Текст книги "Операция “Антиирод”"

Автор книги: Полина Каминская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Лифт, долго спускаемся, этаж пятый, не меньше, сразу же – в машину. Элементарная логика подсказывает, что выходили во двор. Кто же выведет на улицу человека с мешком на голове? Хотя эти... эти все могут.

В машине Светочка перестала ориентироваться сразу. Поняла только, что ехали быстро и много раз поворачивали. И это может означать что угодно. И что уехали далеко. И что следы путали. А потом – скрежет тормозов – хлоп! И я уже стою посреди улицы, без мешка на голове, и чей-то добрый голос рядом произносит:

– Девушка, вы сумку уронили.

Светочка оглянулась по сторонам. Идиллия, черт побери. Как будто ничего и не было. Никто не видел, как похищенную девушку выставили из машины, номеров никто не заметил, но самое главное – нас никто и не встречает. Где трубы и фанфары? Где счастливые слезы освобождения? Где мужественный комиссар полиции, тонко и точно проведший операцию? И, наконец, где счастливый герой, обнимающий любимую женщину? Кажется, я сейчас расплачусь. Безнадежные ощущения ребенка, который, проснувшись среди ночи и прислушавшись, все больше и больше убеждается в том, что взрослые ушли, оставив его одного. Что делать в такой ситуации? Правильно, разреветься во весь голос, чтобы они все прибежали, и испугались, и стали наперебой успокаивать, и кто-нибудь потом обязательно остался сидеть рядом с кроватью. Кажется, я уже плачу.

Светочка огляделась, вытирая слезы. Обычный двор. Сразу и не скажешь, где находишься. Что мне сейчас нужно? Телефон? Или сразу – домой? Не могу же я здесь стоять вечность? Надеюсь, сумку мою не обчистили? Хорошо, что я имею привычку брать с собой в бассейн деньги... Которые, кстати, и не пригодились, потому что, выйдя на улицу, обнаружилось, что это – родная Петроградская, а дом находится буквально в двух кварталах отсюда.

– Светлана Вениаминовна! Майн готт! – Бедная Калерия, открыв дверь, чуть не рухнула на пороге.

– Это я, Калерия Карловна, – сказала Светочка мертвым голосом и вошла в прихожую. Надо бы спросить, где Виталий. Но работа по произнесению еще каких-либо звуков показалось настолько тяжкой, что Светочка молча прошла в спальню и, не раздеваясь, легла на кровать, все еще прижимая к себе сумку.

Несколько раз кто-то тихо приоткрывал дверь, но тут же исчезал. Наверное, Калерия переживает. Я не буду вставать. Я буду здесь лежать. Я не встану. Я никогда не встану. Меня парализовало. У меня атрофировались чувства. Где-то подрагивает слабый ма-аленький вопросик: где Виталий? А еще где-то копошится поганый маленький червячок-мазохист, который щекочет еле живой клочок сознания своими смешными вопросиками типа:

это что– наказание

это наказание мне здесь и сейчас за то что я там у себя в своем сказочном мире позволила мальчику-монголу целовать себя

это несправедливо это ведь понарошку это нечестно это нечестно нечестно нечестно

это не детская игра здесь нельзя побежать к маме и пожаловаться и знать что будешь права даже если ударила первая и у него пошла кровь из носа и он уже идет сюда со своей сердитой матерью чтобы ругаться

откуда это нарастающее с каждым годом с каждым днем чувство вины вины перед всеми перед отцом Виталием мамой всеми нерожденными детьми которым не разрешили появиться на свет благородно сообщив что не накопили еще любви для них не накопили самим не хватает

– Светлана Вениаминовна, вы уже два часа лежит на кровати. Сделать вам чай? – Как всегда, у Калерии при волнении отшибает русский язык. Бедная вы моя, бедная, какой тут, к дьяволу, чай? Вот если водки... Стакан. Хотя нет, от стакана, наверное, сразу вырвет.

Еще через вечность:

– Светлана Вениаминовна, извините меня, но там вас к телефон...

Меня? С того света, что ли? Заждались?

– Да.

– Послушайте, я не знаю, как вас там зовут...

– Здороваться надо для начала, – пристрожила Светочка, удивляясь, что еще может обращать внимание на такую ерунду.

– Для начала помолчите! И послушайте, что я вам скажу! – Какой мерзкий, истеричный и, главное, – совершенно незнакомый голос. – Мне глубоко наплевать и на вас, и на эту скотину! Но если мне немедленно не вернут сына, я приму меры, от которых не поздоровится и вам, и этому... – Далее непечатно, непечатно и непечатно.

Эй, эй, дамочка! Вы, кажется, немного ошиблись каналом! У нас здесь совсем другой детектив! Здесь МЕНЯ похитили, МЕНЯ! Какой, к чертям, сын? Убирайтесь вон из моей жизни! Мелькнула еще бредовейшая мысль о чьем-то шизнутом розыгрыше, но тут же, к счастью, исчезла. Я не могу припомнить ни одного из своих знакомых, способных так дико шутить. За исключением, пожалуй, самого Виталия. Это что теперь, новая шоковая терапия?

– Набирайте, пожалуйста, правильно номер, – вежливо ответила Светочка и собралась уже положить трубку. Но поскольку все движения стали ужасно медленными, она успела ясно услышать, как та нервная дама на другом конце провода раздраженно сказала кому-то в сторону:

– ... А говорили, что она совсем не дура...

И вот эта фраза, обрывок интонации, и это самое “в сторону” моментально схлопнулись в единое целое, картинка-загадка стала картинкой-отгадкой... лишний раз доказывая, какой тонкий и сильный актер погибает в нашем Виталии. Это надо же: раза два, ну, максимум, три за всю нашу совместную жизнь мы вскользь касались его отношений с женой (да нет же, почему же бывшей? реально существующей и ныне здравствующей). Но даже и тех скупых мазков великой кисти мастера хватило, чтобы получился полный и точный портрет.

Светочке показалось, что чужие руки снова начинают ее раздевать.

– Вы все слышали? – Ах, да, я поняла, откуда этот тон. Она же, кажется, лет сто назад заканчивала педагогический институт. Учительница начальных классов. Как же, как же... Нет, и все-таки у меня опять чего-то не складывается. Она же со своим отпрыском должна быть, насколько я знаю...

– Вы звоните из Швейцарии? – зачем-то спросила Светочка. И успела услышать еще одну фразу “в сторону” перед тем, как мадам Антонова в раздражении бросила трубку:

– ... господи, какая же она тупая...

Ага. Тупая – это я. Я – тупая. Начинай, дорогуша, потихоньку привыкать к этой мысли.

Телефон зазвонил буквально через три минуты. Светочка вздрогнула и сняла трубку, почти уверенная, что мадам Антонова вылила еще не все помои на ее бедную голову.

Нет. Это была не мадам. Это был сам господин Антонов.

– Ты дома? – спросил мертвым голосом.

– Да. – В моем голосе жизни было не намного больше.

– Ты в порядке?

– Только что звонила твоя жена.

– Она сказала, что-то про сына.

– ... – Это не означает, что Виталий грязно матерится. Я просто пытаюсь обозначить километровые паузы (они представляются мне так: не в часах, а именно в километрах) между моими репликами.

– Она сказала, что если его не вернут, она примет меры, от которых нам не поздоровится.

– Я не поняла, откуда она звонила...

– Из Европы. – Первое произнесенное слово. Спасибо.

– Я поняла, что не из Америки...

– Я говорю: из гостиницы “Европа”.

– Так они приехали? – Боже мой, что мы обсуждаем? Какое мне дело до его стервозной супруги и чахлого отпрыска?

– У Лешки завтра день рождения. – Огромное спасибо. Ввести меня в курс своих домашних дел – это акт огромного человеческого доверия.

– Будете праздновать?

– Света. – От его голоса у Светочки вниз по спине поползли большие дохлые мурашки. Она чуть было не рассмеялась истеричным смехом от такого пришедшего на ум сравнения. Но собрала всю свою волю и, натурально, прикусила язык. – Моего сына похитили.

Теперь паузу держу я.

– Я прошу тебя: сиди дома, никуда не выходи и ничего не делай.

Если бы я была режиссером этого нашего крутого боевика, я сейчас дала бы на экране сдвоенный кадр: лицо Виталия и мое.

А на этом фоне – нарочно плохую, , шероховатую запись короткого диалога двух бандитов:

“ – А че с девкой?

– На... Возвращай. Мне его горло нужно, а не...” Чувствуя, как поднимается от желудка шершавый ком тошноты, Светочка, кашлянув, выдавила из себя краткое содержание последнего слышанного ею диалога похитителей.

– ...что?.. – Виталий уронил это “что” голосом человека, внезапно поймавшего на себе взгляд разгневанной кобры.

– Да Кашин! Кашин твой все это сделал! Сволочь твоя деревянная! – Светочка кричала в трубку и не могла остановиться, даже когда услышала короткие гудки. После чего села на пол и, наконец-то, разревелась.

Итак, подведем итоги, милочка.

Светочку выставили из машины в проходном дворе на Петроградской вовсе не потому, что Виталий что-то там заплатил. И я даже думаю, не в деньгах там дело. Наверняка какие-то специальные бизнесменские разборки. И Светочка оказалась неподходящим объектом. Так скажем: недостаточно крупной ставкой. Ее вернули и поставили покрупнее. Ну действительно: просто любовница (ну и что, что пять лет уж? Не в сроках дело, девушка, не тюрьма, чай). Вот сын – это другое дело. А теперь садитесь и объясняйте мне подробно и доходчиво: почему наши счастливые (счастливые, счастливые, не ухмыляйтесь так ехидно!) пять лет – это НИЧТО, а заморенный пацан семи (шести? восьми? не знаю!) лет, которого Виталий, ни минуты не задумываясь, оставил в возрасте полутора лет (это знаю точно, их сиятельство как-то обмолвились в застольной беседе), – это ВСЕ? Объясняйте, объясняйте, не стесняйтесь в выражениях!

И главный ужас в том, что выбор этот за Виталия сделали посторонние, низкие и дрянные люди. И сделали, судя по всему, безошибочно. Ах, как всем нам стыдно.

Светочка поежилась от омерзения. Ей вдруг показалось, что какой-то грязный шантажист открыл перед ней блокнот Виталия, в котором быстрым неровным почерком записаны все потраченные им на Светочку деньги. Вплоть до шоколадок и трусов.

Когда человеку совсем-совсем плохо, он обычно делает что-нибудь совсем простое. Например, берет сигарету.

Эти проклятые женские сумки, полные чертова барахла, среди которого ничего не найти! Светочка несколько минут нервно копалась в сумке, потом сделала самое простое: вывалила все содержимое на кровать. Вот же она, почти полная пачка “Мальборо Лайт”. А вот и зажигалка. Виталий подарил в позапрошлое воскресенье. Светочка смотрела на золотистый цилиндрик, как на дохлую лягушку. Возникло идиотское желание швырнуть зажигалку на пол и топтать ее ногами. Именно как подарок Виталия.

А вот рядом с сигаретами на кровати оказалась еще одна странная вещица. Ну-ка, кто здесь подогадливей? Что было написано на маленьком прямоугольнике плотной бумаги? Ай да знатоки! Ай да молодцы! Есть такая буква!

Самойлов Александр

частный детектив

тел. 928-11-40

конфиденциальность гарантируется

Приз! Приз! Приз! А кто сошел с ума – я не виновата!

Светочка медленно огляделась по сторонам. Где я нахожусь, скажите, пожалуйста? Я что – еще не вернулась из своего романтического путешествия? Тогда я, видимо, чего-то недопонимаю. Фирма “Невские зори”? Вы что-то перепутали. Мы заказывали драку на свадьбе, а не оркестр на похоронах. Если ВСЕ ЭТО – лишь продолжение приключений в МОЕМ мире, то, скажите на милость, каким вы видите конец этой боевой истории? Самым счастливым? Ну-ка, ну-ка, варианты? Сейчас я, пожалуй, напрягусь и помогу вам.

Так, так, так...

Ну, простейший – это через несколько минут сюда врывается Виталий, обвешанный воздушными шарами и хлопушками. За ним появляются носильщики с подарками и средних размеров цветочным магазином. Громко крича: “Сюрприз! Сюрприз!”, Виталий падает на колени, немедленно на мне женится, и мы спешно сваливаем во Францию – разводить яблони, гнать кальвадос и рожать троих детей.

Чуть посложнее, но тоже – со вкусом. Виталий приезжает сюда (ну пусть не через несколько минут, пусть через полчаса...) и привозит мне завернутые в тряпочку уши той скотины в кашемировом пальто. А еще лучше – пусть отрежет их у меня на глазах! А вы, девушка, кровожадная... Не забыть! Виталий брезгливо пнет ногой корчащееся тело, подойдет ко мне, крепко обнимет и тихо скажет в самое ухо: “Болвася, Болвася, как же ты мог такое про меня подумать...” Да вы еще и сентиментальны, девушка...

Третий вариант... Эй, эй, девушка, куда же вы? Вы же еще не дослушали!..

Пойду-ка я приму душ. Что-то я стала противна сама себе.

С трудом перебарывая чувство отвращения, Светочка отправилась в ванную. В коридоре метнулась испуганная тень Калерии Карловны:

– Светлана Вениаминовна, вам что-то нужно?

– Нет, нет, спасибо, вы можете идти домой. – Заметив неуверенность на лице немки, Светочка повторила как можно более бодро: – Идите, идите, Калерия Карловна, у меня все нормально.

В ванной, стараясь как можно меньше прикасаться к ЧУЖИМ вещам, Светочка осторожно залезла под душ. Как это там делают наши любимые америкашки? Наливают ванну воды, ложатся, а потом опускают в воду включенный фен? Бульон с профитролями. Суп любительский. Щи суточные. Бр-р-р, какая пошлость.

Три минуты почти кипятка, а затем три минуты – ледяной воды (повторить два-три раза, если выдержит сердце) взбодрили тело и резко освежили мозги. Ватсон, если есть сомнения, где ты находишься – ЗДЕСЬ или ТАМ, проверяется это э-ле-мен-тар-но! Просто позвони по указанному в визитке телефону. И если ты ТАМ, то тебе ответит приемная частного детективного агентства. А если – ЗДЕСЬ, то... А что – “то”? А то, что у нас, в Питере, и телефонов-то на 928 нет!

Светочка вышла из душа, спокойно оделась, безотчетно выбирая вещи попроще, купленные давно, и ни в коем случае – не ЕГО подарки. (Как будто отдаленность во времени от настоящего момента сделала эти вещи чище и честнее). Села на кровати, подвинула к себе телефон, набрала номер, убедилась, что данный номер в телефонной сети действительно отсутствует и... Что? Заплакала? Начала бить посуду и крушить мебель? Выпила пятьдесят таблеток тазепама? Нет. Нет. И нет.

Светочка сильно зажмурилась, но не от страха или отчаяния. Просто ей показалось, что именно так можно удержать одну очень важную мысль. Посидела так несколько минут. Затем набрала другой номер. И очень вежливо, но строго сказала в трубку:

– Добрый день. Кирилл? Светлана беспокоит. Мне нужно срочно найти одного человека.

– Пожалуйста, – квакнули в трубке. – Россия? Зарубеж?

– Россия.

– Что известно? Фамилия есть? – Пусть вас не удивляет такая постановка вопросов. Для нашего “специалиста по особым поручениям” фамилия вовсе не является главной информацией.

– Самойлов Александр. 1963 года рождения. В 1980 году закончил 366-ю школу Московского района.

– Блеск, Светлана Вениаминовна. Через пять минут перезвоню. Вы дома?

– Я дома. Но почему так долго? – удивилась Светочка. Она была совершенно уверена, что адрес Самойлова уже высветился у Кирилла на компьютере.

– Видите ли, Светлана Вениаминовна, ваш Самойлов – моряк рыбфлота. Я просто хочу выяснить, на берегу ли он. Если окажется, что он в рейсе, вам уточнять местонахождение корабля?

– Нет, спасибо.

Когда через полчаса Светочка, одетая, с небольшой сумкой через плечо, проходила через холл, она-таки сделала одну вещь. За которую ей потом будет немного стыдно. Но которая принесла ей огромное моральное удовлетворение.

Наперерез ей из кухни вышел, помахивая хвостом, сэр Уинтон Барколдайн Кубер-Педи. Говорите, древнее священное животное? Говорите, злопамятен? Что ж, приятель, тебе не повезло.

С наслаждением размахнувшись, Светочка дала сэру Уинтону отличного пинка под его пушистую высокопородную задницу.

Господи, какая мерзость! Как здесь только люди живут?

Светочка испуганно шла по коридору общежития, поминутно оглядываясь. Только что из-за угла на нее выскочила какая-то красная распаренная тетка с тазиком, полным мокрого белья. Дико глянула, шарахнулась в сторону и даже что-то буркнула сквозь зубы. Нехорошее что-то, рабоче-крестьянское, по поводу того, что, мол, шляются тут всякие...

– Открыто, открыто! – крикнули из-за двери на Светин стук. – Быстро управились. – Сашка Самойлов сидел на стуле спиной к двери. Он обернулся и уставился на Светочку веселым удивленным взглядом. Она успела удивиться, как мало изменился ее одноклассник, но в этот момент...

Светочке на секунду показалось, что вся комната резво легла набок и она сама теперь стоит на стене. Ощущение было пренеприятным, голова закружилась... Светочка зажмурилась, но от этого стало еще хуже. Перед глазами замелькал какой-то странный дерганый фильм, составленный из ярких коротких кадров, большинство из которых ничего ей не говорило: просторный холл незнакомого дома, бриллиантовая сережка, северные окраины Питера, но до жути запущенные и безлюдные, почему-то танк, облака странной формы, и люди, люди – в нелепых одеждах, какой-то безногий калека, полчища гигантских муравьев...

Светочка очнулась, сидя на стуле. Рядом стоял обалдевший Самойлов. ТЕПЕРЬ она вспомнила все.

Светочка разжала кулак, в котором лежала смятая визитка, и молча протянула ее Саше.

– Ого! – Он осторожно взял смятый прямоугольник, прочитал надпись и... расхохотался. – Откуда это у тебя?

– От-туда, – глупейшим голосом Юрия Никулина ответила Света. Язык еще плохо слушался и мог выговаривать лишь простейшие фразы: – У тебя можно курить?

– У меня все можно! – Саша сел напротив. – Светило! Я не верю своим глазам! Последний раз я тебя видел...

Они оба ВСПОМНИЛИ, где виделись в последний раз, поэтому продолжения не последовало.

– Но... черт побери! Мы что, вернулись все обратно?

Светочка кивнула. Как раз в этот момент она почему-то вспомнила, как хоронили Виталия. Хоронили? Господи, когда же это было?

– Тем лучше, – сказала она про себя, – значит, я на верном пути. Самойлов, мне нужна твоя помощь.

– Моя? – Саша менялся на глазах. Из почти чужого человека, почти не изменившегося с годами просто одноклассника он превращался в героя. Светочка судорожно вздохнула и провела рукой по плечу. На долю секунды показалось, что на ней длинное ручной выделки замшевое платье. – Я готов.

– Я... у меня... – Ну-ка, девушка, сосредоточьтесь! На вас это совершенно не похоже! – Мне нужно попасть в мой мир.

– А что, доктор Поплавский вас уже не пользует? – Вот-вот, именно так держал себя любимый сынок Второго Диктатора.

– Мне нужна именно ТВОЯ помощь, – проговорила Светочка с усилием женщины, которая не привыкла просить.

– Когда? – спросил Саша, поднимаясь.

– Сейчас.

– Здесь?

– Нет, – Светочка наконец-то улыбнулась. – Надеюсь, на этот раз все будет проходить гораздо цивильней. Мы попробуем все это сделать прямо у доктора Игоря.

– Едем. – Саша снял куртку с вешалки.

Глава четвертая
ИГОРЬ

Весь мир сошел с ума. Ничего более банального, но наиболее подходящего к ситуациям последних трех часов я придумать не могу. Так. Впоминаем лекции по психиатрии. Профессор Лорин, ау! Что вы там нам рассказывали о навязчивых состояниях?

Игорь сидел на холодной скамейке парка и, вежливо улыбаясь, слушал бред своего пациента. Виноват, бывшего пациента. Бляхман не принес абонемента в филармонию. Ни пожизненного, никакого. Он просто пришел поговорить, посоветоваться. Причем наотрез отказался разговаривать в клинике, а умолил Игоря выйти с ним в парк. И вот сейчас Игорь и так и этак старался вклиниться в горячий монолог Юрия Адольфовича, чтобы сообщить, куда тому, собственно, нужно идти за советом.

– ...поймите меня правильно. Я немолодой, неглупый, как мне кажется, человек. Для меня фантастика всегда была не более чем книги на полке у дочери... – Далее шел бессвязный, прерываемый частыми и витиеватыми извинениями рассказ о производственных проблемах пианиста.

– Я все понимаю, Юрий Адольфович. – Игорю удалось, наконец, вставить слово. – Но ко мне-то у вас какие претензии?

– Претензии?! К вам?! Что вы, Игорь Валерьевич!! – Бляхман замахал руками от ужаса. – Вы для меня – первый благодетель на земле! Вы для меня чудо сделали!

– Ну уж, ну уж, – заскромничал Игорь, ничуть при этом не сомневаясь, что Бляхман прав. – Вы просто сами очень хотели поправиться. Без вашей помощи у меня ничего бы не получилось... – И это тоже было чистой правдой.

Юрий Адольфович часто закивал и с ходу снова понес полную околесицу. Что-то про полипы в носу, про свою дочь, жену, снова про нос...

– Юрий Адольфович, – завершающим тоном сказал Игорь, вставая со скамейки, – все это очень интересно, но у меня, к сожалению, совсем нет времени дослушать вашу любопытную историю до конца. Приходите как-нибудь потом...

– Потом значит – никогда, – страшно грустно произнес Бляхман, глядя в землю под ногами.

Странные люди они – пациенты. Просидишь с ними ночь, вытащишь с того света, вернешь подвижность рукам, и все – считают тебя чуть ли не самым близким родственником. А главное – самой большой и гигроскопичной жилеткой! В которую можно дрызгать все о своих хворях, а также семейных и прочих проблемах. Ага! – Игорь засмеялся внутренним дьявольским смехом. – Вот я тебя и поймал! Кто тут вчера страдал от недостатка людской благодарности? Так вот тебе высшее проявление обратного: человек пришел к тебе, потому что доверяет! Абонемента в филармонию не принес, зато принес свои сомнения и тревоги. Гордись. Я и горжусь. Но лучше бы все-таки деньгами...

– Юрий Адольфович! – Голос Игоря стал заметно строже. – Мы с вами сейчас расстаемся. Я посоветовал бы вам сходить к хорошему отоларингологу. Если хотите, могу кого-нибудь посоветовать. Из знакомых.

– Игорь Валерьевич! – Бляхман тоже встал. – Я уже был у отоларинголога. И как раз у того, что вы мне посоветовали. Из знакомых.

Поплавский быстро глянул на Бляхмана. Слишком много иронии прозвучало в том, как тот передразнил последние слова Игоря.

– Очень хорошо. Но я-то тут при чем? – Кажется, я этот вопрос задаю уже пятнадцатый раз. Он так просто не уйдет. Что же мне, бежать, что ли? Неудобно как-то.

– А знаете, – вдруг как-то хитро сказал Бляхман с интонациями знаменитого фокусника Акопяна, – а ведь вы сейчас никуда не уйдете! И еще, по крайней мере, десять минут просидите здесь, со мной.

– С чего это вы решили?

– А потому что я все еще чувствую запах вот этого подгнившего пруда, – Юрий Адольфович подбородком указал на покрытый листьями и утками водоем, – и вашего одеколона. Названия не знаю, но пахнет хорошо.

– Ну и что с того, что чувствуете? – Игорь по-прежнему стоял около скамейки, а Бляхман сидел, глядя на него снизу вверх. Игорь не мог вот так просто повернуться спиной к немолодому человеку и уйти. Он ждал, когда Юрий Адольфович сообразит встать. Чтобы тут же подать ему руку для прощания.

Бляхман сидел. Глаза его хитро блеснули.

– Игорь Валерьевич, хотите маленький фокус?

– Нет, – быстро и честно ответил Игорь.

– Ну сделайте мне это маленькое одолжение. Не хотите десять минут, подождите хоть три.

– Почему именно три?

– Потому что, по моим подсчетам, примерно через три минуты рядом с нами появится кто-то или что-то, сильно пахнущее уксусом.

– Уксусом? – Игорь натянуто рассмеялся. Глубоко внутри у него уже засела неясная тревога. Он снова сел на скамейку. – Ну, и где же ваш фокус?

– Подождите чуть-чуть. Время еще не прошло.

– Да? – Терпение Игоря лопнуло, и он уже собирался сказать что-то язвительное, но тут же увидел, что прямо к ним, прихрамывая, идет лаборантка Люда с большой хозяйственной сумкой.

– Игорь! – громко начала Люда еще издали. – Ну ты представляешь, какая непруха! Шла сейчас из магазина и подвернула ногу! Здравствуйте, – кивнула она Бляхману, подходя и усаживаясь рядом. – Больно ужасно. И главное – сумку уронила. А там – бутылка уксуса!

Об этом можно было догадаться и так. Пахло от Люды как от свежезамаринованного шашлыка.

Игорь медленно поднял глаза на Юрия Адольфовича. Тот улыбался.

– Вы знали? – глупо спросил Игорь, когда Люда ушла.

– О чем? О том, что эта женщина разобьет бутылку? Да ну, что вы! И, пожалуйста, не подумайте, что мы с ней сговорились. Это было бы слишком сложно. Да и к чему мне дурить вас таким способом?

– Верно. Но тогда... Я ничего не понимаю. Раскройте секрет.

– Какой секрет? Я же вам уже все рассказал! – удивился Бляхман. – Я чувствую запахи из будущего. – Он так буднично произнес эту фразу, что Игорь снова подозрительно на него посмотрел.

– Сколько я вам сделал сеансов? – вдруг спросил Игорь.

– Два, – тотчас же ответил Бляхман, как будто ждал этого вопроса.

– И что вы... что вам снилось?

– А почему вы об этом спрашиваете? Это имеет какое-то значение?

– Ответьте, пожалуйста.

– Я не помню точно... – Врешь, врешь, старина Бляхман, все ты помнишь. И разгадка твоя там, в том, как ты считаешь, сне.

Юрий Адольфович неловко попытался разыграть забывчивость:

– Нет... Но вот что меня тогда поразило... второй сон был точнейшим повторением первого... – Он помолчал еще полминуты и когда Игорь уже был готов вскочить и убежать от навязчивого пациента, вновь заговорил:

– Знаете, Игорь Валерьевич, – тут голос Юрия Адольфовича дрогнул, – мне неудобно об этом говорить, но если бы я был хоть чуточку суеверен... нет, это не так, кажется, называется... в общем, я бы сказал, что в обмен на мои руки вы забрали у меня душу.

– Ошибаетесь! Ошибаетесь, дорогой мой пианист! – страшным голосом вскричал Игорь. – Я у ВАС ничего не забирал! И тем более в обмен на ваши руки! Вы сами отдали свою душу тому, кто предложил подходящую цену! Признавайтесь: так было дело?

– Вы... откуда вы знаете? – На лбу у Юрия Адольфовича выступили капли пота.

– Ничего я не знаю, – сникая, произнес Игорь. – Вы сами только что проговорились.

– И что же... как же дальше? – Взглянуть со стороны – так мы с ним просто – два полных идиота, начитавшихся современных сатанинских романов. – А обратно... нельзя?

– Проданный товар обмену и возврату не подлежит, – жестко сказал Игорь. Ни фига, ни фига, господин Бляхман, и даже не заикайтесь. И близко к аппарату не подпущу. – Знаете, мне давно пора идти.

Юрий Адольфович его, кажется, и не услышал. Он полностью погрузился в свои мысли.

– До свидания! – громко произнес Поплавский.

– Да, да... До свидания, Игорь Валерьевич...

Рук они друг другу не пожали.

Игорь быстро шел обратно к институту. Черт, за всеми этими беседами я, оказывается, страшно замерз. Ах, какой интересный случай! Как бы его поподробней рассмотреть? Вот бы сейчас заманить этого Бляхмана и нейрограмму снять, а? Интересно, она изменилась? И если да, то как? Я ему верю на сто пять процентов. Что-то с ним действительно произошло. Ну, не душу он, конечно, продал, но какой-то компонент наверняка утерян. Какой? Прямо руки чешутся проверить... Сейчас приду в лабораторию... Нет, лучше сразу в архив забежать, поднять историю болезни. А в лаборатории достать и перетряхнуть старые записи. Когда это он у нас лежал? Игорь уже повернул было к зданию архива, но вовремя глянул на часы. Боже мой, меня же в “Фуксии” клиент дожидается!

Какой-нибудь посторонний наблюдатель или просто кто-то из прогуливающихся больных, наверное, сильно бы удивился, увидев сейчас заведующего третьим отделением Игоря Валерьевича Поплавского.

Потому что этот всегда спокойный и уравновешенный человек сейчас совершал странные и загадочные перемещения по территории Нейроцентра. Вначале он шел размеренным шагом, явно направляясь к себе в отделение. Затем повернул к библиотеке, через несколько шагов остановился, махнул рукой, снова зашагал к главному корпусу. Внезапно он остановился, крепко и звонко хлопнул себя по лбу, постоял еще немного на месте, о чем-то напряженно размышляя. И пошел дальше уже совершенно другим шагом – то ли сильно задумавшегося, то ли внезапно постаревшего человека.

Я вспомнил. Ох, как я вдруг все вспомнил! И не надо уже идти в архив, я вспомнил, когда у нас лежал Юрий Адольфович Бляхман. И, главное, как он к нам попал... Я тогда был молодой, самоуверенный до неприличия, мне казалось – завтра в каждой газете я буду натыкаться на собственное довольное фото, буду умничать перед корреспондентами, а потом кокетливо восклицать: ах, как меня утомила пресса! Бремя славы, знаете ли... И Нобелевская, считай, в кармане, даже осведомлялся у знакомых, не знает ли кто точно, сколько это в рублях по нынешнему курсу, и даже учеников себе начал присматривать из еще более молодых и талантливых... А для пущей убедительности рыскал по городским больницам в поисках самых-пресамых сложных случаев. И случайно наткнулся на трагедию пианиста Бляхмана. Который, бедняга, шел себе по улице, никого не трогал, а злодейка-судьба решила как раз в этот момент слегка порезвиться и поглумиться над простыми людьми. Взяла да смешала в одну кучу: троих людей, велосипед и несколько килограммов оконного стекла, наколотого крупными кусками. Результат получился – ничего себе, достойный пера, ну если не Шекспира, то Михаила Чулаки точно. Кто-нибудь вообще задумывается, спасая ту или иную жизнь, – а нужно ли это спасаемому? То есть не сама жизнь, а то, что из нее получится? Никто не отменял подвига легендарного Мересьева. Но кто-нибудь припомнит хоть один рекорд Брумеля после той злополучной ночной прогулки на мотоцикле? И что, черт возьми, гуманней – ампутировать ноги талантливой молодой балерине, попавшей в автокатастрофу, или дать ей умереть – оставив навсегда молодой и красивой с неувядшим талантом, в самом расцвете карьеры? Клятва Гиппократа прямого ответа на столь тонкий вопрос, увы, не дает. Особенно сейчас, когда все уже научились так много и красиво говорить, с легкостью выворачивая наизнанку любую азбучную истину.

Нет, курсе на втором-третьем Игорь сам бы пищал от восторга, рассматривая рентгенограммы предплечий больного Бляхмана до и после лечения. И ничего банальней, чем эпитет “ювелирная”, к такой работе не придумал. Но сейчас... Когда опыта еще маловато, а самоуверенности – хоть отбавляй, когда утром каждого дня видишь в зеркале не меньше как спасителя человечества, которому дано и карать, и миловать...

Доктор Поплавский с ходу и совершенно верно определил причину грусти в глазах Бляхмана. Его не устраивали получившиеся руки – хорошие добротные конечности обыкновенного человека. Ему нужны были ТЕ, прежние, с которыми он был виртуозом!

Игорь радовался, как ребенок, которому подарили конструктор LEGO. Вот это случай! Вот это удача! Вот я всем покажу чудеса моего метода!

Сложности начались практически сразу. За время своих многомесячных мытарств Юрий Адольфович дошел почти что до той стадии отчаяния, за которой – лишь полное отупение. Ему оставалось чуть-чуть для того, чтобы смириться со своей участью и податься в учителя музыки. А Игорь к тому времени уже настолько поверил во всесильность своего аппарата, что даже и не подумал о том, чтобы хоть как-то подготовить человека к процедуре, настроить, так сказать, на чудо. Поэтому, когда после первого сеанса у пациента Бляхмана не оказалось НИКАКИХ улучшений, Игорь чуть с ума не сошел от неожиданности. Но, к счастью, живо сориентировался и после непродолжительной беседы с Юрием Адольфовичем понял свою ошибку. В данной ситуации он поступил, как легкомысленный чародей, который махнул своей волшебной палочкой, даже не поинтересовавшись, загадал человек желание, или нет. Дав себе клятву – впредь внимательней относиться к пациентам, Игорь специально накануне следующего сеанса целый вечер разговаривал с Бляхманом, деликатно настраивая того на выздоровление. И чуть было не перестарался.