Текст книги "“Цесаревич” Часть I. Эскадренный броненосец. 1899-1906 гг."

Автор книги: Рафаил Мельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Тем не менее, признав основательными опасения завода относительно скрытой перегрузки французского проекта, решено было водоизмещение увеличить на 600 т. Спорить с заводом "Форж и Шантье" и указывать ему (рискуя вызвать неудовольствие великого князя, на соответствующие неувязки проекта сочли неудобным. Решили, как бы мы сказали сегодня, "пойти своим путем" и"не изменяя нисколько внутреннего расположения" увеличить длину корпуса на 2,44 м.

Соответственно следовало изменить и теоретический чертеж Лаганя. Это, очевидно, если не в корне, но весьма основательно подрывало саму идею (со всеми ожидавшимися выгодами) копирования проекта Лаганя прямо по его чертежам. Но и на это закрыли глаза. Чтобы не повредить продольной прочности корабля и сохранить неизменной конструкцию корпуса, предстояло на величину приращения длины отодвинуть башни от оконечностей.

Это предложение, доложенное генерал-адмиралу 26 декабря 1898 г., было им одобрено. Как говорилось в журнале, "Его высочество изволил разрешить приступить к постройке одного броненосца в Новом адмиралтействе согласно предложению МТК, приняв все возможные меры к тому, чтобы не произошло перегрузки и чувствительного изменения морских качеств. Балтийскому же заводу продолжать начатую разработку проекта с увеличенной паропроизводительностью котлов, по возможности не превосходя тех же 13500 т, до которых будет доведен проект броненосца при постройке его в Новом адмиралтействе".

В развитие этих указаний МТК разработал обстоятельную, в пяти пунктах, программу дальнейших работ. Так, строителем головного корабля в Новом адмиралтействе с разрешения управляющим морским министерством был избран младший судостроитель Д.В. Скворцов. Он и должен был осуществлять "вышесказанную переделку теоретического чертежа броненосца, как только он будет получен от Лаганя". Ему также предлагалось учесть (приводилась и таблица) грузы, которых недоставало в проекте А. Лаганя и предусмотренный им 198-тонный запас водоизмещения увеличить еще на 100 т. Более глубоко доработанный (но по той же идее А. Лаганя) проект Балтийского завода поручалось осуществлять на Галерном островке старшему судостроителю Н.В. Долгорукову, который с полной обстоятельностью успел изучить французский проект.

Все эти решения по журналу № 6 управляющий морским министерством одобрил резолюцией от 13 января. Что касается приспособления нижних угольных ям для хранения нефтяного топлива (предложение В.П. Верховского), то к этому вопросу управляющий приказал вернуться после испытаний Балтийским заводом системы нефтяного отопления на специально построенном для этих опытов котле Бельвиля.

Так состоялось окончательное размежевание двух направлений проектирования броненосцев типа, или, правильнее говоря, по типу, "Цесаревича". Родоначальник типа – проект фирмы "Форж и Шантье" отпустили в "свободное плавание" для осуществления в одиночку во Франции, где он уже дальнейшим существенным изменениям не подвергался. В России же продолжали работать над проектами видоизменения французского типа. И хотя это не привело к тому удручающему результату, которого когда-то достигли тульские мастера, подковавшие "аглицкую блоху", но несомненно и то. что труд, талант и энергия, затраченные на воспроизведение навязанного свыше проекта, могли быть употреблены с несравненно большей пользой для России и ее флота.

Вместо ускоренного пополнения флота менее трудоемкими, но не уступающими по эффективности одинаковыми, действительно однотипными кораблями собственного башенно-казематного типа, отечественные верфи были вовлечены в мучительный и затяжной процесс создания без достаточной необходимости усложненного (подчас явно неоправданной вычурности) чужого образца. Эту не поддающуюся пониманию волюнтаристскую акцию великого князя и конформистской верхушки морского министерства можно было бы отчасти оправдать в мирное время, когда столь масштабные эксперименты лишь истощали казну, но не создавали прямой угрозы безопасности государства. В условиях же надвигавшейся войны сооружение в России броненосцев по французскому образцу нельзя не признать грубой стратегической ошибкой.

К истории этих кораблей, уже частично раскрытой в книге автора "Броненосцы типа "Бородино"", нам предстоит вернуться и в работе о броненосце "Слава". Пока же обратимся к оставшемуся в одиночестве и сооружавшемуся во Франции броненосцу "Цесаревич" Не сыграв ожидавшейся от него роли эталона для типового воспроизведения, он становится теперь (за малыми отклонениями) просто образцом французского судостроения той эпохи.

5. “Цесаревич” на стапеле

Приказом по Морскому ведомству (№ 9 от 11 января 1899 г.) за подписью управляющего морским министерством сообщалось, что 21 декабря 1898 г. государь император Николай II «высочайше повелеть изволил» дать название первым кораблям новой программы. В этом самом большом (три броненосца, пять крейсеров, 14 миноносцев и минный транспорт) в истории флота одновременном зачислении в списки броненосец и крейсер, заказанные во Франции, получали названия «Цесаревич» и «Баян».

Как и у всех названных в приказе броненосцев и крейсеров, названия были исторически преемственными. "Цесаревичем" называли балтийский 44-пушечный фрегат (состоял в списках флота с 1838 по 1858 г.) и заложенный в 1853 г. в Николаеве парусно-паровой 135-пушечный линейный корабль. Построенный в 1857 г., он в 1859 г. перешел под парусами на Балтику, где на нем установили машину. В списках флота корабль оставался до 1874 г. Вместе с исключенным из списков в 1880 г. "Ретвизаном", "Цесаревич" завершил эпоху парусно-паровых линейных кораблей. Теперь же два корабля с этими названиями начали эпоху качественно новых эскадренных броненосцев. Продолжив славные традиции флота, они должны были обеспечить ему очередные победы.

Но для победы одной лишь славы предков было недостаточно. Не прислушались в министерстве и к поверью о том, что одноименные корабли нередко повторяют судьбы своих предшественников. А оно уже за время работ во Франции обернулось явственно обозначившемся долгостроем.

Из трех одновременно зачисленных в списки броненосцев "Цесаревич" начали постройкой позже всех, ровно через год после начала постройки "Победы" и спустя полгода после "Ретвизана". Но когда И.К. Григорович при своем назначении наблюдающим за постройкой пожелал получить у В.П. Верховского руководящие инструкции и наставления, тот с нескрываемым самодовольством отвечал, что в них нет никакой необходимости. Адмирал был убежден, что подписанные им контракты и спецификации "разработаны до последней подробности", а потому никаких вопросов и неувязок в работе комиссии произойти не может.

Но обнаружились они неожиданно быстро. Машиностроительный завод фирмы в Марселе, будучи, по существу лишь сборочно-отделочным, ничего почти не производя сам и занимаясь лишь коммерцией, с легкостью разбросал свои обширные заказы едва ли не по всей территории Франции… Это ему позволяло отсутствие в контракте обязанности фирмы оплачивать разъезды наблюдающих инженеров для испытаний и приемов материалов и изделий. Казна несла ощутимые убытки, а инженеры вместо наблюдения за работами должны были немалую часть своего времени проводить в поездах железных дорог французской республики. Будь фирма обязана оплачивать эти разъезды она, конечно, как замечал наблюдающий инженер Д.А. Голов, позаботилась бы "о большем сконцентрировании своих заказов".

Пришлось вызывать из России второго механика. Им стал Н.В. Афанасьев (по-видимому сын известного механика В.И. Афанасьева). Окончивший в 1896 г. минный класс по специальности минного механика, а в 1896 г. Морскую академию, он имел "звание" помощника старшего инженер-механика. Такие громоздкие "звания" вместо военных чинов изобрела бюрократия, чтобы ощутимее отделить чернь флота – механиков от его аристократии – строевого офицерства. Это откровенное унижение должны были нести и дворяне, которые себе на беду избрали непрестижную долю механиков.

Наблюдавший корабельный инженер (в звании "младший судостроитель", недавно произведенный из звания "старший помощник судостроителя") К.П. Боклевский (1862–1928), также требовал прислать помощника или разрешить в необходимых случаях передоверять приемки отдельных заводских заказов официальным приемщикам французского правительства. Так делалось для кораблей бразильского и японского флотов. "Отбились" французы и от непредусмотренного контрактом требования МТК вести при постройке весовой журнал (учет поступления и распределения металла в корпус корабля на стапеле) и от ежемесячного представления (как было принято в отечественном судостроении) сведений о количестве поставленного металла и числе мастеровых (по цехам), занятых на постройке. Наблюдающему инженеру французы на это требование отвечали, что у них это "не в обычае". Такой же ответ получил и пытавшийся несколько раз воздействовать на завод наблюдающий И.К. Григорович.

А в МТК по-прежнему не делали различия между, казалось бы, приоритетной постройкой во Франции головного, признанного за эталон и образец броненосца и множеством тогда же неосмотрительно заказанных и не имевших для программы столь решительного значения крейсеров и миноносцев. Не добивалась этого и комиссия в Ла-Сейн, позволившая заводу уже в ноябре 1898 г. начать постройку крейсера ("Баян") и терпеливо в то же время выжидавшая, пока в МТК созреет заключение на проект броненосца. Не могло помочь делу и уведомление МТК от 17 декабря 1898 г. об отсутствии в ожидавшимся заключении сколько-либо кардинальный изменений. Завод такими невнятными сведениями удовлетвориться не хотел. Неуклонно соблюдая все замшелые бюрократические ритуалы, МТК вместо сбережения времени путем обращения на завод или прямо к наблюдающему продолжал вести всю переписку через ГУКиС.

Пятым колесом в колеснице продолжал оставаться и ГМШ, также участвовавший в двухступенчатой пересылке документов комиссии в МТК и ГУКиС. Тормозили работы и обнаружившиеся в те же дни (то же по странности произошло во всех заграничных комиссиях) нелепые офицерские амбиции председателя И.К. Григоровича. Слишком разные у него и привыкшего всегда к самостоятельной творческой работе корабельного инженера К.П. Боклевского оказались понятия о долге службы, правах и обязанностях.

Соблюдая необходимые по его понятиям нормы этишкета, корабельный инженер по прибытии в Ла-Сейн в ноябре 1898 г. счел необходимым в полной парадной форме нанести визиты главному командиру порта Тулон и другим официальным лицам города. Ответственный в силу действовавшей традиции только перед МТК, он считал это необходимым условием для должного взаимодействия с властями города и завода. В глазах же И.К. Григоровича, считавшего себя полновластным начальником всех присланных на завод специалистов, инженером были совершены чудовищные и вызывающие нарушения дисциплины и всех воспитанных у строевого офицерства понятий о субординации. А потому И.К. Григорович, как он сам потом докладывал в министерство, не замедлил сделать инженеру "резкое замечание и объяснить ему его обязанности как техника".

Но К.П. Боклевский, видимо не внял им в должной мере и тогда на свет явилась разработанная И.К. Григоровичем специальная дисциплинарная инструкция, регламентировавшая каждый шаг инженера. В частности присутственное заводское время с первоначальных двух часов было доведено до полного рабочего дня. На все перемещения инженера следовало непременно и предварительно испрашивать разрешение наблюдавшего. В случае приезда в Париж предписывалось обязательно "явиться" военно-морскому агенту (атташе). Запрещалось ношение форменной одежды и всякие обращения с газетчиками.

Принимавший, по его словам, "самое деятельное участие в разработке судовых чертежей" и в то же время не переставший напоминать инженерам, что он над ними самый главный, Григорович сумел создать для них невыносимую обстановку. Не довольствуясь комиссией, он пытался подмять под себя даже артиллерийских приемщиков, которые наблюдая за исполнением заказов морского министерства традиционно (в России и за рубежом) замыкались только на МТК.

Глубоко искушенный в придворных интригах, И.К. Григорович не задумался вмешаться даже в религиозные отправления своих подчиненных. Чтобы не обременять находившееся в Каннах семейство герцогини Макленбург-Шверинской Анастасии Михайловны чрезмерным количеством соотечественников (их, "кому это доставит удовольствие", герцогиня приглашала к своему столу разговляться после светлой заутрени), И.К. Григорович принял меры. Для приобщения к столу герцогини была скомплектована делегация, которая в составе самого И.К. Григоровича, командира крейсера "Баян" и представителей кораблей (по 2 офицера и по 3 унтер-офицера) и явилась в каннскую церковь. Все же остальные по предписанию председателя комиссии "добровольно" рассредоточились по окрестным русским храмам в Ницце, Сан-Ремо и Ментоне.

В министерстве на сложившуюся в комиссии ненормальную обстановку обратили внимание только через 15 месяцев. Пытаясь привести слишком много возомнившего о себе инженера в "дисциплинарное", как тогда говорили состояние, И.К. Григорович в числе актов его вызывающего непослушания писал даже о "гадостях", которые, будто бы приходится претерпевать главному наблюдающему. К.П. Боклевский в ответ вполне предметно объяснил МТК, что в силу установленных И.К. Григоровичем порядков, он "лишен возможности не только обращаться с МТК, но и в качестве наблюдающего низведен до степени указателя, отвечающего лишь за тщательность клепки и чеканки". "Лишенный всякой самостоятельности", он, по его словам, был поставлен в полную невозможность к ответственному выполнению обязанностей. Только тогда Главный инспектор кораблестроения счел нужным обратить внимание управляющего морским министерством на тягостные последствия неумеренных амбиций И.К. Григоровича.

И меры были приняты. Конфиденциальным письмом помощника начальника ГМШ контр-адмирала А.А. Вирениуса (1850–1919), от 31 января 1900 г. председателю комиссии разъяснялось, что "главным ответственным в правильности постройки и качества работ является инженер, наблюдающий за постройкой, и с него первого спрос, а не с командира". А.А. Вирениус писал, что по его смыслу "корабельный инженер состоит в ведении МТК, на разрешение которого представляет все возникающие по исполнению своих обязанностей технические вопросы". Но своих жрецов бюрократия не выдавала: свою переписку с МТК инженер должен был осуществлять только через командира "Цесаревича", кем к этому времени уже назначили И.К. Григоровича.

Наладить взаимопонимание не удалось. Зная себе цену, К.П. Боклевский был близок к тому, чтобы вообще оставить службу в Морском ведомстве. Ущерб делу постройки был нанесен немалый, но командира все же оставили при своей должности, а К.П. Боклевского вскоре перевели в Петербург, где он стал помощником главного корабельного инженера С.-Петербургского порта.

Завершив неторопливую разработку проекта и заказ первых партий материалов и изделий, завод к 17 февраля 1899 г. признал возможным начать отсчет контрактного срока постройки броненосца. Предполагалось, что к этому времени Морское министерство успеет дать исчерпывающие ответы на все вопросы и возражения, которые были вызваны журналом МТК от 12 января 1899 г. Названный заводом 30-40-дневный срок для ответа (вопросы были переданы И.К. Григоровичу 25 февраля, а отправлены им в ГУКиС 4 марта) истекал 7 апреля. Но и 13 мая, когда прошло уже 77 дней. МТК продолжал хранить молчание. И завод, не считая себя обязанным входить в положение остававшегося почему-то невыразимо перегруженного МТК, заявил о своем праве перенести срок начала работ до времени получения ответа.

Командир броненосца “Цесаревич” капитан 1 ранга И.К. Григорович

Работы были во многом остановлены. Ответ в МТК созрел лишь 26 мая, когда составили посвященный ему журнал № 90. Немало, наверное, были им удивлены в Ла-Сейн. Насчитывая всего около 16 машинописных (в пересчете на современный формат листов), он своим содержанием никак не оправдывал длительности вызванной им задержки. Опытный инженер мог бы с составлением этого документа справиться за несколько дней. Так оно фактически и было, но слишком велика была очередь рассмотрения вопросов, а ходатайств о расширении своего состава МТК по-прежнему упорно не выдвигал. Слишком уж, видимо, не хотели его члены пускать на свой Олимп «чужаков».

Из журнала следовало, что 52 замечания МТК принимались Лаганем без возражений и только несколько других нуждались в редакционной правке. Из заслуживающих быть отнесенным к принципиальным повторялось требование МТК об укреплении конструкции борта ввиду близости к нему подачных труб 152-мм орудий и об испытаниях водонепроницаемости по новым правилам. Предъявление остальных вполне можно было оставить за наблюдающим корабельным инженером. Не имели принципиального значения и компромиссные решения вроде отказа МТК от 5-мм усиления броневой палубы при замене ее двухслойной (20-мм суммарной толщины) конструкции на однослойную толщиной 15 мм. Справиться мог бы наблюдающий инженер и с решением перенести запасной якорь из кормовой части (где ему не находилось места) в носовую.

Нельзя отделаться от мысли, что весь титанический труд составления журнала следовало бы отнести к разряду продуктов канцелярско-бюрократического мистицизма (по аналогии с солдафонским "фельдфебельским мистицизмом"), когда бумаги пустейшего содержания для придания им высокой государственной значимости "развозятся" на многие страницы, выполняются огромного калибра писарским почерком и снабжаются, как это любил когда-то делать великий администратор граф П.А. Клейнмихель подписью величиной с половину листа.

В данном случае ценой описанного канцелярского восторга было то, что завод, как об этом сообщал И.К. Григорович, датой официального отсчета начала постройки определил день 6/18 мая 1899 г. В этот день на стапеле для постройки броненосца был положен первый лист горизонтального киля. К нему в соответствии с практикой тех лет начали неторопливо пристыковывать доставлявшиеся поодиночке и крепившиеся на планках и угольниках сборочными болтами остальные листы и детали набора. От этого едва заметного островка днищевых листов и пристыкованных к ним первых деталей вертикальных киля, стрингеров и флоров, вширь, в длину и высоту начинала разрастаться всегда поражающая воображение обывателя громада корабельного корпуса.

Впрочем, фактическая сборка" корпуса "Цесаревича" началась все же раньше официально объявленного отсчета. Еще в донесении от 1 мая 1899 г. И.К. Григорович сообщал о завершившейся на стапеле установке строительных лесов и начале сборки горизонтального киля. К тому времени для корпуса было заказано уже 1148 т металла и принято 78 т. Разрабатывались чертежи вертикального киля и башен. Готовились шаблоны для изготовления модели форштевня. Продолжалась разбивка корпуса на плазе и готовились шаблоны для каждой из броневых плит.

Фирма, как видно, успела отступить от тех самых передовых в Европе методов работы, которые еще в 1888 г. своей заблаговременной разработкой полного комплекта рабочих чертежей изумили побывавшего на заводе "Форж и Шантье" (для накопления опыта) строителя броненосца "Император Александр II" Н.А. Субботина. Тогда инженер был поражен огромным числом чертежников, работавших над детализированными во всех подробностях чертежами.

Во всех структурах морского ведомства нельзя было насчитать столько конструкторов, сколько имел тогда один частный завод. Их и теперь не хватало и о полном комплекте рабочих чертежей, который так неотложно был нужен для немедленного развертывания работ в России, речи не было. Чертежи теперь готовились лишь с известной заблаговременностью, гарантировавшей от задержек и сбоев в сборочных работах на стапеле. На чертежниках здесь тоже экономили. Никаких отклонений от общепринятых обычаев не наблюдалось. Не было и попыток ускорить работы, как это вскоре сделал Балтийский завод, применение предварительную сборку деталей перед подачей их на стапель. Все шло хорошо налаженным рутинным порядком, имевшим задачей максимальное, не вдаваясь в неоправданные расходы, соблюдение коммерческих интересов фирмы.

Потому так настойчиво фирма добивалась от МТК полной определенности его требований, исключавшей всякие, столь обычные в отечественном судостроении даже незначительные переделки. За это заказчику всегда приходилось расплачиваться дополнительными платежами, увеличением водоизмещения (и соответственно, осадки), сроками постройки, уменьшением скорости и метацентрической высоты. Так регулировались отношения сторон при работах на частных заграничных заводах. История постройки в Америке "Ретвизана" и "Варяга" (см. книгу автора "Крейсер "Варяг", Л., 1975;) дает тому множество примеров. Мало чем в этом смысле отличалась и обстановка в Ла-Сейн.

Работы по механизмам, весьма близким по конструкции, если не целиком повторяющие те, что имел броненосец "Жорегиберри", продвигались значительно более безболезненно. Были даны заказы и на коленчатые валы, шатуны и поршни главных двигателей. Копии всех разрабатывающихся и перевыпускавшихся по опыту "Жорегиберри" чертежей безостановочно высылались Франко-русскому заводу в Петербург. Этот завод по настоянию МТК в соответствии с контрактом воспроизводил механизмы для броненосца "Бородино" строго по чертежам машин и котлов броненосца "Цесаревич".

Казалось, что работы, преодолев, наконец, всегда самый трудный организационный период, вступают в нормальное русло, гарантированное от сбоев и неполадок.