Текст книги "Последний Герой. Том 5 (СИ)"

Автор книги: Рафаэль Дамиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Все понимали: дело было не в его чутком руководстве.

Причина в другом. Наш отдел неожиданно оказался в центре событий, о которых говорили не только в области, но и дальше, выше. В тихом Новознаменске разоблачили кандидата в мэры Валькова, вытащив на свет его криминальное прошлое и похоронив политическую карьеру. Здесь же вскрылась тёмная история московского следователя по особо важным делам. И всё это – с подачи нашего отдела. Точнее, я везде маячил в эпицентре, хоть мою фамилию и не выносили отдельной строкой в официальных отчетах.

Под конец планёрки Мордюков, выдержав паузу и откашлявшись, сказал:

– Берите пример с товарища Ярового. Буквально недавно стал оперуполномоченным, а уже такие дела провернул.

Зал шумнул одобрительным гулом. Я почувствовал, как Оксана, сидевшая напротив, бросила на меня одобрительный взгляд.

Главк, разумеется, тоже не стал рушить эту картину. В Москву ушла справочка: мол, в отделе порядок, коллектив работоспособный, выявленные недочёты устранены, дисциплина на уровне. Всё ради того, чтобы не портить репутацию отдела, который уже прогремел на всю страну.

* * *

В кабинет Кобры мы вошли всем составом уголовного розыска. Обычно такие сборы начинались с того, что она, уперев руки в бока, проходилась по каждому: кому втык за просроченный материал, кому за «висяк», кому за недоработку на выезде по дежурным суткам. В такие минуты даже матерые опера сидели, как школьники перед директором. Но в этот раз всё было иначе.

Оксана сидела за своим столом, аккуратно сложив перед собой бумажки, и, что удивительно, улыбалась. Лицо её казалось расслабленным, глаза – спокойными. В голосе не было той привычной жёсткости, с которой она обычно ставила задачи.

– Ну что, мужики, – сказала она, посмотрев на нас, – живы-здоровы, работаем дальше. Дела у нас, как всегда, не ждут.

И начала раздавать поручения. Спокойно, размеренно, без привычного нажима. Кому – проверить информацию по квартирной краже на Ленинской, кому – добить материалы по драке в ресторане, кому – отработать новых свидетелей по наркоте. Слова её, вроде бы, всё примерно те же, звучали непривычно мягко, как будто она сама ещё не до конца верила, что вся эта круговерть последних дней закончилась и можно снова вернуться к обычной работе.

Я сидел среди своих, слушал и думал: со стороны всё выглядит так, будто ничего особенного не произошло. Обычный рабочий разбор. Никто не говорил о том, что я вернулся, никто не произносил вслух, что я жив после всего того, что было. Только в её взгляде я читал больше, чем в словах. Радость и облегчение.

Оксана не упомянула обо мне ни словом, будто и не было моего «исчезновения». Но я видел: для неё главное, что я снова здесь, за этим столом, рядом с остальными. А вслух – только оперативная обстановка, отдельные поручения, справки, новые дела.

Когда последний опер вышел из кабинета, Оксана закрыла дверь, вернулась к столу и щёлкнула мышкой по экрану.

– Глянь, – сказала она, – новости смотрел?

– Нет, – ответил я, усаживаясь рядом на стул.

– Ну смотри. Наш шеф красуется. Ему бы политиком быть… Да, умер в нем талант актера.

– Ну да, – хмыкнул я. – Мордюков родился, Рейган заплакал.

Оксана открыла сайт с новостями, включила ролик. На экране появилась репортёрша в строгом жакете. За её спиной – знакомый кабинет. Мордюков сидел в кресле, развалившись, с видом хозяина положения. На столе – ни бумажки, всё подчистил, вылизал под телекамеру. И заговорил:

– В ходе совместных мероприятий нашего отдела уголовного розыска и Управления ФСБ по области удалось выявить коррупционные связи, а также установить должностное лицо, которое использовало своё служебное положение для содействия преступным группам.

Он сделал паузу, выдерживая интонацию, будто всё говорил по бумаге, хотя в руках у него никакой шпаргалки не было.

– Что касается нашего сотрудника, ранее объявленного в федеральный розыск, – продолжил Морда, – официально могу заявить: его участие в этих событиях было частью оперативной комбинации. Данная мера позволила нам получить доступ к информации, которая иначе осталась бы закрытой.

Оксана щёлкнула мышкой, делая громче.

– Подробности, – продолжал полковник, – находятся в компетенции Следственного комитета и ФСБ России. Мы передали все материалы по подследственности. Но хочу подчеркнуть: наш сотрудник действовал в рамках закона и по заданию руководства.

Журналистка спросила:

– Семён Алексеевич, а почему именно ваш отдел был задействован? И почему именно молодой сотрудник? Можно назвать его фамилию?

Морда улыбнулся в своей привычной манере, как будто эту реплику ждал заранее:

– Фамилии и должности разглашать я не вправе. Следствие продолжается, и в интересах дела мы не можем раскрывать подробности. Отмечу лишь, что задачи, поставленные перед отделом, выполнены. А то, что именно наши сотрудники оказались в числе исполнителей – это не случайность. Мы имеем опыт, знания и наработки.

Все ответы нашего шефа сводились к одному: показать, что он контролирует ситуацию и насколько блестяще отдел справился.

Оксана выключила ролик и повернулась ко мне:

– Ну что, герой, хоть тебя и не назвали, но Морда не только себя нахваливал. Кому надо, всем ясно, о ком речь.

– Да хрен бы с ней, с этой славой, – пожал я плечами. – Чем меньше обо мне трындят по ящику, тем проще потом работать. Популярный опер – хреновый опер.

– Вот и я так думаю, – усмехнулась Кобра. – Но Морда себе плюсик в копилку записал. Теперь будет в каждом интервью талдычить, что именно его отдел провёл операцию века.

Я хмыкнул:

– Ну пусть. Мне его лавры не нужны. Главное, что я снова в строю.

– По кофейку? – улыбнулась Оксана.

– Ага, можно.

Но налить кофе мы не успели. Дверь распахнулась, как всегда без стука. Только один человек смел вот так входить к Кобре.

Мордюков вошёл в кабинет, насвистывая «Смуглянку». Вид у него был довольный, как у кота, что воробышка схомякал.

– Ну что, товарищи, – широко развёл он руками, – всё хорошо, что хорошо кончается.

Он перевёл взгляд на меня:

– Ну, Яровой, ну даёшь. В следующий раз хоть предупреждай, против кого работаешь, а то мы тут седыми волосами обрастаем да с давлением мучаемся.

– Так получилось, Семён Алексеевич, – пожал я плечами.

– Получилось… – протянул он, присаживаясь на край стола и закатывая глаза к потолку. – Мы тут навыдумывали с три короба, мол, всё заранее спланировано, якобы такая хитрая оперативная комбинация. Иначе, сам понимаешь, общественность сожрала бы нас с потрохами. Это ж как, лучшего своего сотрудника в розыск по ошибке объявили! Ха! Совсем там с дубу рухнули, скажут. Так что спасибо тебе, что согласился на такую интерпретацию, так сказать.

– Да с меня не убудет, – усмехнулся я.

– Хотя, по-хорошему, мог бы с системы моральный вред стрясти.

– Вот ещё, – я отмахнулся. – Я сам – система. Чего ж я, сам на себя в суд буду подавать?

Шеф притянулся ко мне, легонько похлопал по плечу.

– Молодец ты, Максим Сергеевич. Вот нет больше таких молодых сотрудников. Ты, гляжу, старой закалки, хотя борода у тебя толком и не растёт. Откуда ж ты такой взялся?

– Из Новознаменска, – ухмыльнулся я.

– Да это так, в потолок вопрос был, – Мордюков махнул рукой. – Ну что, Оксана Геннадьевна, вижу – работаете, молодцы.

Кобра сидела молча, внимательно наблюдая за ним, и только чуть сузила глаза.

– Только вот такого замечательного сотрудника ты, Оксана Геннадьевна, пожалуй, лишишься, – вдруг хитро прищурился он.

– В каком это смысле? – её голос прозвучал напряжённо.

В кабинете повисла тишина. Я поймал взгляд Кобры и понял, что у неё уже готовится целая тирада, но пока она сдерживалась.

А Морда продолжал молча улыбаться.

– Ну что молчите, Семён Алексеевич? – не выдержала Оксана. – Говорите уже.

– В общем, так, Максим Сергеевич, – начал Мордюков торжественным тоном, подбирая слова, будто вручал награду. – Ты у нас сотрудник молодой, перспективный, с профильным образованием, высшим. В главке на тебя обратили внимание. Да и я словечко замолвил. Решили тебя продвинуть, так сказать.

– На повышение? – приподнял я бровь. – Так Оксана Геннадьевна, насколько мне известно, никуда уходить не собирается. Да и мне, в принципе, работать хорошо под ее началом.

– Нет-нет, – отмахнулся Мордюков. – Не в УГРО. В другую службу. Ко мне заместителем по кадрам, на место Зуева.

– Замом⁈ – в унисон вырвалось у нас с Коброй.

– Ну да. Начальник отдела кадров, а должность-то вилочная: одновременно – замначальника ОМВД, – довольно пояснил Семён Алексеевич.

– Он же оперативник, – возразила Кобра.

Она стрельнула глазами в меня, очень быстро, будто молнией. Морда ничего не заметил и продолжал:

– Ой ли… И давно? И ничего страшного, что Яровой у нас оперативник. Тем более – значит, и с людьми, и с бумагами справится. Да, Максим? Не справишься – научим. Не научим – заставим. Что, дурнее паровоза, что ли? В общем, поздравляю. Подполковничья должность, оклад выше и по должности, и по званию. Коллективом руководить будешь. Отдельный кабинет, служебная машина.

Он посмотрел на меня испытующе, будто ожидая благодарности.

– Неожиданное предложение, – почесал я затылок.

– Ну что, Максим Сергеевич, когда рапорт пойдешь писать? На перевод на вышестоящую должность. ПФЛ и полиграф ты недавно прошел, все это зачтется, заново проходить не надо. Медкомиссия там и вовсе не нужна, группа предназначения по здоровью – ниже, чем в оперативном подразделении. Так что с запасом выходит.

Я перевёл взгляд на Кобру. Она глаз не опускала, смотрела прямо, и я заметил, какая в её взгляде стоит тихая грусть. Но вот Оксана пересилила себя и ровным голосом проговорила:

– Так-то Семён Алексеевич прав. Работа кабинетная, не беготня по подвалам и дворам. Да и статус другой. Предложение хорошее, Максим… Надо соглашаться.

Повисла пауза. Все молча смотрели на меня, ждали ответа.

Глава 5

Затягивать молчание я не стал.

– Спасибо, Семён Алексеевич, за лестное предложение, но я, пожалуй, откажусь, – твердо сказал я.

– Ты… – Мордюков даже опешил, вытаращил глаза. – Яровой, ты чего? Другого такого шанса в жизни не будет!

– Так уж и не будет, – хмыкнул я. – Карьера у меня только началась. Не хочется сразу, прыг – и в кадрах заканчивать.

– Да почему заканчивать? – вскинулся он. – Ты будешь моим замом, а потом… кто его знает? Я ж не вечный, на пенсию когда-то уйду. Чувствуешь, на что я намекаю?

Я заметил, как Кобра исподтишка смотрит на меня. В глазах её сквозило тихое торжество, губы дрожали от сдерживаемой улыбки.

– Оксана Геннадьевна, – Мордюков обернулся к ней. – Ну хоть ты ему мозги вправь. Ну слышишь, что несет!

– Семён Алексеевич, – спокойно ответила Кобра, – он взрослый человек, сам решит.

– Вот и решил, – сказал я. – Останусь в уголовном розыске.

А про себя добавил: не для того я вторую жизнь живу, чтобы в кадрах штаны просиживать.

– Ладно, – пробурчал Мордюков, явно недовольный моим неожиданным ответом, – даю тебе ещё три дня на раздумья. Ты о себе не думаешь, так хоть об отделе подумай.

– А что отдел? – я усмехнулся. – Личный состав крепкий, костяк руководящий на месте. Я в полях больше пользы принесу.

– Фух, – Мордюков достал платочек, вытер пот со лба. – Ну, в чём-то ты прав. Но… Удивил, конечно. Я ведь за тебя уже везде словечко замолвил, мол, есть достойный кандидат. Это что мне теперь, нового начальника кадров искать?

– А что его искать? – вставила Кобра. – Вы же сами говорили, в инспекторах по кадрам ребята толковые есть.

– Толковые… – Мордюков махнул рукой. – Бумажки перебирать умеют, это да… План составить, занятия провести… а жилки нет. Не хватает им чуйки, нюха, что ли… как это сказать… вовлеченности в дело. Короче, не умею я красиво говорить. Ну, вы поняли.

– Мы видели свежее интервью с вами, как вы не умеете красиво говорить, – усмехнулась Кобра.

– Это другое, – фыркнул Мордюков. – То на публику. А сейчас вот стою и говорю честно, без камер – озадачили вы меня, ребятки. Ладно, не осуждаю. Вы в чём-то и правы. Раскрываемость в отделе ведь не из воздуха берётся, это ваша работа. И в ней вы лучшие, с этим не поспоришь, конечно.

Он развернулся, направился к двери, но обернулся уже в пороге:

– Ладно. Три дня, Яровой. Через три дня придёшь и скажешь своё окончательное решение. Ясно?

– Так точно, товарищ полковник, – отрапортовал я, чтобы Мордюков уже быстрее отвязался.

– То-то же, – хмыкнул он и вышел.

* * *

Когда дверь за начальником захлопнулась, Кобра перевела на меня взгляд. В глазах её мелькнула лукавая искорка, и она тихо проговорила:

– Может, зря отказался?

Она будто проверяла, насколько твёрдо я буду стоять на своём.

– Ну, ты тоже туда же? – усмехнулся я. – А кто ж тогда тебе помогать будет?

– Да ладно, Макс, я шучу, – не выдержала Оксана и разулыбалась.

– Шутит она… – я покачал головой. – Я уж думал, ты меня сбагрить в кадры хочешь. Избавиться, значит?

– Как ты вообще мог такое подумать? – нахмурилась Кобра и после секундной паузы с куда большим возмущением повторила: – Нет, как ты вообще такое обо мне подумать мог?

– Да ладно, расслабься, – улыбнулся я в ответ. – Я тоже шучу.

Мы переглянулись – и оба рассмеялись.

Обсудили последние новости и снова вернулись к серьёзным темам.

– И всё-таки, Макс, – сказала Кобра, – у меня такое чувство, что всё только начинается. Да, Бульдога ты вывел на чистую воду, но он ведь был лишь одним из многих, верхушкой айсберга.

– Угу, – кивнул я. – А айсбергу этому прозвище есть – Инженер. Ума не приложу, что он за человек и, главное что задумал. Когда не понимаешь ни цели, ни мотива, то искать и распутывать клубок гораздо сложнее. Может, какую-то новую наркоту хочет в массы внедрить?

– Да нет, наркота – это слишком мелко, – покачала Оксана головой. – Вон, китайцы клепают эти спайсы пачками, и каждый раз новая хрень появляется. Наркорынок забит их дурью. Его уже так вот не взорвёшь.

– Ага, Корюшкин рассказывал, – подхватил я, – только вещество внесут в список запрещённых, как тут же рождается новая формула. Основа одна, а чуть изменили – и вот тебе снова легальная дрянь. Пока уже ее не исследовали и не запретили. Как это там по-умному называется?

Я почесал затылок.

– Изомер, – подсказала Кобра. – Химический изомер.

– Точно. На основе эфедрона всякую заразу стряпают. Уже, вроде как, и не запрещённое, а мозги потом у людей набекрень. Но это всё лирика. А вот кому именно покойный поэт Мехельсон поставлял своих «клиентов» – мы так и не выяснили. Теперь хоть ясно, что всё это дело рук некоего таинственного Инженера.

– Инженер, прораб, архитектор, – хохотнула Оксана. – Найдём всю гастарбригаду.

– Ну ты, я смотрю, наконец-то, поверила в силу местного УГРО, – улыбнулся я.

– У тебя научилась, – ответила она в тон.

– Ну-ну, – снова усмехнулся я, хотя про себя подумал: мне бы её уверенность.

Чем дальше копал, тем всё запутаннее становилась картина. Признаться, это первое моё такое дело, чтобы настолько вязкое, неясное и сложное. Ну ничего. Где наша не пропадала!

– Вот ещё что, – продолжила Оксана. – Мы так и не выяснили, кто людям головы отрывает. Две жертвы.

– И почему-то мне кажется, что и тут ниточка ведет к Инженеру. Не знаю почему… Чувствую.

– Первая жертва – девушка с заправки, вторая – киллер в розыске, – напомнила Оксана. – В первом случае – улик ноль, а во втором на месте преступления обнаружена кровь Дирижера. Его ДНК.

– Да, – кивнул я, – думаю, что это и есть дело рук Савченко. Но…

– Это все косвенно, – заметила она.

– Косвенно, – согласился я, – но факт есть факт. Я помню, на что он способен. Уверен, что это он, а никакой не зверь с когтями. Но каким боком он связан с Инженером и всей этой историей, пока не пойму.

Мы помолчали пару минут, явно думая об одном и том же – как вообще такое возможно. Я вздохнул:

– Одно ясно: ему тоже вкалывали какое-то вещество. Но зачем? Для чего? Он ведь тогда при задержании росгвардейцев буквально раскидал. Как игрушки.

– А Кабан под этим веществом сам с моста сбросился, – напомнила Кобра.

Мы повторяли всё это раз за разом, словно известную песню, ища за навязчивым мотивом связи и причины.

– И тоже людей раскидал, когда его пытались остановить. Легко, будто куклы были, – закончила мысль она.

А я решил пройтись по кабинету, нагуливая мысли.

– Вот, – кивнул я. – Что если это какой-то сильнодействующий препарат, который увеличивает силу, выносливость? Ну, как у спортсменов, только в разы мощнее.

– Типа анаболиков? – прищурилась она. – Спортивная запрещёнка?

– Ну да. Только спортсменов под это дело никто не пробует. Здесь другие. Крепкие мужики, как Кабан. Слу-ушай! – я резко остановился. – Может, бойцов готовят? Особых солдат, например. Звучит, как бред, но оторвать голову человеку голыми руками – тоже бред…

– Мысль интересная, Макс, – медленно проговорила Оксана, – но официальное следствие в такое не поверит. Слишком мало улик. Общая картина не складывается.

– Это да, – согласился я. – К Пауку лучше идти с железными доказательствами.

Мы переглянулись.

– Ну что, Оксан, работаем? – улыбнулся я.

– Работаем, Макс, – кивнула она. – Кофе будешь?

– Конечно. Наливай.

В это время зазвонил мой мобильный. Мы с Коброй как раз сидели с кружками, я неторопливо размешивал сахар. Достал из кармана смартфон – на экране высветилась Маха. И её физиономия на заставке: губы вытянуты трубочкой, будто куриная жопка. Я чертыхнулся про себя, уже хотел смахнуть звонок, но Оксана заметила.

Улыбка сползла с её лица.

– Так, чего не берёшь трубу? – спросила она, прищурившись. – Очередная подружка?

– Это же Машка, соседка. Следачка, сама её знаешь, – объяснил я.

– С которой ты живёшь? – подняла бровь Оксана.

– «Живёшь» – громко сказано. Мы снимали хату на двоих, чтобы дешевле выходило. Сейчас я вообще в общаге, в комнате Шульгина, – пожал я плечами.

– Конечно, конечно, – процедила она. – Сразу видно: оперился. Не успел старшим опером стать, уже гарем завёл.

Я уже хотел отложить телефон, но она не отпускала взглядом.

– Ну так что? Отвечать будешь?

– Потом, – махнул я.

– Ага, – хмыкнула Кобра. – Боишься при мне ответить.

Я демонстративно нажал зелёную кнопку.

– Алло.

– Ой, Максим, привет! – раздалось в трубке слишком громко, так что Оксана слышала каждое слово. – Я так соскучилась! Блин, столько тебя не видела!

Оксана нахмурилась, как грозовая туча. Я попытался прижать телефон плотнее к уху.

– Слушай, я сейчас на совещании, говорить особо не могу, – сказал я сухо.

– Да я ненадолго! – продолжала Машка, не сбавляя тон. – Короче, отпуск у меня кончился. Потом я заболела, простыла, ну ты знаешь, Питер: если в солнце без зонтика выйдешь, то три раза за день дождь хлынет. В общем, теперь больничный закрыли, и я возвращаюсь. Ты что молчишь-то, Макс? Не рад, что ли? Сегодня жду тебя. Вечером отметим мой приезд!

– Где ждёшь? – напрягся я.

Наконец, я вспомнил про кнопку сбоку и немного убавил Машкины визги в трубке. Никак не привыкну к тому, что регулируется буквально всё.

– Как где? У нас дома.

– Да я… там… – замялся я. – Я не живу сейчас… Вернее, всё объясню, когда встретимся.

– Случилось чего? – в её голосе мелькнула тревога.

– Уже нет. Поговорим вечером. И я там замок поменял. Ключ у соседки новый возьми, у бабы Нины напротив.

– Да? Ага… Ну всё, до вечера. Чао! – и отключилась.

Я сунул телефон в карман и поднялся.

– Ладно, пошёл я работать.

– Иди, – отозвалась Оксана, нахмурившись. – Справки по висякам подбить не забудь.

– Сегодня, что ли?

– А когда, Яровой? Ты у нас, конечно, звезда, но рутинную работу тоже никто не отменял.

– Есть, товарищ майор, – усмехнулся я, отдавая шуточное приветствие.

Она хотела ещё раз насупиться, но, встретив мою улыбку, тоже сдалась и слегка улыбнулась в ответ.

– Ладно, иди уже, товарищ лейтенант. Работай.

* * *

Вечером я поднялся к старой квартире. В руке бутылка красного. Закуску не покупал. Думал, возьмём эти… как их там… суши. Сама Машка любила их заказывать, я же в душе оставался преданным кухне предков – картоха с огурцом роднее.

Открыл дверь своим ключом. Замок мягко щёлкнул, будто и не было моего отсутствия. В нос ударил запах Машкиных духов – ее любимых, немного с горчинкой.

– Привет! – раздался звонкий голос. Машка высунулась из кухни, улыбнулась. – Ой, у меня тут горит! Подожди секунду!

Она мелькнула обратно, а я успел рассмотреть: на ней новый халатик – шёлковый, короткий, с игривым блеском. Казалось, ещё короче, чем прежний. Из-под ткани предательски выглядывало кружевное бельё. Волосы уложены, глаза подведены, на губах яркая помада. Всё это вместе – наряд, готовка, духи, макияж – ясно говорило: ждала.

Ждала меня, готовилась, выверяла каждый штрих. Соскучилась, выходит?

Я поставил вино на тумбочку, скинул ветровку и прошёл внутрь, невольно отмечая, что даже лампочка в прихожей теперь горела новая, тёплого света (старую-то лампочку прострелила ловушка с обрезом). А Машка умела создать атмосферу, когда ей хотелось.

Лишь только шагнул в коридор, дверь за собой только успел замкнуть – звонок. Резкий, настырный, будто соседа снизу топим.

– Маш, – крикнул я, – ты кого-то ждёшь?

– Нет! – донеслось из кухни.

Я, как знал, приготовил пистолет, он под рубахой. Повернул защелку и открыл дверь.

На пороге стояла Алька Бобр, как всегда прекрасная, с фирменной ухмылкой и бутылкой вина в руках.

– Привет, молодёжь! – торжественно возгласила она. – Ну что это такое? Меня, значит, на вашу вечеринку не позвали? Ай-я-яй! Нехорошо!

– Алька… ты?.. С вином… – растерялась Машка, даже отпрянула назад.

– Нет, блин, дядя Петя с метлой! – хохотнула Бобр, ввалившись в квартиру, будто так и надо.

– Ты… как узнала? – Машка всё ещё не верила глазам.

– Ха! – Алька встряхнула бутылку. – Подруга называется. Приехала, значит, из своего Питера-Шмитера втихаря, даже словечком не обмолвилась. А я от кого узнаю, что белобрысая-то вернулась? От левых людей! Ну, Манюня, нехорошо. Ну ладно, бобры сегодня добры. Давайте за приезд!

Маша метнулась ближе ко мне, будто хотела ухватиться за руку или прижаться, но запнулась, почувствовав взгляд рыжей. Та, наоборот, ничуть не стеснялась: легко подскочила ко мне на цыпочках и чмокнула прямо в губы – громко, смачно.

– Привет, Максик! – протянула с довольной ухмылкой. – Ужасно я соскучилась!

– Ма-аксик?.. – Машка процедила сквозь зубы.

– Ну да, да! – Алька отмахнулась. – Ему тоже не нравится, когда я его так называю, но что поделать. Когда он спит, он такой няшный. Самый настоящий Максик.

Машу аж передёрнуло. Она прикусила губу, покраснела, но сдержалась.

– Ну, что стоим на пороге? – захохотала Бобр. – Айда на кухню! Как вкусно пахнет! Маш, ты чего уже тут наготовила? Пойдём-ка посмотрим!

Машка действительно постаралась: на столе красовались аккуратные, словно игрушечные бутерброды, в каждом торчала зубочистка, и она гордо называла сие творение «канапе». В духовке дожидалась своего часа румяная курочка, а в стеклянной миске с модным ободочком поблёскивал какой-то странный салат – на вид непонятный, но на вкус всё-таки оказался отменным.

Девчонки сидели друг напротив друга и первое время перекидывались фразами с натянутыми улыбками.

– Ну, Маш, у тебя всегда вкус к… изысканному, – проговорила Алька, глядя на канапе так, будто собиралась их выбросить.

– Да уж, – хмыкнула Машка, – не то что некоторые, привыкшие по забегаловкам питаться.

– Зато у меня фигура держится, – прищурилась рыжая, поправляя прядь волос и демонстративно выгибаясь.

– Ну да, держится, держится, – отозвалась Маша, – чтобы мужиков соблазнять… Да?..

В комнате ненадолго повисло напряжение, я было собрался вклиниться, но потом внутренне махнул рукой – пусть сами разбираются. Женская война – страшное дело. Ха!

Однако вино постепенно сделало своё дело: то ли тосты пошли веселее, то ли память о прошлой дружбе оказалась крепче, чем ревность. Колкости смягчились, смех зазвучал куда более искренне, и ближе к ночи они уже сидели бок о бок, что-то обсуждали, то ли про работу, то ли про моду, а временами даже вместе отпускали шуточки в адрес всех кобелей мира, то есть мужиков.

Я уже подумал, что вечер удался, как раздался звонок в дверь. Резкий и настойчивый.

– Блин, что у нас сегодня, приёмный день? – возмутилась Машка и встала.

– Подожди, – остановил я её жестом. – Я сам.

В прихожей я привычно сунул руку в рюкзак, достал свой «ИЖ». Трофейный «Глок» не брал с собой, там патронов – с гулькин нос, если будет жарко – может не хватить. А вот к «ИЖу» боеприпасы всегда под рукой. Встал чуть сбоку от двери, на всякий случай. В старых домах слышимость отличная, так что незнакомец меня точно должен был услышать.

– Кто там? – спросил я твёрдо, не открывая.

Тишина.

Я ещё раз, громче:

– Кто там?

В ответ всё та же глухая пауза.

Я снял пистолет с предохранителя, щелкнул замком, немного приоткрыл дверь и одновременно отступил в глубь квартиры, держа ствол наготове. В ответ услышал удаляющиеся по ступеням мягкие шаги. Затем хлопнула дверь подъезда.

Я запер дверь, убрал пистолет.

– Кто там был? – в один голос спросили девчонки, вытянув шеи, когда я вернулся на кухню.

– Ошиблись, – махнул я рукой и плеснул в бокалы ещё вина. – Ну? За что пьем?

* * *

Дирижёр вынырнул из темноты ночи, словно оживший призрак, и шагнул к старой панельной многоэтажке. Адрес этот был вбит в его память давно, ещё с тех времён, когда он работал на Валькова. Адрес человека, который лишил его глаза и превратил Артура Богдановича Савченко в одноглазого палача по прозвищу Дирижёр.

Если бы Валет не испугался скандала на фоне выборов, если бы не тянул с расправой, Дирижёр уже тогда пришёл бы сюда и попытался покончить с врагом. Но всё сложилось иначе. И теперь к личной жажде мести добавилась просьба профессора Ландера: привести Ярового живым.

Он знал – убить врага будет слишком легко, слишком уж милостиво. Настоящая кара ждала его в застенках подвала, где профессор готовил свои опыты. Там можно будет растягивать смерть на долгие часы и дни, ломать волю, пока человек сам не станет умолять о конце.

Только эта мысль ласкала звериное нутро Дирижёра.

Он встряхнул головой, будто сбрасывая лишние рассуждения. Внутри его грызла странная двойственность: с одной стороны – холодный и расчётливый отставной офицер ГРУ Артур Богданович, привыкший действовать чётко, методично, всегда на два шага впереди. С другой – безжалостный зверь, для которого кровь и страх стали единственным наслаждением. И чем дальше, тем больше он ловил себя на том, что зверь берёт верх. И ему это нравилось.

У входа в подъезд он ухватился за тяжёлую железную дверь и дёрнул ручку. Домофон хрипнул, магнитный замок щёлкнул было, но не выдержал его рывка. Дверь распахнулась. Он вошёл, ступая мягко, беззвучно, как тень. Поднялся на нужный этаж, нашёл нужную дверь.

Палец лёг на кнопку звонка. Звук раздался внутри, короткий и резкий. Дирижёр отошёл в сторону, прижался к стене, весь превращаясь в готовую к прыжку пружину.

– Кто там? – прозвучал знакомый голос за дверью.

Он узнал его сразу. Узнал тембр, интонацию. Голос врага, того самого, кого видел когда-то на собеседовании в офисе Валькова, когда он явился будто бы устраиваться в службу безопасности.

– Кто там? – повторил голос, чуть громче. Дверь тихо приоткрылась, но Дирижер понял – что-то не так.

Он уже напрягся, пальцы дрогнули, тело готовилось к броску. Вот-вот створка распахнётся, и он вломится внутрь, разорвав эту хлипкую преграду.

И тут – девичий смех. Лёгкий, звонкий, совсем неподходящий к этой обстановке. Из глубины квартиры донеслись голоса, весёлые, непринуждённые.

Дирижёр замер. Лёд разочарования обжёг нутро. Он знал: Яровой не один. Это меняло всё. Сейчас нападение будет слишком шумным, слишком рискованным.

Он отступил, бесшумно скользнув по коридору подъезда, спрятался в тени угла. Сердце не дрогнуло и билось ровно, движения оставались точными – расчётливый Артур взял верх над зверем.

«Не время», – мысленно сказал он себе.

Развернулся и вышел на улицу, растворяясь в ночи.

«В другой раз, – размышлял он. – И тогда никто не спасёт Ярового».

* * *

Солнце протиснулось назойливым лучом сквозь щель между старых, перекошенных штор и полоснуло прямо в глаза. Я поморщился, перевернулся на бок, надеясь спрятаться от этого небесного прожектора. Нос тут же зарылся в тёплую гриву женских волос, пахнущих сладковатым парфюмом. Защекотало так, что чихнуть захотелось. Я снова отвернулся – и снова наткнулся на волосы, только с другим запахом, более терпким, как будто с табаком вперемешку.

– Что за чертовщина… – пробормотал я, уже приоткрывая глаза.

Разложенный диван, широкий, продавленный. Справа сопела Алька Бобр. Слева, поджав коленки и свернувшись калачиком, спала Машка.

Я откинул плед и глянул на себя. Одетый. В футболке и джинсах. Ага. Ну хоть это радует.

Осторожно приподнял угол одеяла над Алькой – та как легла, так и спала в платье. Дышала ровно, лицо безмятежное, только веснушки ещё ярче от утреннего солнца.

Повернулся к Машке. Тоже одета. Под халатиком тонкие кружевные бретельки белья – не тронуты, но будто специально выставлены наружу, чтоб дразнить. Она зашевелилась, тихо выдохнула сквозь сон и ещё крепче вжалась в подушку.

– Интересно девки пляшут… – выдохнул я, почесав затылок. – Вернее, сопят…

Вчера, вроде, просто за приезд Машки собирались бутылку вина открыть, а тут Алька заявилась со своим пузырем. Смех, подколки, девичьи разговорчики, вино, ещё вино… а потом у Машки тоже нашелся «стратегический запас» из шампанского и мартини. А вот чем дело кончилось, похоже, до конца никто и не помнил.

Я пробрался и сел на край дивана, стараясь не потревожить этих двух «русалок», и в голове крутилось: ну и приключеньице, блин.

* * *

Новознаменск. Следственный изолятор.

– На прогулку, падлы! – сиплый голос дубака прокатился по бетонному коридору. Замок клацнул, железяка провернулась, и тяжёлая дверь со скрипом ушла в сторону.

В проёме встал прапор – выводной, как их тут звали. Серо-синий камуфляж, фальшики вместо погон, на роже тоска вечная, будто и сам этапом шёл вместе с зэками.

– Вываливайте, – буркнул он.

Первым, взгляд в пол, выскользнул Бульдог. Под глазом у него красовался свежий фонарь – красно-фиолетовый, налитый кровью.

– О, да ты к гримёру заглянул, – хмыкнул прапор с издёвкой.

– Упал он, начальник… – протянули два гнусавых голоса из глубины хаты.

Урки с нижней шконки ржали в зубы, складывая синие от наколок пальцы в непонятный знак.

– Ну, упал так упал, – равнодушно отмахнулся выводной.

– Ага, неуклюжий фраер, – заржали урки.

– На шконках залежались? – рявкнул прапор, врезав дубинкой по железу. – Прогулка общая, мать вашу!

Урки нехотя поднялись, поплелись к выходу.