Текст книги "Грязь"

Автор книги: Рекс Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Джек и Эдди

Их вторая встреча напоминала первую. Они опять занимались любовью, но их любовь опять оставалась каким-то суррогатом. Эйхорд поймал себя на мысли, что недоволен, но какого черта? Ему нравилась эта женщина, к чему Джек никак не мог привыкнуть. За эти годы его любовный пыл заметно поостыл, и он привык воспринимать себя как видавшего виды мужчину средних лет. Не хватало ему на старости лет стать эдаким мартовским котом. Господи, неужели я влюбился в эту немолодую, в общем-то, женщину? В старушку, как он называл про себя Эдди, глядя на ее улыбку в мелких морщинках вокруг губ, на ее руки, которые хранили следы постоянной работы в воде. Он подшучивал над собой, а временами думал о себе с пренебрежением.

Эйхорд заставил себя поразмышлять о взрослении, старении и собственном несовершенстве. Думай о морщинах и не позволяй себе увлечься ее длинными густыми шелковистыми волосами, ее великолепными, просто потрясающими глазами или ногами, ради которых можно пойти на любое безрассудство! Не смотри на всю эту чепуху! Не замечай, ради всего святого, этот рот! Нет. Поддаться соблазну было бы серьезной ошибкой. Не надо увлекаться, если ты хочешь переболеть этим и выздороветь. Стряхни с себя эту субботнюю ночную лихорадку, старичок!

Он ограничился только ее руками. Все, что он мог себе позволить, – это подержать ее за руки, сдерживаясь, чтобы не целовать длинные тонкие пальцы прекрасной, так волнующей его женщины. Женщины, которая стойко несет не себе груз домашних забот. Этими руками она моет посуду и сейчас этими же руками делает то, к чему он не был приучен.

Эйхорд не считал себя монахом. Совсем нет. Но те женщины, с которыми он встречался раньше, были другого плана. Он привык к тому, что они хотели его и не скрывали этого. “Я тебя хочу” или “Я хочу почувствовать тебя в себе” – существовали разные вариации на эту тему. Эдди не стремилась к этому, считая, что пока еще слишком рано. Он пытался понять ее. Электричество пронизывало их – ток довольно высокого напряжения, и тем не менее ей все-таки удавалось контролировать ситуацию, держа себя и его в руках.

Конечно же, Эдди не находила в их действиях ничего предосудительного, а тем более неприятного. Напротив. Мысль о занятии сексом с этим мужчиной повергала ее в восторг. Она была подобна человеку, который любит поесть и ждет с нетерпением еще одного куска бананового пирога. Однако существовало нечто такое, что она и сама до конца не могла объяснить. Заниматься этим с ним, ее новым любовником и новым другом, сразу же после знакомства было чем-то вроде ступени к последней стадии интимности. Она сомневалась. Но, несмотря на свои сомнения, страстно хотела этого и чувствовала, что он тоже хочет. Ей необходимо было укрепить их отношения, которые развивались зигзагообразно, вспыхивая маленькими огоньками, горячими электрическими импульсами желания и взаимного внимания. И все это приближало другое время.

Эдди знала, как надо вести себя с мужчинами, и интуитивно чувствовала, что сейчас должна немного выждать, прежде чем отдаться ему полностью. Она поняла, что этот человек поможет им выжить. Знала, что он хочет ее всю. И чувствовала, что Эйхорд ничего не будет делать поспешно, чтобы не потерять то, что они уже обрели оба и что еще смогут найти. Он никогда ничего категорично не требовал. Она убедилась в этом и поэтому могла позволить себе расслабиться, что облегчило путь через барьеры, которые пока разделяли их.

Ей хотелось нравиться ему и внешне, но, увы, она была вдовой, и ее старые чулки плохо сидели на ней, несмотря на то, что она отрезала у них ступни и приклеила к телу вазелином.

На следующий вечер они опять были вместе, и Эдди возбудила его своим животом – но все это было не то! К концу недели она пошла в торговый центр и купила пачку нейлоновых чулок. В новых чулках она выглядела великолепно.

Для Джека их встречи многое значили. Он понимал, что не надо торопить события, – она ведь недавно потеряла мужа. Он знал, что у Эдди не было бисексуальных наклонностей. Она любила себя, как все мы себя любим, кроме того, он чувствовал, что связь с мужчиной для нее значила немало.

Эйхорд убедился, что Эдди не лесбиянка, не монашка и не фригидна. Он поддразнивал ее тем, что она напоминает ему трисексуальную Эрму Бомбек, которая обычно усиливала его чувства, потому что обладала какой-то странной сексуальной сверхъестественностью, – результат слишком частого просмотра программ Донахью. Эдди была многозначна, всенаправлена, несмотря на очевидное нежелание получить удовольствие с Джеком нормальным путем. Она излучала мощные сигналы желания, которые кончались его онанизмом или нормальным оргазмом.

– Теперь ты знаешь меня, – говорил он Эдди полушутя. – Я совратил тебя, но по-дружески.

Джек очень хотел, чтобы эта женщина его поцеловала. Он постоянно уверял себя, что огонь внутри нее разгорается. Потом с некоторой долей вины понял, что он просто болван, готовый думать, что любая женщина такого типа, если она не нимфоманка и не фригидна, непременно должна быть королевой секса с планеты Уран.

Эйхорд задумался над значением всего происходящего, и семенная жидкость одинокого мужчины потекла по его ноге. Он ощущал себя падающим в яму с высокой скользкой стены. Это его беспокоило. Но не настолько, чтобы он мог остановиться в своих отношениях с Эдди, хотя чувство вины его несколько сдерживало.

Сейчас он направлялся на север от Чикаго. Девять часов скучной бумажной волокиты позади. Работа, странная новая любовь, материалы по серии убийств... – все это разом свалилось на него. Увидев огромное поле, с которого уже убрали урожай, Джек бесцельно побрел по тропинке вдоль межи, вдыхая воздух всем объемом легких.

Он затратил минут десять, чтобы добраться до конца поля, но не спешил. Ему хотелось немного подумать, проветрить свои мозги. Он никогда раньше не переживал так много в одно и то же время. Он знал, что должен выследить этого маньяка-убийцу. Это был один уровень его размышлений. А на другом уровне Джек не мог не думать об Эдди. Что за женщина! Он просто по уши влюбился в нее!

Он почувствовал себя лучше и вернулся к машине. Что-то заставило его забеспокоиться. Что-то, просигналившее красным флажком в его подсознании: эй, посмотри туда! Это был незаметный предмет – небольшой куст, росший на поле, точнее, небольшой клочок бумаги, сгоревшей дотла, зацепившийся за ветки куста. Он был черным, размером примерно с мячик, странной, неправильной формы, что и привлекло внимание Джека.

Что же это напоминает?

Эйхорд уже уселся на сиденье и вставил ключ зажигания, как вдруг его осенило и он покрылся холодным потом. Очертание пепла имело контуры человеческого сердца. Он вспомнил буддиста из Сайгона, решившегося на самосожжение, пепел сгоревшего сердца размером с бейсбольный мяч, черный символ жестокости и несправедливости. И это слово крутилось в его голове – самосожжение.

В ту ночь они наконец обрели друг друга. И это была первая ночь их настоящей любви. Сначала все было как всегда. Джек обнимал Эдди и ощущал ее родное тело. Он положил ее на спину, не переставая целовать, погрузил свои пальцы в ее роскошные волосы и вдруг ощутил, что она впервые прильнула к его груди. И вместо того чтобы перевернуть его на спину как обычно, все сильнее прижимала Джека к себе. И прежде чем он понял, что происходит, он уже вошел в нее. Они впервые стали любовниками. Это было, как пожар, который угрожал их спалить.

Огонь, целый факел, запылал в их сердцах. Эйхорд попробовал поцеловать ее, а она его, поцеловать по-настоящему, и получилось так, будто они целуются впервые. Все было впервые. Они старались слиться друг с другом, их движения усиливались, их губы соединялись, а огонь разгорался все жарче – настоящий сноп огня! Он обжигал их, и они кричали от страсти. Он кончил. Это произошло так быстро, или ей так показалось, но, когда он кончил, она все продолжала стонать: “О нет, о-о, пожалуйста!” Она крепко обняла его и снова начала двигаться, тихонько всхлипывая, издавая животные звуки. И опять все началось сначала. Она вспотела, и он слышал ее страстный шепот: “О Господи, этот огонь такой жаркий!”

Джек понял, что совершенно выдохся. Он не мог даже пошевелиться – из него высосали все соки. Никогда такого не случалось в истории его любви – никогда. Ни с кем, нигде, никогда. Он был опустошен. В сладкой агонии он легко перевернулся и взглянул на нее: теперь она смотрелась как-то по-другому. Он будто увидел ее впервые. Он смотрел на ее тело. Господи, подумал он, во мне ты не будешь сомневаться! Нет, Господи! Потому что ты сотворил деревья и цветы, ручьи и радуги, ты поработал и над ней, позволь мне тебе сказать. Боже! И кого ты создал – что за женщина!

Это было чем-то вроде молитвы, которую он придумал, взирая на это лежащее под ним чудо. Господи, все, кто испытал это, не могут быть плохими. Что за женщина! Он впервые увидел эти ноги, сияющую выпуклость живота, чудотворно слепленные груди, совершенную шею. Она перевернулась на живот и вздохнула, и Эйхорд увидел прекрасную попу – лучшую из тех, что когда-либо видел... Он ощутил себя завоевателем.

Джек заговорил, пытаясь облечь в слова свои чувства, его голос ломался:

– Знаешь?

– Что?

– У тебя прекрасный – о да! – самый прекрасный задик на свете. Ты знаешь об этом?

– Я рада, что ты так считаешь, – прошептала она в ответ. – Я никогда об этом не думала.

– Это значит, что мужчины никогда не говорили тебе, что у тебя сказочная попа, – сказал он.

– Нет, не говорили. Но, скажу по правде, я догадывалась, что у меня с этим все в порядке. Разве нет? – поддразнила она.

– Угу. Нормальная попа, ты как думаешь?

– Да, нормальная. Ничего особенного. Ничего такого, чем можно восхищаться. Просто нормальная.

Она улыбнулась.

– Если это так, – продолжал он сипло, – то и в “Эльдорадо” тоже было все нормально. Я имею в виду классический Зал Славы.

– О сэр, вы ввели меня в краску, – прошептала она, все еще лежа на животе.

– Да. Я определенно это заметил. Я знаю, где нам надо сегодня пообедать, красавица, – сказал он.

– Где?

– Ну-у-у... – ответил он, переворачивая Эдди опять на спину. И все началось заново. Она произносила те горячие слова, которые сводили его с ума. И вновь огонь в них стал разгораться. Угольки выдали обжигающее пламя. И он начал двигаться, углубляясь в нее. Они стали мокрыми от пота и потока любви в диком белом горячечном порыве”

В это трудно было поверить. Он опять не мог пошевельнуться, хотя теперь не чувствовал, что из него выжаты все соки. Но он был опустошен, обескровлен, мертв и погребен; Эдди гладила его плоть. Джек чувствовал, что она улыбается. Он рассмеялся, и они обняли друг друга.

Юмор как-то не вязался с этой обстановкой. И они вдруг почувствовали какую-то вину, неестественность происходящего, неловкость, упадок сил. Они перестали обниматься и только смотрели друг на друга, остужая свои тела, прилипшие к простыне. Неожиданно Джек уловил какое-то слабое движение. Он положил руку на ее набухшие соски, и, еще не осознав это, они опять погрузились в кружащий голову, опьяняющий жар любви. Они двигались размеренно, скрипели пружины кровати. Он помогал руками ее движениям в темноте, обнаруживая потаенные сокровища в руинах огня, и потом она взорвалась, как вулкан, обливая его расплавленной лавой, обжигая скатывающимся с поясницы потом. Он застонал от удовольствия.

Эдди и Дэниэл

Иногда, или как бы сказали конспираторы в эру Уотергейта, в определенный момент, линии жизни, которым суждено пересечься, пересекаются. Так было и у Эдди с монстром – их жизненные линии почти соприкоснулись. Но, что удивительно, они этого не осознали. Не осознал этого и детектив Джек Эйхорд, чей собственный вектор жизни уже пересек одну из жизненных линий и который скоро пересечет другую, образуя извечный треугольник судьбы.

В три часа десять минут миссис Эдит Линч регистрировала в Центре жалобу на довольно безответственную работницу главного отдела универмага, произнося:

– Полагаю, что не будет проблемой вернуть это.

– Конечно, – согласилась женщина, – но мне нужен номер, чтобы заложить его в компьютер, а если вы отослали сертификат в каталог Центра, то как же я могу помочь вам?

– Номер у нас здесь. Дело в том, как я уже вам сказала, что два номера не...

В те же три десять Дэниэл Банковский проезжал мимо Центра на украденном “меркурии”, окно которого со стороны сиденья пассажира было открыто, а магнитофон играл на полную мощь. Он находился в пригороде Чикаго, пытаясь преодолеть сложности чикагского движения в этом неуютном “мерке”, права на вождение которого принадлежали некоему Оливу Найдорфу из Маунт-Вернона, Иллинойс, сейчас уже мертвому.

Банковский выключил магнитофон и врубил радио, настроив его на волну тяжелого рока, несколько раз моргнул своими покрасневшими свинячьими глазками и сосредоточился на вождении.

В это время Джек Эйхорд сидел в своем кабинете, что-то машинально рисуя. Просто сидел и рисовал букву “И”.

Иногда он просиживал так часами, делая свои аккуратные, точные отметки в блокноте или на любой бумаге, которая подвернется под руку. Так ему было легче анализировать факты. Его мысли свободно блуждали, пока он механически что-то рисовал. Он думал, вспоминал любые незначительные детали, анализировал их, делая выводы, казалось бы, из ничего.

Метод “И” имел много вариаций, и Эйхорд всегда забавлялся им, как неким рефлекторным актом.

Вот как выглядел его метод “И” на бумаге.

И СильвИя АверИ Джонсон

КасИкофф Чарльз Мейтленд

Эдна Портер ДжИавИнелло Вернон Арлен

Эдвард УИльям Линч РИчард Шейдж

ЭддИ ЛИнч

Эйхорд БИлл Джойс

ЛИ Анна ЛИнч

Без пяти пять Эдди пила кофе со своей подругой Сэнди, которая ей говорила:

– Я так рада, что ты...

– Я тоже, знаешь, если даже это не будет продолжаться долго...

– Не говори так. Думай только о хорошем.

– Дело в том, что я вообще не могу думать.

– О, как бы и я хотела ощущать что-либо подобное! Прошло столько времени с тех пор, как я в последний фаз влюбилась до сумасшествия.

Они засмеялись.

– Да, я так тоже думала, но сейчас у меня голова кругом идет.

Без пяти шесть Дэниэл Банковский выехал к местечку под названием Старый город, где ему попались хиппи, еще какие-то люди, торговавшие антиквариатом. Он был очень голоден... “Что я хочу? – подумал он. – Что-нибудь из китайской кухни, – ответил он сам себе. – Большой мешок пирожков с яйцом, со множеством сладостей. И кварту “Дикой Индюшки”. Все это запить. А потом, может быть, наиграться с одним из этих бездельников”.

Без десяти, шесть Эйхорд пил девятую чашку кофе с привкусом картона и рисовал огромную букву “У”. Рисовал так, будто вырезал из камня, и это была последняя буква в словосочетании, состоящем из двух слов. Джеку потребовалось почти десять минут, чтобы изобразить его на клочке бумаги. У каждой большой каменной буквы имелись свои особенности. Эйхорд осторожно закрасил их.

ЕТАОИН ШРДЛУ

Он закончил свое произведение. Скомкал бумагу в мячик и бросил в большое металлическое ведро для мусора. Полицейский, стоящий за ним, произнес:

– Два очка.

– Фол, – сказал еще кто-то, но первый голос добавил:

– Два свободных броска с линии фола. – Это был голос Филдза.

В шесть семнадцать Эдди и Сэнди вышли из магазина. Эдди поблагодарила подругу:

– Большое спасибо за то, что взяла Ли Анну к себе.

– Нет проблем. Но мне не нравится, что ты тут остаешься допоздна, даже если это один раз в месяц.

– Обещаю вести себя хорошо. Я попрошу мистера Уотсисфэйса проводить меня до машины, если будет очень поздно, а, может быть, Джек меня встретит. Я буду осторожна.

– Хорошо. Но обязательно позвони, чтобы я знала, что у тебя все нормально.

– Хорошо.

Она знала, что Сэнди за нее беспокоится. Глупышка, лучше бы позаботилась о себе. Эдди решила не думать о плохом и застучала каблучками на своих длинных ногах, направляясь назад к Центру. Раз в месяц она должна была дежурить здесь с шести до десяти вечера, отвечая на телефонные звонки “Горячей линии”, и была уверена, что кто-нибудь ее проводит до машины, так как район этот имел дурную славу. Конечно, подумала она, целый мир может показаться опасным одинокой женщине в десять вечера.

В шесть семнадцать Банковский припарковал свою машину около магазина и позвонил по телефону, чтобы заказать на сорок долларов пирожков с яйцом. Девочка, которая принимала заказы, повесив трубку, сказала повару:

– У кого-то сегодня вечером намечается большой праздник.

“Большой праздник” сидел в тесном украденном “мерке”, втиснувшись между рулем и сиденьем, и чертил что-то в большой книге, похожей на книгу счетов, чертил свободно, четкими уверенными штрихами. Он работал. Он проектировал некое специальное устройство типа лестницы. Он собирался воспользоваться этой книгой – результатом его методических приготовлений хотя бы в первое время.

Эта монография была творением гения. Злого гения, но несомненно гения. У Банковского не возникало проблем с убийствами. Убивать стало его природой, его второй натурой. Единственное, что занимало его, как скрываться от обученных полицейских. Как этот мужчина весом почти пятьсот фунтов и ростом шесть футов и семь дюймов, человек с чертами гориллы, как он может изменить свою внешность? Где он в состоянии спрятаться?

Банковский готовился тщательно, мечтая превзойти самого себя. Он готовился войти в другой мир, мир, который он создаст для себя сам. Этот Кинг-Конг, который ненавидел день, спускался вниз в подземные туннели во Вьетнаме, чтобы отдохнуть и зализать раны, на охоту всегда выходил ночью. Такого рода люди выходят, чтобы устрашать и, конечно, убивать. Это как раз то, что будет делать Каторжник.

Мы живем в современном технически высокоразвитом обществе со сложной паутиной разного рода коммуникаций, проходящих под городским мегаполисом. Мы поддерживаем себя на уровне цивилизованных общественных отношений и комфорта, когда у нас есть телефон, электричество, водопровод, канализация, огромный и незнакомый, в общем-то, подземный мир, который существует под нами.

Девятнадцать восемнадцать. Дэниэл Эдвард Банковский заносит в свою книгу рисунок поддерживающих ступеней и прислушивается к городскому шуму. Эдит Эмелин Линч идет через комнату, которая пахнет одеколоном и несвежей воздушной кукурузой, слушая телефонные звонки и приглушенные голоса. Джек Эйхорд спускается по лестнице, напевая какой-то мотив.

“Синатра...” – послышался голос из открытой двери сверху и шаги за ним по лестнице. Джек обернулся и улыбнулся Арлену:

– Луу ты не любишь музыку?

– Быстрей, у нас еще одно убийство, – ответил лейтенант, догоняя его.

– Господи! – выдохнул Эйхорд и заторопился с ним.

Звонили из патрульной машины. Убит был мальчик. Подросток. Песочные волосы. Хорошо сложен. Сердце вырвано. Тело изуродовано. Следы ожогов. Все это похоже на убийство с извращениями. Только одна деталь отличается. На этот раз был свидетель, женщина.

– Она в ужасном шоке, – говорил им полицейский. – Но она видела очень ясно, как он вышел из машины, чтобы убить парня.

– Есть описание?

– Даже больше. Описание и номер его чертовой машины.

В половине десятого Эдди разговаривает с тринадцатилетней девочкой по имени Пам, которая беременна, одинока в большом городе и очень боится идти домой, потому что не знает, что с ней сделает отец. Эдди попросила девочку не вешать трубку и просигналила юристу, чтобы тот продолжил разговор. Эйхорд едет в пригород Чикаго с целым эскортом машин. Сирена воет так, как будто разразилась третья мировая война. Банковский находится рядом с технической площадкой перед зданием с крепкой лестницей, сделанной из бальзового дерева.

Гаррет Олдрич, директор Центра, как раз был занят разговором на “Горячей линии”, и потому Эдди решила дойти до машины сама. Ничего страшного. На улице еще оживленное движение, и она ярко освещена.

Каблучки Эдди зацокали по тротуару, когда она вышла из Центра. Держа ключи от машины наготове, она быстро открыла дверцу и сразу же заперла ее изнутри. Села за руль и задумалась. Впервые она думала о том, как быстро разворачиваются события, как глубоко она и Джек проникли в жизни друг друга и какой след оставило это в судьбе ее и Ли Анны! Вот о чем она думала, когда посмотрела на улицу и увидела его.

Мужчина. Огромный мужчина. Он выбежал на улицу с большой лестницей на плече. Достал что-то вроде рычага, подиях люк на улице, опустил туда лестницу и начал протискиваться в отверстие. Эдди уставилась на него, как загипнотизированная. Он случайно поднял глаза и увидел женщину в припаркованной машине, которая смотрела на то, как он втискивает свое огромное тело в раструб канализационного колодца.

Время – двадцать два двадцать.

Эдди заметила, что гигант смотрит на нее, и похолодела. Она почувствовала нарастающий страх и интуитивно повернула ключ зажигания, вздрогнув от радости, что мотор заработал. Не оглядываясь на странного мужчину, она нажала на акселератор, включила скорость и рванула. Потом посмотрела в зеркало, пытаясь что-то разглядеть, но было темно, и она не увидела, что мужчина вылез из отверстия и направился быстрыми шагами ту да, где была припаркована ее машина.

Повернув за угол, она начала дышать ровнее, страх прошел, и тяжесть свалилась с ее души, как невидимый камень. И она выкинула из головы тот сверхъестественный ужас, в который привел ее этот человек. У Эдди были более интересные вещи, на которых она могла сосредоточиться. Она гадала, звонил ли ей сегодня Джек, как они договорились, и когда они встретятся. Но мысли Эйхорда в два тридцать два далеки от романтики. Сейчас он только полицейский, беседующий с коллегами. Воздух наэлектризован возможностью задержания “Убийцы Одиноких Сердец”.

– В чем проблема, Джек? – спросил один из сыщиков у Эйхорда.

– Это все не то.

– Ерунда?

– Да.

– К черту. Совершенно пустая трата времени. Что вы еще хотите найти здесь? Мы же поймали этого сукиного сына.

– Я так не думаю.

– Это пустая трата времени, Джек, – сказал другой полицейский.

– Нет. Я вовсе так не считаю.

– У нас есть свидетель. Мы поймали преступника с психическим комплексом, мужчину с бритвой. При аресте он оказал сопротивление. У нас есть тело. У нас есть орудие преступления. Есть мотивы. Точно, это пустая трата времени.

– Нет. – Эйхорд помотал головой.

– Пошли!

– Это не тот, кого мы ищем.

– Но есть же свидетель. Попе.

– Мертвый мальчик. Вот чем мы располагаем. Допустим, он убил мальчика. Но что касается Сильвии Касикофф, говорю вам, парни, я сомневаюсь.

– Почему? – спросил Арлен.

– Потому что орудия преступления разные. Он вырвал сердце при помощи скальпеля. Маленького такого – черт, как он называется? – Бенсона и Хеджеса – что-то вроде этого?

– Хирургический скальпель Брукстоуна и Дженсена.

– Правильно. Им он его и порезал, спорю на деньги.

– Значит, в этот раз использовал скальпель. Что из того, что других он убивал большим охотничьим ножом. Может быть, ему надоело им убивать? И сейчас он убил скальпелем. Какая разница?

– Да и с экспертизой пока неясно. Нет. Я не думаю, что мы взяли настоящего убийцу, вырывающего сердца. Мы поймали лишь его подражателя.

– Но Джек!..

– Слушаю тебя, Лу.

– Что тебе кажется подозрительным в этом деле?

– Ожоги. Что-то из способа, каким он мучил мальчика. Он как будто играл с ним, а потом вырвал сердце, чтобы сбить нас с толку, чтобы мы подумали на “Убийцу Одиноких Сердец”. И поэтому, вырвав сердце из груди, он выбросил его. Другие обычно делали с ним что-нибудь, использовали его в каком-то ритуале или еще где-то. И потому я сомневаюсь, что мы схватили настоящего убийцу. Ведь это не были ожоги. Это было что-то другое.

– Джек. Уверен, ты удивишься, когда ознакомишься с докладами из лаборатории. У этого охотничьего ножа большое лезвие. Не хочешь ли отметить это дело?

– Пожалуй. – Эйхорд засмеялся. – Надо молиться, чтобы ты оказался прав.

Полицейские были в хорошем настроении, несмотря на особое мнение Джека, и вся компания направилась в бар, чтобы это отметить. Эйхорд пошел тоже.

В двадцать два двадцать шесть Дэниэл Эдвард Флауэрс Банковский, вопреки своим правилам, проигнорировал женщину, которая его видела, и усталый, голодный спустился в темный мир подземелья. Теперь он находился в девятнадцати футах южнее чикагской главной линии К-138С-10, в маленькой комнатке под ближайшим к линии отверстием, где он сидел тихо, медленно поглощая холодные пирожки с яйцом стоимостью в сорок долларов и думая о своем будущем.

Его мозг рисовал ужасные, отвратительные картины с изнасилованиями, убийствами и уродствами. На другом уровне его подсознание регистрировало последние события в своем компьютере, и тихий голос шептал: “Хорошо, ты это еще раз сделаешь. И совершишь еще одну ошибку”. Он подсознательно почувствовал, что все глубже погружается в пучину возмездия, которое продолжало безжалостно преследовать его массивное тело.

Он проглотил одним махом еще один пирожок, уставившись в черноту своими маленькими глазками, похожими на твердые темные кусочки мрамора. Угольно-черные поросячьи глаза внезапной смерти. Зло... Пока оно в безопасности, в глубине канализационной сети.

Эдди Эмелин Линч ехала на север. Вектор ее жизни уже пересек вектор жизни монстра. В пути она слушала приятную песню по радио, думая о человеке, в которого была влюблена, о Джеке Эйхорде, который в этот момент смеялся с друзьями.