Текст книги "Китай. Искусство есть палочками"

Автор книги: Полли Эванс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Десять лет назад на машинах ездили только правительственные чиновники, но в день, когда мы с «Охотником» выехали на улицы столицы, в Китае уже насчитывалось около десяти миллионов личных автомобилей. В эту среду в одном только Пекине выдали около двух тысяч новых номерных знаков. И за рулем почти каждого из новых автомобилей сидел новичок, недавно получивший права.

Возможно по неопытности, пекинские водители практически не обращали внимания на светофоры.

«Ага, красный… Уверен, это неспроста, – видимо, думали они, подъезжая к светофору. – Так… а что я должен был делать? Ой, надо ж было остановиться! Интересно, а где тут тормоз?»

К этому моменту светофор остается далеко позади, а закаленные в боях водилы, успевшие уже отъездить по полгода, шипя сквозь зубы: «Чертовы „чайники“!» и уверенно сигналя, идут на обгон. В итоге на улицах, где снуют туда-сюда несколько миллионов велосипедистов, считающих, что технологические новшества типа светофоров их не касаются, царит полный хаос.

На некоторых перекрестках стояли регулировщики. Но, как ни странно, они почти ничего не делали. Казалось бы, в стране, где правительство контролирует буквально все сферы жизни, регулировщикам будет легко контролировать транспортный поток. Если уж здесь к смертной казни приговаривают любого, кто утаит, что болен атипичной пневмонией, то можно было бы придумать что-нибудь устрашающее и для любителей ездить на красный свет. Но, по-видимому, страх и уважение не распространялись на дорожную полицию. На красный свет кое-кто, конечно, притормаживал, но далеко не все. Перпендикулярные потоки машин, автобусов, велосипедов и мопедов медленно, но верно наползали друг на друга, а звуки автомобильных гудков и велосипедных звонков сливались в какофонию.

В конечном счете, выяснилось, что проехаться по Пекину не так страшно, как казалось. К счастью, на основных магистралях велосипедистам отводились специальные полосы, что значительно облегчало жизнь. Никто особо не гнал. Пекинцы неспешно крутили педали, направляясь на работу, с работы или просто по делам. Было приятно лениво катиться, даже скорее неспешно плыть по волнам городской жизни. Старики на трехколесных велосипедах везли свои товары на продажу. Дети возвращались из школы на своих шустрых великах, шипованными шинами напоминающих горные велосипеды. Женщины в строгих деловых костюмах и черных туфлях-лодочках сохраняли хладнокровие и невозмутимость даже в облаках смога среди дикого рева автомобильных гудков. При этом их одежда каким-то образом оставалась чистой, несмотря на пыль и грязь пекинских улиц.

Мои же брюки уже через пару минут оказались забрызганы какой-то гадостью, но, тем не менее, я испытывала удовлетворение. Ну, для начала, ни я, ни «Охотник» не пали смертью храбрых под колесами какого-нибудь «чайника». Во-вторых, мне удалось перебороть топографический кретинизм, и я вырулила на небольшую улочку, ведущую к озеру Хоухай, которое и являлось пунктом назначения. Это один из самых известных старинных районов Пекина, лабиринт узеньких переулочков и квадратных двориков, обнесенных стеной, который возвели после того, как Чингисхан галопом пронесся по городу в тринадцатом веке, буквально сровняв его с землей.

Несмотря на то, что Пекин в срочном порядке вылизывали и озеленяли, некоторые хутунывсе же выстояли. Это оживленные маленькие улочки, в которые не вписываются случайно заезжающие сюда машины, но где зато полно велосипедов и ребятишек в одинаковых спортивных костюмах, бегущих вприпрыжку из школы домой. Низкие здания из серого кирпича вместе с серым асфальтом и таким же тусклым небом делали окружающую действительность монотонной, однако ее оживляли крошечные лавочки на углу, солнце, которое время от времени пробивалось все-таки через листву деревьев, и нескончаемая болтовня прохожих.

Я добралась до берега озера, где чинно прохаживались парочки, а туристы в сумерках фотографировали пейзажи. Свет от окон баров и ресторанчиков отражался в воде, поблескивавшей серебром и золотом, а над ней склонялись плакучие ивы.

Солнце было уже совсем низко. Я решила вернуться к Гаю и Нэнси. С фасадов ресторанов по обе стороны улицы свисали ряды красных фонарей. Люди сидели на корточках на тротуаре, ели и болтали. Местные лавочки бойко торговали едой и напитками. Орды велосипедов и гудящих автомобилей устремились домой, люди торопились на ужин.

Внезапно стало совсем темно, и я перестала ориентироваться. Пришлось развернуть карту. Я нашла указатели с названием улиц, но, увы, не смогла соотнести их с названиями на карте. Тогда я остановилась рядом с киоском и попыталась завести беседу с китайцем, впервые в жизни мне пришлось говорить на этом языке за пределами классной комнаты.

– Где я? – спросила я у продавца по-китайски и для наглядности пожала плечами, глядя на карту.

Представляете, он понял! Вообще-то я боялась, что, несмотря на все мои старания, я перевру все тоны, и простой вопрос приобретет совсем другое значение. Китайский язык тональный, скажешь слово в другом тоне, и получится другое слово. То есть, допустим, решишь спросить, как пройти в библиотеку, а в итоге выйдет что-нибудь типа «Мой дядя муравьед».

Но продавец и не подумал надо мной смеяться. Он вежливо ответил, что мне нужно поехать направо. Там я, окончательно осмелев, снова спросила дорогу. В этот раз мне велели ехать налево, а потом прямо. Я понятия не имела, где я нахожусь. На улицах теснились автомобили и велосипеды без фар. Включая и моего доблестного «Охотника». Видимо, он знал какие-то другие хитрости.

В конце концов, я сдалась, позвонила Гаю и попыталась описать, что вижу вокруг: толпы людей, кучи машин и великов без фар…

– Рядом кто-нибудь есть? – деловито осведомился Гай. Хо-хо, у меня был богатый выбор из пары миллионов пекинцев. – Дай кому-нибудь трубку.

Я выбрала смуглого низкорослого сутулого парня в темно-синем переднике, который жарил блины на самодельной жаровне прямо на тротуаре.

–  Ни хао. Здравствуйте, – поздоровалась я, протянула ему трубку и добавила по-китайски: – Это мой друг.

Парень озадаченно посмотрел на меня, потом на телефон и прижал трубку к уху, затем улыбнулся и засмеялся. Вернув мне телефон, он, не переставая хихикать, показал бедной заблудшей иностранке, какая улица ведет к дому.

В последний мой день в Пекине мы отправились утром на Великую китайскую стену. Один из клиентов Гая и Нэнси приехал в Пекин в командировку.

Он уже был здесь год назад с женой и друзьями, но в тот раз на Великую китайскую стену съездить не успел, поскольку пришлось вернуться домой раньше намеченного. Друзья же его были под таким впечатлением от увиденного, что сказали, мол, он просто обязан попросить Гая и Нэнси отвезти его туда в следующий раз.

Великая китайская стена простирается на многие тысячи километров от восточного побережья до пустыни Гоби, однако изначально она не была возведена как единая монолитная стена. В древние времена отдельные царства строили неприступные стены, чтобы защититься от вторжений, а в 221 году до нашей эры Цинь Шихуан положил конец периоду Борющихся царств, завоевав шесть соседних царств и объединив Китай под своим началом. Именно от названия династии Цинь и происходит европейское название Китая. Цинь Шихуан решил объединить отдельные стены в одну, очень длинную.

Первый император был жестоким правителем, и некоторые даже назвали бы его кровожадным тираном. На портретах этого человека обычно изображают так: узкие раскосые глаза, жестокий взгляд, большие мешки под глазами и длинная черная борода, кончик которой доходит едва ли не до пупка. Цинь Шихуан объединил не только разрозненные куски стены, он унифицировал денежную систему, а также систему мер и весов и письменность. За любое неповиновение виновных бросали в тюрьму. Миллионы простых людей согнали на строительные работы: возведение Великой китайской стены, дворцового комплекса и знаменитой гробницы, в которой захоронено терракотовое войско.

С рабочими особо не церемонились. По легенде, каждый кирпич в Великой китайской стене – это чья-то жизнь, якобы трупы замуровывали прямо в стену. Известное сказание про Мэн Цзян-нюй повествует о несчастной женщине, мужа которой забрали на строительство стены сразу после свадьбы. Целыми днями новобрачная тосковала в своей спальне, напрочь лишившись сна и аппетита. Как-то раз она все-таки задремала, и ей приснилось, будто любимый муж зовет ее и жалуется, что ему холодно. Девушка собрала узел с теплой одеждой для возлюбленного и отправилась в путешествие на север. Однако когда Мэн добралась до стены, муж ее был уже давно мертв. Услышав страшную весть, она зарыдала так горько, что от слез отвалился кусок стены, и под ним оказались останки ее супруга. Окончилось все совсем грустно – несчастная вдова бросилась в реку и утопилась.

Во времена династии Мин (1368–1644) предпринимались попытки отремонтировать и расширить стену. Строительство продолжалось более ста лет.

В этот раз были заняты в основном солдаты, но здесь же на исправительных работах трудились и около двухсот преступников. Иногда приговор был пожизненным, а порой даже вечным – это означало, что в случае смерти преступника его место занимал сын, а если у злоумышленника не было сына – другой родственник мужского пола.

Правда, на экскурсии в турфирме Нэнси и Гая о таком не рассказывали. На самом деле прогулка была верхом комфорта. Гай забрал клиентов в отеле и неспешно повез их на микроавтобусе, а Нэнси в это время упаковала ланч, заскочила на цветочный рынок, а потом помчалась к месту экскурсии на более быстрой, но не такой модной машине. К тому моменту, когда туристы вышли из машины, сходили в туалет, разобрались со своими фотоаппаратами и, пыхтя, полезли по лестнице к первой смотровой вышке, Нэнси уже все приготовила: накрыла столы льняными скатертями, расставила белые фарфоровые тарелки и винные бокалы, а дополнила антураж вазами со свежими розами, разбросав также розовые лепестки по земле. Когда гости, размышлявшие о том, что неплохо бы перекусить, появились в пределах видимости, их уже ждали рулетики из копченого лосося, салат, картофель, бутылка охлажденного вина и официантка, готовая их обслужить.

Погода выдалась прекрасная. На ярко-синем небе ни облачка. Мы купили и себе пару рулетиков из лосося. Накрыв на стол и оставив Гая, туристов и официантку одних, мы с Нэнси пошли прогуляться. Великая китайская стена тянулась вдоль холмов. Над нами безмятежно высились сторожевые и оружейные башни, строительство которых стоило жизни многим людям. Стена убегала за линию горизонта, складываясь в причудливые геометрические композиции. Здесь кроме нас почти никого не было. Этот кусок стены восстановили, но туристы предпочитали ездить куда-нибудь поближе. Мы нашли уединенное местечко, присели и принялись лакомиться копченым лососем на фоне древнего памятника китайской инженерной мысли.

Глава 3
Небесные создания на фоне земного хаоса

Зал ожидания № 8 был огромным и походил на пещеру. Чахлые лампы на потолке давали грязновато-серый свет. Каждые несколько минут табло посреди зала вдруг оживало, начинало моргать, бросая на ожидающих пассажиров желтоватые отблески, а потом снова умирало. По всему периметру зала тянулись ряды оранжевых пластиковых кресел, привинченных к полу. На креслах и на полу в полумраке сидели сотни людей. Они болтали, играли в карты и ждали отправления своего поезда.

Время от времени окружавшую меня серость прорезал голос из скрипучего динамика, делавший объявления по-английски и по-китайски. Учитывая, что на весь Западный вокзал я была единственной иностранкой, объявления на моем родном языке казались невероятной любезностью, хотя, скорее всего, являлись отчаянной попыткой вокзального начальства убедить в первую очередь самих себя, что вверенный им объект не что иное, как центр международного сообщения, куда стекаются толпы гостей из-за рубежа. Огромное несуразное здание в ночи подсвечивали оранжевым светом, что напомнило мне недавно увиденный труп Председателя Мао.

Сидя в оранжевом кресле, я снова задумалась, в чем секрет Великого Кормчего, почему он внушал простым людям столь верноподданнические чувства. Китайцы боготворили Мао. Именно он сумел объединить страну в 1949 году после десятилетий беспорядков и гражданской войны и управлял ей вплоть до своей смерти в 1976 году. Мао изгнал иностранные державы, которые с середины девятнадцатого века пытались урвать кусок пирога и создать собственные концессии. Он поклялся уничтожить коррупцию, которая отравила последнюю из правящих династий Цин, и националистический проамериканский режим, пришедший на смену Цин. При Мао китайцы перестали курить опиум, он изгнал «триады» и вернул простым людям чувство собственного достоинства. Китайцы пришли в дикий восторг. Хотя, возможно, их восторги сильно поутихли бы, узнай они пару малоизвестных фактов о Великом Кормчем.

Во-первых, Председатель никогда не чистил зубы. Как рассказывал личный врач Мао, о котором я уже упоминала, этому скучному занятию он предпочитал полоскание рта чаем по утрам, после чего жевал чайные листья.

«Однажды я заглянул ему в рот и увидел, что зубы покрыты зеленым налетом. Многие расшатались. Я легонько дотронулся до десен, и оттуда потек гной», – писал доктор Ли о том времени, когда Мао перешагнул шестидесятилетний рубеж.

Кроме того, Председатель страдал от запоров. Во время Великого похода в 1930-х годах, когда группа коммунистов перешла в северный район провинции Шэньси, Мао мучился так, что заставлял охрану засовывать пальцы в анус и прочищать кишечник вручную.

Мао периодически проводил совещания в спальне или у бассейна, прямо в пижаме, не переодеваясь. Его беспокоила бессонница, и Председатель частенько вызывал к себе подчиненных посреди ночи, а днем ложился спать, приняв снотворное, к которому здорово приохотился.

Напуганные до полусмерти подхалимы, окружавшие Мао, не оспаривали его методов и не сомневались в правильности его планов. В конце 50-х Мао вдруг объявил, что отныне необходимо все силы направить на коллективизацию. Начался так называемый «Большой скачок». Мао заявил, что если всем отказаться от частной собственности и вступить в коммуны, то это пойдет на пользу экономике страны. Коммуны должны были помочь государству не только собрать невиданный урожай, но и вывести Китай в лидеры по производству стали. Мао считал, что за пятнадцать лет его страна догонит и перегонит Великобританию по этому показателю. Всем учреждениям и организациям предписывалось приобрести мартеновские печи и установить их на заднем дворе, чтобы в свободное от основной деятельности время выплавлять сталь. Поскольку железной руды не хватало, то простые китайцы приносили свои кастрюли, сковородки и ножи и бросали их в печи, чтобы выполнить план. Весь уголь уходил на топливо для печей, поэтому в ход шли деревянные кровати, столы и стулья. Крестьяне не могли добиться тех объемов производства, которые требовали партия и правительство, и в ажитации отложили тяпки и полностью сосредоточились на плавке стали. Обрабатывать поля стало некому, рабочая сила требовалась у плавильных котлов.

Урожай 1958 года сгнил на полях, при этом коммунам надо было платить налоги зерном. Местные власти, опасаясь репрессий, намеренно завышали цифры в отчетах, в итоге коммунам приходилось отдавать практически весь урожай. На следующий год во многих районах зерновые не уродились, а в других районах урожай снова не собрали. Начался массовый голод, в результате которого погибло больше тридцати миллионов человек, хотя некоторые историки считают, что эта цифра сильно занижена. Низкокачественный чугун, который выплавили ценой стольких жертв в доморощенных мартеновских печах, оказался бесполезным.

Из-за провала «Большого скачка» Мао вынужден был отказаться от ведущей роли в принятии экономических решений и уйти с поста главы государства, оставшись при этом председателем коммунистической партии. Возникла новая проблема – в высших эшелонах власти начался период фракционализма. Рыба гнила с головы. Мао всегда страдал манией величия, которая со временем усилилась, и когда он осознал, что власть ускользает из рук, то это, вкупе с извечной классовой борьбой, привело в конечном итоге к страшной трагедии, разыгравшейся спустя десятилетие, – к «Культурной революции».

Однажды Председатель увидел пьесу, в которой содержалась скрытая критика его деяний. Он пришел в ярость и объявил войну интеллектуальной элите. Эту идею радостно подхватили его лакеи. Правительство подстрекало студентов выступить против преподавателей, спровоцировав в итоге молодежный бунт «красных охранников», или хунвэйбинов, которые буквально терроризировали страну своей неконтролируемой жестокостью, пока боролись с «четырьмя пережитками» – старыми идеями, старой культурой, традициями и привычками. «Культурная революция» привела к закрытию школ и университетов, студенты которых взялись за своих учителей и жестоко их наказывали, заклеймив позором как «буржуазных реакционеров» и «капиталистических прихвостней». Встали заводы и фабрики, поскольку инженеров и ученых или сослали в деревни на перевоспитание, или бросили в тюрьму. Производственный процесс застопорился, поскольку рабочие постоянно ходили на занятия по политподготовке. Шайки хунвэйбиновоскверняли монастыри. Развлекательные и культурно-просветительские мероприятия находились под запретом. «Культурная революция» продлилась долгих десять лет, с 1966 года и вплоть до смерти Мао Цзэдуна.

Мао проповедовал перед народными массами аскетизм и простоту, а сам при этом ни в чем себе не отказывал и в последние годы жил на широкую ногу. Мао уже было под семьдесят, при этом он вовсю волочился за женщинами, проверяя на практике даосскую теорию: якобы если спать с как можно большим количеством женщин и при этом не достигать оргазма, то можно сохранить силу и мужественность, впитывая влагалищный секрет. На пике «Культурной революции», когда за любое удовольствие могли запросто обвинить в контрреволюционных наклонностях и приверженности к буржуазному образу жизни, сам Мао, по словам доктора Ли, иногда ложился в постель сразу с пятью женщинами.

Простые люди ничего этого не знали. Они по-прежнему обожали своего кумира, а те, кто сомневался в Мао, предпочитали помалкивать, чтобы выжить. Когда в середине 1950-х вышел цитатник Великого Кормчего, более известный как «Маленькая красная книжка», то культ Мао достиг невиданных высот. На всех фабриках, во всех школах и коммунах книжку выучивали наизусть и постоянно цитировали слова Председателя. Появилось множество плакатов: маленькие дети, улыбаясь, воздевали к небу руки, в которых алела знакомая каждому китайцу книжица. Мао стал божеством.

Доктор Ли писал:

«Для большинства китайцев просто увидеть Мао, с бесстрастным лицом стоявшего на трибуне на площади Тяньаньмэнь, было верхом мечтаний, самым радостным моментом в жизни. Те счастливцы, которые удостоились рукопожатия, неделями не мылись, а друзья и знакомые ехали к ним за несколько километров, чтобы прикоснуться к руке, которая дотронулась до вождя, и тем самым разделить это необыкновенное переживание».

Ли описывает необычный случай времен «Культурной революции». Мао утратил веру в студентов, поскольку группировки хунвэйбиноввраждовали между собой, и, решив продемонстрировать свою благосклонность рабочим, послал на пекинские фабрики в подарок плоды манго, которые ему преподнес министр иностранных дел Пакистана. Пекинская текстильная фабрика, на которой в тот момент оказался по делам службы доктор Ли, получила от щедрот одно манго.

«Рабочие устроили торжественную церемонию в честь прибытия манго, на которой цитировали слова Мао Цзэдуна, а потом поместили фрукт в воск в надежде сохранить его для потомков. Эти манго стали настоящими святынями, объектами поклонения. Манго поместили на импровизированный алтарь посреди актового зала, а рабочие выстраивались в очередь, чтобы пройти мимо священного плода и поклониться», – писал доктор Ли.

К несчастью, через пару дней фрукт начал гнить, поэтому партком завода принял решение очистить с манго шкурку и сварить гниющую реликвию в большом количестве воды, после чего устроили еще одно торжественное собрание, на котором каждый рабочий выпил по ложке священного отвара.

Я оглядела зал ожидания и прикинула, кто из старшего поколения сидевших рядом со мной пассажиров пережил те ужасные годы. Интересно, работал ли кто-то из них на текстильной фабрике, пил ли ту воду из-под манго? Любят ли они Мао до сих пор, или же ошибки, совершенные вождем в последние годы, настроили кого-то против него?

Девушка, сидевшая через два ряда, повернулась, пристально посмотрела на меня и захихикала. Она родилась уже в более благополучную эпоху. Завитые волосы, на которые она нанесла большое количество геля, спадали на плечи по обе стороны круглого личика, напоминая гофрированный металл. Казалось, мое присутствие ее забавляет. Через пару минут китаянка подсела на свободное кресло рядом. Откуда вы? Хи-хи. Как вас зовут? Хи-хи. Вам нравится Китай? Хи-хи-хи. При каждой фразе круглые щечки вспыхивали румянцем, отчего моя собеседница выделялась на фоне бледных китайцев, сидевших в зале ожидания, словно маяк.

Я отвлеклась от своих мыслей, попыталась изобразить улыбку и вежливо отвечала на ее вопросы. Часы показывали начало двенадцатого. Хотелось спать. К усталости примешивалась нервозность. Я заставила-таки себя покинуть безопасное гнездышко Гая и Нэнси и с головой нырнула в бесконечную неизвестность.

– Не волнуйся. Поезда тут нормальные. Все на них ездят, – успокоил меня Гай, забронировав для меня верхнюю полку.

Я не знала, стоит ли ему верить после массажа, но делать нечего, и вот я тут, сижу и жду посадки на ночной поезд до Датуна. Поезд отходил в половине двенадцатого, а прибывал в шесть тридцать утра.

Посадка на поезд в Китае – это целый процесс, не то, что в других странах, когда можно запросто примчаться на платформу за две минуты до отправления поезда и запрыгнуть в последний вагон. Нужно ведь трудоустроить всех верноподданных коммунистов! Посадка на поезд в Китае во многом напоминает посадку на самолет, с той лишь разницей, что грешную землю вы так и не покинете, если только случайно.

Сначала вам предстоит войти в здание вокзала через главный вход, продемонстрировав билет Работнику вокзала № 1, после чего нужно пройти через турникет, где заправляют Работник № 2, Работник № 3 и Работник № 4. После того как вы плюхнули тяжелый чемодан на ленту для проверки на предмет наличия запрещенных к перевозке предметов, следует пулей мчаться на другую сторону, чтобы успеть поймать свой багаж, пока его не затоптала орда пассажиров. При этом нужно сдержаться и не разозлиться на Работников № 2–4, которые стоят в паре метров от ленты, весело щебечут и не собираются вам помогать, как, впрочем, не собираются выискивать в багаже огнестрельное оружие, бомбы и взрывчатые вещества, да и рентген, по всей видимости, не работает.

Затем, воссоединившись с родным чемоданом, следует обнаружить табло с информацией об отходящих поездах и попытаться идентифицировать свой поезд, сравнивая иероглифическое название пункта назначения, которое вы нашли в путеводителе, с закорючками на табло. Если попытки не увенчались успехом, всегда можно обратиться за помощью к Работнику № 5 или Работнику № 6, которых легко узнать в толпе – они стоят на небольшой подставочке посреди зала и ничего не делают. Номер справа от названия пункта назначения обозначает, в какой зал ожидания вам нужно пойти.

Примерно за полчаса до отправления поезда у турникета в дальнем конце зала появляются еще два работника вокзала. Это сигнал. Толпа пассажиров вскакивает и несется к турникету, прокладывая дорогу локтями, чтобы оказаться первыми в очереди. Самое важное в этот момент не поддаться соблазну и не побежать вместе со всеми, если, конечно, вы не хотите подкорректировать форму своего тела путем уминания и сжатия со всех сторон. Наконец, когда драка у турникета окончена и все желающие прорвались на платформу, можно пройти через турникет.

Девушка с фальшивыми кудряшками снова улыбнулась:

– А куда вы едете?

– В Датун!

Внезапно хихиканье прекратилось, и китаянка ахнула в голос. Ее румяное личико побледнело от ужаса.

– В Датун? В Датун? – завизжала она и замахала рукой в сторону потасовки, завязавшейся у турникета. Работники вокзала пока даже не появились, и очередь не двигалась.

–  Куай лэ! – завопила девушка. – Быстрее!

Она орала так, будто моя жизнь висела на волоске. Еще бы! По ее представлениям, мне нужно было бежать в сторону застывшей очереди, чтобы весело толкаться, пихаться и орать. Я с дрожью поднялась с кресла и нехотя направилась в сторону турникета, чтобы присоединиться к сутолоке.

Примерно минут через пятнадцать, получив лишь пару поверхностных синяков, я очутилась на платформе. Поезд казался бесконечно длинным. Его хвост исчезал за горизонтом. Я нашла свой вагон, где меня встретили ряды полок в три яруса. Я без особого труда взгромоздилась на верхнюю полку, обитую мягким покрытием, на которой лежали сложенное одеяло, маленькое полотенце и подушка.

Попутчики мне попались с виду неплохие: женщина средних лет с дочерью, какой-то бизнесмен и пожилая пара. Все улыбались мне и помогли сложить багаж. Затем пассажиры расселись по полкам. В наш отсек вплыла проводница и в обмен на билеты выдала пластиковые жетоны. Свет погас. Разговоры постепенно стихли, и вагон погрузился в глубокий сон, порой прерывавшийся чьим-то громким храпом.