355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Раймонд Чэндлер » Вечный сон (Глубокий сон) » Текст книги (страница 7)
Вечный сон (Глубокий сон)
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 21:25

Текст книги "Вечный сон (Глубокий сон)"


Автор книги: Раймонд Чэндлер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

XVII

Из-за длинных ветвей эвкалиптов сквозь туман выглядывал наполовину скрывшийся за тучами месяц. Где-то, в самом конце Лаверн-террас, надрывался радиоприемник. Долговязый подъехал к дому Гейгера, остановился у живой изгороди, заглушил мотор и замер, сложив на руле руки и уставившись в одну точку. Дом Гейгера был погружен во мрак.

– Дома кто-нибудь есть, сынок? – спросил я.

– Тебе лучше знать.

– Это еще почему?

– Пошел ты…

– А ведь потом будешь удивляться, почему у тебя вставная челюсть, – вздохнул я.

Он ухмыльнулся, обнажив зубы, пока что свои собственные, после чего распахнул дверцу и выпрыгнул из машины. Я – за ним. Стиснув руки в кулаки, он подбоченился и стал молча смотреть на темный коттедж за оградой.

– Ладно, постояли и хватит, – сказал я. – Пошли в дом. У тебя ведь есть ключ?

– Кто тебе сказал?

– Не морочь мне голову, сынок. Твой красавчик дал тебе ключи от дома. И выделил маленькую чистенькую комнатку. Когда у него бывали дамы, он тебя выставлял, а комнату запирал. Цезарь, одно слово: с женщинами – мужчина, а с мужчинами – женщина. Думаешь, я не в состоянии раскусить таких, как вы с ним?

Хотя я по-прежнему держал пистолет, он кинулся на меня с кулаками. Удар пришелся мне прямо в челюсть. Я успел сделать шаг назад, чтобы не упасть, но удар почувствовал. Долговязый вложил в него всю свою силу – по счастью, небольшую: гомосексуалисты, даже атлетического сложения, мягкотелы.

– Может, пригодится? – сказал я, бросив пистолет долговязому под ноги. Проявив завидную реакцию, он мгновенно наклонился за ним и тут же получил удар кулаком в ухо, отчего отлетел в сторону, безуспешно пытаясь дотянуться до пистолета рукой. Я подобрал пистолет и бросил его обратно на сиденье. А долговязый, стоя на четвереньках, пялился на меня выпученными глазами, кашлял и мотал головой.

– Ты же не хочешь драться, – сказал я ему. – Тебе фигуру надо беречь.

Но драться он хотел и, точно снаряд из катапульты, рванулся вперед, пытаясь ухватить меня за ногу. Я сделал шаг назад, дотянулся до его шеи и начал его душить. Он засеменил ногами и отступил, пытаясь ударить меня в пах. Я развернул его, сцепил пальцы левой руки с запястьем правой и приподнял его на бедро. Со стороны, думаю, мы отлично смотрелись: какое-то диковинное двуглавое чудовище, которое застыло на ночной, залитой лунным светом улице, роет четырьмя ногами землю и хрипло дышит.

Я еще сильнее сдавил ему горло правой рукой, отчего он лихорадочно засучил ногами и перестал дышать. Его голова попала в железное кольцо. Левая нога поехала в сторону, правая подогнулась в колене. Еще через полминуты он всем своим громадным весом повис у меня на руке, и только тогда я его отпустил. Долговязый рухнул к моим ногам без малейших признаков жизни, а я вернулся к машине, достал из перчаточного отделения наручники, завел ему за спину руки и защелкнул наручники на запястьях, после чего, схватив долговязого под мышки, с трудом оттащил его за изгородь, подальше от улицы. А потом сел в машину, отъехал футов на сто вперед, вышел и пешком вернулся обратно к дому.

Долговязый по-прежнему был без сознания. Я отпер входную дверь, втащил его в дом, а дверь захлопнул. Только теперь он начал дышать. Я включил торшер. Долговязый широко раскрыл глаза и тупо уставился на меня.

Внимательно следя, чтобы он не ударил меня ногой, я наклонился к нему и сказал:

– Лежи тихо, а не то опять больно будет. Или даже больнее. Лежи тихо и старайся не дышать. Задержи дыхание, а потом, когда станет невмоготу, представь себе, что ты весь почернел, что у тебя вываливаются глаза из орбит, но что сейчас ты начнешь дышать и все будет хорошо. Представь, что тебя привели в маленькую, чистенькую газовую камеру в Сан-Квентине, привязали к стулу, и если ты не выдержишь и вдохнешь полной грудью, то тебе в легкие попадет не свежий воздух, а выхлопные газы. Да, нечего сказать, гуманную казнь придумали в нашем штате!

– Пошел ты… – выговорил он с тихим прерывистым вздохом.

– Ты сам во всем признаешься, дружок, будь спокоен. И ты скажешь именно то, что мы захотим, только это и ничего больше, учти.

– Пошел ты…

– Повторишь еще раз, и я уложу тебя поудобнее.

Он скорчил гримасу и остался лежать на полу с заведенными назад руками, прижимаясь щекой к ковру и злобно косясь на меня горящим звериным глазом, а я вышел в прихожую. Заглянув в спальню Гейгера, где все вроде бы оставалось без изменений, я дернул за ручку комнаты напротив. На этот раз она оказалась не заперта. В полумраке мерцал слабый, призрачный свет, пахло сандаловым деревом. На секретере, на маленьком медном подносе, стояли рядом два конусообразных сосуда с ладаном, а по обеим сторонам от кровати, на стульях с прямыми спинками, – две длинные черные свечи в высоких подсвечниках. Свечи горели.

На кровати лежал Гейгер. Поверх залитой кровью домашней куртки были крест-накрест положены китайские вышивки, те самые, что раньше висели на стене в гостиной. Из-под них торчали застывшие ноги в черных пижамных брюках. На ногах были домашние туфли на толстой войлочной подошве. Скрещенные в запястьях руки лежали на плечах, ладонями вниз, пальцы аккуратно расправлены в суставах и сжаты. Рот закрыт, а вздернутые чаплинские усики казались наклеенными. Широкий заострившийся белый кос. Глаза полузакрыты. Отблеск свечи упал ему на лицо, и мне показалось, что покойник подмигнул мне своим искусственным глазом.

Я не дотронулся до трупа. И даже не подошел близко к кровати. Холодный, должно быть, как лед. Холодный и деревянный.

Черные свечи оплывали на сквозняке, поднявшемся от открытой двери. На стулья стекали капли черного воска. Воздух в комнате был тяжелый и какой-то необычный. Я вышел, опять закрыл за собой дверь и вернулся в гостиную. Долговязый лежал в том же положении. Я прислушался: не слышно ли полицейской сирены? Все зависело от того, когда Агнес заговорит и что она скажет. Если она сообщила им про Гейгера, полицию надо ждать в любую минуту. Но возможно, блондинка еще несколько часов будет молчать; не исключено также, что она сбежала.

Я взглянул на долговязого:

– Сесть не хочешь, сынок?

Долговязый закрыл глаза и притворился спящим. Я подошел к письменному столу, придвинул к себе темно-красный телефонный аппарат и позвонил в прокуратуру Берни Олсу. Мне ответили, что он ушел домой в шесть вечера. Я набрал его домашний номер и услышал в трубке его голос.

– Говорит Марло. Скажи, твои ребята сегодня утром нашли у Оуэна Тейлора револьвер?

Олс прокашлялся и, сделав вид, что мой вопрос ничуть его не удивил, ответил:

– Завтра сам прочтешь в полицейской хронике.

– Если нашли, в нем должны быть три пустых патрона.

– Ты-то откуда знаешь? – тихим голосом спросил Олс.

– Приезжай по адресу Лаверн-террас, 7244, и я покажу тебе, в кого эти пули угодили.

– Так прямо и покажешь?

– Так прямо и покажу.

– Тогда смотри в окно – я скоро приеду. По-моему, на этот раз ты немного переиграл.

– Не без того, – сказал я.

XVIII

Олс стоял и смотрел на долговязого, который сидел на диване, привалившись боком к стене. Смотрел молча, подняв свои светлые, дугообразные кустистые брови, похожие на пучки ботвы, которой прорастает старая, идущая за бесценок морковь.

– Ты признаешь, что застрелил Броди? – спросил Олс долговязого.

Парень хриплым голосом сказал ему два своих любимых слова. Олс вздохнул и перевел взгляд на меня.

– Ты слишком многого от него хочешь, – сказал я. – Его же пистолет у меня.

– Приплати – не поверю, – сказал Олс.

– Не хочешь – не верь, дело твое.

– Ладно, уговорил. – Олс отвернулся: – Я уже звонил Уайлду. Сейчас поедем к нему и этого педика с собой прихватим. Парень может сесть ко мне в машину, а ты поедешь следом – на тот случай, если ему взбредет в голову ударить меня ногой по физиономии.

– Как тебе спальня со свечами?

– Производит впечатление. По правде говоря, я даже рад, что Тейлор сиганул в воду с причала. Жаль было бы отправлять парня в газовую камору за убийство этого одноглазого подонка.

Я опять пошел в спальню и задул длинные черные свечи. Когда я вернулся, Олс уже поднял долговязого на ноги, и парень пялился на него своими колючими черными глазами. Лицо белое, застывшее – точно мороженый бараний жир.

– Поехали, – сказал Олс долговязому, поддерживая его за локти, как будто ему не хотелось касаться его рук. Я потушил свет и тоже вышел из дома. Мы сели по машинам, Олс поехал вперед, а я – следом, не спуская глаз с задних габаритов его двухместного автомобиля и думая о том, что это, должно быть, мой последний визит на Лаверн-террас.

Окружной прокурор Таггарт Уайлд жил на углу Форт-стрит и Лафайетт-парк, в белом одноэтажном, похожем на большой гараж доме, отделенном с одной стороны красными воротами из песчаника. Это был один из тех старых домов, которые в свое время, по мере того как разрастался город, было принято целиком, не разбирая, перевозить в новые районы. Уайлд был родом из потомственной лос-анджелесской семьи и, возможно, родился в этом самом доме, когда он еще находился на Уэст-Адамс, или на Фигуэроа, или в Сент-Джеймсском парке.

У дома на лужайке уже стояли два автомобиля: большой седан и полицейская малолитражка, возле которой, облокотившись на заднее крыло и любуясь на луну, застыл шофер в форме. Олс подошел к нему, что-то сказал, и шофер заглянул в машину Олса, где сидел долговязый.

Мы поднялись на крыльцо и позвонили в звонок. Блондин с прилизанными волосами открыл нам дверь, провел по длинному коридору, потом через просторную гостиную с тяжелой черной мебелью, а потом опять по коридору, упиравшемуся в закрытую дверь. Блондин постучал, заглянул внутрь, после чего широко распахнул дверь, и мы вошли в большой, обшитый деревом кабинет. За приоткрытым окном чернел сад, причудливо изгибались ветки деревьев. По стенам кабинета между книжными полками висели темные картины. Пахло дорогими сигарами, влажной землей и цветами.

За письменным столом сидел толстяк средних лет, с ясными голубыми глазами, излучавшими, как могло на первый взгляд показаться, самое искреннее расположение. Перед ним на столе стояла чашка черного кофе, а в левой руке он сжимал длинную пятнистую сигару. Пальцы тонкие, ухоженные. У стола в синем кожаном кресле сидел еще один человек: худой как скелет, глаза ледяные, лицо длинное, скуластое; вид неприступный, как у директора банка. Выбрит – чище не бывает. Одет в тщательно отутюженный коричневый костюм, в галстуке – черная жемчужина. Длинные, нервные пальцы выдают человека живого, сообразительного. Рвется в бой.

Олс подсел к столу.

– Добрый вечер, Кронджейгер, – сказал он. – Познакомься: это Филип Марло, частный сыщик, которому последнее время здорово не везет. – Олс хмыкнул.

Кронджейгер внимательно разглядел меня, как разглядывают фотографию, и едва заметно кивнул головой.

– Садитесь, Марло, – сказал Уайлд. – Капитана Кронджейгера я постараюсь взять на себя, но вы же сами понимаете: уголовная полиция есть уголовная полиция.

Я сел и закурил. Олс посмотрел на Кронджейгера и спросил:

– Что там на Рэнделл-плейс?

Скелет хрустнул суставами и, не подымая головы, заговорил:

– Найден труп, убит двумя пулями. На столе – два пистолета, из них не стреляли. На улице, при попытке завести чужую машину, поймана блондинка. Ее машина, точно такая же, стояла рядом. Несла какую-то ахинею, но ребята привели ее в чувство, и она раскололась. Когда Броди пристрелили, она, оказывается, была у него на квартире. При этом девица утверждает, что самого убийцы она не видела.

– И это все? – спросил Олс.

Кронджейгер слегка приподнял брови:

– Да ведь это произошло всего час назад. Ты что ж думал, я уже фильм об убийстве успел снять?

– Хотя бы приметы убийцы установлены?

– Высокий парень в кожаной куртке – если это можно назвать приметами.

– Он у меня в тачке сидит, – улыбнулся Олс. – В наручниках. Скажите спасибо Марло. Вот его пистолет. – И Олс, вынув из кармана автоматический пистолет долговязого, положил его на угол письменного стола. Кронджейгер на пистолет покосился, но брать его не стал.

Уайлд хмыкнул. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и дымил своей длинной пятнистой сигарой. Потом наклонился вперед, отхлебнул кофе, вытащил из нагрудного кармана шелковый носовой платок, вытер им губы и снова убрал его в карман.

– С этим убийством, похоже, связано еще два, – сказал Олс, теребя пальцами подбородок.

Кронджейгер замер. В его ледяных глазах появился стальной блеск.

– Ты слышал, что в Лидо сегодня утром из океана подняли автомобиль, в котором обнаружен труп?

– Нет, – отрезал Кронджейгер с тем же сумрачным видом.

– Личность покойного установлена, – продолжал Олс. – Он служил шофером в одной состоятельной семье. Глава семьи подвергся шантажу и обратился за помощью к Уайлду, а Уайлд по моему совету порекомендовал ему Марло. Марло же стал копать и докопался до убийства.

– Скажи лучше, нагрел на убийстве руки, – сказал Кронджейгер. – Что-что, а это частные сычи умеют. Уж не стесняйся, говори как есть.

– Что верно, то верно, – сказал Олс. – С уголовной полицией лучше не стесняться, а то вы таких дел наделаете – потом не расхлебаешь.

Хищный нос Кронджейгера заострился еще больше, щеки побелели, в тишине слышно было, как воздух со свистом вырывается у него из легких.

– Не тебе учить нас работать, – еле слышно проговорил он.

– Ладно, это мы потом разберемся, кому кого учить, – сказал Олс. – Так вот, этот шофер накануне вечером на твоей территории пристрелил одного типа, Гейгера, промышлявшего в своем магазине на Голливуд-бульвар порнографией. Этот Гейгер жил с парнем, который сейчас сидит у меня в машине. В каком смысле «жил», ты, надеюсь, понимаешь?

Кронджейгер взял себя в руки и теперь спокойно смотрел на Олса.

– История, похоже, получается грязная, – сказал он.

– Насколько мне известно, за чистые истории полиция не берется, – огрызнулся Олс и повернулся ко мне, вскинув свои кустистые брови: – А ты что помалкиваешь, Марло? Расскажи ему, как обстояло дело.

И я рассказал.

Рассказал все, как было, скрыв – сам не знаю почему – лишь две вещи: приход Кармен в квартиру Броди и визит Эдди Марса в дом Гейгера.

Кронджейгер слушал, не сводя с меня глаз, в которых абсолютно ничего не выражалось. Когда я кончил, он погрузился в долгое молчание. Молчал и Уайлд, он маленькими глотками пил кофе и как ни в чем не бывало попыхивал своей длинной пятнистой сигарой. Олс же не отрываясь смотрел на свой большой палец.

Наконец Кронджейгер медленно откинулся на спинку кресла, положил ногу на ногу, почесал своей худой нервной рукой лодыжку и, насупившись, с убийственной вежливостью произнес:

– Стало быть, все ваше достижение, Марло, сводится к тому, что вчера вечером вы не заявили о первом убийстве, а весь сегодняшний день проболтались по городу, дав тем самым возможность дружку Гейгера совершить второе убийство.

– Совершенно верно, но ведь я оказался в безвыходном положении. Может, я и совершил ошибку, но мне хотелось защитить своего клиента, а кроме того, откуда я мог знать, что дружок Гейгера станет охотиться за Броди?

– Ваше дело было заблаговременно сообщить обо всем в полицию, Марло. Если бы вчера вечером мы знали об убийстве Гейгера, книги из магазина никогда бы не попали в квартиру Броди, да и сам Броди остался бы жив. Вы ведь его, можно сказать, подставили. Верно, такие, как Броди, всегда ходят по лезвию ножа, но человеческая жизнь есть человеческая жизнь.

– Напомните это своим людям, когда они в очередной раз подстрелят какого-нибудь мелкого воришку, который пускается от них наутек с украденной запаской в руках.

Тут Уайлд хлопнул по столу обеими руками.

– Хватит! – отрезал он. – Скажите-ка лучше, Марло, почему вы так уверены, что Гейгера убил Тейлор? Даже если пистолет, из которого стреляли в Гейгера, был найден в кармане Тейлора или у него в машине, это еще вовсе не означает, что убийца обязательно он. Ведь пистолет могли в машину подбросить. И сделать это мог, к примеру, сам Броди – настоящий убийца.

– Теоретически это возможно, но в данном случае, мне кажется, исключается. На Броди и его подружку это очень непохоже, и потом, убийство вообще в планы Броди не входило. Я ведь с ним долго разговаривал. Он аферист, но не убийца. У него было два пистолета, но с собой он не носил ни одного. Про подпольный бизнес Гейгера он знал от своей девицы и явно хотел войти в долю. Броди сам рассказал мне, что время от времени он следил за домом Гейгера – чтобы не нарваться на его покровителей, и я ему верю. Что-то не верится, чтобы Броди сначала из-за порнографических альбомов пристрелил Гейгера, потом скрылся с фотографией обнаженной Кармен Стернвуд, потом подбросил пистолет в машину Оуэну Тейлору, а самого Тейлора вместе с машиной столкнул с причала в море. Многовато для одного человека! А вот Тейлор мог убить Гейгера из ревности. Не спросив разрешения, он взял машину своих хозяев, приехал к Гейгеру и застрелил его на глазах у девушки, чего Броди, будь он убийцей, никогда бы не сделал. Ведь его интересовал не сам Гейгер, а его махинации. А Тейлор бы сделал: ведь это Гейгер втянул его возлюбленную в порнобизнес.

Уайлд улыбнулся и перевел взгляд на Кронджейгера. Кронджейгер фыркнул.

– А почему надо было прятать тело? – спросил меня Уайлд. – Какой в этом смысл?

– Об этом следует спросить у дружка Гейгера. Думаю, это его рук дело. Если бы Гейгера убил Броди, он бы в дом возвращаться не стал. По всей вероятности, сожитель Гейгера явился домой, когда я отвозил Кармен, увидел на ковре труп, испугался, что явится полиция – такие, как он, стараются держаться от блюстителей закона подальше, – и счел за лучшее вынести из дома все свои вещи, а тело – спрятать. Судя по следу, оставшемуся на ковре, он выволок труп из дому и, скорее всего, припрятал его в гараже. Потом собрал все свои вещи, увез их, а поздно ночью, устыдившись того, как он обошелся со своим возлюбленным, вернулся в дом еще раз и переложил еще не окончательно застывший труп из гаража на кровать. Все это, впрочем, лишь догадки.

Уайлд кивнул.

– А сегодня утром, – продолжал я, – парень, как ни в чем не бывало, пошел в книжный магазин и, увидев, что Броди вывозит книжки, выяснил, по какому адресу эти книги следуют. «Кто их себе присвоил, – вероятно, рассудил он, – тот и убил Гейгера». Возможно даже, он знал о Броди и его девице гораздо больше, чем те подозревали. Что скажешь, Олс?

– Это все мы со временем выясним, – сказал Олс, – но Кронджейгеру от этого не легче. Больше всего он расстроился, что убийство произошло вчера вечером, а его об этом поставили в известность только сейчас.

– Ничего, это я как-нибудь переживу, – с мрачной улыбкой заметил Кронджейгер, злобно покосился на меня к тут же вновь отвернулся.

– Покажите нам вещественные доказательства, Марло, – сказал Уайлд, махнув сигарой.

Я сунул руку в карман и выложил на стол всю свою добычу: три долговые расписки, визитную карточку Гейгера, которую тот послал генералу Стернвуду, фотографии обнаженной Кармен и синюю записную книжку с зашифрованным списком фамилий и адресов. Ключи от дома Гейгера я вручил Олсу раньше.

Уайлд дымил сигарой и молча разглядывал лежавшие на столе вещи. Олс тоже закурил и с невозмутимым видом выпустил дым в потолок. Кронджейгер же, наклонившись вперед, медленно переводил глаза с одного предмета на другой.

Уайлд постучал пальцем по долговым распискам и сказал:

– По-моему, это всего лишь приманка. Если генерал Стернвуд заплатил по этим счетам, значит, он боялся еще чего-то. Не заплати он, Гейгер взял бы его за горло. Вы случайно не знаете, Марло, чего боялся генерал? – Уайлд не отрываясь смотрел мне прямо в глаза.

Я отрицательно покачал головой.

– Вы все нам рассказали? Ничего не утаили?

– Ничего, если не считать кое-каких обстоятельств сугубо личного характера. Я и в дальнейшем не хотел бы касаться этих обстоятельств, мистер Уайлд.

– Ха! – презрительно фыркнул Кронджейгер.

– Почему? – не повышая голоса, спросил Уайлд.

– Потому что мой клиент, пока он не попал под суд, вправе рассчитывать на мою защиту. У меня есть патент частного детектива, обратите внимание – частного. Оба убийства расследованы, личность убийц установлена, мотивы – тоже. Скрыть придется лишь историю с шантажом и соответственно имена шантажистов и шантажируемых.

– Но почему? – снова спросил Уайлд.

– С частным сыщиком такого класса не спорят, – съязвил Кронджейгер.

– Сейчас я вам кое-что покажу, – сказал я, встал, вышел на улицу, подошел к своей машине и достал оттуда сверток с книгой из гейгеровского магазина. Шофер в полицейской форме дежурил возле машины Олса, где, откинувшись на сиденье, полулежал долговязый.

– Он что-нибудь говорил? – спросил я у шофера.

– Послал меня куда подальше, – ответил шофер и сплюнул. – Чего с него взять.

Я вернулся в дом, положил сверток перед Уайлдом на стол и развернул бумагу. Кронджейгер стоял у стола и говорил по телефону. Когда я вошел, он положил трубку и сел.

Уайлд с совершенно невозмутимым видом полистал книгу, закрыл ее и передал Кронджейгеру. Кронджейгер открыл ее, перевернул пару страниц и поспешно закрыл. На его щеках вспыхнули красные пятна – величиной в полдоллара каждое.

– Посмотрите на даты выдачи, – посоветовал я.

Кронджейгер снова открыл книгу и взглянул на проставленный на форзаце штамп:

– Ну и что?

– Если понадобится, я засвидетельствую под присягой, что эта книга из магазина Гейгера. А эта блондинка, Агнес, подтвердит, какой товар продавался в магазине. Стоит в этот магазин заглянуть, чтобы понять, что книги – это лишь вывеска. Но голливудская полиция, по каким-то соображениям, в подпольный бизнес Гейгера не вмешивалась. Так вот, на суде могут поинтересоваться, чем же при этом полиция руководствовалась.

– Действительно, – улыбнувшись, сказал Уайлд, – иногда в суде задают щекотливые вопросы – они там все никак не могут взять в толк, что собой представляет жизнь современного города.

Тут Кронджейгер вскочил и надел шляпу:

– С вами, я вижу, каши не сваришь. Я занимаюсь особо тяжкими преступлениями, и, если этот ваш Гейгер промышлял порнографией, меня это не касается. Хочу, однако, предупредить: в широкой огласке мы не заинтересованы. Что-нибудь еще вам от меня нужно?

Уайлд переглянулся с Олсом, и тот спокойно ответил:

– Передать тебе арестованного. Пошли.

Олс встал, Кронджейгер бросил на него свирепый взгляд и вылетел из комнаты. Олс последовал за ним. Дверь кабинета закрылась. Некоторое время Уайлд молча смотрел на меня своими ясными синими глазами и барабанил пальцами по столу, а потом сказал:

– Его можно понять. Полиция не любит, когда от нее что-то скрывают. Вам все равно придется давать показания – хотя бы для протокола. Может быть, удастся представить эти убийства как два самостоятельных дела, не упоминая имени генерала Стернвуда. Догадываетесь, почему я не оторвал вам голову?

– Нет, я уже приготовился к мучительной смерти.

– Сколько вам платят за работу?

– Двадцать пять долларов в день плюс расходы.

– То есть пока что вы заработали пятьдесят долларов и еще немного на бензин.

– Около того.

Уайлд склонил голову набок и почесал подбородок мизинцем левой руки:

– И за эти гроши вы готовы восстановить против себя всю полицию штата?

– Ничего не поделаешь, – сказал я. – Меня наняли вести дело. Это моя работа, мой хлеб. Весь свой опыт, все свое умение я обязан употребить на то, чтобы отстаивать интересы своего клиента… Я и так сегодня вечером рассказал вам много лишнего. Не заручившись согласием генерала, делать этого не следовало. Что же касается моей скрытности, то я сам, как вам известно, служил в полиции и знаю, чего стоит их прямота. Если кто-то посторонний пытается от них что-то скрыть, они изображают благородное негодование, бьют себя в грудь – сами же по многу раз в день выгораживают своих дружков или нужных людей. А ведь моя работа еще не закончена, я продолжаю вести дело, за которое взялся, и, если понадобится, поступлю точно так же снова.

– Если только Кронджейгер не отберет у вас патент, – усмехнулся Уайлд. – Вы сказали, что не будете распространяться о некоторых обстоятельствах личного характера. Эти обстоятельства существенны?

– Моя работа еще не закончена, – повторил я, гладя ему прямо в глаза.

Уайлд улыбнулся широкой, дерзкой улыбкой ирландца:

– Вот что я тебе скажу, сынок. Мой отец был близким другом старого Стернвуда, и я всегда делал все, что в моих силах, и даже больше, чтобы избавить генерала от неприятностей. Но бесконечно это продолжаться не может. Его дочки, в особенности блондиночка, рано или поздно влипнут в такую ситуацию, которую при всем желании не скроешь. Обе они распущенны до последней степени, и виноват в этом старый Стернвуд – видимо, он просто не понимает, что такое современная жизнь. И еще одно – раз уж мы с тобой разговорились по душам, и я на тебя не ворчу: ставлю американский доллар против канадского цента, что генерал боится, как бы его зять, бывший бутлегер, не оказался замешанным во всю эту историю. Думаю, старик и нанял-то тебя только для того, чтобы убедиться, что Риган к шантажу отношения не имеет. Что скажешь?

– На шантажиста он, насколько я понимаю, похож мало. Как видно, он почувствовал себя в доме генерала не у дел и решил сбежать.

Уайлд хмыкнул:

– Не скажи, такие, как Риган, всегда найдут себе дело. Генерал говорил тебе, что он разыскивает Рыжего?

– Он сказал, что, к сожалению, не знает, где Риган и жив ли он. Стернвуду он нравился, и старик обиделся, что Риган уехал, не попрощавшись.

Уайлд откинулся на спинку стула и нахмурился.

– Понятно, – сказал он изменившимся голосом, после чего провел рукой по столу, синюю записную книжку Гейгера отложил, а все остальные вещественные доказательства придвинул ко мне: – Можешь все это забрать, мне эти вещи больше не нужны.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю