Текст книги "Борден 2 (ЛП)"
Автор книги: Р. Дж Льюис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)
Глава 22
Эмма
Я находилась в аду. Другими словами описать это невозможно. Просто… ад. Похоже, моя жизнь полностью остановилась, и я зависла над преисподней. Если выяснится, что Борден мертв, то я просто рухну в нее и сгорю. Только бы он был жив… Боже мой, только бы он был жив! Одна эта мысль обжигала мои глаза слезами – я так много плакала. Я замкнулась в себе через три дня после его исчезновения. Хоуку удалось заставить меня выйти из комнаты, и то только потому, что Тайлер понадобились кое-какие ее вещи. Я почти забыла, сколько секретов может быть у девушки ее возраста, пока не заглянула под матрас. О, Боже! Презервативы и любовные записки. Я не осмелилась узнать, кому они были адресованы. Меня это не волновало.
В пабе повсюду были байкеры. Через несколько часов я к ним привыкла. Они оказались на удивление сносными. Некоторые даже подходили и сочувственно поглаживали меня по спине. В любой другой день я бы засомневалась в мотивах такого поведения, но они смотрели на меня с искренней симпатией, и я принимала их легкие прикосновения, потому что отчаянно нуждалась в утешении. Понимайте как хотите, но эти мудаки оказались не такими подлыми и ужасными, как я думала изначально.
Но они действительно любили своих женщин.
Женщины были повсюду – в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет. Старше я не видела, и это немного настораживало. Они вешались на любого байкера в зоне досягаемости. От их желания привлечь к себе внимание немного подташнивало. Их жажда клубной жизни доходила до абсурда и показывала, что они готовы подчиниться любому приказу мужчины в косухе, каким бы постыдным и унизительным он ни был.
Если поблизости не было Хоука, то большую часть времени я проводила наедине с собой. Обычно я садилась в самый конец бара и безучастно таращилась в экран телевизора, ожидая возвращения Хоука с какими-нибудь новостями. У него никогда не было ничего конкретного, а просто какие-то детали и имена, выясненные у людей, у которых они с братом побывали.
На пятый день я превратилась в пустую оболочку. Я смотрела, но не видела. Слушала, но не слышала. Я произносила слова, но не говорила. Я просто… существовала.
В данный момент я сидела на своем привычном стуле и пыталась заставить себя проглотить несколько фисташек. И простая мысль о фисташках напомнила мне о том, что они всегда хранились в ящике стола Бордена, и он грыз их, когда злился. На табурет рядом со мной скользнула фигура, и, мельком взглянув на нее, я нахмурилась.
Линда.
Ну, конечно.
В течение нескольких минут она, так же, как и я, смотрела в телевизор, не произнося ни слова. Я впервые виделась с ней с тех пор, как все пошло ко дну, и была совершенно не в настроении выслушивать ее хитрожопые комментарии. Она чиркнула зажигалкой и закурила рядом со мной, совершенно не заботясь о том, что я сижу в клубах выдыхаемого ею дыма. К несчастью, мне тоже было все равно.
– Я точно так же напугана, как и ты, Эмма, – наконец, заговорила она, поворачиваясь и глядя на меня. – Он и для меня очень много значит, и я хочу, чтобы он вернулся.
– Значит… в настоящем времени, – заметила я. – Ты говоришь так, будто он все еще жив.
– Он жив. Я знаю это. Он крепкий мужчина.
– Это ничего не значит, когда ты один против всех.
– Это значит все, когда ты Маркус Борден.
Я ответила не сразу. Честно говоря, было приятно слышать, когда кто-то говорил о нем так, словно он по-прежнему был рядом. Все остальные говорили в прошедшем времени: каким крутым он «раньше был».
– Я так долго тебя ненавидела, – вдруг сказала она, поворачиваясь ко мне всем телом. – Все время спрашивала себя: что такого есть в тебе, чего нет во мне? Я была с Борденом с тех пор, как он открыл «Совы», и он никогда не смотрел на меня так, как на тебя, а ведь ты с ним гораздо меньше времени, чем я.
Я пожала плечами.
– Каких слов ты ждешь от меня, Линда? Извинений?
– Нет, но его отсутствие помогло мне понять, насколько сильна твоя боль. И я не хочу быть той стервой, которая осуждает тебя, когда именно ты больше всех нуждаешься в поддержке. Хоук рассказал, через что ты прошла. Ты сильно пострадала из-за тех людей, и я… мне больно за тебя.
Я посмотрела на нее. Ее глаза заволокло слезами. Она была совсем не похожа на ту суку, какой я ее знала.
– Спасибо, Линда. Я тоже ненавидела тебя. И даже задавалась вопросом, зачем Борден вообще нанял тебя. Но видя, что ты делаешь для клуба и как здорово ты работаешь, все поняла. Мне просто не хотелось этого признавать.
Она грустно улыбнулась.
– Когда он вернется, мы начнем все сначала. Я притворюсь, что ты не забрала мужчину моей мечты и не похоронила мое будущее. Все будет так, словно между нами ничего не происходило. Все с чистого листа.
Я моргнула.
– Это… очень мило с твоей стороны.
Она смотрела на меня еще несколько минут, а потом соскользнула с табурета и побрела прочь. Естественно, раз ее не интересовали байкеры, те стекались к ней, словно она была ломтиком запретного плода, и совершенно забывали про десятка два своих собственных женщин, находящихся в зале.
Ничего удивительного.
– Эмма! – услышала я крик, как только дверь бара захлопнулась. Обернувшись, я увидела, как Хоук, Гектор и молодой парень, которого раньше не видела, быстро пробирались по залу. Их взгляды были устремлены ко мне.
Каждая частичка меня напряглась, когда Хоук бросился ко мне.
– Что происходит? – спросила я, мое сердце уже набирало скорость. Плохие новости? Черт, кажется, да.
– Это Борден, – сказал Хоук, хватая меня за руку. – Мы знаем, где он, и он жив.
Борден
Ржавый мясницкий нож. Единственное оружие, которое Джим смог достать ему перед уходом. Ни пистолет, ни мачете, ни что-нибудь отдаленно полезное в решении вопроса жизни и смерти с пятью мужиками, а гребаный ржавый нож для мяса с самым тупым лезвием, когда-либо встречавшимся Бордену. Блядь!
Со вздохом он привалился спиной к стене. Просто для того чтобы встать потребовалось сильно напрячься. Время от времени он шипел от боли, но удерживал себя вертикально, словно делал шаг вперед, к Эмме. Знание того, что она не умерла в той яме, зажгло в нем ту последнюю искорку жизни, так необходимую ему, чтобы осуществить задуманное. Давайте будем реалистами. Бордена боялись все. Если он сейчас умрет, это чертовски опозорит его имя. Нет. Борден должен пройти через это. Если не для Эммы, то для Нью-Рэйвен. Город нуждается в злодее, и он играл эту роль, будто она была создана для него.
Он не знал, как долго просидел здесь. Может, несколько часов. Может, целый кровавый день. Все, что он знал – час икс настанет тогда, когда долбаные козлы с шумом вломятся в дверь. В последнее время они немного обленились. И стали самоуверенными. Стали меньше опасаться – из-за состояния Бордена. Он казался таким слабым, что они заходили по двое за раз и били его. Но сегодня, как сказал Джим, к ним должен присоединиться Маллиган. И это означало, что они собирались прикончить Бордена. Что ж, прекрасно. Легко он не сдастся.
Он услышал звук шагов одной пары ног, спускающихся по лестнице в подвал, и замер, ожидая звука остальных. Когда их не последовало, на короткий миг он ощутил облегчение, но тут же взял себя в руки, когда человек подошел к двери и открыл ее.
Дверь распахнулась, человек вошел внутрь, и Борден встал, захлопывая ее как раз в тот момент, когда мужчина с пистолетом в руке повернулся.
Удивленные глаза Маллигана встретились с его взглядом, и, как только он поднял пистолет, Борден опрокинул его на себя, ударив по спине. Пистолет выпал, и Борден схватил Маллигана за горло, удерживая его всем весом своего воспрявшего тела. Маллиган так сильно извивался под ним, что скинул Бордена. Он повернулся, чтобы дотянуться до пистолета, валявшегося в нескольких метрах от места их схватки, но Борден свалил его, схватив за ногу. Они захрипели, и Бордену потребовалось собрать все силы, что еще оставались в нем, чтобы не ослабить хватку и удержать в руке нож.
– Тебе не выиграть, – проклокотал Маллиган, вытягивая руки в безуспешной попытке дотянуться до оружия.
– Я уже выиграл, – прохрипел Борден. – Первое гребаное правило, если ты планируешь кого-то замучить: никогда не оставляй ему возможность использовать руки.
Это было рискованно. Если Борден отпустит его, чтобы нанести удар ножом, то даст тому возможность схватить пистолет. Но какой у него был выбор? С каждой секундой силы покидали его. Он резко вдохнул и отпустил Маллигана, Тот схватил пистолет, повернулся, и в тот же миг Борден всадил лезвие ножа ему в грудь. Прозвучал выстрел, от которого у Бордена зазвенело в ушах, но пуля пролетела рядом с головой. Маллиган выстрелил снова, извиваясь всем телом в попытке избавиться от веса навалившегося на него Бордена. Подмяв под себя его истекающее кровью тело, Борден выдернул нож и нанес еще один удар – прямо в сердце.
– И правило номер два, – прохрипел он, когда из горла Маллигана хлынула кровь. – Никогда не приходи в одиночку мучить безбашенного отморозка.
Он выдернул нож из груди Маллигана и быстро выхватил пистолет из его ослабевшей хватки. Затем, привалившись спиной к умирающему булькающему куску дерьма, уставился на дверь. Остальные мудаки могли услышать выстрелы, и Борден, вооруженный ножом и пистолетом, должен был быть готов к их появлению.
Он должен был.
Глава 23
Эмма
Солнце только что поднялось, когда машина выползла на грунтовку. Я разволновалась, оказавшись так близко к тому месту, где меня хоронили. Молодой человек, Джим, кивнул вперед, и Хоук поехал по извилистой дороге. Я бросила взгляд через плечо – за нами следовала дюжина машин, заполненных вооруженными байкерами и людьми Бордена. Мы были готовы к войне, хотя Джим заверил нас, что ее не будет. Он сказал, что в хижине всего несколько человек, не считая Маллигана. Хотя у Маллигана много сторонников, но он, выйдя из тюрьмы, только начинал разворачивать свою деятельность и к этому моменту еще не имел безгранично преданных людей, на которых мог бы рассчитывать. Другими словами, за ним было не так много людей, как он рассказывал.
У меня не было возможности обдумать все это, так как машина остановилась перед симпатичной хижиной рядом с тремя другими припаркованными автомобилями. Я думала о мужчине, которого любила, и надеялась, что он все еще цеплялся за жизнь.
– Оставайся здесь, – сказал мне Хоук.
Ага, сейчас!
Я вылезла вместе со всеми. Наша внушительная толпа – больше сорока вооруженных людей – осторожно, но уверенно двинулась к хижине. Для ублюдков, находящихся внутри, самым разумным было бы сдаться.
Но до этого не дошло. Все остановились как вкопанные и уставились вперед. Они смотрели на окровавленного человека, сидящего в одних трусах на ступенях хижины. В одной руке он держал пистолет, в другой – тяжелый на вид мясницкий нож.
Мое сердце подпрыгнуло к горлу, и я продолжила идти к нему, будучи уверенной, что единственная сохранила способность двигаться. Нет, не двигаться. Бежать!
– Маркус! – закричала я, слезы обожгли мне глаза.
Он смотрел прямо на меня: на полностью покрытом кровью лице угадывалась единственная знакомая деталь – его яркие голубые глаза. Единственные глаза, в которые я хотела смотреть.
– Что за херня, почему вы так долго? – медленно спросил он хриплым ослабшим голосом.
Я услышала смех за спиной, но мне было не смешно. Рыдая, я опустилась перед ним на колени. Обвила руки вокруг его шеи, не заботясь о крови, пачкающей мою одежду. Он отшвырнул нож и обхватил меня рукой, крепко прижимая к груди.
– Я так испугалась, – всхлипнула я, прижимая его к себе. Он захрипел от боли, и я отстранилась. – Ты ранен.
Он притянул меня обратно в свои объятия и пробормотал:
– Нет, я в порядке. Просто несколько царапин. Держи меня крепче, куколка. Не отпускай меня.
Я целовала его везде. Вверх по его шее, вдоль подбородка, к этим сладким губам. Они были испачканы, но мне было плевать. Он выглядел ужасно, но мне было все равно. Он был жив. Он был в порядке, и больше ничего не имело значения.
– Ты станешь моей женой, – прошептал он мне на ухо, когда я отстранилась, чтобы взглянуть на него.
Взяв его за руку, я собралась улыбнуться, когда мое внимание привлекло это. Мое тело застыло, и я с ужасом уставилась на дырку в центре его покрытой кровью ладони. Она выглядела рваной и воспаленной.
– Что они сделали с тобой? – в истерике спросила я.
Он стиснул зубы, борясь с болью, и сказал:
– Они просверлили мне дыры в руках.
У меня отвисла челюсть.
– Ты гребаный отморозок! – выкрикнул Гектор.
За нашими спинами раздался коллективный смех. Типичные отмороженные байкеры, и, судя по ухмылке на его лице… типичный отмороженный Борден.
Мы укутали его в толстое одеяло и повезли в больницу.
***
– Если ты не перестанешь так смотреть на меня, я тебя трахну, – сказал он мне, лежа дома на нашей кровати. Его привели в порядок, и это оказалось непростой задачей. Очень сложно объяснить врачу, что большая часть крови, покрывавшей тело Бордена, принадлежала вовсе не ему. Но, как всегда повторял Борден, молчание любого человека можно купить, располагая нужным количеством долларов.
– Ты едва шевелишься, – ответила я, присаживаясь на край кровати. – Тебе нужно отдохнуть. Завтра придет медсестра, чтобы сменить повязки на твоих руках.
– Я сам могу их сменить.
Я закатила глаза.
– Знаешь, врачам здорово досталось за то, что ты ушел из больницы, и достанется еще больше, если ты будешь отказываться от лечения…
– Мои руки в порядке. Я не умираю. Мне нет нужды лежать на гребаной больничной койке, когда я могу находиться в собственной постели, трахая тебя.
Я не смогла сдержать улыбку.
– Я должна была догадаться, что ты из тех людей.
– Каких людей?
– Тех, которые упорно избегают больниц, чтобы получить помощь.
– Я не хочу быть вдали от тебя, – серьезно ответил Борден.
Я забралась к нему в постель, и он обнял меня. Глаза до сих пор болели – я столько проплакала. Даже узнав, что с ним все в порядке, не могла остановить поток слез.
– Я думал, ты умерла, – прошептал он. – Он показал мне твою фотографию в том ящике… и я подумал, что ты умерла.
Я только покачала головой, сглатывая ком в горле.
– Хоук спас меня.
Я уже рассказывала все это ему, но, видимо, он захотел снова это услышать.
– Значит, я обязан ему жизнью, – ответил он.
– Ты имеешь в виду, я?
– Эмма, моя жизнь – это ты.
Мое сердце забилось сильнее, и слеза скатилась по щеке, когда я тихо заметила:
– Грэм погиб.
– Да.
– Это моя вина, не так ли? Если бы я только могла представить, чем обернется для тебя этот звонок Блайт, то никогда не поехала бы выручать ее…
– Эмма, ты думала эмоциями. Ты пыталась помочь. Смерть Грэма – не твоя вина, а Маллигана. Он единственный стоял за всем этим. Не ты. Если мы будем винить себя за все плохое, что случается с нами, то никогда не сможем двигаться вперед по жизни.
Я просто кивнула. Понадобится какое-то время, чтобы поверить в это.
Я осталась лежать рядом с его перевязанным телом. Врачи сказали, что у него сломаны ребра, но в остальном он просто один большой сплошной ушиб. Он действительно чертов танк.
– А теперь можно я тебя трахну? – через некоторое время спросил он.
Я улыбнулась.
– Повторяю, Борден, ты не можешь двигаться.
– Повторяю, Эмма, ты недооцениваешь мои способности.
Я покачала головой.
– Ты же знаешь, я не поддамся.
Приподняв пальцами подбородок, он поцеловал меня.
– Знаю.
Глава 24
Борден
Потребовалось три месяца, чтобы очистить улицы от приспешников Маллигана. Ублюдки были повсюду. В то же время Грэму были устроены пышные похороны (Эмме еще долго после этого было тяжело), груз для Военных Баронов был получен быстро и без проблем, Хоук поделил время между Борденом и своим клубом, а на улицах стало спокойнее, особенно после того, как он показался с просверленными руками. Дурная слава о нем стремительно разрослась, и страх перед ним не ослабевал, как ему и хотелось.
Но лучшие события прошедших трех месяцев включали в себя кольцо с бриллиантом, сексуальную черноволосую кокетку в шелковом кремовом платье и настоящую тихую свадьбу.
Эмма Линн Уорн стала Эммой Линн Борден.
Он дал ей свое имя. Он отдал ей половину всего. То, что было его, стало и ее, и его собственнический инстинкт получил официальное подтверждение.
И теперь они снова ехали в дом старой мегеры с самой грандиозной новостью. Новостью, которую даже сам Борден не представлял себе, как переварить. Потому что она означала, что все в их жизни изменится. Впервые за очень долгое время Борден не был уверен в том, что принесет ему будущее, и это одновременно и захватывало, и пугало его.
– Ты притих, – заметила Эмма, изучая его на заднем сиденье автомобиля.
– Просто… все еще пытаюсь уложить это в голове, – ответил Борден.
Она нахмурилась.
– Ты не рад? С тех пор, как я сказала тебе, ты действительно замкнулся.
– Я не рад, что ты носишь моего ребенка? Черт, нет.
Она подсела к нему поближе и нежно поцеловала в щеку, пока он с поддельным интересом смотрел в окно.
– Тогда поговори со мной, Маркус.
Он сжал челюсти и повернулся к ней.
– Почему ты думаешь, что я, такой ужасный человек, буду хорошим отцом?
– Ты не ужасный человек. Это всего лишь то, что видит мир. Разве ты не говорил когда-то давно: «у меня есть репутация, которую нужно поддерживать»?
Он вздохнул.
– Это совсем другое. Эмма, это предполагает другую жизнь. Малюсенький человечек с крошечными пальчиками и сердечком размером с мой ноготь. Как уже говорил, я пытаюсь уложить это в своей голове.
Эмма улыбнулась и обняла его за шею.
– И ты напуган. Маркус Борден, самый страшный человек в Нью-Рэйвен, боится.
Он нахмурился от ее шутки.
– А ты маленькая садистка.
– Роли поменялись.
Борден усмехнулся. Она коснулась ладонью его лица и ласково погладила по щеке.
– Борден, я буду рядом с тобой до конца. Если ты боишься, мы встретимся с твоим страхом вместе. По правде говоря, я тоже боюсь. Не знаю, как это у нас получится, но знаю, что мы оба прошли через дерьмовое воспитание и никогда не совершим подобных ошибок по отношению к этому ребенку.
Он кивнул и нежно поцеловал ее.
– Да, – прошептал он. – Ты права.
Как только они подошли к дому, Дарлин открыла дверь. Она приветливо улыбнулась своей внучке и с неприязнью взглянула на него.
– Борден, – проворчала она, взглянув на его ноги, – снимите обувь перед входом в мой дом.
Раньше обувь снималась сразу за дверью, а теперь уже перед дверью. Скоро она попросит его разуться у края тротуара или совсем выбросить ботинки в кювет. Он стиснул челюсти, смирившись наконец с приказывающими ему женщинами Уорн, и снял ботинки перед гребаной дверью.
Они вошли и сели обедать, а он наблюдал, как Эмма беспечно болтала с Дарлин. Старая леди не удостаивала его взглядом и не проявляла к нему ни малейшего гребаного интереса. Весь обед он провел, уставившись на свою жену. Мать его ребенка. Ребенка, о котором он внезапно начал задумываться. Будет ли это девочка или мальчик? Будут ли у него ее глаза? Ее волосы? Ее улыбка?
«Пожалуйста, – подумал он, – пусть у этого ребенка будет такая же улыбка».
Что может быть лучше, чем Эмма? Еще одна маленькая Эмма. И именно от этой мысли ему стало трудно дышать. Он сделал большой глоток воды, борясь с неожиданными эмоциями, собиравшимися в его глазах. Гребаный ад, неужели он заплачет? Блядь, нет. Нет, нет, нет, Борден не плачет.
– Почему ты плачешь, – внезапно спросила Эмма, обратив на него внимание.
– Я не плачу, – пожав плечами, ответил он. – Глаза болят.
– У тебя болят глаза?
– Видимо, твоя бабушка добавила в эту пасту репчатый лук.
В эту чертову пасту, которую она приготовила, зная, что он терпеть ее не может.
– В этой пасте нет лука, – сказала Дарлин. – Эмма, почему плачет твой муж? Неужели он собирается больше не быть преступником?
Эмма широко улыбнулась, глядя в его наполненные слезами глаза. Она точно знала, о чем он думал.
– Он собирается стать отцом, – прошептала она, пока они не отрывая глаз смотрели друг на друга, и их сердца бились как единое целое.
– А ты станешь матерью, – прошептал Борден в ответ.
Дарлин ахнула и задохнулась от плача.
– Ты беременна?
Эмма не ответила. Глядя на своего мужа, она четко и громко произнесла:
– Я люблю тебя.
– Я чертовски сильнее люблю тебя, куколка, – ответил он.
Эпилог
Эмма
– Посмотри на его глазки, – прошептал Борден, глядя на нашего малыша, засыпающего в кроватке. – Они меняют цвет. Становятся карими.
– Очень светло-карими, – заметила я, пока мы глупо таращились на нашего трехмесячного изверга.
Линкольн был сущим наказанием. Все убеждали нас, что он станет спокойнее, но я была не склонна с этим соглашаться. Кажется, Линкольн никогда не будет спокойным. Он был бесконечным круговоротом криков, слез и – совсем недавно – хихиканья. А еще он был бесконечно привязан к своему отцу.
И Борден был хорошим отцом.
Он смотрел на Линкольна, словно в нем весь его мир. И так оно и было. Они оба были очень привязаны друг к другу. Я была хороша только во время кормления, а затем начиналось шоу Линкольна и Бордена. У меня не было на это возражений, потому что я действительно была свободна.
На всем протяжении моей беременности Борден находился на грани сумасшествия. Его неуверенность в себе и волнение обострились до такой степени, что даже у меня не получалось помочь ему расслабиться. Но потом, в момент рождения Линкольна, когда я сделала последнее усилие и на мою грудь положили малыша, Борден прекратил сомневаться. Все просто… соединилось. Он взял на руки нашего сына, и его мир внезапно приобрел смысл. Больше он об этом не беспокоился.
– Как думаешь, у нас будет ночь только для нас двоих? – спросил Борден, переводя, наконец, свой влюбленный взгляд с Линка на меня.
– О, ну хоть раз ты взглянул на меня, – сухо заметила я. – А то я уже решила, что перестала существовать.
Он широко улыбнулся, и я замерла.
– Нет, правда, куколка, как думаешь, он улегся?
– А что?
– Мои яйца уже посинели.
Я засмеялась, выходя из спальни Линка в коридор нашего совершенно нового дома. Борден последовал за мной, наполовину прикрывая дверь в комнату сына. Его шаги позади меня ускорились, и я поспешила в нашу с ним спальню. Я чуть не упала, споткнувшись о распакованную коробку, но он поймал меня за талию, притянув спиной к себе.
– Детка, – пробормотал он, целуя меня в шею, – мне нужно быть внутри тебя. Доктор дал тебе зеленый свет. Не думай, что я не знаю об этом.
– Ты все знаешь.
– Чертовски верно.
Борден скользнул рукой по моему телу, обхватил грудь, после чего пальцами пробрался под резинку моих пижамных штанов. Он нетерпеливо потерся об меня, и я застонала, прижимаясь к нему и ощущая знакомый трепет.
– Ты уже влажная, маленькая распутница, – заметил он.
– А ты твердый.
– Я твердый уже три месяца подряд.
– У тебя было бесчисленное количество минетов, засранец.
– Это тот вид стояка, который твой рот смягчить не может.
Я снова рассмеялась, когда он поднял меня и поспешил к кровати. Его движения были быстрыми и отчаянными. За считаные секунды раздев меня, он занялся собой. Я застонала от одного его вида – моего сексуального и очень плохого мужчины, выглядевшего до смешного идеально, в то время как сама я все еще находилась в послеродовом теле.
Он накрыл мои губы своим ртом, буквально обрушиваясь на меня. Наши языки сплелись. В мгновение ока во мне разлился жар желания.
– Презерватив, – сказала я, почувствовав головку его члена возле своего входа. – Я не делала противозачаточный укол.
Он разочарованно застонал и, поспешно открыв прикроватную тумбочку и вытащив совершенно новую упаковку презервативов, о существовании которой я даже не знала, открыл ее. Из нее вывалилось с десяток презервативов, и я с хихиканьем наблюдала, как он садится и пытается открыть один. Быстро раскатав его по члену, он снова опустился на меня, опираясь на локти с двух сторон от моей головы.
– Раздвинь эти ножки, детка, – сказал он, – я не могу больше ждать.
Я раздвинула ноги, и он толкнулся в меня, медленно погружаясь сантиметр за сантиметром. Почувствовав напряжение, я вцепилась в него руками.
– Расслабься, куколка, – сказал он, целуя меня. – Я держу тебя.
Он медленно раскачивался, заново знакомя меня с его размером. Почувствовав, что он целиком заполнил меня, я ахнула от наслаждения и закатила глаза. Его движения не были быстрыми и жесткими, он не спешил. Вдох за вдохом, поцелуй за поцелуем. Я встречала каждый его толчок, чтобы этот долго воздерживавшийся член мог почувствовать меня еще ближе.
– Охуеть, – выдохнул он.
Мы кончили вместе: он – сжимая ладонями мое лицо, я – вцепившись в его задницу.
– Это было быстро, – с улыбкой заметила я.
Борден взглянул на часы на тумбочке.
– Идеально. Я должен был кончить быстро.
– Почему?
– Потому что после шести часов вечера Линкольн просыпается каждые двадцать пять минут.
Прежде чем я успела что-либо ответить, раздался крик, и мой муж испарился.
– Я иду, Линк.
***
В глазах людей я выглядела сумасшедшей.
Я буквально видела, как в их глазах плескался вопрос.
Как ты можешь быть с таким плохим человеком?
Как ты можешь любить его?
У меня не было простого ответа.
Любовь – не простая штука. Это охреневший мозг, наполненный нелогичными мыслями, движимый исключительно какими-то собственническими животными потребностями, которые сидят где-то в глубине каждого из нас. Это потребность быть любимым, желанным и… принятым. Это отчаянная потребность твоей души оказаться настолько сильно сплетенной с другой душой, чтобы невозможно было их разделить.
Каждый день я ломала голову над этим вопросом.
Я знала, что он убийца.
Я знала, что он эгоист.
Я знала, что он высокомерный засранец, которому его власть нужна, как следующий вдох.
Но я знала и другую сторону Маркуса Бордена.
Его слабую сторону.
Ту, в которую я влюбилась.
Отец. Муж. Любовник.
Никто никогда не узнает об этой его стороне. Она моя и только моя…
И если будет нужно, я унесу его секрет в могилу.
