Текст книги "Рассказы Ляо Чжая о необычайном "
Автор книги: Пу Сунлин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)
ЗЛАЯ ТЕТУШКА ХУ
В доме Юэ Юйцзю из Иду поселилось лисье наваждение. Белье, одежда, всякая утварь – все выбрасывалось, все летело к соседской стене. Хотели однажды взять тонкого полотна из домашнего запаса. Смотрят: штука свернута, как полагается, а развернули – оказалось, что сверху и с боков цело, а внутри пусто, вырезано ножницами. И все в таком роде. Не выдержав долее этих мучений, стали осыпать лису бранью.
– Боюсь, лиса услышит, – предупреждал и останавливал Юэ.
– Я уже услыхала, – кричала лиса с потолка. И бесовская сила стала еще упорнее.
Однажды, когда муж и жена лежали в постели и еще не собирались вставать, лиса сдернула с них одеяло и одежду и утащила. И вот они, притулясь кое-как и забелев телами на кровати, стали жалобно умолять, глядя в пространство. Вдруг видят: входит женщина из окна и бросает им на кровать одежду. С виду она была невысокого роста и не старая. Одежда на ней оказалась темно-красная, сверху надета была доха-безрукавка, в рисунке из снежных лепестков. Юэ надел платье, сделал почтительное приветствие и сказал:
– Вышняя фея, вам угодно было снизойти до нас своим вниманием. Не тревожьте нас – и мы попросим вас быть нашей дочерью. Как вы на это взглянете?
– Я старше тебя, – отвечала лиса. – Чего это ты лезешь величаться? Отец, тоже!
Юэ просил ее быть ему сестрой. На это она согласилась, и Юэ велел всем в доме величать ее тетушкой Ху.
Как раз в это время в семье сына яньчжэньского Чжана тоже поселилась какая-то лиса, взяв себе второй этаж. Она постоянно разговаривала с людьми. Юэ спросил свою лису, знает ли она эту.
– Еще бы не знать, – отвечала она, – ведь это тетушка Си из моей же семьи!
– Но ведь она, эта тетушка, никогда не тревожит людей, – не унимался Юэ, – почему же вы ей не подражаете?
Однако лису это не убедило, и она мучила всех по-прежнему, причем больше всех прочих она морочила невестку Юэ, у которой туфли, чулки, шпильки, серьги постоянно оказывались валяющимися на дороге. За обедом в своей чашке с похлебкой та постоянно находила то погребенную в жиже дохлую крысу, то испражнения и вообще мерзость. Женщина тогда бросала чашку и ругала лису блудливой потаскухой и никогда вообще не обращалась к ней с мольбой и просьбой.
– И мужчины и женщины, – заклинал ее Юэ, – все они величают тебя тетушкой. Отчего же ты не ведешь себя, как старшая для них?
– Вели своему сыну выгнать свою жену, и чтоб я была твоей невесткой, тогда оставлю вас в покое.
– Похабная лиса, – бранила ее невестка, – бесстыжая! Ты что ж, захотела мужчину у людей отбивать?
В это время она сидела на сундучке с платьем. Вдруг видит, что у нее из-под сиденья валит густой дым, и ящик стал пахнуть и раскалился – словно то была духовка. Открыла, посмотрела – весь запас платьев истлел. Остались две-три штуки, и те все не ее, а свекрови.
Затем лиса опять хотела заставить сына Юэ выгнать свою жену. Тот не согласился. Через несколько дней стала его торопить, но тот не соглашался по-прежнему. Лиса разозлилась, стала швырять в невестку камнями. Рассекла и проломила ей лоб… Кровь так и полила, женщина чуть не умирала. Юэ приходил в отчаяние все сильнее и сильное.
Ли Чэньяо из Сишаня отлично наговаривал воду. Юэ пригласил его, предложив заплатить. Ли развел золото и написал на красном шелку талисман. Писал целых три дня и тогда только сказал, что готово. Затем он привязал к палке зеркало, схватил за палку, как за рукоятку, и пошел наводить зеркало повсюду по дому, причем велел своему мальчику идти за ним и смотреть, не покажется ли что-нибудь, – тогда бежать бегом и докладывать.
Дойдя до одного места, мальчик сказал, что на стене что-то лежит, распластавшись, как пес. Ли сейчас же ткнул пальцем и стал писать заклинание, а потом давай шагать Юевым шагом [34]34
… шагать Юевым шагом – Мифический государь Юй (XXIII в. до н. э.), приводя в порядок реки страны, страшно устал и захворал. Ноги у него скривились и высохли, и он стал ходить так, что ни одна нога не могла заходить вперед другой. Китайские заклинатели видели в таком шаге одно из наиболее действенных средств своей ворожбы. Они уверяли при этом, что ходят по созвездиям, и те им, конечно, помогают.
[Закрыть]по двору. Поворожил он так некоторое время – и вот все видят, как пришли собаки и свиньи, что были в доме, прижали уши, подтянули хвосты – и с таким видом, словно слушались его распоряжений. Ли махнул рукой и сказал:
– Вон!
И сейчас же все они гурьбой, вытянувшись в струнку, словно рыбы, выбежали вон. Поворожил еще, и сейчас же пришли утки. Он опять выгнал их. Затем пришли куры. Ли указал на одну курицу и громко закричал на нее. Все другие куры ушли, и только эта одна уселась, сложила крылья и стала протяжно клохтать, говоря по-человечески:
– Я не посмею больше!
– Эта тварь, – сказал Ли, – не что иное как Малиновая Тетка [35]35
Малиновая Тетка– название духа, кукле (изваянию) которого кланялись маленькие девочки, прося у нее хорошей свекрови и вообще спрашивая ее, как оракула. При жизни своей она была наложницей, терпевшей преследования со стороны жены того человека, которому она принадлежала. С досады она умерла, и ее мученическая смерть, как везде и всюду это бывает, создала ей поклонение.
[Закрыть], сделанная в вашем же доме.
Все домашние заявили, что такой никто никогда не делал.
– Малиновая Тетка, – продолжал утверждать Ли, – сегодня еще здесь.
Тогда начали вспоминать, что три года тому назад, действительно, в шутку сделали эту куклу и что вся эта бесовщина, все эти странности начались именно с того самого дня. Стали повсюду шарить и наконец увидели, что эта соломенная кукла все еще лежит на балке в конюшне. Ли взял и бросил ее в огонь. Затем он вытащил винный сосуд, три раза поворожил, трижды покричал – и курица вскочила и убежала. Тогда в сосуде послышался голос:
– Ну, Юэ, – у меня четыре злобы против тебя. Через несколько лет мне придется снова к тебе прийти!
Юэ просил Ли бросить сосуд в кипяток или огонь, но тот не согласился, забрал и унес.
Кое-кто видел, что у него на стенах висят несколько десятков таких кувшинов. В тех, горла которых заткнуты, сидят лисицы. Говорили также, что он выпускает их поочередно, для того чтобы они выходили и делали бесовские наваждения. Это ему дает доход, когда его приглашают для ворожбы, и он держит их как дорогой товар.
ЛИСА НАКАЗЫВАЕТ ЗА БЛУД
Студент купил себе новый дом и стал постоянно страдать от лисицы. Все его носильные вещи были во многих частях приведены в негодность. Часто также она бросала ему в суп или хлеб всякую грязь и гадость. Однажды к нему зашел его друг, а его как раз не было дома: куда-то ушел, а к вечеру так и не вернулся. Жена студента кое-что приготовила и накормила гостя, после чего вместе со служанкой доедала оставшиеся от гостя хлебцы.
Студент отличался несдержанным характером и охотно пользовался любовным зельем. Неизвестно, когда это случилось, но лиса положила этого зелья в похлебку, и жена студента, поев ее, ощутила запах мускуса. Спросила служанку, но та отвечала, что ничего не знает. Кончив ужин, женщина почувствовала, как в ней вздымается горячий огонь плотского возбуждения, и такой, что нет сил терпеть ни минуты. Хотела силой заставить себя подавить страсть, по распаленный аппетит от этого стал еще сильнее и настойчивее. Стала думать, к кому бы бежать сейчас, но в доме не было мужчин, кроме гостя. Она пошла и постучала к нему в комнату. Гость спросил, кто там. Она сказала, кто именно. Спросил ее, что ей надо. Не отвечала. Гость извинился и стал отказываться:
– У меня с твоим мужем дружба по душе и совести. Я не посмею совершить этого скотского поступка.
Женщина все-таки бродила вокруг да около, не уходя прочь. Гость закричал ей:
– Послушай, ты погубила вконец теперь моего друга и брата, со всей его ученой карьерой и репутацией!
Открыл окно и плюнул в нее.
Страшно сконфузясь, женщина ушла и стала раздумывать: как все это я наделала? И вдруг вспомнила про этот странный запах из чашки: уж не было ли там любовного порошка? Посмотрела хорошенько – действительно: порошок из коробки был там и здесь просыпан по полке, а в чашке это самое и было. По опыту зная, что холодной водой можно успокоить аппетит, она напилась воды, и под сердцем у нее сейчас же прочистилось и прояснилось. Ей стало мучительно стыдно, и она ничем не могла себя извинить. Ворочалась, ворочалась на постели… Уж все ночные стражи окончились. Стало еще страшнее; вот уже рассветает, а как показаться теперь человеку? И вот сняла пояс и удавилась. Служанка, заметив это, бросилась спасать ее, но дух ее уже слабел и замирал; прошло все утро, прежде чем у нее появилось легкое дыхание.
Гость ночью, оказывается, ушел. Студент же пришел лишь после обеда. Смотрит: жена лежит. Спросил, в чем дело. Не отвечает, а только в глазах стоят чистые слезы. Служанка тогда все рассказала, как было. Студент страшно испугался, пристал с расспросами. Жена выслала служанку и выложила ему все по правде.
– Это мне месть за блудливость, – вздохнул он. – Какая тут может быть на тебе вина? К счастью моему, попался такой честный и хороший друг. Иначе как мне было бы жить по-человечески?
С этой поры студент ревностно занялся исправлением своего былого поведения. А затем и лисица перестала куролесить.
ЛИСИЦА В ФЭНЬЧЖОУ
У фэньчжоуского судьи Чжу в жилых комнатах и даже в кабинете было много лисиц. Как-то раз сидит он ночью и видит, что некая женщина ходит у свечи взад и вперед. Сначала он думал, что это жена какого-нибудь из слуг, и потому не удосуживался посмотреть на нее, но когда поднял глаза, то оказалось, что он вовсе ее не знает. Однако лицом она была красоты поразительной, и хотя Чжу понимал, что это лисица, но она ему понравилась, и он сейчас же крикнул ей, чтобы подошла. Женщина приостановилась и сказала, улыбаясь:
– Кто это тебе тут служанка, что ты таким резким голосом обращаешься к человеку?
Чжу засмеялся, встал, взял ее за руку, посадил и стал извиняться. Потом прижался к ней любовно и плотно…
И так они долго жили, как муж и жена. Как-то неожиданно лиса вдруг говорит Чжу:
– Тебя, знаешь, скоро повысят в должности, и уже наступает день нашей разлуки.
Он спросил ее, когда же? Она ответила, что это – вот, на носу. Только будет так, что в то время, как поздравляющие будут в его воротах, соболезнующие горю будут у него на родине, и в новой должности быть ему уж не придется.
Через три дня действительно пришло известие о повышении в должности, а на следующий день он получил пакет с извещением о смерти матери. Чжу сложил с себя должность и хотел вернуться домой вместе с лисой, но та не сочла это возможным. Проводила его до реки. Он силой потащил ее в лодку, но она сказала ему:
– Ты, конечно, не знаешь, что лисица не может перейти реку.
Чжу не мог вынести разлуки и любовничал с ней на берегу. Лиса вдруг ушла, сказав, что идет повидать свою приятельницу, и через некоторое время вернулась. Тут как раз пришел гость отдать визит, и женщина говорила с ним в отдельной комнате. Когда же гость ушел, она вышла к Чжу и стала проситься сейчас же в лодку:
– Я тебя провожу через реку, – сказала она.
– Ты ведь только что говорила, что не можешь переехать реку, как же теперь говоришь другое? – удивлялся Чжу.
– Гость, который сейчас приходил, – отвечала лиса, – не кто иной, как бог реки. Я для тебя просила у него особого разрешения, и он дал мне срок в десять дней на путь туда и обратно. Значит, на это время я еще побуду возле тебя.
Перебрались вместе. Через десять дней лиса, действительно, простилась и ушла.
КАК ОН ХВАТАЛ ЛИСУ И СТРЕЛЯЛ В ЧЕРТА
Ли Чжумин был человек храбрый, открытый, не знавший неудовлетворенности и не пятившийся назад. Он был сводным братом Ван Цзиляна, у которого дом состоял из множества зданий, где постоянно видели разную чертовщину. Ли часто летом там жил, ему нравилось сидеть на вышке, когда наступала вечерняя прохлада. Ему говорили о причудах чертовщины, но он смеялся и не слушал, и даже наоборот – велел там поставить себе кровать. Хозяин дома исполнил его просьбу, но велел слугам спать вместе с барином. Тот отстранил это, сказав, что любит спать один и что всю жизнь не понимал, что такое вообще необыкновенное явление. Хозяин велел раздуть в жаровне потухшие курительные свечи, спросил, как ему постлать поудобнее постель, затем задул свечу, прикрыл дверь и вышел.
Ли лег на подушку. Через некоторое время он видит вдруг в лунном свете, что чайная чашка на столе то опрокидывается, то встает боком, то вертится и кружится, причем не падает, но и не перестает двигаться. Ли прикрикнул, и сейчас же возня прекратилась. Потом как будто кто-то взял курительную свечу и стал светить, помахивая ею в воздухе, то туда, то сюда, и образуя фигурные нити. Ли вскочил и закричал:
– Что за тварь, черт или дьявол, смеет тут быть?
Голый, он слез с кровати, желая сейчас же поймать беса. Стал ногой шарить под кроватью, ища туфли, но нашел только одну. Некогда было дальше искать впотьмах, и вот он босой ногой хватил по тому месту, где было мелькание, и свечка сейчас же воткнулась в жаровню – стало тихо и спокойно.
Ли нагнулся и стал шарить повсюду, во всех темных углах…
Вдруг какая-то вещь прыгнула и ударила его по щеке, и ему почудилось, что это как будто туфля. Припал к полу, стал искать – нет ее, так и не нашел. Открыл дверь, спустился вниз, крикнул слугу, велел зажечь огонь и посветить… Пусто… И опять лег спать.
Наутро велел нескольким слугам искать туфлю. Перевернули матрацы, опрокинули кровать – неизвестно, где туфля. Хозяин дал ему взамен потерянной туфли другую. Через день-два он как-то случайно поднял голову вверх и увидел туфлю, засунутую в балки; достали ее оттуда, оказывается, это его туфля и есть.
Ли сам был из Иду, но снимал квартиру в доме некоего Суня в Цзы. Дом был огромный, просторный, все помещения были свободны, и Ли занимал только половину их. Южный двор примыкал к высокому дому, отделяясь от него всего одной стеной. По временам было видно, как в этом доме двери сами собой то открываются, то закрываются. Ли не обращал на это внимания.
Как-то раз он разговаривал со своими во дворе. Вдруг появился какой-то человек и уселся лицом к северу. Ростом он был весь фута три. Одет был в зеленый халат и белые чулки. Все тут бывшие стали смотреть на него, указывая пальцами, но тот не шевелился.
– Это – лисица, – сказал Ли, быстро схватил лук и стрелу, нацелил и хотел стрелять, но карлик, увидев это, охнул, словно дразня его, и стал невидим. Ли схватил нож, полез наверх, бранясь и ища, – но так-таки ничего и не увидел. Вернулся. Чертовщина после этого прекратилась, и Ли прожил здесь еще несколько лет: все было, как следует быть – без неприятностей.
Старший сын его, Юсань, мой свояк. Все это он видел собственными глазами.
Послесловие рассказчика
Поздно, знаете, я родился. Не удалось самому послужить господину Ли. Но, послушать стариков, это, вероятно, был крупный человек, с большим темпераментом и решительный, что, впрочем, можно видеть хотя бы из этих двух его приключений. Раз есть в человеке живой и сильный дух, то черт там или лис – что они могут с ним поделать?
ФЕЯ ЛОТОСА
Цзун Сянжо из Хучжоу где-то служил. Однажды осенним днем он осматривал поля и заметил в густоте хлебов необыкновенно сильное движение и колыхание. Недоумевая, что бы это могло быть, он пошел прямо через межи, поглядеть – оказывается, мужчина с женщиной совершают внебрачное соитие. Он расхохотался и уже хотел идти назад, но, увидев, что мужчина, весь красный, завязал кушак и опрометью бросился бежать, а женщина тоже поднялась с земли, он стал ее пристально рассматривать и нашел, что она изящна, мила, очаровательна, понравилась ему очень… Захотелось тут же с ней свиться, но, по правде говоря, застыдился этой гнусной пакости и стал подходить к женщине понемножку, смахивая с нее пыль.
– Ну что, – сказал он, – эта, как говорится, прогулка «Среди тутов» [36]36
«Среди тутов» – Название песни о свидании влюбленных в «Шицзине».
[Закрыть], ничего, приятна?
Дева смеялась и молчала. Цзун подошел к ней, стал расстегивать ей платье: тело у ней было жирное и гладкое, как помада. И давай гладить по телу вверх и вниз – этак несколько раз.
– Ты, студент вонючий… Чего хочешь, так бери… А щупать меня, как оголтелый, это зачем?
Стал спрашивать, как ее зовут.
– Весенний ветерок раз дунет нам страстью, – отвечала она, – и ты направо, я налево. Зачем давать себе труд допрашивать и доискиваться? Ты уж не собираешься ли сохранить мое имя, чтобы написать его на арке, которую ты построишь в честь моей добродетели?
– В пустом поле, среди трав и растений – это делают только деревенские пастухи и свиные подпаски, – возражал Цзун. – Я не имею этой привычки. С такой красавицей, как ты, милая, я условлюсь просто с глазу на глаз – и это будет вполне серьезно. К чему бы мне быть таким, как ты говоришь, назойливым и мелочным?
Дева, услыша эти слова, с величайшим удовольствием согласилась и похвалила его. Цзун сказал, что его скромный кабинет отсюда недалеко и что он приглашает ее побывать у него.
– Я уже давно из дому, – сказала дева, – боюсь, как бы дома не подумали чего. В полночь можно будет.
Спросила, где и как расположен дом Цзуна, какие приметы и вообще все в высшей степени подробно. Затем пошла по косой тропинке, заторопилась и побежала.
В начале ночи она и в самом деле пришла в кабинет Цзуна, и вот полил, так сказать, изнемогающий дождь из набухших туч в их самой полной любовной близости. Прошли месяцы, а все было в тайне, и никто ни о чем не знал.
Раз зашел и остановился в сельском храме какой-то иностранец, буддийский монах. Он поглядел на Цзуна и испугался.
– В вас сидит нечистый дух, – сказал он. – Что с вами сделалось?
Цзун отвечал, что ничего не произошло, но через несколько дней вдруг приуныл и захворал. А дева приходила каждый вечер и приносила ему чудесные фрукты, лаская его, заботясь усердно и сердечно – совершенно как жена, любящая своего мужа. Однако, улегшись в постель, она сейчас же требовала, чтобы он, хотя бы и через силу, с ней соединялся, а Цзун, совсем больной, совершенно не был в состоянии это выдержать. Он понимал уже, что она не человек, но не мог ничего придумать, чтобы отвязаться от нее и прогнать.
– На днях мне говорил наш монах, – сказал он ей, – что меня мутит злое наваждение. Вот я и захворал; его слова, значит, оправдались. Завтра пойду уломаю его, чтобы пришел ко мне, и буду просить сделать заговор и написать талисман.
Дева при этих словах сделала кислую гримасу и изменилась в лице, после чего Цзун еще сильнее стал подозревать в ней нечистую силу.
На следующий день отправил человека к монаху и рассказал ему, как обстоят дела.
– Это – лисица, – сказал монах, – чары которой, однако, еще не сильны, и ее легко будет засадить в капкан.
Сказав это, написал две полосы талисманных фигур и передал их человеку Цзуна, дав при этом следующее наставление:
– Ты придешь домой, возьмешь чистый жбан из-под вина и поставишь его перед постелью больного. Затем тут же налепи один талисман вокруг отверстия жбана и жди, пока лисица туда не влезет. Тогда быстро накрой тазом и на него налепи второй талисман. Затем поставь в котел и кипяти: лисица сдохнет.
Человек пришел домой и поступил, как велел монах. Была уже глубокая ночь, когда пришла дева. Она достала из рукава золотистых апельсинов и только что хотела лечь в постель и спросить, хорошо ли больной себя чувствует, как вдруг послышался вой вихря в жбанном горле, и дева была туда втянута. Слуга быстро вскочил, покрыл жбан, налепил талисман и уже хотел ставить варить, как Цзун, увидев рассыпавшиеся по всему полу золотистые апельсины и вспомнив всю ее любовь и милое отношение к нему, в порыве сильного чувства и горького отчаяния, велел отпустить ее, содрал талисманы и сбросил крышку. Дева вышла из жбана шатаясь и в крайнем изнеможении, поклонилась ему до земли и сказала:
– Мое Великое Дао [37]37
… Великое Дао– даосское совершенствование для того, чтобы обрести бессмертие.
[Закрыть]уже готово было завершиться, как вдруг в один день я чуть было не превратилась в пепел. Ты – милосердный человек. Клянусь, я непременно отблагодарю тебя!
И ушла. Через несколько дней Цзун еще более ослабел, и слуга побежал в лавку покупать доски для гроба. По дороге он встретил какую-то деву.
– Ты не слуга ли Цзун Сянжо? – спросила она.
– Да, – отвечал тот.
– Господин Цзун – мой двоюродный брат. Я узнала, что он очень болен, и собралась уже идти навестить его, но как раз тут подоспели разные дела, и мне не удалось пойти. Будь добр, потрудись передать ему этот пакетик с лекарством, которое прямо-таки творит чудеса.
Слуга взял, принес домой. Цзун стал вспоминать, но никакой двоюродной сестры вспомнить не мог и понял, что это и есть ответная благодарность лисицы, о которой она говорила. Принял принесенное лекарство, и оно, в самом деле, сильно помогло, так что в какие-нибудь десять дней он совершенно поправился и почувствовал в душе к своей лисе благодарность и умиление, стал молиться ей, обращаясь в пространство и выражая свое желание увидеть ее раз или два.
Однажды ночью он запер двери, сидел и одиноко пил. Вдруг слышит: кто-то легонько стучит пальцем в окно. Отодвинул щеколду, вышел посмотреть – оказывается, дева-лиса. Обрадовался страшно, схватил ее за руки и стал выражать свою благодарность. Пригласил ее остаться и вместе с ним пить.
– С тех пор как мы расстались, – говорила дева, – сердце у меня так и горело беспокойством: мне все казалось, что мне нечем отблагодарить тебя за твою высокую и добрую душу. А теперь я нашла тебе чудесную подругу. Может быть, этим мне и удастся вполне погасить свой долг. Как ты думаешь?
– Как же это? – осведомился Цзун.
– Это не из твоих знакомых, – отвечала дева. – Завтра с раннего утра отправляйся к южному озеру, и как только увидишь девушку, рвущую водяные каштаны и одетую в прозрачную креповую накидку, то сейчас же нагоняй ее на лодке. Если потеряешь ее следы, то посмотри у запруды: там увидишь лотос с коротким стеблем, укрывшийся под листком. Сейчас же сорви и поезжай домой. Возьми свечку и подпали стебелек – и получишь красавицу жену, а вместе с ней и продление своей жизни.
Цзун с вниманием все это выслушал и воспринял. Вслед за тем дева стала прощаться. Цзун упорно удерживал ее и тащил к себе, но она не хотела и говорила:
– С тех пор как со мной приключилась та, помнишь, беда, я вдруг прозрела и поняла Великое Дао. Неужели же я стану теперь из-за любви под одеялом навлекать на себя злобу и ненависть человека?
Сказала это с серьезным, строгим видом, простилась и ушла.
Цзун поступил, как она ему указала. Пришел к южному озеру. Видит: среди лотоса толпами колышутся красивые женщины, а между ними девушка с челкой, одетая в креповую накидку, – красавица, на земле не встречаемая. Быстро погнал он лодку и стал уже ее вплотную настигать, как вдруг потерял всякий ее след. Сейчас же раздвинул гущу лотосов и, в самом деле, нашел красный цветок, у которого стебель был не выше фута. Сорвал и принес домой, где поставил на столе, а рядом с ним огарок свечи. Только что хотел поджечь, оглянулся – цветок уже стал красавицей. Цзун в крайнем изумлении и радости пал ниц и поклонился.
– Ты, глупый студент, – говорила девушка. – Я ведь оборотень лисы и буду твоим мучением!
Но Цзун не хотел и слушать.
– Кто тебя научил? – допытывалась лиса.
– Я сам, – отвечал тот, – твой ничтожный студент сам сумел тебя узнать, милая. К чему было бы меня учить?
Схватил ее за руку и потащил… И вдруг она упала вслед за движением его руки, упала и превратилась в причудливый камень, высотой приблизительно с фут, весь фигурный, резной, с какой стороны ни взгляни. Цзун взял его, положил с почетом и вниманием на стол, возжег курения, поклонился ему и раз и другой, произнося молитвы. Наступила ночь. Он запер все двери, заложил все отверстия – все боялся, что камень уйдет. Утром стал его рассматривать – глядь: опять уж не камень, а креповая накидка, от которой как-то издали доносился запах духов.. Раскрыл накидку и видит, что на воротничке и на груди еще сохранились следы тела. Цзун накрыл накидку одеялом, обнял ее и лег с ней. Вечером он встал, чтобы зажечь свечу; когда же вернулся в постель – на подушке уже лежала девушка с челкой. В безмерной радости, боясь, что она снова изменит свой образ, он сначала умолял ее сжалиться и тогда только приник к ней.
– Что за несчастье, – смеялась девушка. – Кто это, в самом деле, дал волю своему языку и наболтал этому сумасшедшему, который насмерть измолол меня…
И больше уже не сопротивлялась. Однако в самые любовные моменты она делала вид, что больше не может, и все время просила перестать, но Цзун не обращал внимания… – Если ты так, то я сейчас же изменю свой вид, – грозила дева. Цзун пугался и переставал.
С этих пор у обоих чувства пришли к полному единению. А между тем серебро и всякая одежда наполняли сундуки, причем неизвестно было, откуда все это бралось. Дева в обращении с людьми говорила только «да-да», словно ее рот не мог выговорить ни слова. Студент тоже избегал говорить о ее чудесных похождениях.
Она была беременна более десяти месяцев. Сосчитала, когда должна была родить, вошла в комнату, велела Цзуну запереть двери, чтобы никто не постучался. Затем сама взяла нож, отрезала себе пуповину, вынула ребенка и велела Цзуну нарвать тряпок и завернуть его. Прошла ночь – она уже поправилась. Прошло еще шесть-семь лет. Как-то раз она говорит Цзуну:
– Мои прежние грехи я искупила полностью – позволь с тобой проститься!
Цзун, услыша это, заплакал:
– Милая, когда ты ко мне пришла, я был беден и без положения. Теперь, благодаря тебе, я понемногу богатею. Могу ль я вынести, чтобы ты так скоро уже заговорила о разлуке и об уходе куда-то далеко? Кроме того, у тебя ведь нет ни дома, ни родных. В дальнейшем сын не будет знать своей матери – а ведь это тоже вещь неприятная, вечная досада.
Дева грустно задумалась.
– Соединение, – сказала она, – влечет разлуку. Это уж непременно и всегда так. Счастье нашего сына обеспечено. Ты тоже будешь долго жить. Чего ж вам еще? Моя фамилия Хэ [38]38
Моя фамилия Хэ. – Лотос – по-китайски тоже хэ, но пишется с легким добавлением четырех черт («травы») вверху.
[Закрыть]. Если соблаговолишь когда-нибудь вспомнить обо мне, возьми в руки какую-нибудь из моих прежних вещей и крикни: «Третья Хэ!» И я появлюсь!
Сказала и добавила, как бы освобождаясь от земли:
– Я ухожу.
И на глазах у изумленного Цзуна она уже летела вверх над его головой. Цзун подпрыгнул, быстро схватился за нее, но поймал только башмачок, который вырвался из рук, упал на пол и стал каменной ласточкой [39]39
… стал каменной ласточкой – «Каменная ласточка» на горе Линлиншань, по поверью, взлетает в грозу и, возвратись, снова превращается в камень.
[Закрыть], красною-красною, ярче киновари, причем снаружи и изнутри сияла и переливалась, словно хрусталь. Цзун подобрал ее и спрятал. Пересмотрел вещи в сундуке. Нашел там креповую накидку, в которую она была одета, когда появилась впервые.
Каждый раз, как вспоминал о деве, он брал в руки накидку и кричал:
– Третья!
И перед ним являлось полное подобие девы, с радостным лицом и смеющимися бровями. Совершенно как живая. Только вот что не говорит!
Друг рассказчика добавил бы:
«Если б цветы нашу речь понимали – много бы было хлопот нам. Камень – тот говорить не умеет: нравится сильно он мне». Это прекрасное двустишие Фанвэна [40]40
Фанвэн (Лу Фанвэн)– поэт Лу Ю (1125—1210).
[Закрыть]можно было бы сюда приписать: подошло бы хорошо!
