Текст книги "Грязь"

Автор книги: Рекс Миллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– У меня есть электрические провода, которые проходят в мои глаза, и они меня жалят, поэтому я не могу получать сигналы с Луны, пока они не посланы и... поэтому вы увидите и придете, выйдете и придете сюда. И... – Старуха откинулась назад, потом наклонилась вперед, держа карточку, которую он ей дал. Джойс уже закончил разговаривать с лейтенантом, и Эйхорд, собираясь уйти, поблагодарил женщину, но та даже не подняла глаз. Однако вслед ему она промычала что-то вроде “Ты” и “У-угу”. Он обернулся, и она сказала:

– До свидания, господин полицейский мальчик.

Эйхорд улыбнулся и помахал ей рукой.

Джек и Джойс приступили к осмотру аллеи. Они увидели около десятка других полицейских, включая двух детективов по расследованию убийств из восемнадцатого отделения, Голиза и Риордана. Эйхорд услышал, как кого-то, может быть, того молодого полицейского в форме, выворачивало, и сам едва сдержал подкатившую тошноту. Он проглотил слюну и сконцентрировался на работе. Преступник, по всей видимости, сумасшедший, но очень сильный сумасшедший, раз может разорвать человека на части. Они нашли еще пару трупов с разорванными грудными клетками. Джек вспомнил мертвого фермера, которого они обнаружили в пикапе, через дорогу от того места, где нашли тело женщины. Фермер был здоровым и мускулистым, бывший вышибала и моряк, однако убийца одолел его без усилий. Возможно, тот оказался свидетелем убийства Сильвии Касикофф, и преступник избавился от него, чтобы обезопасить себя. Но кого он убил первым – женщину или мужчину в пикапе? И почему обоих вместе? И были ли эти двое, фермер, которого звали Авери Джонсон, и женщина, как-то связаны? Не исключено, что он был ее другом или любовником. К сожалению, возможностей узнать это не так уж много.

Поработав еще пару часов, они пошли обратно к машине. Что-то промелькнуло в тени стены, и Джойс, дотронувшись до Эйхорда, показал на старьевщицу – ковыляя, она направлялась к ним.

На секунду Эйхорд представил: сейчас она скажет ему, что вспомнила, что она видела большого и сильного человека, тяжелоатлета или культуриста, и уже собирался раскрыть убийство, как если бы видел его по телевизору. Старуха вышла на свет, где стояли он и Джойс, и, улыбаясь, сказала заговорщическим шепотом:

– У Маджери в голове змеи и угри свили гнезда, и электрический ток из ее волос спускается и стреляет через волосы в ее тело. И она не может видеть, что они хотят, потому что они много задумали и приняли много решений сразу, и потому ты не знаешь, что делать и куда идти, потому что внутри столько всего творится, и как ты это объяснишь или поймешь, что только приходит из воздуха от Луны ночью, или где эти сигналы? Но они никогда не останавливаются, так что ты иногда забываешь!..

Каторжник

Громадная, словно выброшенный на берег кит, фигура распласталась на брезенте, которым была покрыта кровать. Огромная гора вздымается и опускается при вдохе и выдохе, слегка похрапывая. В таком состоянии он похож на большого клоуна, который видит приятные сны и улыбается им, но который даже во сне пребывает во мраке и зловонии.

Ему снится, будто он все еще едет на машине и слышит постоянное жужжание белой линии, едет для того, чтобы опять убивать. Он слушает эту монотонную приятную песню и растворяется в ней.

Белая линия гипнотически жужжит под ним. Внезапно он видит малыша Дэнни, которого отругали и наказали, выпороли кабелем и заперли куда-то, и теперь этот Дэнни поскуливает от обиды и страха.

И малыш Дэнни загипнотизирован жужжанием белой линии, длинной, непрекращающейся песней дороги. Вот он различает нечто белое. Девственница, белая и чистая, нетронутая и мягкая. Горячий, обжигающий белый огонь. Невыносимый жар, который опаляет его мозг.

Все опять повторяется и жжет, жжет, жжет... Жжет знакомым белым огнем, и если Дэнни посмотрит на это близко, то увидит что-то напоминающее белый шар. А линия продолжает петь, в чем-то убеждая его: ж-ж-ж-ж... Он прокалывает этот шар острой иглой своего воображения. Из темного убежища хлынула чернота. Она обволакивает белый шар, как черная вода, заполняющая белую тарелку. Белый жар остывает в черной воде. Первозданная белизна тарелки сменяется теперь чернотой, потоком черной воды, расползающейся в пространстве. Все это он видит отчетливо. Но вдруг фарфор превращается в гладкую крышку пианино, которым очень гордилась мать. На крышке стоит метроном, метроном его матери, и Дэниэл Эдвард Флауэрс Банковский-Зандт, задыхаясь в темноте, тикающим метрономом успокаивает свое готовое выскочить из груди сердце.

“Тик, тик, тик, тик...”

На него нисходит необъяснимое успокоение. Методическое тиканье никогда не останавливающегося метронома усмиряет сердцебиение, смягчает его, отбивает все лишнее. Теперь он вновь слышит громкое жужжание белой линии в ночи. Пронизывая темноту, оно усиливает желание убить. Но размеренное тиканье маленького метронома опять останавливает его. Он успокаивается.

“Тик, тик, тик...”

В первый раз ему снился сон, что он испуган. Да, он тоже иногда боится. Он садится в вертолет. Он ненавидит вертолеты, потому что наверняка опять больно ударит локоть, когда будет прыгать... Он так же боится края – там, где должен сидеть, и не может посмотреть вниз, иначе кровь вновь ударит в голову. Он шагнет в пустоту и будет падать тысячи футов, и умрет там, в джунглях.

Ему страшно идти под вращающимися винтами вертолета и не нравится издаваемый ими шум. Он знает, что сможет выпрыгнуть из вертолета перед тем, как тот взорвется. Ему доставляет удовольствие думать, что все остальные внутри летающей машины умрут. Но он не прыгнет, потому что есть риск покалечить себя. Ему хорошо, когда они поднимаются над горами, пылью и – зловонием. В этот момент он часто думает о том, что в вертолете может лежать осколочная бомба. И представляет, как приятно будет смотреть на поднявшуюся над горами машину, которая взрывается в воздухе, образуя огромный сноп оранжевого огня.

Но он реалист и очень пунктуален и поэтому должен мечтать последовательно. Иначе он не сможет убивать людей, наслаждаясь видом смерти там, в джунглях, не сможет удовлетворить свой ненасытный аппетит. Поэтому он должен думать сначала о том времени, когда еще летит в вертолете, потому что так начинается осуществление его мечты.

Половина третьего. Он стоит в ожидании взлета с другими парнями из их команды на вертолетной площадке аэродрома в Куанг Чи. Скоро лететь, и он должен забраться внутрь первым – тогда они смогут определить, скольких людей еще можно посадить, чтобы машина поднялась. Они самонадеянны. Он легко мог бы убить их всех, но они берут его туда, где можно убивать неограниченно, и потому он старается не обращать внимания на этих сопляков.

Стартер издает ужасный шум – заболели уши. Заработал мотор, и винты, издавая невообразимые звуки, стали набирать обороты. Машина стонет и стучит и, как это ни кажется невероятным, поднимается. Сквозь шум, задыхаясь от духоты, он слышит голос пилота: “Я Алмаз-21, мы загрузились и взлетели, направляемся на место”. Пилот ухмыляется.

“РРРРОООУУУР”, – крякнуло радио, и он слышит помехи в радиопередатчике.

Он расплывается в улыбке, представляя себе подстерегающую врага засаду в джунглях. Его абсолютно не интересует миссия остальной части команды. Он работает один. Он опять ухмыляется в предвкушении”

Но тот его сон закончился, и он уже не слышит ужасного шума и не ощущает времени, когда должен прыгнуть и удариться о воздух своей многопудовой тушей. Он не ощущает прыжка и не видит, как поднимается вертолет, после того как команда рассыпалась по джунглям.

Дэниэл все глубже погружается в другой сон, и тот уносит его в иную ночь. Это один из самых любимых его снов – у него только один любимый сон про засаду. И белая жужжащая линия гипнотически погружает его в столь милые его сердцу и такие знакомые джунгли.

Он видит, как убивает тех двоих в джунглях Вьетнама. Его миссия похожа на все остальные – ночное патрулирование. Он идет медленно, зная – малейшая неосторожность может повредить ему. Он всегда помнит, что нужно закрыть заднюю дверь машины, посмотреть на дорогу, перед тем как пересечь ее, ступать неслышно и иметь большую палку.

Они только что пересекли дорогу, и он замедляет шаги, пропуская остальных вперед, надеясь на то, что кого-нибудь убьет. Ему кажется, что все они дураки, поэтому он не может оценить по достоинству их военный порыв. Какая приятная теплота – ему нравится ощущение горячего солнца. Он медленно переходит поле и вскоре оказывается в джунглях. Вокруг высокие деревья, на которые он возлагает большие надежды – ведь он ориентируется по деревьям, здесь они – его помощники. Он пробирается вперед сквозь непроходимые заросли, колючий кустарник, по мокрой и липкой траве.

Вода! Вода и рельсы означают для него только одно: засада. Он может учуять этих коротышек везде. Главная дорога сворачивает влево, но он сворачивает направо и идет на запах. Деревья, растущие с обеих сторон узкого потока воды, создают ему отличный зеленый коридор.

Слово ЗАСАДА опять звучит в нем. Его кожа покрывается пупырышками в предчувствии удовлетворения. Он знает: надо ждать – тогда он убьет их. Он не видит различий в терминах “наши – враги” или “север – юг”. Он убивает и солдат армии Южного Вьетнама, и вьетконговцев – их и вправду нельзя различить. Впрочем, его это не волнует. Он жаждет засады. Жаждет жизней этих коротышек, испытывает неодолимое желание пустить кровь”. Таков сон спящего монстра.

Конечно, таких нет на самом деле. В этом разного рода военачальники, официальные лица заверят вас, глядя вам прямо в глаза. Профессиональные убийцы, может быть, и существуют в России. Но не здесь, заверят они вас.

И поэтому каждый раз, когда мы узнаем о профессиональном убийстве, нам говорят, что оно было исключением из правил. Отклонение, которое выявлено и никогда не повторится снова. Но это только подтверждает, насколько вы неопытны в таких вещах. Так это все правда? Нет, отвечают нам. Однако вне шоу-бизнеса и литературных изысканий все-таки возможны некоторые древние пережитки, которые обыватели называют Коза Нострой, дьявольским изобретением. Таково объяснение официальных лиц. Что еще?..

Настоящих убийц редко можно найти на страницах популярных изданий. Слово “убийца” в литературе обозначает того, кто идет на преступление под воздействием гашиша, и перед нами тут же возникает поп-артный маньяк в черном костюме, спрыгивающий с деревьев и разрезающий плохих дядь на мелкие куски. Настоящее убийство совсем не такое, как показывают на экранах. Оно несет много крови и грязи, оно сеет ужас. И “мокрая работа”, профессия умерщвления, берет свою кровавую пошлину с убийцы – так же, как и с жертвы.

Парадокс, но наши сыщики-профессионалы и те, кто считает себя детективами, заинтересованы в наличии высококвалифицированных убийц, чтобы бороться с ними. Как они все будут довольны, если подобные типы выйдут на улицы и продемонстрируют миру изощренность своей богатой фантазии, которую опишет потом наша поп-литература и в которую вы поверите! Конечно, у нас есть заурядные убийцы, и они будут существовать еще долго. Но их заслуги весьма далеки от выдающихся.

В отличие от КГБ или израильской Моссад мы не создали специальных служб, чья функция – убивать убийц. Мы собрали лишь горстку талантливых парней вне ведения федеральной службы безопасности – в элитных структурах военных, в некоторых подразделениях юстиции и даже в частном секторе для уничтожения “после последнего предупреждения”.

Однако в 1960 году, особо богатом на убийства, в службе национальной безопасности было решено создать небольшое, но сильное секретное подразделение, которое работало бы по расследованию убийств. К этому времени наши умные службы постигли искусство уничтожения людей, но только в дополнение к торговле и махинациям. У нас ведь нет аналога СМЕРШа, который убивал бы с одобрения правительства.

Это доказывает, что нам так же трудно найти наемных убийц, как и обманутым женам, которые хотят избавиться от своих неверных супругов. Так наши органы безопасности превратились в то, что со смехом называют “организованной преступностью”, с одной стороны, и в военных – с другой. Один из тех военных экспериментов назывался МАКВСАУКОГ, какой-то окрошкой из букв, приготовленной действующим подразделением отделения национальной безопасности. Мак-Ви-Со-Ког, так это произносится, стала первой секретной группой со специальным статусом полувоенного образования. Это была не просто секретная, а сверхсекретная группа. Главная причина этого заключалась в перестраховке на случай боевых действий. И сразу же горделивые шефы взялись за организацию так называемой “острой группы” – весьма сомнительное дельце. Ее создали для одной цели: скрытно убивать. И в центре ее был один человек, четырехсот с лишним фунтов весом, которого “раскопали” в федеральной тюрьме штата Иллинойс. Он был “открытием” необычайного масштаба во всех смыслах.

Марионскую федеральную тюрьму называли по-разному, однако наиболее подходило ей название “Дом Боли”. Преступники здесь в среднем отбывали” сроки по сорок с лишним лет, запертые на двадцать два с половиной часа в сутки за восемью башнями и ограждением с колючей проволокой. Марион была наиболее страшной из всех тюрем, где сидят убийцы. В 1961 году там с такими же чудовищами, как и он сам, отбывал наказание человек, которого звали Дэниэл Банковский.

Дэниэл Эдвард Флауэрс Банковский весил четыреста двадцать два фунта. При росте шесть футов семь дюймов он был находкой для декретных служб. В нем уникально сочетались рационализм, проницательный ум и внешность социопатического убийцы. Если верить допросам под гипнозом, он убил гораздо больше людей. Так много, что даже не знал их точного количества.

Уважаемый социолог, узрев в его персоне нечто неординарное, не поддающееся объяснению, начал отрабатывать на Дэниэле серию тщательно разработанных тестов и был буквально ошарашен. Коэффициент умственного развития Банковского оказался беспредельным – сплошная растущая вверх кривая. Он был убийцей-самоучкой, чья склонность к опасности или жестокости намного превосходила то, что соответствовало гениальному интеллекту. Компьютер обработал результаты тестов, и они оказались в пользу мистера Банковского.

Однако доктор Норман высказал одно странное и далеко не научное предположение. Он считал, что этому чудовищу удавалось уходить от возмездия и оставаться в течение долгого времени на свободе потому, что он обладал редким даром предвидения, предчувствия. И хотя в это никто не верил, кроме самого доктора Нормана, досье Банковского заинтересовало секретные службы.

После многих тестов, опросов, экспериментов с наркотиками и гипнозом, после скрупулезного обследования данные были заложены в компьютер. Собрались специалисты, профессора, дабы воздать должное этой машине в человеческом облике. Компьютер подтвердил их уверенность. По крайней мере, теоретически Банковский идеально соответствовал тем целям, которые они ставили перед собой. Вокруг своего “открытия” они начали формировать специальную группу.

Каков же рецепт создания таких вот Дэниэлов-Каторжников? Он прост. Возьмем, например, маленького мальчика. Заменим ему отца, когда он был еще грудным ребенком, и поставим на его место пьяницу, извращенца или еще кого-то из отбросов общества. Представим себе, что его мать тоже пьяница, к тому же дадим младенцу такого отчима, который не любит, когда дети плачут. И потому проделывает с ребенком такое, что тот визжит от ужаса, или закрывает его в шкафу на несколько дней (да, дней!), или приковывает цепями к специально сделанным металлическим прутьям в отвратительном ящике. И ночью, приходя к его маме, сковывает ребенка цепями и засовывает под кровать, а выволакивает только тогда, когда ему заблагорассудится, а потом заставляет его лезть обратно, кормя и поя из собачьей миски. И будет его бить, сначала кулаками, затем прекрасного качества электрическим шнуром, а потом коротким куском резинового шланга, чтобы мать не заметила синяков. Заставим маленького мальчика делать презренные, несказанно развратные штуки, называя их на извращенном лексиконе, а потом придумаем еще пару штучек, чтобы было интереснее. И не забудем постоянно мучить его прищепками, проволокой, зажженными спичками, сигаретами – всем, что может принести неожиданную и нестерпимую боль. И потом, когда он уже вырастет, будем оставлять его дома, где много других детей, которые тоже его мучают, – вот так мы сможем сделать из Дэниэла Банковского то, чем он в итоге стал.

Теперь начнем дразнить его, досаждать ему, обвинять во всех смертных грехах и, наконец, попытаемся его убить. И если маленький Дэниэл удивит нас всех и выживет... О Господи... Если он вырастет в четырехсотфунтового жестокого человека, шести футов и семи дюймов роста, на твердых пружинистых ногах толще древесных стволов и с пальцами, которые могут разорвать сотни челюстей, работая, как стальное орудие, и если он проживет пока меньшую часть своей ужасной жизни и будет свободен, и получит возможность убивать. Богом прошу, мы должны пасть на колени и молиться, потому что он стал смертоносной машиной. Его месть нам ужасна! Поверьте, у него есть масса способов убить нас, бросить в канализационную трубу, полную отвратительной жижи и собачьего дерьма...

Вот что значит видеть сны! Он спит. Сейчас ночь, он замаскирован, расставил ловушки и ожидает под надежным прикрытием из листьев, зеленый настил которых прячет блики воды. Он – Каторжник, он опять в своих снах. Молчаливый, спокойный, невидимый, неотвратимый – одинокая машина смерти. Ожидающая в абсолютной темноте непролазных вьетнамских джунглей, слушающая москитов и симфонию ночных шумов, зондирующая впотьмах, чтобы уловить момент приближения коротышек. И его пальцы, как стальные сигары, мягко прикасаются к специальному кожаному карману, в котором лежит трехфутовая тракторная цепь. Он терпеливо ждет, и радостная улыбка непроизвольно расползается на его большом лице. В предвкушении того, о чем он видел сон, людей, двигающихся к его ловушке в темноте.

И опять он неподвижен и затаил дыхание. Его жизненные функции замедлились, он замер. Безжалостный убийца. Высококвалифицированный мерзавец. Атавистический бросок назад, к тому времени, когда не было цивилизации, когда убивали, чтобы жить. Он живет, чтобы убивать. Он ждет в темноте с заправленным лентой пулеметом М-60, несколькими ручными гранатами, острым, как бритва, охотничьим ножом и тяжелой цепью. В этом сне он улыбается, вспоминая красный туман и вкус свежего окровавленного человеческого сердца.

Джек Эйхорд встречает семью Линчей

В течение трех дней и большей части четвертого Джек Эйхорд сидел за столом в одном из кабинетов отделения и просматривал файлы по делу Сильвии Касикофф, время от времени звоня по телефону. Он старался восстановить старые связи, хотя для полицейской работы это бесполезно, но вполне подходило для того, чтобы убить время. Впрочем, это тоже ерунда, наводящая скуку. Люди приезжают и уезжают, их телефонные номера становятся другими, меняются и номера их рабочих телефонов, к тому же тот болен, этот занят, но он вам перезвонит и т. д. Нет ничего хуже, чем тратить часы на телефонные переговоры, особенно когда они не дают никаких результатов.

Иногда ему приходилось звонить на большие расстояния, и когда существовала прямая связь, он стойко боролся с молчанием линий, но когда Эйхорду удавалось дозвониться телефонистке, выходило, будто он играл в телефонную рулетку и всегда прогорал. Вот как это должно было выглядеть теоретически: вы набираете номер, и наиболее неуравновешенная, высокомерная, глупая, обидчивая, вспыльчивая, официальная и слабо соображающая сука из телефонной компании хамит вам в ухо. По прошествии пары дней у Эйхорда началась телефонная болезнь, в мозгу подсознательно рождались невероятные сценарии, типа того, что телефонная компания, в которой сотрудники мертвецки пьяны, при разоблачении решает отомстить простым людям и инструктирует своих работников быть как можно более тупыми, упрямыми, раздраженными и бесцеремонными. На третий день опять что-то случилось с линией – теперь все номера, начинающиеся с единицы, обслуживались операторами, которые настаивали, чтобы он перезвонил в бюро ремонта. После этого он решил плюнуть на все это и сконцентрироваться на изучении старых полицейских рапортов, снимков убийств, допросов, газетных вырезок об “Убийце Одиноких Сердец”, лабораторных анализов, на всем, что относилось к официальным документам и заключениям по результатам вскрытия трупов. Бумаг было не меньше тонны, а он только начал их просматривать.

Около двух часов дня Эйхорд все это уложил в сейф, взял в кабинете Вернона Арлена карту и получил разъяснения, как добраться, до дома Линчей, затем заполнил свой поношенный кейс документами, чтобы просмотреть их дома, и направился на северную окраину города. Дозвониться до Линчей он так и не смог. Его колотило при мысли, что он еще хотя бы на час останется в этой душной комнате.

Эйхорд подумал, что неплохо было бы заглянуть в ближайшую уютную таверну, чтобы выпить порцию прохладительных напитков, расслабиться в знакомой обстановке, обмякнуть на несколько минут, понаблюдать за рабочим людом, который заходит сюда побаловаться кружкой-двумя пива по дороге домой. Он любил запах перегара в барах и, попивая свое светлое, позволял этому перегару насыщать кровь.

Или можно было бы расположиться на часок в каком-нибудь маленьком темном бистро, вдохнуть хорошо знакомый запах табачного дыма, возбуждающий завсегдатаев аромат перегара, которого ему так недоставало. Даже проезжая по серым улицам Чикаго, он не переставал мечтать об этом бистро. Чудесные напитки, запах духов “Шанель”, маргаритки в хрустальных стаканах, сдержанные ароматы города проносились в его воображении.

Перед ним вставали картинки уютного салона с тяжелой старинной обивкой стен, с богато украшенным баром, полным стекла, света, сверкающим латунной отделкой. Кожаные стулья. Хрома нигде нет. Нет пластика. Нет орущих, давящих на уши дисков. Музыка вытекает из темноты и запаха перегара, мелодия холодная и тягучая, будто окрашенная золотом, и не опьяняющая, как виски в стакане. Неожиданно она обрывается, как серебряный стилет, прокалывающий мокрый черный вельвет, пронзая спину пьяного голубым джазом. Хмурый, серьезный, немного побитый убежденный алкоголик пересиливает желание напиться и преисполняется уважением к своему питейному заведению.

Но сейчас Джек ехал, часто обращаясь к карте, чтобы найти нужную улицу по нужному ему маршруту, ехал мимо химчисток и фабрик, видеосалонов и магазинов радиотоваров, мимо лавок с полуфабрикатами в бесконечном сверкании неона, ехал по серым улицам, любуясь красивым закатом солнца. Проезжая незнакомые места, он запоминал дорогу, чтобы найти обратный путь в темноте, – теперь надо миновать эти захламленные дворы, а потом, проехав свалку, выбраться на пригородное шоссе.

В 16 часов 19 минут Эйхорд припарковал свою машину напротив дома Линчей. Он думал провести здесь не более часа. Краем глаза он взглянул на дорожные указатели, затем позвонил в дверь и подождал пару минут. Он ожидал услышать лай собаки, но собаки не было. Улица была довольно пустынной. Он проследил за двумя пронесшимися мотоциклами и покрутил головой, чтобы расслабить шею, – послышался хруст второго позвонка, похожий на щелчок.

Двадцатью минутами позже Эйхорд растянул ноги поперек переднего сиденья своей машины, сожалея о том, что не прихватил с собой термос с кофе. День вырисовывался нулём огромного размера. До чего же часто приходится ждать в полицейской работе! К сожалению, это неизбежное зло. Опять посмотрев на часы, он решил подождать еще минут двадцать, а затем пойти и выпить кофе с чизбургером. Должна же Эдит наконец прийти домой? Из почтового ящика торчала только одна газета – неплохой знак. Соседей тоже не видно. Это место было идеальным для налетчиков – пять-шесть домов в один день и минимальный риск.

По-прежнему никого. И машины тоже нет. По всему двору валялись детские игрушки, но человеческих лиц он не увидел нигде. На одном доме висела табличка: “Продается”. Здесь лужайка немного заросла, но другие дворы выглядели ухоженными. Даже все листья оказались собранными. Уютный квартал. Джек ждал, размышляя и наблюдая за самым прекрасным заходом солнца, который когда-либо видел. Высокое небо еще озарялось светло-голубым сиянием с нежным персиковым оттенком, а дальше на горизонте простиралась лента ослепительных красных огоньков, окрашивающих темную синеву захватывающими дух яркими мазками. Ему нравилось смотреть на эту игру красок. В этот момент подъехала машина и остановилась у ворот дома напротив.

– Мадам, вы случайно не миссис Эдит Линч? – спросил Джек, приятно улыбаясь, у направившейся к входной двери женщины.

– Да.

– Извините, что опять вас беспокоим, миссис Линч, – сказал Джек, показывая свои документы, – но мы сейчас занимаемся некоторыми вопросами, которые имеют отношение и к вам. Могу ли я задать вам несколько вопросов? Это займет не больше минуты.

Казалось, она вздохнула, когда он это произнес.

– О да.

– Вам помочь? – предложил он.

– Нет-нет, благодарю. Хотя помогите мне только занести эту сумку с продуктами. Ли Анна понесет тот маленький пакет, чтобы порадовать маму, а я возьму это.

Эйхорд подхватил самый большой мешок, и она благодарно кивнула головой и улыбнулась. Он последовал за женщиной в дом. Девочка поспешила за ними с пакетом, где, похоже, лежали бумажные салфетки.

– Очень хорошо, – сказала Эдди, – садитесь здесь, спасибо.

– Отнесите ваши покупки, мадам. Я подожду. Нет проблем!

– Все в порядке. Ли, деточка, иди в свою комнату, пожалуйста, я сама справлюсь с этими вещами! – Она повернулась к Эйхорду: – Я не хочу говорить об этом при...

– Понимаю. Я не займу у вас много времени. Я работаю над этой загадкой и, если не возражаете, хочу немного поворошить старое, уточнить с вами некоторые детали той трагедии. Чтобы удостовериться, что располагаю всей информацией.

– Меня о многом расспрашивали тогда, по горячим следам, и уверена, вы располагаете даже большей информацией, чем я могу вспомнить, но, конечно, я постараюсь ответить на все ваши вопросы.

Было совершенно ясно, что она очень устала. Он не стал спрашивать, хотя его очень интересовало, где они провели последние несколько дней.

Заглянув в бумаги, которые он держал в руках, Эйхорд без колебаний приступил к делу.

– Мне придется расспрашивать вас о печальном тяжелом прошлом, но я хочу, чтобы вы помогли мне восстановить события того вечера, – начал он мягко, размеренным тоном, пробуждая у собеседницы доверие к себе, как это делал обычно. Через несколько минут он назовет ее по имени, спокойно задавая сначала простые вопросы, но готовя к сложным, – это цель его приезда.

Она повторила то же, что говорила бесконечное число раз раньше, приукрасив пару фактов, что-то забывая, очень прямолинейная в своем желании передать все события, которые вели к той роковой ночи, но он перевел их разговор на то, что его интересовало больше всего.

– Скажите, пожалуйста, не вспомните ли вы, что сказал Эд, когда уходил?

– Он сказал, что идет за сигаретами и сразу же вернется.

– Нет, Эдди, постарайтесь передать точно, какие именно слова он сказал.

– Ну... – Она остановилась, пытаясь вспомнить. – Он сказал: “Я поеду в вечерний магазин и куплю сигарет. Тебе что-нибудь нужно?”

– А что вы ответили?

– Я сказала: нет, ничего не нужно, спасибо.

– Эд много курил? Сколько пачек в день? Вы помните?

– Не очень много, я думаю. Не больше двух пачек в день.

– А какие сигареты?

– “Парламент”, – бросила она с едва заметным раздражением.

– Эдди, когда Эда нашли, у него в кармане было всего полпачки “Парламента”. Это означает, что он не успел дойти до магазина, когда на него напали. Но это может означать и другое. – Она вопросительно подняла брови, потом нахмурилась. Он продолжал:

– Это также может означать то, что Эд не собирался идти за сигаретами в тот вечер.

– Что вы имеете в виду?

– Что он шел на встречу с кем-то.

– Нет. Он сказал, что идет в магазин.

– Но мужья не всегда говорят своим женам правду. – Он смотрел на нее очень внимательно.

– Но Эд и я не были такими. Он всегда говорил мне правду.

– А если представить такую ситуацию, Эдди, что он собирался тем вечером с кем-то встретиться, с другой женщиной, например, и не хотел, чтобы вы об этом узнали? Как вы можете быть уверены на сто процентов, что это не так?

– Это самый дурацкий вопрос, который мне когда-либо задавали. У нас была прекрасная семья, а Эд – замечательный преданный муж. Я не могу представить, зачем вы пришли сюда и задаете мне такие вопросы.

– Извините, – мягко ответил Джек, – но я задал этот вопрос, потому что человек, который убил вашего мужа, к сожалению, опять начал совершать преступления. Поэтому мы не теряем надежды найти людей, которые, может быть, видели убийцу или кого-то еще, кто показался им подозрительным. Эти люди могли бы очень помочь нам. Ведь вы хотите узнать, кто убил вашего мужа?

– Уверяю вас, я уже потеряла надежду. Эд пошел в магазин за сигаретами тем вечером, и мне нечего к этому добавить.

Эйхорд опять, следуя своей тактике, возвратился к тем же вопросам – о месте, времени и других вещах, – на которые она могла спокойно отвечать. Постепенно раздражение сошло с ее лица, и Джек уже хотел закругляться, надеясь, что не очень расстроил ее, напомнив о печальном прошлом, как вдруг нечто стремительное скатилось с лестницы и выкрикнуло:

– Привет! Мама, мы можем сейчас поесть?

– Привет, – отозвался он, улыбаясь, потому что мама отрицательно покачала головой.

– Нет, дорогая, есть мы будем позже. Мою дочь зовут Ли Анна, мистер...

– Эйхорд. Джек Эйхорд.

– Мистер Эйхорд – детектив. Он занимается расследованием папиного дела.

– Мистер Акорн? – переспросила девочка.

– Эй-хорд, – поправила ее мама.

– Спорю, что вы никогда не слышали такой фамилии раньше, – сказал он. Эдди робко покачала головой, улыбаясь, ведь она была из тех женщин, которые редко знакомятся с новыми людьми. Эйхорд обернулся к девочке: – Ли Анна – красивое имя.

– Спасибо.

– Сколько тебе лет?

– Будет девять.

– Очень хороший возраст. Ты любишь ходить в школу?

– У-гу. Мне больше всего нравится миссис Спеннер. А вы правда детектив, как по телевизору?

– Я настоящий детектив.

– Вы можете поговорить с моим медведем? Он плохо себя ведет, и обязательно нужно, чтобы с ним поговорил полицейский.