Текст книги "Серая мышка и хищник (СИ)"
Автор книги: Полина Круглова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
– Мышка, тебе не нужно никакое белье, чтобы свести меня с ума, тебя самой вполне достаточно, – прошептал он ей на ухо, прикусывая мочку уха.
– Мышка? – удивилась она обращению. А мысли уже вылетели из головы, как обычно происходило, стоило ему подойти так близко.
– Так я тебя называл, когда не знал твоего имени, – пояснил он, медленно спуская бретельку лифчика с плеча, чуть больше обнажая нежное полушарие. Наклонился, но не прикоснулся губами, как она ожидала, а будто поддразнивая, продолжал объяснение, намеренно обжигая дыханием чувствительную кожу:
– Когда увидел тебя… – опустил голову еще ниже, почти касаясь ее кожи губами. – … впервые…
– Да? – прошептала она, приглашая его то ли к продолжению рассказа, то ли побуждая коснуться ее.
– … подумал, что… – пальцы потянули бретельку еще ниже, освобождая затвердевший сосок. Губы переместились поближе, но не прикасались. Она почти перестала дышать в ожидании, когда его горячие губы, наконец, накроют ее горошину, втягивая, посасывая. Все еще только его жаркое дыхание!
– Что… подумал? – выдохнула она. Он секунду полюбовался ею, запрокинутой головой, подставляющей все: шею, плечи, грудь его поцелуям, закрытые глаза, чуть подрагивающий сосок, в ожидании его прикосновения. Но почувствовав первые признаки зарождающегося раздражения в ее голосе, решил переходить к конкретным действиям. Еще миг и вторая бретелька поползла вниз, обнажая второй сосок. Его пальцы провели вдоль линии шеи, спустились к ключице и замерли в дразнящем ожидании.
Она резко открыла глаза:
– Ну все! Ты достал! – в момент превращаясь в тигрицу, прорычала она. Уперевшись ему в грудь, чуть отодвинула его от себя, затем завела руки за спину, расстегнула застежку лифчика, но поведя плечами, удержала его от неминуемого падения. Он во все глаза смотрел, как ее руки, выглянули из-за спины, опустились к бедрам, пройдясь по их крутизне, на мгновенье длинные пальцы, казалось, погрузятся в углубление между ее бедер, но они поползли вверх, по плоскому животу, прошлись с обеих сторон по ребрам, приблизились к возбужденной груди. Она опустила взгляд на соски и играючи дотронулась до одного большим пальцем. Он с силой втянул в себя воздух, продолжая заворожено наблюдать.
Она тем временем поднесла к губам указательный палец и облизала его. Опустила руку, сначала прикоснувшись им самой вершине, затем обвела влажным пальцем вокруг соска, и чуть сжала его между большим и указательным пальцами. Больше терпеть он уже не мог! Набросился голодным ртом на другой сосок, призывно торчащий из нежно зеленых кружев.
От пронзившего наслаждения, она застонала, откинув голову, выгибаясь, вся подаваясь ему навстречу. Его руки уже бродили по ее ягодицам под тонким кружевом трусиков, лаская и притягивая к себе. Когда он уже хотел прижать ее и войти прямо здесь, резко, на всю длину, она вдруг снова уперлась руками в его грудь. Ну что за игру она затеяла?!
– Что?… – прошептал он удивленно.
– Ложись, – приказала она, довольно чувствительно толкнув его по направлению к кровати. Второй раз за ночь его брови сошлись на переносице, ну наказать ее, оттрахав с силой, он всегда успеет, ведь напрашивается же! А сейчас лучше посмотреть, что она там задумала. Хотя сердце бешено стучало, напряжение достигло того уровня, когда казалось, что еще мгновенье и он просто взорвется.
Откинувшись на постель и даже забросив руки за голову, он предоставил ей полную свободу действий. Через долю секунды он пожалел, что поступил так опрометчиво, не взяв ее прямо там, у двери. Она опустила руки, и лифчик мягко соскользнул на пол. Глядя прямо на него, подошла к кровати, бессовестно покачивая бедрами. Забралась на постель рядом с ним. Он уже понимал, что еще чуть-чуть и он сгорит в огне, охватившем все тело!
Она медленно наклонилась к его лицу, локон ее длинных волос упал, щекоча его ухо, она провела щекой по его щеке, прошлась губами по сильной шее, почувствовав биение его пульса, это еще больше вдохновило ее. Власть над его телом моментально вскружила голову. Ее губы скользнули ниже, обошли стороной его плоский сосок и уже начали спускаться к подрагивающему животу, но вернулись на секунду, чтобы лизнуть язычком мгновенно свернувшийся в комочек сосок. Он застонал от непереносимой сладкой пытки и собирался потянуться к ней, но она положила руки на его бицепсы, заставляя оставаться в то же положении:
– Сам виноват! Нечего было меня драконить! – выдохнула она ему в живот.
Лежать спокойно не было никаких сил, его руки мяли простыни, пытаясь хоть таким образом дать выход напряжению и заставить тело не двигаться. Но когда она лизнула полоску волос на животе, сбегающую вниз, к вздыбившемуся гладкому упругому члену, терпеть дальше уже не было никаких сил; а она уже смотрела голодными глазами на завораживающую розовую атласную головку в форме сердца, которую так хотелось лизнуть, поцеловать, обнять губами, втянуть в рот и пососать, чувствуя на языке солоноватость маленькой капельки из самого центра этой манящей головки. Он резко перекинул ее через себя, поставив на четвереньки, и с рыком:
– Ну все! Конец тебе!
врезался со всей силы в нее сзади.
На мгновенье испугавшись, что мог сделать ей больно, потому что даже не проверил, насколько она была готова, остановился. На секунду вынырнув из этой пучины охвативших небывалых чувств, услышал окончание ее крика-стона наслаждения и, ощутив себя в горячей истекающей сладким соком глубине, потерял всякие остатки контроля, продолжил насаживать ее на себя, одновременно врезаясь в жаркую пещерку.
Взрыв у обоих был такой силы, что какое-то время ни двигаться, ни говорить, ни думать ни один из них не был в состоянии. В комнате раздавалось только жаркое дыхание с редкими глубокими вздохами, имеющими целью восстановить хоть какое-то подобие нормального ритма вдохов-выдохов.
– Да уж!.. Мышка…! – ошалело пробормотал он с усмешкой.
– Сам виноват, – прошептала она, перекладывая всю ответственность за свое поведение на него.
Рассмеявшись, он звонко чмокнул ее в ягодицу.
– Вот любишь ты все-таки мою задницу, – констатировала она.
– Люблю, – уверенно подтвердил он.
Оба уже были полностью готовы к выходу. Пока он собирал какие-то бумаги в кабинете, она решила быстренько помыть пару чашек, оставшиеся после завтрака. Ей было приятно чувствовать свою причастность к соблюдению чистоты в этом доме. Приятно оставлять за собой порядок: застеленную постель, вымытую посуду, аккуратно разложенные вещи. Чувствовать себя хозяйкой! Обольщаться, конечно, не стоит! Но поиграть в эту роль было очень уж заманчиво!
– Надин, у меня к тебе деловое предложение! – услышала она у себя за спиной.
Повернувшись к нему, она с улыбкой поинтересовалась:
– Какое?
– Можно я у тебя куплю то умопомрачительное белье, которое ты мне вчера продемонстрировала?
– Зачем оно тебе? – удивилась она.
– Ну, мне бы хотелось, чтобы оно оставалось здесь, я бы мог к нему прикоснуться в любое время. Ты наверняка за него отвалила кучу денег, и я…
Улыбка медленно сползла с ее лица. Он быстро продолжил:
– Я просто подумал, может, ты копишь на поездку на Мальдивы или на бриллиантовую диадему… – попытался он неуклюжей шуткой хоть как-то разрядить ситуацию. – И я бы помог тебе, компенсировав белье, ты же для меня его купила… – черт, получилось совсем коряво.
– Прости, – уже серьезно продолжил он, – Я вижу, что ты экономишь, хотел предложить помощь…
Это был момент, который, она была уверена, рано или поздно наступит и нужно будет решать либо впускать его в свою жизнь, полностью и окончательно, либо не пускать, но тогда второго шанса уже не будет. Либо да, либо нет, и эти «да» и «нет» – окончательные, повернуть назад уже не удастся.
Она отвернулась к раковине, выключила воду, которая все это время текла из крана, подгоняя ее принять решение.
Он стоял сзади. Спиной, затылком она чувствовала его, чувствовала, что он тоже ждет.
И она начала тихо говорить:
– Папу убили на глазах у мамы… застрелили… мама кричала… долго кричала… наверное, поэтому соседи вызвали милицию и скорую. Я приехала с работы, когда там уже собралась толпа народа. Мама кричала, милиционеры ходили туда-сюда, врач пытался вколоть маме какое-то успокоительное… следующие дни я плохо помню, маму увезли в больницу, периодически появлялись и исчезали какие-то люди, им нужно было платить за что-то из организации похорон, ходила к маме, приносила еду. Было очень страшно, потому что она ничего не говорила и меня не видела, просто лежала, молча глядя в одну точку. Маму не пустили на похороны папы, ее перевели в психиатрию. А… а потом появились несколько человек с бритыми головами и сказали, чтобы к утру мы освободили квартиру… (с тех пор не люблю бритоголовых и вой сирены скорой помощи)… тогда стало совсем страшно… я собрала, что могла унести в паре сумок, переехала к Ирке, моей подруге, она как-то звонила мне при тебе.
Он кивнул, зная, что она не увидит, но точно почувствует, что он помнит, что ему важно каждое мгновенье ее жизни.
– С деньгами стало совсем тяжко. Все то, что у меня было, как-то разошлось буквально в несколько дней. Я знала, что у родителей был сейф, но никогда не интересовалась, что в нем, да и кода не знала. Пошла к начальнику просить повышения зарплаты, или хотя бы аванса, а он мне предложил место в головном офисе в Москве и зарплата больше и обеды оплачиваются и жилье за счет фирмы – так что иностранцы тоже не все сволочи, как оказалось. Так я оказалась в Москве, живу тут уже года три.
– А маму ты устроила в частную клинику, – кивнул он, понимая, куда уходит ее зарплата.
– Я как-то приехала ее навестить и увидела… – голос срывался. – Там с ними обращались хуже чем с дикими зверями. Я не могла ее там оставить, в тот же день забрала, пришлось задержаться, найти частное учреждение такого рода, оказалось дорого, но выбора у меня не было, да и время поджимало, надо было возвращаться в Москву, терять работу совсем уж было не к месту, – горько улыбнулась она.
– Твоя мама и сейчас там?
– Да, сейчас она счастлива, живет в мире прошлого, когда папа был с ней, ждет его с работы, а когда я приезжаю, думает, что я ее маленькая девочка.
Она почувствовала, как он подошел вплотную, положил подбородок на ее макушку.
– Прости, я не знал… я бы не начал…
Она повернулась и зажмурившись, сильно прижалась к его большому телу, пытаясь раствориться в нем, впитать его силу и энергию, ища в нем лекарство от боли, точившей ее несколько лет. Он не жалел, просто наполнял ее силой, давая ей смысл жить, а не выживать, дальше.
– Моя мать умерла, когда мне было тринадцать. Ее сбила машина, она умерла в больнице «от повреждений несовместимых с жизнью». Отец начал пить. Я тогда не понимал… только с возрастом начинаешь понимать родителей. Он детдомовский, и когда мама, девушка из приличной семьи пошла с ним на свидание, а потом и вышла замуж, для него это было как путевка в жизнь. Она была для него как солнце, как воздух, которым он дышал. Сейчас мне кажется, если бы нужно было свернуть гору для нее, он бы перелопатил эту гору до основания. Он никогда этого не говорил и не показывал. Я потом понял, спустя много лет. Мне бабушка рассказала. Не все, конечно. Многое я помнил, просто после разговора с бабушкой по другому посмотрел на все, что делал отец. Он был предан матери, наверное, только его преданность ей не дала ему найти того пьяного водителя и убить. А ведь он хотел, очень хотел! Эта злость, которую он не мог выпустить наружу, и избавиться от нее тоже не мог, она разрушала его изнутри. Он умер от рака, через восемь лет после матери.
– Слушай, а я тебя с бабулей познакомлю, – с преувеличенным энтузиазмом сказал он.
Она подняла на него зареванное лицо с красными влажными глазами и шмыгнув носом, улыбнулась:
– Да?
– О! Моя бабуля мировая женщина, для нее командовать фронтом – мелковато. Вот кто всех построит! У нее все по струночке ходят, – с любовью сказал он.
– Ладно, – согласилась она с тихой улыбкой. И, вытирая мокрые щеки руками и шмыгая носом, продолжила: – Ладно, слишком много воспоминаний для одного утра, – улыбнулась она шире, настраиваясь на хороший день. Как-то сразу стало легче от того, что высказала ему все свое наболевшее. От того, что он приоткрылся для нее. – Готов выходить? Я на минуту в ванную и выходим – да? – прозвучало нарочито бодро, но как-то же нужно было менять настроение, даже через силу.
Ну что же ему купить? В который раз задавалась она вопросом: что можно подарить человеку, у которого все есть? Тем временем с каждым прошедшим днем новый год все приближался, а это означало, что рано или поздно проблему подарка необходимо будет решать. Хотя…
Она уже больше часа бродила по оживленному торговому центру, всматриваясь в ярко украшенные витрины, у некоторых останавливалась, прикидывая, понравится ли ему та или иная вещица. Несмотря на то, что до нового года оставалось еще больше двух недель, магазины были заполнены людьми, сосредоточенно сгребающими все на своем пути.
Она еще даже не знала, будут ли они праздновать новый год вместе. Никто ее еще не приглашал, между прочим. Но даже если и нет, ей очень хотелось подарить ему что-то такое теплое и домашнее, напоминающее ему о ней. Ведь это первый повод подарить друг другу подарки!
Подарок должен быть не очень дорогой, чтобы ни к чему не обязывать, но достаточно интимный, чтобы показать ему, что она его уже хорошо узнала, но не слишком экстравагантный, но и не банальный. Ох! Задала сама себе задачку!
Мужская косметичка, чтобы он брал ее в командировки? Но она никогда не видела, как он собирался, что он брал с собой в поездки, обычно на это время он очень аккуратно возвращал ее в кампус.
Что-нибудь из посуды? Это совсем не то! Что-то из игр – типа шахматы, нарды, гольф? Нет, не подходит. Ручка? У него их полно, всяких разных! Фотоальбом или рамка для фотографий? Она не видела у него ни одной фотографии. Что-то для машины? Она совершенно не представляла, что это могло бы быть?! Ну не елочку же пахучку, в самом деле! Так табачные магазинчики проходим мимо – он не курит. Ключницы, визитницы тоже отпадают. Перчатки, зонты – она никогда не видела, чтобы он что-то подобное носил. Что-то с символикой его знака зодиака? Они как-то разговаривали на эту тему, и он сказал, что глупо делить 6 миллиардов людей на планете земля на 12 групп, он не видел в этом никакой логики.
Да что ж купить?! Вазу – фи! Она даже носик наморщила. Картину – нет. Свитер – банально. Галстук – старо как мир. Парфюмерия сразу отпадает – у него дома флакона четыре разной туалетной воды стоит, на все случаи жизни, наверное.
А интересно все-таки, будут ли они на новый год вместе? Может они пойдут к Паше с Олей? Какие-то все-таки странные у них сиюминутные отношения. Никогда никаких планов, даже на ближайшие выходные. Все делается под влиянием настроения, здесь и сейчас. Хочешь есть – пошли в ресторан или покупать продукты в супермаркете. Хочешь в кино – идем на ближайший сеанс. Хочешь отдохнуть – давай удобно устроимся на диване (вариант на кровати, правда там все заканчивалось одинаково, то ли сама кровать на них так действовала, то ли спальня навевала мысли совсем не о сне…). Частенько, когда она была не в духе, он умело выводил ее на разговор о том, что случилось в офисе, о неурядицах с коллегами или ее ошибках, которые она принимала очень близко к сердцу. Тогда он ненавязчиво наталкивал ее на решения, которые оказывались до невероятности простыми, но действительно работали. Постепенно он становился для нее большей и очень важной частью жизни. Стала ли она для него тем же? Они никогда не разговаривали об отношениях. Они видела, что он проводит с ней все свое свободное время. Но когда у него начинался интенсивный период в работе, ее очень вежливо и крайне корректно возвращали в ее квартирку. Переезжать к нему он никогда не предлагал. Не то чтобы это сильно ее задевало или обижало… Она понимала, что предложение переезда с его стороны переведет их отношения даже не на одну, а на пару ступеней вверх. И тем не менее… это разрешило бы некоторые неудобства, возникшие в связи с необходимостью жить на два дома. Без официального приглашения от него, она не могла перевезти все необходимые вещи. Конечно, он купил и зубную щетку и выделил футболку, однажды даже купили ей джинсы и обалденно мягкий джемпер, кое-какие кремы и гели для лица и тела – потому что до ближайшего магазина было намного ближе пешком, чем ехать к ней в кампус за вещами. По-видимому, он не видел в этом никакой проблемы или неудобства, но ее начала напрягать необходимость продумывать на два-три дня вперед, что она будет надевать, особенно на работу, и успеет ли заехать в кампус или надо извращаться с тем, что есть. Почему она сама не подняла этот вопрос? Она и сама не знала. Ей просто впервые в жизни было так хорошо и спокойно. Под защитой. Ведь кто мог защитить лучше, чем хищник! И кто мог убить быстрее, чем хищник? Тут же прошептал другой голос в ее голове. Она даже остановилась от такой безумной мысли. Взгляд остановился на пластинке стального цвета. Из всей мишуры, украшавшей витрину, ее внимание привлекла именно она. Надежда вошла в магазин. Это оказалась флешка-брелок, такая гладенькая и приятная на ощупь, что ей было уже все равно, на сколько Гбайт она рассчитана, из какого суперпрочного материала она изготовлена. Это был тот самый подарок для него! Эта флешка подходила ему идеально! Ей даже почти было неважно, сколько она стоит. Почти, потому как дороговато, конечно, но лучшего подарка она не найдет.
Она так торопилась ее купить, как будто что-то могло сорваться, и эта флешка могла исчезнуть у нее из-под самого носа. Выйдя из магазина, она даже вынула ее из футлярчика и уже не смогла выпустить из руки, так и зашагала дальше, зажав стальной прямоугольник и ладошке. Погуляв еще немного и решив что ей больше ничего не нужно покупать, направилась на первый этаж к выходу, периодически поглядывая на флешку в ладошке, с отблесками новогодних украшений на ней. Улыбка не сходила с ее лица: нашла!
На первом этаже уже повернув в сторону выхода, услышала:
– Девушка, помогите, а?
Она повернулась к незнакомцу с курткой в руках.
– Что, простите? – переспросила она.
– Да, я вот машину поставил на стоянку, а как заплатить не знаю, вы помогите мне в этот автомат деньги куда засунуть?
Она улыбнулась:
– Ну, давайте, попробуем разобраться с вашим автоматом.
И уже заходя за стеклянные двери маленького помещения оплаты паркинга, продолжила:
– Я вообще-то сама точно не знаю, но там должны быть подсказ…
Кто-то закрыл ей лицо мокрой тряпкой, она еще попыталась отвернуться от резкого неприятного запаха, но комнатка уже поплыла у нее перед глазами, а потом все сомкнулась в темноту…
Он не помнил ничего с момента, когда прочитал эту чертову смс-ку. Ни то, как сидел тупо глядя на экран телефона, ни как развернул машину и понесся к тюрьме. Очнулся только когда швырнул пятитысячную купюру (других с собой не было) охраннику, чтобы пустил.
– К Субботе, – прорычал он сквозь зубы.
Лязганье ключей в замках решеток отдавалось дрожью во всем теле. Он хорошо помнил каково это, когда решетки с лязганьем захлопываются за твоей спиной… навсегда.
– Отпусти ее, – прохрипел он, глядя в маленькие хитрые глазки за стеклами дорогих очков.
– Андрей Алексеич! Ты какими судьбами к нам? – наиграно улыбнулся постоялец элитной камеры.
– Отпусти ее. Она не при чем!
– Ты это о чем? – улыбка растянулась еще шире. Так кошка играет с мышкой, уверенная в своей силе.
– Ты знаешь о чем я! Я всегда играл по правилам! Мои правила всем известны!
– Андрей Алексеич, ты бы присел и перевел дух, а то нервы-то не железные, – уныло протянул тот.
– Выкрадывать девушку ты не имел права!
Лицо заключенного мафиози чуть дернулось.
– Ты о чем, Андрей Алексеич? Мы тебя знаем, уважаем, правила твои все знают, а кто не знает, тому хуже.
Он быстро нашел смс-ку в телефоне и бросил его на стол, так чтобы собеседник смог ее прочитать. Тот пробежался по ней глазами, лишь слегка скосив взгляд.
– Племянник мой, новичок еще в наших кругах, – устало улыбнулся тот. – Голова горячая, захотел помочь дядьке. Ошибка вышла. Ты уж не сердись…
– Если с ней хоть что-нибудь… – начал было Андрей, но его тут же перебили бесцветным холодным тихим голосом:
– Иди домой, Андрей Алексеич! Ее домой тебе привезут. Целую и невредимую. С тобой ссориться никто не хочет! Это ошибка.
Следующие несколько часов он метался по квартире как раненный тигр в клетке, придумывая разнообразные способы убийства, если он найдет хоть один синячок на ее теле. Он так сильно сжимал челюсти, что казалось, еще чуть-чуть и зубы начнут крошиться. Как сумасшедший, не замечая серого лица в отражении зеркал, подбегал к двери, прислушивался к тишине и снова возвращался в комнаты. Без нее было слишком пусто, слишком тихо. Сорвал ее футболку со спинки стула, прижал к лицу, вдыхая ее запах. Хоть бы они ей ничего не сделали! То, что ее привезут в ближайшее время, он не сомневался – слово Субботы было законом для всех в преступном мире. Вот только бы они не успели причинить ей боль. Ему хотелось выть и царапать стены ногтями от бессилия. Как он допустил!
Звонок в дверь прозвучал неожиданно несмотря на ожидание. Он побежал открывать, и за несколько шагов до двери походка его изменилась, лицо застыло холодной маской, все тело, подверженное эмоциям секунду назад, подобралось, словно перед решающим прыжком.
На лестничной площадке стояла только Надин с растерянностью глядя на него.
– Они поднимались сюда? – первое, что спросил он.
– Ннн-нет, довезли до подъезда, – растерянность ее все увеличивалась.
– С тобой все в порядке?
– Ддд-да, н-наверное…
– Они ничего тебе не сделали?
– Я нне знаю…
– Что они тебе говорили?
– Ничего, они вообще ничего не говорили. Заперли в комнате, сказали не выходить, а потом пришли и повели к машине, привезли сюда, и все…
– Хорошо, – он чуть расслабился, но внешне это не было заметно. – Собирайся!
– Чччто?
– Собирай свои вещи, я отвезу тебя домой, – резко бросил он.
– Андрей, я ничего не понимаю… Ты можешь мне объяснить, что…
– Тебе не нужно ничего знать. Собирайся, я тебя отвезу назад и ты забудешь все как страшный сон.
Он сосредоточенно ходил по квартире, вытаскивая ее вещи из разных углов.
Она никак не могла понять, что произошло и что он делает. Она так и стояла посреди гостиной, отрешенно глядя, как он укладывает в сумку ее белье, джинсы, свитер, пару офисных рубашек.
Застегнув молнию на сумке, он взял ее за руку и практически потащил к лифту.
Машина плавно затормозила у ворот кампуса.
– Посиди в ванной, выпей коньяка и ложись спать, – говорил он обычный будничным тоном.
– У меня нет коньяка, – услышала она старушечий скрип, в который превратился ее голос.
– Я положил в сумку.
Машина развернулась и скрылась за поворотом, а она еще долго стояла, глядя ей вслед…
«…забудешь как страшный сон…» – вертелось у нее в голове, а холод внутри говорил о том, что забыть она должна не только сегодняшний день, а…его…
Что-то сильно впивалось в ладонь, она с удивлением, что может что-то чувствовать, раскрыла ее и увидела стальной, как его глаза, блеск флешки. Горько улыбнулась: «Значит, нового года в этом году не будет!»
Первое время она еще ждала, что он позвонит. По вечерам гладила пальцами флешку и заворожено смотрела на телефон. Слез не было, только усмешка над своей несчастливой судьбой.
Последняя надежда умерла где-то перед самым новым годом. Она отказалась от всех немногочисленных предложений – зачем расстраивать людей своей постной миной, тем более еще придется отвечать на кучу положенных в такой ситуации вопросов: у тебя ничего не болит? Что случилось? Чем помочь? Хочешь еще тортика? Может водочки?
Билетов домой, конечно, уже не было, пришлось брать на первые числа января. Тридцать первого купила бутылку вина и фруктов, выпила под звон курантов, только вот желание не загадала. Ну во-первых, желание загадывают с шампанским, а с вином как-то не то. А во-вторых, после всего произошедшего, что еще можно было загадать? Чтобы вернулся, и все было по-прежнему? Это не сказка! За две недели не нашел минутки позвонить, а тут после того, как она желание загадает прямо бросится, спотыкаясь, и звонить и возвращаться. Нет, милая, не про тебя такая сказка!
Где-то на середине бутылки появились слезы, они-то вперемежку с вином и дали забыться.
Как интересно гулять первого января! Как будто в фантастическом фильме ужасов: ни людей, ни машин, на улицах мертвая тишина – все отсыпаются.
А на следующий день она уехала и все дни до возвращения в Москву проводила в клинике с мамой.
Возвращаться было тяжело. Самое главное было погрузиться с головой в работу. Она бросалась на любую дополнительную работу, как утопающий хватается за соломинку. Тянула на себя все, что либо лень либо некогда делать другим, как тянула бы одеяло, пытаясь закутаться в него с головой, не оставляя ни малейшей щелочки, через которую ледяной холод одиночества мог бы проскользнуть внутрь.
Так прошел январь, закончился февраль. В начале марта, как всегда пришла смс-ка из банка о снятии суммы за мамино лечение. Она озадаченно смотрела на сообщение пытаясь вспомнить что-то важное. Сумма была в три раза меньше обычной! А что было в январе? То же самое, но тогда она подумала, что сумма уменьшилась, потому что она практически сама ухаживала за мамой в течение 10 праздничных дней, ну в крайнем случае вычтут в следующем месяце недостающую сумму. А в феврале почему? Потому что дней меньше?
Она нашла номер главврача и нажала кнопку набора.
– Вы знаете, – поспешил он объяснить уменьшение суммы. – У нас в декабре был произведен довольно щедрый взнос, поэтому мы решили в этом году уменьшить суммы оплаты за лечение.
– Но это как-то… странно… – пробормотала Надежда. – Тут нет никакой ошибки?
– Нет-нет, никакой ошибки нет, не волнуйтесь.
Что-то смутное не давало ей покоя, но она отмахнулась, как отмахивалась в последнее время от всего, что не касалось работы и здоровья мамы.
Она медленно брела по улице. Рабочий день давно закончился, ехать на сервисном микроавтобусе не хотелось. Прогулки на морозном мартовском воздухе помогали выветрить из головы все мысли, особенно те, которые отчаянно пыталась не подпустить. Не то что не начинать думать, а даже не допустить начинать. Жизнь снова вошла в прежний ритм. Работа, кампус, изредка прогулки (правда, зимой особо не разгуляешься, когда на улице 30-тиградусный мороз), походы в кино и в кафе на бокал красного вина могли навеять мысли, которых допускать было нельзя, поэтому от них пришлось отказаться. Их заменила работа. Она уходила позже всех, наблюдая как по вечерам пустеет здание бизнес-центра, как он за каких-нибудь пару часов становится пустым и холодным, каким-то осиротевшим, без стука каблучков, трелей телефонов, бесконечных разговоров, редких взрывов смеха. Иногда даже специально оставляла кое-какую работу на выходные, чтобы не отсиживаться в своей квартирке. Ей нравилось неторопливо и сосредоточено работать в пустом офисе. Вообще в последнее время ее стали раздражать толпы людей, суетливо спешащих по своим делам. Хотелось остаться одной, забиться в норку, свернуться там калачиком под теплым одеяльцем и спать как можно дольше. Хорошо было бы заснуть навсегда. Нет! Такие мысли надо было добавить к разряду тех, которые нельзя допускать в свою голову. И она не допускала.
Несколько раз звонила Ольга, но разговаривать с ней не было никаких сил, поэтому она тупо не отвечала и даже не перезванивала, чувствуя себя последней дрянью и сволочью – Ольга-то ни в чем не виновата. Но хрупкое, скорее даже наносное, спокойствие могло разбиться вдребезги от одного только голоса Ольги. И те мысли и воспоминания, которые она с таким трудом сдерживала, рухнули бы на нее камнепадом, погребли бы ее под собой, и, кто знает, смогла бы она выбраться из-под завалов.
Она медленно брела, наслаждаясь пустотой в голове. Как хорошо ни о чем не думать! Вот так просто идти домой и не думать ни о чем! Не замечать редких прохожих. Не обращать внимания на машины у обочины. Не думать, что одна из них, очень похожа на… Стоп, во-первых, не может быть, во-вторых, не может быть никогда. Но почему-то сердце сильно стукнуло о ребра. Чертово сердце! Все ему кажется, мерещится, все еще на что-то надеется. За три месяца уж можно было как-то прийти в себя и запретить этому долбанному сердцу стучать так сильно при одном намеке на похожесть. Как это все смешно!
Она горько усмехнулась и уже было прошла мимо машины, как вдруг словно физически почувствовала на себе взгляд. Тот самый, который прожигал лазером. Тот самый, который она когда-то любила, а теперь ненавидела. Она резко развернулась, превращаясь из слабой серенькой мышки, еще секунду назад желавшей забраться в норку, в тигрицу, которая не видит никаких преград на своем пути, а если они и встретятся, она отшвырнет их в сторону, не моргнув глазом.
Дверь машины нехотя открылась. Она столкнулась взглядом с серыми глазами.
– Что…ты… здесь… делаешь? – прошипела она.
Он медленно вылез наружу, стараясь смотреть куда угодно только не на нее.
– Что ты здесь делаешь? – повторила она, ощущая приближение истерики, остановить которую будет уже невозможно. Все накопившиеся горечь, разочарование, непонимание вырвутся наружу из-под тонкого слоя наносного спокойствия.
– Какого черта ты сюда заявился? Что тебе нужно?
– Хотел убедиться, что с тобой все в порядке… – пробормотал он потеряно. Как объяснить ей, что руль сам поворачивался, и колеса сами находили дорогу к ней, против его воли, против всякой логики, против всех уверений в том, что так лучше для обоих.
– Ты выкинул меня из своей жизни… без всяких объяснений… без каких-либо обсуждений… просто взял и выбросил, как отработанную вещь! – она осознавала, что срывается на крик, но ничего уже не могла с собой поделать. – Все ли со мной в порядке – тебя совершенно не касается! Как не касается вообще ничего из моей жизни! Не смей сюда приезжать! Никогда! Не смей лезть в мою жизнь! Не смей следить за мной! Ты… Я тебя ненавижу!
Крик переходил в так долго сдерживаемые рыдания.
Она стала что-то судорожно искать в сумке, долго трясущимися руками возилась с чем-то, позвякивающим ключами, а потом швырнула в него этим, что больно ударило его в плечо.
– Ничего не хочу! Ничего твоего! Чтобы даже духу твоего не было!
Он рывком притянул ее к себе, прижал так, что она не могла дышать, не то что говорить. И все-таки сопротивлялась. Извивалась в его руках, пытаясь ускользнуть побыстрее от такого знакомого родного запаха, уже обволакивающего ее. Убежать от сильных рук, прижимающих к родному теплому телу. Как он мог!
