Текст книги "Одержимость кровью"

Автор книги: Рамона Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

От сквозняка дверь приоткрылась шире и я увидела комнату, обставленную как гостиная: искусственные цветы, статуэтка черного святого, скорее всего Святого Мартина из Порреса. На стене картина, изображавшая руку человека, со следами от гвоздя на ладони, должно быть, руку Иисуса, под ней – стакан с жидкостью, похожей на воду. Что-то пока ещё неясное стало вырисовываться в моей памяти, какая-то история с борикуа...Пахнуло ладаном, а когда дверь приоткрылась, отчетливо донесся перезвон колокольчиков, прикрепленных над нею. В спальне, должно быть на алтаре перед евангелием "Эспиритизмо", горела свеча. Конечно же! Это секта "Эспиритизмо", взывающая к духам воды и воздуха. Вода избавляет и охраняет от злых духов, колокольчики привлекают добрых. Мне никогда не приходилось видеть жилища верующих этой секты, заинтригованная, я подошла ближе, чтобы получше рассмотреть всю комнату целиком, и только тут увидела маленькую темнокожую женщину. Та, вероятно, была одного со мной возраста, но сильно истрепана жизнью. Эти несколько шагов нарушили невидимую границу, мистер Перес предупреждающе закричал, отпихнул вглубь квартиры женщину и выставил меня на лестницу.

– Вот, берите и уходите немедленно, – прокричал он и, прежде чем мне удалось открыть кошелек, швырнув ключи, захлопнул дверь перед моим носом.

Оставшись в темном подъезде, я старалась понять, почему все, что бы я ни делала, оказывалось ошибкой: и просьба присмотреть за котом, и вторжение в гостиную...и тут ещё эта женщина, не отвечавшая на мои звонки.

Как бы там ни было, он очень хотел избавиться от меня. Пока я поднималась по обшарпанной лестнице, эта мысль неотступно меня преследовала. Была ли его ярость наигранной? Похоже, нет, но все же мне показалось, что под маской ярости скрываются совсем другие чувства. Я остановилась на лестничной площадке, припоминая, как управляющий отказался пройти в квартиру Джоэла, как старался побыстрее отделаться от меня. Вспомнив лихорадочный блеск в его темных глазах, я скорее почувствовала, чем поняла, что этот человек был просто охвачен паническим страхом.

Уолтер обезумел от голода, я ещё не успела вставить ключ в замочную скважину, а из-за двери уже неслись его пронзительные вопли. Джоэл принес его домой в прошлом ноябре, когда снял эту квартиру – подобрал на улице, грязного и вымокшего, и неудивительно, что кот боялся снова остаться без хозяина. Тем более, что место, где его оставили, веселеньким назвать было нельзя: ядовито-зеленые стены, облупившаяся краска на полу и,кроме того, гнетущая атмосфера. Даже уютное потрескивание радиатора отопления, яркий свет, бивший в окно и пестрота мексиканского ковра на полу не скрашивали неприглядной картины. Главным моим желанием было уйти оттуда как можно скорее, но кота надо было немедленно покормить. Я с трудом добралась до кухни – кот постоянно путался под ногами – нашла консервный нож и положила в миску еды. Пока он с ней разделывался, я пыталась подыскать что-нибудь для его переноски. Помнилось, у Джоэла была большая нейлоновая сумка с крепкой застежкой-"молнией", там хватит воздуха , а петлю застежки можно будет прихватить английской булавкой.

Поиски сумки в стенном шкафу, под диваном, в маленьком душном чулане, где были свалены рукописи, и даже в ванной комнате, не дали результата. Неожиданно я заметила небольшую антресоль над стенным шкафом в прихожей, притащила с кухни табурет, но даже подложив объемистую телефонную книгу едва сумела дотянуться, чтобы пошарить там рукой. Нащупав сумку, я потащила её на себя и услышала, как что-то шлепнулось на пол. После недолгих поисков в моих руках оказался нож с пружинным лезвием.

Я осторожно нажала на кнопку и со щелчком выскочило смертоносное десятидюймовое лезвие, острое как бритва. Даже представить было трудно, зачем подобная вещь могла понадобиться Джоэлу. Конечно, эту штуковину можно купить на Таймс-Сквер и, возможно, когда-то нож привлек его внимание, но странной была та тщательность, с которой его прятали. Купи он его для самозащиты, держал бы под рукой, и, кроме того, более мирного человека я просто не знала. Философского склада ума, немного апатичный, вряд ли он мог кого защитить, разве что кошку. Любитель уединенных кафе, постоянный созерцатель мыльных опер в обеденные часы, – недаром я вчера так и не смогла припомнить никого из его друзей. Не ассоциировался он у меня с таким оружием. Потом мне пришло в голову, что впечатление одиночества и стремления к уединению могло быть вызвано просто его скрытностью. А раз так, то мог быть и поставщик "травки", и любые сомнительные друзья, курсирующие вечерами по Макдугал-стрит или Бог его знает где.

Стук в дверь прервал мои размышления. Открывать особого желания не было, но я решила, что пьяница-управляющий передумал и предложит свои услуги. Опустив в карман пальто нож, я шагнула к двери. Тем временем стук повторился, настойчивый, требовательный и какой-то игривый.

– Минуточку, – прокричала я на ходу и распахнула дверь.

– Привет, Нора, – там стояла Шерри Тэлбот, безответная любовь Джоэла. От неожиданности я лишилась дара речи. Она выглядела все так же прекрасно, пышновласая блондинка со вздернутым носиком и дежурной улыбкой дочери крупного политика, поднимающейся на трибуну избирательного митинга, как говорится, папина надежда и опора. Да, в тихом омуте... На ней было новое меховое пальто из шкуры леопарда, капюшон откинут назад, открывая её прекрасные волосы. А я-то думала, они совсем расстались.

– Здравствуй, Шерри, – выдавила я.

Она заглянула через мое плечо в комнату Джоэла. А ведь последний раз довела его до того, что парень бросил работу и сбежал из страны. Она была прекрасна, как дикая кошка, как леопард, шкуру которого она носила, и так же опасна.

ГЛАВА третья

Когда я закрыла дверь и обернулась, Шерри уже была у окна и разглядывала голубятню на соседней крыше. Глубоко засунув руки в карманы пальто, она стояла, широко расставив ноги в туфлях на низком каблуке. Шерри казалась безукоризненно выдержанной, как любой из членов привилегированного Фор Эйч Клаб.

Она купалась в деньгах, но не случайно производила впечатление рабочей пчелки.Отец её, простой фермер из Висконсина, вырос в сенатора, двадцать лет играл не последнюю роль в политике, и уже шесть лет был членом могущественного комитета по иностранным делам. Его суровое лицо, увенчанное копной седых волос, было знакомо миллионам телезрителей; прямой, стопроцентный американец, он часто учил остальную часть мира, как строить демократию. Шерри в юности пользовалась любой возможностью шокировать его радикальными идеями, но к двадцати изменила свои взгляды с точностью до наоборот и стала помогать отцу в его работе.

Джоэл встретил её как раз в этот период: на смену обществу бородатых маоистов пришли костюмированные балы в Венеции и прогулки на яхте. Хотя наследственность иногда давала себя знать: какое-то время она даже зарабатывала себе на жизнь, вначале в редакции журнала в Вашингтоне, а затем пару месяцев в издательстве, где тогда работал Джоэл. Они ходили по музеям, художественным выставкам, бывали в уединенных ресторанчиках, прекрасно проводили время на пароходах в Стейшен Айленд и на прогулках в Центральном парке... до тех пор, пока она вдруг не исчезла.

Я никогда не видела брата таким расстроенным. Неделю он почти не смыкал глаз, потом, наконец, раздался телефонный звонок из Европы и она жизнерадостным тоном сообщила, что отправилась с каким-то итальянским гонщиком покататься на лыжах. Потом был профессор из Сорбонны, который подвернулся ей на благотворительном вечере в Плаза. Видите ли, она искала себя.

Разглядывая её, я удивилась неувядающей свежести этой воплощенной невинности. Об этом говорил и ясный, чистый взгляд её сияющих глаз, а длинные светлые волосы, перехваченные платиновой заколкой, скорее могли принадлежать ребенку.

– А где же Джоэл? – спросила она мягко (более вкрадчивого голоса мне просто не припомнить). – Мы сегодня собирались встретиться...

– Он лежит в Бельвью, – её вкрадчивость заставила меня назвать вещи своими именами. Осталось только коротко пересказать события минувшей ночи.

– Какой галлюциноген он принимал – неизвестно. Если ты что-нибудь знаешь...

Шерри покачала головой. Трудно было понять, знала ли она о гашише или нет.

Я предприняла ещё одну попытку.

– Ты знала, что Джоэл принимал наркотики?

Она легко выдержала мой пристальный взгляд.

– Сегодня этим никого не удивишь; однозначно сказать не могу.

Пришлось повторить попытку:

– Вы последнее время часто виделись?

– Я долго была в отъезде, – уклонилась она от прямого ответа и мне стало ясно, как трудно иметь дело с дельфийским оракулом. После затянувшейся паузы Шерри добавила:

– Мне пришлось сопровождать отца в Лаос, до того я ездила в Кению на сафари, это пальто – оттуда. Конечно же, мне стрелять не пришлось – был там один француз, заядлый охотник.

– Понятно, – пробормотала я, хотя единственное, что стало понятно – от неё никакой информации не добьешься.

– Я уверена, что Джоэл скоро поправится, – обнадежила она после затянувшейся паузы.

Мне осталось только вздохнуть и отправиться на кухню. Уолтер уже расправился с консервами. Пока я мыла и вытирала блюдце, в дверном проеме снова появилась Шерри.

– А сегодня какие новости?

Конечно, даже если Тэд и звонил, дома он меня застать не мог. Я набрала его номер, но никто не снимал трубку. Мне осталось запихнуть Уолтера в нейлоновую сумку, дополнительно закрепив замок молнии английской булавкой, найденной в ванной , а Шерри помогла отнести мои сумки вниз. Маленький "порше" она умудрилась втиснуть между сугробами на обочине. Летом нам пришлось бы долго отгонять от машины любопытных ребятишек, но была зима и дети пуэрториканцев исчезли до первых по-настоящему теплых весенних дней.

Я поставила сумку с котом себе на колени, завизжала резина и Шерри лихо вырулила на дорогу. По ходу гонки мне казалось, что если мы не врежемся на первом же повороте, то обязательно разобьемся на следующем. Мы проскочили на красный свет и Шерри заметила:

– Извини, в таких случаях надо обязательно останавливаться, но я терпеть не могу это делать, потому что тогда замучаешься с переключением скоростей.

– Прекрасная машина, – натянуто выдавила я.

– Плохо трогается с места. Ты понимаешь, это не моя машина. Тот француз одолжил мне её вчера.

Бездомный Уолтер многого в жизни насмотрелся, но это никак не подготовило его к встрече с огромной черной венгерской овчаркой. Когда я раскрыла дорожную сумку, он выпрыгнул и сразу же стал пятиться назад, пока не исчез из виду за массивным креслом. Но Барон терпимо относился к кошкам и,несмотря на все свои причуды, умел с ними ладить. Когда он привстал, демонстрируя всем своим видом мирные намерения, глаза его сияли от восторга. Мне стало ясно, что их можно оставить без присмотра и отправиться убирать кухню. С понедельника до пятницы этим занимается Вероника, а в выходные дни мы управляемся сами. Помыв посуду,я её ополоснула и дала стечь воде; вытерев руки и поставив пластиковый ящик с песком в кладовке, я вернулась в комнату и обнаружила, что Барон ещё не наладил дружбу с Уолтером, но уже продвинулся в этом направлении. Предоставив их самим себе, снова позвонила Тэду. Ответа не было. Когда мне удалось дозвониться в лабораторию, ассистент сообщил, что ему срочно пришлось вылететь в Вашингтон. Я с раздражением представила, как он важничает в Форт Детрике, докладывая о новом штамме чумы каким-нибудь правительственным экспертам по эпидемиям.

Пора было вернуться к действительности. Тэд по дороге в аэропорт наверняка пытался связаться со мной, но не застал дома. А раз его нет, надо управляться самой. Я дозвонилась до госпиталя, но голос в трубке ответил, что информация о Джоэле в справочную службу не поступала. В раздумьи уставившись на Барона, я вдруг вспомнила про Эрику.

Когда её дворецкий Чарльз проводил меня в оранжерею, совершенно обнаженная Эрика лежала на животе. Окруженная каменными истуканами доколумбовой эпохи, среди пышной растительности, она выглядела экспонатом с выставки древней культуры майя, если бы не просматривала свежий номер модного журнала "Вог", а перед ней не стояла бы чашечка кофе. И уж меньше всего она походила на психиатра, хотя и была у неё сногсшибательная клиентура: актеры, художники и писатели,которые боялись,что фрейдисты-ортодоксы могут загубить их творческие способности.

– Привет, лапочка, – сказала она, обматывая алое полотенце вокруг стройного загорелого тела. – Чарльз, можно принести ещё кофе? У нас остались канапе с сыром?

– С сыром,корицей и вишней, – ответил он.

– Ты просто сокровище, – восхитилась Эрика и Чарльз победно улыбнулся, словно сознавая свою неотразимость. Он был черен, как обсидиан, обладал ослепительной улыбкой и какой-то сверхъестественной самонадеянностью.

– 34

Как только он удалился я спросила:

– А ресницы у него настоящие?

– И да и нет. Дело в том, что он их завивает. Специальными щипчиками. Чарльз – это не подарок. Мы не подаем вида, но на самом деле находимся в состоянии войны. Он влюбился в Амстердаме во время последнего отпуска и с тех пор постоянно мотается туда-сюда, а сегодня утром вдруг заявил, что ему опять нужно отлучиться.

– Ну ничего, надолго его сбережений не хватит.

– Сомневаюсь. Должно быть, Чарльз богат как Крез, ведь он обходится мне недешево, да и раньше, занимаясь электроникой, сколотил кое-что.

Подоткнув конец полотенце на манер саронга, она подняла руки и вынула из прически две черепаховые заколки. Темные волосы рассыпались по плечам. У неё были красивые глаза и высокие скулы, а обилие свободного времени и деньги дополняли природные данные. Да, прекрасна, как экзотическая птица...

Тэд встретил её в Нью-Йоркском университете, когда мы ещё только поженились, она оказалась в группе студентов, которой он читал бактериологию. Эрика явно разбогатела недавно, о чем говорили броские норковые манто, экстравагантные туфли, бриллиантовые браслеты, все это было сдобрено изрядной порцией дорогой косметики и делало её похожей на подружку рэкетира, страстно желающей приобщиться к светской жизни. Самое же невероятное – что Эрика не бросила учебу. Оказалось, что за плечами у неё уже два года занятий в провинциальном колледже. Успехи её были не блестящи, зато упорства не занимать. И никто о ней ничего не знал. Когда мы переехали в Калифорнийский университет, Тэду пришлось признать, что она так и осталась для него закрытой книгой.

Шесть лет спустя в Беркли однажды он заявился домой и сообщил:

– Я сегодня встретил Эрику Лоренц.

– О ком ты?

– Помнишь роковую красотку из Нью-Йоркского университета? Она сейчас в интернатуре в Госпитале Ветеранов.

Удивительно, ведь попасть в лечебное учреждение такого масштаба было очень лестно. Пока я ахала, он добавил:

– Нас пригласили на обед в следующую субботу.

– Надеюсь, ты согласился?

– Ну конечно, черт возьми...

У неё оказались апартаменты на Рашен-Хилл, отделанные тиковым деревом, с огромными окнами, из которых открывался вид на панораму ночного Сан-Франциско. Появившийся Чарльз начал сервировать стол. Как оказалось, он служил на флоте, в Сан-Франциско свалился в горячке и очутился в Госпитале Ветеранов, где Эрика была его лечащим врачом.

Потом я долго её разглядывала, тщетно пытаясь найти сходство с героиней гангстерских фильмов, которую запомнил Тэд. Норковые манто сменил строгий бархатный костюм с тонкой блузкой, ненужная скрытность была отброшена. Тэд был не так уж далек от истины, выдвигая гипотезу о гангстерах, – отец её сколотил состояние на торговле подержанными автомобилями. Тот самый "Бешеный" Гарри, который рекламировал свою щедрость повсюду – на стендах, в газетах и даже в голубых небесах всех штатов Среднего Запада. Он быстро вырос из владельца автомобильной свалки в трущобах Чикаго, где, как я понимаю, добросердечный человек просто не выживет. Эрика с ним не ладила, пользуясь доходом с капитала в одной из компаний, унаследованной от покойной матери.

Позвякивая льдом в своем бокале, в тот вечер я чувствовала, что так же далека от разгадки, как и раньше. Мне было любопытно, что за сила заставляла состоятельную девушку преодолеть столько испытаний и утруждать себя занятиями медициной, восполняя пробелы в образовании. Да и жизнь врача-интерна довольно сурова, свободные вечера, проведенные с друзьями, крайне редки. Пока я так размышляла, раздался звонок и Эрика как-то вдруг оробела.

– Я хотела предупредить – он здесь проездом и ещё не был у меня. Будь у меня друзья... – она запнулась. – Ладно, Чарльз, я сама открою. Повернувшись, Эрика быстро пошла к дверям.

Уже через минуту-другую до меня дошло, что и это ласточкино гнездо с окнами-витринами, и стильная мебель, и Чарльзне только ради удовольствия хозяйки. Впрочем, и мы тоже. Когда ей повстречался Тэд, ей пришло в голову, что обстановка требует наличия друзей. Мы были декорацией для некоего торжественного события. Любопытство мое достигло предела, я была уверена, что сейчас мы увидим её отца.

Появился загорелый улыбающийся мужчина небольшого роста. Седые волосы и безукоризненный костюм дополняли картину.

– Именно так! – воскликнул он, разглядывая нас. – Я так себе все и представлял.

Больше всего меня озадачил его легкий среднеевропейский акцент. Он совершенно не был похож на торговца подержанными автомобилями. Тут из прихожей вернулась Эрика, которая закончила давать инструкции по размещению багажа. Ее мимолетная нервозность прошла и перед нами снова была радушная хозяйка дома, которая представила нам доктора Ганса Райхмана. Я знала его по воскресным разделам некоторых газет, где его представляли в качестве гуру для богачей и знаменитостей. Достаточно знаменитый психиатр в ортодоксальных кругах имел сомнительную репутацию. Мои догадки по части Эрики разлетелись вдребезги.

Но это было шесть лет назад. Времена меняются, то же можно сказать и о людях. Ощупывая каменного монстра в оранжерее на крыше дома, я спросила:

– Как поживает доктор Райхман?

– Ах, ты понимаешь, мой бедный старый Ганс... – затянувшись сигаретой, она выпустила кольцо дыма. Что за манера обрывать мысль на полуслове,..Правда, догадаться, что она хотела сказать, было нетрудно. Последние годы привнесли спокойствие во взаимоотношения Пигмалиона и его Галатеи. Ради него она оставила работу в госпитале. Как мне кажется, все это началось с его первого визита в Сан-Франциско. Они никогда не были женаты, так как запутанный брачный контракт доктора делал его узы практически нерасторжимыми. Фрау Райхман была солисткой Венской оперетты. Извращенная и избалованная, с мстительным кошачьим характером, она перевалила за пятьдесят. Полагаю, Эрика имела счастье с ней познакомиться. Прошедшие годы внесли в их отношения с доктором рутину и вялость.

– Он стал стар и ленив, совсем забросил практику, теперь только консультирует и пишет свою книгу о дьяволе.

– Книгу о чем? – удивленно переспросила я.

– Мне кажется, сам он в это не верит, но все равно там дело темное. Я говорила ему – это опасно для его репутации.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь о дьяволе? – я постаралась узнать что-то толком. Наверно, она привыкла так разговаривать с пациентами, но сейчас это было ни к чему.

– О, Господи! Да все что угодно – индейских оборотней, китайских духов и тому подобное. Сегодня это карибские зомби, в прошлом году его интересовал Юкатан. – Она показала на одну из каменных скульптур: – Это Бог – Ягуар, повелитель подземного царства, а вот это – алтарь. В его углубление должны возлагать человеческие сердца.

Я сняла руку со скрюченного каменного чудища. Неожиданно мне пришло в голову поинтересоваться, как они попали сюда из Мексики, скорее всего контрабандой? Но с другой стороны, прожив столько лет с ученым, я знала эту породу людей и их отношение к законам, которые им мешают.

– Даже в самых густых джунглях есть просветы, – заявила Эрика, словно читая мои мысли. Несмотря на все увертки, она была проницательным высококлассным психоаналитиком. – Расскажи мне, что там снова стряслось с Джоэлом.

К тому времени, когда я закончила рассказ, Чарльзу пришлось ещё раз сменить сервировку, а Эрика уже беседовала по телефону с приятелем, который работал психиатром в Бельвью. Пока шел обмен любезностями, я подошла к окну и через запотевшее стекло попыталась найти свой дом, ведь я жила всего в нескольких кварталах от этого ласточкиного гнезда. Наконец она закончила и повернулась ко мне:

– Он пришел в себя.

Я даже не подозревала в каком напряжении нахожусь,до той минуты, пока не расслабилась. А тут мои колени просто подкосились.

– Когда я смогу его видеть?

– В любое время. Его перевели из палаты для буйных в общую. Это на первом этаже. Я заказала тебе пропуск.

О чем мы ещё говорили, я не помню. Все мои мысли занимал только Джоэл. Наконец Эрика подошла к телефону и, как добрый гений, в комнате тут же появился Чарльз и провел меня через заснеженную террасу в дом. То тут, то там были развешаны предметы интересов доктора Райхмана. Маска служителей культа Леопарда и шелковое полотенце почитателей Вуду украшали спальню. Рядом со стенным шкафом водрузили ритуальный барабан, украшенный человеческими челюстями. Когда Чарльз подал мне пальто, я просунула руки в рукава и, доставая из кармана шарф, сообразила, что рассказала Эрике далеко не все. В это время мои пальцы скользили вдоль рукоятки ножа с пружинным лезвием.

В соответствии с теорией психоанализа, вы забываете только то, о чем подсознательно не хотите упоминать. Об этом я размышляла по дороге в Бельвью, гадая, как отразилось бы на желании Эрики помочь вытащить Джоэла из больницы мое упоминание о ноже.

ГЛАВА четвертая

Даже в приемном покое царило напряжение. Позвонив у дверей, я занялась чтением объявлений, запрещающих передавать пациентам спички, стеклянную тару и бритвенные лезвия. Приемная находилась в ужасном состоянии: стенные часы без стрелок, табло над входом в лифт разбито. Тележка с надписью "Психиатрия" буквально засыпана окурками.

Когда за дверью раздалось чье-то ворчание, я попыталась докричаться.

– У меня пропуск на посещение Джоэла Делани.

Конечно, это не лучший способ поддерживать беседу. Потом мне показалось, что разговариваю я с одним из пациентов, но через некоторое время в замке все же повернулся ключ и из-за двери выглянул санитар, вопросительно уставившись на меня. Я протянула пропуск. Он подхватил его и моментально, как мышь в норку, исчез за дверью. Я чувствовала, как поднимается во мне волна раздражения, но пока размышляла, как быть дальше, моя бумажка прошла тщательную проверку и дверь снова открылась, уже шире, и санитар жестом пригласил меня пройти внутрь. Дверь сразу же закрылась.

– Подождите здесь, – он оставил меня наедине с пациентами. Вел себя он все-таки странновато. Какие-то бесцветные люди в потертых халатах сгрудились вокруг меня, как золотые рыбки вокруг посторонней вещи, упавшей в аквариум, мне оставалось только с безмятежным видом разглядывать помещение. На стене было написано ругательство, затертое от многократных попыток его отмыть. Где-то рядом запел мужчина, остальные пациенты закричали на него и он замолчал. Наконец в конце коридора появился Джоэл. На нем был такой же поношенный халат, и так же как остальным ему приходилось шаркать, чтобы удержать на ногах несуразные матерчатые шлепанцы. Он был небрит и выглядел изможденным, как после тяжкой болезни, но все же передо мной стоял прежний Джоэл.

– Привет, Нора, – бросил он в своей обычной манере и только взгляд, избегавший встречи с моим, говорил о том, что ему ужасно стыдно. Мы неуклюже расцеловались, остальные пациенты, потеряв к нам всякий интерес, разошлись.

– Я принесла тебе сигареты.

– Спасибо, – пробормотал он, и попытался пошутить. – Прошу занять места в партере. – И указал на деревянную скамью у зарешеченного окна.

– Я закурю? – спросил Джоэл,но, передавая сигареты, я вспомнила объявление в приемной.

– Черт, спичек нет, – неловко вырвалось у меня.

Брат озадаченно взглянул на меня, смущенно покраснел и, доставая сигарету, указал на мою сумку. Покопавшись в ней, я нашла спички и подала ему. Повисла долгая тяжелая пауза.

Я вспомнила, как в детстве мы играли в шахматы. Ему нужно было сделать усилие над собой перед первым ходом, и выбирал он чаще всего оборонительный вариант, но иногда, попав в тяжелую позицию, вдруг начинал играть смело до безрассудства. Правда, такое случалось редко. Сейчас Джоэл упрямо молчал, но по дрожи сигареты в его руке видно было, как ему тяжело. От вопроса в лоб он мог сорваться, и мне пришлось принять его правила игры.

– Уолтера я забрала домой, – заметила я словно невзначай.

– Благодарю, – Джоэл сосредоточился на тонкой струйке дыма.

– Для этого мне пришлось взять твою сумку на молнии.

– Ну и отлично.

– Я нашла её на антресолях, над стенным шкафом.

Он рассеянно кивнул. Похоже, и не вспомнил про нож. Своим молчанием брат мог свести с ума кого угодно. Мне надоело ходить вокруг да около и я прямо спросила его:

– Чего ты наглотался?

Молчание. Только складка появилась меж бровей, словно он давал понять, что ему надоедают понапрасну.

– Я нашла тебя лежащим на полу.

Складка стала глубже. Джоэл чуть нагнулся вперед, внимательно изучая собственные шлепанцы. Они были сшиты из светлого материала в мелкую крапинку, похожую на перфорацию.

– Ты спросил меня, кто я, а потом стал отбиваться от санитаров "скорой помощи".

Он резко выпрямился. Я сразу же догадалась, что после смирительной рубашки у него все тело ломит. Наверно, ему в голову пришла та же мысль.

– Ты все это помнишь, верно? Как я нашла тебя? Полицию, "скорую помощь", хотя бы Тэда в приемном отделении?

Изможденное лицо напряглось. Он наконец заставил себя посмотреть на меня.

– Видишь ли, Нора, я ничего не принимал.

Я смотрела на свою давнюю и самую большую любовь, запутанную и замешанную на чувстве вины, любовь, которую я покинула, и мне казалось, что вижу его сквозь увеличительное стекло детства, когда ложь, хитрости увертки так несложны и понятны. Он разбил аквариум и пошел спать, хотя день был в самом разгаре. Он стащил у меня мелочь, чтобы купить черепашку у парня из соседнего дома, и пропал, а полиция нашла его в кустах у библиотеки. Джоэл никогда не рассказывал небылицы, как другие дети, это не доставляло ему удовольствия. Насколько возможно, он старался уклоняться от объяснений, и только пойманный за руку врал, но так неумно и неуклюже, так откровенно невпопад, что это просто сводило меня с ума.

Я хотела добиться от него правды, но вместо этого сорвалась на крик:

– Почему ты всегда отрицаешь очевидное?

Джоэл пожал плечами. Это был его старый трюк, от которого кровь стучала у меня в висках и хотелось его ударить. Хотя подобное в нашей семье не было принято, мы предпочитали слово.

– Но раз ты ничего не принимал, то почему же оказался здесь? – я махнула рукой в сторону зарешеченного окна, изможденных пьяниц, токсикоманов и прочих полусумасшедших субъектов. – Тэд вызвал скорую. Ты не узнавал меня. Там были полиция, санитары, врачи. Они составили протокол, и если отрицать столь очевидные вещи, здесь можно застрять надолго.

У него перехватило дыхание не то от страха, не то от злости, но раньше, чем он смог ответить вдруг появилась Шерри Тэлбот с огромной корзинкой в руках, словно собралась на пикник. Скорее всего её пропустили, когда мы так увлеклись препирательствами, что не замечали ничего вокруг, потому казалось, что она просто возникла из ничего рядом с нами.

Годы, проведенные на трибунах избирательных компаний отца, приучили её не замечать таких пустяков, как семейная ссора в психиатрической больнице, поэтому она сразу же одарила нас лучезарной улыбкой.

– Привет, Джоэл. – Сверкая глазами из-под водопада русых волос, она протянула корзинку и Джоэл смущенно уставился на румяные яблоки, виноград и сочные груши, переложенные зеленым целлофаном.

– Как ты попала сюда? – выдавил он наконец.

– Я вспомнила парня, с которым познакомилась прошлым летом в Хэмптоне. Он здесь в администрации.

– Но как ты узнала, что я здесь?

– Нора сказала...

Брат буквально испепелил меня взглядом за это предательство, можно было понять, как ему неудобно предстать перед ней в потрепанном казенном халате, небритым, в матерчатых шлепанцах. Но оправдаться мне было нечем. Пока мы с ним молчаливо и угрюмо оценивали ситуацию, Шерри примостилась на скамейке рядом с нами и, не замечая ни решеток на окнах, ни полоумных пациентов, начала рассказывать о колонке, которую ей поручили вести в газете.

Под звуки её беззаботной болтовни Джоэл тяжело и как-то судорожно вздохнул, потом еще. Все это показалось мне до боли знакомым. И вдруг я вспомнила, что именно так вздыхала наша мать, когда последний раз была дома. Стоял необычно теплый май, она распахнула окно и комната наполнилась запахом сирени. Мама провела весь день в постели, смотрела телевизор и часто вздыхала. Отец вечером отвез её в санаторий, а наутро её уже не стало.

Я украдкой взглянула на Джоэла, пока Шерри продолжала щебетать. В глазах его застыл испуг, лицо стало мертвенно-бледным. Как бы то ни было, но оставить его здесь я не могла.

Когда вернулся санитар и дал понять, что время свидания истекает, я вдруг выпалила:

– Мы найдем тебе частного психиатра.

– Это ещё зачем? – он отшатнулся, как будто я ему угрожала. Но тут же сменил тон:

– Пожалуй, ты права. Мне надо им сказать, что я в тот вечер принял ЛСД.

– Вот и хорошо, – мне были знакомы его детские уловки. Он как бы говорил им это под моим нажимом, но не сознавался передо мной.

– Так что психиатр мне не требуется, – довольно закончил брат.

– Но, дорогой, хотя бы для подстраховки, – настаивала я и, предупреждая возможные возражения, быстро добавила. – Ты её знаешь. Это Эрика Лоренц.

Он успокоился, так как встречал её у нас во время каникул на побережье и она ему нравилась. Даже не видя её годами, он иногда вспоминал и распрашивал о ней.

– Ну, если только Эрика, – согласился Джоэл.

Миссия моя неожиданно успешно завершилась и пора было уходить, пока он не передумал и не возникли новые осложнения. Когда я целовала подставленную щеку, брат похлопал меня по плечу и стало ясно, что меня простили. Семейная солидарность перевесила все мои просчеты.

Но когда мы с Шерри шли по мрачному коридору, на душе у меня было неспокойно. И солидарность имеет свои пределы, а мы заключили негласный союз с целью обмануть госпитальных врачей.

С помощью Эрики все прошло довольно гладко и через десять дней Джоэла официально выписали. Я забрала его в среду после обеда. В свежей сорочке, чисто выбритый, он излучал какую-то юношескую уверенность в своих силах. Как это иногда бывает, моя память навсегда сохранила просветленное выражение его лица.