Текст книги "Полдень, XXI век (февраль 2012)"

Автор книги: Полдень Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

7

В чате шла оживлённая дискуссия на тему предстоящего приезда в Москву Роджера Вотерса. Вотерс в конце апреля собирался посетить столицу России со своим шоу «Стена». Особенно горячо обсуждали будущий концерт Юрим и некто под ником ummagumma, уже посмотревшие бутлегерское видео, снятое в Чикаго. Юрим, как всегда, нёс полную ахинею, а вот аммагаммовец довольно толково анализировал плюсы и минусы концертной деятельности Роджера. Оба друг друга не слышали, не понимали, каждый отстаивал личную точку зрения, не считаясь с мнением оппонента.

Артём ради любопытства тоже посмотрел пиратскую запись представления, однако в спор вступать не захотел. А вместо этого сунул свой нос в Википедию и прочёл там статью об Анджелине Джоли. «Ну и чем ты думаешь заинтересовать эту Лару Крофт? – спросил он самого себя после того, как внимательно ознакомился с информацией. – Деньгами? Да она же входит в тройку самых высокооплачиваемых актрис в мире. Завалю её подарками. И всё? Ладно, а Брэда Питта куда денешь? Его имя даже вытатуировано у неё на теле. Ведь ты же не хочешь, чтобы она, как Жанна, память потеряла? Нет, не хочу. А что делать с шестью чужими детьми? Тебе же нужны только свои собственные».

Жанна и Гонолулу наскучили Артёму уже через неделю. И вроде бы Жанна отвечала всем его требованиям, и вроде бы Гонолулу был раем на земле, но что-то всё же было не так, что-то не устраивало Артёма. Слишком всё было сладко, слишком приторно, ну просто сахарная вата какая-то. Он раньше времени вернулся из поездки. Один, злой и разочарованный.

«Нет никакого смысла снова подключать телефонную будку. Заказывать секс с порнозвездой Дайаной Дорз, например, или с «матушкой Терезой» – Анджелиной Джоли. Искусственная ситуация ни к чему хорошему не приведёт. Даёт мне будка деньги, и хватит. И на том спасибо. А я уж сам как-нибудь буду устраивать свои отношения с женщинами».

Он снова зашёл на сайт «Пинк Флойда», покопался в архиве. И к своему величайшему изумлению в ворохе устаревших и пропущенных им за полтора года новостей, наткнулся на заметку под названием «Я купил себе мою же работу», где прочёл следующее:

«Вчера на интернет-аукционе Е-bay за 8000 долларов США была продана картина известного художника-оформителя Сторма Торгерсона “Человек с лампочками”. Как выяснилось сегодня, анонимным покупателем стал сам автор этого произведения, популярного в узких элитных кругах. В интервью нашему изданию Сторм Торгерсон сказал, что идею картины “Человек с лампочками” он позаимствовал у Сальвадора Дали и пояснил, что у него дома имелась всего лишь копия этой работы, а оригинал несколько лет тому назад им был подарен большому поклоннику его творчества, президенту русского фэн-клуба Pink Floyd Артемию Комарову. Мистер Торгерсон также добавил, что, по-видимому, мировой финансовый кризис добрался и до российских ценителей сюрреализма, если они уже доходят до того, что продают с аукциона безвозмездные подарки авторов…»

8

Светящуюся точку на горизонте Фёдор Конюхов заметил после того, как проверил снасти. Удочки ничем его не обрадовали. Спев «крокодил не ловится, не растёт кокос», Фёдор уселся на носу яхты и стал смотреть вдаль, мечтая о гречневой каше и чёрном хлебе. И вот именно в этот момент он увидел яркий блик по левому борту, на самой кромке слияния Тихого океана с небом, – какую-то вспышку отражённого света. Само судно ещё не показалось, а что-то, видимо, с мачты пускало яркие колкие лучики. Волны медленно перекатывались с запада на восток, и поэтому Фёдор поставил дополнительный парус и изменил курс.

Сначала, наблюдая в бинокль, он отказывался верить собственным глазам, потому что то, что постепенно вырисовывалось в его поле зрения, по очертаниям больше походило на «летающую тарелку», чем на обычное торговое судно. Но потом, когда яхта достаточно близко подошла к странному объекту, то понял, что это всё-таки наше земное плавсредство, правда, очень необычное. Вся покатая палуба корабля и даже крыша грибовидной рубки были покрыты слюдяными квадратами, пускающими солнечные зайчики, – панелями солнечных батарей. А когда он сумел разобрать название судна – «Virgin Solar Ship», всё сразу встало на свои места…

– Как наши координаты? – спросил Серджио и, не дождавшись ответа, с ходу рассказал очередной свой анекдот: – Подводная лодка сбилась с курса. Видят: идёт пассажирский пароход. Капитан приказал дать залп торпедами. Пароход подорвался, начал тонуть, срочно радировать SOS и свои координаты. «Смотри, – говорит капитан подводной лодки штурману, – последний раз в этом рейсе я так делаю!»

Ричард Брэнсон расхохотался. Серджио, фотокорреспондент из National Geographic, был взят им в кругосветку не только из-за профессиональных качеств, но и из-за чувства юмора. Серджио Ричарду нравился. «Швейцарцы в следующем году закончат делать второй вариант “солнечного” самолёта, – подумал он, – возьму его в полёт. Только пусть получше подучится лётному мастерству». Брэнсон стоял на мостике за штурвалом «Virgin Solar Ship»: седой, загорелый, из одежды только шорты.

– А вот ещё на морскую тему, – черноволосый итальянец в цветастой просторной рубашке только что наелся спагетти и настроение у него было преотличное. – Два англичанина на берегу Ла-Манша ловят рыбу. Один вытащил красивую русалку, подержал её и бросил обратно в воду. Через час другой англичанин спрашивает: «Сэр, но почему?» А тот ему отвечает: «Сэр, но как?»

Отсмеявшись, Брэнсон вспомнил о Габриеле. «Что-то Питер давненько не звонил. Как он там без меня справляется с экологическими проблемами?.. Что там у австралийцев с альтернативными видами топлива? Что с проектом “Virgin Health Bank”?… Как закончу кругосветку на “солнечном” корабле, надо будет с Жаком Фреско встретиться. Очень интересный человек. Просто удивительный. Таких, как он, в мире единицы».

Серджио расчехлил Nikon, через открытый иллюминатор поснимал океан, сказал:

– Справа по курсу яхта.

– Вижу. Это Фёдор Конюхов. Русский путешественник. Сходи на камбуз, отбери для него продуктов. Да не жадничай. Спагетти не надо, не русская это еда. А я сейчас с ним по радио свяжусь.

– Si, signore capitano.

Затрещал зуммер спутниковой связи. «Может, Габриель?» – подумал Брэнсон. Взяв телефонную трубку, он сказал:

– Алло!

9

«В том, давнишнем сне, рожа не чёрта была, а пришельца. Я вспомнил. Серо-зеленая кожа. “Слепые”, без зрачков, миндалевидные глаза. Мерзкий беззубо-безгубый рот. Отвратительно сплюснутый нос. Ужасный запах. Неужели мной занялись инопланетяне? Да нет, быть не может. Никаких чужих нет. Сказки для младшего школьного возраста. Но ведь телефонная будка, исполняющая желания, это не миф. Вот она стоит передо мной и светится, как уличная неоновая реклама. И всё, что я благодаря ей получил, реальность. Если это розыгрыш из серии “улыбнитесь, вас снимала скрытая камера!”, то где же тогда те, кто пудрил мне мозги? Уже месяц прошёл».

Он посмотрел на десять пунктов, аккуратным почерком написанных им на листе бумаги. Зачеркнул «Деньги, золото, драгоценности». Подумал. Почесал затылок. Зачеркнул «Сексуальные забавы». Потом вычеркнул из списка пункты с пятого по девятый. В живых остались: третий – «Власть и титулы», четвёртый – «Слава, популярность» и десятый – «Оператор».

«“Власть и титулы”. Может быть мне президентом стать? Президентом чего? России или Америки?.. Буду ходить словно надутый индюк и всех учить, как надо правильно жить. Буду улыбаться с экранов телевизоров и с обложек журналов. Буду посылать людей на войну или в горячие точки. Буду дружить с сильными мира сего, а они мне будут указывать, что делать в их интересах. Буду летать по всему земному шару, практически один в огромном реактивном лайнере, есть деликатесы, пить изысканные напитки. Буду публично молиться богу, делая вид, что я в него верю. Так всё-таки президентом чего? России или Америки? Разницы не вижу никакой. Интересно, как это можно осуществить технически – чтобы я практически мгновенно стал президентом? Лишить памяти сразу семь миллиардов человек? Или сколько там нас сейчас?..

“Слава, популярность”. В принципе то же самое. Только власти поменьше. Артисты, хоккеисты, композиторы, кинорежиссёры, художники, футболисты, боксёры, топ-модели, писатели. Чемпионы, гении, таланты… Игоря бы оживить. Он мечтал стать известным писателем-фантастом. Да вот не выдержал равнодушия издателей. На шею себе пеньковый галстук надел. Эх, Игорь, Игорь! А может, и мне ещё одну книгу написать? Об обратной стороне “Пинк Флойда”. Покажу фэнам, что на самом деле из себя представляет четвёрка их любимцев. Нет, напрасная трата времени. В ответ заклюют, закидают тухлыми помидорами, плюнут в лицо. Не сметь обижать неприкасаемых! А то весь бизнес к чёрту рухнет. Икона упадёт. И во что тогда верить?..

Пункт “ноль”. “Оператор”. Стоп! А ведь это, наверное, самое интересное из оставшегося. Тайная комната. Чулан с пауками. Надо бы туда заглянуть. Почему я раньше не обращал внимания на эту опцию? Был занят более вкусными. Как мне казалось».

Он вошёл в телефонную будку, набрал все цифры, которые требовалось набрать, сказал:

– Алло.

– Алло, – ответил оператор.

Глава пятая
Оператор1

«Дети, которые приходят в ваши дома с ножами в руках, это ваши дети. Не я научил их этому. Вы научили. Большинство тех, кто пришли ко мне на старое ранчо, тех, кого я называю “семьёй”, – это отвергнутые вами… Я сделал для них всё, что мог, я поднял их с мусорной свалки, я дал им новые имена и сказал им: “В любви нет ничего плохого”… Я представляю собой лишь то, что живёт внутри всех и каждого из вас… Я никогда не ходил в школу, так и не научился толком читать и писать, я сидел в тюрьмах, поэтому остался неразвитым, остался ребёнком, в то время как ваш мир взрослел. И вот я вгляделся в то, что вы создали, и не смог этого понять… И если бы я мог, я бы выдернул сейчас этот вот микрофон и вышиб бы им ваши мозги. Потому что именно этого вы заслуживаете, именно этого… Разве является секретом тот факт, что музыка призывает молодых подниматься на борьбу с истеблишментом? Музыка говорит с вами каждый день, но вы глухи, немы и слепы, вы не способны воспринимать её. И ещё многое… Вот дети и бегут от вас на улицы – ив конце концов всё равно натыкаются на вас!

Я хочу, чтобы вы знали – в моём распоряжении весь мир. Если вдруг я выйду на свободу, я устрою такое, что убийство Шэрон Тэйт покажется вам детской игрушкой…»

Хет-трик прочёл текст, отложил в сторону распечатку, снял очки, сделал приличный глоток из пузатой бутылки дорогущего французского коньяка, закурил сигару, подумал: «В чём-то он прав. Если бы Гитлера в своё время приняли в Венскую академию живописи, то, скорей всего, и Второй мировой войны не было бы. Общество пожинает плоды своего равнодушия к отдельно взятому индивидууму. То же самое и в случае с Чарльзом Мэнсоном. Если бы социум позаботился о нём ещё в детстве, уделил ему должное внимание, то отказ продюсера The Beach Boys записать альбом с его музыкой не разозлил бы Мэнсона настолько, что он пошёл на такое зверское убийство. Его так называемая “семья” даже не посчиталась с тем обстоятельством, что люди, которых они зарезали как свиней, не имели к этому долбаному продюсеру никакого отношения – просто дом был именно тот, где он жил, и всё. А убивали они их, распевая песни The Beatles».

Хет-трик отхлебнул из горлышка. Коньяк заполнял каждую клеточку, растекался по телу, внося в него покой и умиротворение. Всунул в рот сигару, втянул в лёгкие сладкий, расслабляющий дым. Нервы чуть-чуть успокоились. Но страшная картинка всё так же стояла перед глазами.

«Зачем мне надо было туда ходить? Шестнадцать колотых ран в беременной женщине. Беременной на девятом месяце. Жуткое кровавое месиво. А какая Шэрон была красивая! Может быть, у меня тоже, как у этого грёбаного маньяка Мэнсона, устраивающего вместо мирных демонстраций ужасные казни ни в чём неповинных граждан, нелады с психикой? Пощекотал себе нервишки, называется! Что теперь? Осталось только в фашистских концлагерях побывать и на средневековых пытках поприсутствовать. “Молот ведьм” на практике изучить».

2

Вакханалия достигала своего апогея. Семьдесят восемь обнажённых девушек (брюнеток, шатенок, блондинок), упившихся вином и шампанским и нанюхавшихся наркотика, уже потихоньку стали разбиваться на пары и прямо на траве заниматься лесбийской любовью. Отдельные, особо уторчавшиеся, занимались любовью втроём, вчетвером, а то и вшестером. Только ноги в белых гольфах и чёрных лёгких кроссовках выглядывали из груд шевелящихся тел. А на газоне то тут, то там валялись брошенные белые велосипедные шапочки.

Фредди, сперва появившийся в образе королевы Англии, а потом избавившийся от жаркой горностаевой мантии и парика и превратившийся в японскую гейшу, теперь скинул с плеч и расшитое цаплями кимоно, оставшись лишь в стрингах. Правда, золотая корона опять красовалась на его буйной персидско-индийской головушке. Кокетливо улыбаясь, он заигрывал с огромным нигерийским негром, одним из тех, кто, изображая рабов, три часа тому назад вынесли его на носилках к восторженно кричащей толпе. Ещё один негр, комплекцией поскромнее, чем его сотоварищи-носилыцики, постоянно торчал у Меркьюри за спиной, обмахивая его страусовым опахалом.

Помимо семидесяти восьми велогонщиц (видимо, их количество соответствовало году на календаре), присутствовало девятнадцать трансвеститов, тринадцать карликов, столько же монашек и семь факиров. Плюс я, изображавший из себя официанта. И не только изображавший, но и реально подносивший присутствующим хрустальные бокалы, до краёв наполненные шампуниевоподобными жидкостями.

Китайские фарфоровые тарелки с едой на столиках в пёстрых шатрах были опустошены, вино и шампанское выпиты, исполинский торт (в виде пениса-велосипеда) со взбитыми сливками, шоколадом и марципанами съеден, белый порошок с серебряных подносов вынюхан. Все фокусы факирами были продемонстрированы, все фейерверки запущены. Единственно, музыка никак не могла умолкнуть, снова и снова через колонки проигрывалась одна и та же песня – «Bicycle Race».

Пора было уходить. Обстановка складывалась взрывоопасная. Тем более что карлики, так же, как и я, выступавшие в роли официантов и угощавшие гостей чистым колумбийским кокаином, и сами основательно расширили себе сознание и как-то странно на меня поглядывали своими осоловевшими глазками – того и гляди навалятся гурьбой, не отобьёшься. Некоторые из них уже начали снимать с себя камзолы, сплошь усыпанные перламутровыми пуговицами, и разминаться. Я представил, как они набрасываются на меня и острыми чёрными коготками до крови расцарапывают мою белоснежную рубашку. По-моему, они заподозрили во мне переодетого журналиста.

Свою спутницу я нашёл в самом углу лужайки. Под кокосовой пальмой. В объятиях трансвестита. Он погрузился лицом в большущие сиськи Анфисы и что-то там бормотал ей насчёт миллиона долларов. Анфиса уже в Москве, до «тайм-транспортировки», была на взводе, а тут она окончательно слетела с катушек, решила похулиганить: на велосипеде врезалась в шатёр, толкнула в торт карлика, факиру подожгла тюрбан.

– Валим отсюда, Анфиска, – приказал я ей, – давай руку.

– Ну, кисюня, – заканючила она, – останемся ещё хоть на немножко, здесь так клёво, лучше, чем в Москве.

– Анфиска, что я сказал?

Я оторвал её от еле живого трансвестита и потащил к воротам. У ворот валялась целая гора велосипедов. Семьдесят восемь штук, надо полагать. Я вынул из заднего кармана брюк мобилку и обернулся. Фредди и огромный негр занимались любовью. Карлики спаривались с монашками. Факиры – с велосипедистками. Трансвеститы в основном бродили, наблюдая. Закольцованная песня «Bicycle Race» продолжала орать из динамиков.

Пьяная Анфиска в ухо мне подпевала: «I want to ride my bicycle, I want to ride my bike, I want to ride my bicycle, I want to riding, where I like» («Я хочу ездить на моём велосипеде, я хочу ездить на моём велике, я хочу ездить там, где я хочу»).

Над виллой привязанный к земле канатами и снизу подсвеченный прожектором парил полосатый, как зебра, воздушный шар с красно-розовой надписью на боку – «JAZZ».

На Вирджинских островах вовсю шла вечеринка Фредди Меркьюри в честь выхода нового альбома Queen.

Необходимые пояснения.

Глава 1-я, эпизод 8-й. «Тёмная сторона жены», «Вам бы здесь поблевать», «Блюдце, полное секреции» – имеются в виду названия известных альбомов Pink Floyd: «Тёмная сторона Луны», «Вам бы здесь побывать», «Блюдце, полное секретов».

Глава 2-я, эпизод 5-й. «Бог хочет “крэка” – фраза из песни «То, что Бог хочет» с сольного альбома Роджера Вотерса «Amused То Death» («Развлечённые до смерти»).

Глава 2-я, эпизод 6-й. Из Безумца культ сделали – имеется в виду сошедший с ума Сид Барретт, участник группы «Пинк Флойд».

Глава 2-я, эпизод 6-й. Как Симус, как Мадемуазель Нобс – клички собак, имеющих отношение к творчеству «Флойда».

(Окончание в следующем номере)

Елена Щетинина
Дар бога Пана

В этот вечер на Деметре шел снег. Он был так необычен и странен после долгого сезона ливней, туманов и мороси, что Денис даже не сразу осознал, что это снег, – слишком уж привык он к тому, что с неба льется вода, а не падают крупные белые хлопья. За несколько лет работы вне дома он успел подзабыть, каким снег был на Земле, но даже если бы помнил, то вряд ли бы смог соотнести те легкие снежинки или мелкую крупу с этими огромными – два-три сантиметра в диаметре – тяжелыми белыми перьями, словно гигантского гуся распотрошили где-то там, наверху, в этом небе с чужими звездами.

Где-то далеко, у ангара, копошился Бек, и Денис слышал его тяжелое дыхание и скрежет бронированного скафандра, когда начмедчасти, начальник колонии и десантник в одном лице неуклюже задевал локтем или плечом обшивку планера. По-хорошему, надо было бы пойти и проститься с ним, но Денис оттягивал этот миг как можно дольше. В глубине души он знал, что Бек уже все сказал ему и, скорее всего, вот-вот улетит, не дожидаясь его прощальных слов, – но как не хотелось делать этот последний шаг, как не хотелось понимать, что уже все, больше никто и никогда, навсегда никто и никогда.

Наверное, Бек тоже знал, что чувствует Денис, поэтому старался уже сейчас стать как можно более незаметным – насколько позволяли его немаленькие габариты. Только дыхание, скрежет, да еще некоторый посторонний шум свидетельствовали о том, что кроме Дениса на Деметре еще кто-то был. И о том, что очень скоро тут останется только один Денис.

Нет, не один.

Еще он.

Или оно.

То самое существо.

Бог Пан этой таинственной планеты.

* * *

Тогда, год назад, когда Денис в составе первой исследовательской группы высадился на ДМ-3, или, как ее тут же стали называть, Деметре, он и не мог предположить, что с этой планетой его будет связывать гораздо большее, чем просто еще одна рабочая командировка. И уж тем более не мог предположить, что ему придется остаться здесь навсегда.

Деметра встретила их настороженно. Это они потом поняли, что им еще повезло, что сезон дождей начинался так медленно и осторожно, словно планета прислушивалась к ним, думая, стоит ли менять настроение так внезапно, когда прибыли незнакомцы. Это потом они поняли, что встреть она их по-настоящему, как подобало в этот сезон, то их экспедиция могла бы закончиться, так и не начавшись. Все приборы говорили о том, что планета абсолютно безопасна для людей. Да, конечно, что-то есть неуловимо чужое в воздухе, какой-то неизвестный земной науке элемент, но его так мало, а все остальное такое знакомое… 95 % за то, что планета абсолютно безопасна. И 500 %, что ее необходимо освоить как можно скорее. Запасы золота, урана, каменного угля, дерева – всего того, что было так необходимо перенаселенной и испытывающей энергетический кризис Земле – здесь было в достатке и даже с верхом. Их экспедиция должна была осесть здесь, составить карты залегания ископаемых, исследовать влияние окружающей среды на человека – обычный, стандартный набор заданий. Обычный, стандартный набор исполнителей.

И необычная, странная планета. Хотя может ли быть чужая планета обычной?

В тот первый день они даже осмелились снять скафандры, оставшись только в респираторах. По низкому небу ползли угрюмые свинцовые тучи, тонкие деревца клонились к земле под порывами промозглого ветра, лес невдалеке мрачно шелестел и манил к себе, как к укрытию от ветра, – все, как и на Земле поздней осенью. Так же сыро, неуютно и печально. Только небо было по-другому серым, и тучи были не таких форм, и деревца клонились под каким-то странным углом, – и во всем им чудилось что-то чужое, неуловимо иное, непонятное и немного пугающее… Но они сняли скафандры, выдохнули остатки синтезированной земной атмосферы, вдохнули этот чужой воздух – и, кажется, приняли эту планету. А планета, кажется, приняла их.

* * *

Вскоре они поняли, что на самом деле планета не такая уж и гостеприимная. Они поняли это с первым же дождем. Он разъедал, выжигал обшивку корабля, уничтожал верхний слой скафандров, и нельзя было даже и подумать о том, чтобы выйти без них.

Работа встала. В редкие часы просвета они выходили наружу, но при первых же признаках дождя возвращались обратно на корабль. Бросали пробирки, инструменты под бронированными навесами и убегали. А потом долго стояли у окон станции, глядя на потоки едких струй, и не могли понять, за что же так планета невзлюбила их.

Как только дождь прекращался, они сразу выходили, разбредались по одному – чтоб исследовать большее пространство за короткий период времени – и принимались за работу.

В одну из таких одиночных вылазок Денис и встретил Его.

* * *

Ветки за его спиной зашуршали, и он ощутил на своем затылке пристальный взгляд.

«Я не звал вас», – прозвучал в его мозгу низкий, чуть шипящий голос.

«Я не звал вас, – повторил голос. – Зачем вы здесь?»

Денис подумал о Земле, о проблеме с источниками энергии, о ресурсах Деметры, и тут же попытался остановить себя – ведь он фактически признался в том, что они собираются высосать эту планету до капли.

«Это хорошо, – неожиданно одобрительно сказал Голос. – Мне нравится, что мои вещи помогут вам. Это хорошо. Но вы медленны. Почему? Вы живете долго, и спешка ни к чему?»

Денис подумал о короткой человеческой жизни, о том, что они очень слабы и подвержены болезням, о том, что осадки Деметры смертельны для них. А им нужно сделать все как можно быстрее. А еще он подумал о том, что не знает, кто его собеседник.

«Повернись», – сказал Голос.

Денис обернулся, но, вопреки своим ожиданиям, не увидел за свой спиной никого. И только вглядевшись в сплетения веток, стволов и лиан, разглядел зыбкую, немного нереальную фигуру гигантского роста, с рогами на голове.

«Я помогу вам, – прозвучал Голос. – Я дам тебе возможность свободно жить на Деметре. Ты поможешь своим».

Из гущи кустов вытянулась веточка и ткнула Дениса в плечо, немного поерзала по нему и спряталась обратно.

«Хорошо, – рогатая фигура за кустами качнула головой. – Иди. Теперь не бойся. Моя планета не причинит тебе вреда».

* * *

Вечером, снимая рубашку, Денис обнаружил на предплечье нечто вроде нечеткого оцарапанного контура. Контура головы с рогами.

А наутро он вдруг понял, что дождь не пугает его, а, наоборот, тянет и зовет к себе. Он вдруг ощутил его прохладу, его нежный, чуть терпкий запах – и, рванув на себя дверь, выскочил во двор.

Дождь был очень мягким, словно пушистым. Он обволакивал его лицо тонкой пеленой и, казалось, проникал внутрь, в сердце, словно пытаясь что-то рассказать о Деметре.

Так Денис стал местным героем.

Только он мог выходить наружу, только ему осадки Деметры не приносили вреда. У него брали анализы, пытаясь понять, что же произошло, но могли сказать только одно – его организм как-то перестроился, стал созвучным этой планете. Сыворотка из его крови помогала людям выдержать полчаса под дождем Деметры – но не более.

Денис стал кумиром молоденьких инженеров, весть о нем даже прошла по телеканалам Земли. Начальник блока анализов Линда стала смотреть на него как-то по-особому. Все налаживалось. Правда, иногда мучили головные боли и тошнота да по вечерам ныл еле заметный оцарапанный контур, но вскоре и это прекратилось.

Денису поручали самые сложные задания, посылали в самые дальние и дикие уголки планеты – и он всегда возвращался назад целый и невредимый. Все опасности, которые могла нести эта планета, обходили его стороной.

Но часто, очень часто в лесной чаще, в переплетениях призрачных теней, в игре бликов на поверхности озера ему виделась гигантская рогатая фигура.

* * *

А потом однажды к нему в комнату пришел Бек. И сказал, пряча глаза под нависающими бровями, что Линда уехала. Рано утром. Навсегда.

Об этом знали все, кроме Дениса. А еще все, кроме него, уже неделю знали о том, что проект «Деметра» сворачивается. Что на Земле нашли новый, альтернативный источник энергии, и ресурсы этой планеты больше не нужны. А как площадка для колоний она непригодна.

А потом он сказал еще кое-что.

– Ты не возвращаешься на Землю.

– То есть как?

– Денис, твои тесты еще тогда показывали, что твой организм перестраивается. Именно поэтому осадки Деметры не причиняли тебе никакого вреда. Но теперь он перестроился настолько, что ему уже нет пути назад. Ты не выживешь на Земле. Ты теперь совсем иной. Помнишь твои головные боли и рвоту пару месяцев назад? Это была реакция на земную атмосферу. И тогда мы отключили подачу воздуха в твою комнату. Денис, ты уже два месяца живешь в атмосфере Деметры!

– Но вы же знаете, что изменилось в моем организме? Неужели вы не можете дать мне антидот?

– Нет. У препарата, что мы выделили из твоей плазмы, нет обратного действия. Только адаптация земного организма к условиям Деметры. Последние два месяца все, кто приходил к тебе в комнату, были под инъекцией этого препарата. Чтобы ты не догадался раньше времени. Чтобы мы попытались хоть что-то сделать.

Денис вдруг отчетливо вспомнил, что все, кто приходил к нему в последнее время, задерживались не более тридцати минут. Тех самых тридцати минут, на которых хватало действия препарата из его крови.

– …мы оставляем тебя тут как форпост. Как колониста, как представителя Земли на Деметре.

– Не надо врать. Вы же просто бросаете меня. Почему вы не хотите взять меня на Землю? Пусть я даже умру там через полчаса после приземления, но я ведь умру дома?

– Мы не можем сделать этого. Это убийство. Инструкция запрещает мне сделать это. Денис, понимаешь, инструкция! Даже я ничего не могу поделать.

– Когда? – спросил Денис, уже не слушая оправданий Бека.

– Послезавтра. Все улетают послезавтра. Они выйдут на орбиту и будут ждать моего планера. Я задержусь на день, разберусь с делами и присоединюсь к ним.

– Четыре дня… – тихо сказал Денис. – Четыре дня… А потом все…

* * *

Когда он сказал им, что все знает, они уговаривали его крепиться, говорили о том, что будут выходить на связь, будут присылать письма. Но он знал, что выходы их на связь будут редкими, а потом и исчезнут вообще, что письма будут скупыми и натужными. Он видел в их глазах пустоту, желание попасть домой и – самое главное – быть подальше от него, как зачумленного, заклейменного, странного, иного, лишенного возможности вернуться домой. Они теперь словно боялись заразиться его инаковостью – и это было таким диким и странным по сравнению с тем, как они когда-то пытались первыми хлопнуть его по плечу или пожать руку, чтоб заразиться этой же – но в то время счастливой – инаковостью.

Он бесцельно ходил, смотрел, как упаковывают вещи, как разбирают технику, как выкидывают ненужный хлам. Ходил, смотрел, старался быть рядом, старался насмотреться, надышаться на всю оставшуюся одинокую жизнь.

А потом они погрузились и улетели.

Остался только Бек. Суровый, неразговорчивый Бек, который не любил сантиментов, трогательных слов и грустных прощаний. Сейчас он копошился у планера, проверяя фиксаторы. Шел снег, на Беке был бронескафандр, и все равно снежные хлопья проедали заметные рытвинки в обшивке.

* * *

Денис стоял, смотрел на смутные очертания громоздкой фигуры и пытался уговорить себя, что это ненадолго. Что они просто улетели на выходные. Улетели и скоро вернутся.

Но от этой неуклюжей лжи сердце заболело еще сильнее.

И он вдруг отчетливо представил себе одинокие годы на Деметре. Только он, снег, дождь, туман, потом снова снег, дождь, туман и снова снег, дождь, туман. И только он. Он. Он.

Да… и еще то существо в лесу. То странное, страшное существо, которое дало ему этот странный страшный дар…

Их будет двое. Оно и он. Он и оно…

На долгие-долгие годы.

Навсегда.

Даже после смерти он останется здесь.

* * *

Денис рванул на себя дверь и выскочил во двор. Клеймо на плече чуть заныло. Он поднял голову к небу и, не стесняясь Бека, который уже, наверное, задраивал люк, заорал:

– Слышишь ты, выродок рогатый! Верни все, как было! Я не хочу, слышишь? Не хочу! Не хочу! Не хочу!!!

– Не хочу… не хочу… не хчу… нхчу… хчу… чу… ууу… УУУУ– – разнеслось полуэхо-полушепот. Казалось, что крик Дениса отражается не только от стен станции, леса, утеса, но и от самого неба. И от каждой снежинки, причудливой, вычурной, неземной формы. Казалось, что эхо появляется само собой и всего лишь передает его мольбу кому-то. И на миг Денису показалось, что там, в снежной кутерьме, в сплетении веток, стволов и лиан, мелькнула гигантская рогатая фигура.

Метка на плече вспыхнула – и тут же боль исчезла.

* * *

А Денис так и стоял, подставив лицо падающему снегу. И когда одна из снежинок отдалась резким ожогом, а последующие словно облили его лицо едкой кислотой – он был счастлив, как никогда в жизни.