Текст книги "Сделать все возможное (ЛП)"
Автор книги: Р. С. Грей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Глава 6
На следующий день мне просто необходимо было выйти из дома, поэтому я вызвалась в продуктовый магазин. Конечно, управлять автомобилем моей неуклюжей загипсованной рукой не так уж и легко, но мне удалось найти просторное место на задней части парковки. Я устала после работы и вечером могла бы расслабиться дома, но моя мама слишком опекает меня, особенно теперь, когда считает меня беспомощной. По сравнению с её чрезмерной заботой, вызывающей клаустрофобию, прогулка по продуктовому магазину под хрипящие звуки песни «Uptown Girl» Билли Джоэла, может сойти за спа-день.
Вскоре я осознаю, как была не права. Раньше, по возвращению в Северную Каролину, я спокойно могла выйти из дома, не боясь столкнуться с одним знакомым мне человеком. Здесь, в Гамильтоне, все как раз наоборот. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, как я сейчас выгляжу. После работы я приняла душ, надела штаны для йоги и футболку. Мои волосы все еще влажные, а лицо без макияжа. «Не лучший твой вид, Дэйз».
По дороге к раздвижным стеклянным дверям меня останавливают не менее пяти человек, как будто это организовано каким-то жестоким Богом. В основном люди просто здороваются или интересуются, как дела у моей мамы. Но, когда соседка просит посмотреть на родинку на верхней части её бедра, я останавливаю этот поток людей.
Оказавшись внутри, я чувствую себя в безопасности, но на всякий случай выхватываю со стойки журнал «People» для маскировки. Я многофункциональна: пока упаковываю кабачки, читаю интервью о Бене Аффлеке ‒ и тут, на противоположной стороне овощной секции, вижу Лукаса. Он тоже переоделся после работы. На нем спортивная одежда и бейсболка. Он снял очки, а его футболка выглядит влажной, как будто он только что из спортзала.
Он поднимает глаза и видит, что я смотрю на него. Я тут же прикрываю лицо журналом.
«Уходи. Уходи. Уходи».
Я повторяю эти слова себе под нос, в надежде, что он исчезнет, как Битлджус. На всякий случай, если мое волшебное заклинание не сработает, я поворачиваюсь к нему спиной и запихиваю кабачки в свою тележку так, как будто по каналу CNN только что объявили о нехватке кабачков во всем мире.
Могу только представить его ехидное замечание: «Большая поклонница кабачков?»
Я стою там, дрожу и думаю, сколько времени ему потребуется, чтобы прийти сюда и затеять драку? Но через пару минут я оглядываюсь и понимаю, что его там нет. Он решил не подходить.
«Ха».
Я расправляю плечи и, проходя через продуктовые отделы, чувствую, как меня охватывает страх. Внезапно высокие проходы кажутся стенами лабиринта, а минотавр Лукас прячется где-то внутри. Я решаю пропустить половину магазина и направляюсь к дальнему отделу с мясными и молочными продуктами, надеясь заметить Лукаса прежде, чем он увидит меня.
«Фух». Он на два шага впереди, выбирает курицу. Я знаю, что он видит меня краем глаза, но не поворачивается. Он берёт упаковку низкокалорийных куриных грудок, которые, я уверена, после употребления, каким-то образом превратятся в еще один ряд кубиков на его прессе. Он продолжает идти в нескольких метрах от меня. Это пытка. Кажется, что меня больше не интересует соус для спагетти, когда я знаю, что Лукас находится на другом конце прохода и выбирает между двумя брендами макарон.
«Неужели он меня не видит? В какую игру он играет?»
Я намеренно подольше задерживаюсь перед стойкой с чипсами, спойлер: Бен Аффлек, вероятно, собирается вернуться к Дженнифер Гарнер. Я надеюсь навсегда потерять Лукаса из вида, но это бесполезно. Мы снова встречаемся в секции замороженных продуктов. Проходя мимо него, я готовлюсь услышать какую-нибудь подколку, но ничего не происходит. Он проносится мимо меня, как будто мы незнакомы. Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Он выбирает мороженое. Теперь я знаю, что он притворяется: он в слишком хорошей форме, чтобы есть сладкое. В его спортивной одежде я вижу каждый дюйм его широкой груди и подтянутых ног.
Прежде чем понимаю, что делаю, я толкаю свою тележку прямо к нему. Однако из-за гипса, у меня не получается проконтролировать ее траекторию движения, поэтому в итоге, я тараню его тележку своей. Это было не преднамеренное применение силы, но мне нравится тон разговора, который он задает.
– Привет, Дэйзи, – говорит Лукас.
Он ухмыляется, но его взгляд прикован к мороженому.
Я наклоняюсь вперед, стараясь встретиться с ним глазами.
– Довольно, Лукас. Я знаю, ты видел, как я ходила по магазину.
Он наклоняет голову к витрине с мороженым:
– «Роки роуд» или «Мятный шоколад»?
Это должно быть какая-то игра, но как само провозглашенный знаток мороженого, я не могу не ответить.
– Ты что, издеваешься? «Роки роуд» ужасное. Кто любит в мороженом орехи?
Он протягивает руку, хватает «Роки роуд», кладёт в тележку и поворачивается ко мне спиной. К тому времени, когда до меня доходит, что меня только что отшили, он уже проходит мимо отдела с замороженной пиццей.
Несмотря ни на что, я тянусь за мятным мороженым с шоколадной крошкой.
У прилавка с молоком я его догоняю. Он выбирает 2% так же, как и я. Лукас достаёт пакет и держит его для того, чтобы я смогла его осмотреть. Я киваю, и он убирает его в мою тележку.
– Спасибо.
Когда он тянется за йогуртом, его взгляд падает на мои покупки.
– Ты ещё кому-нибудь оставила кабачки?
– Ха! Я знала, что ты что-нибудь скажешь по этому поводу!
Я выгляжу очень довольной, как будто я детектив, и преступник только что признал свою вину.
– Мне просто интересно, что ты или хоть кто-нибудь смогли бы приготовить из такого количества? Они занимают четверть твоей тележки.
Я не думала так далеко вперед.
– Хлеб, – гордо заявляю я, как ребёнок, знающий двенадцать слов.
– Хлеб из кабачков?
Похоже, он не верит, что это возможно. Но каким-то чудом, так и есть.
– Это очень вкусно. Как банановый хлеб, но лучше.
Он кивает.
– Я поверю тебе на слово. Йогурт?
– Греческий.
– Тоже. Вот, попробуй с клубникой на дне. Мой любимый.
Я не возражаю, потому что это тоже мой любимый. С полки свисает несколько купонов на скидку в один доллар, и я хватаю их все для себя, пытаясь вывести его из этого странного спокойствия. К сожалению, он только улыбается и направляется вперед.
– Ты закончила с покупками? – спрашивает он.
Я киваю.
Мы, молча, идем к кассам. Перед нами никого нет, поэтому мы заканчиваем одновременно. Увидев мой гипс, молодой парень ‒ упаковщик предлагает помочь загрузить продукты в мою машину, но я отказываюсь. Это скользкая дорожка на пути к превращению в пожилую леди, и я не сделаю свой первый шаг в двадцать восемь лет.
От Лукаса не так легко отмахнуться.
– Тебе понадобится час, чтобы загрузить все эти сумки одной рукой.
Как будто мы снова вернулись на работу, где я получаю снисхождение от своего врага. Может, у меня и нет выбора, чтобы отказаться от его помощи с девяти утра до пяти вечера, но сейчас я могу это сделать.
– Я в порядке. Правда.
– Хорошо, тогда ты не будешь возражать, если я помогу.
Мои самые драматичные клетки мозга посылают сигнал, что он просто хочет остаться со мной наедине на задней части парковки, чтобы запихнуть меня в багажник, и никто бы этого не заметил. На самом деле, он быстро загружает сумки в мамину машину, а затем отступает назад, поднимая руки в воздух в знак капитуляции.
– Это было не так уж и плохо, правда?
Боже, он такой милый в тусклом свете фонарей и почти ребяческий в этой бейсболке.
– Это была пытка, – задумавшись, говорю я.
Он качает головой и, улыбаясь, опускает взгляд на тротуар в нескольких футах от меня. Как будто ему нравится моя дерзость. Я думаю, что да. После стольких лет он, так же, как и я, должен наслаждаться нашей борьбой. Любой другой уже давно бы это прекратил.
Он начинает отступать к месту, где оставил свою тележку.
– К твоему сведению, это ты подошла ко мне.
– Что?
– Я знаю, что большинство женщин не любят натыкаться на знакомых, когда на них надеты тренировочные штаны. Я пытался быть вежливым: притвориться, что не вижу тебя.
– Я думала, ты пытаешься вывести меня из себя.
Он смеется и оборачивается, бросая последние слова через плечо.
– Ага, мне кажется, это уже не имеет значения. Думаю, ты выглядишь довольно мило.
Он имеет в виду, в леггинсах и без макияжа? Я действительно ошарашена, даже мои драматичные клетки мозга думают, что он звучит искренне. Я смотрю ему вслед, пытаясь понять, что же произошло за последние пол часа. И только по дороге домой я замечаю себя в зеркале заднего вида и кричу. «Нет. Нет. Господи, нет». Я забыла, что надела дурацкие патчи под глаза. Мама хотела, чтобы я их опробовала. Они уже час были приклеены к моим щекам. Я выгляжу совершенно безумно, как переувлажненный енот.
Вот почему Лукас делал вид, что не замечает меня. Он пытался спасти меня от позора.
Мама уверяет, что все не так плохо, как кажется.
– Зато твоя кожа выглядит действительно здорово.
Я издаю стон и запихиваю пакет молока в холодильник.
– И еще, Дэйзи... что, черт возьми, мы будем делать со всеми этими кабачками?
Глава 7
Многие задавались вопросом, была ли моя дружба с Мэделин тщательно продуманной стратегией, словно для меня она была только глазами и ушами в тылу врага. Хотя, иногда, я испытывала искушение использовать её в качестве шпиона, но моя любовь к Мэделин не была связана с желанием заполучить информацию о её брате. Прожив почти двадцать лет с ней по соседству, она стала для меня младшей сестрой, которой у меня никогда не было.
Мэделин ‒ это полная противоположность Лукаса: она дружелюбная, порядочная и гуманная. Она на два года младше нас, но во время учебы в школе, я часто это забывала. Она была умна не по годам, и, хотя я много раз пыталась настроить ее против брата, Мэделин никогда не выбирала чью-либо сторону. «Он очень добр ко мне», – сказала она, когда я попросила помочь мне купить куклу Вуду. «Не будь так строга с ним», – настаивала она после того, как я придумала дьявольский план по его депортации.
После переезда из Гамильтона в колледж, я взвесила все «за» и «против» продолжения моей дружбы с Мэделин. Она, бесспорно, была моим самым близким другом, но также оставалась последней связью с Лукасом, но это я отказывалась использовать против неё.
В колледже я смогла заблокировать Лукаса во всех социальных сетях и удалить его номер телефона. Но так как я хотела сохранить отношения с Мэделин, мне приходилось терпеливо выслушивать случайные упоминания о нём. А когда я начала наслаждаться возможностью следить за ним издалека, эти упоминания превратились в регулярные обсуждения: все сочные сплетни без каких-либо личных инвестиций.
– Он кого-то встретил, – сказала она во время одного из наших разговоров по скайпу, на втором курсе медицинской школы.
– Еще одного дьявола?
– Думаю, она ему действительно нравится.
– Остерегайся шрама от лоботомии или дьявольской метки. Она может быть спрятана под волосами.
– Он приедет с ней на Рождество, чтобы познакомить с нашими родителями.
– Поднеси к ней зеркало и посмотри, есть ли у неё отражение.
Месяц спустя Мэделин сообщила мне, что Лукас расстался со своей девушкой незадолго до праздников. Внезапно мне стало жаль бедную девушку. Она не могла знать, каким бессердечным монстром он был. Его имя действительно должно быть занесено в правительственный список.
С годами это стало своего рода игрой. Когда Мэделин говорила о Лукасе, я вела себя скучно и бескорыстно, но не настолько, чтобы она перестала это делать. Я никогда, ни при каких обстоятельствах, не смогла бы начать этот разговор первой. К счастью, на протяжении многих лет, я стала очень хороша в этой игре правдоподобного отрицания.
– Моя мама хочет устроить вечер игр, – говорю я, отламывая ложкой еще один кусочек брауни.
– О, забавно! – соглашается Мэделин, сидя на противоположной стороне кабинки.
Мы заканчиваем ужинать. И с тех пор, как моя мама предложила Лукасу провести вечер игр, прошло два дня.
– Да, лично я предпочла бы вылечить зуб или, может, сделать спинномозговую пункцию. Но она серьёзно настроена на эту идею, поэтому я просто хотела посчитать количество гостей. Так что... буду я, ты, моя мама, твои родители и Лукас. Получается шесть, верно? Если только ты или Лукас не хотите пригласить ещё кого-нибудь? Мне просто нужно знать, сколько дополнительных стульев вытаскивать из гаража, и я собиралась сделать дюжину кексов, то есть по два на каждого, если только…
– Ты хочешь знать, встречается ли он с кем-нибудь, не так ли? – она звучит не слишком обвинительно, просто как будто констатирует факт.
Вдруг я понимаю, что не так хороша в этой игре, как думала.
– Нет, просто эти стулья очень тяжелые…
– Дэйзи, я знаю тебя лучше всех. И понимаю странные трения, которые у тебя с моим братом, так что не нужно беспокоиться о моих суждениях.
– Трения подразумевают контакт. А у нас магнитное отталкивание.
– Ну, как бы ты это не называла, тебе не о чем беспокоиться. Он ни с кем не встречается со второго года ординатуры, и он определенно ни с кем не спит с тех пор, как вернулся домой.
Я отламываю еще кусочек брауни.
– Ты улыбаешься, – обвиняет она
– Я не из тех людей, которые радуются чужому горю, но мне нравится мысль грустного и одинокого Лукаса.
– Наслаждайся, пока можешь. Теперь, когда ходят слухи, что он вернулся, я получаю подозрительное количество звонков от старых друзей и знакомых. Они делают вид, что хотят просто поболтать, но каждый разговор приводит к Лукасу и его семейному положению, – она театрально прищуривает глаза. – Не так уж и отличается от твоего вопроса…
– Не сравнивай меня с этими стервятниками. Я просто хочу узнать, какое количество шарад готовить.
– Угу. Ты жалкая. Можно мне этот кусочек?
– Он последний.
– Как насчет того, чтобы отдать его мне, а я не скажу брату, что ты о нем спрашивала?
Я протягиваю ей ложку.
– Ты дьявол.
Она улыбается.
– Меня устраивает шантаж. Вы двое не единственные, кто за эти годы научился нескольким трюкам.
Мы доедаем десерт и обсуждаем, могут ли пострадать наши желудки от второго раунда.
– Не рассчитывай на меня, – говорю я, роняя ложку и откидываясь в кабинке. – На данный момент я больше шоколад, чем женщина.
– Я тоже. Давай допивай вино, и я отвезу тебя домой.
Я киваю.
– Хотела спросить еще раньше, ты с кем-нибудь встречаешься? – спрашивает она.
– Мэделин.
– Что? Я просто спрашиваю.
– Ты же знаешь, я все еще не заполнила свою анкету на Тиндере. Как только я её опубликую, парни будут так быстро стучать по клавиатуре, что их большие пальцы отвалятся.
– Ты уже год пытаешься сделать это. Там всего две строчки текста и пара фоток, насколько это сложно?
– О Мэделин. Ты еще молода и не обучена любви. Привлекательность ‒ это искусство.
– Да, размести фотку в бикини и расслабься, пока парни начнут потеть.
– Если бы я хотела найти мужчину, который ценит меня только за мое сексуальное тело, я бы просто носила бикини каждый день, – говорю я саркастически.
– Ты права, тебе нужны фотографии, которые показывают, что ты больше, чем просто красивое личико. Может, попозируешь в белом халате и назовешь себя «Доктор Любовь»?
Честно говоря, свидания не совсем моя специальность. Для докторов, заканчивающих ординатуру, нет золотой середины: они либо замужем и имеют четырех детей, либо они упустили свой шанс и остались совершенно, и безнадежно одни. Я отношусь ко второму типу. Медицинская подготовка отсрочила мою жизнь. Из-за этого у меня есть длинный список наполовину испеченных отношений, которые никогда не выходили из духовки.
Теперь пришло время снова сосредоточиться на моей личной жизни. В двадцать восемь я чувствую себя в самом расцвете сил. Чисто случайно, я нахожусь в хорошей форме, несмотря на отсутствие времени на тренировки. В ординатуре я не могла переваривать больничную еду. В сочетании с лихорадочными спринтами по больнице и ежедневными поездками на велосипеде, я поддерживала иллюзию, что уделяю немного внимания своей физической форме. Еще один плюс для меня заключается в том, что в основном мужчины ошибочно принимают мой больной бред и честное суждение за юмор и индивидуальность.
В заключение, даже если парни смогут закрыть глаза на мой кислотно-зеленый гипс и впечатляющий список недостатков (который обновляется каждый день!), то увидят, что я холодная, как лёд, одиночка.
– У меня есть идея, но я знаю, что она тебе не понравится, – говорит Мэделин, когда везёт меня домой.
Я пожимаю плечами и смотрю в пассажирское окно.
– Скорее всего, ты права. Не говори мне.
– На следующей неделе в Гамильтоне будет проводиться вечер для одиночек.
– Да, это звучит как веселое путешествие, чтобы отправится туда одной.
– Ну... я записала нас обеих.
– Какая смешная шутка, Мэделин, – невозмутимо говорю я. – Может, вместо этого мы отправим тебя на вечер открытого микрофона?
– Встреча в следующую среду, начало в семь вечера.
– Я так рада, что ты чувствуешь себя достаточно комфортно, чтобы поделиться этими деталями со мной, но они не имеют значения, учитывая, что я не собираюсь идти.
Она останавливается прямо между домом её детства и моим. Мэделин там больше не живет; она арендует небольшой дом недалеко от главной улицы, а это означает, что наши старые рации находятся вне зоны действия (я убедила её проверить). Таким образом, я единственная, кто погружается в прошлое, оставаясь в своей детской спальне со слишком маленькой кроватью, пытаясь притвориться, что за одиннадцать лет, которые я отсутствовала, я на самом деле повзрослела.
Мэделин продолжает настаивать на том, что я пойду с ней на вечеринку, а я продолжаю давать ей отпор. Честно говоря, я уже знаю, что пойду, ненавижу разочаровывать её. Когда иду по подъездной дорожке, то не могу избавиться от страшной мысли, которая меня посетила.
К двадцати восьми годам мне действительно необходимо все выяснить. Я уже должна была построить полноценную жизнь, но на самом деле застряла в одной петле уже почти три десятилетия. Фон изменился, и второстепенные персонажи мелькают туда-сюда, но сценарий остался прежним: я, Дэйзи Белл, соперница Лукаса Тэтчера, и груз этой ненависти начинает всё больше подавлять меня. В глубине души я начинаю забывать, что именно ненавижу в Лукасе. Сейчас я могу объяснить это при помощи логики. Я хочу иметь собственную практику и не умею делиться, поэтому я хочу выгнать Лукаса из этого города. Но если было бы все так просто, то последние одиннадцать лет я не провела бы, мысленно бросая дротики ему в лицо. Мы были частями одной страны, отделившимися друг от друга, и я по-прежнему давала ему свободу и собственное правление.
Это наводит меня на мысль, что это неизлечимая болезнь. В данный момент моя ненависть к нему стала ощущаться как еще одна функция моего тела. Есть, пить, ненавидеть. Когда я начинаю думать о Лукасе, мой желудок сжимается, а мое сердце бешено колотится. Я пытаюсь выбить все мысли о нём, как в игре «Попади в крота» (прим. переводчика: настольная игра, в которой из нор выскакивают кроты, и нужно успеть ударить по ним молотком), а мой мозг продолжает закидывать четвертаки для продолжения. Однажды я даже попробовала специальную терапию: я надела на запястье резинку, как курильщик, который пытается избавиться от привычки «пачка в день», и каждый раз, когда мысль о Лукасе появлялась у меня в голове, я щелкала резинкой. К концу дня мое запястье сильно опухло, а кожа стерлась чуть ли не до крови.
Если моя ненависть к нему сидит на водительском сиденье, а у автомобиля отсутствуют тормоза, то надеюсь, что работа с доктором Маккормиком вылечит меня. Я завершу все три этапа моего дьявольского плана и смогу убедить доктора Маккормика назвать меня своим единственным наследником. У меня есть все основания полагать, что как только это произойдет, моя ненависть к Лукасу будет изгнана одним махом.
Всё будет кончено. Finito. Я буду писать новый сценарий. Я буду Дэйзи Белл, милосердной победительницей, прекрасной и честной. Я не буду тыкать его в это лицом или злорадствовать. Я просто забуду о нем.
Боже милостивый, пожалуйста, позволь мне забыть о нем.
Глава 8
Однажды в школе нас с Лукасом объединили в напарники для рецензии на книгу «Над пропастью во ржи». Мы оба прочитали книгу и договорились встретиться в библиотеке (нейтральная территория) для работы над презентацией. Это было единственное, о чем мы смогли договориться.
– Холден Колфилд ‒ избалованный лицемер. И единственная причина, по которой он так зол ‒ это то, что его вывели на чистую воду, – утверждал Лукас.
– Он всего лишь ребенок! – настаивала я. – Все дети в какой-то степени незрелые, но это не означает, что его критика взрослого мира становится менее правдивой. Мир взрослых ‒ отстой.
– Значит, все остальные виноваты в том, что его исключили из всех школ, в которых он учился?
После часа дебатов, гигантский плакат для презентации был разорван посередине. Когда пришло время выступать перед классом, мы решили, что каждому представится возможность выступить в течение пяти минут. Но ни один из нас не хотел отказываться от чести идти первым, поэтому всё отведённое время, мы просто пытались перекричать друг друга.
Совместная работа с пациентами очень похожа на тот проект.
– Может быть ушная инфекция, – размышляю я.
– А как насчет потери аппетита? – спорит Лукас.
– Это симптом.
– Думаю, будет лучше, если мы также исключим проблемы с кишечником.
– Не думаю, что нужно проводить дополнительные дорогостоящие анализы…
– Эм... простите? – Мисс Келлер, мать нашей пациентки, пытается привлечь наше внимание, но мы игнорируем её, продолжая наш спор.
Мы оправдываем наш непрофессионализм тем, что по всем объективным показателям пациенты получают от нас больше времени и вдвое больше опыта. На самом деле, это, конечно же, перебор и субъективные меры быстро догоняют нас.
– Итак, вы двое. Я получил кое-какую обратную связь от ваших пациентов, – говорит доктор Маккормик в пятницу днем после первой недели нашей совместной работы.
Я улыбаюсь, готовясь к похвале.
– Некоторые пациенты жаловались на плохое отношение и на ваши споры из-за мелочей. Я думал, что во время работы, вы двое отложите свои старые игры, но, похоже, я ошибался.
Я удручена, это вина Лукаса. Я не буду колебаться, прежде чем толкнуть его под автобус. Я открываю рот, но Лукас оказывается быстрее.
– Думаю, что мы немного перегнули палку, пытаясь сработаться, – я рассержена его словами, – но теперь всё позади и в понедельник мы не подведем вас.
Доктор Маккормик хлопает его по плечу, как приятель приятеля.
– Именно это я и хотел услышать, сынок.
«СЫНОК?!»
– Могу рассчитывать, что завтра ты присоединишься ко мне на поле? – продолжает он. – Я хочу добраться до всех восемнадцати лунок, пока солнце не поднимется слишком высоко.
Лукас улыбается своей очаровательной улыбкой с ямочками и ровными белыми зубами. Я моргаю, чтобы избежать ее.
– С нетерпением жду этого, сэр.
Кивнув, доктор Маккормик возвращается в коридор, а Лукас поворачивается ко мне, улыбка все еще на месте, хотя теперь это оружие.
– Не волнуйся, я не собираюсь использовать время, проведённое наедине с доктором Маккормиком, чтобы подговорить его уволить тебя. Но кто знает? Может, пока мы будем пить пиво в клубе, он сам придет к такому выводу?
Я щурю глаза.
– Ты хуже всех.
– Извини, ты думала, что я стал мягким?
Это вопрос с подвохом, но его улыбка замедляет мой ответ. Мой взгляд опускается ниже к его сильному, точно не мягкому телу и, когда понимаю, что делаю, я резко поворачиваюсь и ухожу.
– Удачных выходных, Дэйзи, – кричит он мне вслед.
Он не может казаться более довольным собой.
В понедельник утром Лукас выглядит более загорелым, чем в пятницу, а это значит, что он играл в гольф с доктором Маккормиком. Интересно, кто победил, но, проходя мимо него по коридору, я не спрашиваю об этом.
– О, Дэйзи, – говорит он позади меня. – Я оставил кое-что на твоем столе.
Я не отвечаю. Мне необходимо выпить унцию кофеина: мой мозг ещё слишком медленно работает. Кроме того, мне любопытно, что там. Еще один букет маргариток? Результаты их игры в гольф?
Ни то и ни другое.
В центр клавиатуры вставлена фотография четыре на семь, на которой изображены доктор Маккормик и Лукас на поле для гольфа. Они стоят бедром к бедру, как будто сиамские близнецы, каким-то образом разделенные тридцатью годами. Доктор Маккормик смеется, а глаза Лукаса, кажется, следуют за мной по комнате.
Замечательно. Пока он болтал с нашим боссом во время долгой игры, я была дома, в пижаме, и смотрела старые фильмы с мамой и Мэделин.
Я достаю из ящика стола маркер, и вдруг Лукас щеголяет с дьявольскими рогами и хвостом. Разрисованная фотография не приближает меня к победе, но когда я прикрепляю её на доску объявлений рядом с компьютером, то чувствую себя немного лучше.
Моя первая встреча с пациентом будет только через пятнадцать минут, поэтому я решаю сделать то, о чем мечтала всю последнюю неделю. Это довольно неэтично, но технически законно, по крайней мере, я так думаю. Я захожу на сайт поиска работы и нахожу вакансии докторов по всем Соединенным Штатам: чем дальше от Гамильтона, штат Техас, тем лучше. Ой, смотрите-ка, в Гонолулу нужны врачи. С помощью простого перетаскивания, я отправляю им резюме Лукаса, которое скопировала с сайта нашей клиники. Вот так просто мой понедельник улучшается. «Алоха, Лукас».
В среду, после работы, моя мама моет мне голову в раковине. С моим гипсом легче просто позволить ей сделать это, чем бороться с моей гривой одной рукой. Она вымоет меня с ног до головы, если я ей позволю. Ох уж эти мамы.
Несколько минут назад она начала говорить о том, что собирается вызвать в дом дезинсектора, но я не особо её слушаю. У меня и своих проблем хватает.
– В любом случае, они сказали, что нам придется уехать на неделю или две, пока они поставят один из этих больших цирковых шатров на весь дом! Я не уверена, что могу решиться на это. Ой, смотри! Там Лукас.
Я дергаюсь и ударяюсь лбом об кран.
Моя мама, благослови её Господь, не смеется.
– Ой. Ты в порядке милая?
– Нормально.
Я тру лоб и подбегаю к окну. Это правда: Лукас снаружи косит наш газон в чём мать родила. Ну не совсем, конечно, на нем шорты с низкой посадкой, но он без футболки, и я бегу обратно к раковине, притворяясь, что от его вида меня сейчас стошнит.
– Ну, конечно, это же против правил, – говорю я. – Разве нет законов приличия?
– Это Техас, Дэйзи. На улице около тридцати градусов, кто может винить мальчика?
Она называет его мальчиком, но Лукас ‒ настоящий мужчина.
– Пойду, проверю почту, – говорю я.
У меня, что я могу, конечно, только предположить, начинается прилив. Возможно, вид блестящего от пота Лукаса заставил меня впасть в раннюю менопаузу?
Мама кричит мне вслед, но я игнорирую её и дергаю входную дверь.
Лукас что-то замышляет. Стрижка газона перед домом моей мамы? Он не делал этого с тех пор, как мы уехали в колледж, и она наняла специальную службу. Тот факт, что он делает это сейчас, одиннадцать лет спустя, совершенно абсурден.
Он останавливается, когда видит, что я иду по дорожке, но ни слова не говорит, и я тоже. Я топаю, топаю, топаю к почтовому ящику, дергаю дверцу, вижу, что он пустой и захлопываю.
Когда я оглядываюсь, то вижу, как по груди Лукаса стекает пот. Дорогой Боженька. Я все еще уверена, что это противозаконно. Я замечаю группу женщин, занимающихся быстрой ходьбой, которые остановились на углу улицы, и глазеют на Лукаса. Неужели? Всем четверым одновременно понадобилось завязать шнурки? Народ, уже давно изобрели двойной узел!
Я машу рукой, чтобы прогнать их, и они убегают, смущенные, но недостаточно.
– Ты устраиваешь представление, – огрызаюсь я на Лукаса. – Наверное, ты и в одежде сможешь косить траву.
– Я могу снова надеть футболку, если для тебя это проблема.
– Для меня это не проблема. Мне всё равно.
– Правда? Поэтому ты так проверяешь почтовый ящик?
Я скрещиваю руки на груди.
– Что ты хочешь этим сказать?
– У тебя шампунь в волосах.
Вот тогда я чувствую, как мокрая пена стекает по моим щекам и груди, впитываясь в майку.
– Это несмываемый кондиционер.
– Очаровательно.
– Дэйзи, милая! – зовёт мама с крыльца. – Ты уже забрала почту ранее. А теперь заходи и оставь бедного Лукаса в покое. Мне все равно нужно домыть твои волосы.
Её способность испортить момент поразительна.
– О, и Лукас, – продолжает она. – Я оставила тебе лимонад на случай, если ты захочешь пить.
– Дьявола не мучает жажда, – бормочу я себе под нос, волоча ноги вверх по дорожке.
Последнее, что я вижу, это отражение Лукаса в окне: обнажённый, потный, обезоруживающе красивый. Ночью, перед сном, я достаю из гаража огромный вентилятор, включаю его на полную мощность и направляю прямо на кровать. Кажется, прилив только усиливается.
В пятницу днем мы с Лукасом встречаемся с мистером и миссис Роджерс. В свои почти пятьдесят, они молодожены, со склонностью всё делать вместе. Поэтому настаивают на совместном обследовании и сидят вместе на кушетке, держась за руки. В их заявлении на приём, упоминалось о болезненных высыпаниях, но этого мало.
– Видите ли... мы отправились в поход, в наш медовый месяц, и вы знаете, как романтично это может быть на природе…
Мистер Роджерс краснеет и щиплет жену за бок.
– Слишком много информации, Кэтлин.
– Они же врачи! Они должны знать всю историю, если хотят нам помочь, Митч.
Лукас добродушно кивает.
– Значит, вы шли пешком, а потом?
– Ну, мы молодожены, – продолжает миссис Роджерс, и они одновременно сверкают кольцами. – Мы уже упоминали об этом? Что мы только что поженились? Это безумие. Мы с Митчем ненавидели друг друга в школе. Он издевался надо мной на детской площадке! Разве это не смешно? Ну, так или иначе, мы столкнулись друг с другом в баре, одно привело к другому, ну и…
– Я сделал ей предложение на нашем первом свидании. Я знал, что она предназначена мне, ещё в начальной школе.
Мне необходимо срочно прочистить горло, но я не хочу привлекать к себе внимание. Я знаю, Лукас хочет, чтобы я посмотрела на него, чтобы он выгнул бровь и сказал: «Разве это не интересно?». Но я сопротивляюсь.
– Давайте вернемся к делу. Куда именно вы ходили? – мой голос звучит странно.
– К «Большому повороту». Мы решили разбить там лагерь.
– И по пути вам стало немного жарковато? – предполагаю я, пытаясь соединить всё воедино.
– Это была идея Митча! – хихикает Кэтлин. – Он поклялся, что никто не увидит, ну а потом, я думаю, мы немного увлеклись…
Пятнадцать минут спустя, после быстрого осмотра, становится ясно, что мистер и миссис Роджерс порезвились недалеко от ядовитого плюща, и теперь последствия их действий сконцентрировались вокруг нижних областей их тел. Вот, чёрт.
