Текст книги "Огонёк для трех монстров (СИ)"
Автор книги: Поля Потапкина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
Помимо душевной потери, у Насти потери на физическом и энергетическом уровне. А как скажется потеря детей на ее психике – не известно вовсе. Ее груди уже были полны молока – Лехш убрал молоко так же магически, как и с плотью детей.
– Ты слышишь меня? Мол может не вернуться в разумный вид. Пошли его ловить, усыпим, а там видно будет. Да очнись ты от своих дум! – Лехш бьёт меня со всей силы в челюсть. Я переворачиваюсь и отлетаю вместе с креслом метра на три, хорошо он мне врезал – челюсть болтается, сломал.
– Очнись, твою мать! – орет.
Встаю, поправляю челюсть, покрываюсь хитинами и вот уже стою в виде арахнида, вдоль головы-туловища сверкают красные разряды энергии. Не говоря ни слова иду на выход из гнезда, Лехш следует за мной коричневой махиной своего монстра. По ощущениям Мол сейчас без сил валяется где то в ущелье, вроде живой, только без сознания. Гнездо начинает потихоньку сыпаться, весь запас энергии боги забрали вместе с детьми. Нет больше тут духа "сим-сим откройся" как смеясь говорила Настя.
Решено. Уйдем от сюда, построим новое гнездо, и девочка наша будет опять смеяться и петь нам колыбельные и детей … больно … про детей пока думать не буду.
Мол лежит на краю обрыва, весь в крови, лапы все переломанные, бивни, зумы все переломано, хитины торчат во все стороны, вид у него как после выжимки фрукта в соковыжималки, но он живой. Видно, что он остановил своего монстра из последних сил, чтоб монстр не сбросил их с обрыва и не разбил бы к херам Мола об скалы. Слабое место у самого жестокого монстра оказалось наша девочка, из нас троих он самый ревнивый до нее, так еще и детей потеряли, а вид ее крови он не пережил вот и сорвался, видимо хотел покончить с собой, на последней крохе разума удержался. Эх… все-таки он младший.
– Шарх, трансформируй его, и быстрее возвращаемся, у меня запаса энергии очень мало осталось, нужно еще Настю восстанавливать, поторопись – и как ему удается в такой ситуации рассуждать, быстро и разумно, подхожу к обрыву и самому спрыгнуть хочется, чтоб не чувствовать боль в груди. Застываю на краю пропасти.
– Мол, да бля… не смей думать о смерти, у нас наша девочка на руках без сознания, гнездо рушится, а она там одна, давай уже двигай клешнями быстрее, очнись гребаный урод! – Лехшу приходится самому оплетать Мола паутиной в кокон, заваливает к себе на спину и быстро бежит к гнезду обратно. А я так и стою на краю пропасти. Наши дети, моя малышка… что это – слезы? У паука?!
– Шерх! Настя в себя приходит, мы ей нужно! хватит себя жалеть! Мяса принеси в гнездо – надо хорошо её покормить, «сим-сима» больше нет в гнезде, самим придется готовить! Сука я тебя сам сейчас добью и твои кишки намотаю на скалы, очнись утырок! – уже орет мне ментально Лехш.
Вздрагиваю, Настя, малышка – несусь за дичью, мой луч света, моя жизнь, сейчас, сейчас…
16
Вокруг туман, густой и вязкий туман, как кисель, я брожу, ноги замерзли – кажется я хожу по льду босиком. Мои руки держат, кто-то не видимый, не осязаемый, рядом никого нет, только тепло идет от ладоней по всему телу, меня ведут.
– Кто ты? – шепотом спрашиваю я.
– Кто ты? – отвечает мне эхо.
– Помоги – прошу шепотом я у того, кто дает мне тепло через кисти рук – мне так холодно!
– Холодно… холодно… – вторит мне эхо.
Нет конца льду под ногами, нет конца тумана, я устаю и сажусь прям на лед. На мне одета тонкая льняная сорочка, ложу руки на плоский живот, дети – их больше нет. Слезы катятся по моим щекам, вокруг начинают кружить снежинки. На плечи ложится теплая вуаль, точнее я не вижу вуали, не чувствую ее, но мне становится немного теплее, как будто на мне теплая шаль. Тепло касается двух рук. Кажется, меня пытаются тянуть за кисти, чтоб я продолжала свой путь. Никого рядом нет. Хорошо пройду еще чуть-чуть, не верю, что выберусь от сюда, но так настойчиво тянут.
Кто ты? Кто ты, что забрал моих детей, не винных детей. Поговори со мной.
– Поговори со мной – еле слышно произношу я в туман.
– Поговори, поговори – шепчет эхо.
– Пожалуйста верни деток, пожалуйста… – шепчу и плачу я
– Пожалуйста … та… та… та… – дурацкое эхо.
– Что мне сделать? Что ты хочешь от меня, ты здесь я знаю, ты – кто отобрал у меня детей. – злость моя шипит – отвечай!
– чай… чай…
Мне не ответят, ответит только эхо. Сколько я брожу тут, и где это тут?
– Отдай мне моих детей, отдай прошу тебя – рыдаю я
– Прошу тебя … тебя…
– о чем просишь? Я все сделаю, объясни хотя бы что нужно сделать?
– нужно сделать… ть… ть…
Со мной разговаривают! Только нужно понять смысл. Как так спрашивать, чтоб получить ответ? Я останавливаюсь, до меня только сейчас доходит понимание, что я хожу в замкнутом пространстве и от сюда не выйти. Я останавливаюсь.
– Ты вернешь детей? – с надеждой спрашиваю я.
– Детей… тей. тей…
– Что нужно делать? Я согласна на все!
Эхо не повторяет ни чего, вокруг наступает тишина. Собеседник думает или…
Туман начинает клубиться, уплотнятся, хотя куда уже плотнее? Передо мной выстраиваются фигуры из тумана, не понятные, суматошны, инертные, не могу понять …
– пожалуйста, пожалуйста – всхлипываю я, ведь это мой шанс вернуть деток, и я боюсь, что сейчас мне дают инструкцию по возврату детей, а я как последняя дура ничего не могу понять и запомнить. – прошу, я не понимаю, сжалься – падаю на колени и складываю руки как в молитве – покажи медленнее, я не могу понять, что ты показываешь!
– показываешь… шь…шь…шь – шипит зло эхо на меня.
Фигуры из тумана замирают, потом меняются одна за другой, только теперь замирая на пару секунд передо мной. Туман перестраивается, выстраивая передо мной новые декорации из планет, паутин, домов, знаков, надписей, мелькают какие-то создания, могилы, пауки, на пару минут передо мной зависает фигура из тумана паука, что без приглашения пришел к нам, а после все в итоге засасывается в воронку черной дыры. Туман исчезает, точнее его всасывает в черную дыру, я оказываюсь посреди белой пустыни, только под ногами не песок а лед. Под ногами белый лед, вокруг все белое.
– Я должна найти все эти планеты, а поможет мне арахнид, что пришел без приглашения к нам? Что мне нужно сделать, когда я найду эти планеты?
– Мама, мамочка, мама! – за спиной слышу детские голоса, оборачиваюсь. Боги!
На льду лежат яйца. Черные, коричневые и голубые. Их так много, яйца круглые, в диаметре они точно как мяч для футбола. От них идет свет.
– Мама, мы ждем тебя, мама поторопись… торопись… торопись…
В грудь ударяет холодный поток ветра, меня выносит потоком к верху, к небу наверно, тут не понятно есть небо или нет, а потом резко несет вниз ко льду, а я все смотрю на яйца, пытаюсь тянуть руки в их сторону и ударяюсь со всей силы об лед, он ломается и я оказываюсь в ледяной воде, миллион иголок впиваются в тело, дыхание замирает и меня выдергивают за руки из ледяной воды.
Миг. Пытаюсь отдышаться, расправить руки, чтоб дать больше доступа воздуха для легких. Вокруг какой-то шум, говорят вроде, два голоса спрашивают, что спрашивают? Как я замерзла и как оказывается тепло под шкурами. Так, а почему голосов два?
– где третий? – я говорю, но звук из моих уст не выходит. Фокус моего зрения начинает приходить в норму, я даже начинаю понимать кто и что вокруг меня. Лехш меня укутывает в шкуры. Я сижу. Шерх убирает мои волосы от лица и подносит к губам что-то горячее.
– где Мол? – опять получается шевелить губами но не издавать звуки.
– Настя попей, тебе станет легче.
Бульон, горячий, но рот не обжигает.
– где Мол? – повторяю я вопрос, и уже можно понять мои слова.
– Мол пока в пещере – камере, он спит, его монстр вышел из под контроля, пришлось его пока изолировать. – Шерх гладит мои скулы, волосы. В его черных глазах столько боли, столько отчаянья.
– Лехш – пытаюсь заглянуть в глаза второго мужа, он рядом, обнимает, только взгляд отводит и не смотрит мне в глаза. – Лехш посмотри на меня – прошу я.
Я тону в омутах глаз Лехша, как колодец без дна, где один только холод и бездна. Вынимаю руку из шкур и прикасаюсь к нему, к его щеке, это он мне помогал не замерзнуть среди ледяного тумана. Он вздрагивает и прижимается к моей ладони.
– Отнесите меня к Молу, сейчас.
– Ты еще очень слаба, а Мол сейчас не в себе, он может навредить тебя – говорит Шерх беря вторую мою руку и так же прижимается щекой к ладошки.
– Отнесите – уже с нажимом шепчу я.
Так вот какая она пещера – камера. Вся в корнях из темной силы, в одном углу паутиной подвешен кокон, он со всех сторон крепится к стенам, потолку и полу пещеры, от черных корней идет подпитка кокона, видимо там тот паук, ладно к нему вернемся позже.
А на импровизированном ложе лежит Мол, он не так запеленат в паутину и к нему не идет подпитка черных корней силы. Шерх подносит меня на руках к Молу.
– Мол – зову я, спускаюсь с рук и ложу обе ладошки на ого лицо – Мол, вернись ко мне, ты мне нужен – ладони начинают светится, мое тепло наполняет тело Мола. Как мало во мне осталось от света!
Мол открывает глаза, сначала они черные полностью, потом становятся красными и в итоге зеленеют и в них появляется осознанность. Он вскакивает, подхватывает меня на руки сжимает так что у меня косточки трещат. Нюхает волосы, нюхает шею. Рычит, его руки по всему моему телу.
– Мол ты сейчас задушишь девочку. Отдай ее мне и пойдем, нам еще нужно покормить Настю.
Ага щас, отдал он меня. Подхватил на руки, прижал к груди, и рыча на братьев чтоб не подходили близко пошел в главный зал – пещеру. И как ему не холодно, он полностью голый и грязный, между прочим.
Лить слезы по горю, времени нет. Нужно еще восстановиться и рассказать мужьям про мои похождения в тумане.
17
Мол не выпускал Настю из своих жадных объятий, пока она рассказывала про беседу с неизвестным собеседником. Сама девочка утверждает, что с ней разговаривал сам свет, такого не могло быть в принципе, свет не говорит никогда ни с кем, так же как сама тьма не разговаривает со своими носителями, есть Боги вот они и разговаривают, если нужно донести до не разумных детей истину.
– Настен это скорее всего кто-то из светлых богов разговаривал с тобой – говорит Шерх, он кормит девочку, пока та сидит у Мола на руках.
– Мне честно – не важно, главное мы можем вернуть детей!
– Это физиологически не возможно Настя. – говорю я, Лехш.
– Я видела яйца! Много яиц. Какого размера яйца что откладывают ваши паучихи?
– арахны, не паучихи – а арахны, они чуть больше, чем твоя голова. – Лехш не хочет огорчать нашу девочку, ведь ему пришлось хоронить детей, и он точно понимал, что восстановление их в ее чреве не возможно.
– Малышка ты уверена, что это был не бред, ты много пережила – Шерх целует девочку, чтоб она не начала опять доказывать и рваться спасать что то, что сама не понимает.
– Шерх! Лехш! Мол ты мне тоже не веришь? – Настя покраснела вся от злости. – а ну пусти меня! я докажу вам! – вырывается из рук Мола, точнее пытается вырваться, только у Мола нет желания ее выпускать. Он еще ни слова не проронил как очнулся, только рычит и зло сверкает глазами на нас с братом, надеюсь он все-таки не тронулся умом и говорить не разучился.
– Где там этот арахнид? Да что вы такие, такие…
– Любящие и переживающие о твоей безопасности? – уточняю, малышка настроена серьёзно.
– Мол дай девочки одеться, отведем её к матери, она не успокоится, а мы уже ошиблись и… теперь попробуем послушать Настю. – пока Шерх все это говорил, у Насти глаза увеличились и рот открылся от удивления.
– Матери? Какой матери? Это что ваши мама была? И вы её…
– Да малыш, это наша королева – мать. Она опасна. А сейчас мы без «сим-сима» – ехидно улыбается Шерх – и ты сейчас, пуста энергетически. Мы так же не в лучшем состоянии, так что давай ты посмотришь, но не будешь ничего делать, пока не наберешься сил, хорошо?
Девочка поворачивает к Молу умоляющие глазки.
– Мол идем одеваться? Поможешь? – еще бы Мол не помог, да он ее сегодня видимо не отпустит со своих рук!
И вот мы втроем стоим, а Настя на руках у Мола, она уже одета, так же как и Мол, стоим возле кокона, в котором спелената наша мать.
– У нее бьется два сердца, только одно сердце мертвое, мертвое давно, и оно тоже работает, но оно мертвое! Как такое возможно? И ей очень – очень, прям оооочень больно! Она голодная. Если ее сейчас выпустить она сожрет и меня и вас, в ней сидит голод и он ей чужд! С ней … я не могу понять! она всегда была такой? – Настя улавливает энергию вытянутыми руками.
– Какой такой малыш? Она самая сильная из нашей расы, и она смогла каким-то способом убить нашего отца! Обойти привязку его ядом! Это на физиологическом уровне невозможно – она должна была умереть сразу с его смертью!
– Мне нужно коснуться кокона – просит нас Малышка – я только положу руку и все, она ведь не сможет из этого вырваться? – Настя указывает на весь кокон.
Мол делает шаг к кокону, Настя трогает одной ручкой кокон и он – кокон начинает перекатываться волнами. Нет мама не вырывается, кажется – что там вода и она от прикосновения пришла в движение. Нас с братьями накрывает тоской, голодом и обречённостью.
– Это уже не совсем ваша мама. Как бы объяснить… – Настя хмурится, даже пот выступает на её красивом лобике – мне кажется в ней есть жизнь только эта жизнь мертвая. И она не может выжить и поэтому сжирает всех. Ей нужно … ох… она или оно не знаю, как определить это, просит, чтоб мы отдали ей свои жизни.
– Откуда это оно? Настя как оно появилось у нашей матери – Лехш уже анализирует слова малышки.
Вполне возможно, что мы имеем дело с «пришельцем» изнанки. В детстве я изучал книги по изнанки мироздания, они относились к мифам, как-то один ученый вывел гипотезу что по мимо пространств и времени есть изнанка. Научно это было никак не доказуемо и в итоге вся гипотеза осела в инфо знаний на самых затворках наших научных исследований.
– Оно показывает, водоворот.
– Водоворот?
Настя глубоко вздыхает и прикладывает уже две ручки, закрывает глазки, а я вижу, как ее руки начинают утопать в коконе! Мол тоже это видит, одергивает руки нашей девочки и рычит на нее.
– Обесссчала себя беречь! – Шипит Мол на Настю. Разворачивается и идет на выход из пещеры.
– Стой! Да стой ты! Лехш ты знаешь, что это, скажи им.
– Лехш? – Шерх подходит и смотрит прям мне в глаза и получает информацию. – Бля это же миф, сказка слабоумного!
– Видимо нет – говорит Мол он тоже получил от меня информацию. – если это гости с изнанки мы все в большой жопе…
– Расскажите? – интересуется Настя
– Некий Мороти, арахнид живший более двух тысяч лет назад, вывел гипотезу, что помимо пространств и подпространств, вселенных, жернова перерождения душ, есть прослойка в мироздании – изнанка. Там нет жизни, нет энергии нет ни чего. Ни чего. Изнанка по гипотезе Мороти это изначальный пласт мироздания. Это как ноль в цифрах – не плюс и не минус. Там не может быть не разума не жизни. И это повторяю только миф.
– Видимо не совсем миф. И причем тут тогда тени, свет и наши дети!
– Мы должны спросить с изнанки оно или нет, оно разумное!
– Ни чего ты не будешь спрашивать! Мы сами разберемся!
– Нет не разберетесь. Отпусти меня пожалуйста Мол.
Мол долго молча смотрит на нашу девочку, целует губы, скулы, лоб – вдыхает аромат ее волос. Вздыхает и возвращается к кокону.
– Я сойду с ума, если тебя не станет, и клянусь Богами я уйду за тобой если умрешь, найду твою душу и задушу еще раз! – зло рычит Мол, ставит ее на землю возле кокона.
Настя оглядывает нас всех, пытается улыбнуться, выходит у нее это не правдоподобно, делает глубокий вздох и дотрагивается до кокона.
– Покажи себя – просит тихо наша девочка, ее ладошки, как и она сама начинают светится мягким светом утреннего рассвета.
– Покажи себя – уже громко приказывает Настя – выйди на свет! – она кричит, ее тело начинает сиять как звезда, мы с братьями переходим на зрение наших монстров, чтоб не ослепнуть и не пропустить опасность, если таковая будет для Насти.
Кокон ходит ходуном, по корням силы, что удерживают кокон идет гул, они еле удерживают то, что в коконе. Из него просачивается темная вода, вода начинает бежать по рукам Насти, но быстро превращается в пар, тогда начинает проступать через нити паутины кокона фиолетово черное что то, напоминающее желе, это что-то – щупальцем тянется к Насте, но обжигается, оно не может ее коснуться.
Настя сама хватает этот отросток и вырывает его из кокона, в руках у нее шипит и извивается без головы змеей, точнее темно – фиолетовая субстанция похожая на змея. То, что в руках у Насти не может выдержать жжение, что идет от ладоней нашей девочки. И тут Настя прекращает светится раскрывает свои ладони и дует на это фиолетовое что-то.
– Кто ты? – ласково спрашивает девочка.
– Не подходите ко мне близко оно может набросится на вас. – Настя не отрывает глаз от нашего незваного гостя. – это он, его зовут Ээео, он с параллельной реальности, или с другого витка вселенной, не могу понять до конца его мысли, – у Настя начинают дрожать руки и пот льется уже с нее потоком – они гуманоиды однозначно, только видоизменяемые. Его мир уничтожен. Не многие его сородичи угодили в водоворот времени, что смогли запустить они со своими… докторами, бред какой-то. – перекладывает отросток в другую руку и тот уменьшается и превращается в маленькую змейку уже с головой. Наша девочка вздыхает и усаживается прям на землю, не отрывая глаз теперь уже от змейки.
– Они разрабатывали новые врата для прохода на другие планеты, как телепорт, а открыли не известный источник энергии, этот источник даровал вечную жизнь, и колоссальную энергию, их радости не было границ. Они все добровольно приняли зерно вечной жизни, а потом началось разрушение мира. Этот источник обладал разумом, когда спохватились то их планеты уже разрушались, распадались на атомы. Последнее что он помнит это воронку и женщину, видимо вашу мать. Он смог с ней слиться как симбионт, она не заметила этого. В нем тоже сейчас сидит зерно от того источника, именно оно жрет энергию и жизни, его и теперь вашей матери. Ваша мать держалась очень долго, но зерну с источника вечной жизни невозможно противостоять, сейчас он признает, им не нужно было открывать воронку времени, а так получается, что они распространили зерна источника по всей вселенной. Он не знает сколько его сородичей спаслось и куда их закинул водоворот. А они все носитель зерна разрушения.
От Насти начинает опять идти свечение, свет ее то меркнет, то разгорается ярче. Она встает, кладет руки на кокон, змейка просачивается во внутрь кокона. И Настенька опускается на землю. Она плачет, тихо, без рыданий, всхлипывает.
– Изнанка, это изнанка! она уже здесь, и она пожирает все на своем пути – я почувствовала её зерно в ЭЭое, Мол отнеси меня в спальню… – Настя заваливается на бок без чувственной куклой
18
Я спала два дня. Без сновидений, в тишине и покои. Два дня, мои мужчины напитывали меня своей энергией. Проснулась я от ласк по всему телу, от члена что был во мне и медленно двигался. От шепота любимых губ. Лехш делает последний толчок, прикусывает мой сосок и кончает, меня вытягивают из по Лехша, который рычит и не отпускает мой сосок так с соском во рту и двигается за мной следом. Меня тянут в другую сторону, переворачивают на животик и член моего старшего мужа вторгается, растягивая меня и даря новые ощущения целостности. Другие нетерпеливые руки приподнимают меня на локти, и шлепают членом по моим губам, просясь внутрь, конечно это Мол, нетерпеливый. Приоткрываю рот и Мол заполняет меня, загоняет член на всю длину. Как я скучала по ним, кажется не пару дней не была с ними, а целую вечность. Шерх кусает меня за плечо, и я не выдерживаю. Мои спазмы оргазма уносят меня в бесконечную эйфорию, и не только меня но и Мола с Шерхом. Следом я выдаю снова волны светлой энергии, что питают мужей, переполняя их резерв энергии и силы.
После такого вкусного пробуждения меня хорошо накормили и вымыли, отнесли на ручках в темницу. И вот я снова возле кокона с Черной смертью. Кокон чувствует живую энергетику, приходит в движение, волнуется волнами.
Я стою в окружении своих любимых монстров. Лехш объяснил, что в таком виде, они сильней и быстрее.
– Сделаем как договаривались, начинаем, не торопимся мальчики. – шелест монстров говорит, что они позже мне снова покажут кто тут мальчики, а кто мужчины и кому прилетит по попе.
Шерх отрезает когтем кокон от корней силы, что питала его и удерживала. Кокон падает на землю, ничего не происходит, шевеление внутри кокона затихают. Просто лежит здоровый кокон из черно серой паутины и всё. Но мы знаем, что там, и ждем, Мол выставил свои передние лапы передо мной, закрывая. Видимо то, что в коконе решило, что готово показаться и начало высовывать лапы Черной смерти.
Видели, как в кошмарных фильмах вылезают пауки из маленьких пещер, вот. Сначала передние лапы, потом замирает и показывается голова туловище со всеми своими пастями, жвалами и красными глазами. Не знала бы я своих мужей, как минимум рухнула в обморок, как максимум сердце от страха разорвалось.
На нас прыгает огромная паучиха. Развожу свои объятий и устремляю весь свой поток светлой энергии в грудь паука, мужья вплетают в мой поток свои потоки черной тьмы, и это все бьет в паучиху.
Паучиха визжит, шипит, плюется ядом и паутиной. С неё вытекает грязная вода, темно – фиолетовые отростки по всему телу то вырастают, то врастают обратно в туловище монстра. Я свет, и я вижу, что мы не можем выжечь чёрную червоточину в теле королевы матери, и я принимаю решение.
– Шерх у нас не выходит – кричу я
– Вижу маленькая, вижу, нужно набрасывать опять паутину и пеленать ее в кокон, или совсем ее убить.
– У нас не выйдет ее убить Шерх – она будет мертва но двигаться будет, душа вашей матери не обретет покой.
– Малышка отходи мы ее спеленаем! – Лешх направляется ко мне, не ослабляя поток темной силы.
– Нет! нужно действовать по-другому, пожалуйста довертись мне. И простите если не выйдет. – и пока мои мужья не опомнились, прекращаю выжигать паучиху и шагаю в пасть к монстру.
– Нет! – кричат все трое.
Боль, паук впивается в меня всеми жвалами своей пасти, протыкая насквозь мою плоть, и начинает высасывать кровь и энергию с меня. Терпение, мне нужно еще потерпеть эту боль, умереть я теперь не смогу, свет не даст. Сосредотачиваюсь я свет, я жизнь. Моё свечение все ярче и ярче, паучиха довольно начинает урчать, поглощая энергию света, а я, через силу, обнимаю ее и начинаю гладить по голове. На заднем фоне слышу крики, мат, угрозы, и удары всей силы своих мужчин по пауку, только не долетают их удары – разбиваются о поле, что выстроила паучиха – когда получила меня.
– Пей, пей на здоровье, пей больше – говорю тихо я, и глажу, глажу, вдруг паук замирает и отпрыгивает от меня, все замирают, только не я. Я иду на паучиху и отдаю ей свой свет.
– Пей, я отдаю, пей – обнимаю страшного монстра, который пытается рвать своими когтями мою спину, чтоб отодрать от себя меня. Только я сильней прижимаюсь к паучихи и не отпускаю, напитываю ее своим светом – бери, давай! – Паучиха начинает видоизменяться, в моих объятиях уже голая женщина, очень красивая, молодая, Шерх очень похож на свою мать.
– Отпусти… – стонет она, голосом бездны стонет, не один голос а десятки связанных голосов. – ты плохая отпусти… кто ты?
– Пей, пей, у меня еще есть, пей… – мое свечение усиливается, я обхватываю лицо женщины и целую ее в губы, я выпиваю ее дыхание и запускаю в нее поток света.
– ааааа… – стон, в моих объятьях уже желе подобное существо, оно хочет задушить меня, тянет свои отростки к шее, только делает себе хуже, отростки тоже впитывают мой свет. Червоточина внутри королевы лопается, темные сгустки лужей растекаются под королевой и мной, постепенно кровь начинает светлеть и светится, я еще не отпускаю желе подобное существо, и дарю свет.
– все, все… Ээое можешь разделится с королевой, отпусти ее. Отпусти! – темно – фиолетовое желе слазает с матери королевы и образует рядом лежащего мальчика, только без половых признаков и его конечности все вытянуты сильно, но это точно мальчик, лет десяти.
– Шерх, Шерх… – тихий шепот, смотрю на женщину что сейчас держу в руках, она говорит, только ее не слышно.
– Мама! – мужья подбегают, пытаются влить в нее энергию, Лехш лечит ее раны и органы, я вижу, что она не выживет, ее слишком долго сжирал изнутри источник вечной жизни, смешно получается, источник вечный жизни, который умертвляет все кругом!
– Шерх, исправь… трон… дом… звезда Отиса там… люблю… вас… – она выдыхает последний раз мне в грудь свое жаркое дыхание. Чувствую ее душу, она радуется, она еще не уходит на перерождение. Душа Черной смерти посылает благословение своим сыновьям[S1], но пока еще возле нас.
Мол молча поднимает меня и прижимает к своей груди, Шерх поднимает мать, а Лехш опутывает паутиной Ээое и подвешивает под потолком. Хочу возразить, что он не опасен, только чувствую, что не до него сейчас мужьям. Мы молча выходим на улицу, сейчас оказывается ночь, метет снег, Шерх укладывает тело матери на сугроб и посылает огонь, тоже самое делает и Мол с Лехшем. Тело их матери окутывает синее пламя, в языках пламени мне видится танец красивой молодой женщины, как она изящна! Тонкий стан, черные волосы, грация в каждом взмахе руки. Пламя вздымается все выше и выше, в последних сильных языках пламени мне улыбается плясунья, у меня мурашки по всему телу пошли, бр… Душа матери моих мужей уходит на перерождение. Ветер в итоге развеивает пепел и уносит его вместе со снежинками в круговороте метели.
– Она благословила вас, и спокойно ушла на перерождение, ее душа не поедается больше никем и ничем. – осмеливаюсь я сказать мужьям, когда мы уже после ванны укладываемся спать.
Мужья молчаливы, я чувствую их боль, скорбь, пустоту. Я стеснительная, но сейчас я думаю о них, поэтому я решаюсь. Прыгаю от кровати на пару метров, хлопаю в ладоши и начиная петь и кружить в танце…
Степь шальная войско мчит, ворон гибельный кричит.
Летит, рискуя головой – Казак лихой!
Кони ржут, котел бурлится, дым от трубочки клубится.
Каша, брага, песня, пляс и зыбко в предрассветный час.
Ой, Казак, гуляй пока. Дай поспать своим врагам.
Но в поле диком Есаул опять зовет в зарю.
И вновь несется конница – степная вольница.
Летит, рискуя головой – Казак лихой!
Степь шальная войско мчит, ворон гибельный кричит.
Летит, рискуя головой – Казак лихой!
Казак лихой!
Начинаю пение с шепота, постепенно мой голос нарастает, песня набирает силу, вокруг меня пространство начинает бесноваться, пляшут золотые силуэты, я кружусь в танце, танце скорби, радости, потери и надежды, волосы мой сейчас живут своей жизнью, они полыхают живым пламенем. Эхо разносит слова по сводам пещеры. Я посылаю исцеляющие волны ласки, волны борьбы, нам еще так много нужно преодолеть, в танце я показываю их мать, она сейчас с их отцом, и они счастливы. Наши дети живы и ждут нас. Жизнь – это борьба! На последних словах песни я опускаюсь на колени перед ними, ложу голову на колени Шерха. Все время моего танца и песни мужья сидели, открыв рот, видимо теперь часто я буду петь и танцевать.
[S1]
19
Мама, мама, сколько оказывается в этом слове смысла! У нас с братьями, так же, как и у всех арахнидов нет эмоций и привязанностей, видимо с появлением Насти в нас, что-то неизменно поменялось. В груди разливается боль, боль живая и она как последняя сука выедает плоть на живую. Мы втроем эгоистично делимся каждый своей болью друг с другом по нашей братской связке, Настю этой болью стараемся не задевать. Только малышка все видит и прикрыться нам от нее до конца не получается.
К смерти мы относимся как к норме. Прекрасно зная, что происходит после смерти физической плоти. К тому же мы живем долго. А тут пропасть в груди, злость берет! Неужели эта маленькая, хрупкая девушка так смогла нас изменить! Поселить в наши души добро, любовь, сострадания.
Шерху еще предстоит подчинить себе наше родное гнездо, а оно не самое сговорчивое из гнезд, всё-таки королевское гнездо. Его еще наши пра пра пра пра отцы выкопали и напитали своей тьмой и кровью, а предки наши были чистым злом, мы их поколение, что бы там не говорили уже разбавленная кровь. Наша мать была слабой тенью величия предков, и она считалась самой сильной Арахной из всей нашей ныне живущей расы. И теперь ее не стало. Шерх должен справиться, он на нее очень похож. Сила, что мы получаем от нашей девочки, сейчас нам не доступна полностью, Настя до конца не восстановилась, у нее уйдет много времени на восстановление, хотя кто знает, мы ведь в живую не сталкивались с источниками света. Все эти размышления, так же, как и боль – гуляют, между нами, тремя в нашей ментальной братской связке.
Мы лежали на кровати, и все втроем гладили волосы малышки, и тут она спрыгивает с кровати и начинает петь! Девочка думала, что она поет, но нет, это был призыв жить! Ее движения в танце завораживали, мы никогда с братьями не видели ритуальный танец жриц, но это однозначно был он – ритуальный танец.
Маленькая девочка через пение и движения своего тела ведала нам сейчас ту боль что мы не могли разделить на троих, она звала за собой, манила. Она отдавала нам себя всю без остатка, разделяла наше горе, забирала тоску и отчаянье и возвращала нам уже надежду и призыв для борьбы, она сейчас была сама жизнь, и о Боги она не понимала, что она сейчас творит! Причем творит не осознано!
Она призвала души нашей матери и отца к себе, они сейчас кружились с ней в одном танце, они улыбались ей и нам, они благословляли нас и говорили, что они сейчас вместе, и что мы обязаны вернуться в родное гнездо и подчинить его, ведь мы их дети!
Мы должны вычистит источник жизни изнанки, убивающий все, из нашей вселенной. В один миг души отца и матери исчезли, так же быстро, как и появились, а мы втроем открыли рты от удивления, и смотрели дальше, как наша девочка поет и кружится в танце.
Призывать души могли только престарелые жрицы наших темных богов, и их было еще меньше, чем носителей света, точнее в последние тысячу лет не было совсем, и они все были темными, а наша девочка светлая!
Она была похоже на язычок маленького пламени, который хотел жить несмотря ни на что. Ее изгибы тела, округлые бедра, соски на груди призывно торчали горошинами, все ее тело сейчас жило и пылало пламенем! Мы втроём так захотели нашу девочку, что испугались, что разорвем ее в жалкой попытке поделить между собой.
Нас накрывало медленным цунами – наш страх потерять Настю, осознание нашей зависимости от нее. Если у арахнида умирала самка, он искал новую, долго скорбеть у нас было не в почете. Если умирал сам арахнид, то и самка умирала вслед за ним, исключением было если при спаривании самка сжирала самца – тогда она выживала и растила свое потомство сама. А мы поняли, что без Насти нас больше нет.
