Текст книги "Последний Герой. Том 6 (СИ)"

Автор книги: Рафаэль Дамиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 8

Утро началось как обычно, с лязга засовов и тяжёлого скрипа железа. Дверь барака распахнулась, и цепочкой вошли автоматчики. За ними показался новый медик – бывший наш сокамерник, Евгений Петрович.

Не тот замызганный интеллигент с серым лицом и вечно бегающими глазами, каким он ещё недавно был. Перед нами вышагивал совсем другой человек – чистенький, гладко выбритый, в белом халате, из-под которого проглядывала свежая, выглаженная рубашка. Лицо посвежевшее – а неплохо устроился врачишка.

Он катил перед собой столик-тележку со шприцами. На лотке – ампулы без маркировки. Я смотрел на блеск стекла и думал, сколько их ещё нужно.

Остальные, судя по разговорам, ничего особенного от этих уколов не чувствовали. Я спрашивал украдкой – никто разницы не ощущал. Но вот я ощущал. Еще как ощущал… И держал пока это в секрете, и от экспериментаторов, и от своих. Никто не должен был знать, что у меня есть скрытый резерв организма. Хотя если Инженер затеял всю эту игру с моим участием, то, наверняка, догадывался, что со мной происходят какие-то метаморфозы от его препарата. Для чего бы иначе он охотился за мной?

Врач начал будто уже ставшие ему привычными процедуры. Одному за другим он делал инъекцию. Очередь дошла до неё. До его жены… хотя какая она теперь жена? Официально их никто не разводил, но между ними сейчас пролегла настоящая пропасть.

Евгения после того предательства переменилась. Замкнулась, стала тенью. Мы больше не слышали от нее ни слёз, ни всхлипов, только молчание и пустой блуждающий взгляд. Будто у неё вырвали душу вместе с верой в человека, рядом с которым она жила бок о бок больше двадцати лет.

Под дулами автоматов она подошла к столику, молча подцепила пальцами рукав. Взгляд её был как у звереныша, в нём сквозила ненависть, и этим взглядом она будто прожигала дыру в бывшем супруге.

Евгений Петрович залопотал что-то привычное, как старую пластинку: «Прости… так надо… я не мог иначе…» Но вдруг сам получил тычок от старшего из охраны и тут же заткнулся. Молчала и она. Только взгляд её остался прежним, холодным и презрительным.

Ни одна жилка не дрогнула у Евгении, когда белохалатник вонзил иглу, ввёл дозу и прижал к месту укола ватку.

– Вот так, хорошо, – улыбнулся врач, словно заботился о нашем здоровье.

Она резко дёрнула плечом, сбросила его пальцы с клочком ваты, демонстративно развернулась и ушла вглубь барака.

Очередь дошла до меня. Я, в отличие от других, всё ещё лежал на нарах, кашлем рвал горло.

– Эй, – крикнул врач, поворачиваясь в мою сторону. – Как вас там… Максим, да? Кажется.

Я молчал, только сильнее зашелся в кашле. Врач не отставал:

– Поднимайтесь, голубчик. Идите сюда. Вы последний остались.

Я согнулся, снова закашлял. Сделал так, что вышло правдоподобно и с надрывом.

– Вы разве не видите? – выкрикнула Ольга. – Ему плохо! Он заболел. Нужна медицинская помощь. Он простыл, у него уже может быть пневмония. Сделайте что-нибудь! Ему нужны другие условия!

Доктор хмыкнул, повёл плечом, отмахиваясь.

– У нас нет отдельного медицинского блока для вас. Даже каморки нет. Всё, что я могу, – это завтра принести антибиотик.

– Почему завтра? – возмущалась Ольга, голос её звенел, и в глазах сверкнула злость. – Ему нужно сегодня, немедленно!

– Послушайте, дамочка, – оборвал её врач, словно и не знал её имени. – Не вы здесь решаете и не вам указывать.

– Вот ты тварь… – прошептала Ольга.

– Попрошу без оскорблений, – он скривил губы, показал мелкие зубы, и в глазах мелькнула уловимая издёвка. – Я здесь тоже мало что решаю. По регламенту моё посещение бараков – один раз в день. Так что держитесь как-нибудь до завтра. А теперь, – он стукнул шприцем по пальцу, – подойдите ко мне, я сделаю инъекцию.

– Ты не видишь? – прохрипел я, не поднимаясь с нар. – Мне херово. Я даже встать не могу. Подойди сам.

Это был спектакль, моя придумка. Я надеялся, что притворная болезнь заставит их перевести меня куда-то, сменить барак на другое помещение. А там – вдруг подвернётся шанс на побег. Но номер не прошёл. Никто ухом не повёл, глазом не моргнул. На моё «плохо» всем было наплевать.

– Притащить его? – спросил один из автоматчиков у старшего.

Тот покачал головой.

– Нет. Пускай доктор сам пройдёт вглубь. Всем к дальней стене, живо!

Моих сокамерников загнали в угол. Автоматчики выстроились полукругом, а доктора отправили ко мне.

Я слышал его участившееся дыхание. Хоть он теперь и выглядел не измученным пленником, а холёным, чистеньким, но мерзким докторишкой, таким, что годами сидят на взятках и харчах с чужой беды, все равно в каждом его шаге проступала неуверенность. Трус – он и есть трус.

Когда он приближался, его спина сутулилась все больше, взгляд забегал. Та уверенность, с которой он вошёл, таяла на глазах. И чем ближе подходил, тем сильнее мелкая дрожь пробивалась в его движениях.

Он чувствовал, что здесь, в бараке, он уже чужой. Нет, не так – он тот, кого люто ненавидят. Даже мажорчик, этот хлыщ, что всегда держался особняком, теперь кидал в его сторону ядовитые взгляды наравне со всеми.

Евгений Петрович наверняка предполагал, что стоит только охране отвлечься, его порвут на куски. Он не ошибался. Каждый из сидящих в бараке был готов ударить его. Люди озлобились, обессилели, отчаялись. И если бы судьба дала возможность – вряд ли бы удержались.

Врач подошёл ко мне. Я всё ещё лежал на нарах, только приподнялся на локте, стянул рубаху с плеча, кашлянул нарочно пару раз, да так, чтобы гулко отозвалось под дощатым потолком. Евгений Петрович тут же дёрнулся, торопливо вытащил из кармана халата медицинскую маску и натянул её на лицо. Боится, падла, печётся за своё здоровье и жизнь. Эх, жаль, что я на самом деле не болен – накашлял бы на него, одарил бациллами, чтобы жизнь мёдом не казалась.

Тот подошёл ближе, нагнулся ко мне со шприцем. Я лег так, чтобы его фигура загородила мое лицо, и автоматчики не видели шевеления.

В это время Ольга сцепилась с Лизой – чётко как мы договорились. Немного поругаться, без фанатизма, чтобы отвлечь охрану. Вот они и спорили: перебрасывались колкими словами, чуть ли не толкались, так что у автоматчиков все внимание переключились на них.

– Я же просила здесь не складывать свои носки, ты что думаешь, блондинка, розами пахнешь?

– Ой, да ты…

Я прошептал тихо, еле слышно, так, чтобы только врач различил:

– Послушай, эскулап… я из полиции. И когда-нибудь я отсюда выберусь. Сам понимаешь, что без крови не получится. И когда вырвусь… первым я доберусь до тебя. Слышишь?..

Его глаза расширились. Он едва не выронил шприц. Взгляд забегал. Я видел, что сейчас он может отпрянуть, да ещё заорет, что ему угрожают. Но я ухватил его за полу халата, резко подтянул к себе, закашлялся, будто просил помощи.

– Тихо-тихо, – прохрипел я, одними губами, но он услышал. – Спокойно, док. Ты ещё можешь всё исправить. Помоги нам сбежать – это зачтётся тебе. Обещаю.

– Я не могу… нет… как? – забормотал он сбивчиво, замотал головой.

– Эй! – рявкнул стоявший у двери старший охранник. – О чём там переговариваетесь? Не положено!

– Ни о чём, – торопливо сказал врач, ощупывая мой лоб. – Я спрашиваю про симптомы пациента. У него действительно лихорадка.

– Я сказал: не положено! – ещё раз гаркнул старший. – Делай укол – и уходим!

– Но я же врач… Да-да, конечно, – забормотал Евгений Петрович, кивая так часто, что маска съехала ему на подбородок. – Сейчас, сейчас.

Он воткнул мне иглу в руку и начал вводить вещество. По телу сразу разлилось уже знакомое тепло, с покалыванием тянулось по венам, будто кто-то подлил в кровь горячего. Я сжал зубы, выдержал укол и продолжал кашлять, глядя на него снизу вверх. А он уже отводил глаза, боялся встретиться со мной взглядом.

Препарат действовал уже не так, как прежде. Если раньше накатывал, будто на голову вылили ведро ледяной воды. Резкий удар, мурашки по коже, искры в глазах, – то теперь всё было иначе, и мне почти не нужно было притворяться. Организм привыкал. Реакция стала спокойнее. Нет, бодрил он всё равно, и после укола я чувствовал в себе силу, прилив энергии, будто жилы налились током, мышцы готовы рвать врага. Но ненадолго. Час, может, два. Сколько именно – проверить возможности не было. Не стану же я бегать кругами по бараку или затевать драку с сотоварищами, чтобы выяснить предел своих «сверхспособностей».

Когда Евгений Петрович склонился надо мной, прикладывая ватку к плечу, я тихо прошептал, губами едва шевельнув:

– Слушай сюда, эскулап. Завтра я буду лежать так же. Ты принесёшь мне ампулу этой дряни, что всем колешь, и шприц. Дополнительную ампулу. Понял? Или я тебя достану… Когда выберусь.

Он дёрнулся, замотал головой, прошептал жалко:

– Я не могу… они все под строгим учётом… я не знаю… я…

– Хватит базарить! – снова рявкнул старший. – Всё, закончил? На выход!

Доктор торопливо кивнул, прижал к моему плечу ватку со спиртом, убрал шприц и зашагал назад. Уже проходя к двери, оглянулся через плечо, натянуто улыбнулся уже всем присутствующим:

– Ну что… тогда до завтра, товарищи.

– Да пошел ты… – плюнул в его сторону Ворон. – Тоже мне товарищ.

– Ой, знаю, знаю… вы все меня ненавидите. Но поверьте, я не желаю вам зла. Мы все люди. Вам нужно время, я понимаю. Я высококвалифицированный хирург, я не могу вот так просто погибнуть рядом с… рядом с такими как вы. Я…

Договорить он не успел, потому что Ефим швырнул в него свой сапог. И докторишка поспешил убраться вон. Дверь за ним захлопнулась, засов встал на место.

А мы, как всегда полуголодные, ждали завтрака. Вместо мутной жижи, которую раньше приносили, в этот раз нам приволокли наваристый суп. Густой, с макаронами, тушёнкой и картошкой. Ничего особенного, если ты на воле, а тут – просто праздник. Ложка в кастрюле стояла, всё переварено до вязкости, но запах шёл такой, что у всех в животах заурчало.

Я зачерпнул, попробовал. Горячее, жирное, с привкусом тушёнки. Когда голодаешь, тушенка кажется самым вкусным блюдом на свете. И главное – калорийное. Не то что прежняя баланда, от которой только худели и еле держались на ногах. А силы нам, ой, как нужны… для побега.

Нежданной щедрости тюремщиков все, конечно, обрадовались, шумно хлебали, кто-то даже шутки отпускал. Дед Ефим, облизывая ложку, кидал предположения:

– А может, подобрели наши мучители? Совесть проснулась? А?

– Вряд ли, – сказал я вслух. – Такие просто так ничего не делают…

А про себя подумал, что не доброта это ни хрена… Нас готовят к чему-то серьёзному.

К бою? Возможно…

* * *

Отряд зэков снова гоняли по тайге. Многокилометровая пробежка стала для них таким же обязательным распорядком, как прием пищи или перекличка. Звериная тропа вилась по склону, узкая, скользкая от дождей. Под ногами хлюпала грязь, камни выскальзывали из-под подошв, корни цеплялись за ноги, мешали бежать. Склон уходил вверх всё круче, заставляя тяжело дышать и хвататься за кусты.

Внизу, у подножья, маячили автоматчики, чёрные силуэты в балаклавах. Замыкал цепочку группы «Б» инструктор – тот самый, что бегал вместе с ними ежедневно. Но особо не напрягался, сразу было видно, что хорошо подготовлен и для него это что-то вроде разминки.

– Фух… не могу… – прохрипел Сергеич, самый возрастной из группы. – Лёгкие к хренам ща выплюну.

На вид ему можно было дать все шестьдесят, хотя, скорее всего, было гораздо меньше. Просто зона и распутная жизнь износили тело. Инженер не набирал стариков в группу «Б», понимал, что слабые долго не протянут.

Зэк уселся на мокрый от дождя валун.

– Вставай, – к нему подошёл Кирпич, подхватил за локоть.

– Да погоди ты, – прошипел Сергеич, схватившись за бок. Голос стал тише: – Я притворяюсь. Пусть ближе подойдёт… автомат заберём.

Он скосил глаза на инструктора, что держался метрах в двадцати-тридцати позади ниже по склону.

– Не время пока, – отрезал Кирпич, тоже шепотом. – Хера ли ты сделаешь с одним автоматом? Внизу-то их вон сколько. Вертухаев…

– Ну по башке камнем, волыну отожмем, и привет! Дёрнем через лес, через сопку, вон туды? – он кивнул наверх. – Метров полста до гребня осталось. Ну?

– Там хода нет, – буркнул Кирпич. – Скалы отвесные. Тропка – только козе пройти. Нас быстро возьмут. Дроны у них есть, беспилотники с камерами, я видел. Сопка лысая, как твоя коленка. Мы там как на ладони будем. Обложат как волков… Ни хера твой план не сработает. Позже дернём. Сейчас не время.

– Задолбало всё это… – процедил Сергеич, но Кирпич резко глянул на него.

– Тихо, – осадил его Кирпич, бросив тяжёлый взгляд назад, на инструктора, который подбирался все ближе и ближе. – Не время базарить об этом щас. Братву под монастырь не тяни, слышь. Если дёргать, то всем гуртом, и чтоб план по-взрослому был.

– Эй вы, чё там встали? – гаркнул инструктор снизу, ускоряя шаг.

Он подбежал ближе, встал шагах в пяти и наставил на зэков автомат.

– А ну, пшли! Вперед! Продолжаем тренировку!

– Слышь, начальник, – прохрипел Сергеич, прижимая ладонь к груди. – У меня это… астма… или как там… я в гору не могу!

– Не свисти мне тут, – холодно ответил инструктор. – Тебя отбирали по медпоказателям. Нет у тебя никакой астмы. Вставай!

– Не могу… – упрямился тот.

Тух-тух-тух!

Инструктор выпустил короткую очередь под его ноги. Пули выбили осколки из камней. Один отлетел и рассёк кожу на запястье Сергеича.

– Ай, сука! – зашипел тот, отдёргивая руку. – Всё, всё, начальник, встаю! Вылечил ты меня, всё. Не стреляй только… падла… А-ай…

– Пошли уже, – подтолкнул его Кирпич, и оба побрели вверх.

Догнали цепочку, пристроились в хвосте.

– Тут надо кумекать, – пробурчал Кирпич тихо, глядя вперёд. – Не с бухты-барахты. А то горячки напорешь – и всех положат. Им нас пристрелить – что два пальца об асфальт.

– Да… сам видел, как Шныря пришили, – зло прошипел Сергеич. – В лоб маслину… Этот чибис в маске, кто он, сука, такой?

– А я почём знаю, – пожал плечами Кирпич. – Нам бабки и свободу обещали, а пока что мы видим – ни того, ни другого.

– По ходу, готовят нас на убой, – Сергеич зло сплюнул.

– Не гони пургу, – жёстко отрезал Кирпич. – Башкой своей старой думай. Если бы нас на смерть гнали, хрен бы кто кормёжку подкидывал да тренировки устраивал. Тут другая канитель мутится.

– Может, и так, – нехотя согласился Сергеич.

– Так что, – проговорил Кирпич, – сиди ровно и без моей отмашки не дёргайся. Я решу, когда драпать. Если готовят к чему-то – значит, на выход когда-то поведут. Выпустят…

– Ага… поведут под стволы. И заставят друг дружку месить, пока кишки наружу не полезут. Вот я как чую.

– Доживём – глянем, – буркнул Кирпич, и оба смолкли, подстраиваясь под топот колонны.

* * *

На следующий день всё началось привычно: утро, лязг железа, и в барак вкатилась тележка с медицинскими принадлежностями. Евгений Петрович, как и вчера, с видом главврача приступил к процедурам.

Я снова притворился больным – кашлял пуще прежнего, натёр глаза, чтобы покраснели, выглядел так, будто ночь провёл в горячке. Чтобы сделать мне укол, ему опять пришлось самому подойти к нарам.

В этот раз мы с дедом Ефимом разыграли сцену. Старик затеял перепалку с мажором, Костей. Как мы и договаривались, он обрушил на него весь свой словесный арсенал:

– Ты, золотопузый, чего сидишь с кислой миной? И где твой папаша, которым ты так грозился? Приехал бы вытащил, нас отсюда! – подначивал его дед. – Да что-то не вижу я его!

Костя не понял, что это нарочно. Сначала растерялся, потом завёлся, стал отгавкиваться:

– Да кто ты такой, старый хрыч, чтобы мне предъявлять?

Переборщил маленько Ефим. Гул поднялся, все зашептались, и старший автоматчик рявкнул на весь барак:

– А ну, заткнулись оба! Быстро!

Под этот шум я успел перекинуться с доктором несколькими словами.

– Принёс? – прошептал я, прикрывшись кашлем.

– Да… – едва слышно пролепетал он.

Вынул из сжатой ладони ампулу и ловко подсунул её мне под бок.

– А шприц? – спросил я так же тихо.

– Не могу… – замотал он головой. – Одноразовых не дают, есть старые, но это слишком заметно было бы…

– Ладно, хрен с тобой, – прошипел я. – Коли уже.

Он сделал мне укол. Вены загудели, тепло пошло по телу.

– Максим, – пролепетал он, – вы обещаете, что, если вырветесь, это мне зачтётся? Вы ведь… не убьёте меня?

Я посмотрел на него исподлобья.

– Гнилой ты человек, док… – сказал я. – Даже в такой момент печёшься о своей никчёмной шкуре.

– Но вы же обещали… – бормотал он.

– Там видно будет, – процедил я.

Доктор выпрямился. Глаза сверкнули злостью, и лицо вдруг переменилось.

И тут же он взвизгнул, закричал:

– Он украл у меня ампулу! Он украл!

Пальцем Евгений тыкал прямо в меня, так разъярился, аж слюна летела. Автоматчики насторожились. Но я уже успел, пока он орал, незаметно катнуть ампулу по нарам. Полумрак укрыл её, и она с глухим стуком упала в щель, куда-то под доски, в тёмный угол. После укола слух у меня обострился: я отчётливо слышал, как стекло чиркнуло о дерево. Только бы не разбилось… Но звона не донеслось. Это хорошо.

– Охрана! – взывал Евгений Петрович. – Он украл у меня ампулу!

– Какую ещё ампулу? – хмуро спросил старший расчёта, уставившись на врача.

– Ту, которую я колол… я взял запасную, – проблеял доктор, глядя в пол.

– Зачем это ты взял запасную⁈ – рявкнул старший.

Потом резко повернулся ко мне:

– Встать! Подойди сюда!

Я поднялся медленно, будто через силу, сделал вид, что ноги не держат. Подошёл, еле переваливаясь. Меня обыскали, шарили по карманам, ощупали рукава и пояс. Ничего не нашли.

– Ну и где ампула? – спросил старший у врача.

– Он… он выхватил у меня, я не знаю… – забормотал тот.

– Не гони, док, – усмехнулся я, глядя прямо ему в глаза. – Тебе привиделось. Нет у меня никакой ампулы. Ту, что мне полагалась, ты уже воткнул.

– А ну, заткнись! – рявкнул старший и ткнул мне прикладом в живот.

Удар был жёсткий, воздух выскочил из лёгких, я согнулся, застонал, сделал вид, что корчусь от боли. Но на самом деле всё было иначе: препарат гудел в крови, мышцы были налиты силой. Я успел сгруппироваться, поймал момент и даже за долю секунды увидел замах – ещё до того, как приклад ткнулся мне в живот. Внутри мелькнула мысль: выхватить автомат, ударить прикладом в челюсть, развернуть ствол на ближайшего и выстрелить.

Но тут же понял – нет, толку не будет. Двое других автоматчиков уже держали меня на прицеле. Стояли по разным сторонам, треугольником, целились. Даже если я успею обезоружить старшего и положить одного из них, второй пришлёт очередь без раздумий. И плевать ему будет, что рядом его старший или врач. Козе понятно, что протокол их прост: в случае опасности стрелять на поражение.

Ладно. В другой раз. Да и снаружи неизвестно сколько ещё охраны. Набегут на шум, за минуту перекроют всё. Один я, может, и прорвался бы под действием препарата. Попытался бы, уж точно. Но я хотел вытащить и остальных. За эти дни все узники стали кем-то вроде друзей. Беда сплотила. Даже к мажору, которого все терпеть не могли, я уже относился как к так называемому «уроду», без которого в семье не обходится. Нет, побег в этот момент был бы чистой глупостью.

Ампула у меня есть. Она дождётся решающего рывка. Вот только шприца нет – и это пока главная проблема.

– Что вы делаете⁈ – закричала Ольга, когда приклад снова ткнулся в меня, на этот раз не так сильно, скорее, ради закрепления результата.

Автоматчики загоготали, подтолкнули меня ещё раз и, довольные, двинулись к выходу вместе с доктором и его тележкой.

Лишь только дверь захлопнулась, Оля кинулась ко мне, схватила за плечи:

– Максим, тебе больно? Ты как?

Я быстро распрямился, расправил плечи и улыбнулся так, будто ничего и не было.

– Да ерунда это, – сказал я, – комар больнее кусает.

– Хе… – озадаченно почесал седой затылок дед Ефим. – Енто ты как, Максимка, так оправился скоро? Ты, что ли, каскадёр, который трюки делает? Или как там их… артисты киношные?

– Каскадёр, отец, каскадёр, – усмехнулся я. – Только вот это у нас совсем не кино.

– А если и кино, – вдруг раздался голос, слишком тихий, но при этом твёрдый, – то очень страшное.

Мы все обернулись. Это была Евгения. Впервые за многие дни она заговорила. Сказала спокойно, без привычного всхлипа и без жалости к себе, но с какой-то тихой злобой, которая пробивалась в каждом слове. В её голосе слышалась уверенность, и это прозвучало так неожиданно, что все переглянулись.

– Женька! – воскликнул дед Ефим, хлопнув себя по колену. – Да ты смотри-ка, заговорила! Родненькая наша, какая молодец. Плюнь ты уже на своего дурного муженька, он недостоин тебя. С нами общайся больше, нельзя тебе замыкаться, так ведь и кукухой поехать недолго.

Евгения вышла из своего угла, где всё время сидела, словно в тени. В руке у неё что-то блеснуло. Она держала ту самую ампулу, что недавно укатилась под нары. Видно, подобрала.

– Максим, это твоё? – спросила она негромко, но при этом решительно. И, не дожидаясь ответа, бросила ампулу в мою сторону.

Кинула метко – так метко, что мне даже руку сильно тянуть не пришлось. Я только разжал пальцы, и стеклянный цилиндр лёг прямо в ладонь.

Хоп! Поймал.

– Ну ни хрена себе! – присвистнул мажорчик. – Ты чё, тётя, снайпер, что ли? Так метко швыряешь! Ой, какой там снайпер… Баскетболистка, во! Или кто ещё так кидает… Я хэзэ…

– Помолчи, – оборвал его дед Ефим. – Как всегда, ерунду мелешь. Случайно так получилось, и ничего особенного.

– Случайно, – повторила Евгения и чуть заметно кивнула.

Лицо её оставалось безучастным, каменным, будто она всё ещё жила в своём молчаливом мире. В мире горя.

Но я заметил. В её глазах мелькнул странный блеск, короткий, но явный и колкий.

И, чёрт возьми, я готов был поклясться – ампулу она кинула левой рукой!