Текст книги "Большевистское подполье Закаспия"

Автор книги: Рахим Эсенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Увидев, что красные отступают, Эзис-хан вступил с ними в бой под Душаком, причем советские войска потеряли до 60 человек убитыми. А 15 октября его отряд напал на Теджен, находившийся в тылу Красной Армии. Его мобильную конницу белогвардейское командование использовало то в авангарде своих войск, то в глубоких рейдах по тылам советских частей [57]57
  По свидетельству Е. Джунковского, «туркменский конный отряд Эзис-хана (из Теджена, по-настоящему он не хан. Туркмены любят украшать себя не принадлежащими нм титулами) хотя и делал глубокие обходы и производил разведку, но вся эта работа была очень слаба и непроизводительна» (ЦГАОР, ф. 446, оп. 2, д. 55, л. 13).
  По утверждению А. Сарыева и К. Сарыева, Эзис Чапыков, дайханин-середняк, был аульным мирабом; отец его, Чапык Сердар, – родом из села Эррик-Кала, что под Ашхабадом, участвовал в аламанских набегах на Иран. Анархически настроенный Эзис-хан доставлял немало хлопот белогвардейским правителям, беспощадно расправлялся с неугодными ему людьми независимо от их политических взглядов. Захватив, к примеру, Серахс, он объявил, что там устанавливается его власть и все «русские учреждения ликвидированы». А когда фунтиковское правительство обязало тедженцев сдать хлеб по разверстке, Эзис-хан запретил это делать (ЦГА ТССР, СБ 46, л. 178; ф. 142, оп. 2, д. 1, л. 146; ф. 205, on. 1, д. 1, л. 49).


[Закрыть].

От руки Эзис-хана и его молодчиков погибли нема-ло честных, преданных Советской власти людей. Так, по его приказу были убиты организаторы и командиры Тедженского красногвардейского отряда Ага Ханджаев (Ага Дели) и Текс Ходжаев (отряд, сформированный из туркмен, нес охрану местного Совета). Белому фронту Эзис-хан поставил около 1000 джигитов. Его подвижная конница заметно укрепила контрреволюционное воинство ²⁴.

Итак, каким же представляется истинное политическое лицо Эзиса Чапыкова, в чем подоплека его действий?

Советское правительство Туркестана и командование Закаспийского фронта в те дни были информированы, что Чапыков «благожелательно относится к ташкентскому советскому правительству. Хан недоверчиво относится к англичанам и белым» (ашхабадскому правительству) ²⁵. Но, не исключая в принципе возможности перехода Эзис-хана и его отряда па нашу сторону, следует все же констатировать, что в своих действиях он руководствовался прежде всего узкокорыстными, авантюристическими интересами, мечтал образовать «собственное» ханство; фактически же он был послушным орудием духовенства и тедженского байства. Послужив белым, а затем намереваясь порвать с ними, он не успел это сделать. На белогвардейском суде, рассказывают очевидцы, Эзис-хану не инкриминировалась связь с советским командованием²⁶. Очевидно, заигрывание Эзис-хана с Советской властью было каким-то кратковременным тактическим ходом.

Эзис-хан, пользовавшийся в то время большим влиянием среди отсталого населения, особенно среди дайханства, своими действиями во многом напоминал украинского анархиста Махно; это был, можно сказать, его туркменский вариант.

Деникинский Осваг (осведомительное агентство) постоянно информировал своего «шефа», что туркменские националисты, главари различных племен, «стараются поставить себя в независимое положение», по-прежнему мечтают о «самоуправлении в Туркестане»²⁷. Но Деникин, лелеявший монархическую идею о возрождении «единой и неделимой России», не допустил бы «самостийности» Закаспия, как и любой иной территории. Это понимали наиболее дальновидные представители туркменского народа.

В. И. Ленин отмечал, что «маленькие государства не могут объединиться для борьбы с большевиками, так как они боятся, что в случае их собственной победы и одновременной победы деникинщины восстановится Русская империя, которая снова не будет давать жить мелким народам»²⁸.

В июле 1919 года ЦИК и Крайком партии Туркестанской республики получили из Москвы радиограмму ЦК РКП (б). В пей, в частности, говорилось: «…на основании принятой VIII съездом программы Коммунистической партии в интересах политики рабоче-крестьянской власти на Востоке необходимо широкое, пропорционально населению, привлечение туркестанского туземного населения к государственной деятельности, без обязательной принадлежности к партии…»²⁹

Выполняя эти указания, местные советские органы и командование Закаспийского фронта привлекали к государственной деятельности не только трудящихся местных национальностей, но и представителей непролетарских слоев населения. Так, 1 августа в Полторацке (Ашхабаде) комиссия в составе турецкого капитана Казим-бея, агента по особым поручениям при Реввоенсовете республики В. Луценко и члена Политотдела Реввоенсовета Закаспийского фронта С. Г. Гейвандова рассмотрела вопрос «о привлечении туркмен Закаспийской области па службу в ряды Красной Армии». Чтобы оказать влияние на широкие массы, комиссия сочла целесообразным использовать отдельных туркменских родоначальников и видных мулл, для чего решила срочно созвать их съезд³⁰.

Еще в июне 1919 года, когда Ашхабад находился под властью белых, в Келята, к Махтумкулн-хану, по заданию советского командования ездил Асмандурды Элеш-оглы. Он ознакомил хана с положением освобожденного Мерва, рассказал о миролюбивом отношении Советской власти и ее войск к туркменскому населению. После освобождения Ашхабада и Бахардена Махтумкули-хан и его соплеменники активно сотрудничали с Советской властью. Они собрали для Красной Армии около 600 верблюдов, много фуража, транспортных средств, помогли организовать запись добровольцев-туркмен, которые с боями дошли до Красноводска вместе с красноармейскими частями.

Советское командование, хорошо осведомленное о лояльности Махтумкули-хана, умело использовало его и в дальнейшем. С помощью этого популярного родового вождя были прекращены разбойничьи действия многих басмаческих шаек, которые нападали па мирное население, вступали в вооруженные схватки с советскими войсками ³¹.

Советское командование начало также переговоры с одним из вождей националистической контрреволюции, Сеидмурадом Овезбаевым, и гарантировало ему полную неприкосновенность, если он отдаст «свои познания, энергию и личную инициативу па служение освобождению пролетариата от ига капитала и империализма». Бывший лидер националистов принял эти условия.

29 декабря 1919 года председатель Реввоенсовета Закаспийского фронта Н. А. Паскуцкий предписал Овезбаеву сформировать новый Туркменский конный полк из 600 сабель³².

Но отдельные лидеры националистической контрреволюции до последних дней господства белогвардейщины занимали по отношению к Советам резко враждебную позицию. Ораз Сердар, хан Иомудский и Хаджи Мурат безуспешно пытались набрать на острове Челекен добровольцев для борьбы с советскими войсками. Ничего не добившись, как сообщала разведсводка советского командования от 8 февраля 1920 года, они с отрядом в 70–80 человек бежали в Иран ³³.

Бежали за границу и многие представители феодально-байской верхушки аулов.

Молодая власть Советов Закаспия нуждалась в грамотных национальных работниках, пользующихся доверием туркменского населения. Несмотря на выжидательные позиции нетрудовых классов, большевики смело шли на использование в советской работе лояльно настроенной части национальной интеллигенции. Так, 14 января 1920 года председателем уездно-городского ревкома Полторацка Закаспийский областной ревком назначил Сеидмурада Овезбаева. А 21 апреля он объявил амнистию 15 бывшим лидерам националистической контрреволюции, бежавшим вместе с белогвардейцами. Среди тех, кому областной ревком разрешил вернуться на родину и гарантировал полную безопасность, были Ораз Сердар, Хаджи Мурат и хан Иомудский ³⁴.

Подлинно демократическая национальная политика Коммунистической партии привлекала многих дальновидных представителей национальных «верхов», которые, не сразу порывая со своим классом, стали лояльно сотрудничать с Советской властью. Со временем эти люди, убедившись, что Советы открывают для ранее угнетенных царизмом народов широкие горизонты исторического развития, будут добросовестно и активно трудиться в руководящих советских органах Закаспийской области. Мудрость и гуманизм ленинской национальной политики заключались в том, что она постепенно отрывала этих людей от умирающих эксплуататорских классов, сближала их со своим народом, вовлекала в строительство социализма, превратила в честных советских граждан.

2. ПЕРЕХОД ТРУДОВОГО ДАЙХАНСТВА НА СТОРОНУ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

Первый же бой (28 июля 1918 года под Чарджуем), в котором мятежники потерпели поражение, отрезвил многих дайхан, обманом втянутых в авантюру националистических вожаков. Легкой победы над большевиками, которую посулили баи, ханы и муллы, не получилось³⁵.

В феврале 1919 года, как уже отмечалось ранее, численность националистического воинства достигла своего предела – 4 тысячи бойцов. Большинство составляли представители имущих классов туркменского села, национальных «верхов» и, конечно, забитые нуждой отсталые дайхане, слепо верившие своим родовым вождям. Но это немногочисленное по сравнению с общим туркменским населением воинство ни в коей мере не выражало настроений трудового дайханства, его истинных отношений к Советской власти, к событиям, происходившим в оккупированном англичанами Закаспии.

Большевики не успели установить тесных связей с туркменским селом, что явилось одной из причин временного падения Советской власти в Закаспии. Но они понимали, что прочная победа социалистической революции немыслима без поддержки пролетариата массовым союзником – трудовым крестьянством. Об этом свидетельствует весь опыт революционного движения от Парижской коммуны до наших дней. Ленин писал, что «пролетариат не может победить, не завоевывая на свою сторону большинства населения»³⁶.

Каким же было туркменское дайханство в пору иностранной военной интервенции и гражданской войны? Что способствовало возникновению и подъему революционного движения среди дайханства, даже среди самых его отсталых и забитых слоев? Какую линию вели большевики Закаспия, командование Закаспийского фронта, осуществлявшие политику ЦК РКП (б), направленную на повышение классового самосознания туркменского дайханства, на вовлечение его в борьбу против внутренней и внешней контрреволюции?

После Октябрьской революции Советская власть в Закаспии пыталась преодолеть серьезные трудности на пути создания и укрепления революционного союза рабочего класса и трудового дайханства. Но здесь борьба за уничтожение феодального землевладения развернулась не так бурно и остро, как в России или па Украине. Социалистическая революция в туркменском селе развертывалась относительно замедленными темпами.

Феодально-байская верхушка аулов, страшась объединения эксплуатируемых масс, сеяла родовые раздоры, натравливала друг на друга многочисленные туркменские племена. Так же поступали белогвардейские правительства и английские интервенты, набившие руку па стравливании «туземцев» в своих многочисленных колониях.

Советская власть, продержавшаяся в Закаспии после Октябрьской революции немногим более полугода, успела сделать многое для туркменского дайханства, чтобы облегчить его нищенское положение.

Советское правительство, выделив крупные суммы на государственное кредитование дайхан-хлопкоробов, безошибочно определило основное звено новой аграрной политики в Средней Азии, которая должна была покончить с нищетой и малоземельем. Весенняя посевная кампания 1918 года, мероприятия по сохранению и расширению хлопкового клина, в которых местные большевики и рабочие организации приняли активное участие, наглядно продемонстрировали, что Советы стремятся поднять дайханское хозяйство, окончательно и бесповоротно оторвать бедноту аула от «своей» феодально-националистической верхушки.

Но вот советских работников, большевиков, начавших было втягивать аулы в решение земельных и водных вопросов, после мятежа сменили бывшие офицеры, царские чиновники, местные представители власти свергнутого Октябрьской революцией буржуазного Временного правительства, в том числе эсеры.

Широкие трудовые массы туркмен, едва сделавшие первые шаги по пути сближения с Советской властью, были буквально ошеломлены свершившимся контрреволюционным переворотом. В ряде мест – во многих аулах Серахса, Мерва, Байрам-Али, Западного Туркменистана– беднейшие дайхане заявляли, что они за Советскую власть. Однако среднее дайханство, приветствовавшее на первых порах Советскую власть, в крити-ческий момент поддалось уговорам родо-племенных вождей и националистических «верхов».

В целом же коренное население Закаспия отнеслось к смене властей отнюдь не безучастно. Это выявилось при первых же попытках белогвардейского правительства провести свои «государственные» мероприятия, в частности при попытке взыскать с дайхан недоимки по налогам и податям за прошлые годы. Так, например, несмотря па письменные и устные приказания властей, старшины Казанджикского комиссариатства не внесли пи одной копейки. Уездный комиссар Мерва приказал даже арестовать всех, кто мешает их сбору. Золин, участковый комиссар Кара-Кала, созвавший 10 сентября 1918 года «съезд представителей от туземного населения», вопрошал:

– Как относится мирное туземное население к борьбе существующей в области власти с большевиками? Если сочувственно, то почему оно до сего времени не принимает в этом активного участия в виде внесения податей п добровольных пожертвований деньгами и натурой? ³⁷

Комментарии, как говорится, излишни.

Как это, так и многие другие мероприятия белогвардейского правительства, не отказавшегося от царской политики реквизиций, ущемляли интересы коренного населения. Если па имущество дайхаи власти покушались в «законном» порядке, якобы во имя борьбы с большевиками, то их представители на местах грабили и мародерствовали открыто. Так, начальник красноводской, а затем ашхабадской милиции Алания взломал в доме одного джебельского жителя сундук и присвоил 20 тысяч рублей. Белогвардейские чины нередко задерживали на дорогах туркмен, обыскивали их, отбирали деньги и продукты, избивали. Интервенты и белогвардейские войска громили санитарные поезда, чинили зверства над мирным населением прифронтовой полосы³⁸.

Чтобы держать эксплуатируемые массы «в узде», не дать им объединиться, правящая верхушка не брезговала ничем – сеяла межплеменную вражду, поддерживала религиозные и домостроевские формы адата и шариата. А русская белогвардейщина не скрывала свои шовинистические чувства даже по отношению к своим партнерам – лидерам национальных «верхов». «В Закаспийской области, – говорилось в одной из докладных на имя Деникина, – необходимо назначение твердой военной власти. Во главе Управления должен стоять непременно русский человек». Так было не только на словах, но и на деле. Ораза Сердара сменил генерал-лейтенант Савицкий. 4 февраля 1919 года упразднили должности помощников управления внутренних дел, и один из них – Махтумкули-хан – остался «за штатом па общем основании». 2 января 1919 года в решении последнего заседания Временного исполкома, создавшего «Комитет общественного спасения», говорилось, что его члены «должны быть русскими по убеждению». Член белогвардейского правительства эсер Курылев с откровенным цинизмом заявлял: «Мы уже потопили восемнадцать этих мерзавцев туркмен, скоро уничтожим и других» ³⁹.

Неприкрытый шовинизм в Закаспии воцарился особенно с приходом деникинских войск во главе с монархически настроенными белогвардейскими генералами и офицерами.

Местное население по-разному выражало недовольство антинародной политикой белогвардейского правительства. Дайхане, несмотря на агитацию и угрозы белых, фуража для белогвардейско-националистической конницы не подвозили, а принудительные поборы вызывали их отчаянное противодействие. Иомуды, проживавшие в предгорьях Копетдага. прослышав о реквизиции верблюдов, откочевывали в Иран. Население саботировало распоряжения властей, на увещевания «содействовать борьбе с большевиками» никак не реагировало. На нефтяных промыслах острова Челекен туркмены портили изоляторы, между Кара-Кала и Чикишляром скотоводы кочевники разрушили телеграфную линию. Туркмены-рабочие отказывались ехать на фронт, на разборку и ремонт железнодорожных путей.

В январе 1919 года власти арестовали старшину Аннатагана Союнчева «за укрывательство лица, положившего рельсу на железнодорожное полотно, каковое лицо ему известно, но указать он его не хочет». Тогда же возле станции Геок-Тепе было похищено около 700 шпал. «Местной туземной администрацией меры не принимаются, – жаловался правительственный чиновник. – Вообще туркмены некоторых прилегающих к полотну железной дороги аулов держат себя вызывающе». 7 января туркмены задержали в Геок-Тепе белогвардейского участкового комиссара, который «подвергся насилию с их стороны» ⁴⁰.

Часть дайханства после кровопролитных летних боев 1918 года, когда погибло немало обманутых туркмен, осознала гибельность политики продажных национальных «верхов», находившихся на услужении интервентов и белогвардейщины. 18 августа в Мерве советское командование приняло делегацию мирного туркменского населения. Как сообщала 20 августа газета «Трудовая мысль», от имени жителей окрестных аулов делегаты заявили, что трудовые люди пс хотели п не хотят воины с Советской властью, по их запугивают и насильно мобилизуют в белую армию. По теперь, прозрев, они поняли, какую цель преследовали баи и феодалы. Делегация заверила, что туркмены добровольно разоружатся, возвратятся к мирному труду и к следующему базарному дню доставят для города все необходимые продукты.

Особенно опостылели пароду мобилизации в белогвардейскую армию для ведения ненавистной войны. Против них мужественно выступил вождь рода геркез Аллаяр Курбанов. В Кара-Кала и Кизыл-Арвате в многолюдье он смело призывал местное население не подчиняться белым властям, не записываться в их армию, не слушаться авантюристов, ввязавшихся в войну с большевиками. В октябре протестовало против мобилизации туркменское население Бахардена. Эти настроения перекинулись и в белую армию, особенно в те части, где служили туркмены: в десяти полках замечалось сильное разложение, участились случаи перехода на сторону советских войск. Много туркмен перешло к красным под Мервом и Тедженом. «Мобилизованные местные жители готовы перейти к нам целыми частями», – говорилось в телеграмме Туркестанского Совнаркома от 18 ноября 1918 года.

Настроения коренного населения красноречиво выразил открытый протест солдата так называемого Ашхабадского добровольческого отряда Акбера Мамедова. Он отказался от нового обмундирования, заявив, что не желает больше служить в белогвардейских войсках, и потребовал отпустить его домой. Арестованный А. Мамедов смело бросил офицеру: «В отряде дисциплина старая… Пусть расстреляют, и то лучше будет».

Деникинское командование пыталось пополнить свое разбегавшееся воинство бывшими джигитами туркменского дивизиона. Но мобилизованные джигиты во всеразбегавшееся воинство бывшими джигитами туркмен.

Среди белогвардейских документов часто встречаются доклады с мест, свидетельствующие о беспомощности властей, об открытом недовольстве масс, о росте их активности. Белогвардейская эсеро-меньшевистская администрация причины неповиновения искала в национальных особенностях туркмен, которые, мол, вообще не признают никакого начальства и авторитета – ни «своего выборного», пи назначенного белогвардейского⁴². Но дело, разумеется, было не в национальных особенностях «туземцев», а в том, что, чем больше изобличало себя белогвардейско-националистическое правительство, реставрировавшее старые порядки, усиливавшее сбор податей, принудительные мобилизации, реквизиции и т. д., тем быстрее росла сознательность дайханских масс, тем активнее сопротивлялись они властям.

С конца 1918 года коренное население все чаще и чаще открыто выражало свое враждебное отношение к белогвардейскому правительству. 28 ноября «Голос Средней Азии» отмечал, что отдельные туркмены публично призывали народ не повиноваться властям.

В середине августа в Иолотани взбунтовалось племя сарыков. Джигиты из этого племени, ворвавшись в управление комиссариата, забрали находившееся там оружие, конфискованное у населения. Созданная в аулах милиция не выполняла распоряжения властей. Туркменские всадники, находившиеся па услужении у белогвардейцев, нападали в Байрам-Али на частные лавки, на базар, устраивали погромы. Начальник местной милиции, отчаявшись справиться с ними, обращался за помощью в штаб английских войск.

Убийства представителей белых властей, нападения па них со стороны местного населения совершались столь часто, что белогвардейское министерство внутренних дел ввело специальную систему учета таких явлений. Вот несколько примеров: житель Гасан-Кули Бердыклыч Мамед напал на белогвардейского полковника; люди из иомуд-ского аула Бегельке вблизи местечка Ходжа-кала напали на сельского старосту и ехавших с ним офицеров, один из офицеров был убит; на Кара-Богаз-Голе, в Мангышлакском уезде, туркмены на 25 верблюдах напали па нефтяной промысел, обезоружили сторожей, разгромили казенное хозяйство⁴³.

19 апреля 1919 года следователь военно-полевого суда Ленский, назначенный председателем комиссии по расследованию челекенских событий, докладывал начальству, что вернулся из командировки, длившейся целый месяц. Какие же события, встревожившие белогвардейское правительство, потребовали столь долгого разбирательства?

30 октября 1918 года старшина аула Гасан-Кули Ниязмамед Караев доносил красноводскому «стачкому», что из Кумушдепе (в Туркменской степи, на территории Ирана) туркмены отправляют в Баку разные товары, а обратно везут винтовки; то же самое делают и туркмены Энзели.

18 ноября того же года Красноводский административно-следственный отдел информировал «стачком» и военный штаб: «По агентурным данным, в ауле Огамана на острове Челекен у туркменского населения имеется масса огнестрельного оружия. Происходит обучение молодежи военному строю. Оружие покупается в Персии и секретно доставляется в аул… Туркменский комитет, которым негласно руководит хан Иомудский, находится якобы в блаженном неведении. Гражданская власть в лице комиссара Малыгина находится в услужении туркмен и числится только номинально. На острове Огурчинском организованы правильные (регулярные. – Я. Э.) контрабандные рейсы. Все отправляется в Баку. Промыслы частных лиц туркменами заняты и считаются ими за свою собственность. Ходят слухи о бывших (побывавших. – Р. Э.) на острове турецких агентах».

Кун обратился в штаб английских войск с просьбой послать на остров Челекен карательную экспедицию «для разоружения».

В феврале, а затем в марте 1919 года челекенский участковый комиссар Урбанович сообщал, что в направлении Джебела ушла парусная лодка, груженная винтовками, а жители островов Челекен и Огурчинского продолжают возить из Баку винтовки и патроны, рубят телефонные столбы, стойки. Белогвардейский комиссар предлагал обыскать все аулы, конфисковать оружие и немедленно выслать с острова хана Иомудского, будто бы виновного во всем, что свершалось на Челекене. А хан Иомудский со своей стороны 7 февраля 1919 года доносил белым властям на старшину аула Гасан-Кули-Караева, обвиняя его в неблагонадежности ⁴⁴.

Чем объяснить столь непонятное на первый взгляд поведение хана Иомудского? То у него под самым носом вооруженное туркменское население обучалось военному строю, привозило оружие из Баку, то он обвинял в неблагонадежности ревностного старшину Караева, а белогвардейский комиссар требовал немедленно выслать с острова хана Иомудского. Неужели и в самом деле хан Иомудский пребывал «в блаженном неведении»? По всей вероятности, хан Иомудский, вступивший в сговор с английским командованием, рассчитывал из обученных туркмен Челекена сколотить в будущем националистические партизанские отряды и потому не мешал местной молодежи обучаться военному делу.

Как уже говорилось ранее, челекенские трукмены не оправдали надежд главарей национальных «верхов», не встали под их знамена. Местное население отказалось вступить в отряд хана Иомудского, и он сбежал за кордон в феврале 1920 года, когда Красная Армия при активной поддержке местного населения освобождала туркменскую землю от белогвардейской нечисти.

Революционное движение дайханских масс Закаспия в гражданскую войну можно условно разделить па два этапа: начальный – с июля до конца 1918 года, характерный пассивным сопротивлением; завершающий – в период открытой военной диктатуры интервентов и белогвардейщины, отличавшийся активным сопротивлением засилью внешней и внутренней контрреволюции.

Пассивное сопротивление мероприятиям белогвардейского правительства вначале выражалось в отказе от уплаты налогов, поставок хлеба, фуража, транспортных средств и т. д. Уже в первые месяцы хозяйничанья в Закаспии контрреволюционных сил расчетливый дайханин с дотошностью прикидывал, что принесли ему белогвардейские правители, а что дала Советская власть, как было раньше, при Советах, как живется теперь, при белых.

Бесчинства английских батальонов, самоуправство белогвардейской администрации, бесчисленные натуральные повинности – поставки хлеба, фуража, овец, лошадей, верблюдов для белогвардейско-националистической армии – все это превращало туркменский аул в колонию, а дайханина – в раба.

Трудовое дайханство, конечно, не знало о письме генерала Деникина, излагавшего свое кредо по земельному вопросу: «…в основу будущего земельного закона для России положить… сохранение за собственниками их прав на землю» ⁴⁵. Но дайхане испытали это на собственном опыте, тем более что феодально-байская верхушка аула, поддерживаемая белогвардейским правительством, непоколебимо стояла за сохранение феодального землевладения и водопользования.

В области национальной политики монархист Деникин твердо держался великодержавного, шовинистического лозунга «единой и неделимой России». А это означало полное отрицание прав народов России, особенно ее колониальных окраин, на какую бы то ни было самостоятельность. Такая ярко выраженная монархическая политика отталкивала от Деникина многих лидеров националистической контрреволюции Закаспия.

Заметно всколыхнули дайханские массы режим террора, установленный на территории Закаспия, и насильственная мобилизация в белую армию. Беднота, трудовое дайханство, испытав «прелести» военной диктатуры интервентов и белогвардейщины, пополняли ряды активных сторонников Советской власти, стихийно превращались в революционную силу.

«…Рабочие и крестьяне теперь поняли на кровавом опыте, – писал В. И. Ленин в 1919 году, – что несет нам власть буржуазии и соглашателей». В том же году Ленин говорил: «…опыт колчаковской и деникинской «демократии»… показал крестьянам, что фразы о демократии и об «учредиловке» служат на деле лишь прикрытием диктатуры помещика и капиталиста.

Начинается новый поворот к большевизму: разрастаются крестьянские восстания в тылу у Колчака и у Деникина. Красные войска встречаются крестьянами как освободители.

…Действительность показывает, что лишь в долгой и жестокой борьбе тяжелый опыт колеблющейся мелкой буржуазии приводит её, после, сравнения диктатуры пролетариата с диктатурой капиталистов, к выводу, что первая лучше последней» ⁴⁶.

С приходом деникинской власти, прикрывавшей порку и грабеж красивыми словами, массы трудового крестьянства, в том числе и туркменского дайханства, убеждались, что им «нужна только одна власть: рабоче-крестьянская власть большевиков» ⁴⁷.

В октябре 1919 года ЦК РКП(б), ВЦИК и СНК РСФСР создали Турккомиссию. В связи с направлением этой специальной комиссии в Ташкент Ленин написал письмо «Товарищам коммунистам Туркестана». Великий вождь пролетариата, придавая установлению правильных отношений с народами национальных окраин «гигантское, всемирно-историческое» значение, призывал местных коммунистов на деле «установить товарищеские отношения к народам Туркестана…» ⁴⁸.

Одной из главных задач Советская власть считала борьбу с голодом, разрухой, доставшимися в наследство от хозяйничанья контрреволюции. С этой целью правительство Туркестана принимало все меры, чтобы снабдить беднейшее население, получившее землю, семенами, сельскохозяйственным инвентарем, продовольствием, ссудой. Еще в 1918 году В. И. Ленин подписал декрет об ассигновании 50 миллионов рублей на оросительные работы в Туркестане. А в 1921 году великий вождь пролетарской революции, придавая огромное значение ирригации, писал: «Орошение больше всего нужно и больше всего пересоздаст край, возродит его, похоронит прошлое, укрепит переход к социализму» ⁴⁹.

Эти строки, адресованные коммунистам Кавказа, имеют прямое отношение ко всему советскому Востоку, в частности к туркменскому дайханству, к судьбе каждого туркмена.

Исключительно важное значение в привлечении крестьянства, особенно середняка, на сторону Советской власти имели решения VIII съезда партии и последующие мероприятия Советского правительства. Чтобы упрочить союз с середняком, укрепить классовую основу диктатуры пролетариата в деревне, была объявлена амнистия крестьянам – рядовым участникам выступлений против Советской власти, предоставлены льготы середнякам по чрезвычайному и натуральному налогам, увеличены пособия семьям красногвардейцев и т. д. «Насилие по отношению к среднему крестьянству, – говорил Ленин на VIII съезде партии, – представляет из себя величайший вред. Это – слой многочисленный, многомиллионный… Действовать здесь насилием, значит погубить все дело. Здесь нужна работа длительного воспитания»⁵⁰.

Партия считала одной из своих главных задач на данном этапе оторвать середняка от кулака, сделать его надежным союзником рабочего класса, активным участником строительства социализма.

Важную роль в привлечении среднего крестьянства на сторону Советской власти сыграли решения III съезда Коммунистической партии Туркестана, состоявшегося в июне 1919 года. Коммунисты Туркестана, вооруженные Программой партии, принятой VIII съездом РКП (б), по-ленински решили вопрос о работе среди местного населения. Съезд, уделив серьезное внимание привлечению среднего крестьянства на сторону пролетариата в условиях Туркестана, ближайшей задачей партийных организаций считал: забить клин между деревенскими кулаками и баями, с одной стороны, беднотой и средним крестьянством – с другой.

Убеждению дайханских масс в том, что им нужна только рабоче-крестьянская власть большевиков, в немалой степени способствовало успешное наступление Красной Армии, развал партии левых эсеров, прекратившей весной 1919 года свое существование, политическая работа в массах, проводимая Реввоенсоветом, Политотделом фронта и большевистским подпольем Закаспия.

Партия принимала все меры для установления правильных, как говорил Ленин, товарищеских отношений с дайханством. Для сближения с ним коммунисты Туркестана учитывали местные условия и национальные особенности населения. На территории Средней Азии, к примеру, пришлось отступить от политики военного коммунизма, от продразверстки. Декрет ЦИК Туркестанской республики о хлебной монополии, принятый 4 июня 1919 года, не был проведен в жизнь полностью. В Закаспийской области хлебная монополия и продразверстка, можно сказать, не применялись. В освобожденных районах, где еще не окрепла Советская власть, Реввоенсовет Закаспийского фронта решил вместо продразверстки проводить государственные закупки хлеба и скота на основе товарообмена. Иначе политику хлебной монополии могли использовать в своих антисоветских целях феодально-байские круги, имевшие еще сильное влияние па трудовое дайханство. Продовольственную политику Советской власти трудовое дайханство поддерживало и охотно сдавало излишки своего хлеба продовольственным органам⁵¹.