Текст книги "Белларион (др. изд.)"

Автор книги: Рафаэль Сабатини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Глава IX. ВЕРЧЕЛЛИ

До наших дней сохранилось письмо, отправленное принцем Вальсассиной вскоре после этих событий к герцогу Филиппе Марии, и в нем, в частности, имеются строки, в которых он характеризует своих товарищей по оружию следующим образом: «…мужественные бойцы и отчаянные рубаки, но грубые, необразованные и некультурные. Их души подобны девственной плодородной почве, не тронутой плугом учения, поэтому редкие семена знаний, упавшие на нее, не в силах пустить крепкие корни».

В Карпиньяно, куда армия пришла тремя днями позже, выяснилось, что все произошло так, как и предсказывал Белларион. Отряд, насчитывавший свыше сотни всадников и прибывший из Верчелли с заданием сжечь мост, попал в засаду, был пленен, разоружен и распущен.

Войска без помех переправились на правый берег Сеэии и после трехдневного марша форсировали Черво чуть выше местечка Квинто. Там, в небольшом замке, принадлежавшем синьору Джироламо Прато, запершемуся вместе с Теодоро в Верчелли, Белларион решил устроить свою штаб-квартиру, и там же устроились принцесса Валерия и ее брат, а также синьор Карманьола, успевший к тому времени забыть о своей окончившейся неудачей затее с постройкой мостов и о связанном с ней унижении и вернуться в свое привычное высокомерно-самодовольное настроение.

Месье Девинки, французский историк семнадцатого века, в своей книге «Военное искусство Средневековья» приводит детальное сравнение тактических приемов, используемых Белларионом Кане и другим его современником, почти столь же знаменитым сэром Джоном Хауквудом. В частности, он безжалостно критикует диспозицию, выбранную Белларионом во время осады Верчелли. Он утверждает, что, придя в Квинто, Белларион первым делом обязан был перебросить мосты через Сезию выше и ниже Верчелли, чтобы создать вокруг него непрерывную линию осадных сооружений, а не просто переправить на другой берег реки отряд, охранявший восточные подступы к городу. Девинки называет такое решение распылением сил, поскольку этот отряд, будучи отрезан от основных сил рекой, не мог оказать в случае необходимости никакой поддержки.

Однако знаменитый французский писатель, похоже, упустил из виду одно существенное обстоятельство: Белларион столь же мало заботился о взятии Верчелли, как и о недавнем строительстве мостов, и в его намерения входило лишь произвести убедительную стратегическую демонстрацию. С того самого момента, как он прибыл под Квинто и увидел проделанные маркизом Теодоро земляные работы, он понял, что едва ли удастся взять приступом столь сильно укрепленный город, запасов продовольствия в котором, по его сведениям, должно было хватить на многие и многие месяцы осады.

Но оставался еще хвастливый и чванливый Карманьола, который пользовался абсолютной поддержкой и доверием принцессы и непрестанно подталкивал Беллариона к активным действиям, совершенно справедливо заявляя, что иначе они надолго завязнут под Верчелли.

В конце концов Белларион вновь, как и в случае с постройкой мостов, уступил настойчивым и становящимся с каждым днем все более громкими требованиям Карманьолы и вместе с ним разработал план штурма города. Трижды в последующие дни солдаты штурмовали крепостные стены, но каждый раз защитникам города удавалось с удивительной легкостью отбивать их атаки. После третьей неудачи у Карманьолы зародились некоторые подозрения на этот счет, и он решил поделиться ими – но не с Белларионом, как того требовал его воинский долг, а с принцессой.

– Вы хотите сказать, что кто-то сообщает Теодоро о наших намерениях? – недоверчиво спросила она.

– Именно этого я начинаю всерьез опасаться, – ответил он и возбужденно заходил взад и вперед по большому залу, служившему владельцам замка арсеналом и превращенному Белларионом в некое подобие гостиной.

Принцесса, завернувшись в длинную голубую мантию, подбитую изнутри мехом, – в последние дни установилась холодная погода – сидела в уютном кресле, обтянутом цветной кожей, и молчала. Наконец она подняла голову и их взгляды встретились.

– Вы знаете, о чем я думаю, – сказал он. – Я спрашиваю себя: может быть, вы оказались правы в своих подозрениях?

Она медленно покачала головой.

– Я забыла о них в ту же ночь, когда был разрушен ваш мост. Приведенные Белларионом аргументы и последовавшие затем события полностью подтвердили его правоту, так что, мне кажется, больше нет причин сомневаться в его лояльности. Он всего лишь обычный наемник, который сражается на стороне того, кто больше платит. Я склонна доверять ему хотя бы потому, что он должен отдавать себе отчет в том, насколько невыгодным для него окажется предательство.

– Да, – согласился он, – конечно, вы правы, принцесса. Вы всегда правы.

Она поднялась со своего кресла, подошла к ярко пылавшему камину и протянула руки к огню.

– Я замерзла, – пожаловалась она. – Замерзла из-за холодного ноябрьского ветра и своего вынужденного бездействия.

– Не падайте духом, Валерия, – попробовал подбодрить он принцессу.

– Ничто не длится вечно. Весна настанет не только в природе, но и в вашей душе.

Она взглянула на него, и ей стало приятно, что рядом с ней находится такой большой, сильный и уверенный в себе мужчина.

– Как хорошо иметь рядом друга в такое время.

Он шагнул к ней и уверенно заключил ее в свои объятия.

– С такой женщиной, как вы, Валерия, я смогу завоевать весь мир.

– Для начала неплохо бы взять Верчелли, – услышал он за своей спиной.

Они с виноватым видом отпрянули друг от друга и увидели Беллариона, который незаметно вошел в зал и теперь насмешливо глядел на них.

– Я был бы весьма признателен вам – так же как и ее высочеству, – если бы вам удалось сделать это. Весь остальной мир может и подождать.

– Будь моя воля, мы уже завтра были бы хозяевами в Верчелли, – с вызовом, словно пытаясь скрыть свою досаду, ответил Карманьола.

– Кто препятствует вам?

– Вы. Если мы ночью пойдем на приступ…

– Ах, оставьте! – отмахнулся Белларион, – опять вы вспомнили об этом. Неужели вы никогда не научитесь верить мне на слово?! Такая атака обречена на неудачу.

Только в том случае, если она неправильно организована.

Он вразвалочку подошел к столу и ткнул пальцем в нарисованную на нем карту.

– Если вот здесь, на востоке, на участке между городом и рекой, осуществить отвлекающую атаку, – продолжил он, – то решительный удар, нанесенный с западной стороны, может увенчаться успехом.

– Да, действительно, – медленно проговорил Белларион и задумался.

– В вашем предложении имеются свои достоинства…

– Подумать только, наконец-то вы одобрили мою идею! Какое поразительное снисхождение с вашей стороны!

– …однако оно не лишено серьезных недостатков, – не обращая внимания на его реплики, продолжал Белларион. – Отряд, совершающий ложную атаку, – а он должен быть достаточно сильным, чтобы ввести в заблуждение противника, – подвергается большой опасности. Решительная вылазка, произведенная из города, может опрокинуть его в реку.

– Я думаю, до этого дело не дойдет, – поспешно ответил Карманьола.

– Откуда вы знаете?

– Все очень просто. Прежде чем осажденные организуют вылазку, начнется решающий штурм и им уже будет не до нее.

Белларион вновь задумался, но затем решительно покачал головой.

– Признаюсь, я испытываю большой соблазн согласиться с вами, но я предпочел бы не рисковать.

– Какой тут риск? – воскликнул Карманьола, приходя в раздражение от упорного сопротивления Беллариона. – Черт возьми, возглавьте сами, если хотите, ложную атаку, а я поведу за собой людей на штурм города и гарантирую вам, что еще до рассвета буду в городе и маркиз Теодоро окажется в моих руках.

– Вы гарантируете? – спросил Белларион. – А если вы потерпите неудачу?

– Это исключено. Вы сами сказали, что мой план вам нравится.

– Что-то я не припомню, чтобы я отзывался о нем именно так. Но дело не в этом: если честно, то я опасаюсь Теодоро Монферратского куда больше, чем любого другого капитана, против которого мне доводилось сражаться.

– Вы боитесь его! – усмехнулся Карманьола.

– Боюсь, – невозмутимо повторил Белларион, – и поэтому не хочу лезть на рожон. Я должен действовать наверняка, имея дело с таким опасным противником.

С трудом переборов смущение, овладевшее ею после неожиданного появления Беллариона, Валерия медленно подошла к ним. Слова Карманьолы вселили в нее неожиданную надежду на скорое окончание ее невзгод.

– Сделайте все же попытку, синьор принц! – буквально взмолилась она.

Он посмотрел сначала на нее, а затем на Карманьолу.

– Между нами говоря, вы оба немного расстраиваете меня своей нетерпеливостью. И хуже всего то, что вы категорически не желаете ничему учиться. Ну хорошо, Франческо, я не возражаю против ночного штурма. У нас есть шансы на успех, но в случае провала даже не пытайтесь когда-либо навязывать мне свое мнение, если я буду возражать против него.

Валерия рассыпалась перед ним в благодарностях, которые он воспринял с холодной сдержанностью, хотя ему показалось, что со времени их последней встречи в Касале он не слышал в ее голосе более теплых и искренних ноток, когда она обращалась к нему.

Он предоставил Карманьоле делать все необходимые приготовления к штурму, который был назначен на следующую полночь; было условлено, что сигналом к началу отвлекающей атаки послужит бой часов церкви Сан-Витторе, а через некоторое время, когда защитники крепости как еледует ввяжутся в схватку с отрядом Беллариона, Карманьола поведет своих людей на решительный приступ.

В полном вооружении, держа свой заостренный на макушке шлем на согнутой руке, Карманьола явился к принцессе за ее благословением.

– Еще не настало время для благодарностей, – сказал он, когда она принялась было выражать ему свою признательность и превозносить его усердие. – Я надеюсь к утру положить к вашим ногам Монферрато, да поможет нам в этом деле Бог! И вот тогда я сам попрошу у вас награды.

Она густо покраснела под его пылким взором.

– Я помолюсь за вас, – пообещала она и положила руку на его стальной нарукавник.

Он поднес ее руку к губам, чопорно поклонился и, позвякивая шпорами, вышел вон.

А в это время Белларион во главе восьмисот всадников уже совершал глубокий обходной маневр вокруг города к его восточной стене, обращенной к Сезии.

Незадолго до полуночи они вытянулись цепью вдоль речного берега, спешились, приготовили лестницы, которые захватили с собой для демонстрации серьезности своих намерений, и стали ждать. Однако, когда до начала атаки, по расчетам Беллариона, оставалось совсем немного, где-то в расположении его войска произошло неожиданное смятение, и вскоре к нему привели перебежчика, который, как заявляли захватившие его солдаты, требовал немедленной аудиенции у их командира.

Перебежчик оказался верноподданным герцога Миланского и утверждал, что он выбрался, рискуя жизнью, из крепости с единственной целью: предупредить осаждающих, что маркизу Теодоро стало известно о запланированном штурме.

Белларион грубо выругался – редкий случай, когда он позволил дать волю своим эмоциям, но сейчас страх перед маркизом Теодоро заставил его забыть о такой мелочи, как сдержанность; еще бы, одному Богу было известно, какие контрмеры успел предпринять Теодоро! Он отдал команду садиться верхом и ехать в обход города навстречу Карманьоле, – увы, тьма и раскисшая после недавних дождей почва не позволяли им двигаться с необходимой скоростью, а часы на церкви Сан-Витторе уже пробили полночь. Они не преодолели еще и половины пути, как до них донесся шум разгоревшейся битвы.

Маркиз Теодоро позволил солдатам Карманьолы забросать фашинами note 113Note113
  Фашины – пучки хвороста, перевязанные прутьями или мягкой проволокой; в войнах минувших времен применялись в т. ч. и для формирования оборонительных рвов


[Закрыть]ров с водой, преодолеть его и даже приставить часть лестниц к стенам, прежде чем предпринял ответные действия. Ворота в северном и южном концах города распахнулись, и армия регента двумя колоннами устремилась на осаждающих, намереваясь окружить их.

Два обстоятельства спасли Карманьолу: во-первых, Теодоро начал контратаку слишком рано, не дождавшись, пока Карманьола бросит на приступ все имеющиеся у него силы; а во-вторых, Штоффель, услышав топот приближающейся конницы, немедленно выстроил своих людей в боевые порядки и воспользовался пехотной тактикой Беллариона. Атакующая лавина наткнулась на неожиданно выросший из темноты частокол копий и, потеряв не менее двух десятков всадников, отхлынула назад.

Затем Штоффель, пытаясь избежать почти неминуемого разгрома, быстро перестроил швейцарцев в ежа, внутрь которого включил солдат из других отрядов, и продолжал успешно отбивать яростные атаки конницы.

Другая колонна нападавших, которую возглавлял сам маркиз Теодоро, врезалась в незащищенный фланг Карманьолы, легко смяла его, несмотря на все попытки Карманьолы и Беллуно организовать сопротивление, и, если бы не подоспел Белларион со своими восемью сотнями всадников, которые с ходу атаковали противника с тыла, печальная участь его кондотты была бы предрешена.

Увидев, что его неожиданная контратака сорвалась и рискует обернуться катастрофой, Теодоро немедленно велел трубить отход, и каждая из сторон, отступив, считала, что ей посчастливилось отделаться легким испугом и малой кровью.

Глава X. АРЕСТ

Как загнанная в клетку пантера, Карманьола расхаживал взад и вперед в зале, служившем когда-то арсеналом замка Квинто. Он даже не потрудился полностью снять с себя тяжелые доспехи, и его белокурые волосы все еще прятались под красной бархатной шапочкой, служившей для защиты его головы от стального шлема.

В гневных и напыщенных выражениях он разглагольствовал о предательстве перед лицом молчаливо внимавших ему Валерии Монферратской, Джанджакомо и полудюжины капитанов, собравшихся обсудить причины сегодняшней неудачи.

Принцесса сидела возле стола в большом кресле, на спинку которого опирался ее брат, а чуть дальше стояли Уголино да Тенда, Эрколе Беллуно, Штоффель и еще три капитана, чьи доспехи грозно поблескивали в свете горевших на столе свечей. Возле камина, в другом кресле, сидел Белларион, вытянув перед собой ноги в забрызганных грязью сапогах, и вполуха слушал яростную тираду Карманьолы. Он догадывался о том, что творилось в душе у этого хвастуна, обещавшего столь многое, а добившегося столь малого, и поэтому не спешил прерывать его. Однако всякому терпенью приходит конец, и в какой-то момент Белларион решил, что настала пора вмешаться.

– Словами горю не поможешь, Франческо, – заметил он.

– Это я и без вас знаю, но я не хочу, чтобы такие вещи повторялись, – напустился на него Карманьола.

– Никакого повторения не последует. Я никогда не дал бы согласия на этот ночной штурм, если бы вы не донимали меня своим упрямством.

– Все закончилось бы совершенно иначе, если бы вы действовали так, как было условлено, – взревел Карманьола, готовый возложить вину за провалившуюся операцию на кого угодно, лишь бы окончательно не уронить себя в глазах собравшихся. – Клянусь, только поэтому мы потерпели поражение. Если бы вы вовремя атаковали, Теодоро пришлось бы послать часть своих сил против вас.

Белларион никак не отреагировал на обвинение, равно как и на укоризненные взгляды своих капитанов, из которых один Штоффель, несогласный с мнением своих товарищей по оружию, не выдержал и громко рассмеялся.

– Если бы синьор Белларион поступил так, как было условлено, вас, синьор, возможно, уже не было бы в живых. Нас спасло от полного разгрома только то, что он вовремя решил изменить первоначальный план и атаковал Теодоро с тыла.

– И еще я хочу обратить ваше внимание на тот факт, – добавил Белларион, – что, если бы Штоффель не отбил атаку конницы Теодоро, а затем не перестроил своих пехотинцев в ежа, чтобы защитить вас с фланга, вы сейчас не шумели бы здесь. Мне кажется, вполне уместно было бы поблагодарить Штоффеля и должным образом оценить его действия.

Карманьола свирепо взглянул на него.

– Ну конечно! Вы всегда защищаете друг друга! Теперь нам остается только поблагодарить вас, Белларион, за неудачу, произошедшую по вашей же вине.

– Это обвинение опровергают сведения, хорошо известные вам, – не теряя самообладания, ответил Белларион.

– Да неужели? Ха! А где тот человек, который, как вы утверждали, сообщил вам о том, что Теодоро предупрежден о нашем замысле?

– Откуда я знаю? – пожал плечами Белларион. – И какое теперь это имеет значение?

– И вы еще спрашиваете? Ночью к вам является неизвестный со сведениями первостепенной важности, а вы не знаете, куда он потом делся.

– В тот момент мне было не до него. У меня имелась более срочная задача: спасти вас из ловушки, в которую вы попались.

– Почему вы не атаковали город со своей стороны, как мы договаривались?

– Если быть более точным, я должен был всего лишь сделать вид, что атакую; у меня просто не хватило бы сил успешно провести штурм города. Но, кажется, я начинаю оправдываться перед вами, – изменившимся тоном закончил он и резко встал со своего кресла.

– Боюсь, что это становится необходимо! – вскричал Карманьола и решительно шагнул в его сторону.

– Ну-у, разве что перед обвинением в опрометчивости, заставившей меня уступить вашей настойчивости и согласиться предпринять ночной штурм. Имея альтернативой просидеть несколько месяцев у стен Верчелли, я решился попытать счастья, но теперь, когда попытка провалилась, я вынужден вернуться к своему первоначальному замыслу, который возник у меня, когда мы еще только подошли к городу. Завтра я снимаю осаду.

– Вы снимаете осаду? – чуть ли не хором вырвалось у всех изумленное восклицание.

– Да, и не только Верчелли, но и Мортары.

– Но что же вы думаете делать дальше, синьор? – спросил Джанджакомо, ошеломленный услышанным.

– Это мы решим завтра на совете. Скоро утро, и я пожелаю хорошего отдыха мадонне и вам, синьоры.

С этими словами он поклонился собравшимся и направился к двери.

– Подождите, Белларион… – преградил ему дорогу Карманьола.

– До завтра, – жестким, не терпящим возражений тоном проговорил Белларион. – Я надеюсь, к тому времени вы успеете остыть и станете рассуждать более здраво. Синьоры, все, кто соберутся здесь завтра ровно в полдень, узнают о моих дальнейших планах. Спокойной ночи.

Он ушел, и за ним вскоре последовали все остальные; однако они вновь появились в этом зале не в полдень, как было условлено, а, по настоянию Карманьолы, за час до этого срока. Надо сказать, такая спешка, равно как и отсутствие Беллариона, весьма заинтриговали их, но первые же слова Карманьолы все прояснили.

Точно в назначенное им время появился Белларион и был немало удивлен пунктуальностью Беллуно, да Тенды, Штоффеля, принцессы Монферратской, Джанджакомо и других, уже собравшихся за столом и о чем-то яростно споривших. Увидев его, они, как по команде, замолчали, и в наступившей тишине Белларион почувствовал что-то неестественное и угрожающее. Однако он как ни в чем не бывало приветствовал их и, подойдя к незанятому месту у стола, поинтересовался, что они так горячо обсуждают.

– Мы уже собирались послать за вами, – ответил за всех Карманьола, и Белларион уловил в его голосе неприятные, враждебные нотки. – Мы обнаружили предателя, сносившегося с Теодоро Монферратским и дававшего ему знать о каждом нашем шаге, не исключая и вчерашнего дела.

– Что ж, неплохо, хотя сейчас это уже не имеет большого значения. И кто же оказался предателем?

Никто не ответил ему. Исключая раскрасневшегося от волнения и презрительно улыбавшегося Штоффеля и опустившей глаза принцессы, остальные в упор глядели на него, и мрачные выражения их лиц ему отнюдь не понравились. Наконец Карманьола подтолкнул к нему сложенный кусок пергамента со сломанной печатью.

– Читайте, – сказал он.

Белларион взял пергамент и с удивлением прочитал написанные на нем незнакомым почерком слова: «Его превосходительству синьору Беллариону Кане, принцу Вальсассина». Он нахмурился, и его щеки слегка порозовели.

– Кто посмел? – сурово спросил он, вскинув голову. – Кто вскрыл печать письма, адресованного мне?

– Вы лучше ознакомьтесь с его содержанием, – повелительным тоном произнес Карманьола.

«Синьор принц, мой дорогой друг, – гласило послание, – ваша незыблемая верность мне и мое тщание спасли прошлой ночью Верчелли от удара, который, не предупреди вы о нем, застал бы нас врасплох и мог закончиться капитуляцией города со всеми вытекающими отсюда последствиями. Мне хотелось бы еще раз напомнить вам, что я являюсь вашим должником и вас ожидает самая высокая награда, если вы и впредь будете служить мне столь же верно, как и раньше».

Письмо было подписано: «Теодоро Палеолог Монферратский».

Белларион поднял глаза от пергамента и с презрением в голосе спросил:

– Кто изготовил эту подделку?

– Маркиз Теодоро, синьор принц, – поспешил ответить Карманьола. – Письмо написано им самим и запечатано его печатью, как подтвердила мадонна Валерия. Теперь вы понимаете, почему я осмелился вскрыть его?

Белларион недоверчиво посмотрел на принцессу.

– Это рука моего дяди, синьор, – негромко проговорила она, и их взгляды на секунду встретились.

Он перевернул пергамент и увидел на нем печать и герб с изображением оленя. Затем его лицо прояснилось, и он расхохотался; он сделал шаг назад, подтащил поближе стул и сел к столу.

– Давайте начнем по порядку. Как это письмо попало к вам, Карманьола?

Карманьола кивнул в сторону Беллуно, и тот пояснил:

– Этим утром мои часовые задержали одного шутника, появившегося со стороны города. Он настаивал на немедленной встрече с вами, но сначала его привели ко мне, и я задал ему несколько вопросов. Оказалось, что это был посыльный. Я спросил у него, какого рода послание могло быть отправлено к вам из Верчелли. Он отказался отвечать, но после того, как я немного надавил на него, он вручил мне вот это письмо, которое я поспешил передать в руки синьора Карманьолы.

– А тот, увидев печать и надпись, поспешил вскрыть письмо, и содержание написанного полностью подтвердило его подозрения, – закончил за него Белларион.

– Именно так оно и было.

Белларион облегченно откинулся на спинку стула и, презрительно окинув взглядом собравшихся, расхохотался в лицо Карманьоле.

– О Боже, Карманьола! Я иногда боюсь, что вы плохо кончите.

– Зато я точно знаю, как закончите вы, – услышал он дерзкий ответ, изрядно удививший его.

– Остальные придерживаются того же мнения? – обратился Белларион к сидящим за столом. – Неужели никто даже не усомнился в обвинениях Карманьолы в мой адрес?

– Я не согласен с ними, – возразил Штоффель.

– Я не причисляю вас к безмозглым болванам, Вернер.

– Вам будет мало одних оскорблений, чтобы оправдаться, – сердито заявил да Тенда.

– И вы тоже, Уголино! И вы, мадонна, и даже вы, синьор маркиз! Ну и ну! Возможно, оскорбляя вас, мне и не удалось бы оправдаться, но в нашем распоряжении имеется это письмецо, которое лучше всего свидетельствует о моей невиновности. Неужели вы сами не заметили фальши в каждой его строчке, в надписи на нем, в самой печати, наконец?

– Синьор, вы хотите сказать, что письмо подделано? – спросила его принцесса.

– Вовсе нет, – вы же сами засвидетельствовали обратное. Но прочитайте его еще раз.

Он подтолкнул письмо на середину стола.

– Маркиз Теодоро невысокого мнения о вашей сообразительности, Карманьола, и, похоже, он оказался прав. Спросите себя сами: будь я в самом деле другом и союзником Теодоро, неужели он захотел бы лишить меня возможности и дальше помогать ему? Чтобы ни у кого не оставалось сомнений, кому адресовано письмо, мое имя указано на самом видном месте, ну и для полной ясности оно, разумеется, подписано его отправителем. И это еще не все: письмо запечатано гербом Монферрато, так что первый же, кому оно попадает в руки, имеет все основания поинтересоваться, о чем это маркиз Теодоро может извещать меня.

– Наверное, предполагалось, что солдаты немедленно отведут посыльного прямо к вам, – возразил Карманьола.

– Ой ли? Разве не странно, что посыльный был схвачен в расположении ваших войск, Карманьола, далеко в стороне от осадной линии, находящейся между Верчелли и Квинто? Но зачем мы тратим время на пустяки? Перечитайте письмо сами и попробуйте найти в нем хотя бы одно слово, ради которого его стоило бы отправлять мне – если, конечно, не считать вполне очевидного намерения возвести на меня подозрения. Теодоро явно перестарался и разоблачил себя сам вместо того, чтобы уничтожить меня.

– Точно такие же аргументы я уже приводил им, – сказал Штоффель.

– И они не смогли убедить их? – не веря своим ушам, воскликнул Белларион.

– Конечно, нет, грязный предатель! – рявкнул Карманьола. – Всякий на вашем месте принялся бы рассуждать подобным образом, лишь бы запутать нас.

– Вы сами, Карманьола, рискуете запутаться – и очень сильно – в сетях, которые плетет Теодоро.

– Но зачем ему это нужно? Для чего он их плетет? Отвечайте!

– Скорее всего, для того, чтобы вбить между нами клин и нейтрализовать военачальника, которого он опасается.

– Клянусь, вам не откажешь в скромности! – усмехнулся Карманьола.

– Карманьола, вы – недальновидный осел! – в сердцах вскричал Штоффель.

– Тогда уж не только он один, – все мы, раз мы согласны с ним, – сказал Беллуно.

– Да, – грустно согласился с ним Белларион, – вы все оказались жертвами одного и того же заблуждения. Ну хорошо, давайте сюда этого посыльного.

– Зачем?

– Чтобы мы могли допросить его и выудить из него точные сведения, если вы ничего не поняли из этого письма.

– Вы глубоко заблуждаетесь – мы уже поняли все, что нам нужно, из его содержания; и вы забываете, что письмо не единственное свидетельство против вас.

– Как? Существуют еще какие-то?

– Конечно. Например, вчерашняя неудачная атака, и сразу же последовавшее за ней заявление о снятии осады с Верчелли. Мне трудно назвать это иначе чем откровенным предательством.

– Вы вряд ли поняли бы меня, если бы я даже объяснил вам, почему я хочу отойти от Верчелли. Скорее всего, этим я бы только дал вам лишний повод назвать меня союзником маркиза Теодоро.

– Вполне вероятно, – ухмыльнулся Карманьола. – Эрколе, зови стражу.

– Что это такое! – Белларион вскочил на ноги, прежде чем Беллуно успел подняться со своего места.

Штоффель тоже встал и положил свою руку на рукоятку меча, но Уголино да Тенда и один из капитанов, между которыми он сидел, крепко схватили его за руки и плечи, в то время как двое других капитанов быстро оказались по бокам от Беллариона. Белларион взглянул на них и перевел взгляд на Карманьолу. От изумления он не знал, что и думать.

– Вы осмеливаетесь арестовать меня?

– Да, пока мы не решим, что делать с вами. Не волнуйтесь, вам не придется долго ждать.

– О Боже!

Его мысль работала быстро и четко, и он успел осознать, что при желании они могут поступить с ним так, как им заблагорассудится. Из всей четырехтысячной армии, стоявшей под Верчелли, один лишь Штоффель со своими восемью сотнями швейцарцев мог бы принять его сторону. Какую непростительную ошибку совершил он, оставив капитанов, на которых всегда безоговорочно полагался – Кенигсхофена и Джазоне Тротту, – под Мортарой!

– Мадонна, – обратился он к принцессе, – я служу одной вам. Когда постройка мостов обернулась неудачей, вы испытывали подозрения на мой счет, и что же, последующие события убедительно доказали их несправедливость.

Она медленно подняла на него свои печальные глаза, и ее лицо было бледным как смерть.

– Помимо этого случая имеются и другие, о которых я не забыла. Например, убийство Энцо Спиньо.

Он отпрянул от нее, словно его ударили.

– Спиньо! – эхом откликнулся он и неестественно рассмеялся. – Значит, это Спиньо вопиет из могилы о мести?!

– Не о мести, синьор, – о возмездии. Одного такого случая достаточно, чтобы осудить вас.

– Что? Уж не хотите ли вы сказать, что намерены без суда и следствия вынести мне приговор?

Никто не ответил ему, поскольку в этот момент в зал вошли четверо стражников Беллуно; по знаку Карманьолы они окружили Беллариона и отобрали его единственное оружие – кинжал, который швырнули прямо на стол. Только тут Белларион почувствовал, как в его душе начал закипать гнев.

– Безумцы! – воскликнул он. – Что вы хотите сделать со мной?

– Скоро вы узнаете вердикт. Но не тешьте себя иллюзиями, Белларион.

– Кто собирается выносить вердикт? Вы? – он обвел присутствующих недоуменным взглядом, словно отказываясь верить в реальность происходящего.

– Опрометчивый хвастливый дурак! – не в силах больше сдерживаться, напустился на Карманьолу Штоффель. – Никто, кроме его высочества герцога, не может судить Беллариона.

– Считайте, что мы взяли на себя смелость привлечь его к ответственности. Вина Беллариона полностью доказана, и он не привел ни одного веского довода в свое оправдание.

– Разве можно считать доказанной его вину? У вас просто нет прав на это, – не уступал Штоффель.

– Вы ошибаетесь, капитан. Существует военный трибунал…

– Дело было исследовано чересчур поверхностно, и я настаиваю на том, чтобы Беллариона судили по закону и для этого немедленно отправили к герцогу.

– И не забудьте послать вместе со мной вашего единственного свидетеля, – вставил Белларион, – того самого, что принес письмо. Ваш отказ привести его сюда и допросить лишний раз свидетельствует о вашей предубежденности ко мне.

Карманьола густо покраснел, услышав это обвинение, и презрительно оглядел арестованного с головы до пят.

– Если вы подозреваете меня в личной неприязни, я могу предложить вам испытание поединком, – гордо вскинув свою красивую белокурую голову, заявил Карманьола.

– И что докажет ваша победа надо мной? – криво усмехнулся Белларион. – Разве лишь то, что у вас крепче мускулы и больше турнирного опыта. Но требуется ли для этого испытание поединком?

– Бог поможет правому, – сказал Карманьола.

– В самом деле? – рассмеялся Белларион. – Я рад, что вы можете это гарантировать. Но вы забываете, что право вызова на поединок принадлежит мне, обвиняемому. Ваша тупость и упрямство всегда лишают вас проницательности и мешают видеть самое главное. А вдруг я воспользуюсь своим правом и вызову на поединок человека, ради которого мы взяли в руки оружие, – маркиза Джанджакомо Монферратского?

Не отличавшийся крепким сложением юноша вздрогнул, и зрачки его глаз расширились от страха. Его сестра испуганно вскрикнула.

– Не он, а я – ваш обвинитель, – поспешил успокоить их своим ответом Карманьола.

– Вы не более чем его представитель, – сказал Белларион, и юноша поднялся со своего места, побледневший и напряженный.

– Белларион прав, – заявил он. – Я не смогу отказать ему.

– Вы, по своему обыкновению, склонны все переоценивать, – насмешливо улыбаясь, поддел Белларион сконфузившегося Карманьолу и вновь обратился к Джанджакомо: – Я знаю, вы не посмели бы отказаться встретиться со мной в поединке, если бы я потребовал его. Но я не пойду на это. Я всего лишь хотел показать всем истинную цену брошенного мне Карманьолой вызова.