, необходимо отметить, что само слово «временный», применяемое по отношению к власти, служит для того, чтобы указать на тот факт, что эта власть не распространяется за рамки мира преемственности, то есть всего, что подвержено изменению. Современные «эволюционистские» теории в их различных вариантах не являются единственным примером данного заблуждения, заключающегося в том, что любая реальность всегда рассматривается по отношению к будущему, хотя они вносят некоторый специфический элемент, выдвигая идею «прогресса»; теории подобного рода существовали еще в античности, например в Древней Греции, то же самое относится и к Буддизму.[71]71
  4. Вот почему Буддисты заслужили эпитет sarva-vainashikas, то есть “те, кто поддерживает dissolubilite всех вещей”; это dissolubilite является, в сущности, эквивалентом “универсального движения”, изучавшегося отдельными “философами-физиками” в Греции. – Чтобы установить необходимые связи, важно отметить, что Буддизм появился в VI веке до н. э., что в то же время было эпохой зарождения в Греции “философии”.


[Закрыть] Так, в Индии Буддизм стал одним из основных проявлений восстания Кшатриев наравне с предшествовавшим ему, хотя и не столь широко распространенным, Яинизмом, с которым Буддизм имеет много общего, что легко объясняется их историческими связями.[72]72
  5. Именно потому, что, в противоположность Буддизму, влияние Яинизма никогда не выходило за рамки очень ограниченной области, это учение смогло дожить до наших дней несмотря на его гетеродоксальный характер; и в настоящее время яинистов продолжают рассматривать как выродившихся Кшатриев.


[Закрыть] Известно, что Шакья-Муни, основатель Буддизма, принадлежал к касте Кшатриев, однако похоже, что никому даже не приходило в голову сделать из этого надлежащие выводы. На самом деле, нельзя понять истинный характер этого гетеродоксального учения, не принимая во внимание данный факт. Действительно, все вышесказанное позволяет увидеть совершенно прямую связь, существующую между отрицанием любого незыблемого принципа и отрицанием духовного владычества, между сведением любой реальности к «будущему» и утверждением превосходства Кшатриев; необходимо добавить, что подчиняя существо целиком изменению, тем самым его сводят к индивидууму, ибо все то, что позволяет подняться над индивидуальностью и является трансцендентным по отношению к ней, представляет собой лишь недвижимый принцип существа, который категорически отрицается Буддизмом; таким образом, достаточно четко проявляется солидарность в этом вопросе натурализма и индивидуализма, о которой мы не так давно говорили.[73]73
  6. Можно также отметить, что теории «будущего» вполне естественно стремятся к «феноменизму», хотя, впрочем, в более строгом смысле «феноменизм» является совершенно современной вещью.


[Закрыть]

Итак, восстание переросло свою цель, однако Кшатрии были не в состоянии остановить движение, развязанное ими, в тот момент, из которого можно было бы извлечь наибольшую выгоду, чем, в свою очередь, и воспользовались низшие касты; данная ситуация легко объяснима: вступив на наклонную поверхность, невозможно не пройти по ней до конца. Буддизм был учением не только революционным как социально, так и интеллектуально, но и истинно анархичным, поскольку дошел до полного отрицания различия каст как основы любого социального традиционного порядка; идея отрицания, направленная в первую очередь против Брахманов, не замедлила обернуться против самих же Кшатриев. В самом деле, отрицание принципа иерархического деления общества делает невозможным для отдельно взятой касты сохранение превосходства над другими кастами, поскольку исчезают основания для подобных притязаний с ее стороны; в этих условиях кто угодно может претендовать на обладание равными, если не большими, правами на власть в том случае, если он обладает силой, достаточной для ее захвата и дальнейшего использования; и тот факт, что данный вопрос начинает решаться лишь наличием или отсутствием чисто физической силы, является бесспорным указанием на то, что физическая сила неизбежно должна в высшей степени присутствовать в элементах, которые одновременно наиболее многочисленны и, в силу выполняемых ими функций, наиболее далеки от какого бы то ни было серьезного отношения к вопросам духовности. Таким образом, отрицание кастового деления открывает дверь любого рода узурпации; разве не возгордились представители низшей касты, Шудры, своей силой и не поспешили установить владычество, пусть и достаточно краткое, династии Maurya? Основатель этой династии – Шандрагупта – по происхождению принадлежал к Шудрам; он сам и его сын Биндушара, казалось, были прежде всего приверженцами Яинизма; однако следовавший за ними Ашока, который распространил свое владычество на территорию всей Индии, придерживался уже канонов Буддизма, получившего более широкое распространение. Таким образом, логика развития событий привела к "ответному удару" – Кшатрии утратили власть, которая до сих пор принадлежала им на законных основаниях, ими же самими и попранных.[74]74
  7. Древние греки называли «тиранией» правление, подобное правлению династии Maurya, при котором представители низшей касты присваивают себе царское звание и функции; как легко заметить, первоначальный смысл этого слова достаточно далек от значения, которое оно приобрело в настоящее время, став практически синонимом слова «деспотизм».


[Закрыть]

Тут же необходимо добавить, что конец этой истории еще раз показывает, что триумф беспоряка не может длиться вечно: династия Maurya не пережила Ашоку; будучи всего лишь творением одного человека и не поддерживаемая ни одной реальной традиционной силой, способной гарантировать ее постоянство, по крайней мере относительное, эта династия была эфемерной, как, собственно, все, что не отражает ничего высшего в индивидуальном. Что же касается Буддизма, то после падения власти Ашоки, на время правления которого пришелся его расцвет, влияние Буддизма очень быстро свелось практически к нулю; более того, вряд ли стоит говорить, что даже в эту эпоху наивысшего расцвета влияние Буддизма распространялось далеко не на всю Индию, как часто принято считать на Западе, где охотно преувеличивают важность этого гетеродоксального учения, возможно, в силу более или менее осознанной симпатии к его основным тенденциям.

По прошествии нескольких веков Буддизм был полностью вытеснен из страны, ставшей его колыбелью, он исчез, оставив после себя лишь покинутые храмы;[75]75
  8. Мы говорим здесь о континентальной Индии, Буддизм же нашел убежище и продолжает существовать в наши дни на Цейлоне, который, пожалуй, является единственным местом, где Буддизм сохраняет свой первоначальный характер. В самой же Индии в последнее время было создано несколько организаций, которые можно было бы определить как «нео-буддистские»; однако они обладают практически нулевым влиянием, и, по правде говоря, члены этих организаций лишь воображают себя буддистами, равно как и некоторые представители Запада.


[Закрыть] одним лишь усилием традиционного разума Индия вновь возвращается к брахманизму; таким образом, с доктринальной точки зрения, последнее слово осталось за ортодоксальной силой, а с точки зрения социальной – за духовным владычеством. Что же касается других стран, в которых Буддизм получил распространение, то на их территории он смог удержать свои позиции лишь видоизменившись почти до неузнаваемости и в каком-то смысле утратив свой гетеродоксальный характер; это «исправление» произошло вследствие замены ряда собственно буддистских форм традиционными элементами, и в некоторых случаях, как, например, на Тибете, происхождение этих элементов было именно брахманическое: бесспорно, судьба сыграла странную шутку с учением, порожденным антитрадиционной и антибрахманической революцией, и этот факт еще раз доказывает, что в мире нет силы, которая в итоге оказалась бы выше истины.

С другой стороны, события, о которых мы только что рассказали, напоминают еще об одной достойной внимания вещи: за всю историю Индии было предпринято лишь три попытки ее политического объединения и все три были «не-индийскими» по своей сути. Первая попытки принадлежала Ашоке, который опирался на Буддизм, две остальные представляли собой иностранное вмешательство: монгольской империи – в древности и Англии – уже в наше время. Эти три попытки объединяло абсолютное непонимание истинной природы индийского единства, которое в первую очередь является единством традиционным, то есть духовным и вневременным, и в силу этого гораздо более реальным, действенным и стабильным, чем внешнее единство, навязываемое «централизованными» правительствами. Это также еще раз говорит о том, что временная «централизация» в рамках какой-то цивилизации является, как правило, следствием конфронтации с духовным владычеством, влияние которого пытается нейтрализовать, заменяя его своим, светская власть; подобная ситуация сложилась в свое время и в Европе в связи с конституцией «национальностей»: вот почему «феодальная» форма, в рамках которой Кшатрии могут наиболее полно осуществлять свои естественные социальные функции, является в то же время и наиболее подходящей формой для регулярных организаций любой традиционной цивилизации.