Текст книги "Последний Герой. Том 6 (СИ)"

Автор книги: Рафаэль Дамиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Я не его женщина, – смущённо проговорила Ольга.

– Да ладно вам, – хмыкнул дед, – его, не его… сейчас мы тут все как одна семья.

– Вы мне точно не семья! – вдруг выкрикнул Костя, брызгая слюной. – Вы даже в прислугу не годитесь! Я бы таких и за деньги к себе не нанял!

– Ой, завали хайло, – попросил тогда Ефим с усталым вздохом. – Пожалуйста.

И добавил ехидно:

– Костя, если ты дальше зубы скалить будешь, Максимка тебя еще одной затрещиной наградит. А мне понравилось, звонко у него выходит. Хе-хе…

– Да пошёл он… – еле слышно, сквозь зубы, процедил мажорчик.

Я пропустил их диалог мимо ушей, не стал нагнетать. Сейчас не время. Пока не пойму, что здесь вообще происходит. Плюхи избалованному пацану выдавать – дело десятое. Мелочь по сравнению с тем, что придётся провернуть, чтобы вытащить отсюда и себя, и этих людей. Всех. Даже этого наглого и тупоголового мажора. Хотя, пожалуй, Ворона я бы и не вытаскивал – при первой возможности оставил бы его за бортом. Не убил бы, нет, просто не стал бы помогать. Пусть сам выкручивается.

Тем временем пузатый повар укатил свою тележку, дверь снова с лязгом захлопнулась, и запах тайги отрезало. Но пока дверь была открыта, я успел разглядеть, что снаружи.

Местность – горная, хребты уходят в дымку, кругом тайга. Ели, кедры, березы. Настоящий океан деревьев – зелёный, местами уже золотистый. Бескрайний, до самого горизонта. Где-то вдали шумела река, перекатывалась глухо порогами, будто зверь рычал за сопками.

Если нас сюда привезли на вертолёте, то мы в такой глуши, что даже самые отдалённые деревни показались бы оживлённым перекрёстком на фоне этой пустоты. Самая настоящая глухомань, из которой, кроме как по воздуху, живым не выбраться. Или выбраться?

* * *

В первый день нашего плена с Ольгой мы так и не притронулись к мискам. Запах той жижи перебил даже чувство голода. Единственные из всех мы остались голодными. Надолго ли? Я понимал, что следующую кормежку мы уже вряд ли пропустим. Для побега нужны силы.

И едва остальные доели, как снова заскрежетал замок. Дверь скрипнула, открываясь. Вошли автоматчики. Но на этот раз без пузатого повара и его тележки.

Двое несли носилки. На них – тело, без сознания.

– Ха, – хмыкнул Ефим. – А у нас пополнение. Что-то сегодня прям урожайный денёк, много новеньких.

Я шагнул ближе, хотел рассмотреть, кто это, но тут же раздалось:

– Тух-тух! – короткая очередь из автомата ушла в потолок.

Доски посыпались стружкой, все вокруг инстинктивно пригнулись, кто-то коротко взвизгнул.

– Не подходить! – рявкнул один из автоматчиков. – Ещё шаг – и огонь на поражение.

– Ладно-ладно, – поднял я руки. – Я только посмотреть хотел.

– Назад! – отрезал он.

Нас всех согнали в дальний угол. Толпа прижалась к стене: Женьки дрожали, мажор скривился, но молчал, даже Ворон с Лизой не рыпались.

Автоматчики резко стянули человека с носилок и, не церемонясь, бросили на нары. Тело глухо ударилось о доски.

И только тогда, сквозь полумрак, я смог его разглядеть…

Глава 6

Человек лежал без движения на дощатом настиле, точно так же, как недавно валялся я сам. На новеньком тюремная роба – тёмные штаны, куртка из той же грубой ткани, как в колониях. На руках виднеется синяя сетка наколок. На тыльной стороне запястья набиты лучики «восходящего солнца». Лучики означают количество ходок. Урка-то бывалый у нас нарисовался.

Сложен сухо, жилистый и кость лёгкая. Но внешность у таких обманчива. С такими, наоборот, осторожнее нужно быть.

Остальные держались в стороне, даже на пульс никто не проверил. Когда за охраной лязгнула дверь, я подошёл первым.

Затылок разбит. Волосы слиплись, кровь сочится и уходит в щели между досками. Похоже, только что приложили чем-то тяжёлым, вырубили. Наверное, сотряс теперь у него.

– Эй! – окликнул я барак. – Есть кто из медицины?

– Я врач, – пролепетал интеллигент Евгений дрожащим голосом.

– Посмотри его.

– А он не опасен?

– Ну, если что, я рядом.

Евгений присел у головы новенького. Сначала проверил дыхание: ладонь к груди, взгляд на движение рёбер. Пробормотал:

– Дыхание есть, ритм ровный, – потом пальцами нащупал пульс на сонной артерии, добавил, – Прощупывается, частота средняя.

Ясно, что эти показатели – примерно в норме.

Осторожно Евгений раздвинул волосы у раны, оценил края, посмотрел на мокрые волосы. Провёл пальцами по кости, ощупывая, очевидно, цел ли череп.

Дальше осмотрел зрачки. Приподнял веки по очереди. Аккуратно ощупал шейные позвонки.

– Тут у него рана, – сказал он. – Рассечение, гематома. Кость не повреждена. Похоже на удар с потерей сознания. Сотрясение, возможно. Внутричерепное кровоизлияние исключить нельзя, но вот так без обследования не скажешь.

Доктор закончил осмотр, за неимением хоть чего-нибудь другого вытер ладони о штаны. И в этот момент наш «пациент» вдруг ожил. Закашлялся и сел на нары, ошалело уставился на окружающих.

– Вы кто еще-на такие?.. – сипло выдавил он. Потом повел башкой, обвёл нас всех мутным взглядом. – Вы кто, вашу мать?..

– Слышь, – сказал я, подаваясь вперёд. – Ты за базаром следи. Ты к нам в хату зашёл, вот сам и представляйся.

– Ха! – ухмыльнулся он, кривя губы и показывая жёлтые зубы. – А ты, значит, тут смотрящий? Да?

– Смотрящих в камере ищи, – ответил я. – А здесь мы тебе не зеки. Усёк?

– Да? – он хмыкнул, оглядел решётки на окнах. – Ну и что же вы тогда не выходите? Свободные граждане…

Взгляд его скользнул по женщинам. На Женьку-неразлучницу он и внимания не обратил. По Лизе скользнул, увидел, что та прилипла к своему лысому амбалу, и сразу дальше. А вот на Ольге задержался. Она стояла одна и чуть поодаль. Взгляд сальный и голодный, а улыбка мерзкая.

– А ничего… бабенка-то, – процедил он, по-своему любуясь. Потом схватился за голову. – Ух, е**ть, как же меня приложили-то…

Олю от его слов передёрнуло. Она шагнула ко мне, тихо прошептала:

– Максим, я его боюсь.

– Бояться надо тех, кто снаружи, – сказал я. – А этот гаврик теперь с нами, какой бы он ни был. Но ради тебя я ему внятно объясню, как себя вести.

Я снова подошёл к урке.

– Так и не услышал, кто ты по жизни. И вообще, откуда тебя сюда занесло?

– А ты чё, мент, что ли? – гыкнул он. – С какого перепугу я перед тобой буду?.. Да пошёл ты!.. И ваще! Говно вопрос… Все мы тут сдохнем. Мне пох**, понял⁈

Он скривился, в глазах светилась злость и что-то ещё, как будто он давно уже всё понял про это место. Видно было, что его били по башке сегодня, совсем недавно.

Я схватил его за указательный палец, выгнул в обратную сторону. Хрустнул сустав.

– Ай, сука! Пусти, падла! – заорал он. – Сука! Руки убери, пока целы! Ты чё, урод! А-ай!

Он завывал, матерился на чём свет стоит, дёргался, но палец у меня в хватке был жёстко. А в бараке повисла тишина, все слушали, как этот урка визжит, и ждали, чем все кончится.

– Тише, тише, не ори, – как ни в чем не бывало, даже с подчеркнутой теплотой в голосе сказал я, ослабив хватку и спустив новенького с настила на пол. Палец всё ещё держал, надавливал так, что он корчился, вынужденный слушать. – Ты лучше внятно расскажи, расписной ты наш, когда откинулся и как сюда занесло. Какую зону топтал?

– Ах… отпусти, скажу, – прохрипел он, скрежеща зубами.

Я отпустил палец, тот зло глянул исподлобья, как волк. Вскочил, осмотрелся, потом залез на нары, сел, почесал затылок и сплюнул на пол.

– Ну, давай, я слушаю, – сказал я, скрестив руки.

– Ну это самое… Короче… Нас здесь десять пацанов в лагере, – выдавил он.

– Кого это «нас»? – бровь у меня сама собой взлетела.

– Мы… группой шли. Сбежали, понял? С особого строгача дернули – и вот…

– Сбежали? – я криво усмехнулся. – Да с особого не сбегают. Живыми, по крайней мере, не выходят.

– Нам, допустим, помогли, – хмуро сказал он, потирая палец.

– Кто помог? – спросил я.

– Да х… его знает, – он нервно оглянулся, – кто они такие. Через уважаемого человека вышли, мол, всё будет ровно. Мы поверили, – зэк пощупал рану на голове. – Побег замутили, калитку распахнули. И вот…

– Ну, и что просили взамен? – перебил я. – Не бывает, чтобы просто так свободу дарили.

– В том-то и подлянка, – хмыкнул урка. – Сказали: «Сбежите – отпустят. Даже бабки подкинем, мол, по мульту каждому. Только делайте, что скажем». Ну мы и впряглись. Думали, в натуре шанс, меценаты, мать их. Ага, щас…

Он зло глянул в пол, кулаки сжал.

– Нас потом как лохов собрали, вертушкой сюда притаранили. Сидим тут, как в ШИЗО, только ещё хуже. Одна кича сменилась на другую, только этапом никуда не повезли – сразу в глушь загнали. И держат, падлы. Нагрели по полной.

Он сплюнул, ухмыльнулся криво и снова выругался:

– Вот такие дела, начальник…

– Ну так что с вас требуют? – спросил я, глядя прямо на зэка. – Что выполнять должны?

Тот поёрзал на нарах, прищурился и ответил не сразу, будто собирался с мыслями.

– Точно не знаю. Но краем уха слышал… Завалить мы должны.

– Завалить? Кого? – поднял брови я.

В бараке пошёл гул, народ зашептался. Слово слишком понятное, чтобы оставались сомнения.

– Что значит «завалить»? – пробормотал врач.

– Завалить – значит пришить, – зэк проговорил это спокойно, смотрел при этом не на меня, а в пол. – Сказали, выпустят нас в тайгу. Найдём тех, кого скажут, завалим – тогда свобода наша и бабки тоже. Короче, лохов пустят в лес, а мы за ними…

– Погодите, – снова поднял голос Евгений, явно волнуясь. Он встал, поправил очки и обратился сразу ко всем. – Товарищи… друзья… господа… А вам не кажется, что под «лохами» как раз нас подразумевают?

В ответ на его слова Ворон рыкнул, скривив физиономию:

– Ты чё несёшь, козлобородый? Ты, может, и лошара, а я нет, говори за себя.

– Тихо! – бросил я, резко. – Сейчас мы слушаем этого…

Глянул на зэка, спросил:

– Кстати, как тебя там кличут?

Он поднял глаза, прищурился, усмехнулся уголком рта:

– Лёнька я. Лёнька Коса. Так на воле звали, так и здесь зовут.

– Лёнька Коса, значит, – протянул я. – Ну и как ты к нам-то попал, Коса?

– Так, – развёл руками он. – С одним зацепился в бараке. Вершина – гнида та еще. Ему челюсть свернул, ребро сломал. Ну, а меня самого по башке отходили. Ну и эти вертухаи на шум понабежали…. с автоматами. Видать, решили, что или я Вершину пришью, или он меня. Вот и закинули сюда, к вам, получается. К лохам.

– Следи за базаром, – сказал я, вставая ближе.

– Тише, тише, начальник, – торопливо поднял ладони он. – Я сразу вижу – ты тут главный. У тебя и гонору, и голос ментовской. Сразу видно, что ментяра ты.

– С чего ты взял? – прищурился я. – Физрук я.

– Х-хто-о?.. Учитель физкультуры? – ухмыльнулся он. – Опачки! А я был уверен, что мент. Ну, короче… неважно.

Он глянул по сторонам, потерянно ухмыльнулся и добавил:

– Ка-а-ароче, п**ец не фортануло мне, что сюда к вам закинуло. Потому как если мои бывшие кореша вас гасить будут, то и меня заодно. Получается, теперь я тут, с вами. Эх…

Барак зароптал, пленники заохали. Лиза схватилась за сердце, Женьки переглянулись. А Ворон зло скрипнул зубами.

Дед Ефим всё это время сидел молча, только покряхтывал, будто прислушивался к каждому слову, не вмешиваясь. И вдруг со вздохом поднял голову, глаза прищурил, в уголках морщинки еще больше собрались, и проскрипел:

– А с чего ты взял, прохиндей, что именно вы нас убивать в тайге будете? Ты прямо так всё и слышал?

Зэк повёл плечами, скривился.

– Ну, не прям так. Но сказали: один отряд лохов, другой – охотников. А дальше думайте сами, – он пожал плечами.

– А вам прививки ставят? – поинтересовался Ефим, хитро щурясь.

– Какие ещё, к херам собачьим, прививки? – урка хрипло усмехнулся. – Ты что, дед, с дубу рухнул? Нас тут кормят два раза в день, да и то баландой. Какие прививки… От энцефалита, что ли? Ха! Поздновато уже. Клещи отошли, осень.

– А нам вот ставят, – проговорил дед.

Слова его прозвучали несколько зло, хотя до этого дед всегда улыбался, хмуриться не любил. Теперь же лицо стало жёстким, будто в нём что-то переключилось. – Так, можа, это мы охотники будем, а не вы, – бросил он.

– Чего? – урка резко выпрямился. – Бл*! Да вы на себя посмотрите! – он махнул рукой по сторонам. – Старая развалина, – ткнул пальцем в Ефима. – Парочка, которую от одного вида моих корешей инфаркт схватит, – кивнул на Женьку с женой. – Пацан хоть и ершистый, – взглядом ткнул в мажора, – но гонору полно, а толку ноль. Бабы молодые, – скользнул глазами по Лизе и Ольге. – Что, бегать да визжать? Если и сможет кто-то тащить на себе всех, то только вон тот бугай, – указал на Ворона. – И начальник ваш, – теперь он кивнул в мою сторону. – Но и то, ненадолго… Там такие матерые чалятся в соседнем бараке… Не дай бог вам с ними в лесу столкнуться. Лучше сразу вздернуться. Самим.

В бараке повисло напряжение.

– Ну-ну, – тихо, но отчётливо произнёс дед Ефим, даже не повысив голоса. – Только ты теперь с нами. И если попрёшь супротив нас, то мы тебя первые же и сдадим ентим, матерым твоим.

– Да ладно вам, – вдруг проговорил Лёнька Коса торопливо, сам испугался, что перегнул. – Я же так… мысли вслух. Чего вы гоните? Обиделись, что ли? Может, и не будет никакой схватки. Может, я чего не так понял, не то услышал. Хотя слух у меня, как у кошки, острый.

– Вот и сиди, помалкивай, – крякнул на него Ефим.

– Слушайте, – вдруг предложил Коса, глядя исподлобья, – если я вам так не нравлюсь, могу подсказать, как от меня избавиться. Вы мне тоже не вкатываете. Давайте я подерусь вот с этим, – кивнул на молодого мажора. – Поднимется шум, крик, охрана влетит. Пускай он при них мне грозиться будет башку проломить, и я ему тоже выскажу. Меня снова переведут. Типа, не прижился. А? Заберут от вас.

Мажорчик, до этого хорохорившийся, сразу напрягся, глаза забегали. Он отступил к стене, голос у него сорвался на шипение:

– Слышь, ты… только попробуй меня пальцем тронуть. Ты знаешь, кто мой отец⁈

– А может, со мной подерешься? – вмешался Ворон. – Дайте я ему вдарю. Бесит, сука.

– Тихо! Успокоились! – сказал я, глядя на всех. – Так не пойдёт. Вряд ли тут есть ещё третья группа. Таких бараков всего два. Так что если тебя, Лёнчик, и выселят, то только уже… в вечную, так сказать, обитель. Словишь пулю, да и закопают в сырой земле, – я выдержал паузу и добавил: – Но если тебе так хочется, чтобы тебе наваляли, могу это организовать. Только без криков и шума. Лады? По башке тебе нельзя, кони двинешь, давай в пузо?

Зэк дёрнул плечом, отводя взгляд, потом скривился и, словно оправдываясь, пробормотал:

– А, не-е, так не канает…

– То-то же, – хмыкнул я.

И тут же Коса скорчил дурацкую ухмылку, зубы оскалил, заржал фальшиво:

– Ладно, я же пошутил. Чего вы, пошутить нельзя, что ли?

А барак слушал его смех в настороженной тишине – никто не поддержал.

* * *

Вливание урки в коллектив прошло со скрипом, но всё-таки прошло. Каждый понимал, что в тесном бараке деваться некуда – либо терпеть друг друга, либо грызться насмерть. К ночи стало ясно, что терпеть придётся.

Ночью дубак пробрал до костей. Всё-таки горы, тайга. Тут ночи совсем не такие, как в городе: начало октября, а температура низкая, дыхание паром валит. Доски пола холодные, щели продувает.

– Хоть бы одеяло, твари, дали, – процедил Ворон, прижимая к себе Лизку.

Все грелись друг об друга, как могли. Лишь дед Ефим, Мажорчик и урка оставались по одному, не подпуская к себе никого.

Оля свернулась калачиком у меня на груди. Надо отдать должное – держалась стойко. Не ревела, не истерила, как Евгения, которую муж еле успокаивал. Даже блондинка Ворона, казалось бы крепкая, к середине ночи уже тихо всхлипывала, не выдержала. А моя геологичка выносила всё молча, стиснув зубы. Упертая. За это я её и уважал.

Утром дверь барака со скрипом распахнулась. Вошли трое автоматчиков, за ними – человек в белом медицинском халате и колпаке. Халат старомодный, словно из советского фильма: длинный и даже, кажется, накрахмаленный. Сейчас так уже никто не носит – всюду медицинские костюмы, больше похожие на пижамы. Но этот, будто нарочно, явился в безупречно белом халате, словно хотел подчеркнуть: он тут врач, хозяин процедур.

Перед собой он катил медицинский столик на колёсах. Металл поблёскивал, а на нём хищно сверкали стеклянные шприцы, ампулы, приготовлена была вата.

– Встаём на процедуры, – проговорил он привычно. Голос у него был такой, будто он каждый день делал одно и то же и давно перестал задумываться о смысле своих экзекуций. – По одному, выстраиваемся.

Мы переглянулись. Никто не рыпнулся. Народ послушно встал в цепочку, как школьники на утренней зарядке. Второй день я здесь, а они – видно, уже привыкли. Для них это стало частью распорядка.

Мы же с Ольгой, Лизой и Вороном стояли в стороне, наблюдая, как пленники один за другим подходили к столику. Врач повернул голову в нашу сторону и сказал:

– Вас это тоже касается, новенькие. Это витамины. Условия здесь не самые подходящие, питание скудное. Я вам как врач рекомендую принимать эти препараты, иначе организм долго не выдержит.

Он говорил это будничным голосом, но каждый слог звучал так, будто мы слушали не врача, а актёра, уставшего от собственной роли.

– Зачем вы нас держите здесь⁈ – вдруг выкрикнула Лиза. Голос у неё сорвался и стал резким. – Выпустите! Какое право вы имеете! Мы ведь не заключённые, мы люди!

Она не выдержала, сорвалась. Блондинка бросилась к двери, но я ее удержал.

– Стой! – шептал я ей на ухо, прижимая к себе. – Убьют ведь…

Охранник угрожающе повёл автоматом, и Лиза отпрянула, пришла в себя. В бараке повис гул. Будто заразившись её криками, Евгения заплакала навзрыд, спряталась в плечо мужа. Дед Ефим торопливо перекрестился, бормоча себе под нос молитву, а мажор что-то зло и сипло шипел сквозь зубы, стараясь выглядеть смелым, но голос его предательски дрожал. Паника Лизы, как зараза, мгновенно передалась всем.

Ворон шагнул к ней, обхватил за плечи, прижал к себе, стараясь удержать.

– Тихо-тихо, Лизка, – шептал он. – Держись. Ну, ну, успокойся.

Но она вырывалась, брыкалась, царапала его руки, даже попробовала укусить, будто обезумела.

– Тише, дамочка, – протянул врач гнусаво, и в голосе его сквозило неприятное и холодное. – А то вас переведут в другой барак. А там… Там вот такой контингент… – он повернул голову и медленно кивнул на урку.

Лизу как будто окатили ведром ледяной воды. Она дёрнулась в последний раз, вскрикнула сипло и вдруг затихла, обмякла в руках Ворона.

– Следующий! – скомандовал врач.

Евгений, интеллигент в очочках, шагнул вперёд. Подкатил рукав, протянул руку. Врач ввёл иглу в плечо. Евгений сглотнул, лицо у него перекосилось, и он торопливо зашептал:

– Коллега, послушайте… – обращался он к медику. – Да, да, я тоже врач. Это какая-то ошибка. Чудовищная ошибка. Вы должны передать своим хозяевам, что я могу быть полезен. Я высококлассный специалист. Я смогу оказывать содействие. Я вас прошу… Умоляю…

Врач даже не дослушал. Брезгливо сморщил нос, словно услышал что-то неприятное. Выдернул шприц, прижал к плечу Евгения ватку, смоченную спиртом, и отмахнулся:

– Следующий.

Голос его был всё такой же гнусавый, механический. Но в этом «следующий» прозвучало больше равнодушия, чем если бы он просто промолчал.

Так каждый по очереди получал свою дозу неизвестного препарата. Кто-то морщился, кто-то принимал укол с терпеливой покорностью. Игла гладко и беззвучно входила в кожу, щелчок ампулы – и всё. Оставалось только гадать, что именно они нам колют и какой в этом смысл.

– Что это за дрянь? – спросила Оля, прижимаясь ко мне.

Голос её дрогнул, но она держалась.

– Не волнуйся, – ответил я, стараясь, чтобы прозвучало спокойно. – Нам придётся это принять. Как видишь, остальные уже не первый раз под иглой. И ничего с ними не случилось.

– Ага, ничего, – возразила она. – Ты видел их глаза, когда они едят эту баланду? Будто звери, что накинулись на дичь.

– Просто оголодали люди, бывает, – сказал я, хотя самому было тревожно.

– Я не хочу стать такой, как они, – в голосе Оли прорезался надлом, первый раз за всё время.

Держалась она стойко, но ведь предел есть у любого. Она уткнулась взглядом в пол и шёпотом добавила:

– Максим, за нами ведь придут. Нас будут искать. Ну не может же пропасть столько людей, и чтобы не искали!

Я молчал. Она подняла глаза и сказала уже громче:

– Нет? Никто нас не ищет… Жаль, что ты не работаешь в полиции. Ты бы нас всех спас.

Я криво усмехнулся:

– Думаешь, полицейский бы справился? Не знаю. Но обещаю: сделаю всё возможное. Я пока думаю, ищу выход.

– Я не хочу здесь умереть, Максим, – голос её задрожал. – Это место гиблое. Тайга, горы… Здесь глухомань. Я сразу вижу: ни электролиний, ни просек, никаких дорог. Нас будто привезли хоронить. Я геолог, я разбираюсь в тайге…

Я сжал её руку. Ответить не успел – в бараке резко прозвучал голос врача:

– Ну что, голубки, – сказал он, готовя шприцы, – кто первый? Вы только и остались.

Я вышел вперёд.

– Давай, эскулап херов, – сказал, глядя ему прямо в глаза.

Подошёл, задрал рукав. Он с какой-то нарочитой злостью уколол мне плечо, словно хотел причинить боль. Игла вошла резким ударом.

Я только усмехнулся. Эту боль я почти не чувствовал. Видимо, организм, когда всё время на адреналине, перестаёт замечать такие мелочи, как прокол и давление жидкости под кожей. Даже если удар шприцом нарочно сильный.

* * *

Он ввёл мне препарат, и я сразу понял – это он, тот самый. Тот, что когда-то сам себе вколол в подземелье у Ландера. Его ни с чем невозможно было спутать по ощущениям. Сначала по венам будто побежали тысячи мелких разрядов, электрические искры пробили каждую жилку, достали до самой глубины. Волоски на затылке встали дыбом, пальцы зачесались изнутри, даже уши, и те горели, словно я очутился у костра.

Прилив сил накрыл резко и мощно. Казалось, я могу вцепиться в стену и выдрать доску вместе с гвоздями. Но лицо держал каменным, будто ничего не произошло. Нельзя показывать. Если они поймут, что препарат действует на меня так сильно, дозу урежут или вовсе перестанут колоть. А мне, наоборот, нужно больше. Ещё. Ещё…

Почему именно так это зелье на мне работает, я не знал. На Шульгина оно действовало, на того же Дирижёра тоже, и на прочих, кого мы видели. Недаром они охотились за левшами, видимо, для них этот фактор ключевой. Но со мной всё было иначе. Может, потому что я не простой подопытный, а человек вдвойне. Во мне живут два слоя: прошлый я, Лютый, и нынешний – Максим Яровой. Конечно, я один и тот же, но эта странная комбинация сознания и тела дала особую чувствительность к зелью. Так? Не знаю…

Я отошёл от столика спокойно, лениво, будто ничего не почувствовал. Бросил Ольге ободряющий кивок: мол, иди, не больно. Она всхлипнула, шагнула вперёд и, когда игла вошла в плечо, ойкнула тихо, больше от страха, чем от боли.

– Всё, процедуры окончены, – сказал врач своим бесцветным голосом. – Следующий укол завтра.

Он развернул тележку и покатил её назад, к выходу, за ним двинулись автоматчики. А нам осталось только ждать завтрака и нового дня, который грозил быть ещё тяжелее вчерашнего.

– Коллега, постойте! – вдруг выкрикнул Евгений и рванулся за врачом. Схватил его за белый халат, но тут же получил прикладом в лоб. Упал на пол, глаза выпучил в мольбе, а по лбу тонкой струйкой побежала кровь.

– Вы обещали… поговорить с хозяевами… – прохрипел он, поднимая руки, будто хотел ухватиться за воздух.

Врач остановился, обернулся, нахмурил брови. Голос его прозвучал холодно и с презрением:

– Конечно, я поговорю. Но боюсь, что такие ничтожества, как вы, моим хозяевам не пригодятся.

– На, сука! – вдруг заорал урка и рванулся с места.

Пока автоматчики били Евгения прикладами, отталкивая его, Лёнька незаметно скользнул к стене, двинулся вдоль неё, пригибаясь, и достал заточку. Откуда она у него взялась – чёрт его знает. Узкая, длинная, стальная, с остриём, подточенным до состояния жала. Металл поблёскивал, и сразу было ясно, что это оружие в руках у зэка – смертоносное.

Охрана среагировала мгновенно, стволы автоматов повернулись к нему. Но урка двигался слишком быстро. Одним прыжком он оказался рядом с врачом в допотопном халате, обхватил его плечо и приставил острие к шее.

– А ну назад все, суки! – заорал он. – Автоматы положили! Прирежу докторишку!

Из-под острия тут же выступила тонкая полоска крови. Врач взвыл, захрипел, лицо у него перекосилось от страха.

– Послушайте его! – взвизгнул он. – Сложите оружие! Ну, что вы стоите⁈

Автоматчики замерли, переглянулись. Барак стих. Даже Лиза, которая до этого всхлипывала, прикрыла рот ладонью. Каждый понимал – ещё одно движение, и эта заточка уйдёт в шею по самую рукоять.

Автоматчики медлили недолго, словно что-то взвесили, но в следующий момент почти одновременно сорвались и дали каждый длинную очередь по взбунтовавшемуся урке. В узком бараке грохот был такой, что заложило уши. Ленька дёрнулся всем телом, рука его, судорожно сжавшая заточку, машинально вонзила её в шею врачу.

Сам он и упасть ещё не успел, а уже был мёртв – прошит десятками пуль. Его тело качнулось, голова мотнулась набок, и он рухнул беззвучно, как мешок.

Врач остался стоять, но недолго. Он, хватаясь за шею, пытался зажать пробитую артерию, но из-под пальцев толчками выплёскивалась горячая кровь. Тонкий пар поднимался от нее.

– Жгут… помогите… надо жгут… – сипел он, захлёбываясь. – Коллега, помогите…

Он посмотрел вниз на Евгения, что всё ещё лежал на полу, где его и оставили, вмазав прикладами.

– Нет уж… – прохрипел Евгений.

Его уголки губ растянулись в довольной ухмылке. Радовался чужой смерти и не собирался помогать.

Да и помощь уже была бесполезна. В горячке врач не заметил, как вместе с уркой поймал пару пуль. Одна прошла под рёбрами, пробив печень, вторая задела лёгкое. Изо рта его теперь пошла кровавая пена. Он захрипел, попытался сделать шаг, но ноги его подвели, и он рухнул рядом с мёртвым зэком.

Люди в бараке от ужаса сбились в угол, кто-то вскрикнул, кто-то заплакал.

Снаружи на грохот подоспели ещё двое вооружённых. Ворвались, как в бою, сразу стволами по сторонам. Нас всех уложили лицами в пол, били прикладами, торопливо и без разбора. Женщин не тронули, но и их заставили присесть, запугав криками. В бараке пахло кровью, порохом и страхом.

Мне досталось прикладом по почкам, но я успел напрячься и сгруппироваться так, что боль прошла мимо, оставив лишь тупой отклик где-то в глубине. Препарат делал своё дело: не только добавлял сил, но и словно сглаживал удары, помогал справляться с повреждениями, не давая им пронзать тело так, как должно было бы.

После короткой передышки охрана выволокла наружу два тела. Врач, что ещё минуту назад командовал уколами, лежал неподвижно, белый халат его был пропитан кровью. Рядом с ним – безумный урка, решивший, что сумеет прорваться к свободе. Его смелость обернулась бессмысленной гибелью, и оба были вынесены за порог, словно мусор.

* * *

На следующий день дверь барака распахнулась. Мы уже привыкли к автоматчикам, но с ними теперь был еще другой человек. Совсем другой.

На пороге стоял мужчина в идеально сидящем костюме: брюки со стрелками, выглаженные, тёмный пиджак, белая рубашка, туфли – блестящие, будто он собирался не в таёжный барак, а в ресторан или театр. Вид его был настолько чужд окружению, что от этого пленникам становилось только тревожнее.

Лицо его скрывала маска. Чёрная, из плотного пластика, с ровной, словно нарисованной ухмылкой. Губы маски изогнуты в улыбке, но глаза за прорезями были узкие, раскосые, и от этого вся маска смотрелась нелепо-жуткой. Она напоминала одновременно театральный реквизит и страшную игрушку.

В свете маленьких окон блеск маски придавал ей странную живость, будто этот застывший оскал вот-вот оживёт.

– Ну… – произнёс он спокойно, руки держал за спиной. – Надеюсь, вы понимаете, что побег невозможен. Любая попытка будет пресекаться жёстко и без разговоров.

Он замолчал, давая нам осознать каждое слово, а потом добавил:

– А теперь у меня вопрос к вам. Кто из вас врач?

Друзья! В романе намечается опасный и крутой поворот сюжета.

Поддержим Макса лайками!

Жмякнем сердечко на странице книги. СПАСИБО))