Текст книги "Прежде, чем я сломаюсь (ЛП)"
Автор книги: Порша Мур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Крис и Кэл делят одно и то же тело, но тот, кого ты встретила сегодня – это Крис, не Кэл. Это причина, по которой он отреагировал именно так. Он действительно не знает, кто ты. Кэл представляет собой отдельную от Криса личность...
Мне сейчас станет плохо.
Мне кажется, меня стошнит прямо здесь и сейчас.
– У Криса так называемое диссоциативное расстройство личности, – говорит мама, и на этот раз я услышал достаточно.
У меня кружится голова. Я добираюсь до кухонного стола. Кажется, будто комната становится меньше. Мне сдавливает грудную клетку.
– Вы, вы оба лжёте для него. Вы прикрываете его! – кричит девушка.
– Мы говорим тебе правду. Крис не знает, кто ты. Он не знает, что делает Кэл, – слышу я мамин голос.
Я больше не вынесу. «Нет. Нет. Нет!»
Я выскакиваю из кухни на заднее крыльцо, и всё содержимое желудка, всё, что я в последний раз ел, выходит из меня прямо через перила. Я на улице, но воздуха мне не хватает.
«Я Кэл».
Пробую перевести дыхание и вытереть горячие слёзы, бегущие из глаз. Всё это время. Ни единого намёка. Я думал, что у меня простая амнезия, недиагностируемое неврологическое нарушение. Это всё было ложью. Моя жизнь – ложь, или часть её. Как же это возможно? Как могло что-то подобное произойти на самом деле? Почему же они врали мне? Как они могли так поступить? Два года! Два года со мной этого не случалось. Ну, не считая вчерашнего дня.
Я наконец-то получил степень бакалавра, обручился, устроился на постоянную работу, и они позволили мне всё это сделать, зная, что этот ненормальный живёт внутри меня. Но на самом деле это я ненормальный, я сумасшедший. Я – псих.
Достаю телефон и снова прослушиваю сообщение, а затем швыряю трубку через всё поле. «Что это ещё за парень?» Почему я не имею даже представления обо всём этом? Почему он знает больше, чем я?
Я пинаю землю. На самом деле мне нужно что-нибудь ударить или даже сломать. Я чувствую себя разбитым и сейчас, почти сам того не осознавая, плачу.
Я не плакал с тех пор, как узнал, что у мамы рак. Тогда я почувствовал себя беспомощным, и сейчас это чувство вернулось. Всё, к чему я стремился, кажется бессмысленным. Я оглядываюсь на дом и думаю о девушке внутри. Как я мог жениться на ней? Я даже не знаю, кто она. Что я ей скажу? А Дженне? Я не могу жениться на ней, пока женат на ком-то ещё, и если я не вылечусь... От этого вообще есть лекарство? Когда этот парень, Кэл, появится в следующий раз? Я вспоминаю вчерашний день и содрогаюсь. Это было тогда. Он появился... и позвонил мне. Он, кто он? Я, так? Нет, этим парнем не могу быть я. Я не похож на него. Я сижу на крыльце, моя голова между коленей. «Что же мне делать? Как мне объяснить это людям? Как же мне... как я смогу жить с этим?» Мои родители не верят, что я смогу. Они бы сказали мне, если бы думали об обратном.
Диссоциативное расстройство личности. Да какого хрена это вообще значит? Это также может быть и «живущая внутри тебя болезнь». Я делаю глубокий вдох и возвращаюсь в дом. За дверью всё ещё слышны крики, но я игнорирую их. Направляюсь вверх по лестнице в свою комнату. Щелчком открываю ноутбук, запускаю поисковую систему и сосредотачиваюсь на экране. Сажусь и закрываю лицо дрожащими ладонями. Как только я это сделаю, пути назад уже не будет. Но его и так уже нет.
Я ввожу «диссоциативное расстройство личности» в строку поиска и нажимаю кнопку «Enter». Один миллион восемьдесят тысяч результатов. Ого. Я прокручиваю страницу вниз и щёлкаю на то, что похоже на самую официальную ссылку.
«Диссоциативное расстройство идентичности (или личности), ранее именуемое множественным расстройством личности – это диссоциативное расстройство, связанное с нарушением идентичности, при котором два или более отдельных и различных личностных состояния (или идентичности) контролируют поведение человека в разное время. Находясь под контролем одной личности, человек обычно не в состоянии вспомнить те события, которые произошли в то время, пока ситуацию контролировали другие личности. Различные идентичности, называемые воплощениями, могут проявлять различия в речи, манерах, взглядах, мыслях и сексуальной ориентации. Воплощения могут даже иметь физические различия, такие как аллергии, праворукость или леворукость, или необходимость в выписывании очков. Эти различия между воплощениями часто весьма поразительны».
Я пялюсь на экран, принимая во внимание всю информацию. Можно было бы подумать, что знание того, что со мной не так, наконец, развяжет мне руки. Но это ужасно, потому что делает всё реальным. Читая об этом уже полчаса, я так и не увидел ничего о возможном лекарстве. Лечение, терапия, что-то об объединении, что не имеет ни малейшего смысла. Но, видимо, мне повезло, что есть только одно... «альтер-эго». Вот, чем является Кэл, «альтер-эго». Думаю, могло бы быть и хуже, Кэл мог быть и женщиной, и сегодня появился бы мой муж... Я подумал о его сообщении и о том, как он пошутил об этом, зная, что я понятия не имею, о чём он говорит. Этот парень – козёл. Надеюсь, он единственный, но кто знает? Я стараюсь не думать о том, что всё это значит. Это как будто появилось на пороге моего дома этим утром в прямом смысле слова.
Голова весит тонну. Я хочу проснуться, убежать от этого, если бы только это был кошмар. Моя жизнь окончательно свернула на дорогу, ведущую прямиком в ад, за считанные минуты. Интересно, кто ещё знал и видел, как я вслепую продолжаю свою жизнь, не зная правды. Декстер, очевидно, но настоящим предательством стала ложь родителей. Я никогда не доверял ему, но им... Как они могли сделать такое?
Я слышу визг шин на улице и вижу отъезжающую белую Ауди. Она уехала. Может, это к лучшему. Она вообще понятия не имеет, что происходит. Этот парень, Кэл, поимел нас обоих. Если бы я был на её месте, то ушёл бы и оставил весь этот бардак позади. Если то, что я о нём думаю, хоть в чём-то соответствует правде, то ей повезло. Её ничего не связывает с этим беспорядком, но в таком случае Дженна тоже должна уйти.
Она не привязана ко мне. Мы всего лишь помолвлены.
«Мы помолвлены? Можно ли вообще обручиться, будучи женатым на ком-то другом?» Женат. Я женат? Нет, это Кэл женат. Это звучит даже более нелепо, чем то, что я женат. Я... Кэл, или Кэл – это я? Это неудачное математическое уравнение. Как возможно, что у него были отношения, ему удалось обручиться и даже жениться, пока всё это происходило? Я должен хоть что-то помнить о ней. Ну да, вроде, но ничего конкретного, никаких воспоминаний, только знакомство...
Эмоции, которые нахлынули на ту девушку, когда она увидела меня. Она смотрела на меня так, будто я – её мир. Она была подавлена, а я не знал, кто она. У него не могло быть столько времени, чтобы построить такие отношения. Как у него получилось наладить столь тесную связь с кем-то, когда он мог исчезнуть в любой момент? Они не могли быть влюблены.
«Исправь всё, или мне придётся сделать это за тебя».
И кто он такой, чтобы угрожать мне? Как я должен исправить это? Я даже ничего не знал об этом до сегодняшнего дня. Это он разрушил мою жизнь! Самое паршивое во всём этом то, что я не могу ничего сделать. Я бессилен. Как я могу жениться на Дженне, не зная, когда появится этот парень? Я ничего о нём не знаю. Как я могу принимать всерьёз его угрозы? Что, если в один прекрасный день я женюсь на Дженне, а на следующий проснусь уже тем парнем? Она не заслуживает такого.
Заглядываю под кровать и вытаскиваю календари, которые я хранил до того, как мои провалы в памяти прекратились два года назад, в них я начал отслеживать время, которое потерял. У меня четыре важных книги. Две тысячи восьмой, две тысячи девятый, две тысячи десятый, две тысячи одиннадцатый. Я записывал, сколько дней не помнил. Я просмотрел их все, считая. Двенадцать дней в одном месяце, шестнадцать – в другом. Семь, десять, восемнадцать, двадцать два. Я посчитал их все вместе, из четырёх лет я помнил, что делал, семьсот пятьдесят дней. Чуть больше половины всего времени. Чертовски много времени для этого Кэла, чтобы причинить моей жизни много вреда... И построить свою собственную.
В горле начинается жжение, распространяясь на грудь. Я хватаю календари, начинаю их рвать и швырять через всю комнату. На глаза попадаются фотографии с родителями, с Дженной и с друзьями, сделанные на протяжении этих лет. Их я тоже хватаю и бросаю. Это не моя жизнь. Как это может быть моей жизнью, если она мне не принадлежит? Когда кто-то может забрать её в любую секунду, не дав мне сказать и слова?
– Кристофер, – произносит мама, на её лице читается ужас, когда она стоит в дверном проёме и смотрит на меня посреди всего этого беспорядка в комнате.
Мне вот-вот исполнится двадцать восемь лет, а я всё ещё живу в доме своих родителей. Я поднимаю взгляд на неё, она частично закрывает руками лицо. Вскоре к ней присоединяется папа и глубоко вздыхает.
– Сынок, что случилось? – спрашивает он осторожно, словно боясь услышать ответ.
Я зло смеюсь.
– Диссоциативное расстройство личности, – отвечаю я язвительно и наблюдаю, как выражение их лиц меняется с шокированного на виноватое.
– Мы можем объяснить. Пойдём, пойдём вниз, и мы сможем поговорить об этом, – говорит папа.
– О чём здесь говорить? Какая хреновая у меня жизнь? Что я делю её с каким-то мудаком, а вы скрывали это от меня?
– Не выражайся так при нас! – говорит отец вроде бы обиженно.
– Почему нет, пап? Это слишком похоже на Кэла? – кричу я на них.
У него не было проблем с использованием ругательств в оставленном мне сообщении.
– Сынок, мы знаем, что ты расстроен, – вставляет мама.
– Расстроен, но это не объясняет всего. Моя жизнь была ложью, у меня нет жизни!
– У тебя есть жизнь. Ты, ты настоящий человек. А он...
– Правда? Ведь у него есть жена. Я абсолютно уверен, что у него есть друзья и дом. По крайней мере, он знает, что происходит, и, по его словам, я гублю его жизнь. Он знает обо всём чертовски намного больше, чем я! – кричу я, и воцаряется тишина. – Как вы могли не сказать мне о том, что происходит? – произношу я, моя злость превращается в отчаяние.
– Мы думали, что защищаем тебя. Мы не хотели взваливать это на тебя.
– Ха, а как, по-вашему, я чувствую себя сейчас? – смеюсь я пренебрежительно.
– Нам очень жаль, Кристофер, – говорит мама, из её глаз катятся слёзы.
Она держала их до этого момента.
– Мы думали, что будет только хуже, – произносит папа попутно.
Сокрытие того факта, что у меня внутри есть другой человек, было вполне обыденным. Своего рода доктор Джекил и мистер Хайд.
(прим.: Доктор Джекил и мистер Хайд – персонажи фантастической повести английского писателя Роберта Льюиса Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Добропорядочный доктор Джекил создаёт своего двойника, наделяет его всеми своими дурными качествами и таким образом освобождается от них. Но этот двойник – мистер Хайд – начинает жить самостоятельно и, руководствуясь всеми тёмными сторонами души доктора Джекила, совершает немало низменных поступков и даже убийство).
– Как?! Как вы могли подумать, что так будет лучше? Как вы могли подумать, что для меня лучше было не знать о том, что этот козёл бегает, вешает людям лапшу на уши и женится?! – спрашиваю я, с недоверием смеясь.
Они выглядят ошарашенными.
– Вы позволили мне думать, что у меня провалы в памяти и амнезия, нормальный побочный эффект придуманного неврологического нарушения. Как вы могли так со мной поступить? – говорю я громче, как будто они меня не слышат.
– Мы собирались тебе рассказать, – наконец отвечает папа.
– Когда? Потому что это явно происходит уже несколько лет. Почему сейчас? О, потому что меня могли бы арестовать за многожёнство? – кричу я.
– Довольно! – произносит отец властным голосом.
Моя грудь вздымается, но я пытаюсь успокоиться, слёзы на мамином лице и слабый шёпот из её прикрытого рта разбивают мне сердце.
– Даже на минуту не смей подумать, что это было для нас легко. Думаешь, мы не хотели сказать тебе? Думаешь, мы не хотели, чтобы этот парень исчез? Поверь, с ним не очень весело иметь дело! День, когда мы встретились с ним, был одним из самых худших в нашей жизни, – говорит папа суровым, но одновременно мягким голосом. – Решение ничего тебе не говорить стало одним из самых сложных, которые мы когда-либо принимали. Мы думали, что делаем то, что лучше для тебя. Сейчас мы ясно видим, что ошибались, – продолжает он.
– Ты должен знать, что мы сделали это не для того, чтобы навредить или умышленно обмануть тебя. Ты должен знать это, Крис. Мы с твоим папой думали, что легче тебе будет не знать, пока мы не поймём, как для тебя лучше, чтобы справиться с этим. Мы не знали, что произойдёт, если мы тебе скажем... – объясняет робко мама.
– Мы не могли знать, какая польза будет от того, что мы скажем, – вставляет папа.
– Врачи прямым текстом сказали нам, что лекарства нет. Интенсивная терапия могла сделать вас с этим парнем единым целым. Поверь мне, он не тот, с кем нужно быть единым. Зачем говорить тебе, если мы ничего не могли бы поделать с этим? Это бы только заставило тебя волноваться и быть в напряжении, – говорит отец, оправдываясь.
– Когда ты вернулся после того, как мне поставили диагноз, мы собирались сказать тебе. К тому времени мы знали о Лорен и видели, что Кэл делает вещи, которые в конечном счёте отразились бы на тебе, – вздыхает мама.
– Но ты был таким сильным ради меня, пока я болела. Слишком сильным. Со временем дела пошли лучше у нас обоих, как мы полагали. Мы надеялись, что, возможно, проблемы больше не было, – говорит мама, её голос приходит в норму.
– Всё шло так хорошо. Мы были эгоистами, наслаждаясь нормальной жизнью, – говорит отец.
– Когда вчера ты сказал, что женишься на Дженне, мы знали, что нужно что-то сказать. Мы лишь пытались найти подходящий способ, – добавляет мама.
Я глубоко вздыхаю и поднимаю голову. Я знаю, что они не имели злого умысла. Знаю, что за всё это время им тоже пришлось пройти через ад. Я сажусь на кровать и обхватываю голову руками.
– Что же мне делать? Куда идти дальше? – спрашиваю я людей, которые помогали мне принимать все главные решения в моей жизни.
Мама глубоко вздыхает.
– Есть... есть ещё кое-что, что нам нужно сказать тебе, сынок, – неохотно произносит мама.
***
– Тебе нужно ещё выпить.
Лиза наливает ещё порцию водки в мой стакан, и я выпиваю её, прежде чем закончить историю. Комната ещё не начала кружится, но вот моя голова...
– Верно. Когда я подумал, что хуже быть уже не может, они говорят мне, что этот козёл не только женился на ком-то, но и сделал ей ребёнка, что делает отцом меня.
Я начинаю смеяться, уставившись в пустой стакан. Обычно я много не пью, но перед тем, как поведать ей эту историю, я сказал, чтобы она для начала вытащила бутылку. Её глаза расширились ещё больше, чем тогда, когда я начал историю своей жизни за прошедшие сутки.
– Вау, я собиралась сказать, что это твой последний стакан, но, думаю, виски не помешает, – произносит она и исчезает за барной стойкой.
Подруга наполняет мой пустой стакан коричневой жидкостью из бутылки, которую отец достаёт по особым случаям... Я поднимаю его с ощущением широкой глупой улыбки на лице.
– За то, что я отец! – произношу я с иронией, и Лиза хохочет.
– Ты отец! – говорит она с поддельным воодушевлением.
Мы смеёмся и чокаемся нашими стаканами. Преимущество алкоголя в том, что всё хреновое в твоей жизни кажется смешным. Жжение от виски в пять раз хуже, чем от водки. Обычно я пью только одно или два пива, но с каждым выпитым глотком приходит ощущение, как будто все проблемы, которые появились сегодня, исчезают.
– Хотела бы я... оказаться там, чтобы увидеть выражение лица Дженны, когда появилась твоя жена, – говорит Лиза с усмешкой.
Я мотаю головой. Мне бы хотелось, чтобы они лучше ладили, ведь она мой лучший друг и всё такое, но сейчас это наименьшая из моих проблем.
– Она не моя жена... Наверное... – начинаю оправдываться я.
– Формально, ты и этот парень, Кэл – один и тот же человек, – шепчет она так, словно сообщает мне секрет. – И это делает её твоей женой.
Она хлопает меня по плечу. Я хмуро смотрю на неё.
– Однако, хорошая новость в том, что завтра у тебя будет слишком тяжёлое похмелье, чтобы беспокоиться об этих вещах.
Она хихикает, и вдруг моё тело словно тяжелеет на тонну. Ещё секунду назад я сидел вертикально на диване, а теперь или это я лежу, или комната повернулась боком.
– А что насчёт послезавтра?
Я чувствую, как язык начинает заплетаться.
– Спроси трезвую Лизу. Пьяная Лиза собирается спать.
Девушка хихикает, слезая с дивана, и идёт выключить свет перед тем, как завалиться в свою комнату. Я поворачиваюсь на спину и наблюдаю за вращением потолочного вентилятора. Он крутится так быстро, что я могу поклясться, что раньше он был коричневым, но сейчас кажется чёрным. Осматриваюсь – больше я уже не на диване Лизы, а на огромной кровати с чёрными простынями. Уже день, и солнце светит мне в лицо. Я тяну руки в стороны и чувствую тёплую кожу. Посмотрев вниз, вижу, что одна из них на бёдрах, едва прикрытых простынёй. Мои глаза следуют вверх по телу, и я застываю, увидев лицо девушки, которое уже встречал раньше. Её глаза всё ещё закрыты, но розовые пухлые губы уже расплываются в соблазнительной улыбке.
– Останься со мной, – мурлычет она мне в ухо, её рука скользит по моей голой ноге.
Вот чёрт! Я пытаюсь двинуться, но не могу. Её глаза до сих пор закрыты, но теперь она забирается на меня сверху.
– Я сделаю так, что это будет стоить твоего времени, – мурлычет она мне в ухо.
От неё так приятно пахнет, она начинает целовать меня в шею, когда её рука берёт мой...
– Кристофер, вставай!
Мои глаза открываются, рядом с диваном, где, как я смутно помню, уснул, стоит папа. «Это всё мне только приснилось?» А казалось более реальным, чем любой сон, который я когда-либо видел. Я всё ещё ощущаю её губы на мне, запах её волос, какой тёплой была её кожа.
Я пытаюсь сесть, но земное притяжение как будто придавливает мою голову прямо к дивану. Ох, моему желудку кажется, что я на американских горках.
– Ты думаешь, что, напившись, решишь все свои проблемы?
Голос отца громкий, бьёт по голове, будто молотком. Отец обхватывает меня рукой и поднимает, помогая сесть.
– Где я? – спрашиваю неуверенно.
Я действительно не имею ни малейшего представления об этом, пока не узнаю это уродливое покрывало, сделанное Лизой в старшей школе, и понимаю, что по-прежнему нахожусь у неё дома.
– Ох, моя голова, – стону я.
Отец силой всучивает мне чашку кофе.
– То, что ты делаешь, вряд ли поможет тебе найти ответ, – угрюмо произносит он.
Я подношу чашку ко рту, но, прежде чем делаю хоть глоток, меня начинает тошнить от запаха, и я ставлю её.
– Мы в очень скверной ситуации. Это конец света? Нет? Но если ты станешь жалким пьяницей, то так и случится, – говорит он резко. – И, нравится нам это или нет, ты теперь отец, и нам придётся решить проблему с этой женщиной. Чем раньше, тем лучше.
Он не может думать, что я могу говорить с ним о своём положении или планах на жизнь в любом состоянии.
– Я просто хочу спать, – бормочу я, ставлю кофе на пол и ложусь обратно на диван.
– Я не знаю, какой у тебя план, но если ты всё ещё помолвлен с Дженной или хотя бы планируешь это, то я советую тебе встать и вернуться домой. Уверен, она будет не слишком рада узнать, что из всех возможных мест ты именно здесь, а ты, скорее всего, ей не позвонил, поскольку я нашёл твой телефон в грязи во дворе, – предупреждает он.
Дженна.
Её имя заставляет меня сесть.
Я тысячу раз говорил ей, что мы с Лизой просто друзья и были ими с детского сада, но Дженна всегда отвечала, что, пока у той есть грудь и влагалище, она никогда не будет ей доверять.
Это занимает всего минуту, но с папиной помощью я перебираюсь из дома Лизы в пикап и возвращаюсь домой в свою постель. Я игнорирую осуждающую лекцию, которую он читает мне всю дорогу до дома. Мне кажется, я заслужил такую ночь, как прошедшая, после всего, через что мне пришлось пройти.
Мама, видимо, согласна, поскольку убрала мою комнату и уложила меня, словно мне двенадцать, и принесла мне ибупрофен, после чего мне удалось удержать кусок тоста. Моя кровать гораздо лучше, чем диван Лизы.
***
Просыпаюсь я по-прежнему в своей комнате, но небо тёмное. Птицы уже подняли шум, поэтому это должно быть раннее утро. Я сажусь и вижу, что часы на столе показывают пять часов одиннадцать минут утра. Наверно, я проспал весь вчерашний день. Мне гораздо лучше. Мой желудок пустой и урчит, а запах бекона, идущий снизу, убеждает меня проснуться. Ужасной боли в моей голове больше нет, её заменила ноющая.
Я выбираю футболку, джинсы и боксёры, дохожу до душа и смываю с себя запах рвоты и виски.
Мы совсем не разговаривали с Дженной. Я сказал ей, что перезвоню после того, как поговорю с родителями, но я просто не могу заставить себя сделать это. Я не знаю, что сказать ей. Не знаю, что будет с нами дальше.
Мне нужен выходной от чувств и мыслей. Но теперь он кажется потраченным днём. Я вроде готов подтвердить, что она права. Объяснить ей, что у меня реальное заболевание, а не какая-то выдуманная чушь. Хотя, зная её, она всё выяснит. Возможно, она могла бы остаться со мной; не похоже, что я не мог бы развестись, я даже не уверен, что этот брак законный. Уверен, эта девушка... Лорен. Я должен перестать называть её девушкой. В конце концов, она не какая-то незнакомая женщина... Лорен согласилась бы разорвать все связи, осознав, что я не тот человек, которого она любит.
Но ребёнок... Зная, что у меня есть ребёнок... Думаю, этого Дженна не примет, и я не могу винить её. Я только хотел бы подольше сохранить воспоминания о том, что был счастливо помолвлен с женщиной, которую выбрал сам, и о том, как выглядели бы наши дети.
Ну, не было бы никаких детей, пока она не закончила бы юридическую школу, не сдала бы экзамены и не зарекомендовала бы себя в фирме... Но это уже не важно. Почистив зубы и натянув одежду, я направляюсь на кухню. Мой желудок уже жаждет бекона с яйцами, которые поджарила мама. Она оглядывается на меня, когда я сажусь за стол. У неё уже есть тарелка, приготовленная для меня. Мама садится за стол напротив меня и наливает апельсиновый сок в наши стаканы. Я начинаю копаться в тарелке, а она откашливается. Я закатываю глаза, когда она берёт меня за руку.
– Господи, благодарим тебя за эту благословенную пищу, которую мы получили, и за то, что наши тела достаточно здоровы, чтобы принять её. Аминь, – говорит мама, и я ворчу «аминь», прежде чем засунуть в рот целую ложку яиц.
Я пытаюсь насчитать хоть несколько вещей, за которые нужно быть благодарным в это утро, но на данный момент я не настроен на благодарности.
Кто-то испоганил мою жизнь, и если её таким образом планирует Бог, то я довольно зол на него сейчас. Но, так как моя мама всё ещё здесь, несмотря на недавнюю близость к тому, чтобы уйти, я не буду озвучивать эту точку зрения.
– Папа на заднем дворе? – спрашиваю я, заметив, что она не поставила тарелку для него.
Кивок.
– Он хотел начать пораньше, – говорит она, допив свой сок. – Как ты себя чувствуешь? – задаёт мама вопрос, но я не уверен, имеет она в виду моё психическое состояние или похмелье после вчерашнего.
Я на секунду поднимаю глаза на неё, прежде чем снова опустить их в тарелку.
– Я не знаю, – честно признаюсь.
Сегодня меня словно поглощает оцепенение. Я не знаю, что чувствовать или о чём думать, но это лучше, чем испытывать злость или безнадёжность, так что я выбираю именно это.
– Завтра собирается приехать Лорен, – говорит она тихо нормальным голосом, хотя её заявление совсем не является таковым.
Я глубоко вздыхаю.
– Да? – произношу я, чувствуя себя будто в тумане.
Лорен, моя жена, жена Кэла. В данный момент не имеет значения, чья она жена, поскольку обе или одна из наших ДНК есть в ребёнке. Мама встаёт из-за стола, открывает ящик и садится обратно.
– Я не успела показать тебе это. Ты так неожиданно ушёл в тот день, – говорит она, передавая через стол фотографию.
Её губы плотно сжаты, но изогнуты в улыбке. Я беру фотографию и вздыхаю. На ней маленькая девочка, годовалая или около того. С большими зелёными глазами и вездесущими тёмными вьющимися волосами. А ещё с двумя глубокими ямочками.
Я невольно вздыхаю. Она выглядит в точности, как я на детских фотографиях, разница лишь в том, что она девочка.
– Красивая, правда? – говорит мама, больше не пряча улыбку.
Вау. У меня действительно есть дочь, и она очень похожа на меня. Я никогда не думал, что в первый раз увижу своего ребёнка на фотографии, когда она уже появится на свет...
Я даже не знаю, сколько ей лет.
– Как её зовут? – спрашиваю я, подпирая лоб рукой.
– Кэйлен, – произносит мама тихо.
Я злюсь.
– Она назвала её в честь него, не так ли? – спрашиваю я, зло усмехаясь.
– Я знаю, это не лучшая ситуация, и мы не могли даже предположить, что для тебя всё сложится именно так, но не совсем обязательно, чтобы всё было так плохо, – говорит мама, хватая меня за руку и сжимая её.
Я качаю головой.
– Я... Я пропустил её первый день рождения, первое слово и первые шаги. Я даже не знаю, сколько ей лет, – отвечаю я; само знание того, что в этом мире есть часть меня, добавляется к той переполненной чаше стресса...
– Твои мы тоже пропустили, но из-за этого наша любовь к тебе не уменьшилась. Если б мы тогда присутствовали, ты бы стал любить нас больше? – спрашивает она с искренней улыбкой.
Она права. Всё могло быть гораздо хуже. Я должен перестать жалеть себя: хочется мне этого или нет, я... я – отец. Мне всегда хотелось детей. Я вырос единственным ребёнком, и если б не Лиза, то мне было бы очень одиноко.
Будь моя воля, у меня было бы столько детей, чтобы хватило бы на основании младшей лиги. Но Дженна ясно дала понять, что, когда мы создадим семью, этого не случится. Она действительно не хочет детей, но сказала, что согласится на одного для меня. Теперь она, скорее всего, не собирается даже разговаривать со мной, не то чтобы заводить детей. Я не видел ни одной женщины, воспринимавшей меня всерьёз с чем-то подобным. Привет, меня зовут Крис, и я могу превратиться в придурка в любую минуту в прямом смысле этого слова. Вероятно, это единственный ребёнок, которого я когда-либо буду иметь.
– Она собирается привезти её... Кэйлен завтра с собой? – поправляю я сам себя.
– Нет. Я верю, что она вернулась в Чикаго, – говорит мама, выпив кофе.
Чикаго... Это как минимум три-четыре часа на машине. Я был там... Или помню, что в старшей школе совершил поездку туда. Я вздыхаю. И как я могу быть отцом в четырёх часах езды отсюда?
– Ты много о ней знаешь? – задаю я вопрос.
– Ну, немного, Кристофер. Декстер рассказывал нам, что пару лет назад она закончила университет в Чикаго и что она была художницей, но не знаю, какой именно. Она родом из Мичигана.
Мама вздыхает и складывает руки.
– Он рассказывал нам, что она хороший человек.
Определение хорошего человека, данное Декстером, мало что значит для меня.
– Также он сказал, что... что Кэл действительно её любил.
Её глаза ненадолго встречаются с моими, прежде чем она опускает взгляд на стол.
«Любил её?» Он любил её недостаточно, чтобы сказать правду... Но мои родители тоже не дали мне её.
Я глубоко вздыхаю. Лорен придёт сюда, и я даже не хочу думать о том, что она мне скажет. У меня лицо этого парня, который бросил её, который оставил её с ребёнком. Но даже после всего этого она смотрела на меня взглядом, в котором было что угодно, кроме обиды или ненависти... Ну, пока я не сказал ей, что не знаю, кто она такая.
«Ты не можешь жениться. Ты уже...»
Я сдаюсь. Мне всё больше кажется, что я влип в это по уши. Сегодня мне нужно разобраться со всем этим, с Дженной и с Лорен. Одна должна была или могла бы стать моей женой, и не могла знать, что я женат на женщине, от которой у меня ребёнок; о сосуществовании другой я и не подозревал до этой недели.
– Что мне сказать Дженне, мам? Как я скажу ей это?
Я снова смотрю на маленькую девочку на фото, пытаясь заставить свой мозг осознать, что это моя дочь.
– Ты можешь только сказать ей правду и надеяться, что она поймёт, – отвечает слабо мама, как будто даже не веря, что Дженна отнесётся к этому с пониманием.
– А Лорен... Я не знаю, чего она от меня хочет.
Я замолкаю.
– Она поймёт это? – вздыхаю я.
Я даже не знаю, понимания чего я от неё жду... Что я не тот парень, который женился на ней и сделал ей ребёнка? Но это я. Я всё ещё пытаюсь свыкнуться с этим.
Мама качает головой.
– Уверена, ей будет нелегко, но, по крайней мере, она убедила меня в том, что это связано с Кэйлен. У неё не было достаточно времени, чтобы переварить значительную часть, но, может быть, достаточно, чтобы попытаться понять, что ты не тот человек, в которого она влюбилась.
Тон мамы выражает надежду, а вот я не разделяю её оптимизма.
Любовь. Она любила его. Ужасно слышать это слово в одном предложении с ним. Это делает его настоящим, а он не заслуживает признания. Если я хочу разобраться со всем или хотя бы убедиться, что моя жизнь не отправится прямиком в ад, то мне нужно начать что-то делать.
– Ты знаешь, где она? Лорен? – спрашиваю я.
– Я говорила ей об отеле «Риттер Инн»... – говорит мама, забирая со стола наши пустые тарелки. – На самом деле, Роуз подтвердила, что она заселилась после ухода отсюда, – признаётся мама.
– Я вернусь, чтобы помочь папе, до полудня, – говорю я, хватая со стола ключи от своего пикапа.
– Куда ты собрался так рано?
– Попытаюсь поймать Дженну до того, как она отправится в школу, – говорю я, уходя.
– Крис. Хочешь, я позвоню и запланирую встречу с доктором Лайс? – спрашивает мама нерешительно.
– Я найду нового доктора, – отвечаю ей перед уходом.
Мои родители врали. Я должен простить их. Декстер врал. От него этого можно было ожидать. Но мой доктор? С любым доктором, который может скрыть от меня такое, я больше никогда не захочу иметь дело снова.
– Удачи, сынок, – говорит мама, прежде чем я залезаю в пикап.
Она мне понадобится.
Глава 4
Я подъезжаю к дому Дженны, когда она уже выходит из дома, её большая кожаная сумка до краёв забита ноутбуком, тетрадями и блокнотом. Её волосы собраны в тугой пучок, а глаза закрыты чёрными стёклами очков. Она предпочитает совершать весь путь до Мичиганского университета, который находится примерно в двух часах езды. По её словам, лучше пожертвовать своим сном, чем деньгами на комнату и питание, поскольку здесь, в Мэдисоне, аренда намного дешевле. Её родители довольно состоятельны, но они хотели, чтобы она пошла в школу, в которой учились они сами. Когда она этого не сделала, они оплатили обучение, и на этом всё.