Текст книги "Идеал (СИ)"

Автор книги: Полина Ордо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Времени оставалось не так много. Раз уж она собралась, то нужно идти. Нужно подпитывать этот огонёк надежды на новую жизнь.

Мужчина и девушка вышли из кино, когда на улице стало совсем темно, и холодный свет диодных фонарей облагораживал грязный снег. Толпа быстро пополнялась новыми лицами: одни входили, другие выходили после сеанса.

Парочка отошла в сторону и о чём-то бойко разговаривала. Вот мужчина чему-то улыбнулся и махнул в сторону большого и оживлённого торгового центра. Девушка улыбнулась в ответ, но, мотнув головой, виновато пожала плечами.

Толпа зрителей незаметно растаяла, и теперь на улице остались только одинокие прохожие. Время шло, а парочка даже не обратила внимания на две машины, стоящие на противоположной стороне улицы, и на тех людей, что внимательно наблюдали за всем происходящим.

Наконец, мужчина решился и совершенно по-дружески поцеловал девушку в щеку. Затем потянулся в карман и достал мобильный телефон.

Ещё десять минут длилась их беседа, прежде чем подъехало такси. Девушка помахала рукой и села в машину. Мужчина проводил её взглядом, пока она не скрылась из виду, потоптался с минуту и направился в сторону метро. Он даже не заметил, что почти сразу же, вслед за такси поехал чёрный опель. Машина пристроилась в хвост и лишь мигнула фарами.

Совсем молодой парнишка дождался, пока мужчина дойдёт до пешеходного перехода и, громко хлопнув дверью автомобиля, поставил на сигнализацию тёмно-вишнёвую девятку. Звонкая трель и ярко-жёлтый свет поворотников никого не удивил. Подождав, пока до начала движения останется с десяток секунд, он торопливо перебежал дорогу и спокойно отправился за своей целью.

Мужчина ничего не заметил, он был слишком занят разговором по телефону. Иначе он обратил бы внимание на очень заинтересованное лицо, парня. Тот даже достал сигарету и теперь нетерпеливо, излишне нервно грыз фильтр, выдыхая клубы дыма. Он следил за мужчиной злым, цепким взглядом.

У самого входа в метро, парень задержался, пропуская свой объект наблюдения вперёд. Выкинул окурок в урну и достал смятую фотографию из кармана. Недолго посмотрел на неё, и, поколебавшись, сунул её обратно.

Толкая тяжёлые деревянные двери и вдыхая тёплый, немного прелый воздух, парень с надеждой думал лишь о том, что теперь не упустит свою жертву.

4) Имя твое – Зверь

Горе вам, на земле и на море, ибо дьявол с гневом

посылает зверя, ибо знает, что время его мало…

Дэвид Зельцер, «Омен. Знамение».

Каждый человек рано или поздно задумывается о своём месте в мире. Вместе с этим всегда приходит осознание того, подходишь ты этому обществу или нет. Понятие нормы, что это? Как можно осознать, нормален ты или скорее образец патологии?

Он нередко об этом думал. Такие мысли часто возникали в его голове. Бог надарил его интеллектом, и помимо самого инструмента, наделил его умением с ним обращаться. И он делал это мастерски. Может, отчасти поэтому ему было настолько скучно, что подобные мысли приходили в его голову.

Он пытался вычленить себя в этом мире, пытался понять, нормален он или нет. Но ответов так и не находил. Жизнь человека не только быстротечна, она пластична, гибка и податлива. Как и само понятие нормы. То, что выглядело дикостью десять лет назад, внезапно сегодня становится вариантом нормы.

Он пытался найти ответ на этот вопрос с позиции логики. Но и тут его ждал тупик. Как бы парадоксально это ни звучало, но единого варианта человеческой логики нет. У каждого она своя. Даже у психически больного:, он имеет право видеть мир не таким, как всё.

Размышляя над этими философскими вопросами, он рано или поздно всегда приходил к самому сладкому моменту. Фантазиям. Он представлял себе её, воображал, какая она. Вспоминал. Рисовал в уме её портрет. Он чётко знал, какой же она должна быть.

Ангел.

Обычно он откидывался на спинку кресла и сводил перед собой ладони и закрывал глаза. Нервно выстукивал кончиками пальцев дёрганый ритм, будто наматывал тугую мысль на основу.

Белокурые волосы. Натуральная блондинка. И цвет такой живой, чтобы пахло живой пшеницей. И мягкость, чтобы коснуться лицом этих локонов и ощутить давно забытое материнское тепло. Они должны быть длинными, чтобы проводя рукой, можно было наслаждаться их гладкостью и красотой. Наслаждаться бесконечно. Брать в руки щётку с натуральным ворсом и расчёсывать их, приглаживать волосок к волоску. Делать их идеальными. Ведь у неё они были именно такими. Идеальными. Совершенными.

Глаза.

Стоило только смежить веки, как тут же он видел их. Большие, голубые. Будто небо раскололось на мелкие части и одарило её таким неземным взглядом. Эта голубизна была чистой и глубокой, подобно горным озёрам. Они несли свежесть и покой. Они подавляли все его страхи, они очищали его от грехов, они награждали безмятежностью. Только смотря в её глаза, такие чистые и искренние он забывал обо всём и чувствовал себя живой. Он готов был смотреть в них вечность. Они были идеальны.

Губы.

Почему-то её улыбка пахла поздней весной, дождями и… молодыми яблоками. Может, потому, что губы были такими же нежными, сладкими. Их цвет напоминал румяный бок спелого плода. Каждый поцелуй даровал сочный привкус жизни. Он пьянел от её губ, от их мягкости и теплоты. Она всегда задорно и заливисто смеялась, обнажая ряд белоснежных ровных зубов. Они напоминали нитку жемчуга. Ни у кого не бывает таких зубов. Но она же ангел. Склонив голову, она позволяла чуть волнистым прядям падать на лицо. Милые ямочки на щеках придавали ей живость и некоторую наивность. Всё это складывалось в идеальный образ.

Он видел его!

Чувствовал!

Наслаждался…

Как же он хотел вновь почувствовать прикосновение её рук к своему лбу. Чтобы она подарила ему прохладный поцелуй, полный надежды. Вдохнула в него силы жить и бороться.

Недостижимый и давно ушедший в небытие образ любимой женщины.

Его идеал.

Он открыл глаза и посмотрел на часы. Время неумолимо шло вперёд, отмеряя ему новые минуты страдания, жизни без неё.

Но он не сдавался. Он искал. Он вглядывался в каждое женское лицо, ища там знакомые черты. И очень жалел, что человеческое тело такое грубое и неподатливое. Почему нельзя слепить то, что жаждешь? Он видел дорогие сердцу приметы, очертания, но все они были частью дешёвых, грязных ликов. Он не мог отделить те идеальные части и собрать их воедино. Как бы ни желал этого, как бы ни хотел.

Оставалось только искать.

Иногда ему казалось, что все его старания тщетны. Невозможно снова повстречаться с ангелом. Как только он начинал сдаваться, желать смерти, как она посылала ему их.

Это были копии. Не такие идеальные. У них были свои недостатки, но они были устранимы. Словно подбадривая его, ангел раскладывала перед ним заготовки, готовые к обработке умелыми руками мастера.

И он принимался за работу. Рьяно. Живо. Со страстью и той сердечной пылкостью, на которую был способен безумно влюблённый мужчина.

Он наслаждался мгновениями близкими к экстазу, когда ему казалось, что его ангел вновь спустился с небес. Она вновь улыбается ему. Она снова рядом с ним.

Однако заготовка так и оставалась заготовкой. Как бы ни старался, не пытался всё исправить, брак и недоделки вылезали на поверхность, уродуя труд всей его жизни. Словно разъедающая плесень, которую никак не побороть. Она засевала спорами весь материал, приводя его в негодность.

Тогда горькое осознание не идеальности очередной заготовки рушило весь его хрупкий мир. Гнев зарождался в сердце и убивал всё самое светлое, что в нём было.

Как сейчас.

Минутная стрелка с еле слышным щелчком встала на законное место, показав точное время и оборвав чью-то жизнь.

Он раздражённо поправил волосы и встал с кресла. Подошёл к столу и взял пистолет. Начищенный металл показал ему знакомый взгляд зверя. Того, кого он ненавидел больше всего в жизни.

Зверь требовал расплаты! Требовал справедливого возмездия от этой жизни. Требовал мести за порушенный, поруганный идеал. За то, что у него отняли его ангела. Требовал крови.

Щёлкнув затвором, мужчина проверил рабочее состояние и, сжав в руке рукоять пистолета, направился к той двери, что скрывала от него очередную подделку.

Он знал, что будет больно. Он ощущает это почти всегда. Ведь чувство привязанности и родства никто не отменял. Он ведь видел их частью себя, частью своего прошлого.

Она будет молчаливо ждать его вердикта.

По злой воле все они наделены такой же способностью чувствовать и ощущать этот мир, как и он. Они любили, страдали и не понимали, почему не заслужили его… милосердия. Но это было до того, как он смог усмирить зверя. Теперь же они почти не мучаются. Когда-нибудь он придёт к тому, что их смерть станет просто прощальным поцелуем, оставляющим на губах сладкий холод. И никакой боли.

Свет одинокой лампочки выхватил из мрака бледность её лица. Она боится. Она знает, что минуты жизни, отмеренные ей, подошли к концу.

Ему действительно жаль, что всё так получилось. Но зверь требует своего. Он не успокоится, пока не увидит её кровь.

Почему же она не смогла стать тем идеалом? Что стало фатальной, роковой ошибкой? Что пошло не так?

Кровь багряным пятном расплывается на заботливо подстеленной клеёнке. Русые волосы потеряли своё сияние и теперь тусклой, серой волной благодарно напитывались багрянцем.

В чём он просчитался? Почему же так всё получилось?

Глаза, в которых буквально мгновение назад жизнь била ключом, напоминали осколки стекла. Мутные, грязные, бездушные. В них ещё читалась безмолвная мольба.

Склонившись над телом, он будет изучать её несовершенства. Запоминать всё, что привело к такому фатальному результату, чтобы следующая попытка стала последней. Чтобы не пришлось вновь брать пистолет, вновь вдыхать жжёный запах пороха и пряный аромат свежей крови.

Зверь доволен. Он отомщён. Отомщён его идеал. И теперь, когда зверь сыт и спит в своей берлоге, ему нужно вновь приниматься за работу. Искать, пробовать и стараться.

Чтобы не казалось, как бы не изворачивалась жизнь, но он ненавидел зверя. Страдал от его дикого норова. И пока он не найдёт свой идеал, зверь будет жаждать крови.

Часы мерно тикали, отсчитывая новые минуты жизни без неё. Беспросветная тьма, в которой царит только холод и одиночество.

Он сел в кресло и положил пистолет себе на колено. Маленькое пятнышко крови чернело на тёмной ткани джинс.

Он только что оборвал чью-то жизнь.

И он сделает это снова.

Как сложно держать себя в руках, когда зверь внутри недовольно ворочается. Он не может улечься, успокоиться, насытиться. Слишком давно его губ не касалась кровь, слишком давно острые клыки не впивались в свежую плоть. Он голоден. И чем больше он беснуется, рвётся на свободу, тем сложнее контролировать внутреннее буйство.

Поиски затянулись. Он был так разочарован последней попыткой, буквально разбит. Слишком уж она была похожа на ангела. Она почти приблизилась к тому самому идеалу, совершенному, уникальному, неповторимому. Была всего лишь в одном шаге. И тем больнее понимать, что… она сама вынудила убить её. Она не захотела пойти на последний шаг. Для неё это было немыслимо. Если бы она только знала, что тем самым подписывает себе смертный приговор. Изменила бы своё решение? Согласилась бы?

Почему она не захотела?

Вопрос, на который теперь не узнать ответа.

Сколько раз он прогуливался по улицам города. Ночным и пустынным, безлюдным. Когда приятно пахло холодом, а луна пряталась в тонких тучах. Жёлтые огни фонарей выхватывали только небольшие куски домов и тротуаров, и всё вокруг наполнялось безумством фантасмагоричных теней. Тогда ему казалось, что его одиночество будет слишком явным, и он сможет найти кого-то подобного. Встретит её. Она будет также прогуливаться поздним вечером, любуясь гранитными формами большого города. Может, выйдет к реке и, подставив лицо холодному ветру, будет рассматривать пенные волны своим задорным, блестящим взглядом.

Днём было сложнее: слишком много людей, слишком много шума. Он всматривался в этот бесконечный поток чужих лиц, натыкаясь на бездушные, отрешённые взгляды. Он не чувствовал её духа, её присутствия. Очень уж надеялся на какую-то подсказку, знак свыше.

Время шло и ничего не менялось. Обычно хватало нескольких недель, от силы месяца, впервые поиски затянулись больше чем на полгода. Может, это и к лучшему: есть время подумать.

Он активно пользовался этой возможностью. Собирал по крупицам всё, что мог, чтобы подготовиться. Обычно он действовал по наитию, просто хватался за предложенный шанс, а когда боль утраты накатывала обжигающе красной волной, слепя и оглушая, то начинал стремиться только к забвению. Утолить это вязкое чувство… никчёмности и одиночества.

Его ангел. Она всегда с радостью дарила ему теплоту своей души и тела. От её действий всегда разило любовью и заботой. Только она могла подойти к нему со всей своей детской беспечностью. Убрать его руки с клавиатуры ноутбука, нежно провести ладонью по его щеке и игриво поцеловать в лоб. Её губы будут привычно шептать всякие милые глупости, а затем вновь дрязняще приблизятся к его, требуя чего-то большего.

Она всегда была рада проводить время рядом с ним, любила отвлекать его от работы. Не добившись нужного внимания, садилась к нему на колени. Тогда его обдавало терпким жаром и сладким ароматом ванили, а ещё чем-то фруктовым. Молодым, дерзким и сочным. Её тонкие пальцы зарывались ему в волосы, он очень любил это. Просто начинал сходить с ума. И ничто в мире не могло его удержать.

Он с наслаждением целовал её лицо. Будто утолял немыслимую жажду. В такие моменты весь мир исчезал, перед глазами были лишь милые сердцу черты. Он готов был сделать всё что угодно, лишь бы их счастье длилось вечно.

Даже когда его руки жадно ласкали её тело, он продолжал ненасытно впитывать каждый стон, каждый вздох, доводя их страсть до бушующего пожара. Она была прекрасна во всём. Её не портили крики наслаждения, звучавшие для него истинной музыкой любви. Её не портила мелкая испарина, покрывавшая белоснежную кожу тонкой россыпью сверкающих бриллиантов. Её ничто не могло испортить.

Он хотел доводить её до исступления, до безумных криков, от которых тело пронимала дрожь, а возбуждение переходило за грань. Захлёбываясь от страсти и сливаясь в одно целое, они переставали существовать для этого мира.

И не было ничего прекрасней, чем эта всепоглощающая любовь.

Иногда воспоминания об этом по-настоящему сводили его с ума.

Он знал, ощущал и не мог забыть всё пережитое. И жалел. Её.

Он никогда не узнает правды.

Не узнает, кто забрал её. Отнял. Убил.

И тогда кошмары возвращались. Путали сознание, нашёптывали, напевали странные, вязкие мысли. Он вспоминал про пистолет и очень хотел прекратить всё это.

Сколько раз, дрожа и всхлипывая, грыз холодное дуло, не в силах сделать последний шаг. Нужно было лишь нажать на курок и прекратить все эти мучения. Жмурясь и едва дыша, он так и не мог этого сделать.

Тогда, воя и крича от боли, принимался крушить всё, что попадалось под руку. Он в капкане, в ловушке. И нет никакой надежды прекратить весь этот ад… Когда становилось немного легче, брал ключи и садился в машину. Колесил по улицам, выискивая нечто.

Тогда он легко убивал. С безумным, садистским наслаждением. Это всегда были просто случайные жертвы, те, кто повелись на его милый облик, не зная, что же за зверь обитает внутри. Он увозил их к болотам, где жадная топь с радостью давала последний приют тем, кому не повезло.

Вот и сейчас нервно впиваясь ногтями в руль, он рыскал взглядом по тротуарам. Отчаяние дошло до пика. Никогда ему не найти своего ангела.

Вечер уже подкрадывался на мягких лапах, обдавая снежной крупой торопящихся прохожих. Привычная картина, от которой тоска сводила зубы. Зима затягивалась, причудливо переплетая в себе лютые морозы и краткие моменты оттепели. Она до жути напоминала его состояние, маятником отсчитывая последние дни, когда снег вселял хоть какую-то надежду.

Припарковавшись у небольшого магазина, он не вытерпел и вышел. Крахмальный хруст под ногами немного успокаивал. Втянув голову в плечи и подняв воротник, он щурился, жмурясь от ледяных порывов и колючей крупы, летящей прямо в глаза.

Взгляд лениво скользил по сытым и довольным лицам, лишь усиливая злость и раздражение.

Сжимая кулаки в карманах до обжигающей боли в пальцах, хрипло дышал и пытался найти хоть кого-нибудь. Кого-нибудь…

Тёплый взор серых глаз заставил вздрогнуть и замереть, оглядеться. Он сам не заметил, как забрёл во дворы, где высокие сугробы уже покрывались грязным налётом. Из большого серого здания, кажется, поликлиники, вышла весёлая девушка. Она выгодно отличалась ото всех, кто встречался ему сегодня.

Она была живой.

Странный огонь жизни буквально окружал её сладким ореолом надежды. Милая внешность и задор во взгляде.

Девушка поправила немного несуразную шапку у себя на голове и очаровательно улыбнулась небу. Она смотрела на него мечтательно и вдохновенно, зажимая на руке накладку из пластыря.

Даже отсюда он учуял кровь.

Но незнакомку это не беспокоило. Она лишь продолжала улыбаться и смотреть на мир иным, незамутнённым взглядом.

Её лицо показалось ему знакомым. Будто он видел его где-то. Действительно видел? Или…

Внутри всё потеплело, даже снег перестал волновать.

Он расслабился и вытащил руки из карманов.

Неужели…

Ведомый сладким миражом, волнительным запахом и похожим обликом, он повторял все её шаги. Слился со сгущающимися сумерками, превратившись в незаметную тень. Скользил за ней, выхватывая новые, волнительные моменты её облика.

Он видел её. Точно видел. Просто не знал, что она и есть его ангел. Или не хотел для неё такой судьбы?

От этой мысли зверь утробно зарычал, призывая к благоразумию.

Не нужно думать о таких глупостях.

Она не такая, как они всё.

В ней не нужно ничего менять.

Она просто идеальна.

Он прождал под её окнами почти до полуночи, надеясь увидеть её лицо хотя бы ещё один раз. Время шло, а чернеющая пустота и не думала озаряться светом лампы. Снег прекратился и на улице немного потеплело. Потирая замёрзшие руки и выдыхая едва заметные клубы пара, он прислонился к холодной стене.

Где он её видел? Где? Когда? Или это просто игра воображения? Слишком уж похожа на неё…

Она подошла к окну только рано утром, с любопытством вглядываясь в сереющий мрак. Одинокие фонари отливали белизной, выхватывая лучами её лицо.

Да.

Всё верно.

Зверь пришибленно заскулил, зализывая старые раны.

Ангел.

5) Счастье

Чем больше счастье, тем меньше следует ему доверяться.

Тит Ливий.

Дина никогда не думала о том, есть ли в жизни счастье. Оно казалось ей слишком эфемерным и недостижимым, что даже в мечтах не представляла себя такой. Счастливой.

Новые чувства ворвались в её затхлый мирок мощной свежей струёй, стряхивая пыль в самых дальних уголках души, наполняя девушку какими-то странными, но приятными чувствами. Оказалось, что она, может. и хочет чувствовать себя такой: нужной, любимой, счастливой.

Была ли причиной этому любовь?

И есть ли она вообще?

Теперь Дина страдала от бессонницы. Привычные рабочие будни не увлекали. как прежде, не выматывали. Нет, они всего лишь стали рутиной, от которой становилось неимоверно скучно. Каждую минуту она думала, чувствовала, как шевелятся в её голове мельчайшие шестерёнки, приводя в движение скрытые желания и мотивы. С каждый днём она открывалась для себя совершенно новой и чужой, будто незнакомка распахнула окно в жизнь и теперь смотрит на всё чистым, ясным взором.

Скука становилась всё сильнее, ночи казались холодными и одинокими. Любимые запахи теперь ощущались по-другому. Дина чётко знала, что они не настоящие. Когда пробуешь истинный вкус жизни, от любого суррогата становится тошно.

Ночи стали длиннее. Лёжа в постели, девушка просто закрывала глаза и пыталась уснуть. Но это плохо ей удавалось. Марк Вадимович Смолянский. Три слова, от которых во рту пересыхало, а в груди что-то радостно екало. Она повторяла это имя раз за разом, уверяя себя, что это не мираж, что он не исчезнет от самого слабого дуновения ветра. Сложно было поверить себе и своим желаниям. Ей всё чудилось, будто… Прошлое не хотело отпускать. Дина всё ещё боялась идти в будущее. Она чувствовала, что тащит чемодан без ручки. Почему бы его не бросить?

Ответ на этот вопрос у неё не было. Как и не было объяснения, почему её не отпускает прошлое.

Марк Вадимович Смолянский.

Очередная ночь казалась бесконечным забегом в никуда. То накрываясь одеялом, то отбрасывая его в сторону, Дина не могла определиться, жарко ей или всё же холодно. Диван вдруг стал неудобным, комковатым с продавленной спинкой. Будто бы скатываясь в невидимую впадину, Дина недовольно ворочалась в тёплой постели.

Марк Вадимович Смолянский.

Ей нравилось произносить это имя. Оно напоминало ей мёд. Когда берёшь ложку, забираешь совсем чуть-чуть уже начинающего засахариваться лакомства и отправляешь в рот. Жёсткие кристаллики плавятся, стекая по языку сладковатым сиропом с оттенками чего-то цветочного и лакомого. Вот и от этих слов во рту появлялся необычный вкус, он был даже скорее карамельным, чем медовым.

Странно, что она называет его именно так. Полностью.

Официальное и грубое отношение. У неё язык не поворачивался назвать его просто Марком. Она чувствовала огромную пропасть между ними. И это проявлялось во всём.

Дина сердито выдохнула и с силой вжала голову в подушку, прогоняя настойчивые, назойливые мысли, проклиная всё на свете за невозможность заснуть.

Нетерпение, раздражение – откуда они взялись в ней?

Всё дело в нём.

Можно опустить фамилию и называть его Марком Вадимовичем. Он же старше её почти на тринадцать лет. С одной стороны, они находились в одной возрастной параллели, но с другой… Тринадцать. Это много. Он из другого поколения, из другого теста, из другого прошлого. Хотя Дина и пугалась этого факта, но, пожалуй, это различие и манило её. Не могла она найти чего-то родственного, своего, милого в отношениях со сверстниками. Слишком уж наивна и беззащитна. А Марк Вадимович в некотором отношении опекал её. Возможно, Дина искала в этих отношениях что-то из детства. То, что ей не дали, чего лишили. Маленькая девочка в поисках родителей, в поисках отца. Забота, надёжность, уверенность, любовь. Вот что ей нужно было. Удивительно то, что это выгодно отличало её от других девушек. Вряд ли она догадывалась, что своей недолюбленностью она льстила Марку Вадимовичу. Даже в страшном сне не подумала бы о таком.

Дина протяжно выдохнула. Она вспомнила об очередном толчке, увеличивающем разрыв между ней и мужчиной.

Деньги.

Девушка относилась к ним как к неизбежному злу. Они просто есть. Они нужны для жизни и не более того. Они не самоценность, не цель, не мечта. Это просто бумажки, которым придают слишком много значения. Для Дины они были ничто. И в то же время она понимала всю утопичность своих рассуждений. Она могла их ненавидеть и презирать, но и жить без них – невмоготу. Поэтому девушке с трудом получилось найти тот хрупкий баланс, позволяющий жить в спокойствии со своей совестью. Марк Вадимович же абсолютно не стеснялся того, что деньги у него водились. Он показывал это совершенно без злого умысла или желания оскорбить. Но Дине было жутко неудобно понимать, что на неё тратятся. Она осознавала, что это глупо, но ничего не могла поделать. И от этого внутри росла ненависть к себе.

Марк Вадимович изо всех сил старался окружить её заботой и вниманием, а Дина рвалась на волю, не позволяя себе принимать такое отношение.

Она считала себя недостойной его.

Вот в чём корень всего зла.

Он слишком хорош для неё. Чем она могла заворожить его? Чего в ней такого?

Прошлое дыхнуло на неё своим трупным запахом, убеждая в обратном.

Ренат очень ревновал Дину. Да так, что дошло до того, что он не выпускал жену на улицу. Тогда это казалось Дине очередным заскоком её ненормального мужа.

А, может, всё не так?

И она действительно красива и привлекательна? Что если она нравится многим, просто не позволяет самой себе соглашаться с этим.

Дина села в постели и обхватила себя руками. Ей вдруг до жути захотелось, чтобы Марк оказался рядом. Марк… Как же всё-таки плохо одной. Неужели она пресытилась вынужденным покоем и теперь всем естеством требует быть частью общества, частью большого и прекрасного мира.

Странно, они пока застряли в каких-то промежуточных отношениях. Дина даже толком не позволяла себя целовать. А сейчас, при одном только воспоминании о Марке, ей стало так трудно дышать, что девушка невольно свесила ноги с дивана и вцепилась руками в край простыни, судорожно втягивая воздух носом.

Дина медленно успокаивалась, обводя комнату задумчивым взглядом. Теснота давила на сознание. Ощущение и запах любви требовали свободы и душевной широты. А здесь она, как в клетке.

Зажмурившись, Дина тряхнула головой и почти со сладким сожалением подумала о том, что раньше ей было очень хорошо. А теперь, как бы ужасно это ни прозвучало, она не сможет наслаждаться тем, что было.

Она хочет быть счастливой?

Действительно, хочет?

Девушка опустила ноги на пол. Холодный и противный. Но сейчас он отрезвляет её. Дина посмотрела на экран старенького мобильного телефона: три часа ночи.

А ей всё не заснуть.

Из-за Марка.

Из-за той пропасти.

Из-за странного желания отбросить все страхи и оказаться совершенно счастливой.

Из-за…

Да много из-за чего.

Она не могла поверить в то, что может быть по-настоящему счастливой. Ренат убил в ней всё живое, почти превратив в свою куклу. Поэтому Дина сводила к минимуму прикосновения Марка. Прошлое всплывало грязным масляным пятном в прозрачном настоящем, пачкая чистые порывы будущего.

Дина ещё поразмыслила надо всем и неожиданно для себя пришла к выводу, что… В целом было бы неплохо решиться на что-то большое. Разве она этого не заслужила? Чем так плох Марк? Она сумела вырваться из болезненных объятий Рената, теперь ей хватит смелости и мужества предотвратить это снова. Теперь она не будет успокаивать себя всяческими глупостями и искать оправдание тому, что невозможно оправдать. Жизнь дала ей шанс и Дина воспользовалась им на полную катушку.

Девушка не выдержала и встала, нерешительно подошла к окну и потянула одну створку на себя. Невероятно свежий и оттого более очаровательный и манящий запах весны ударил пьянящим ощущением в голову.

Жить хорошо.

Жить здорово!

Дина вдыхала и выдыхала, смотря на блестящие в лунных лучах металлические крыши домов. Она наслаждалась загадочным, мистическим видом ночного города.

Ей было невдомёк, что снизу, в самой тени, где мрак становился похож на кофейную гущу, был Зверь. И он не сводил с неё глаз. Этой ночью луна почти соединила их. Девушка наслаждалась жизнью, а Зверь наслаждался Диной.

Створка неслышно хлопнула, скрывая Дину в теплоте квартиры.

Но Зверю было всё равно.

Он будет ждать.

Совместные прогулки были их самым любимым развлечением. Дина не хотела вновь чувствовать себя зависимой, но не от Марка, а от его денег. Их первое знакомство и отношения, ставшие вдруг очень тёплыми, трепетными и нежными, внушали в Дину страх. Что всё это мираж. Что всё это счастье она выдумала для себя сама.

Поначалу мужчина сопротивлялся и пытался строить всё по привычной схеме. А Дина упорно не хотела встраиваться в эти рамки. Она отказывалась от кино, от театра, от кафе и ресторанов, от всего.

Возможно, она действительно многого боялась. И страх был таким явным, что только на улицах города девушка чувствовала себя по-настоящему свободной. Если что-то пойдёт не так, она сможет уйти, сбежать, раствориться в толпе.

Конечно, Дина понимала, что всё это глупо, но ничего не могла с собой поделать.

И Марк сдался. Разочарование быстро сменилось азартом. Теперь он специально подбирал маршруты и показывал Дине город совершенно с другой стороны. Каждая их прогулка сопровождалась интересным рассказом.

Сегодня он показывал ей мосты. Дина внимательно слушала мужчину, крепко сжимая его сильную руку и думая о том, сколько же всего знает Марк.

Они очень сильно походили на юных влюблённых, которым всё никак не удавалось надышаться, налюбоваться друг другом.

Весна уже стучалась во все окна ярким солнцем и запахом почти набухших почек, сыростью талого снега и завораживающим пением птиц. Марк расстегнул ворот пальто и, залихватски закинув на плечо концы шарфа, бурно рассказывал Дине очередную, невероятную историю. Она поправляла непослушные волосы и, раскрыв рот, внимательно слушала его.

Парочка свернула с широкой улицы и вышли на небольшой мост.

– Ну, вот мы и пришли, – Марк загадочно улыбнулся и подмигнул девушке.

– Да? Куда? – Дина недоумённо посмотрела в лицо мужчине, краем глаза отмечая чёрные волны реки, шумно плескавшиеся в твёрдых объятиях гранитной набережной.

– Сюда.

– А что здесь?

– Мост.

Дина звонко рассмеялась, прикрывая рот рукой. Она восхищённо смотрела на Марка, зная, что тот в очередной раз устроит ей какой-нибудь сюрприз. Он любил выкидывать такие штуки. Буквально неделю назад они почти всю ночь провели на крыше какого-то дома, наблюдая за ночным городом и усиленно согреваясь пледами, глинтвейном и теплом нежных объятий.

– Я вижу, что это не лестница. Обыкновенный мост. Что в нём такого?

– О! Вот это хороший вопрос…

Они отошли в сторону, к самым перилам, чтобы не мешать другим прохожим.

– У этого моста очень необычное, но оттого просто замечательное название.

– Хм, – Дина задумалась. Марк уже не раз показывал ей совершенно чудные места. Она просто терялась в догадках, что же не так с этим местом? – Честно, у меня нет ни одной идеи, почему этот мост может быть особенным.

Марк осторожно обнял Дину и притянул к себе, довольно улыбаясь и смотря ей прямо в глаза. Девушка заливалась смущённым румянцем. Ей всё безумно нравилось. Никогда в своей такой сложной, запутанной и короткой жизни она не испытывала ничего подобного.

Любовь – это бабочки в животе. Но у Дины было нечто другое. Она чувствовала себя чёрно-белой картинкой, выцветшей, старой и забытой. Просто бессмысленный кусочек бумаги, затерявшийся на просторах большого и жестокого мира. Её крутило и кидало из стороны в сторону, унося прочь от светлого и счастливого будущего. Пока не появился Марк. Он был ярким сгустком, волшебством, от которого стих ветер, а тонкие контуры её жизни стали наполняться цветом. Она оживала, будто чьи-то заботливые руки подняли рисунок с земли и положили его в нагрудный карман, поближе к сердцу.

Любовь – это тепло рук, кофейный аромат глаз, звонкая медь волос и чистота, искренность самых нежных, чувственных и нужных слов.

– Так ты скажешь мне название?

– Я хотел, чтобы ты попыталась угадать, – в голосе Марка появились странные, необычные нотки, от которых Дина смутилась ещё больше.