Текст книги "В тылу врага"

Автор книги: Прасковья Дидык

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

ПОХИЩЕНИЕ КАРТЫ

– Номер части, которая расположилась в городе, кто ею командует, зачем приехали? – вот что нужно узнать, – наказывала Мариана “Тополю”. – Передай об этом ребятам. Время не ждет. Дай каждому отдельное задание и пусть действуют. Виктору Горобцу поручи разузнать, откуда прибыла часть. Сережа Гнатюк пусть поинтересуется, куда едут, а тебе главное – номер и кто командует?

– Ясно.

– Предупреди ребят, что задание серьезное, пусть будут внимательны и осторожны.

Через пару дней стали поступать сведения. Комсомольцы старались как могли, но нелегко было разузнать то. что интересовало разведчицу.

От капитана, квартировавшего у Дуни, Мариана узнала, что на хуторе немцы остановились ненадолго, а сам он впервые едет на фронт.

Однажды капитан похвастался Мариане, что их часть на хорошем счету у фюрера. Было ясно, что в этом районе остановилась отборная дивизия “СС”.

Гриценко “подружился” с фельдфебелем и часто гулял с ним в городе. Однако главного – данных о том, что собирается предпринять дивизия, – разузнать никак не удавалось.

“Без капитана, видно, не обойтись”, – решила Мариана.

Вечером, встретившись с “Тополем”, она поручила ему руководство делами группы.

– У меня серьезное задание, – объяснила Мариана. – Быть может не скоро удастся свидеться. Так что командуй сам. Действуй умно и с большой осторожностью.

Долго и подробно говорили они в этот вечер о делах группы.

Мариана стала тщательнее ухаживать за своей внешностью: красиво укладывала волосы, кокетливо одевалась и старалась чаще попадаться на глаза капитану. И тот не упускал случая заговорить с ней, сыпал комплиментами. Как-то он рассказал, что долго стоял с частью в Польше, затем на Украине. Изучил немного язык.

– Маурин, учи меня разговаривайт по-здешни. Скоро русс капут, я останусь на Украине, – говорил он часто Мариане.

– Гут, гут, пан! – охотно отвечала она.

Постепенно Мариана стала среди постояльцев Дуни своим человеком. Только ей разрешали они заходить к ним в комнату, убирать, накрывать на стол. Немцы из соседних домов прозвали ее “паненка Эрнста” – так знали капитана.

Соседи Дуни все замечали…

– Гляди, соседушка наша с немцами, стерва, путается, – говорили они, посматривая, как Мариана гуляет по улице с капитаном.

– Придут наши, на первом же суку повесят, – говорили другие.

Тетка Матрена, из соседней избы, встретившись однажды с Марианой, сказала:

– Ты что, девка, с фрицами связалась? Не хватает терпенья своих дождаться? Смотри, поганко, вернутся наши, спохватишься, да поздно… Знаешь нашу пословицу: “Буле каяття, та не буде вороття”…

Разведчица выслушала ее и, ни слова не промолвив, пошла своей дорогой. Туман застилал глаза. Слезы брызнули из глаз. Сердце, как тисками, сжало. Так и хотелось закричать на всю улицу. Но… вот уже двор Дуни. Она взяла себя в руки, быстро утерла слезы. Приходилось, как всегда, сделать веселое лицо.

Напевая песенку, Мариана вошла в дом как раз в ту минуту, когда офицер, нагнувшись над топографической картой, что-то отмечал на ней карандашом.

Мариана сразу определила важность минуты, подошла к столу и стала медленно убирать посуду, тихо напевая. Но делала она это одними руками, а глаза впились в топографическую карту. Наконец-то перед ней было то, что она так упорно искала, – оперативная карта, которую, видимо, капитан только что получил.

Она медленно с места на место переставляла чашки, рюмки, тарелки, выигрывая лишние минуты для изучения карты. Знаки и стрелы говорили разведчице не только о движении дивизии “СС”, но и соседних частей и соединений. Ясно вырисовывался план наступления на этом фронте.

На мгновенье Мариане представился ужас неожиданного для советских войск немецкого наступления. Эсесовцы, обученные, откормленные, как звери, ринутся вперед…

“Нет. Не бывать этому. Наши должны быть предупреждены”, – решила разведчица.

Капитан услышал возню девушки за спиной, повернулся и положил ей руку на плечо.

– Ну, как дела, Маурин, чего невесел? – спросил он на ломаном украинском языке.

– А чего веселиться, пан гауптман. Ходят слухи, что скоро отправляетесь на фронт, и кто его знает, что можеть случиться, береги вас господь… – Она перекрестилась. – Я так привязалась к вам. Хороший вы человек… – сказала Мариана, напуская на себя жалобный вил.

Капитан был растроган.

– Что делать, дорогая. Война, криг, понимаешь? Через неделю, а может, и раньше – нах фронт.

“Планы не изменились”, – отметила Мариана.

Ночью, лежа рядом с Дуней в сарае, она постаралась припомнить карту, но… безуспешно. Все запомнить не удалось, а сведения нужны точные. “Ничего другого не остается, как выкрасть карту у капитана”. Она содрогнулась при этой мысли, но иного выхода не видела.

Девушка долго думала. Затем разбудила Дуню.

– Завтра, Дунечка, будет трудный день, – шепнула она на ухо подруге. – Как заметишь, что наши квартиранты заволновались – немедленно срывайся. Вернешься уже, когда наши будут здесь. Ясно?

– Господи! Что ты задумала опять? Ох, не сносить тебе головы, – в испуге прошептала Дуня. Плечи ее задрожали. Мариана обняла ее, вытерла ей слезы.

– Понимаю, родная, – зашептала вновь Дуня. – Но я за тебя больше боюсь.

Она сильно привязалась к Мариане. Вдвоем было легче бороться, жить, надеяться…

Наступило утро. Время тянулось томительно долго. Прошел обед. Мариана старалась быть спокойной, ничем не выдавать своего волнения.

Капитан, наевшись, вышел на крыльцо, постоял, прикуривая от карманной зажигалки. Потом подошел к машине, открыл дверцу кабины и подергал шофера за ногу. Мариана из окна видела, как Эрнст залез в будку.

“Пора”, – решила она, направляясь на половину постояльцев. После обеда ей предстояло убрать со стола и вымыть посуду.

Но где же карта? Девушка сунула руку под подушку. Неужели здесь? Она схватила простыни, наволочку, в которую завернула планшет, и вышла их “потрусить”. В машине кто-то громко разговаривал. Девушка нырнула в сарай и открыла планшет. Карта была там…

“Сейчас или никогда. Было бы безумием упустить такой случай, – лихорадочно думала Мариана. – Путь один – с картой через фронт. Медлить нельзя. Через несколько дней вся эта смертоносная лавина ринется в наступление. А что станется с Дуней? Но ведь, может, тысячи наших можно спасти через эту карту”. И Мариана решилась…

Немцы не сразу заметили, что паненка Эрнста исчезла. И, возможно, не скоро бы о ней вспомнили. Но капитан обнаружил, что у него пропала карта.

– Кто заходил в дом? – бросился он к часовому. Тот обязан был следить за тем, чтобы никто не входил в комнату без разрешения капитана. – Кто взял планшет? – закричал капитан и вдруг осекся. Он вспомнил, что Мариана часто “дурачилась” с ним. и прятала то перчатки, то еще что-нибудь.

– Она, только она могла это сделать, она пошутила, планшет наверно где-то в доме. Но за такую шутку ей попадет.

Он кинулся в комнату.

Когда же она его спрятала? Совсем недавно, ну, может, часа два назад планшет лежал под подушкой. Вдруг перед глазами капитана возникла вчерашняя сценка, когда он перехватил взгляд девушки, устремленный на карту. Эрнст побледнел и кинулся к Дуне, которая со страхом прислушивалась к его крикам.

– Где Маурин, где? – кричал он, схватив большими руками голову Дуни и глядя ей прямо в глаза.

Потом с криком “Партизаны! Партизаны!” ударил Дуню ногой.

Солдат, стоявший на посту, услышал слово “Партизаны”, задрожал и начал дико озираться.

Дуня воспользовалась переполохом среди немцев и, как советовала ей Мариана, незаметно исчезла.

** *

В синем сатиновом сарафане, в фуфайке, в сапогах, в платочке, повязанном под подбородком, Мариана в это время шла по дороге, пролегавшей далеко от хутора… Она то и дело поворачивалась, обрызгивая свои следы спиртом. Затем, сообразив, стала смачивать подошвы, чтобы сбить со следа в случае погони с собаками.

…Ночь была темная, какая часто бывает осенью на Украине. Девушка с трудом пробиралась из села в село. Так прошла неделя. Чем ближе к фронту, тем опаснее было продвигаться, особенно днем. По дорогам беспрерывно двигались мотоциклы, машины. Мариана старалась держаться обочин, проселков, обходя стороной магистральные дороги.

У большого села она спустилась в овражек и прилегла за зеленой изгородью. Над селом стоял гул моторов. По улицам беспрерывно взад и вперед сновали машины… Солдаты тянули провода, наводили связь… Откуда-то издалека еле-еле доносилась канонада. Мариана поняла – близок фронт. Когда стало темнеть, девушка сверилась с картой и двинулась дальше. Чем ближе к фронту, тем опаснее становилось пробираться. Немцы сконцентрировали здесь огромное количество войск, и даже ночью немудрено было на них напороться.

На девятую ночь Мариана наткнулась на вражеский танк. Вглядевшись в темноту, заметила вблизи другой, третий… Видимо, противник готовится к наступлению, и войска ждут приказа.

На востоке заалела заря. Как быть? Обходить этот участок? Но рядом могут оказаться минные поля. Да и времени уже нет. А до рассвета совсем недолго. Вперед и только вперед. И она ползла из последних сил.

“Где она сейчас? Далеко ли до нейтральной полосы? И есть ли здесь эта нейтральная?” – терялась в догадках Мариана. Все тело ныло. Голова разрывалась на части. Лежа в кустах, девушка нащупывала на груди то, во имя чего шла сейчас на мучения, – оперативную карту…

Силы таяли… Голод и жажда валили с ног. Мариана жадно припадала к грязным лужицам, с отвращением утоляя жажду…

Но вот местность заметно опустела. Наверно, это и есть нейтральная полоса. Не будучи в силах ползти больше, Мариана встала на ноги и попыталась идти. Но голова закружилась, с обеих сторон раздались выстрелы. Девушка упала на землю. Шальная пуля обожгла плечо. Почти теряя сознание, она поползла торопливо, зигзагами, напрягая остаток сил… “Только не опоздать. Только бы успеть”… – стучала в висках неотступная мысль.

С советской стороны навстречу разведчице также ползком двинулись двое.

– Скорее, скорее… – шептала она пересохшими губами.

– Эх! угораздило тебя забрести сюда, – сказал красноармеец, помогая ей двигаться.

– Доставьте меня в штаб, скорее… – попросила перебежчица.

– Видал, понимает про штаб! – сказал другой красноармеец, и его раскосые глаза подозрительно прищурились. – А кукиш не хочешь?

– Брось трепаться, – оборвал его товарищ, видимо, старший. – Не видишь, ранена она… Помоги-ка лучше.

Вскоре они уже были в небольшом садочке. Здесь, под желтой, покрытой сухими листьями сеткой стояли грузовые машины, накрытые брезентом. Ходили, весело переговариваясь, военные.

Мариане так и хотелось броситься к ним, обнять и расцеловать каждого боевого товарища. О них-то она думала тогда, решившись украсть карту и идти через линию фронта, об их судьбах, об их жизни. Все они по-особому дороги, родные и милые.

– А вон и командир… – сказал один из провожатых. – Товарищ командир! Перебежчица вот, ранена.

– Мариана! Молдаваночка, откуда ты? – вдруг закричал командир. Это был один из работников штаба дивизии. С ним Мариана Флоря познакомилась на аэродроме, когда тренировалась в прыжках. Он запомнил хорошо эту девчонку, потому что чуть было не схватил из-за нее взыскание. Мариана, тогда еще неопытная в парашютном деле, невольно сделала затяжной прыжок.

Теперь вот неожиданно они встретились снова.

– Ради всего святого, скорее в штаб, прошу вас. Нельзя терять ни минуты, – взмолилась Мариана.

– Быстро машину сюда, – скомандовал старший лейтенант, – Ирина Петровна, помогите девушке.

К Мариане подбежала женщина средних лет, разрезала рукав, перевязала плечо.

– К счастью, тебя только слегка задело, – сказала она.

Девушку усадили в машину. Один из солдат накинул на ее плечи свою шинель.

Машина остановилась перед домиком, окруженным вековыми деревьями.

– Ты знаешь, что ты принесла? – спросил Мариану полковник, просмотрев карту. – Документ исключительно ценный. – Повернувшись к офицеру, стоявшему у стола, он приказал:

– Доложите генералу. А вы, – обратился он к другому офицеру, – отведите товарища в санчасть. Впрочем, погодите! – И он быстро вышел из комнаты.

У Марианы от страшной усталости закрывались глаза… Когда через несколько минут вошел генерал в сопровождении полковника, девушка с трудом поднялась навстречу.

– Молодец, – заговорил генерал, ласково усаживая ее. – Ты совершила героический поступок. Представим тебя к награде. А сейчас – отдыхать! Ты едва держишься на ногах…

Мариана впервые за несколько месяцев могла уснуть спокойно. Вокруг – свои родные заботливые люди. Опасаться нечего. Можно выспаться вволю. Но она поминутно вздрагивала и просыпалась. То видела Дуню, то разговаривала с Гриценко. Тревога за друзей окончательно прогнала сон.

“Как там они, что с группой, цела ли рация?” Перед тем как пуститься в путь, к фронту, Мариана ночью зарыла рацию в огороде, а сверху разбросала сухую картофельную ботву…

Девушка вздрогнула, когда в дверь постучали.

– Войдите!

– Вас вызывает товарищ генерал-майор, – доложил боец и, откозырнув, вышел.

** *

– Не дали вам отдохнуть? Как самочувствие? – приветливо спросил генерал. – Садитесь, пожалуйста, вот здесь и расскажите о вашем районе действия. Постарайтесь припомнить все подробности. – Он пододвинул бумагу, карандаш. – Изложите все, что вспомните, особенно о прифронтовой полосе.

– Я и так все помню. Могу сразу говорить, – сказала Мариана и посмотрела на забинтованную руку.

– Да, прости, дочка, – спохватился генерал. Он сел за стол и кивнул майору. Тот придвинул к себе бумагу.

– Итак, прошу. Я слушаю.

Мариана понимала, что ее рассказ имеет отношение к карте и остальным документам, похищенным ею у гауптмана. Но она сознавала также и то, что ее будут проверять. “А как же иначе” – подумала она. – Без проверки нельзя”.

– В том месте, – начала разведчица, – где на карте значится красный квадратик со множеством точек, юго-западнее Васильково, расположено минное поле.

Она секунду помолчала, глядя куда-то в пространство. Генерал понял, что девушка сейчас припоминает местность и не мешал ей. Майор что-то быстро записывал.

– Оттуда месяца три назад эвакуировано все население, – продолжала Мариана. – А между населенными пунктами Звеньково и Царивка проходит укрепрайон. Все поле в противотанковых рвах и надолбах, опоясано дотами. На карте район обозначен кружочком, перечеркнутым красными полосками.

Генерал посмотрел на карту.

– Молодец, товарищ Флоря. Память у вас превосходная. Видно, устарела пословица о пресловутой девичьей памяти, – пошутил он, ласково глядя на Мариану. – Прошу, прошу, продолжайте.

Так разведчица факт за фактом сообщала самые свежие и очень важные факты.

– Вот у кого поучиться бы нашим фронтовым разведчикам наблюдению за противником, – похвалил генерал Мариану.

– А как вам удалось уточнить карту? – заинтересовался майор, отрываясь от бумага.

– Я не была уверена, что эта карта отражает именно последние планы противника на этом направлении и решила проверить отдельные моменты. По пути к фронту мне пришлось делать большие крюки. И я убедилась, что карта действительно показывает настоящее положение, по крайней мере, в местах, где я сама побывала.

– Умно, – одобрил генерал. – Ну, спасибо. А теперь, майор, организуйте условия для лечения и хорошего отдыха товарищу Флоря. Да и вообще подкрепить ее надо. Лично проследите за этим. А сведения твои, дочка, очень важные, – генерал вновь повернулся к Мариане. – Еще раз спасибо, – и он отечески погладил девушку по голове.

Мариана направилась к двери, но вдруг вспомнила что-то и быстро обернулась к генералу.

– По словам гауптмана, их дивизия “СС” через несколько дней готовится в наступление.

– Нам это уже раскрыла карта, – весело ответил генерал и проводил Мариану до двери.

На второй день Флоря заметила оживление в штабе. А через сутки войска начали успешное наступление на этом участке и освободили от немцев город Н.

Мариана с радостью думала, что в этой победе есть скромная доля и ее воинского труда.

В Москве Мариане Флоря был вручен орден Красной Звезды. – Она лежала в госпитале, когда туда пришли генерал Кононов и ее начальник. Вручив девушке правительственную награду, они тепло поздравили ее.

Впервые за последние восемь месяцев радистка-разведчица наслаждалась покоем. Лежа в постели, она по-детски любовалась красивой звездочкой и вспоминала, как когда-то в их родное село вернулся из Москвы награжденный орденом бригадир тракторной бригады Петря, по прозвищу Кукошелу, что значит петушок. Мариана не сводила восхищенных глаз со сверкающего на его груди ордена Ленина. Петря был большим человеком в селе. С того дня, когда колхозный оркестр и все селяне вышли встречать орденоносца, она никогда больше не называла его Кукошелом. “Какая ты счастливая, – завидовала она тогда его дочке Ниночке. – Можешь не только смотреть на орден, но и пощупать его…”

Мариана и мечтать не смела, что когда-нибудь и сама удостоится высокой награды, которой Родина отмечает своих лучших сынов и дочерей.

Через пару недель рана зажила. Мариана задумалась о своей дальнейшей работе. Война продолжалась, и девушка стремилась сделать все, что в ее силах, чтобы легче было тем, кто сражался на переднем крае.

А пока нужно было уладить многое: написать о “Тополе” и комсомольцах из их группы, о Дуне, разыскать ее мужа – офицера Красной Армии… Подробно рассказать о дяде Пете… Обо всем написать, ничего не забыть…

Как– то, вскоре по выходе из госпиталя, она сидела в кабинете начальника, рассматривая карту продвижения советских войск. Мариана с удовольствием отметила, что ее бывший район действия уже свободен. Радовалась тому, что все ее комсомольцы, все ее друзья дождались освобождения и теперь наверное не без гордости рассказывают о своих боевых делах в тылу фашистских войск. Вспомнила и о тете Марфе, которая так забавно рассказывала о парашютистах, и улыбнулась про себя.

– Хотелось бы встретиться с ними в своем настоящем виде, без маски. А то так и будут думать обо мне плохо, – сказала Мариана, поймав на себе внимательный взгляд подполковника Павлова.

– Ничего. Главное, что в действительности ты не такая, – ответил, улыбнувшись, подполковник. – Да, кстати, – сказал он, взглянув на часы. – Тут для тебя сюрприз есть.

Мариана удивленно посмотрела на него:

– Сюрприз? Какой сюрприз? Неужели Федор Петрович или Иван Александрович здесь – мужья сестер – офицеры? Или есть что-нибудь от мамы? Так что же вы молчали?

С лица подполковника исчезла улыбка и во взгляде мелькнуло огорчение. Видимо, в тот момент он от души сожалел, что не может сообщить Мариане ничего о ее семье.

– Пока об этом ничего не могу сказать, хотя, видимо, в ближайшее время узнаем. А вот не желаешь ли повидаться со своим незадачливым напарником, с Кравченко?

– А разве он здесь? – спросила Мариана. И как раз в эту минуту в кабинет вошел в сопровождении красноармейца дядя Петя.

– Боже! Откуда? Неужели не побоялись фронт перейти? – вскрикнула Мариана, увидев Кравченко.

– Да разве он перешел? Его перевезли, – сказал с иронией подполковник.

– То есть, как перевезли?

– Вот так и перевезли. Наделал он нам хлопот. Пришлось сбросить специально людей, разыскать его, вызвать самолет и увезти, – пояснил подполковник. – Трус на фронте опасен, а во вражеском тылу – в десять раз опасней. Надо было оградить тебя и других товарищей от неприятных неожиданностей.

Мариану тронула забота командования.

– Спасибо! – только и могла сказать она.

Девушка рассказала о поведении дяди Пети в тылу врага, а в заключение добавила:

– Мое такое мнение, что он просто струсил и поступил так не со злым умыслом. Не наказывайте его очень строго, если можно, товарищ подполковник.

Петр Афанасьевич стоял бледный, как полотно: решалась его судьба.

Услышав последние слова Марианы, он бросился к ней, обнял и зарыдал.

Мариана брезгливо отвела от себя его руки. Эти рыдания и голос воскресили в ее памяти все страдания, пережитые из-за Кравченко в тылу у врага.

– Избавьте меня от вашей благодарности, – холодно произнесла Мариана и отвернулась.

Дядю Петю увезли, а через некоторое время Мариана узнала, что он снова добросовестно трудится на железной дороге.

Часть 2
НАКАНУНЕ НОВОГО ЗАДАНИЯ

– Начнешь изучать польский язык, – сказал Мариане подполковник Павлов.

В учителя ей назначили поляка, ни слова не говорившего по-русски. Занимались они ежедневно.

Мариана делала заметные успехи. В этом помогало ей и то, что еще в детстве она дружила с маленькой полячкой Жозефой, которую дети перекрестили в Женю. Отец Жозефы – сапожник Казимир, несмотря на то, что десятки лет жил с семьей в Молдавии, дома говорил по-польски, читал маленькой Жене польские пожелтевшие от времени книги. Мариана часто бывала у подружки дома, с интересом слушала польскую речь и сама выучила немало слов. Было очень весело переговариваться с Жозефой по-польски на зависть всем мальчишкам и девчонкам…

Так Мариана усвоила немного или, как пишут, в анкетах “слабо”, разговорную польскую речь. Это и учло командование, готовя ее к новому заданию. Теперь она с благодарностью вспоминала дядю Казимира.

Помимо языка Мариана изучала обычаи, одежду польских женщин. За зиму она научилась говорить свободно, без акцента. Учитель шутил, что теперь Мариана настоящая полячка. На некоторое время ее совершенно “изолировали” от русских. Хозяйка дома, где она находилась, говорила только по-польски и называла Мариану не иначе, как “пани”. Инструктор-радист тоже был чистокровный поляк.

– Мне кажется, что пани способна уже приступить к выполнению своего сложного задания, – пошутил однажды подполковник.

– Я готова!

– Задание необычное, – сказал он, посерьезнев. – Будешь находиться не в селе и не в городке, как в прошлый раз, и не в партизанском отряде, а в большом промышленном центре… Придется побыть там, быть может, очень долго… Привыкай к мысли, что ты – полячка из Ровно, дочь коммерсанта. Усваивай манеры паненки. Изучай все до мелочей, повторяю, до мелочей, которые имеют огромное значение в нашей работе. Мы располагаем данными, что там, куда тебе предстоит отправиться, сконцентрировано много фашистских войск, есть несколько аэродромов и другие весьма интересные военные объекты.

– Там кто-нибудь из наших работает?

– Работали, но связи прервались. Твоя задача – восстановить связи и регулярно информировать нас. Этот район очень важный для нас, – добавил подполковник.

– Далеко он?

– Расстояние порядочное. Тысяча с лишним километров по прямой.

– Тысяча километров? “Северок” ловит только до тысячи…

– Насчет рации мы еще поговорим, – ответил начальник и добавил: – Дадим тебе несколько явок. Однако будь осторожна.

– Они ненадежны?

– Этого я бы не сказал. Но наша задача – все семь раз проверить, прежде чем один раз отрезать. Не забывай, что это чужая территория. Надо еще учесть, что наши конспиративные квартиры в Кузлове и Катовицах провалились.

– Да, кстати о конспирации. Я бы охотнее работала без помощников, то есть таких помощников, на которых нельзя положиться. Горький опыт убедил меня в этом

– Это верно. Но зато одной значительно труднее. Подполковник внимательно присматривался к Мариане, словно старался угадать, о чем она в этот момент думает и как восприняла его предложение – серьезное и опасное.

– Каким образом меня перебросят? – спросила Мариана.

– Так же, на парашюте.

– Когда?

– Скоро. Отправляетесь вдвоем. На сей раз будешь не “племянницей”, а “невестой”.

– Как это понимать?

– Да так и понимать.

– Кто же мой “нареченный”? Русский?

Начальник призадумался на мгновенье, потом ответил коротко, глядя ей в глаза:

– Нет.

– А кто же в таком случае?

– Немец!

– Немец? Не пойду! Хватит с меня дяди Пети. На задание в тыл врага отправляться с немцем, значит заранее обрекать себя и дело на верный провал. Нет, с кем угодно, но только не с фрицем. Все они фашисты…

– Ты ошибаешься. Он честный человек, как и многие другие немцы, – ответил начальник, вставая и давая этим понять, что беседа окончена. – Подумай, взвесь все о чем мы говорили. Завтра утром встретимся. До свиданья.

“…С немцем. В польский город, полный фашистов, – думала девушка. – Неужели не нашлось более подходящей кандидатуры? Наверняка фашист. Мало ли таких случаев было? Приходит, просится, кланяется до земли, клянется, что против воли отправлен на фронт, кричит “Гитлер – капут”, а стоит ему приземлиться на оккупированной территории, сразу же бежит в гестапо”.

Долго мучилась такими мыслями Мариана. Но привычка к дисциплине брала верх. Ведь она уже служила в армии.

“Что же, командованию виднее. Знают, видно, с кем посылают, значит человек проверенный”, – решила она и уже спокойнее обдумывала предстоящую работу.

Новая непривычная роль требовала большого умения, такта, изворотливости.

Мариана подошла к зеркалу. Оттуда на нее глянула голубоглазая девушка с белым румяным лицом. Длинные косы ложились на плечи, и от этого она казалась совсем юной. Мариана уложила косы вокруг головы.

– Так, пожалуй, лучше подойдет для помолвленной пани, – произнесла она вслух и испугалась своих слов… Перед глазами предстала картина предстоящего приземления на польской земле, оккупированной немцами. Ее спутник, как мужчина, быстрее освобождается от парашюта, подходит с пистолетом в руке к ней и, ядовито улыбаясь, говорит: “Добро пожаловать, фрейлин”.

В этот день она уснула поздно… Во сне приземлялась, не успевала сбросить с себя парашют, к ней подходил ее спутник-немец. Зубы у него оскалены, лицо веселое. В руке держит маузер. Потом гестапо. На столе ее “Север” и бумага с цифрами. Масса цифр. “Хотят дезинформировать наших” – догадывается она. Гестаповец подталкивает ее к рации. “Шнель, шнель”. Она громко вскрикивает.

От собственного крика Мариана проснулась в холодном поту. В окно заглядывают лучи солнца. Она бросилась в угол, где вчера находилась рация. Вот она, на том же самом месте!…

“Какая глупость! – корит себя Мариана. – Дойти до такого состояния! Скорее под бодрящий душ…”

Умывшись, она возвращается в комнату и застает гостя. Подполковник вновь заводит речь о предстоящем задании, о ее напарнике – “женихе”. Начальник неизменно терпелив и внимателен. Столько отцовской теплоты в его словах, что не хватает духу возражать ему.

Вот и сейчас, прежде чем начать разговор, он приветливо улыбается Мариане, радостно, как дочь, приветствует ее, интересуется, как спала. И это после ее вчерашней вспышки. Даже как-то совестно перед ним.

– Знаете, – говорит Мариана, краснея, – мне страшный сон приснился. Всю ночь воевала с фашистами…

– Сон, как говорится, в руку. Ну так как? Ты решилась?

Мариана задумалась.

– Фриц в машине?

– Нет. Он ждет нас у себя.

– Не очень-то вежлив “жених”. Не пожелал даже нанести визит своей “невесте”.

– Это не его вина. Я так распорядился.

– Ладно. Я сейчас. Только переоденусь.

Подполковник отворачивается к окну, предоставляя ей возможность заняться туалетом.

** *

…Дверь открыл молодой блондин; рыжеватые усы оттеняли его верхнюю губу. Стройный, среднего роста, он был ловок в движениях. Засученные рукава обнажали упругие мускулы. Он выглядел неплохим спортсменом. “Качество для разведчика ценное”, – про себя отметила Мариана.

– Гутен таг! – улыбнулся он девушке.

Разведчики без стеснения разглядывали друг друга, изучая каждую черточку в лице. Он нет-нет и проронит какое-нибудь слово по-немецки.

– Он что, другого языка не знает? – не стерпела девушка.

– Он говорит по-польски, – ответил подполковник и перевел ее вопрос.

– Вем, вем добже по-польску *, – заговорил немец на хорошем польском языке и опять улыбнулся. В насмешливых его глазах Мариане почудилось презрение к советским разведчикам, которых он так хорошо водит за нос. Мариана решила, что с ним она все равно не поедет. Незачем время зря тратить на пустые разговоры.

– Пожалуй, нам пора, – сказала она, давая понять начальнику, что ее решение не изменилось.

– Что ж, – сказал подполковник, пожимая руку немцу. – Встретимся завтра-послезавтра. А пока до свидания.

Машина мчалась по улицам Москвы, то обгоняя другие легковые, то останавливаясь на несколько минут у светофоров. Мариана смотрела на озабоченных, спешивших по своим делам москвичей и вспомнила о тех советских людях, что находились по ту сторону фронта. И с особой силой почувствовала ненависть к фашистам, которые топчут священную русскую землю, издеваются над советскими людьми.

– Глаза бы мои на них не глядели!… – вырвалось у нее.

– На кого это? – спросил начальник.

– На фашистов! Вот смотрю на москвичей, и сердце радуется. Пусть им нелегко. Но они трудятся и терпят лишения во имя победы. А те, по ту сторону фронта? Увидели бы вы, как они идут на работу в “общину”, как называют немцы колхоз. Из-под нагайки идут… Каково им сознавать, что их труд используется врагом против родной страны. Они вредят фашистам, за что и нередко жизнью платятся…

– Вот поэтому и требует Родина, чтоб мы принимали все меры к быстрейшему их освобождению, – поддержал ее подполковник.

– И сделаем все, что требуется.

– Я тоже так думаю, – ответил начальник. – А что ты их не терпишь, это хорошо, очень хорошо.

Несколько минут они оба молчали, о чем-то думая. Машину мягко покачивало. Водитель тоже ни разу не нарушил молчания. Он спокойно и уверенно крутил баранку, то останавливая машину, то плавно трогаясь с места.

Мариана глядела в окошко. Глядела и думала: “А Москва такая же величавая, как до войны. Только вид ее стал суровей и строже, да под небом висят, как будто на тонкой невидимой ниточке, большие баллоны. Окна многоэтажных домов заклеены крест-накрест бумагой. Но нигде не видно разбитого стекла, улицы чисто подметены, на перекрестках стоят милиционеры… Вот уже который раз она ездит, ходит пешком по Москве и каждый раз находит ее все более красивой”.

Голос подполковника заставил девушку оторвать глаза от окна.

– Как ты думаешь – играет он неплохо, правда? – спросил подполковник.

– Кто? Как играет? – удивилась Мариана.

Подполковник улыбнулся.

– Как, кто? Наш немец, будущий твой напарник. Он ведь русский немец. Из Перми. Патриот, был членом партии… А сейчас просто сдавал экзамен, сыграл роль.

Мариана обрадовалась.

– Вы это серьезно?

– Разумеется. Он поедет в роли немца из фатерланда и для тебя он – немец Курц. Что ты скажешь?

– А здорово. А? Это меняет положение. С таким я, пожалуй, и поеду. Но признаться, не верится мне все же… И почему вы говорите, что он был членом партии? Сейчас он что, уже не в партии?

– Пока нет. Он попал в плен и уничтожил партбилет.

– А вы ему так и поверили?

– Он сжег его, когда увидел, что нет выхода. Есть свидетели…

Они опять помолчали.

– А вообще нельзя жить без веры в людей, – вновь заговорил подполковник. – Особенно сейчас, когда каждый сдает экзамен на верность Родине. Ведь большинство тех, кто попадает в плен, честные советские люди. Но война есть война, без пленных не бывает. Сама говоришь, что томятся наши бойцы и командиры в немецких лагерях, а не покоряются фашистам. Многие из них коммунисты, комсомольцы.