Текст книги "Дверь к смерти (сборник)"

Автор книги: Рекс Стаут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава восьмая

В уайт-плейнской тюрьме ежедневно, не исключая и воскресенья, расходуют добрый галлон преедкого дезинфектанта, естественно разводя его. Чтобы вы не сочли мое утверждение голословным, могу подкрепить его ссылкой на два заслуживающих доверия источника – надзирателя Уилкса, отвечавшего за наш блок на втором этаже, и мой собственный нос, обладающий тонким нюхом.

За двадцать часов, что я проторчал там на протяжении воскресной пасхальной ночи и последующего дня, мне не представилось возможности совершить ознакомительную экскурсию. Однако, за исключением мерзкой вони, жаловаться в газету было не на что. Особенно если согласиться с тем, что общество должно хоть как-то защищать себя от таких головорезов, как я.

Моя камера, вернее, наша камера, ибо у меня имелся сосед, оказалась на удивление чистой. Одеяло, правда, внушало подозрения, и я не стал натягивать его на голову, но, возможно, причиной тому послужила обычная мнительность. Что касается света, то он уступал солнечному, но был достаточно ярок, чтобы читать при нем в течение тридцати суток.

Когда после досмотра меня привели в камеру, я спал на ходу, поэтому с интерьером и сокамерником познакомился уже только в понедельник.

Тюремщики были дотошными, но зверствовать не стали. Мне позволили звякнуть Фрицу и предупредить, чтобы домой меня не ждали. Шаг вполне гуманный. Трудно предугадать, какой номер отколол бы Фриц, если бы сразу после бесследного исчезновения Вульфа столкнулся с моим безвестным отсутствием.

Я попросил его связаться с Натаниэлем Паркером, единственным адвокатом, общество которого Вульф иногда терпел за ужином. Однако из этой затеи ничего не вышло, так как Паркер уехал на уик-энд.

Добравшись наконец до койки, я уснул мертвым сном через десять секунд после того, как привалился головой к подушке, изготовленной из моих брюк, завернутых в мою же сорочку.

Кстати, именно благодаря брюкам, а вернее, пиджаку и жилету, составлявшими с брюками цельный ансамбль, мое пребывание в тюрьме оказалось более приятным, чем могло бы быть. Я проспал примерно половину желаемого времени, когда мои барабанные перепонки задребезжали от адского грохота.

Приподняв гудящую голову, я разлепил глаза. На койке напротив, на таком приличном удалении, что мне пришлось бы вытянуть руку, чтобы дотронуться до него, сидел мой сокамерник – широкоплечий детина, примерно моего возраста или чуть старше, с копной взъерошенных черных волос. Он только очнулся от сладкого сна и теперь позевывал.

– Что за бардак? – проквакал я. – Побег, что ли?

– Через десять минут завтрак и построение, – ответил он, опуская ноги в носках на пол. – Идиотское правило.

– Придурки, – согласился я и, извернувшись, сел на край койки.

Шагнув к стулу, на котором была развешана его одежда, черноволосый мимоходом взглянул на мой стул и остановился, приметив пиджак с жилетом. Он уважительно потрогал лацканы, полюбовался подкладкой и воздал должное петлям. Затем, ни слова не говоря, в два шага вернулся на свою половину и принялся одеваться. Я последовал его примеру.

– А где мы умываемся? – поинтересовался я.

– После завтрака, – ответил он. – Если будешь настаивать.

По другую сторону зарешеченной двери появился надзиратель, крутанул что-то, и дверь открылась.

– Погоди минутку, Уилкс, – попросил мой товарищ и повернулся ко мне: – Тебя выпотрошили?

– Естественно. Это современная тюрьма.

– Яичница с беконом устроит?

– Как раз то, что надо.

– Гренки пшеничные или ржаные?

– Пшеничные.

– У нас одинаковые вкусы. Удвой заказ, Уилкс. Все вдвойне.

– Как скажете, – с расстановкой произнес наш тюремщик и вышел.

Мой новоиспеченный приятель, заправляя галстук под воротничок рубашки, добавил:

– От поверки и построения отделаться не удается, но бурду можно не жрать. Позавтракаем в камере, здесь спокойно.

– Воистину человек человеку друг, – с чувством сказал я. – Расплачусь за наш завтрак, как только заполучу назад свой бумажник.

– Ерунда, – отмахнулся мой благодетель.

На перекличке и построении случая почесать языки не представилось. Всего нас набиралось человек сорок – разношерстная довольно публика, и отнюдь не ангельского толка. Аромата тюремного завтрака в сочетании с дезинфектантом хватило бы с лихвой, чтобы объяснить тоскливые выражения, застывшие на перекошенных рожах, которые не стали симпатичнее от заточения. Поэтому мы с соседом облегченно вздохнули, когда возвратились в нашу уютную камеру.

Мы уже сидели с чистыми руками и умытыми физиономиями, а мой новый приятель – также с вычищенными зубами, когда принесли еду на большом свежеотдраенном алюминиевом подносе. Поданный нам завтрак Фриц посчитал бы несъедобным, но по сравнению с местным рационом, запах которого мои ноздри позабудут не скоро, нам устроили настоящий пир. Поскольку сосед заказал все в двойном количестве, нам досталось два экземпляра «Газетт». Еще не прикоснувшись к апельсиновому соку, он вцепился в свой номер и, не удостоив передовую даже мимолетным взглядом, сразу погрузился в спортивную хронику. Закончив смаковать предстоящие соревнования, он пригубил сок и спросил:

– Лошадками не интересуешься?

– Не особенно, – признался я. – Но мне нравится, как ты выражаешься. Приятно пообщаться с культурным человеком.

Он метнул в меня взгляд, преисполненный подозрительности, но, увидев мое открытое и честное лицо, успокоился.

– Немудрено. Судя по твоему гардеробу.

Мы сидели на стульях, разделяемые крохотным деревянным столиком. Особых неудобств не испытывали, если не считать того, что некуда было поместить развернутую газету. Мой сокамерник расстелил свой выпуск на койке и продолжал штудировать спортивную полосу, усердно перемалывая зубами кусок бекона с гренкой. Я же довольствовался собственным коленом, пристроив газету на нем передовицей кверху.

На фотографии миссис Рэкхем смотрелась лучше, чем при жизни, – чертовская несправедливость! Имена Вульфа и вашего покорного слуги красовались в заголовках под отчетом об убийстве, занимавшим целых три колонки.

Я перевел взгляд ниже, и тут же последовал совету продолжить чтение на четвертой странице, где поместили остальные фотографии. Вульф выглядел как ему и полагалось – раздутым мыльным пузырем. Мое же изображение просто потрясало. По соседству оказался снимок добермана, застывшего по стойке «смирно». Подпись свидетельствовала, что это Геба, в чем я сильно сомневался.

В материале про нас с Вульфом основное внимание уделялось его внезапному исчезновению из города и уходу из бизнеса, а также тому, что я оказался на месте преступления и был арестован, как важный свидетель.

«Газетт» напечатала также эксклюзивное интервью с Марко Вукчичем, данное им Лону Коэну. Готов ставить не меньше десяти против одного, что ловкий прохвост воспользовался моим именем, чтобы проникнуть к Марко.

Расправившись с завтраком, в том числе и с кофе, который оказался на удивление приличным, я настолько увлекся чтением, что даже не заметил, как мой товарищ, насытившись спортивными новостями, перекинулся на уголовную хронику.

Вдруг у меня появилось неясное чувство, будто я стал объектом самого пристального изучения. И оно не обманывало. Сосед откровенно посматривал то на меня, то на четвертую страницу.

Я ухмыльнулся:

– Потрясающе похожа, да? Хотя не думаю, что это та самая собака. Я, правда, не эксперт, но Геба не такая тощая, как эта тварь.

В его взгляде появилось новое выражение, и отнюдь не самое дружеское.

– Так ты, значит, и есть маленький Арчи Ниро Вульфа?

– Был, – отмахнулся я. – Читай внимательнее. Кажется, теперь я уже свой собственный маленький Арчи.

– Значит, я заплатил за завтрак легавого!

– Ничего подобного. Разве я не сказал, что расплачусь сам, как только заполучу назад бумажник?

Он потряс головой:

– Ни за что бы не поверил. Такой шикарный костюмчик! Я-то думал, тебя зацапали во время облавы. Проклятые фараоны совсем озверели – хватают всех подряд. Потрясающе: в каталажке встречаю такого разодетого парня, и на́ тебе – фараон!

– Строго говоря, я не фараон. – Он уязвил меня до глубины души. – Я частный сыщик. Я говорил, что мне нравится, как ты выражаешься, но тебе изменило чувство меры. Я подметил, что ты человек культурный. И это должно было меня сразу насторожить. Образованные люди редко попадают в тюрягу. А вот фараоны в наши дни пошли вполне себе культурные. Меня сюда засадили, поскольку подозревают в утаивании важных сведений об убийстве, и зря. Хотя этот трюк стар как мир, они на него пошли. Ошибка не в том, что тебя ко мне подсадили. Им не впервой попадать впросак. Просто ты перестарался, когда ни с того ни с сего купил мне завтрак. Тогда-то я и начал соображать.

Он вскочил на ноги, набычился и обжег меня свирепым взглядом:

– Ну, держись, трепло! Сейчас я тебя по стенке размажу.

– За что?

– Чтобы проучить тебя. По-твоему, я подсадная утка?

– Чушь собачья! Не строй из себя обиженного. Ты меня обозвал, я – тебя. Мы квиты. Давай начнем заново.

Но он оказался слишком обидчивым, чтобы помириться так быстро. Кулак он, правда, разжал, а потом, испепелив меня напоследок взглядом, устроился на койке с газетой. Лежал он лицом к коридору, так что света ему вполне хватало. И я вскоре последовал его примеру, подложив под голову вместо подушки свернутое одеяло, поверх которого на всякий случай расстелил носовой платок.

В течение двух часов и десяти минут обе койки безмолвствовали. Это мне известно доподлинно, так как, приняв горизонтальное положение, я взглянул на часы, чтобы прикинуть, сколько мне еще ждать, пока заявится Паркер с ломом и вызволит меня отсюда. Тогда было двадцать минут десятого. Когда же я в очередной раз прочитал «Газетт» от первой полосы до последней и в двадцатый раз посмотрел на циферблат, стрелки показывали половину двенадцатого… И тут он внезапно заговорил:

– Послушай, Гудвин, а что ты теперь собираешься делать?

От неожиданности газета выскользнула из моих рук на пол.

– Не знаю. Может, всхрапну чуток.

– Я не имею в виду сию минуту, а вообще. Есть кому о тебе позаботиться?

– Да. И на его месте я бы поторопился. Весьма дорогой адвокат по фамилии Паркер.

– И что потом?

– Вернусь домой и залезу в ванну.

– А потом?

– Почищу зубы и побреюсь.

– Ну а потом?

Я повернул голову и уставился на него:

– Что-то ты слишком настойчив. К чему ты клонишь?

– Ни к чему я не клоню. Просто подумал, что раз Ниро Вульф сгинул, то ты остался без работы. Что, разве и подумать ничего нельзя?

– Нет, почему же. Думай себе на здоровье.

Кратковременное молчание. Потом:

– Я немного о тебе наслышан. Что ты за человек?

– О… я тоже мыслитель и тоже культурный. По алгебре всегда имел пятерки. Сплю как сурок. Честный, честолюбивый, одним словом – славный малый.

– Похоже, в своем деле ты собаку съел.

– Что верно, то верно. В радиусе десяти миль от Таймс-сквер сбросить меня с хвоста можно, только если завязать глаза. А какие еще требования предъявляются к соискателю работы, которую ты хочешь мне предложить?

Он пропустил мой вопрос мимо ушей и начал с другого конца:

– Моя фамилия Кристи… Макс Кристи. Слышал обо мне?

Если я что и слышал, то помнил крайне смутно, но задевать его самолюбие смысла не было.

– Макс Кристи? – вылупился я. – Да брось ты!

– Я так и думал. Я в Нью-Йорке всего пару лет, но скажу без бахвальства, что известность приобрел довольно быстро. Сколько тебе платил Вульф?

– Мне неловко, – вяло запротестовал я. – Не хотелось бы, чтобы это просочилось в газеты. Меня обеспечивали питанием, и я поднакопил ценных бумаг. Я с готовностью…

Шаги в коридоре затихли перед нашей дверью, и послышался голос надзирателя:

– Мистер Кристи! Вас ждут внизу, в конторе.

Мой собеседник и ухом не повел.

– Зайди минут через десять, Уилкс, – сказал он. – Я занят.

Я поспешил засвидетельствовать это, выкрикнув:

– У нас совещание, Уилкс!

– Но мне кажется, вас выпускают.

– Должно быть. Возвращайся через десять минут.

Уилкс удалился, бормоча себе под нос. Кристи возобновил беседу:

– Так ты говорил…

– Да. Что с готовностью выслушаю любое предложение, но меньше чем на пятьдесят тысяч не соглашусь.

– Я не шучу, Гудвин.

– Я тоже.

– Чушь. Тебе такие деньги в жизни не снились. – Он повернул голову и буравил меня взглядом. – В любом случае речь идет не о том, сколько тысяч в год тебе положат – только не в нашем бизнесе.

– В каком бизнесе?

– Которым я занимаюсь. Как, я сказал, меня зовут?

– Макс Кристи.

– Так что тебе еще надо? Вот, например, почему я здесь? Вчера меня замели по ошибке во время облавы. Однако я бы и часа здесь не провел, если бы не воскресенье, да к тому же пасхальное. Но сейчас… – Он взглянул на часы. – Сейчас еще нет и полудня, а меня уже выпускают. Наша организация всесильна. Для такого человека, как ты, у нас найдется подходящая работенка. Как только начнешь, перед тобой откроются любые возможности. Конечно, учитывая твой сомнительный послужной список, на это потребуется время. Придется повкалывать на совесть. Но жалованье ты заломил совершенно нереальное. Во всяком случае, пока идет испытательный срок. Зато потом все уже будет в твоих руках. Если придешься ко двору, перед тобой все двери откроются. Я уже не говорю о подоходном налоге.

– А что там с подоходным налогом?

– Суди сам. Допустим, Вульф платил тебе тридцать тысяч в год, чего, конечно, и в помине не было. Задумывался ли ты хоть раз о подоходном налоге? Нет. Его высчитывали из твоего жалованья, прежде чем его выплатить. Ты никогда о нем и не вспоминал. В нашем же бизнесе ты сам решаешь, как с ним поступить. Например, ты не собираешься конфликтовать с законом и хочешь играть честно, но при этом не желаешь, чтобы тебя обдирали как липку, – так сам и решай, как быть с налогом.

Кристи приподнял стакан и сел на край койки.

– Послушай, Гудвин, пользуясь случаем, хочу сделать тебе предложение. Я вот лежал тут, читал про тебя и вдруг подумал: вот есть парень подходящего возраста, знающий дело, неженатый, толковый, разбирается в людях, знаком с кучей фараонов, много лет был частным сыщиком. Что, если он откликнется на дельное предложение? Ведь он только что лишился работы, по уши запутался в деле об убийстве в Уэстчестере и, возможно, нуждается в помощи. Вот о чем я подумал, а потом решил: почему бы не спросить его самого? Гарантировать я ничего, конечно, не могу. Особенно если на тебя навесят убийство. Но если тебе сейчас нужна помощь или когда-нибудь потом ты захочешь испробовать себя в деле, то вот он я, Макс Кристи, всегда готов замолвить за тебя словечко. Если ты…

Он замолк, прислушиваясь к звуку шагов. От двери донесся голос Уилкса:

– Вас требуют, мистер Кристи. Я сказал им, что вы заняты, но они настаивают. Сейчас за вами пришлют.

– Ладно, Уилкс. Иду. – Мой сокамерник встал на ноги. – Так что скажешь, Гудвин?

– Спасибо за любезное предложение, – улыбнулся я. Уилкс, отомкнув дверь, стоял в проеме, так что я попридержал язык. – Вот выйду отсюда, немного очухаюсь и тогда буду лучше знать, что́ творится вокруг. – Я поднялся на ноги. – Как с тобой связаться?

– Лучше всего по телефону. Черчилль пять-три-два-три-два. Бываю я там, правда, нечасто, но мне быстро передадут. Запиши номер.

– Запомню. – Я пожал протянутую руку. – Рад был познакомиться. Куда выслать чек за завтрак?

– Брось. Мне было приятно. Надеюсь, еще увидимся.

Вышел он как президент корпорации на встрече с папой римским – Уилкс почтительно придержал дверь.

Я уселся на койку, размышляя о том, что Макс Кристи сделал Арчи Гудвину чертовски заманчивое предложение. Но куда, черт возьми, запропастился Паркер? В тюрьме быстро становишься нетерпеливым.

Глава девятая

Было уже семь вечера и смеркалось, когда я остановил машину перед особняком Вульфа на Западной Тридцать пятой улице и, преодолев семь ступенек, взошел на крыльцо. Паркер, вооруженный бумагами, из которых помимо прочего явствовало, что моя постоянная доступность гражданам штата Нью-Йорк оценена в десять тысяч долларов, прибыл в тюрьму чуть позже двух. И уже десять минут спустя я был снова отпущен строить козни обществу.

Окружной прокурор Арчер пожелал свидеться со мной в присутствии моего адвоката, и мы с Паркером уважили его просьбу. Конца этой встрече не было видно, и тянулась она на редкость занудливо. Мне ни разу не представилось возможности блеснуть остроумием. В отличие от других случаев, когда я общался с подобными крючкотворами, ничто меня не вдохновляло. Мне все время приходилось говорить правду, и ничего, кроме правды… Исключая, конечно, эпизоды с колбасой и телефонным звонком от Арнольда Зека.

Когда слуги закона наконец решили, что на сегодня хватит, и мы с Паркером стояли на тротуаре перед зданием суда, он спросил:

– Могу ли я узнать, где находится Вульф?

– Сомневаюсь. Он приказал не разыскивать его.

– Понятно.

Его тон разозлил меня.

– Все сказанное мною там, – заявил я, – сущая правда. И я не имею ни малейшего представления о том, где он скрывается и что там делает.

Паркер только пожал плечами:

– Я вовсе не жалуюсь. Надеюсь лишь, что он не ввязался в дело, которое ему не по зубам… Да и вам тоже.

– Подите к черту, – посоветовал я и ушел.

Уэстчестерская шайка, конечно, не виновата, но уж кто-кто, а Паркер достаточно знал меня, чтобы понять, когда я вру, а когда нет. Чертовски досадно, когда ты в кои-то веки говоришь правду, а тебе не верят.

Не меньшую досаду я испытал от приема, оказанного мне в доме Вульфа. Вместо Фрица меня встретила записка, оставленная на моем столе и прижатая уголком конторской книги.

Дорогой Арчи,

очень жаль, что ты угодил в тюрьму. Надеюсь – ненадолго. Приехал Марко Вукчич, и я уезжаю с ним – буду у него работать за полторы тысячи в неделю. От мистера Вульфа никаких известий. Молю Бога, чтобы он был жив и здоров, и считаю, что ты должен отыскать его, несмотря на все запреты. Банку с сардинками я выбросил и перестал заказывать молоко. Всего доброго и с наилучшими пожеланиями,

Фриц

1 час 35 мин пополудни

Я с удовлетворением отметил, что он, как было у нас заведено, не забыл поставить время. Меня тронуло также то, что записку ко мне он закончил теми же словами, что и Вульф. Тем не менее после проведенной в каталажке ночи такой прием обескураживал. Не говоря уж о том, что целых пять часов никто не отвечал на телефонные звонки, – подобного за все годы, что я здесь работал и жил, не случалось ни разу. Если только Теодор…

Я метнулся к ступенькам, вихрем взлетел на три марша и ворвался в оранжерею. Сделав один шаг в теплицу, я остановился и огляделся по сторонам.

Увиденное потрясло меня даже больше, чем год назад, когда нашу оранжерею обстреляли из крупнокалиберного оружия. Тогда после них оставались хотя бы разгром и беспорядок. Теперь же моему взору открылись безжизненно голые скамейки и опустевшие стеллажи.

Добрую минуту я простоял словно громом пораженный. Потом прошел дальше через центральный отсек, холодильную камеру, питомник, поливочную и комнату Теодора. Везде было пусто и голо, хоть шаром покати. Хьюитт должен был прислать целую армию, чтобы вывезти все за один день, подумал я, направляясь вниз.

На кухне меня ждала еще одна записка от Фрица, подлиннее предыдущей. В ней перечислялись телефонные звонки и всякие разности. Пошарив в холодильнике, я остановил выбор на баночке с домашним паштетом, ломте итальянской булки, вермонтском сыре и молоке.

Когда я уселся за стол и приступил к трапезе, одновременно просматривая вечернюю газету, мои уши невольно продолжали прислушиваться – ни к чему особенному, просто так, по привычке. В нашем доме никогда не было шумно, но подобной тишины я припомнить не мог. Кажется, и машины перестали проезжать мимо, а те, что проезжали, должно быть, сбрасывали скорость.

Закончив ужин и убрав со стола, я обошел столовую, кабинет, прихожую, спустился в подвал, заглянул в комнату Фрица, потом поднялся в покои Вульфа и, наконец, еще на один этаж – в свою комнату.

Раздеваясь, чтобы принять ванну и смыть с себя тюремный запах, я подумал, что самое нелепое в моем дурацком положении не чувства, которые я испытываю, а то, что я даже не знаю, как к ним относиться. Одно дело, если мне и впрямь не суждено вновь увидеть Вульфа. Тогда все печально, и думать нечего. Но предположим, я сижу и распускаю нюни, комок застрял в горле, а тут открывается дверь и кто-то входит. Показывать ли мне, что я скуксился? А вдруг войдет сам Вульф? Вот ведь где закавыка. Хорош я буду, если раскисну, а он возникнет невесть откуда и начнет читать мораль.

После того как я принял ванну, побрился, надел пижаму и ответил на пару звонков от назойливых репортеров, а потом прошаркал в кабинет и немного поковырялся там, кое-кто и вправду вошел. Услышав, что парадную дверь открывают, я рванулся в прихожую, как будто рассчитывал на новую партию колбасы, и… узнал Фрица. Тот запер за собой дверь, повернулся и, увидев меня, радостно осклабился:

– А! Арчи! Ты сбежал?

– Меня выпустили под залог.

Он выразил желание пожать мне руку, и я его ублажил.

– Спасибо за записку. Как твоя новая работа?

– Ужасно. Но я держусь. Как мистер Вульф?

– Мне ничего не известно о мистере Вульфе. Я слопал полбанки паштета.

– Мистер Вукчич собирается продать наш дом. – Фриц уже не улыбался.

– Он собирается выставить его на продажу, а это не одно и то же.

– Возможно. – Фриц тяжело вздохнул. – Устал я. Мистер Вукчич сказал, что не будет возражать, если мне захочется ночевать здесь, но я должен спросить у тебя. Мне бы очень хотелось… Я так привык к своей комнате…

– Бога ради. Я тоже привык к своей. И собираюсь в ней жить, пока меня не выгонят.

– Отлично. – Он шагнул в сторону кухни, потом остановился и повернулся ко мне: – Ты попробуешь найти его?

– Нет! – Выкрикнув, я почувствовал некоторое облегчение, поэтому заорал снова: – Ни за что!

Потом подошел к лестнице и устремился вверх.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Арчи.

Я уже преодолел один марш, когда снизу послышался голос Фрица:

– Я приготовлю тебе завтрак! Мне только в десять уходить!

– Прекрасно! – прокричал в ответ я. – Так мы даже не заметим его отсутствия!

На следующий день, во вторник, времени кукситься у меня не было. Звонили без конца: то из газет, то бывшие клиенты и друзья, то еще кто-нибудь. Позвонил и Кэлвин Лидс, который попросил меня приехать. Я сказал, что пока сыт по горло Уэстчестером. Однако он настаивал, и я согласился принять его в два часа в кабинете Вульфа.

Воспользовавшись звонком Лона Коэна из «Газетт», я навел у него справки о моем бывшем сокамернике, Максе Кристи. Лон – приличный парень, но ни один репортер на свете не расстанется даже с самой пустяковой информацией, не задав вам встречный вопрос, а то и два.

– Мне просто любопытно, – отбился я. – Познакомились в тюрьме, на уик-энд. Парень вроде ничего себе. Вся биография мне ни к чему, а вот несколько фактиков из личной жизни не помешают.

– Ссылаться будешь?

– Нет.

– Тогда слушай. Всплыл он недавно, но продвигается довольно резво. Акулы, правда, считают его мелкой рыбешкой. Насколько мне известно, в Нью-Йорке он занимается сейчас только арендой комнат для временных жильцов. А вообще специализируется на уютных сборищах в предместье на уик-энд.

– Карты, женщины или еще что-то?

– Все, на что мужчины готовы поставить деньги. Или просто потратить. Слышал, он завел дружбу с Малюткой Костиганом. Кстати, насколько тебе это важно знать? Стоит ли твое любопытство хорошего стейка? А может, оно стоит адреса или телефона, по которому я разыщу Вульфа?

К этому времени я уже распрощался с желанием уверять кого бы то ни было, даже Лона Коэна, в том, что всегда говорю правду. Так что я просто поблагодарил его и повесил трубку.

С утренней почтой пришли два чека, в том числе очередной взнос от бывшего клиента, которого мы избавили от шантажиста. С ними хлопот у меня не было, благо у нас имелся резиновый штамп для учета чеков.

Но вот для уплаты по трем счетам пришлось прокатиться на Пятьдесят четвертую улицу и проверить, вступила ли уже в силу генеральная доверенность, оформленная на Марко Вукчича. Выяснилось, что да (благодаря стараниям Паркера). К моей радости, Марко подмахнул мне чек, даже не пикнув и не заглядывая в счета. Вздумай он меня проверять, клянусь Богом, я бы съехал из дома в какой-нибудь отель.

Кое-что мне еще предстояло сделать. Например, позвонить Хьюитту на Лонг-Айленд и выяснить, благополучно ли добрались орхидеи и Теодор. Потом договориться с телефонной компанией, чтобы регистрировали все звонки. Обработать рапорт Фреда Даркина по делу об отравленном письме – одному из оставшихся незаконченными – и так далее. Я едва успел со всем этим покончить, когда время подошло к двум, что предвещало появление Кэлвина Лидса.

Встретив его и проводив в кабинет, я столкнулся с проблемой. Где мне сидеть – за своим столом или за столом Вульфа? С одной стороны, я не был Вульфом и не имел особого желания им становиться. С другой стороны, когда во время бейсбольного матча происходит замена, свежий игрок сразу становится в круг, а не остается за его пределами. Любопытно к тому же было бы взглянуть, как падает свет на лицо клиента, сидящего в красном кожаном кресле. Вот почему я уселся в кресло Вульфа во второй раз, сейчас уже намеренно.

– Я пришел получить объяснение, – заявил Лидс. – И не уйду, пока не добьюсь своего.

Выглядел он так, словно кое-что ему и впрямь не помешало бы – если не объяснение, то хотя бы порция касторки. Кожа на обветренном лице по-прежнему казалась задубевшей, но под глазами и на щеках висели мешки. Взгляд утратил ясность и настороженность, хотя глаза смотрели с той же решимостью. Никому бы и в голову не пришло, что он только что унаследовал полмиллиона зеленых, и не после обожаемой жены или сестры, а просто кузины.

Несчетное число раз мне доводилось наблюдать, как Вульф после агрессивного выпада клиента откидывается на спинку кресла и прикрывает глаза. Я решил, что стоит последовать его примеру, и попробовал. Не тут-то было: тугие пружины, специально рассчитанные на тяжесть туши Вульфа, не поддавались, и мне пришлось изо всех сил давить на них, чтобы откинуться назад и удержаться в таком положении.

– Человек, проделавший сорок миль, чтобы получить объяснение, – изрек я, не открывая глаз, – имеет на то право. Что нужно объяснить?

– Поведение Ниро Вульфа.

– О, это неудивительно. – Устав сражаться с непослушной спинкой кресла, я выпрямился. – Такое случается сплошь и рядом. Но это не в моей компетенции.

– Я хочу его видеть.

– Я тоже.

– Вы лжете, Гудвин.

Я покачал головой, плотно сомкнув губы.

– Знаете, – начал я, – лгать мне приходится не чаще любых моих сверстников, за исключением психопатов. Но никогда еще меня не обзывали лжецом так часто, как за последние двадцать четыре часа. И это при том, что я с упорством идиота твердил одну лишь правду. К чертям собачьим! Мистер Вульф отбыл на юг тренироваться с «Доджерс». Будет выступать на месте защитника.

– Это вам не поможет, – произнес Лидс, довольно сдержанно, но решительно. – Как и вы, я тоже не люблю, когда меня обзывают лжецом. Но, в отличие от вас, я им и не являюсь. Окружной прокурор обвинил меня во лжи из-за внезапного исчезновения Ниро Вульфа. Тот якобы скрылся из-за того, что не отважился отвечать на вопросы о посещении этого дома моей кузиной. Это, по мнению властей, доказывает, что ваши показания ложны, а следовательно, и мои тоже, раз уж они совпадают с вашими. Вот так-то. В логике им не откажешь, хотя в ней имеется существенный изъян. Они исходят из гипотезы, что исчезновение Ниро Вульфа связано с приходом к нему моей кузины. Я знаю, что этого не может быть. Ничто в нашем разговоре не могло привести к подобному результату. Я им так и сказал, но они по-прежнему считают, что я лгу. А пока они убеждены, что мы с вами водим их за нос, даже не подумают строить другие версии и не найдут убийцу кузины… В любом случае мне неприятно, что меня подозревают в неискренности, тем более когда речь идет об убийстве Сары.

Лидс остановился, чтобы перевести дух, потом продолжил:

– Я вижу только один выход: вы должны перестать темнить. Сообщите им подлинную причину исчезновения Вульфа. Еще лучше, если он сделает это сам. Пусть придумает, как выкрутиться, если дело касается его безопасности. Кстати, если это связано с какими-то другими клиентами, то я собственными глазами видел, как он принял от моей кузины чек на десять тысяч долларов. Следовательно, он обязан блюсти ее интересы в той же мере, что и интересы других клиентов, а не отвлекать подозрения от подлинного преступника, который убил мою кузину, да еще и ее собаку. – Губы его немного задрожали, но он стиснул зубы и унял дрожь.

– Вы хотите сказать, что сейчас подозревают вас? – осведомился я. – А почему?

– Не в том, что я убийца, вовсе нет. Однако они подозревают, что я лгу. Как, впрочем, и вы с Вульфом. Хотя она и оставила мне столько денег… Нет, я не думаю, что меня арестуют по подозрению в убийстве.

– А кого, по-вашему, следует арестовать?

– Не знаю. – Он махнул рукой. – Вы пытаетесь меня сбить. Дело не в том, что я думаю, a в том, что вы собираетесь предпринять. Насколько я знаю Вульфа, толку от того, что вы изложите ему наш разговор, будет немного. Я должен сказать ему сам. Если он что-то скрывает или от кого-то скрывается, сделайте это на ваших условиях. Можете завязать мне глаза и засунуть в машину лицом вниз. Мне необходимо увидеться с ним. Таково было желание моей кузины, а он взял от нее аванс.

Я даже порадовался, что не знаю, где находится Вульф. Я не разделял привязанности Лидса к четвероногим, поскольку предпочитал и предпочитаю женское общество доберманам. Да и кое в чем другом Лидсу не мешало бы усовершенствоваться. Тем не менее, отдавая ему должное, следует заметить, что рассуждал он вполне здраво. Так что, знай я на самом деле, где прячется Вульф, мне пришлось бы ожесточить сердце. Но поскольку я этого не знал, то довольствовался тем, что ужесточил голос. Тогда-то мне впервые и пришло в голову, что, может быть, не стоит судить Вульфа слишком строго.

Добрую четверть часа Лидс еще упорствовал, пытаясь меня уломать. Однако я стоял на своем, одновременно стараясь выудить у него сведения о том, как продвигается полицейское расследование, но безуспешно. Ушел он злой как черт, обзывая меня лжецом, что ставило его на одну доску с остальными. От меня он не узнал ровным счетом ничего. Я же добился от него лишь того, что похороны миссис Рэкхем состоятся завтрашним утром, в среду. Не слишком, однако, мы с ним преуспели за этот час.

Оставшийся кусок дня я посвятил колбасе. Да, в тот злополучный день, спустя десять минут после вскрытия картонки, Вульф позвонил и в «Муммиани», и в «Службу доставки Флита», но, как и ожидалось, ничегошеньки не выяснил. Тем не менее в слабой надежде раздобыть кость, которую будет обгладывать мое изголодавшееся любопытство, я прошвырнулся на Фултон-стрит и в центр.