Текст книги "Последний Герой. Том 6 (СИ)"

Автор книги: Рафаэль Дамиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Та что-то ещё выкрикивала ему вслед, ругала, но он махнул рукой и направился к выходу. За нами потянулись взгляды, кто-то из зала даже поднялся, собираясь увязаться следом.

Но Ворон обернулся и осадил сотоварищей:

– Кто за мной выйдет – получит в нос. Я сам разберусь. Отдыхайте, братья.

Умно поступил. Свидетели, даже из своей шайки, ему сейчас были ни к чему. Лишний глаз – лишние показания в случае чего.

Мы вышли на крыльцо. Там уже стояли двое из его своры, по обе стороны, будто крылья. Но Ворон махнул им рукой – и они мигом растворились. То ли обратно в бар юркнули, то ли в темноте рассыпались. Я разглядеть не успел.

Зато сразу приметил на парковке, чуть поодаль, грязно-белый фургон с наклейкой в виде головы обезьяны. Серый предупреждал: увидишь такую – знай, мы рядом. Значит, где-то там, за тонированными стёклами, сидят мои топтуны и смотрят в мониторы. Только бы не вмешались раньше времени. Ведь пока что это обычная пьяная разборка, а вовсе не нападение Инженера.

– Ну всё, молись, урод, – сказал Ворон, стряхнул с себя Лизу, которая всё-таки проскользнула за ним и до последнего цеплялась за его руку, и двинулся ко мне.

Я был готов. В голове мелькнула мысль: «Вроде, и мудак, а всё-таки благородный – вызвал один на один, без подлостей». Но я зря его переоценил.

Потому что в тот же момент за спиной послышались шаги. Я рванулся в сторону, отклонился, и вовремя – свист рассёк воздух, и кий от бильярда, описав дугу, пролетел мимо моего черепа и с хрустом вонзился в землю.

Позади стояли двое. Подручные Ворона. Оказывается, они никуда не уходили, а лишь сделали вид, будто вернулись в бар. Хитроумный Ворон решил, что лучше поручить работу этим двоим, а самому руки не марать – чтобы и вправду условку не менять на реальный срок. В баре с пивом он всё же уютнее себя чувствовал, чем на нарах с баландой.

Один держал в руках кий, такой же, что пролетел у меня над ухом. Второй вооружился короткой железной дубинкой, раскладной телескопической. Он размахивал ей уверенно, знал, как держать – видно, не в первый раз.

Снова замах кием. Но в этот раз я был готов. Перехватил его, рванул на себя с силой. Байкер не ожидал, чуть не вылетел мне навстречу – я же едва не выдрал у него оружие прямо из рук. И вдруг почувствовал, как во мне что-то будто щёлкнуло.

Силы прибавилось, мышцы будто наполнились электричеством. Откуда? Неужели это последствия того самого препарата, что гонял по моим жилам там, в лаборатории? Но он же давно уже должен был выветриться. Прошёл, растворился…

А сейчас я стоял, сжимая кий, и ощущал, как в теле бушует какой-то дикий, нечеловеческий запас энергии. У него, у этого дьявольского препарата, видать, остаточные хвосты остались. Когда адреналин разогнал кровь, будто из глубины достал его, из самых клеточных недр, откуда уже давно всё должно было исчезнуть. Я почувствовал, как зрачки расширились, ловя каждое движение, каждый блик света. Слух стал острым, как нож – слышал скрип обуви, дыхание, даже скрежет зубов у противников. Мышцы налились сталью, всё тело превратилось в сжатую пружину, готовую рвануть в любую секунду.

Теперь я с легкостью вырвал кий из рук первого и ткнул им того, что размахивал «телескопом». Не со всей силы, хотел вывести из строя, но переборщил. Хрустнула грудина, он выронил железку, завыл и рухнул на спину. Потом, хрипя, встал на четвереньки, пополз, держась за грудь. Ну, если ползает – значит, жить будет. Второй, с кием, вернее, уже без кия, замер, нападать не решился, только пятился, глаза круглые.

Я переломил кий о колено, обломки швырнул в сторону, глядя прямо на Ворона.

– Ну что, Ворон… – сказал я громко, чтобы весь двор услышал. – Или ты всё-таки не Ворон, а курица облезлая? Самому-то выйти слабо? Гамадрилов своих натравил, а сам стоишь, харищем торгуешь. Думаешь от условки отмазаться? Думаешь, чужими руками – это не считается?

Я шагнул ближе, не сводя с него глаз:

– Или так и будешь за бабью юбку прятаться да мальцов подставлять? Ты же у них тут президент, отец-командир… А сам – обычное ссыкло.

Оля и Лиза застыли, глядя на нас круглыми глазами. У одной дыхание перехватывало от страха, у другой – от злости и какой-то странной надежды, будто она сама ждала, чем всё кончится. Для Ворона это стало последней каплей: выдержка его лопнула, и он ринулся прямо на меня.

Шёл, как танк, сразу вложился в удар, рассчитывая срубить меня с места. Кулачища у него – как молотки, и зарядил он сразу в голову, без раздумий.

Я видел замах, видел плечо, и потому шагнул чуть в сторону и назад. Удар прошёл мимо, по воздуху. Ворон, по инерции, едва не провалился в пустоту. Я резко пробил ногой в его бедро сбоку – жёстко, чтобы сбить скорость и нарушить равновесие.

Он качнулся, но устоял. Рыкнул, снова полез вперёд, пытаясь схватить меня руками, обхватить и продавить весом. Если бы ухватил, там и конец: сила у него звериная. Но скорость была на моей стороне. Я ушёл под его руку, нырнул вправо, и, оказавшись сбоку, всадил прямой кулак в корпус – точно в рёбра. Воздух у него вышел рывком, как из пробитой шины.

Ворон отшатнулся, но не успокоился, снова полез. Кулаками махал неуклюже: много силы, мало техники. Он бил широкими размахами, вкладывая вес всего тела, а я ловил моменты и отвечал короткими, быстрыми ударами. Дважды зацепил его в челюсть – раз левым джебом, потом правым кроссом. Голова у него мотнулась, но он стоял, стиснув зубы.

Мы кружили, он пытался меня загнать к стене. Я не дал: шаги короткие, работа ногами, всё время уходил под углы. Он снова пошёл вперёд, вложился в правый крюк – я присел, пропустил его руку над собой, а сам сразу снизу – апперкот. Чистый, в подбородок.

Ворон дернулся, глаза закатились, колени поехали. Он ещё секунду пытался устоять, хватал воздух ртом, но тело уже не слушалось. И вот он завалился назад, рухнул на спину с глухим стуком.

Тишина висела пару секунд, потом послышался голос Ольги:

– Лежит!..

Я выпрямился, встряхнул руками, сбросил остатки напряжения. Ворон валялся на земле без сознания, нокаут чистый.

Оля, прижав ладони к губам, выдохнула. Лиза отвернулась, но глаза её всё равно блестели – видела, что её здоровяк пал. А я стоял над ним, чувствуя, как мышцы ещё гудят, и слушал, как кровь стучит в висках.

Победа, вроде бы, за мной. Казалось бы – радуйся: свалил громадину Ворона в чистый нокаут, до этого двоих его прихвостней уложил, которые уже куда-то испарились. Но радости не было. Потому что все как-то по-тихому произошло. Не завирусится ролик, которого нет, не узнает Инженер, что я в городе. На крыльце я уже внимательнее посмотрел – ни одной камеры видеонаблюдения. Ни у дверей, ни над парковкой, нигде. Даже на телефоны никто не снимал, хотя сейчас этим каждый второй развлекается.

Всё зря? Вроде, зря. А вроде, и нет. Адреналин гулял по крови, мышцы ещё напряжены, но внутри стояла тёплая уверенность: вечер удался. Я ощутил себя, как в том подземелье. Сильным…. Так что я вполне был доволен собой.

* * *

Лишь только я об этом подумал – двигатель фургона, того самого грязно-белого микроавтобуса с обезьяньей головой на борту, заурчал, и машина резко тронулась с места. Подкатили быстро, прямо к крыльцу бара, фары резанули по глазам.

«Какого рожна? – мелькнуло в голове. – Зачем так палиться? Ведь всё уже закончилось…»

Откатная дверь с грохотом отъехала. Из темного салона выскочили люди в чёрных тактических костюмах. Морды скрывают балаклавы, тактические перчатки на руках. Я уже был уверен: вот сейчас на спинах мелькнёт привычная блеклая серая надпись «ФСБ» или «СОБР». Но ничего. Ни знаков, ни шевронов, ни опознавательных нашивок. Чисто чёрный спецназ без имени. И тут закралось подозрение.

Я всё успевал подмечать. И оружие у них странное. Не автоматы, не помпы. А похожие на маркеры для пейнтбола, только массивнее и с утолщёнными стволами.

Я шагнул вперёд, прикрыл собой Олю, машинально выставив руки. И тут раздались глухие хлопки:

– Тух-тух-тух!

– Тух-тух!

Что-то острое впилось в плечо. В грудь. В бедро. Дротики. С инъекциями. «Усыпляющие…» – мелькнула догадка, и внутри всё похолодело.

Меня зацепили, Олю, Лизу – и даже Ворона, который без сознания валялся после нашего боя. Хвосты дротиков торчали из одежды, как пчелиные жала.

Сначала подкосились девки: глаза закатились, повалились на асфальт, как куклы. Ворон – тот и вовсе не успел шевельнуться, его-то просто дожали сверху. Я ещё держался. Силы уходили рывками. Ноги ватные, язык еле ворочается, пальцы словно чужие.

Я пытался сопротивляться. Шагнул, махнул рукой, но тело не слушалось. В груди разлилась свинцовая тяжесть. «Что за хрень… Кто вы такие?» – слова застревали в горле.

Двое бойцов схватили меня под руки, ещё двое – за ноги. Легко, будто мешок, закинули в нутро фургона. Туда же затащили и женщин, и громилу-Ворона.

Двери грохнули, захлопнулись. Машина рванула с места, унося нас прочь от бара.

Я, с трудом разлепив глаза, видел только размытые силуэты в темноте салона. Голоса доносились будто сквозь толщу воды: гулкие, низкие, обрывки фраз, ни одного слова толком разобрать. Голова будто с трудом держалась на шее, но сон не приходил, я с ним боролся изо всех сил – только дикая слабость и тягучая темнота по краям сознания.

Я напряг слух и разобрал слова.

– Он не вырубился… – сказал один, хрипловатый, недовольный. – Как это может быть? Дозы хватало и на слона.

– Нужно было увеличить… – отозвался другой, более спокойный, с металлическими нотками. – Сейчас отключится.

Я чувствовал, как меня качает из стороны в сторону, как железо гудит под машиной. Каждое слово отдавалось в голове гулким эхом, словно говорили в пустую бочку.

– Сейчас я сделаю ему инъекцию, – произнёс третий голос. Спокойный, уверенный.

И вдруг… кольнуло внутри. «Почему голос мне кажется знакомым?» – мелькнула мысль, последняя ясная искра сознания.

Я пытался ухватиться за неё, дотянуться, но куда там – туман в голове неумолимо сгущался.

Нельзя было уже ни додумать, ни понять. Мгновенный провал. Как будто выключили свет.

Щёлк! И пустота…

Глава 5

Я слышал шум – ритмичный и гулкий, будто вертолётные винты рубили воздух где-то надо мной. Потом металлический лязг, какие-то глухие удары, словно по рельсам били ломом. Слышал голоса. Старался открыть глаза, но веки не слушались. Словно оказался в тягучем, тяжёлом сне, когда понимаешь, что надо проснуться, а тело не подчиняется.

Даже когда меня поднимали, я ощутил, как схватили за руки, за ноги и понесли. Потом бросили на носилки с жёстким каркасом и провисшей тканью. Хребтом сразу прочувствовал каждую жёсткую перекладину снизу.

Странное было ощущение: если меня накачали седативным, я должен был бы быть в отрубе. Но, несмотря на невероятную тяжесть, словно я лежал на дне морском, сознание не уходило окончательно. Оно выхватывало то запах, то звук, то обрывки чужих фраз.

«Значит, организм после тех двух инъекций в клетке Ландера стал другим», – мелькнуло в голове. Видно, что-то во мне изменилось.

Я всё лежал, и вот сознание вернулось полностью. Под лопатками чувствовался жёсткий настил, словно я лежал на полу камеры или на старых тюремных нарах, без матраса. Запахи били в нос. Пот, кислый страх, немытые тела. Сырость. Всё это до боли напоминало камеры ИВС девяностых, когда на условия содержания никто не смотрел. Вонючие конуры, куда загоняли десятками.

Я собрал остатки сил и ещё раз попробовал открыть глаза. На этот раз получилось.

– А! Очнулся, – проскрипел сверху старческий голос. – Гляньте, люди добрые, молодой проснулся, наконец. Я уж думал, копыта откинет, прости господи.

Надо мной склонилось лицо – щетинистое, в морщинах, с огромным носом в красных прожилках. Глаза блеклые, но добрые. Дед в морщинах, будто трещинах времени. Натуральный такой, из тех, что по деревням на завалинках сидят.

Я приподнялся на локте, отрывая спину от жёсткой доски, и почувствовал, что лежу на дощатом настиле, напоминающем нары.

Осмотрелся. Длинный серый барак, стены из толстых потемневших брёвен, окна мутные, стекло покрыто грязью и паутиной, а поверх всего – ржавая решётка. Полумрак. Воздух тяжёлый.

Вокруг толпились люди, немало – человек десять или около того. Сгрудились, ждали, когда я очнусь.

– Максим! – вскрикнула Оля, проталкиваясь через плечи и локти, даже отодвинула старика, который стоял ближе всех. Она присела рядом, положила ладонь мне на лоб. – Как ты себя чувствуешь? Ты дольше всех был в отключке.

– Чтоб он вообще сдох! – раздалось сбоку.

Голос знакомый и злой. Это был Ворон. Он стоял чуть поодаль, с перекошенной от злости физиономией, прижимая к себе свою блондинку Лизу.

– Это из-за него мы сюда попали! – шипел он, ткнув в мою сторону пальцем.

– Цыц, лысый! – воскликнул старик с носом-картошкой, подняв руку. – Попали мы все, потому что нас захватили, Ирод так захотел, нехристь! Все мы из разных уголков, одному чёрту известно, почему именно мы очутились в этой тюрьме посреди тайги!

Оля тем временем протянула мне ковшик. Старый эмалированный ковшик, посеревший, с исцарапанной поверхностью и сколом на боку.

– Попей, Макс. Тебе больше всех нужно. Похоже, тебе вкололи дозу больше, чем всем остальным. Ты был самый крепкий, вот они и нагрузили тебя по полной.

– Они? – прохрипел я, сделав глоток и чувствуя вкус ржавой воды. – Кто они?

Старик прокашлялся в кулак.

– Меня зовут Ефим, – сказал он. – А ты, значит, Максимка у нас. Если бы мы знали, кто «они»… У всех история одна. Выстрел из хитрого ружья – бац, и вырубаешься. Как скотину отстреливали. Кого на улице ночью поймали, кого из дому выволокли.

Он перевёл дыхание, глаза его блеснули.

– Меня вот в посёлке прихватили, когда я от Зинки ночью возвращался. Только и понял, что щёлкнуло рядом, и всё… темнота. А для чего мы здесь – никто не знает.

Я подумал про себя: похоже, именно я знаю, для чего мы все здесь. Но вслух пока говорить не стал. Слишком рано панику разводить, неизвестно, как народ отреагирует. Я никого из них не знаю, если не считать Олю. Ну и Ворона с Лизой с натяжкой можно назвать знакомыми мне людьми. Но, так или иначе, все они – гражданские люди, не привыкшие встречать коварных злоумышленников и выбираться из подземных лабораторий.

Уверен, что всё это – работа Инженера. И если он собрал нас в этом бараке, значит, грядут какие-то эксперименты. Для чего ещё было нужно тащить всех этих людей сюда?

Я медленно обвёл взглядом присутствующих. Кроме Ворона с его Лизой, Ольги и старика Ефима, здесь были ещё люди.

Трое.

Сначала бросилась в глаза немолодая парочка – муж и жена. Сомнений не оставалось: они вместе прожили не один десяток лет. И даже внешне стали походить друг на друга – как это бывает у супружеских пар с опытом. Они сидели, жались друг к другу на деревянном настиле, словно два попугайчика-неразлучника. Только не миловались, а цеплялись друг за друга, стараясь хоть как-то один другого успокоить. Но милого в этой картине не было ничего. Обстановочка не та, далеко не романтик.

Мужичок – интеллигент с виду, седая бородка, очки, на нём мятая тройка, грязная, местами с пятнами. Пиджак висел мешком, рубашка давно требовала стирки. Этакий доцент, вырванный прямо из аудитории и заброшенный в эту вонючую конуру. Женщина рядом гораздо моложе его – лет сорока, может, чуть больше. Слишком мягкая, рыхлая на вид, будто бесхребетная. Лицо раскраснелось, глаза опухли от всхлипов, она буквально расплывалась у него на плече, пряча туда своё отчаяние. Полной её не назовёшь, скорее, наоборот – стройная для своего возраста, но сломанная вся, отчего и смотрелась бесформенной. Муж держался чуть крепче, не плакал, но в глазах плескалась та же безнадёга. Оба выглядели так, будто у них из-под ног вырвали землю.

А ещё здесь был один молодой. Парень лет двадцати, может, чуть больше. В модном прикиде, правда уже истрёпанном, с грязными пятнами. На шее – татуировка, какой-то непонятный орнамент.

Ха! Сначала показалось, то ли гжель, то ли хохлома – узоры такие, замысловатые. Я усмехнулся про себя: новомодная ерунда, не шея, а будто сервиз расписной.

Он держался вызывающе: ходил туда-сюда по бараку, посасывал электронную сигарету, выпуская вонючий пар. Смотрел на всех свысока, будто здесь один он – король. Взгляд говорил: «Кто вы все такие? Что за лохи? И какого хрена я тут с вами делаю?»

На запястье у него блестели часы – явно дорогие, брендовые. А кроссовки… мой взгляд профессионально зацепился за них, сработала обычная привычка опера: отмечать детали. Обувь дорогущая, пара таких стоит, как моя месячная зарплата, наверное.

Пока я на него смотрел, окончательно пришёл в себя, голова прояснилась, мышцы отпустило, и я смог уже толком подняться и сесть на жёстком настиле.

– Зачем нас сюда привезли? – спросил я деда Ефима. – Где мы?

– Ты, сынок, спрашиваешь о том, на что мы и сами ответов не знаем… – махнул тот рукой.

Он обвёл рукой барак.

– В посёлке мы. Старый, советский ещё, много лет заброшенный. Здесь то ли геологи жили, то ли бурильщики. От них остались бараки да склады. Мы вот в одном таком бараке. Я уже сбился со счёта, сколько тут нахожусь. Может, неделю, может, две.

– А нас четверых как сюда доставили? – уточнил я. – На чём? Мы далеко от города?

Старик хмыкнул:

– Смотря от какого города. Нет тут городов, сынок. Сибирь-матушка. Тысяча вёрст тайги.

– Но как же…

– Глянь, – кивнул он в сторону окна.

Я подошёл, выглянул сквозь решётку. За мутным стеклом и ржавыми прутьями открывалась картина: площадка из старых бетонных плит.

– Вон там, – сказал Ефим. – Вертолётная. С неё и вас сегодня выволокли. Вертухаи в масках притащили.

Я оглядел посёлок. Заброшенный, мёртвый. Чёрные каркасы покосившихся строений, остовы складов, пустырь. Ни дыма, ни движения. Всё выглядело так, будто сюда десятки лет никто не совался, и только в эту конуру кто-то время от времени свозил пленников. А кругом тайга.

– А вырваться? – спросил я.

– Никак, – вздохнул старик. – Стекло разобьёшь – на холоде сами тут околеем. Ты видал, какие решётки? Мы пробовали. Только стекло и получилось разбить, а решетки, что кремень. Два дня продувало, пока новые стекла вставили. А чтоб вставили – мы ещё умоляли их.

– Кого умоляли? – важна была каждая деталь.

– А кого тут увидишь. Приходят в масках. Все в чёрном, с автоматами. Как бесовы дети. Ни слова лишнего не говорят, только команды выдадут, и всё.

Я заметил перегородку у дальней стены, где был выведен деревянный короб.

– Там что?

– Отхожее место, – пояснил Ефим. – В углу умывальник. С голоду не сдохнем: кормят два раза в день. Похлёбка – похуже лагерной баланды, иногда тушёнка, макароны. Вот и всё.

– А ещё что? С вами что-то делают?

Я не успел договорить – перебил Ворон.

– Слышь, ты мент, что ли? – зло выкрикнул он. – Всё допытываешься? Для кого стараешься? А?

Я посмотрел на него в упор. Злость в нём буквально кипела, и понятно почему: во-первых, я вырубил его при всех. Во-вторых, теперь он считал, что в этой «яме» оказался именно из-за меня. Лиза держалась тише воды, ниже травы, хоть и жалась к нему, а вот сам здоровяк всё время косился зло.

– Тебе не хватило, что ли? – проговорил я спокойно, но грозно.

Ворон зло сплюнул на пол, но дальше не полез. Видно, помнил, чем закончилась наша последняя встреча.

Да и мне разборки были ни к чему здесь. Тут поважнее намечалась проблема – общий плен, мать его. Неволя с неясными перспективами.

Так что нужно было соображать, а не характерами мериться.

Оля держалась близко ко мне. Видно было – испугана, но не истерила, вела себя адекватно и разумно. Умничка. Она прислушивалась к нашему разговору с дедом, старалась всё запомнить, будто понимала, что это знание ещё пригодится.

А вот мажорчик… Парень в дорогих кроссовках, с наколкой на шее и часами явно боялся и не скрывал этого. Ходил туда-сюда, как зверёк в клетке, плевал на пол и шипел:

– Бл*дь! Это ваще, канеш… лютый кринж! Батя узнает – всех закопает! Он меня-то вытащит отсюда, ясно⁈ – вдруг сорвался он на крик и посмотрел на присутствующих. – Чего вылупились? Вытащит он меня, не сомневайтесь! А вы так и будете здесь сидеть, как чуханы.

С трудом переварил наше молчание в ответ. Снова оглядел нас всех и добавил с ехидцей:

– Ладно, так и быть… Может, я попрошу его, он вытащит и вас тоже. Только если мне будете отстёгивать свою пайку еды.

– Ах-ха-ха! – расхохотался дед Ефим, кашлянув при этом. – Харя не треснет, малой? Ты малахольный, зелёный ещё, чтобы тут условия ставить. Папенька твой, если б мог, уже бы тебя вытащил. А ты уже, почитай, неделю тут сидишь и всё батей пугаешь. Уймись, негораздок.

– Чего сказал⁈ Дед, самый умный что ль? – прошипел мажор. – Ты вообще знаешь, кто мой отец?..

Я встал. Уже явно окончательно оклемался, тело слушалось. Мажорчик хорохорился, швырял слова, а я подошёл спокойно и звонко залепил ему подзатыльник.

– Ай! – он вжал голову в плечи. – Ты что творишь, урод⁈

– Со старшими учись разговаривать нормально, – сказал я и тут же влепил второй. – А это тебе за «урода». Пока что оплеухой отделался. Но если будешь ещё пасть разевать – перейдём к другим, более жестким мерам. Усёк?

Он аж задрожал от злости.

– Ты кто такой вообще⁈ Да ты в курсах, что тут творится? Ну только дай выбраться. Ну батя придет… Ну я устрою…

– Если ты отсюда вырвешься, пацан, – сказал я спокойно, – то вряд ли это будет заслуга твоего бати. Скорее всего, вместе мы побег организуем. А если ты ни на что не способен, то слушай старших. И не вякай.

– Тебя, что ли, слушать⁈ – взвизгнул он.

И тут в разговор влез Ворон, который всё это время молча тянул сигарету, прислонившись к стене.

– Слышь, молодой! – крикнул он на меня. – А тебя кто старшим-то назначил? Чего-то я не понял…

– Я и назначил, – спокойно ответил я ему.

Он уже собирался что-то еще высказать, но вмешалась Лиза. Схватила Ворона за руку и на удивление громко гаркнула:

– Ворон, хватит гундеть! Что ты всё докапываешься до людей? Мы должны вместе думать, как отсюда выбираться, а не… – она покосилась на дедка и явно принялась выбирать выражения: – мериться, кто главный!

А девка-то с характером… это гуд, учтём.

В бараке повисла тишина. Даже мажорчик язык прикусил. Слова Лизы неожиданно прозвучали правильнее любых пощёчин.

– А вот это здравая мысль! – проскрипел, наконец, дед Ефим, подперев рукой бороду. – Учись, лысоголовый! – подмигнул он Ворону. – Бабёнка твоя дело говорит!

– Да хрен отсюда вырвешься, – процедил Ворон зло. – Всё уже перепробовал. Решётки – мёртвые, дверь снаружи железом обшита, толстенным листом стали. Тут она с виду хлипкая, доски… Сколько я плечом ни бил – даже не шелохнулась.

– Там, вообще-то, – вдруг зашипел мажор, – снаружи ещё и автоматчики! Вы дебилы или как? Хотите дверь вынести? А дальше что⁈ Нас из-за вас всех положат!

– Заткнись, сучонок! – взорвался Ворон, рявкнув так, что барак дрогнул. – Бесишь меня!

Мажор тут же притих, скривившись, сел на нары.

А парочка интеллигентов – те самые «неразлучники» – сидели рядом, словно в параллельной реальности. Муж и жена, похожие друг на друга, будто им одно лицо на двоих рисовали. Прижались друг к другу и не вмешивались в перепалки и крики, ничего не предлагали и никого не слушали. Казалось, только их оболочки здесь, а душами они где-то там, в другом мире.

Выяснилось, что мажора звали Костя. А интеллигентную пару – Евгений и Евгения. Женьки, короче. Даже имена одинаковые, блин… Как у людей это выходит?

Ефим, присев рядом со мной, тихо пояснил:

– Каждый день нам уколы ставят. Инъекции. Говорят – прививка. Но какая, к чёрту, прививка? Байду какую-то колют… Эх, ядрён патефон. Травят, что ль, али как?

Ответа от меня, конечно, никто не ждал. Все переглянулись. Каждый думал одно и то же, только вслух боялись говорить. Одни шептались, мол, это чтобы от инфекции лесной нас защитить, чумы какой. Бред, конечно… Другие говорили – чтобы мы «спокойные» были, чтобы психику уравновешивало. Кто-то вообще думал, что это экспериментальная вакцина от какой-то новой заразы. И на нас её испытывают.

Но я-то знал. Это было не антивирусное и не прививка. Это был препарат. Тот самый, с которым работал покойный профессор Ландер. Усилитель. Он разгонял организм до предела, открывал такие резервы, что человек сам себе казался машиной.

«Вот же хрен козлобородый», – подумал я, вспоминая Ландера. Сдох, лежит глубоко под землёй, заваленный камнями. А дело его живёт? Неужели живёт? Как такое возможно?

Насколько я понял, именно Ландер был ключевой фигурой в проекте Инженера. Без его сеансов гипноза нельзя было сделать из подопытных послушных солдат. Он подавлял волю, вкладывал команды, а уже потом препарат добивал, дорабатывал тело, превращая людей в бойцов-машин.

А теперь Ландера нет, а уколы всё равно делают. И делают их людям, подобранным самым нелогичным, на мой взгляд, образом. Раньше брали здоровых мужиков, крепких и рослых. А теперь…

Здесь собралась самая настоящая разношёрстная компашка. Старик с носом-картошкой, интеллигентные Женьки-неразлучники, громила-байкер с блондинкой, мажорчик с платиновыми часами и я с Олей – полный винегрет. Но кололи всем одно и то же вещество. Зачем? Для чего?

Я мог предположить… Ответ напрашивался сам собой: проект Ландера изменил курс. Если раньше цель была вылепить из людей послушных воинов-убийц, то теперь – просто испытания. Например, проверка препарата на самых разных типах: молодых и старых, мужчинах и женщинах, слабых и сильных. На ком как подействует. Но зачем?

Из чистого научного интереса? Нет, конечно. Инженер не будет городить такой огород ради науки. Наука для него – прикрытие. Тут другое. Тут пахнет деньгами.

Я представил себе картину. Скажем, нас будут настраивать друг против друга. Подними дозу, раскачай организм – и вперед, как зверей в клетке, на арену. Звучит как бред? Вполне. Но почему нет? Легко представить, как этот ублюдок мутит такой бизнес: вкалывает людям препарат, поднимает физические возможности, а потом устраивает подпольные гладиаторские бои. Чтобы избранные смотрели, ставки делали.

Да, всё это звучало фантастично. Но других объяснений, зачем держать нас здесь и зачем систематически вкалывать людям препарат, у меня пока не находилось. И даже от такого фантастического предположения холодок шёл по коже куда сильнее, чем от здешней сырости.

* * *

Дверь с лязгом и грохотом распахнулась. Сначала сняли тяжёлый замок, металл скрежетнул. Я напрягся, готовый рвануться на тех, кто войдёт. Но дверь распахнулась, и я за секунду оценил обстановку. Сразу понял, что риск слишком велик.

В проёме показались трое. Автоматчики в чёрном камуфляже, балаклавы закрывают лица, видны только холодные, безразличные глаза. Каждый держал нас на прицеле. Какая бы сила во мне ни гуляла, какая бы ловкость ни просыпалась от проклятых уколов – пулю не обгонишь. А тут три ствола, и если они дадут очередью, нам всем крышка.

Следом втащили тележку. На ней огромная алюминиевая кастрюля, как в старых советских столовках. На боку ещё сохранилась надпись краской, полустёртая, но читаемая: «1БЛ».

Эту махину толкал пузатый мужик. В грязном, когда-то белом фартуке, в пятнах, как карта мира. Джинсы затёртые, рубаха – в замызганную клетку, из-под фартука выпирало пузо, будто он проглотил арбуз целиком. Рожа мерзкая: щетина клочьями, нос с бородавкой, глаза мутные, рыбьи, бегают туда-сюда, ни на секунду не задерживаясь. И улыбка отвратительная и самодовольная.

– Кушать подано! Садитесь жрать, пожалуйста! – воскликнул он ехидно и сам же расхохотался своей шуточке, два раза хрюкнув.

Он явно был местным «поваром», автором той баланды, что приволок нам. И одного взгляда на него хватало, чтобы аппетит улетучивался. Мы с Олей скривились, Лиза отшатнулась, Ворон выругался себе под нос. Но остальные оживились, как собаки на звон миски. Видно, привыкли: голод не тётка. Когда кормят два раза в день без всякого выбора, ешь, что дают.

Мужик выставил на длинный дощатый стол железные миски с ободранными краями. Черпаком стал наливать из кастрюли мутное варево.

Суп выглядел так, что и собаке бы стыдно дать: сероватая жижа, на поверхности плавают островки жира, как радужные пузыри бензина в луже. Попадались обрывки макарон – разваренные в клочья, какие-то жилы, косточки, похожие на куриные. Запах тоже сомнительный.

Рядом бухнул банку с алюминиевыми ложками. Ложки были кривые, словно ими гвозди забивали. Гнутые и закопчённые.

– Ну чего встали? Жрите давайте, – обратился пузан к нам и вытер потную морду краем фартука.

Народ, как по команде, ринулся к мискам. Женьки-неразлучники подбодрили друг друга, ткнув локтями, и поспешили к столу, Ворон с Лизой, хоть и ворчали, тоже потянулись, даже мажор Костя, скривившись, но присосался к ложке, будто неделю не ел.

Мы с Олей стояли и смотрели. Она – с брезгливостью, я – с интересом, с профессиональным любопытством. Надо было понять: где слабое место в этой системе? Как устроен конвой? Где промахи? Но пока что слабых мест я не увидел.

Автоматчики вели себя грамотно. Всегда настороже, пальцы на спуске. Когда выходили из барака, они прикрывали друг друга, ни один не поворачивался к нам спиной полностью, максимум вполоборота, и то под прикрытием напарника. Заходили тоже с умом, не гурьбой. Держали цепочку: один идёт, второй страхует, третий прикрывает сзади. Даже если бы я из-за угла вырубил одного – двое других сразу же открыли бы огонь и положили меня, а потом, в назидание, ещё и остальных перестреляли бы запросто.

И я всё яснее понимал: бежать… надо бежать. Срочно. Потому что для нас тут готовят нечто грандиозное. И это грандиозное, зуб даю, окажется смертельным. Никто не станет держать разношёрстную толпу просто так, кормить баландой ради спортивного интереса. Нет, тут пахнет кровавым шоу.

И тут во мне вскипела злость. Серёжа… Серый, мать твою. Он же клялся: «Будем следить, круглосуточно, в телефоне маячок, ты у нас как на ладони». А что в итоге? Где они? Где, сука, маячок?

И тогда я вспомнил тот фургон. Грязно-белый, с обезьяньей мордой на борту. Ведь он маячил возле бара, а я ещё думал: свои. Но, выходит, никакие это не «свои». Это люди Инженера. Его сучья контора.

А где тогда ФСБшники? Где обещанное прикрытие? Упустили? Просрали всю операцию? Выходит, Инженер их обвёл вокруг пальца, как детей. Чёрт…

Но что имеем, то имеем. Придётся выкручиваться своими силами.

Интересно, сам Инженер тоже здесь? Смотрит на нас через камеры? Или это перевалочная база, а он где-то дальше, как было с Новознаменском? Пока ничего не ясно. Но ясно одно – время играет против нас.

– Максимка, садись, покушаем, – позвал меня Ефим, постукивая ложкой о миску и прервав мои размышления. – И женщину свою зови.