Текст книги "За любовь (СИ)"
Автор книги: Полина Раевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)
Глава 26
Она медленно приходила в себя. Глаза закрыты, слух различает мерный писк медицинских приборов. Вдох – невероятная боль в каждой клеточке, каждая частичка трепещет и ноет от этого притупленного и незатихающего ощущения. Она слышала только свое тело, сейчас она ощущала даже течение крови по венам. Хотелось пошевелиться, но было страшно – вдруг станет больнее, хотя куда еще?! Аня медленно пошевелила рукой – больно, пальцы судорожно сжались в попытке заглушить боль, но ничего не выходило. Девушка застонала, сквозь стиснутые зубы. Глаза были по-прежнему закрыты, но туман в голове постепенно рассеивался, сознание просыпалось, рождая рой мыслей, вопросов и переживаний. Пульс ускорился – прибор запищал. К ней кто-то подбежал, она услышала взволнованные голоса, захотелось посмотреть. Глаза потихонечку открывались усилием ее воли сквозь невыносимую боль, режущий свет и слезы. Картинка расплывалась, но она различала людей в белом и светлую комнату. Аня ничего не понимала, хотела спросить у этих людей, но ее опередили:
– Анна, вы меня слышите? – склонился к ней какой-то мужчина, картинка становилась четче.
– Да! – прошептала она потрескавшимися губами, во рту было сухо и отдавало кровью.
– Анна? – повысил голос мужчина, голова среагировала на звук резкой болью.
– Слышу! Не кричите! – простонала Аня. – Где я?
– Вы в частной клинике Веллингтон! Анна, сейчас мы введем вам обезболивающее и успокоительное, и вы немного поспите, а позже мы поговорим! – голос был приятный и успокаивающий, Анна кивнула и вскоре провалилась в пустоту.
Когда она вновь очнулась, боль была не такой сильной и девушка почувствовала облегчение. Аня открыла глаза и обвела палату изучающим взглядом, наткнулась на женщину в кресле. Внутри что-то зашевелилось, что-то липкое, болезненное и в тоже время стало спокойно. Аня всматривалась в заплаканное, осунувшееся лицо женщины, пытаясь ухватить за ниточку, которая мелькала в голове, но ничего не выходило. От досады хотелось скрежетать зубами. Но тут же пришло ощущение, что это уже с ней было. Перед глазами возникла та же женщина только чуть моложе, лицо такое же измученное. А потом начался калейдоскоп картинок, повергающий все ее существо в ужас и страх. В голове мелькали образы – темноволосая женщина в крови что-то кричит, но насильников это не останавливает. Аня содрогнулась и начала задыхаться, зажмурила глаза, но картинка не исчезла, а приняла другую форму – темная комната, из зеркала на нее смотрит девушка с разбитыми в кровь губами, она что-то шепчет, что-то кричит, но сзади мужчина – Аня не могла разглядеть его лица, он насилует ее, невзирая на ее мольбы. В голове она услышала хриплый голос: «Я хочу, чтоб ты точно знала, кто тебя трахает…!» – сердце дрогнуло, Аня замотала головой, но голос не замолкал: «…знаешь, как ты впилась в меня и выкачала всю кровь, как разодрала на куски и обезвожила, как смешала с дерьмом…» – ее трясло как в лихорадке, слезы катились по щекам. Женщина подбежала к ней и начала гладить по лицу, плача вместе с Анной:
– Девочка моя, все хорошо родная! Я здесь милая, я здесь! – она прижала ее голову к груди, не переставая целовать и гладить. Аня начала потихоньку успокаиваться. Образы исчезли, но внутри поселилась пустота и невыносимая боль, она резала. Было чувство, что жизнь медленно покидает тело.
– Что происходит? – тихо спросила она, когда окончательно пришла в себя. Аня по-прежнему не могла ничего понять, как не пыталась напрячь память – ничего, пустота!
– Нюра, а ты не помнишь ничего? – спросила женщина со слезами.
У Ани ком встал в груди, она пыталась сглотнуть, но ничего не выходило. Ком нарастал. В голове проносились смутные воспоминания, связанные с этой женщиной, картинка складывалась – перед глазами стояло детство, юность, университет, но дальше – ничего, словно жизнь оборвалась! Слезы текли по щекам – как же она могла не вспомнить бабушку?! В сердце разрастался страх, он опутывал как паутина и высасывал остатки сил.
– Бабушка, что случилось? Почему я в больнице? Что происходит? Что вообще произошло? Я ничего не помню! – отчаянно прорыдала Аня.
– Нюрочка, успокойся милая! Тебе нужно отдыхать, не надо сейчас…. – ласково попросила ее Маргарита Петровна, но разве это возможно?! Кто бы смог оставаться спокойным, когда из памяти исчез огромный кусок жизни, а что огромный – Аня могла даже по палате понять, ибо это была палата класса «люкс», на которую у них денег быть не могло. Она хотела взвыть от неизвестности, а также от мерзкого предчувствия чего-то ужасного. Но облегчать ее муки никто не собирался – бабушка мягко обходила вопросы о случившемся стороной, а врачи говорили, что память должна сама восстановиться.
Как Аня не старалась память хранила все в тайне, а тайн было очень много! С каждыми днем вопросов набегало столько, что голова кружилась. Она даже не помнила, сколько ей сейчас лет, не говоря уже о том, как она оказалась в Англии?! Но если день терзал ее вопросами, то ночь разрывала одним и тем же сном – все та же девушка, а точнее это была она, перед зеркалом и скрытый темнотой мужчина. Боль, кровь, слезы и этот голос! Он преследовал ее, он пугал и манил. Она ненавидела его и в то же время хотела слышать снова и снова, но когда он просыпался в ее голове, она испытывала первобытный страх. Леденящий кровь ужас врывался в ее сердце и душу, заставляя кричать во сне. Каждую ночь он появлялся, чтобы измываться над ее измотанной душой. Аня не выдерживала этой психологической пытки и спустя пять дней решилась поговорить об этом. Все эти дни Маргарита Петровна не отходила от нее ни на шаг – читала ей, рассказывала смешные истории о своих учениках, кормила, как маленькую, а иногда просто гладила и обнимала со слезами, но Ане было тоскливо и неспокойно, чего-то не хватало. Ее беспокойство усиливали визиты каких-то людей, которых бабушка наотрез отказывалась допускать к ней, а она же боялась видеть кого-то еще, она себя-то не видела, но судя по рукам, могла предположить, как выглядит.
– Меня изнасиловали? – спросила Аня на пятые сутки, прерывая голос бабушки, читающей ей «Анну Каренину». Маргарита Петровна нервно сглотнула, побледнела и отложила книгу, глаза наполнились слезами, она попыталась что-то сказать, но тут в дверь постучались, и в палату заглянула девушка со словами:
– Миссис Гончарова, вы не могли бы подойти у нас тут посетительница, она очень настаивает!
Маргарита Петровна с облегчением вздохнула, и, поцеловав Аню, вышла. Аня была в гневе от такого наглого побега, чуть не рыча, она встала с кровати и медленно направилась в ванную комнату. Идти было тяжело – голова кружилась, в глазах темнело, но ее обуревало желание увидеть себя, было странное чувство какого – то предвкушения и в то же время страха, желудок скручивало, ее тошнило, но Аня не останавливалась. Когда она подошла к зеркалу, сердце замерло от ужаса, но ничего так и не прояснилось. Она видела перед собой изможденное лицо, обтянутое бледной кожей, которая цвела синими и желтыми уже изрядно поджившими гематомами, глаза были тусклыми. Шок от увиденного сменился разочарованием. Аня хотела вернуться в постель, но вспомнила про свет – обернулась, чтобы выключить и замерла. Дыхание участилось, сердце сжалось, кровь стучала в висках – сквозь прорезь на спине больничной пижамы выглядывала ее спина, покрытая уродливыми, припухшими и красными шрамами. Ее затрясло, внутри все леденело. Аня подошла к зеркалу вплотную, вертелась, чтобы рассмотреть и с каждым взглядом, готова была вопить от ужаса. Это были не просто шрамы, это были буквы, четыре корявые, неровные буквы. Четыре знака, повергшие ее в пучину невероятной боли. Слово, разорвавшее на куски ее сердце. Слово, взорвавшее ее память! SLUT (шлюха) – позорное клеймо жестокости, дикости, безумия и ненависти любимого мужчины на ее спине! Картинки закрутились, вырывая хрипы и рыдания из ее груди, слезы лились, как и воспоминания – перед глазами проносились три года, она медленно сползала по стене, захлебываясь слезами и болью. Все померкло, она слышала голоса людей, но не было ничего кроме воспоминаний – черных глаз, сжигающих ее дотла.
Когда она открыла глаза, в палате были бабушка и Белла, которая выглядела не лучше Маргариты Петровны, но сдерживала слезы. Аня всматривалась в нее, пытаясь понять, на чьей она стороне, хотя и так было понятно, иначе она была бы здесь еще пять дней назад!
– Зачем пришла? – резко спросила Аня.
– Пришла потому, что ты мне нечужая, как бы ни хотелось обратного! – так же резко ответила Белла.
– Так быстро поверила?! – горько усмехнулась Аня.
– А что разве есть хоть что-то, что должно было вызвать сомнения?! Я еще могла усомниться, когда мне представили все доказательства, но не тогда, когда ты молча сносила его издевательства и унижения – ты просто чувствовала за собой вину!
– Прекратите, убирайтесь отсюда немедленно! – еле сдерживая гнев, сказала Маргарита Петровна. – Достаточно того, что сделал ваш брат – ублюдок, будь он проклят!
– Вы правы! Простите меня! – зарыдала Белла – Прости меня Анна! Боже, мне так жаль! Он чудовище, знаю! Я ничего не понимаю Анна?! Как ты могла?!
– Уходи Белла, я больше не буду оправдываться – мне не за что! Но я лишь скажу, что ты просто не знаешь каково это оказаться в чужой стране, не иметь ни связей, ни денег и быть замужем за чудовищем, у которого это всего этого в избытке! – прошептала Аня, глотая слезы от боли и потери – она потеряла еще одного близкого человека. – Где мой сын?
После этого вопроса лицо Беллы стало пепельным, она закусила трясущиеся губы и достала из сумки какие-то бумаги, а затем протянула их Анне со словами:
– Прости, я пыталась его остановить, но он был непреклонен! Прости Анна и наверно, да, ты права, я не знаю! Но я тебе не верю!
После этого девушка быстро встала и покинула палату. Аня смотрела стеклянными глазами ей в след, руки тряслись, а внутри нарастал страх. Она раскрыла бумаги, читала и не понимала ни строчки, она не могла это принять, перед глазами вертелись фразы – «постановление о разводе», «развод по одностороннему обращению», «постановление суда о лишении родительских прав», но внутри было пусто, словно из нее выкачали жизнь. А потом все взорвалось:
– Нет, нет, нет! – она кричала, рвала бумаги. – Ненавижу тебя ублюдок, чтоб ты сдох козел! Господи, как же я тебя ненавижу, гори ты в аду, сука! Сволочь! – Она задыхалась, слезы лились, из горла рвался вопль и она вопила. Прибежавший медперсонал пытался вколоть ей успокоительное, но она вырывалась.
– Анечка, пожалуйста! – услышала она надрывный крик бабушки, именно в эту секунду ей сделали укол.
Все последующие дни до выписки она была, как овощ из-за успокоительных, ибо без них у нее начиналась истерика. Маргарита Петровна за все это время в больнице, казалось, постарела лет на двадцать, она проклинала все на свете, а в особенности Маркуса Беркета за то, что сотворил с ее девочкой. Она до сих пор содрогалась в ужасе при виде ее шрамов, которые Аня отказалась удалять. Маргарита Петровна считала, что нужно идти в полицию и писать на ублюдка заявление! Это же просто зверство и никак иначе! Но Аня лишь горько покачала головой, обосновывая свой ответ одним словом – бесполезно! И это была правда! Правда, показывающая гниль общества, в котором все решали деньги и власть! Маргарита Петровна была в шоке от реакции общественности, которая оправдала насилие над ее внучкой, провозглашая ублюдка – жертвой ситуации и мало того продолжала поливать Анну грязью, коря во всех смертных грехах и даже в этом беззаконие! Но главный удар все-таки нанес Зверь, лишив Аню материнства, на основании аморального поведения и приема наркотиков! Маргарита Петровна готова была разорвать его голыми руками за эту гнусную ложь, но что она могла против сильных сего мира?! Она могла только разлетаться на куски рядом с Аней и бессильно наблюдать, как внучка умирает день за днем и умирать вместе с ней! Есть ли для женщины большее наказание, чем лишить ее родного дитя?! Господи, за что ее девочке такие страдания?! Как же земля носит таких чудовищ, как этот сукин сын?! Да есть ли предел его жестокости?! Но сейчас ее больше всего интересовало психическое состояние Анюты, которое было нестабильным, она боялась, что ее девочка не выдержит еще одного потрясения! А потому, когда настал день выписки, готова была запереть Анюту в больнице и не выпускать – и это было бы правильно! Возле больницы столпилась толпа журналистов, фанатов Беркета, да и просто любопытных. Когда они вышли из здания, все словно с цепи сорвались – журналисты выкрикивали отвратительные вопросы, перебивая друг друга, но их еще можно было вытерпеть, а вот крики фанатов повергали в шок.
– Смотрите, шлюха идет!
– Дрянь!
– Я бы тебя, вообще, убила подзаборная сука!
– Шлюшка!
Маргарита Петровна с ужасом и беспокойством посмотрела на внучку, но Анна была невозмутима, голова гордо поднята. Окинув толпу взглядом, она громко сказала, прежде чем сесть в машину:
– Если я шлюха, покажите мне того, кто ей не является!
Аня стойко выносила поношения людей! Ее уже это не задевало, ей и не такое приходилось терпеть – ее втоптал в грязь человек, которого она боготворила, хуже не бывает. Так думала она раньше, но оказалось, что бывает! Маркус не смог просто отпустить. Он ведь сказал, что ему легче убить ее, и он почти убил! Но ему этого оказалось мало, и он лишил ее самого дорого, ударил по самому больному! Забрал ее малыша, ее кровиночку, ее радость, то единственное ради чего она жила и до сих пор живет! Она ненавидела его за это, жалела, что не убила в ту ночь. Сердце разрывалось от бессилия и боли. Она металась как зверь, запертый в клетке, пытаясь хоть что-то придумать, найти хоть какую-то возможность вернуть сына. Но не было ни одной! У нее не было ни денег, ни связей, и даже друзей не осталось. Она была как прокаженная! Только бабушка, как и всегда, была на ее стороне и верила безоговорочно. Аня не видела выхода, кроме как вновь унижаться и просить. Но это было неважно, она готова умолять, готова на все лишь бы быть рядом со своим ребенком или хотя бы видеть его раз в месяц. Она все еще жива и пока дышит, будет бороться за своего сына! Сейчас ей нужна была хоть весточка о Мэтти, она изнемогала от неизвестности, от беспокойства – как ее малыш, ведь он все слышал в ту ночь, он ждет маму, он боится посторонних людей?! Поэтому она позвонила Мэгги:
– Здравствуй, Меган! – взволновано начала Аня.
– Здравствуй, Анна! – услышала она холодный ответ бывшей свекрови.
– Как Мэтти? – задала она главный вопрос.
– Нормально, если это возможно в подобной ситуации! – женщина тяжело вздохнула, а Аня закрыла рот ладонью, чтобы та не слышала ее рыданий. – Анна, я понимаю твои страдания… .
– Ничего вы не понимаете! – воскликнула с надрывом девушка. – Никто из вас ничего не понимает! Никто не понимает, что страдает мой ребенок в первую очередь! Господи, я ненавижу твоего сына, Мэгги, ненавижу! Это же его сын, как он может быть так жесток со своим ребенком, как?
– Ты ошибаешься Анна! – услышала она такой же сдавленный рыданиями ответ. – Понимаю! Ты думаешь, мне легко? Ты моему ребенку вывернула всю душу наизнанку, ты довела его до безумия! Ты превратила его в зверя! Если ты не виновна, почему молчала все это время?
– Почему молчала? Вы не понимаете, да? Господи, да что я могла?! Что я могу, куда мне против него! Я молчала, потому, что любое мое слово было бы извращенно, я боялась, что случится то, что произошло сейчас! Я держалась за призрачную надежду, что все наладится! Бороться, говорите?! Так давайте, бросьте же вызов своему сыну и верните внуку мать! Но вы же этого не сделаете?! Вспомните что такое бедность, и вспомните время, когда ваш муж умирал! У меня, так же как и у вас не было не единой возможности!
В трубке послышались всхлипы, а потом Мэгги сдавленно прошептала:
– Не сделаю, ты права Анна! Я также как и ты бессильна, иначе лишусь и внука и сына – такой ультиматум! Я не верю тебе Анна, я знаю, что Маркус все проверил! Но как мать я скорблю вместе с тобой, я против того, чтобы Мэтт был втянут в ваши отношения, но изменить ничего не в силах! И тебе хочу сказать, просто сделай это ради сына – не вороши это гнездо, ты все равно проиграешь, не травмируй ребенка сильнее, чем есть, ведь это все на нем!
– А сама бы ты смогла просто уйти?
– Нет!
– Скажи Мэтти, что я люблю его!
– Если бы ты любила Анна, ты бы не предала семью таким грязным способом!
Аню захлестнула боль, а в трубке послышались гудки. Господи, как же она устала, она села на кровать и долго смотрела в одну точку, пытаясь собрать себя, но ничего не получалось. В комнату зашла бабушка, села рядом, взяла за руку:
– Анют, может, покушаешь немного, детка?
– Бабуль?
– М?
– Помнишь, ты говорила, что это удивительно, что я осталась чистым и жизнерадостным человеком, после смерти мамы? Это было неправильно, и жизнь решила внести коррективы! – отрешенно говорила девушка, смотря в пустоту.
– Нюр, прекрати… – заплакала Маргарита Петровна.
– Я ведь пыталась найти, кто это все подстроил! Хотела выяснить на этой чертовой вечеринке, купила диктофон, чтобы записать разговор, но потерпела полное фиаско. Я думала, что это Сэм, он меня ненавидел с первого дня, но это однозначно был не он, иначе он бы был уже удовлетворен, а он просто грязно воспользовался ситуацией! Боже, бабушка, какие же люди жестокие! Кому это нужно было?! Я не могу больше, жить не хочется… . – прошептала Аня, повергая женщину в ужас. Маргарита Петровна схватила ее за плечи и затрясла:
– Не смей даже! Даже не вздумай, поняла меня! – яростно говорила она, смотря в пустые глаза внучки.
– Кажется, он меня сломал… .Знаешь, как я его любила?! Больше всего в жизни, даже когда бил, даже когда унижал, когда изменял – жалела его, понимала… .А сейчас чувствую, как все умирает в моей душе… .Господи, бабушка, помоги мне, что мне делать?! – прорыдала Аня. Маргарита Петровна тоже рыдала, укачивая внучку, как маленькую:
– Жить! Просто живи! Каждому воздастся по делам его!
И она жила! Ее держал Мэтт! Она должна была сделать хоть что-то, у нее оставалась только одна возможность – просить, и она не гнушалась, хоть и понимала, что надежды практически нет, но если есть маленький шанс на удачу, она им воспользуется! Она приехала в Лондон, прошел почти месяц с тех пор, как она уехала отсюда. Тридцать дней невыносимой боли, тридцать дней агонии – она медленно сходила с ума. Ее день начинался с новостей о жизни Беркета, которые она стойко просматривала, пытаясь уловить хоть что-то о сыне, глуша боль, когда видела Маркуса с очередной моделью. Но настоящим ударом стало для нее, когда она увидела, как какая-то девица тискает ее сына, сидя вместе с ним на трибуне и болея за команду мужа, бывшего мужа, когда же она привыкнет. Боль была адской, она выворачивала, особенно когда наступала ночь, хотелось вопить, она бы и вопила, если бы не закусывала наволочку и не утыкалась в подушку, топя в ней вопль и слезы. Тридцать дней ада и вот она здесь, чтобы использовать свою последнюю возможность быть с сыном! Конечно, были и другие варианты, но все они были бесполезны, можно было обратиться в СМИ, дать огласку своей истории, но что она получит, кроме пары сочувственных взглядов, если такие вообще найдутся и пару тысяч долларов. Можно было подать апелляцию, но это так же безнадежно, как ждать снег в Африке, можно было пуститься в авантюры, но это вообще бред, который не стоит брать во внимание! Все зависело от него, от Маркуса и как бы ей не было страшно, как бы не было больно, она пойдет к нему! Ей больше ничего не осталось!
В Лондоне как всегда шел дождь. Холодный ветер пробирал до костей. Аня куталась в промокшее пальто и неотрывно следила за небоскребом на Гайд парк Гарденс. Она ходила взад вперед, пытаясь унять нервную дрожь во всем теле, но ничего не помогало. Когда подъехал лимузин, она чертыхнулась – она хотела поговорить без свидетелей, но видимо не получится, Маркус в лимузине ездил со всем своим эскортом – охрана, секретарь, менеджер, личный помощник. Так и было! Из лимузина стали выходить знакомые люди, что-то весело обсуждая, а потом она увидела и его. Он был как всегда безупречен. Сердце сжалось, но она твердым шагом направилась к нему, пока охрана не задержала ее, она не стала сопротивляться, а просто позвала его, ибо он уже уходил.
– Маркус! – он вздрогнул, потом замер. Медленно обернулся, лицо ничего не выражало, глаза тоже были пусты, губы изогнулись в презрительной усмешке:
– Мне кажется, вы ошиблись мисс, если я не ошибаюсь, проститутки обитают на Сохо! – процедил он. Она проглотила унижение и продолжила:
– Маркус, пожалуйста, выслушай меня!
– У меня нет времени! – отрезал он и развернулся, чтобы уйти, она не могла это выносить.
– Нет, пожалуйста, умоляю! – закричала Аня, паника затопила ее. Она начала яростно вырываться от держащих ее охранников, вырвалась, подбежала к нему, схватила за куртку, слезы смешались с дождем ее колотило, но она знала, что у нее секунды:
– Умоляю тебя, пожалей нашего сына, прошу тебя, позволь видеть его, я молю тебя! Не будь так жесток! Я же не для себя прошу! – рыдала она. Он стоял, смотрел на нее, его губы задрожали:
– Когда ты трахалась со всякими ублюдками, ты не думала о нашем сыне! Тебе было плевать, что когда-нибудь ему скажут, что его мать грязная шлюха, что его будут этим тыкать постоянно! Тебя это не волновало – ты жила только ради своего удовольствия! Так вот я лучше избавлю его сейчас от такого дерьма, как ты, прежде чем он поймет, что ты из себя представляешь!
Она чувствовала, как все затухает в ней, в глазах темнело, пальцы все еще судорожно сжимали его куртку. Она смотрела в его лицо, пытаясь найти мужчину, которого любила, но на нее смотрели черные пустоты, и не было в них ничего, ни боли, ни раскаяния.
– Если когда-нибудь узнаешь правду, проси прощение у Бога, может он простит тебя! – прошептала она и отпустила его, медленно уходя. Она ничего не чувствовала, дождь смывал слезы, ветер обжигал, но ей было все равно. Внутри была оглушающая пустота, она была выпита до дна, выжжена дотла. Больше не было боли, отчаяния, был только холод и пустота, больше ничего не держало! Она не заметила, как попала в свой номер, она ничего больше не замечала, скинув мокрую одежду до белья, Аня подошла к зеркалу и безразлично посмотрела на свое истощенное тело, повернулась спиной, коснулась рубцов на спине и усмехнулась. Девушка открыла окно – снова холод, наверно холод – это смерть. Аня обвела отрешенным взглядом ночной Лондон и шагнула на подоконник, страха не было, не было ничего кроме безысходности и желания оборвать этот ад и агонию, которая рвала ее восемь месяцев. Смысла больше не было! Он сломал ее! Шаг, еще…
– Анна! – услышала она смутно знакомый голос. Дверь разрывало от ударов. Она не хотела возвращаться – нет! Дверь с грохотом отворилась:
– Анна… – услышала она мужской крик, в глазах потемнело, и больше не было ничего.
