Текст книги "Евангелие от рафаила или всё путём"

Автор книги: Рафаил Нудельман

Соавторы: Анатолий Кардаш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

ЧУДЕСА В ФЕРАПОНТОВЕ

В самый момент, когда душа моя готовилась отлететь к Господу, в сей естественный для природы порядок событий соизволили вмешаться Командор. Видя, в какой хаос превращается летопись наша за кончиною Летописца, повелели Они душе моей вернуться в положенную ей телесную оболочку. По совершении же воскресенья Командор разрешили мне продолжать описание Их славного жития, заметив при сём, что крупные мазки лучше идут к Их скромной, но величественной персоне, нежели то дотошное бытописание, коим я допрежь увлекался.

Очнувшись по воскресении, узрели мы нас в виду простирающегося озера, очерченного мягкой линией холмов, среди которых один холм возвышался особо, и именно на оном устроен был Ферапонтов монастырь, заслонённый, впрочем купой деревьев. Позади нас шелестели сосны, среди них же – туристы, столь неуважительно встретившие наше появление. Широкие Массы исчез в направлении деревни, откуда более не возникал. Как выяснилось впоследствии, он провел прекрасные два часа в обществе вожделенной, но недоступной по обстоятельствам особы, приобретя помимо ломоты в чреслах лишь две бутылки молока. К чести его, однако, скажу, что оные бутылки с присовокуплением на всякий случай обеих особ не потребил сам, а повлек к Командору. Впрочем, быть может, потребление то просто было ему не под силу, в чём особой заслуги нет.

Разрозненные части наши встретились на полпути от деревни к турбазе, иными словами, на околице. Поглотив скромное подношение и обретя прежнюю высоту духа, Командор обозрели окрестность и, согласно путеводителю, обнаружили среди леса деревянную церковь, подтверждённую также личным опросом аборигенов. Мысленно проложив маршрут, Вождь повели небольшой, но сплочённый взаимным вожделением отряд в глубины чащи, ступая впереди подобно Сусанину, однако в отсутствии болот. В полном соответствии с замыслом Командора дорога вывела нас к церкви, оказавшейся, вопреки потребности, обшитой в тёс по всем параметрам, не считая разрушенных временем и властной рукой колхозного строительства. Обозрели доски и кладбище местного значения, изобилующее крестами резными, коваными и прочими. Вспять дефилировали в том же порядке, не считая возрастающего отчуждения между полов по причине обозначившегося отсутствия перспектив. Расстались на околице со взаимностью в расчёте на следующий день. Командор облегчённо вздохнули, утрачивая прежний суровый облик, и мягко, по-отечески, изложили Широким Массам оного последнего сходство с подрывным элементом в вопросах межполовых и межнациональных отношений. Ш.М. бил себя в грудь и разносил звуки покаяния в радиусе двух километров. Объяснив Ш.М. различие промеж особ ташкентского и московского происхождения, Вождь заключили яркую речь руководящим обобщением касательно места для всех вообще особ противоположного пола.

Шествуя в процессе описываемого вдоль озера в сторону ночлега, узрели внезапно идущих навстречу двух гомополых с девицей НН, облеченной в нечто неразличимое в сумерках. По причинам, психологически загадочным и парадоксальным, Ш.М., только что вожделевший М.А., внезапно совершил духовный поворот на 180° и принялся галантно растекаться около НН. Нагло присвоив себе ипостась Главкульта, Ш.М. с навьюченным на него рюкзаком и согбенный под тяжестью последнего влёкся тем не менее за НН, подобно мухе, прилипшей к клейкой бумаге. Командор же, палимый мстительным гневом на особ М.А. и М.Л., одобрительно взирали на действия Ш.М. Для создания максимального интима подчинённым Вождь даже пожертвовали собой, отвлекая на себя огонь спутников девицы, в каковом состоянии все мы дважды прошествовали туда и вспять, оказавшись в итоге на исходном месте. Где и расстались. Неведомо, о чём распинался Ш.М. перед НН, поскольку всё, совершавшееся промеж них, покрыто мраком неизвестности; надо, однако же, полагать, что до последнего у них не дошло, поскольку препятствовали дорожные обстоятельства и Командор наверняка бы заметили.

К вечеру, а точнее, к ночи, оказались мы на брегу озера, в небольшом уютном уступчике в лесу, где и раскинули спальники. Будучи предупреждены о возможности ос, приготовили холодное оружие, после чего отошли ко сну. Во втором часу ночи, однако, были пробуждены редкими ударами капель дождя по спальникам, каковые принялись сквозь сон накрывать плёнкой. Единственный результат состоял в немедленном прекращении дождя и появлении взамен девицы НН на обратном пути с одним из спутников. Суматошная эта девица, материализовавшаяся невзирая на время и обстоятельства, положительно поставила себе целью преследовать нас повсюду, В связи с этим мы мужественно игнорировали настырную; лишь по удалении её во мрак ночи вкупе с долговязым её фотографом, знатоком Севера, Командор кратко проронили: "Фотографировать повёл. О-натюрель," что было встречено пошлым гоготанием Ш.М. В душе его, однако, что-то грызло и уедало. Должно быть, и в нём проснулась поздняя страсть к фотографическому искусству.

Дальнейший отрезок ночи проходил без дождя, без материализации духов и прочего спиритизма, и завершился, как положено, рассветом. Омывшись в прозрачных струях безымянного озера и изобразив плавание в оных, прошли к монастырю, по дороге заглянув к московским особам в их деревянную хату. Вместо особ на столе нашли бутылку молока, кою Командор тут же и выжрали. Начфин со вздохом положил под опустошённую ёмкость оторванный с мясом двугривенный, Поэт воткнул в ту же ёмкость многозначительную ромашку. Опосля обрели особ в монастыре. Главкульт обаял экскурсоводшу и добился от неё многого, включая обещание подробной лекции по росписям. Будучи глуп, уплатил за лекцию вместо бряцания регалиями, чем тут же воспользовались толпы просочившихся бесплатно.

По окончании первого незабываемого рассказа об акафисте ощутили себя в железных тисках гениального Дионисия и возжелали ещё. Выйдя для проветривания, Командор, не в силах мириться с преступной тратой казённых средств, стали со шляпой собирать с просочившихся на реставрацию фресок. Надо заметить, что впоследствии Начфином была в собранных обнаружена недостача. Потрясённый до тихого помешательства, Начфин с того памятного дня обрёл манию на каждом привале и даже на промежуточных остановках (например, автобуса) пересчитывать наличные средства, включая копейки, каждый раз при этом обнаруживая недостачу, каковую тщательно регистрировал. Кто знает, чем бы это кончилось, не окончись раньше само наше путешествие.

ЦВЕТНОЙ ТУМАН НИСХОДИТ ПОСТЕПЕННО

И НАРАСТАЕТ СОЧНЫХ КРАСОК ПЕНЬЕ

(Э.МЕЖЕЛАЙТИС. ПОДРАЖАНИЕ ПОЭТУ)

В процессе вторичного посещёния фресок углубились в Дионисия до умопомрачения. Поражённый Главкульт лепетал о нежности и лиричности ферапонтовской росписи, о торжестве линии над низким реализмом, о таинственной улыбке Богоматери, то скорбной, то светлой, в зависимости от ракурса, об изяществе почти невесомых фигур и мощной музыке композиции. Командор также пускали слюну умиления, углубляясь в почти киношную динамику Вселенских соборов и суровую грацию митрополита Петра на фреске юго-восточного столба. В сбивчивых словах Главкульта изредка просверкивали мысли, достойные спутника Командора. Так выдвинул он гипотезу о том, что «писци Деонисие иконник со своими чады» пытались на фресках смотреть на мир глазами не человечьими, а Божьими: отсюда всё то, что непривычно земному глазу, отрешённость от реалий, изображение не плотских фигур, а души, и следовательно, не три измерения, а два; отсюда и возможность Марии одновременно скорбеть и радоваться. Командор благосклонно приняли идею Главкульта, что свидетельствует об Их доброте как к Главкульту, так и к Дионисию.

МЕСЯЧНЫЙ БЮДЖЕТ ФЕРАПОНТОВСКОГО МОНАСТЫРЯ

ДОХОДЫ:

ОТ ПЛАНОВЫХ ЭКСКУРСИЙ 300 РУБ.

ОТ ОДИНОЧНЫХ ПОСЕТИТЕЛЕЙ 40 РУБ.

ИТОГО 340 РУБ.

РАСХОДЫ:

3 ЭКСКУРСОВОДА 240 РУБ.

СТОРОЖ, ОН ЖЕ КАССИР 80 РУБ.

ИТОГО 320 РУБ.

ПРЕВЫШЕНИЕ ДОХОДОВ НАД РАСХОДАМИ (ПРИБЫЛЬ) 20 (ДВАДЦАТЬ) РУБЛЕЙ 00 КОП.

(НАЧФИН. СПРАВКА О РЕНТАБЕЛЬНОСТИ РАБОТЫ ДИОНИСИЯ)

Прямым следствием восторга от фресок только и объяснима наша полная бесстрастность при очередной материализации НН прямо во дворе монастыря. Выдав душевное смятение чувств при виде облепивших нас московских особ, НН даже не попыталась изменить течение судьбы, ссылаясь на обильный насморк. Тем не менее, уже почти влекомая знатоком Севера на очередной фото-сеанс, успела навязать Ш.М. (надо полагать, для Командора) номер своего телефона, который он тут же – вследствие волнения – потерял. Командор же, узнав о поступке НН, впали в ораторский зуд и в немногих, но сильных выражениях сопоставили НН и облипших особ не в пользу последних. Надо заметить, что в анализе ошибок прошлого Командор как бы обрели себя и черпали неустанное вдохновение, пристально исследуя каждый факт и указывая Ш.М. на допущенные им в этом факте преступные промахи. Времяпровождение сие называлось у Вождя «извлечением уроков», главный из которых сформулирован, был Ими в краткой, но исчерпывающей фразе: «Был бы здесь Наставник, мы бы отоварились».

Солнце утомлённо катилось с горки к горизонту, когда Командор вывели нас из дверей столовой и решительно отряхнули прах Ферапонтова с наших ног. Особы устало, но уже безнадежно сопровождали нас к рюкзакам и далее, к месту охоты на мустангов. Их отчаяние оправдалось, ибо Командор вскоре создали надлежащую машину. И вот уже позади Ферапонтово и озеро, и безутешные особи, и гениальный Дионисий, и все невоплотившиеся перспективы.

Добравшись до Кириллова и оказавшись в тиши полей при полном отсутствии всяких гетерополых, мы вдруг испытали величайшее облегчение, какое, вероятно, испытывает владелец гарема, когда отделывается, наконец, от всех своих многочисленных жён. С радостью взошли мы на пригорок со следами былых вакханалий, неторопливо возожгли кострище и вскоре уже пожирали пищу хищными зубами, оглашая окрестности молодым смехом по поводу пережитых суетливых дней. Легко и спокойно отошли мы ко сну, игнорируя комаров и при полном отсутствии сексуальных мотивов.

ТЫ ЛУЧШЕ БУДЬ ОДИН, ЧЕМ ВМЕСТЕ С КЕМ ПОПАЛО

(ПОЭТ. ПЕРЕВОДЫ С ПЕРСИДСКОГО)

Подытоживая прошедшие сутки, могу заметить, что, несомненно, только чудотворному вмешательству Командора обязаны мы тем, что вместо окончательной катастрофы прожили в Ферапонтове, фактически, день чудес – начиная с воскрешения моего и вплоть до обретения Дионисия. Сомневаюсь даже, был ли бы Дионисий, не будь на то воли Командора.

БЫСТРАЯ ЧЕРЕДА СОБЫТИЙ

Вложив так много сил в пребывание своё на берегах вологодских озёр, мы ощутили затем нечто вроде душевного истощения. В этом состоянии и продолжалось наше путешествие, что способствовало снижению тонуса и преобладанию отдельных вспышек здорового юмора над непрерывным подъёмом духа, каковой мы испытывали ранее.

Утро следующего дня было солнечным и тихим. Не хотелось покидать Сиверское озеро, но надо было. Автобус подвёз нас в Горицы. В ожидании крылатого (под водой) корабля "Метеор" на Белозёрск обошли двор бывшего монастыря, ныне богадельни, в процессе чего Вриосекс делал Командору гнусные предложения относительно инвалидок. Затем с большим успехом обозревали пассажирок туристского парохода, но чисто эстетически. Тем временем "Метеор" в течение часа доставил нас в древний Белозёрск, расположенный на берегу одноимённого озера. Бросив рюкзаки во дворе ближайшего дома, оглядели деревянную Ильинскую церковь, вкруг коей располагалась подозрительная в бешенстве собака. Избегая последней, отправились обедать. Переваривая, дошли до бывшего кремля, по валам которого двигались под палящим солнцем до изнеможения Ш.М., упавшего в конце концов в тень древа с разрешения Командора. Исследовав остальную часть поселения, Командор вывели Широкие Массы в городской парк, где имели встречу с местной дурочкой, настаивавшей отдаться Вождю прямо на досках. С трудом отвергнутая, провожала нас душераздирающими домогательствами до самой ограды.

Улицы были пустынны, не считая пьяных. Последних наблюдали в процессе погружения в моторную лодку на канале. Иные погружались непосредственно в канал в полном облачении и при часах, объявляя при этом равнодушно: "А я тону..." В промежутке посетили лучший из городских храмов, где отстояли вечерню. Испытав все удовольствия, исключая переднее, возвратились на речной вокзал вкупе с рюкзаками, там Командор спали, борясь с комарами, а Демагог суетился в виде бдения якобы не прозевать пароход. Что было явной ложью, ибо зевал он даже и на пароходе.

Взамен расписания пароход "Короленко" возник из ночи на час раньше – и то лишь после радиоуговоров пристать к берегу. Пристáв, бросил трап вкупе с толпой исходящих, на борт же принял лишь нас да некое семейство, после чего отчалил, опять же не дожидаясь расписания. Разбудив сонную кассиршу, обрели билеты в каюту третьего класса, стоимостью очень мало каждый, после чего обрели самоё каюту и сон в оной.

Наутро в ресторане парохода Вриосекс по привычке охмурял официантку, но ввиду обстоятельств опять вотще, тем более что продолжал страдать поносом, а через него – геморроем. Командор общались с народом в виде 86-летнего пьянчуги, интересовавшегося: – Вы, ребя, с жёнами едете или от жён?..

Остальное время убивали на сон, пополнение летописи и унылые, без прежнего подъёма сексуально-политические беседы.

Бесконечно тянулась ровная линия берега, кое-где отчёркнутая восклицательными знаками колоколен, проплывали луга, стога, бахрома леса, песчаные плесы, валуны, редкие коровы. Слепой дождь попрыщавил воду и остался сзади. Дымный массив Череповца коснулся борта теплохода и отошёл за корму. Мы неторопливо вплыли в ночь, в сон, чтобы на заре, снова вопреки расписанию, проснуться в Ярославле.

ОТ РЫБИНСКА ДО ЯРОСЛАВЛЯ ТОЖЕ НЕВЕСЕЛО... НА ПАРОХОДЕ НИ ОДНОЙ ИНТЕРЕСНОЙ ЖЕНЩИНЫ, НЕ С КЕМ СЛОВА СКАЗАТЬ, ВСЁ КАРТУЗЫ, САЛЬНЫЕ ЗАХВАТАННЫЕ МОРДЫ ... И ПЛОХОЕ ТЁПЛОЕ ПИВО.

(А.П.ЧЕХОВ, Собр. Соч., т.12, с.102)

Пребывание в Ярославле отмечено лишь несколькими событиями: головной болью, очередями в кафе, посещёнием почты, блужданием по набережным, кратким подъёмом духа в церкви Ильи Пророка и геморроем Вриосекса. Превозмогая последний, Вриосекс героически следовал за Командором, ухитрившись попутно обольстить прохожую девицу, оказавшуюся непригодной по причине условий. Однако хворое его состояние послужило причиной увольнения его от должности.

–Смещаю тебя с Вриосекса на сегодня, будешь Главкультом, – велели Вождь.

–Нехороший ты человек, Командор, – нахально заметил Демагог, жаждая свары, но Вождь достойно отвечали интригану:

– Хороший-нехороший – не твоего ума дело.

Как бы в трансе передвигались мы по пыльному асфальту Ярославля от церкви к церкви, отмечая тяжкий путь свой отдельными замечаниями Главкульта и Командора вроде:

"Постепенное собирание масс кверху" (Главкульт о колокольне церкви Рождества Христова).

"Удивительная игра кирпичных узоров." (Главкульт о церкви Спаса на Городу).

"Всё! Пора искать девочку! Или мороженое. Что-нибудь в рот, лишь бы не курить. Вообще ничего не хочу..." (Командор после осмотра церкви Михаила Архангела)

"Коммунальная квартира" (Командор о смеси стилей в архитектуре Спасского собора).

"Оказывается, церковь легко реконструировать в гараж..." (Главкульт о Церкви Николы Мокрого, имеющей внутри, по слухам, замечательную роспись).

"Хорошо с тобой говорить об искусстве" (Командор Главкульту после громкого загрязнения последним атмосферы в процессе сравнения стилей тринадцатого и семнадцатого веков).

"Что я запомню в Ярославле: мясо тушёное – раз, огурцы засохшие – два, суп без мяса – три..." (Командор после обеда).

Уязвлённый последним замечанием Вождя Главкульт увлёк Их через реку Которосль в целях посещёния ансамблей в Коровниках и Толчкове. И добился усердный успеха! Все тяготы знойного и безрадостного дня искупил храм Иоанна Предтечи в Толчкове, расположенный на задворках завода "Победа рабочих". Стенообразные его громады, покрытые пятнадцатью куполами и украшенные с изумительным чувством меры, отчасти примирили нас с оглушительной пестротой, в каковой выявлял себя на стенах ярославских храмов вырвавшийся, наконец, на свободу русский национальный характер. Отчасти это его живописание на стенках напоминало – по странной какой-то ассоциации – буйство надписей на стенах туалета в Чухломе.

Возвратившись в порт, наблюдали ночную жизнь, фланировавшую мимо, после чего были пущены на ночлег в зал ожидания дебаркадерной гостиницы, за что поутру Начфин выложил два кровных рубля и тут же потребовал немедленно пересчитать оставшиеся. Засим с опозданием и наглостью была подана родственная «Метеору" «Ракета" на Тутаев.

Несколько утешенные видом берегов, высадились в Тутаеве, привычно бросили рюкзаки в первом попавшемся дворе и двинулись к прославленному храму. Внезапно были встречены московским автобусом. Войдя в контакт с последним, Главкульт обеспечил безденежный проезд до Ростова, чем немало способствовал спокойному восприятию искусства.

Воспринимать было чего по причине великолепия храма, оригинальности росписей галерей, а также необычности икон с установленными прямо на них деревянными скульптурами Христа и Николы Можайского. Командор усиленно приобщались к таинствам христианского богослужения, между тем как Главкульт, скрыв своё иудейское происхождение под постной личиной верующего, нахально прояснял прихожанкам суть росписей, а также учения, как он выражался, "Господа нашего". Попутно бросал он скоромные взгляды на внимавшую ему в толпе прихожанок молодую туристку, сильно рассчитывая, видимо, что в ней взыграет неудержимый атеизм. Поскольку, однако, этого не произошло, был извлечён Командором на предмет насыщения телес, но и стоя в очереди в столовой, ухитрился установить тесный контакт с местными кадрами в лице одобренной Командором подавальщицы. За неимением условий вынужден был, впрочем, ограничиться блинами со сметаной.

Выйдя из, проследовали к автобусу, каковой, наоборот, проследовал к храму. Совершив восхождение в рюкзак, догнали мустанга и стали входить в доверие к пассажирам и в особенности к пассажиркам, в чём многого достигли, но до конца не довели по причине всё тех же неумолимых походных условий. Переезд не представлял, не считая частушек, записанных Поэтом для приобщения к фольклору.

Я РОДНУЮ МИЛУЮ

ИЗ МОГИЛЫ ВЫРОЮ,

ПЕРЕВЕРНУ, ПОХЛОПАЮ,

ПОСТАВЛЮ СВЕРХУ

ЖЁЛТЫЙ КРЕСТ

(НАРОДНОЕ. ЗАПИСАНО ПОЭТОМ)

Покинув благородных шоферов в Ростове Великом (свою натуроплату они выхлебали ещё на остановке в Ярославле), вступили в следующий этап существования, ещё более жалкий, чем предыдущий.

Время клонилось к вечерне, когда мы в очередной раз перетащили рюкзаки на очередные десять с половиной метров и, кряхтя, опустили их наземь. Город Ростов Великий окружал нас воем автобусов, порывавшихся в светлые дали согласно международному расписанию. Среди орд голодных и грязных аборигенов, вихляя задницами и фотоаппаратами, бродили иностранные девочки из размещённого в Кремле лагеря "Спутник" – соответственно названию при каждой заднице указанный спутник прилагался по меньшей мере в одном экземпляре. Юбки у девиц практически отсутствовали, а на надлежащем месте красовались ягодицы, откормленные на ненаших харчах. Зрелище сие не столько возбуждало, сколько настраивало на мысли о преимуществах социалистической системы. Впрочем, Командор, по-видимому, держались иных мнений, поскольку, наскоро обозрев окрестности и вернувшись из рекогносцировки к фонтану в виде семилетней девочки, где Их ждал Ш.М. с рюкзаками, Они стали в позу Цицерона, Демосфена, а также Катона, и провозгласили очередную историческую речь, кою велели немедля записать, дабы не забыть, а напротив, высечь оную в памяти потомства:

– Грёб твою мать так и так! – изрекли Командор. – Нафуя я таскаю за собой эти Широкие Массы, это огорчение и обузу?! Гнусная орда! Демагог не пакостит только при приступе геморроя, предел способностей Поэта – рифма "хрен-член", Вриосекс только и знает жрать фталазол, Начфин – крохобор, Летописец отстал от событий на восемь дней, приходится за него лично работать... Ах, паразиты!.. В местной гостинице, занятой киносъёмочной группой, одно мужское место – для Командора пожалуйста, а Ш.М. – фуя! С кем в гостинице я мог бы жить? С замечательной кинозвездой древности Музой Крепкогорской, которую ждут завтра в десять ноль-ноль на съёмках. В восемь утра две машины повезут антураж, вполне могли бы прихватить с освещёнием и Командора. Конечно, место в гостинице оставлено специально для меня. И будь я один... Но! Но! Я не иду в гостиницу! Не жалость к Ш.М. движет мною, Ш.М. я хлебал – мне не нравится название фильма "Красное солнышко". Лента, понятно, обо мне. А я желал бы, будучи Скромнейшим среди скромных, названия попроще, вроде "Алеет Восток" или "В открытом море нельзя без кормчего". Поэтому говорю как кормчий: вперёд, ребята, за озером нас ждут бабы в палатках. Помните, наша цель в палаточном городке – не палаточный городок. Пусть наутро все палатки будут целы, а спальники порваны в клочья от страсти! И последнее напутствие войскам: кто схватит триппер – снимаю с пробега! – К Летописцу, подозрительно: – Фули ты там строчишь? Ты чего-то больше пишешь, чем я сказал. – Грозно: – Ух!! Так, так, растак и перетак!!

НЕ ЗАГЛЯДЫВАЙ ВПЕРЁД -

ГЛЯДИ КОМАНДОРУ В РОТ!

(ДЕМАГОГ)

Речь Вождя завершена была тонко рассчитанным эффектом: Командор создали под Ростовом палаточный городок на озере Неро, где повелели ждать нас толпам нетерпеливых менад. Однако Вождь не учли надломленного состояния ПШ., истерзанного приступами поноса, геморроя и лирического настроения духа от многочисленности поверженных им в пути и всё не до конца особ, девиц и официанток. Словно овца на заклание, плёлся за Командором Ш.М. к остановке, с остановки, к монастырю и далее, всю дорогу старчески шамкая губами и бормоча с помощью Демагога подрывные речи, которые деморализовали всю нашу сексоготовность. Можно ли было ожидать от подобных бойцов тех подвигов, на которые нас звали к озеру Командор? Удивительно ли, что по прибытии на место мы обнаружили палаточный городок абсолютно пустым за исключением одной лишь сторожевой особы противоположного пола, которая, однако, при ближайшем рассмотрении оказалась особой должностного возраста и соответствующего хамства. Испепелив оную посредством своего величия, Командор протрубили «поворот все вдруг» и приказали отбытие в Борисоглеб. Приказ этот был встречен с восторгом всеми, включая Ш.М., которому было всё равно куда, лишь бы побыстрее.

Снова мы оказались в гуще нетерпеливого автобусного ржания вперемешку с многотерпеливым и скудным народом. Снова были свидетелями презрения системы нашей к её же собственным графикам и расписаниям, ибо автобус подан был в момент надлежащего отбытия. Снова ощущали всеми членами неровности родной земли, уговаривая себя, что русский ухаб всё равно милее, чем какой-нибудь тель-авивский асфальт, расплавленный от средиземноморского климата. К сожалению, ухабы вместе с дорогой кончились раньше, чем наши уговоры достигли своей цели. И перед нами предстал Борисоглеб в кольце лесов, среди которых зоркий глаз Командора уже выискивал место для дешёвого ночлега, радуя этим сердце Начфина.

Вместе с Борисоглебом предстало нам, однако, отдельно стоящее двухэтажное строение, и Демагог едва слышно произнёс, ни к кому конкретно не обращаясь, что сие есть местная гостиница, скрытая под именем Дома Колхозника. Но что из гласа народного, хотя бы и тихого, может ускользнуть от слуха Вождя? И Командор, ради блага руководимого Ими народа пренебрегли собственной мечтой о ночлеге в лесу, направив стопы свои (и наши) в сторону закамуфлированного отеля. Где и взяли нам (ну, и себе) места на койках в четырёхместном номере.

Затем мы проследовали на моцион по вечерним улицам. Ш.М. мерзко клацал зубами от холода, а Командор впивали очертания здешнего монастыря и делали холостые фотографические телодвижения. Монастырь был величествен и огромен. Через его двор, хихикая, текла молодёжь на танцплощадку с местными лабухами. В отличие от Белозёрска никто не лепил нигде объявлений о том, что ввиду отсутствия оркестра цена билета снижена с 45 до 25 копеек. В Борисоглебе ещё не знали такого достижения цивилизации, как оркестр и билет. Здесь царила эпоха переносных транзисторов, черно-белых телевизоров и хриплых петушиных воплей в беспросветной ночи.

ХЛЕБ ОТПУСКАЕТСЯ НЕ БОЛЕЕ 2 КГ В ОДНИ РУКИ

(ОБЪЯВЛЕНИЕ В БОРИСОГЛЕБСКОМ МАГАЗИНЕ)

...Утро было жаркое. Монастырь в его свете был другой, хотя с тем же названием. По небольшому музею, явно напрашиваясь на разговоры об изразцах и прочих культурных ценностях, расхаживали две особы почти приемлемого вида, и Вриосекс, оживясь, предложил подать упомянутых к Командорскому ложу. Командор, однако, не произвели даже мановения, вследствие чего дальнейший путь по всем стенам монастыря совершали в прежнем одиночестве.

Устав от суммы эстетического багажа, вышли к ресторану, долженствовавшему открыться в 11:00. Сидя на травке, лицезрели безнадёжные попытки аборигенов принудить персонал к своевременности. Отвернутые от лона общепита, несчастные коротали время в тупом и тоскливом ожидании, не сопровождавшемся, в духе народа, ни единым воплем оскорблённого достоинства. Командор же, страданиями народа страдая, узрев всё сие, подошли к двери и стали методично извлекать из неё оглушительные звуки, подобные барабанной дроби, предваряющей расстрел. Народ продолжал тупо взирать на дверь – ныне с приложенным к ней Командором, – не делая ни малейших попыток восстать из скотского состояния.

По прошествии времени, достаточного для расстрела всех работников борисоглебского общепита, отворилось наконец окно, откуда возникла голова в бывшем белом колпаке и осведомилась у Командора, чего ему не терпится. Поражённый простодушием Командор даже перестали стучать, что было вознаграждено отпиранием двери. При сём, однако, было присовокуплено требование благодарности за оное снисхождение. Народ втёк в открытое едалище и снова застыл в тупом молчании за необслуживаемыми столами, поскольку достойные расстрела сочли время самым подходящим для насыщения своих утроб. Набив последние, предложили нам затем взамен всего пиво, каковое Командор выхлебали в гомерическом количестве с присовокуплением антрекота; Ш.М. довольствовался двумя яичницами. Выйдя таким манером очередной раз из бюджета, вышли также из ресторана в намерении погулять. Преследуемые зноем и дымом горящего за околицей болота, намерение изменили и рухнули на гостиничные ложа, где и пробдели до наступления ночи.

Поутру вышли на большую дорогу, вооружённые только честными намерениями. Тотчас столкнулись с транспортным сервисом в действии, узрев большую толпу вожделеющих при полном отсутствии автобуса, а также перспектив оного. Единое, что примиряло с действительностью, было расписание автобусов плюс периодическое появление таковых, но не бравших пассажиров. Попытки автостопа были эквивалентны.

МИНУЛА МАЛИНА -

ЗДЕСЬ КЛИМАТ ИНОЙ:

ПРОХОДЯТ МАШИНЫ

ОДНА ЗА ОДНОЙ

И ЗА САМОСВАЛОМ В СТОЛИЦУ ИДЁТ САМОСВАЛ...

СКАЗАЛ КОМАНДОР: "ХВАЛЁНА МАТЬ,

ГРУЗОВИКА НАМ НЕ ПОЙМАТЬ,

А ЧАСТНИКОВ-ГАДОВ Я ЛОЖКОЙ БОЛЬШОЙ ХЛЕБАЛ!"

(ВЫСОЦКИЙ – ВОЗНЕСЕНСКИЙ. ОБРАБОТКА ПОЭТА)

В конце концов втиснулись в автобус. Выйдя в Ростове, сгрузили котомки у сердобольной старушки и обозрели валы. Взойдя, наконец, в Кремль, присоединились к экскурсии с помощью регалий. Удовлетворения не получили. От экскурсоводши тоже. Отупевшие, сидели в Кремле на скамеечке, взирая на позавчерашних интуристок с ягодицами и спутниками, вяло переговариваясь насчёт. Желаний не было, кроме уехать. Потому взвалили котомки на плечи и зашагали из города Ростова вон. Пройдя честное количество километров, оседлали доброго коня, не заглядывая в зубы. По пути опять горели болота.

Переяславль открылся весь в дыму и куполах. Обозрев собор и валы, проследовали в замеченную посреди древностей блинную. Яств было много, и все сырые, что увеличивало выход блюд брутто, а также нетто, включая ощущение в желудке. Посодействовав выполнению плана, подняли котомки. Ещё через четыре километра были у Плещёева озера, в районе ботика Петра I. Ботик обоюдно хлебали. Командор нашли взамен великолепное лежбище с дровами. Создали огонь и хлебово. Легли среди комаров. Проснулись среди капель. Небо было серое, время раннее, озеро в тумане. Хотелось спать и выражаться. Выбрали последнее. Пожрав, упаковались. Ветер разогнал тучи. Шли по ветру, а Командор даже сходили до оного. Взойдя на пригорок за городом, абонировали (после ругани с частниками) четырёхцилиндровую телегу с мрачным ямщиком.

Доехав до Загорска, искали сигареты, а также обзирали храмы и службы. Последние были суетны, как в московском ресторане. Певчие, отпев, ржали над анекдотами, среди прихожанок толкались отечественные и интуристы, всё было заплёвано и загажено. Отвратившись духом и телом, побрели на электричку с чугунными головами. Попутно Командор делали бесплодные попытки увлечь Ш.М. на лоно природы, что не увенчалось.

По прибытии в Москву ужаснулись демографическому взрыву, произошедшему в наше отсутствие. Командор сотворили последнее чудо, проведя нас без потерь сквозь толпы и дым горящих от зноя окрестных болот на исходную базу. Войдя в квартиру обетованную, сложили котомки, и на этом хождение наше окончилось одновременно с чудесами и летописью, каковую по наущению Главкульта завершу цитатою:

«МНОГОЕ И ДРУГОЕ СОТВОРИЛ ИИСУС; НО ЕСЛИ БЫ ПИСАТЬ О ТОМ ПОДРОБНО, ТО, ДУМАЮ, И САМОМУ МИРУ НЕ ВМЕСТИТЬ БЫ НАПИСАННЫХ КНИГ»

(Иоанн, 21:25).