Текст книги "Китай. Искусство есть палочками"

Автор книги: Полли Эванс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

– Нет, – переговаривались они между собой. – Иностранка не знает китайского и не понимает, что написано на билете, так что ей не сюда, а куда-то еще, – при этом они энергично тыкали в дальний конец коридора.

Я сделала глубокий вдох и промямлила на китайском:

– Мне кажется, это мое место.

Повисло неловкое молчание. Поедатели лапши замолчали и зашаркали тапочками, потом по очереди переглянулись. Казалось, в их взглядах читалось: господи, какая огромная тетка, и хотя нас трое, не факт, что мы одолеем эту бабищу. Самый трусливый из троих встал и позорно спасся бегством. В мгновение ока за ним последовали и товарищи. Я слышала только перешептывания: « Вайгожэнъ! Иностранка!»

Ну, поскольку я поняла только одно это слово, то не знаю точно, что они про меня говорили. Просто разносили по вагону весть, что среди пассажиров оказался чужак, или же предупреждали, что у меня вместо носа хобот, а вместо глаз – две репы навыкате, и лишь поэтому три смелых китайца бежали с поля боя, потеряв лицо.

Через несколько минут ко мне подсел какой-то смельчак.

– Привет, – сказал он по-английски, – а ты откуда?

Я сказала, что из Англии. Он с искренним интересом кивнул. Лицом парень напоминал панду: бледные круглые щеки и черные очки.

– Думаю, – тут он действительно задумался, – что ты едешь посмотреть знаменитый город Сиань.

Я подтвердила, что мои намерения именно таковы. Тут в проходе показался проводник с мусорным пакетом в руке. Он подметал скопившийся мусор: пустые пластиковые тарелки из-под лапши, одноразовые пенопластовые контейнеры для еды, горы шелухи от семечек, апельсиновые корки, яблочные огрызки и недоеденные куски пампушек. Вынуждена признать: в поезде поддерживали чистоту. Несмотря на отчаянные попытки пассажиров покрыть ковер слоем объедков, проводники тут как коршуны бросались к месту преступления. Раз в пять минут они проходили по проходу с мусорным мешком и боролись с мусором. Даже туалет здесь был чистым и не вонял. Эх, лучше было дотерпеть до поезда, а не ходить в ту пыточную при отеле.

Панда повернулся к столику и стряхнул с него яичную скорлупу. Я воспользовалась передышкой, чтобы потихоньку слинять в вагон-ресторан, где договорилась встретиться с Карен и Малколмом, которые путешествовали в спальном вагоне, и выпить пива.

Вагон-ресторан был оформлен в синей гамме. Стулья с синей обивкой стояли у столиков, накрытых синими клеенками. На окне висели голубые занавески из тонкой материи, а под ними – еще одни из пластикового «кружева». Полная женщина в белом ходила от столика к столику, принимая заказы и принося тарелки с едой. Всем своим видом официантка говорила, что у нее не забалуешь. Когда очередной клиент покидал ресторан, она тщательно протирала столик своими могучими руками.

Мы купили себе пару бутылок пива за несколько юаней и весело распили их, но в половине десятого вагон-ресторан закрылся. Бой-официантка силой отправила нас спать.

Когда я вернулась в свой отсек, то обнаружила, что на полку напротив посадили маленькую девочку. Ее волосы были завязаны в хвостики с бантиками, как у йоркширского терьера. На полу между нашими полками крутился волчок, игравший «Happy Birthday», что приводило малышку в восторг: она радостно повизгивала каждый раз, когда раздавалась музыка, и так продолжалось до тех пор, пока проводники не решили, что пора спать, и не выключили свет. Волчок остановился, и вместо мелодии теперь раздавался храп китайца с верхней полки.

Глава 7
Воины минувших дней

– Вы имеете в виду «Шератон»? Пятизвездочный отель? – переспросила Элен.

Я ответила утвердительно. Элен бросила на меня недоверчивый взгляд.

Благодаря Нэнси и ее контактам в туристическом бизнесе я забронировала номер в шикарном отеле класса «люкс», а Элен была гидом, которого Карен и Малколм наняли на день. Вечером они собирались отправиться в Шанхай и нашли гида с машиной, чтобы не нужно было нигде оставлять багаж. Вчера вечером мы, открыв по третьей бутылке пива, заключили сделку: я разрешаю им воспользоваться ванной в моем номере и даже делюсь бесплатными шампунями, а они за это подвезут меня до отеля, а потом подбросят за город, до музея, где выставлено терракотовое войско. Поскольку, когда Элен встретила нас на вокзале, часы показывали половину восьмого, мы изъявили желание сначала заехать в отель, привести себя в порядок и перекусить.

Элен нахмурилась и замолчала, а затем снова спросила:

– Простите, хочу еще раз удостовериться, вы имеете в виду «Шератон»?

Она окинула меня взглядом: мои заляпанные джинсы и красную куртку, постепенно менявшую цвет на манжетах и воротнике на черный, покрытые пылью кроссовки, спутанные волосы и бледное лицо.

– Ну да, – кивнула я и произнесла по слогам: – «Ше-ра-тон».

Снова молчание. Щеки Элен залились румянцем.

– «Ше-ра-тон»?

Сначала это было забавно, а теперь я уже занервничала. Может, я, конечно, выгляжу не лучшим образом и одета не очень элегантно, но неужели все настолькоплохо?!

Я настаивала на «Шератоне».

– Простите, – виновато промямлила Элен, – просто мне нужно было удостовериться, что я ничего не напутала, вдруг вы назвали какой-то другой отель. Я не особенно сильна в английском.

Она быстро переговорила о чем-то с водителем, а потом снова повернулась к нам и сообщила:

– «Шератон» находится в тридцати километрах от города, мы туда будем очень долго добираться, может быть, лучше заедем позавтракать в другой отель?

Мы, конечно, расстроились. Тридцать километров – это намного больше, чем мы ожидали, но я забронировала там номер, сейчас только восьмой час, и у нас масса времени, так что мы все же настояли, что поедем в «Шератон».

Элен и водитель, судя по всему, не хотели нас туда везти, но делать нечего. Шофер повернул ключ в замке зажигания, и наш микроавтобус присоединился к потоку машин. Сделав пару поворотов, мы уже минут через пять подъехали к главному входу в «Шератон».

– Какие же это тридцать километров! – хором воскликнули мы. – Тут от силы два!

– Ох, я не знаю, – сбивчиво забормотала Элен, – мне так водитель сказал. – После чего она, краснея и бледнея, завела жалобную песнь: – Я тут ничего не решаю, делаю, что мне скажут, а не то наживу кучу проблем. Простите, простите меня. Я тут ничего не решаю. Я всего лишь мелкая сошка.

Забавный эпизод. Она определенно не хотела везти нас в «Шератон». Скорее всего, в другом отеле Элен платят комиссионные за то, что она привозит клиентов на завтрак, а при таком раскладе не видать ей комиссионных как собственных ушей.

В отличие от Элен, которая взирала на меня с явным недоумением, одетый с иголочки администратор за мраморной стойкой в отеле «Шератон» лишь слегка приподнял идеально причесанные брови, глядя на мой потрепанный вид. Небось хотел отправить меня под душ как можно скорее, но процедура регистрации прошла быстро и безболезненно, и уже через пару минут я нырнула под душ. Потом мы позавтракали от пуза – суши, фрукты, яичница с беконом, пончики и слоеные булочки – и загрузились в микроавтобус, чтобы ехать смотреть терракотовое войско.

Сама идея создания терракотовой армии поражает до глубины души. Только представьте себе, две тысячи лет назад неизвестные мастера воссоздали настоящую армию из пехотинцев, лучников, офицеров, возничих в человеческий рост и коней в натуральную величину, а мы теперь можем запрыгнуть в самолет, полететь в Китай и увидеть это чудо своими глазами. Терракотовые воины должны были сопровождать в загробный мир императора Цинь Шихуанди, того самого тирана, по указке которого возвели Великую китайскую стену.

Император хотел обеспечить себе защиту и после смерти, поэтому мобилизовал семьсот тысяч человек (в основном крестьян, взятых в плен), чтобы в течение тридцати восьми лет создать настоящую армию, которая отправится с ним в гробницу. Семь тысяч воинов похоронили к западу от могилы Цинь Шихуанди, положив их лицом к завоеванным им территориям. Масштаб проекта впечатляет, как и внимание к мелочам. Каждая статуя уникальна, у каждого воина своя поза и свое выражение лица. Чины легко узнаваемы по деталям одежды: пехотинцы в коротких халатах и обуви, типичной для древних китайцев: обмотки и башмаки с прямоугольными носками, на офицерах – особые шапки в виде трапеции, а на возницах – специальные доспехи, защищающие руки до запястий, чтобы избежать ранений в пылу битвы.

Не знаю почему, но оба раза, когда я видела воинов (а я уже приезжала в Сиань раньше), они показались мне скучноватыми. Зрелище должно было ошеломить меня, поразить до глубины души, удивить, и, тем не менее, я с трудом подавляла зевоту.

Однако не все так реагировали на увиденное. Некоторые действительно приходили в восторг. Мне кажется, проблема в самой организации выставки. Воины стояли в яме, куда посетители музея должны были заглядывать через забор из органического стекла, а само здание музея до боли напоминало железнодорожную сортировочную станцию. Здесь не чувствовалось духа истории. Воины, вырванные из контекста эпохи, скучно стояли рядами, казались серыми, пыльными и напоминали сувенирные фигурки, которые можно с легкостью купить на любой китайской улице. Археологи раскопали лишь часть терракотовой армии, многие статуи повреждены, поэтому тут же выставлены груды черепков. М-м-м… а может, я полный профан и ничего не понимаю? Не знаю. Но из всей экскурсии мне понравился только документальный фильм, рассказывающий о создании терракотовой армии. Мы увидели тяжкий труд простых людей, горящие печи для обжига глины, пот, что градом катился с мастеров, раскрашивающих статуи яркими красками. Впоследствии жаждавшие мести крестьяне, ненавидевшие императора и его тоталитарный режим, разграбили гробницу. Вот тут до нас, наконец, дошло все величие терракотового войска. Но к тому моменту, как нам показали фильм, я уже пялилась в яму с воинами около часа и порядком устала.

Как ни странно, терракотовая армия показалась мне куда интереснее, когда я вернулась домой и отыскала в местной библиотеке книгу по этому вопросу. На фотографиях видны были детали, которые невозможно разобрать экскурсантам в Сиане. На увеличенных снимках я наконец рассмотрела искусно сделанные пряжки на ремнях, прически, прорисованные в мельчайших деталях: элегантные завитки, собранные на затылке в пучок, спрятанные под специальную шапочку, завязанную под подбородком, или же широкие косицы сложного плетения.

Мисс Мелкая Сошка делала все, что от нее зависело. Она старательно рассказывала, чем генерал отличается от пехотинца, лишь бы угодить нам, при этом ее саму зрелище не сильно впечатляло: гид просто делала свою работу, на автомате. Правда, чтобы как-то сгладить инцидент с завтраком, она рассказала нам чуть ли не о каждом черепке в музее, но мне показалось, что под маской серьезности, за аккуратным хвостиком и важным видом скрывалась совсем другая Элен, наслаждающаяся местью.

Представляю, как она веселилась в глубине души:

«Ха-ха-ха! К концу экскурсии Цинь Шихуанди будет казаться этим придуркам добрым Санта-Клаусом. Когда я закончу скучнейшее описание деталей обуви последнего из солдат в этой глиняной дыре, они будут молить отправить их до конца жизни в трудовой лагерь, лишь бы только смыться отсюда. Всю неделю их станут мучить кошмары о том, что их хоронят заживо, закапывая по шейку в глину, и еще лет тридцать они будут бледнеть при одном только упоминании терракоты. Ха, уж я-то сумею им отомстить!»

Вернувшись в город, я остаток дня гуляла по центру. Пока что из всех посещенных мной городов Сиань был самым современным после Пекина. Люди здесь плевались намного реже. Время от времени кто-то из прохожих кричал мне «хэллоу», но не таким насмешливым тоном, как в Датуне. Вечером улицы заполнились людьми, которые гуляли по магазинам, причем кроме еды покупали аудиодиски и одежду. Все кругом говорили по мобильным телефонам. Это был растущий средний класс. У этих людей определенно имелись свободные деньги, которых я не заметила у жителей, скажем, того же Пинъяо.

Рядом с колокольной башней в самом сердце города я обнаружила супермаркет, где торговали весьма странной китайской выпечкой, типа «лунных пряников», которые на вид напоминали пирожки с мясом, и наивные иностранные обжоры, купившись на внешний вид, надкусывали это «чудо» и получали настоящий культурный шок, обнаружив внутри специфическую на вкус пасту из корня лотоса вперемешку с яичным желтком. На прилавках мясного отдела рядом с колбасами гордо возлежали холодные копченые утки с растопыренными лапами.

Побродив мимо этих диковин, я устремилась в винный отдел, намереваясь заодно прикупить каких-нибудь калорийных и вредных для фигуры вкусняшек. В ванной номера «Шератона» стояли напольные весы, и утром я обнаружила, что потеряла за первую неделю в Китае пару килограммов, после чего решила, что теперь можно и отъесться.

Наплевав на похмелье и калорийность, я для начала выбрала подозрительно дешевую бутылку вина с гордым названием «Великая стена», затем набила корзинку пакетами чипсов, печенюшек и шоколадных батончиков. Впервые за целую неделю я увидела в продаже иностранные товары и теперь рыскала вдоль прилавков с неистовой яростью, которая меня даже слегка беспокоила.

С наступлением темноты активизировалась торговля на улице. Внезапно узкие аллейки, ответвлявшиеся от главной улицы, залил свет фонарей. На переносных горелках кипел суп с лапшой, шкварчал в огромных сковородах лук, воздух наполнялся ароматами, от которых текли слюнки. Торговцы предлагали засахаренные фрукты на палочке, тут же жарили каштаны, и сладковатый запах смешивался с дымом. На тротуарах расставили пластиковые столы, за которыми расселись местные жители, они весело болтали и с жадностью набрасывались на ужин.

Я хотела было присоединиться к ним, чтобы по полной насладиться радостной картиной, но тут вспомнила о бутылке вина в рюкзаке и подумала, что могу в кои-то веки заказать что-нибудь в номер и вдоволь насмотреться родных англоязычных каналов, поэтому вернулась в отель, поставила вино в холодильник и приняла ванну с лавандовым маслом, после чего позвонила администратору, попросила принести «Шератон бургер», поудобнее устроилась в кресле с пультом от телевизора и на какое-то время позабыла, что там, за окном, шумит Китай.

Глава 8
Суперноски и древние скалы

Проводник явно получал истинное наслаждение, демонстрируя свои сверхпрочные жароустойчивые суперноски. Он пришел в наш вагон пару минут назад с зеленой корзиной для покупок, наполненной этими самыми носками, и устроил интерактивную рекламную кампанию прямо в проходе в надежде втюхать доверчивым пассажирам сомнительный товар.

– Итак, мадам, – доверительно сообщил он женщине, сидевшей слева, выудив из корзинки один носок, чтобы потенциальные покупатели могли полюбоваться, – я попрошу вас растянуть носок, дабы я продемонстрировал, что он действительно не горит.

Женщина смущенно огляделась по сторонам, хихикнула и потянула за один конец уродливого нейлонового носка, как было велено, а проводник потянул за другой. Остальные пассажиры оторвались от чая и карт и замерли в изумлении. Настало время для шоу. Мы все выпрямились и вытянули шеи, чтобы лучше видеть.

Проводник смело вытащил зажигалку. Зрители ахнули. Еще бы, такой волнительный момент! Выживет ли носок? Щелк! Проводник с гордым видом провел зажигалкой по всей длине носка. Мы затаили дыхание. И… ничего не случилось! Несмотря на опасность, носок остался целехонек! Фантастика! Скорее всего, это специальный носок для того, чтобы гулять по тлеющим углям или чтобы выбегать из горящего дома. Как мы могли всю свою сознательную жизнь существовать без этого чудесного изобретения?!

Проводник радовался как дитя тому, насколько удачно прошло представление. На вид парню было около двадцати пяти, а его круглое лощеное лицо без всякой растительности напоминало дорогой фарфоровый чайник. Он горделиво выпрямился.

– А теперь, – скорее всего, сказал он, поскольку я не понимала точного значения слов, – я докажу, что этому носку все нипочем.

Проводник попросил одного из пассажиров подержать чудо-носок, пока он будет яростно колотить по нему проволочной щеткой для волос с весьма острыми зубьями. Старик с удовольствием присоединился к представлению. Он натянул носок, что есть силы, а проводник размахнулся мускулистой рукой и начал выбивать душу из несчастного носка, однако тот снова не поддался! В конце концов, еще один зритель вызвался поучаствовать в перетягивании носка, но и из этого испытания носок вышел с честью.

Если честно, мне показалось странным, что проводник торгует чем-то, совершенно не связанным с железной дорогой. Я так и не поняла, входит ли торговля носками в его должностные обязанности, или он просто коротает таким образом время, развивая заодно актерский талант. Вы зря смеетесь. Политика китайских компаний не поддается логике. Сегодня утром, к примеру, я из окна такси наблюдала, как весь персонал одного из ресторанов вышел на утреннюю пробежку. В воскресенье в девять сорок пять утра они бежали дружной толпой, как армейский взвод на учениях. Впереди, громко выкрикивая приказы, неслась девица, встречающая гостей на входе, в красном парчовом платье до пола, а позади организованными рядами пыхтели повара и посудомойки в белых брюках и передниках.

На сегодня я запланировала путешествие в Лоян. Поскольку ехать предстояло всего шесть часов, да еще и днем, то я решила поехать в так называемой «сидячке». Правда, взяла билеты в мягкий вагон. Сиденье оказалось отнюдь не мягким, зато публика тут была более презентабельная, чем та, с которой мне пришлось ехать из Тайюаня в Пинъяо несколько дней назад.

Здесь собрались доброжелательные люди с хорошим чувством юмора. Некоторые из них даже купили себе чудо-носки после окончания представления. Когда я села в вагон, мне приветливо улыбнулись и помогли разложить багаж. Через проход от меня сидели пожилая пара и еще одна дама лет шестидесяти в красной водолазке, джинсах и черной куртке, ее блестящие черные волосы были убраны в безукоризненный пучок. Троица уставилась на меня с изрядной долей интереса.

– Как ты думаешь, откуда она? – спросил мужчина у своей спутницы.

– Из Америки, – уверенно ответила та.

Через пару минут я достала блокнот, чтобы записать пару мыслей.

– Она пишет! – ахнула дама с пучком.

Я успела написать пару предложений, и тут подоспела проводница, услужливо подлившая всем желающим горячей воды, а потом, к моему удивлению, дама с пучком повернулась ко мне и заговорила на хорошем английском:

– Хотите воды?

– Нет, спасибо, у меня уже есть, – я доброжелательно улыбнулась и показала бутылку минеральной воды.

Дама просияла от удовольствия, подсела ко мне и представилась. Ее звали госпожа Цин, она в 1966 году закончила Сианьский институт иностранных языков и преподавала английский в средней школе, но потом пришлось пойти работать на завод, где она и задержалась на двадцать пять лет.

– Я не разговаривала по-английски… больше двадцати лет, – сказала она, делая паузы между словами, пока ее мозг мучительно пытался вспомнить давно забытые слова. Госпожа Цин явно радовалась подвернувшейся возможности попрактиковаться в языке.

Придя к выводу, что странное бледнолицее существо не представляет угрозы, пожилой китаец тоже подсел к нам. Темную кожу господина Лю, как звали старика, изрезали глубокие морщины, через редкие волосы просвечивал череп, он носил большие квадратные очки в пластиковой оправе. Лицо господина Лю почему-то напомнило мне заливные поля, которые мелькали за окном. На плохом английском старик сообщил, что ему семьдесят три года и раньше он был переводчиком с русского, в 1953 году окончил институт иностранных языков в городе Чэнду, потом перебрался на север поближе к границе с СССР, где и проработал переводчиком двадцать пять лет, а выйдя на пенсию, вернулся в родную провинцию Сычуань, где когда-то преподавал в школе.

– В те дни мало кто хотел работать учителем иностранного языка, – сказал господин Лю, и они с госпожой Цин залились веселым смехом.

До того, как Дэн Сяопин начал проводить политику реформ и открытости (это произошло после смерти Мао в 1976 году), слишком явный интерес к иностранным языкам казался властям нездоровым. Во времена «Культурной революции» интеллектуалов заклеймили как представителей низшей категории граждан и наказывали соответствующим образом: студенты шли и расправлялись с собственными учителями. Иностранцев считали капиталистами и буржуями, так что учителям иностранного языка не повезло особенно.

Недоверчивое отношение Мао к иностранцам вполне объяснимо, учитывая, что европейские державы и Штаты всячески пытались откусить свой кусок от Китая в последние десятилетия правления династии Цин.

Отношения императорской власти и «варваров» всегда складывались тяжело. Китайцы исторически считали себя лучше всех, недаром самоназвание Китая – Срединное государство, этакий пуп земли. Еще в 600 году до нашей эры. Конфуций выступал против путешествий в чужие земли, поскольку это противоречило его предписаниям о сыновней почтительности (простой человек слушается императора, сын – отца, а жена слушается всех, пока не обзаведется невесткой, на которой можно отыграться).

Иностранцы искали расположения Китая, поскольку жаждали заполучить чай, шелк и фарфор, а Китай не обращал внимания на мир за собственными пределами, никакая импортная шерсть их не интересовала. Когда в 1793 году лорд Макартни прибыл в Пекин как представитель британского правительства и потребовал разрешения основать там посольство, в ответ маньчжуры послали его куда подальше, заявив, что не нуждаются в иностранных товарах. Думаю, то, что Макартни отказался бить поклоны перед императором, тоже сыграло не последнюю роль в провале миссии. В итоге торговлю ограничили маленькой областью в Гуанчжоу (бывший Кантон), и иностранцам запретили свободно передвигаться по стране. Налицо был торговый дисбаланс: экспорт явно превышал импорт, в результате Западу пришлось расплачиваться за китайские товары чистым серебром.

В начале девятнадцатого века англичане нашли решение – опиум. Несмотря на то, что официально власти его запретили, китайцы частенько покуривали опиум, и британцы обнаружили, что сия пагубная привычка может оказаться для них прибыльной: если завозить в страну индийский опиум и продавать его дешевле, чем местный. Торговцы опиумом быстро богатели. Все больше и больше китайцев подсаживались на наркотик. Постепенно некогда великое Срединное государство стало слабеть и деградировать, и теперь уже китайцы тратили серебро на опиум.

Маньчжуры пытались занять в этом отношении жесткую позицию. Известный китайский комиссар Линь, наместник императора в провинциях Хунань и Хубэй, приказал отрезать курильщикам опиума часть верхней губы, чтобы они просто не могли держать трубку. Он даже написал королеве Виктории, потребовав положить конец торговле опиумом, которая так вредит Китаю. Он дал понять, что в случае отказа наложит вето на экспорт в Британию чая и – Господи, спаси нас! – корня ревеня, настойку которого англичане, страдающие запорами, употребляли, чтобы опорожнить кишечник.

Скорее всего королева письма не получила, в любом случае ответа не последовало. Обстановка накалилась. Западные державы продолжали настаивать на том, чтобы китайское правительство сняло ограничения на торговлю, причем не только опиумную, а на торговлю в целом, китайцы же стойко держали оборону. Наконец, когда англичанам запретили торговать, они заблокировали порт Гуанчжоу, а после того как Линь в знак протеста сжег склады с опиумом, открыли огонь. Так началась Первая опиумная война. Как сказал Уильям Гладстон, выступая перед парламентом в апреле 1840 года: «Я не знаю войны более несправедливой, которая покрыла бы страну столь несмываемым позором».

Но, несмотря на все опасения британцев, Опиумная война шла своим чередом и завершилась безоговорочной победой Великобритании. По Нанкинскому мирному договору, подписанному в 1842 году, китайцы вынуждены были открыть пять портов для иностранной торговли, передать Гонконг Великобритании и выплатить значительную контрибуцию. За Нанкинским договором последовал еще целый ряд соглашений, которые вошли в историю как «неравноправные договоры», поскольку были составлены в пользу Запада, однако зачастую на них никто не обращал внимания, и напряженность нарастала.

Потом, в октябре 1856 года, китайские власти задержали корабль «Эрроу», занимавшийся под британским флагом контрабандной торговлей, и арестовали всю команду, утверждая, что на борту судна якобы видели известного пирата. Корабль был приписан к порту Гонконг, хотя все документы утратили силу с истечением срока. Губернатор Гонконга сэр Джон Боуринг вместе с Гарри Парксом, британским консулом в Гуанчжоу, сочли арест корабля оскорблением Великобритании и начали бомбардировку Гуанчжоу. Французы, которых привела в ярость недавняя казнь их соотечественников-миссионеров, присоединились к военным действиям. Союзные силы захватили Гуанчжоу и двинулись на север, на Пекин. За этими печальными для Китая событиями последовало подписание в 1858 году Тяньцзиньского договора, по которому для иностранной торговли открывали десять портов, а иностранцы, включая миссионеров, теперь могли свободно передвигаться по стране; кроме того, договор узаконил торговлю опиумом, а в Пекине даже обустроили резиденцию для британского министра. Весь следующий год союзники пытались ратифицировать договор, но их усилия наталкивались на глухую стену, пришлось применить силу. Китайцы схватили Гарри Паркса и бросили его в тюрьму, а союзники сожгли Летний дворец императора. Такое вот радушие.

Маньчжуры находились у власти с 1644 года, но сейчас в верхних эшелонах власти буйным цветом расцвела коррупция, и европейцы просочились во все уголки Китая вместе с наркотическим дурманом. Иностранные анклавы появились вдоль самой важной артерии Китая, реки Янцзы, а также вдоль береговой линии и границ. В 1864 году в четырнадцати портах Китая имелись таможни, которыми номинально руководили китайские власти, а фактически – англичане. К 1916 году собственными таможнями обзавелись уже около сорока городов по всему Китаю, начиная с холодного северного Харбина и вплоть до Сымао на границе с Бирмой. В этих городах европейцы жили по собственным законам, подчиняясь правительствам своих стран, а не китайским властям. Европейцы и некоторые китайцы, работающие на них, жирели и богатели, а среди простого населения росло недовольство.

Неудивительно, что, когда к власти пришел Мао, он стал с недоверием относиться к иностранцам, так долго унижавшим его родную страну. Отношениям не суждено было исправиться, тем более, что в гражданской войне Америка приняла сторону Чан Кайши, а после Корейской войны 1950–1953 годов наложила на Китай торговое эмбарго. Дипломатическая изоляция означала, что Китай успешно отгородился от капиталистического мира на несколько десятилетий. Только в 1972 году, незадолго до смерти Великого Кормчего, президент Никсон посетил с официальным визитом Китай (вслед за американской командой по пинг-понгу, которую пригласили годом раньше). Лед в отношениях начал таять. Одним словом, при Мао английский не был в чести.

Теперь все изменилось. Благодаря Олимпиаде-2008 и расширению делового сотрудничества, правительство Китая в двадцать первом веке настолько пропагандирует английский среди населения, что по радио и телевидению даже транслируют ежедневные уроки. Оказывается, господин Лю учился именно так.

– Каждое утро с половины седьмого до семи я слушаю радио, – с гордостью поведал он, широко улыбаясь, из-за чего во все стороны побежали морщинки. Удивительно! Старик учил язык всего-то полгода, но говорит довольно хорошо, пускай и с акцентом, и сегодня ему впервые выпала возможность поговорить с кем-то на английском.

Господин Лю оказался очень любознательным старичком. Что лично я думаю о ситуации на Ближнем Востоке? А как вообще к этой проблеме относятся англичане? Его интерес к международным делам казался искренним и неподдельным, и это живое любопытство резко контрастировало с экскурсией, которую на автомате проводила Элен, больше похожая на робота. Понятное дело, его собственная позиция не отличалась от официальных заявлений китайского правительства, но при этом он хотел услышать альтернативную точку зрения.

Сложно представить, что выпало на долю этого человека, ведь он родился в 1930 году и застал японскую оккупацию, стал свидетелем гражданской войны и победы коммунистов, пережил массовый голод во время «Большого скачка» и зверства во время «Культурной революции». Двадцать пять лет господину Лю пришлось проработать на севере на стройках переводчиком с русского языка, вряд ли тамошняя жизнь отличалась комфортом, но при этом в его глазах светились оптимизм и жажда знаний. Я заметила, что его жизнь, наверное, сильно переменилась.

– О, да! – сказал он и снова засмеялся.

Поезд, покачиваясь, ехал вперед. Поначалу за окном мелькал довольно скучный пейзаж: километры распаханных полей, тянувшиеся до самого горизонта, окутанного дымкой. Время от времени попадались жилища рабочих и унылые города, застроенные однотипными приземистыми домами.

Затем картинка за окном стала интереснее: по обе стороны от железнодорожной насыпи тянулись крутые обрывы, высохшие русла реки прорезали песчаник, которому всесильная природа придала самые причудливые формы, крошечные желтые цветочки росли прямо на каменистых скалах, в которых время от времени зияли чернотой входы в пещеры, кое-где попадались и террасные поля. Постепенно холмы снова сменились равнинами. Здесь шумели зеленью сады, и деревья гнулись под тяжестью ярко-красных яблок. Время от времени тихий сельский пейзаж разрезала пополам блестящая новенькая автострада, опять-таки пустая.

Мы проехали мимо станции Хуашань, и я вспомнила, как приезжала сюда пару лет назад. Тогда мой словарный запас был еще меньше, чем сейчас, а если быть точной, то я знала всего два слова: « сесе» (спасибо) и « пицзю» (пиво). Отличный набор, если хочешь заказать пиво, но в остальных случаях практически бесполезный.

Я вышла на перрон в надежде взять такси до городка Хуашань, что примерно в пятнадцати километрах отсюда. Я тогда гостила у Нэнси и Гая, мы вместе съездили в Сиань, а затем я несколько дней путешествовала по Китаю одна и заехала в Хуашань, чтобы подняться на святую для буддистов гору. Нэнси заранее позвонила и забронировала мне номер в отеле и написала название и адрес на листочке бумаги по-китайски. Мне нужно было просто выйти из поезда на нужной станции, найти такси и протянуть водителю бумажку.