Текст книги "Покоренная горцем"
Автор книги: Пола Куин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Некоторое время они шли молча. Наконец Колин спросил:
– Почему вы рассказываете мне все это?
– Потому что я хочу, чтобы вы знали, почему прольется ваша кровь, если вы вмешаетесь в ее жизнь.
Колин кивнул, отдавая собеседнику должное. Капитан был человек целеустремленный и прямолинейный в своей преданности долгу – весьма положительное качество, которого Колин уже много лет не встречал у других воинов.
– Почему вы решили, что я не такой, как все другие здесь?
– Вы прямодушны, – ответил Гейтс. – И вы увидите, что я – тоже. Поэтому я и решил так, хотя сомневаюсь, что вы вполне искренни в некоторых вопросах. Но я не сомневаюсь в вашей искренности, когда вы говорите с ним.
Колин понял, кого капитан имел в виду, но все же посмотрел на Эдмунда. Его взгляд скользнул по пушистой головке ребенка и по пухлой ручонке, державшейся за руку матери. Странное чувство охватило Колина, нахлынув внезапно, как потоп. У него перехватило дыхание, а сердце похолодело и запылало одновременно. Ему нравился этот мальчик. Будь он трижды проклят, но малыш ему нравился. Однако Колин не мог себе это позволить. Не мог позволить себе отвлекаться от основной задачи.
И уж тем более из-за женщины. Именно в этом таилась главная опасность. Колин видел, что сделали женщины с мужчинами Кэмлохлина. Те стали покорными. Они изменили своей натуре и оставили все, что прежде любили. Отец его, великий воин, который мог уложить троих одним ударом своего меча, научился срывать нежные побеги вереска, не повредив ни единого цветка. Его старший брат готов был отказаться от своих наследственных прав из-за любви к женщине. Другой его брат, легкомысленный бездельник Тристан, бросил привычную жизнь, всецело отдавшись служению одной-единственной. Муж его сестры, Коннор Грант, покинул королевскую армию и Англию, чтобы посвятить свою жизнь выполнению всех желаний любимой жены.
Колин не хотел бы проявить подобную слабость. У него не было для этого времени. И ни малейшего желания измениться.
Он должен предоставить Эдмунда с его матерью их собственной судьбе.
– Я здесь не для того, чтобы что-то менять, – услышал он свои слова.
– Вот и хорошо, – пробормотал капитан, шедший рядом с ним.
«Как же теперь сказать Эдмунду, что я не собираюсь проводить с ним время?» – думал Колин. Но ему необходимо держаться в стороне, оставаясь независимым, чтобы его не раскрыли. Проводить время с Эдмундом и его матерью – Колин взглянул на ее изящный профиль, когда она повернулась поговорить с сыном; – это слишком опасно. И вообще он здесь не для того, чтобы думать о женщинах. Да, он хотел ее, как хотел других женщин, но это всего лишь вожделение. Он не станет ради этого рисковать безопасностью ребенка. Он не настолько безжалостен.
– Я скажу мальчику, что занемог и не смогу удить с ними рыбу.
– Нет! – Гейтс сурово посмотрел на Колина, но глаза его сразу потеплели, стоило ему перевести взгляд на леди Джиллиан. – Мальчик огорчится, и его мать обвинит в этом меня.
– Вы любите ее, – рискнул заметить горец. Если капитан станет отрицать это, то он и впрямь считал его, Колина, дураком.
– Признаюсь, что она дорога мне. – Капитан помолчал, глядя на леди Джиллиан. Затем покачал головой и добавил: – Нет, вы не разочаруете мальчика. Ясно?
– Но я…
– Не возражайте, Кэмпбелл, – предостерег его капитан. – Только постарайтесь не слишком привязаться к ней.
Колин собирался заявить, что обзаводиться привязанностями не в его обычае, но тут Эдмунд вдруг вырвал ручку из руки матери и бросился к нему.
Глядя на крепкие ножки и раскрасневшиеся щечки ребенка, Колин задумался: действительно ли Девон способен причинить малышу боль? При этой мысли он едва не задохнулся от гнева, закипевшего в его груди. Проклятие! Как же живут его братья день за днем, зная, что с их детьми каждый момент может произойти что-нибудь ужасное? Он отвел взгляд и выругался про себя. Дети… Они представляли еще большую угрозу для душевного спокойствия мужчин, чем женщины.
– Колин, ты поужинаешь со мной в моей комнате? Мама не станет возражать.
Он посмотрел на леди Джиллиан. Она спешила к ним, глядя на него с извинением во взгляде. Он вспомнил ее покорность кузену вчера после его завуалированных угроз в адрес Эдмунда. Ради сына она была готова на все. Даже рискнуть провести время в обществе наемника, чтобы доставить удовольствие малышу.
– К сожалению, не могу, – ответил Колин, когда она приблизилась к ним. – Сегодня вечером я должен сидеть за столом с моим лордом, как и каждый вечер.
Как он и боялся, глаза мальчика округлились от огорчения. Но он не заплакал и не стал упрашивать. Колин предпочел бы, чтобы стал, потому что тогда он бы мог сказать себе, что ребенок слишком избалован и нуждается в твердой руке. Но Эдмунд только сунул большой палец в рот и отвернулся.
– Извините его. – Леди Джиллиан снова взяла сына за руку. – Ему скучно со мной. Я поговорю с ним насчет его неразумной просьбы.
Она отвернулась и повела за собой Эдмунда. Колин смотрел ей вслед, стиснув челюсти и ощущая странный спазм в животе. Неразумная просьба? Что же неразумного в желании малыша пообщаться с кем-то еще, кроме матери? И почему Эдмунду не дозволяется ужинать с другими, словно он – паршивая собачонка? Интересно знать, почему же Гейтс почти не разговаривает с бедным малышом? Страх перед Девоном – одно дело, но сделать ребенка изгоем в собственном доме – совсем другое.
– Зачем Девону обижать его? – спросил Колин, повернувшись к капитану. Его не волновало, что он слишком уж настойчиво требовал ответов. Он хотел получить их, хотя они и не имели отношения к грядущей битве. – И как с этим связано прибытие принца Вильгельма?
Гейтс остановился и улыбнулся горцу, даже не пытаясь скрыть своего интереса к собеседнику.
– А вы, Кэмпбелл, и в самом деле любопытны…
Похоже, он зашел слишком далеко. И с женщиной, и с мальчиком, которые не имели никакого значения для достижения его цели. Из-за них он уже утратил осторожность.
– Нет-нет. – Колин покачал головой и пошел дальше. – Не говорите больше ничего. Это меня не касается.
Глава 8
Джиллиан не опоздала к ужину в этот вечер и ни разу – во все последующие. За это она должна была благодарить Джорджа, строго следившего за ее распорядком. Как и всегда за время ее долгого пребывания здесь, он старался сделать так, чтобы она, возвратившись с прогулки, успела выкупать малыша и поиграть с ним, пока он ел. Она никогда не просила о том, чтобы Эдмунд питался вместе с ней за общим столом, так как понимала, что ребенку лучше держаться подальше от дурно воспитанных, грубых солдат гарнизона. Джиллиан и сама предпочла бы держаться от них подальше, но, потеряв возможность слушать разговоры за столом, она могла бы утратить доверие Вильгельма Оранского. Ведь странствующие наемники часто приносили полезные сведения из других благородных домов…
Этим вечером все было как обычно. Она лениво ковырялась в своей тарелке, внимательно прислушиваясь к разговорам мужчин вокруг. Громкий смех Джеффри привлек ее внимание. Никогда не бывать ему ее мужем! Но как он поступит, если узнает, что она уже попросила голландского принца о помощи? Джиллиан молилась, чтобы Джеффри никогда об этом не узнал. Но даже если тайна ее откроется… Он должен понимать, что она больше не станет подчиняться ему, если он обидит ее сына. Тогда она убьет его и бросит труп собакам!
Вильгельм Оранский защитит ее. Должен защитить. Что может помешать Джеффри отослать Эдмунда прочь… или, хуже того, сделать это уже после того, как он силой возьмет ее в жены?
Дрожащей рукой Джиллиан поднесла к губам кружку и устремила взгляд в дальний конец стола, где сидел Колин Кэмпбелл, выпивавший вместе с остальными солдатами.
На мгновение ей показалось, что она ненавидит его даже сильнее, чем Джеффри. Но какое ей дело до того, что он перестал разговаривать с Эдмундом? Почему ее удивляет, что он предложил ее сыну разделить с ним досуг, а затем передумал? Он ничем не отличался от всех других мужчин, которых она знала. И каждый раз, когда Эдмунд просил ее объяснить, почему Колин больше его не любит, неприязнь к горцу вновь просыпалась в ее душе.
Он вдруг перестал улыбаться словам кого-то из своих соседей за столом и пристально взглянул на нее. Она нахмурилась и отвела глаза.
– Джиллиан, сыграй нам что-нибудь на своей лютне.
Она с удивлением взглянула на Джеффри, развалившегося на стуле с Маргарет на коленях.
– Моя лютня расстроена, кузен.
– Эй, друг мой любезный! Эй, Мартин! – крикнул граф одному из своих музыкантов. – Отдай ей свою лютню. Мои уши достаточно настрадались сегодня от твоей бездарной игры. Передай лютню ей и послушай райские напевы.
Джиллиан не хотела играть. Музыка была ее вторым драгоценным сокровищем после Эдмунда, и она не хотела делиться им с кузеном и его людьми. Кроме того, она была не в том настроении, чтобы играть что-нибудь такое, что понравилось бы Джеффри.
– К сожалению, я вынуждена отка…
Мартин сунул ей в руки лютню и быстро ретировался.
– Играй, Джиллиан!
Она угрюмо посмотрела на кузена, противясь ему каждой клеточкой своего существа.
– Как вам угодно, милорд.
Она встала и, обойдя злорадствовавшего кузена, направилась в центр зала, упрямо вздернув подбородок, чтобы он не считал ее побежденной. Джиллиан знала: он заставлял ее ухаживать за ним и сидеть с ним, удерживая вдали от сына, в надежде сломить ее волю. Пусть не надеется! Скорее она умрет!
Джиллиан подождала, пока один из мужчин не принес ей стул. Случайно это оказался Колин Кэмпбелл. Она смотрела на него достаточно долго, чтобы он понял, как она рассержена на него. Затем вежливо поблагодарила его, когда он поставил перед ней стул и отступил в сторону.
Она села, аккуратно расправив юбки, и откинула волосы за спину.
– Джиллиан! – Джеффри хлопнул ладонью по столу. – Сыграй же что-нибудь, черт тебя возьми!
Бросив на него убийственный взгляд, она тронула пальцами струны и нахмурилась. Лютня была совершенно расстроена. Джиллиан поспешно настроила ее и начала играть. Она закрыла глаза, словно отгораживаясь от звона кружек и непристойного хохота с руганью, доносившихся от окружавших ее столов; она слушала только мелодию, рождаемую жалким инструментом Мартина, уходом за которым он явно пренебрегал. Вскоре, как и всегда, когда она играла, Джиллиан целиком погрузилась в музыку, и струны под ее пальцами запели голосом ее сердца. Печальный, западающий в душу напев зазвенел в воздухе, вызывая слезы у нее на глазах – она так и не открывала глаз, чтобы никто этого не заметил.
Мало-помалу возня и шум в Большом зале стихли. Джиллиан не слышала ничего, кроме мелодии, струившейся из-под ее умелых пальцев.
– Бог мой, Джиллиан!.. – раздался недовольный возглас Джеффри. – Если бы я хотел услышать похоронный марш, я бы приказал вывести одного из этих людей во двор и пристрелить. Сыграй что-нибудь повеселее, пока вконец не испортила мне настроение.
Джиллиан научилась придерживать язык, но ей никогда не удавалось скрыть свою ненависть к кузену; она пылала в ее глазах, виднелась в натянутой улыбке, в сжатых кулаках, выдавая ее слабость. Джеффри же упивался этим.
Джиллиан заиграла что-то более быстрое, впиваясь в струны, словно это были глаза кузена. Когда другие музыканты начали подыгрывать, ее передернуло из-за недостающих струн в их инструментах и их скверной настройки.
Вскоре пьяное веселье вернулось в зал. Джиллиан посмотрела на кузена, зарывшегося лицом в шею Маргарет. Бедняжка, у нее не было никого, чтобы защитить ее от когтей Джеффри. Взгляд Джиллиан переместился дальше вдоль стола – мимо Родриго Альвареса, наемника из Испании, с глазами такими же черными, как его душа, и Филиппа, как его там… из Франции, сидевшего рядом с ним. Когда же глаза ее отыскали Колина Кэмпбелла, они задержались на нем дольше, чем на остальных.
Она окинула взглядом его фигуру, долговязую и худощавую; казалось, он чувствовал себя на своем твердом стуле более уверенно, чем большинство других обитателей Дартмута. Мягкий свет пламени в огромном камине высвечивал резкие черты его лица, порождая золотистые всполохи в глазах. О, силы небесные! Он действительно был очень красив, но совсем по-другому, чем Джордж. Выражение лица шотландца не было ни любезным, ни безмятежным, и Джиллиан нисколько не сомневалась: этот человек был до крайности самоуверен. И казалось, ореол опасности окутывал его подобно черному плащу, покрывавшему его плечи. Возможно, угроза ощущалась в быстроте, с которой его острые глаза улавливали малейшие движения других мужчин; или же в намеке на что-то жестокое в легком изгибе его губ, растянутых в улыбке. И даже в нарочито медленных движениях его пальцев по ободку кружки таилась какая-то угроза.
Конечно, он был опасен. Джиллиан содрогнулась и отвела взгляд. Впрочем, все мужчины в этом зале были опасны. И почему она решила, что общество горца может быть полезным для Эдмунда? Боже милостивый, неужели ей так отчаянно хотелось услышать смех своего сына, что она безрассудно позволила ему привязаться к подобному человеку? Джордж был прав, предостерегая ее в отношении горца. Все так и вышло. Он ничем не мог помочь ей и Эдмунду, даже если бы захотел. Но у него явно не было такого желания. Однако он не должен был разбивать сердце ее ребенка. Даже самые худшие из солдат Джеффри не делали этого.
Джиллиан повернулась, чтобы в последний раз бросить на шотландца гневный взгляд. И обнаружила, что он наблюдал за ней. Его лицо, выражавшее вежливый интерес к происходящему вокруг, не изменилось. Кэмпбелл смерил ее взглядом – довольно дерзким, – и она сбилась с ритма. Но он смотрел на нее вовсе не с вожделением; казалось, просто размышлял, пытаясь решить, стоила ли она его внимания.
Джиллиан вскинула подбородок чуть выше, чтобы дать ему понять, что не нуждается в его внимании.
Он слегка улыбнулся, и его глаза пробежались по ней, сверкая в мерцающем свете подобно драгоценным камням, лишая ее способности мыслить… и даже дышать.
Взгляд ее метнулся к Джорджу. К счастью, внимание ее верного стража было сосредоточено на Джеффри, к которому он склонился, чтобы поговорить. Значит, никто не заметил, как они с горцем обменялись взглядами. Что ж, ей очень повезло. Потому что его взгляд был почти осязаем – словно он прикоснулся к ней на таком расстоянии.
Нет, она больше никогда не позволит мужчине прикоснуться к себе. Да, никогда!
Против ее воли взгляд Джиллиан вновь устремился к горцу. Однако он уже не смотрел на нее – вернулся к разговорам с сотрапезниками. Джиллиан облегченно вздохнула – все это время она сдерживала дыхание – и вернулась мыслями к музыке. Джеффри прервал эти мысли, внезапно выхватив лютню у нее из рук.
– Довольно, Джиллиан, – сказал он, возвышаясь над ней. – Пойдем. Сегодня я сам провожу тебя в твою комнату. Хочу поговорить с тобой.
Она посмотрела на Джорджа и без возражений поднялась со стула, когда капитан кивнул в знак согласия. Джиллиан предпочла бы разбиться о скалы, чем провести несколько минут, прогуливаясь с кузеном наедине. Хотя он не посмел бы тронуть ее. Он слишком боялся мести ее отца и клинка собственного капитана, чтобы решиться на такую дерзость. Пока боялся… Но ей невыносима была мысль, что вновь придется выслушивать его угрозы в адрес Эдмунда.
– В чем дело теперь, Джеффри? – спросила она с долгим протяжным вздохом, когда он выводил ее из зала (Джордж постоянно сердился на нее за неумение скрывать свою неприязнь).
– Хорошие новости, дорогая, – весело заявил кузен, предпочитая не замечать ее пренебрежительного отношения к его выдающейся персоне. – Лорд Шрусбери и виконт Ламли поставили свои подписи на приглашении принца. Еще одна подпись – и петицию можно будет отослать Вильгельму.
Нельзя было допустить, чтобы он увидел надежду в ее глазах. Ей следовало притворяться, что она страшится, прибытия принца. Но Джиллиан не смогла удержаться и взглянула на кузена с искренним изумлением – неужели Джеффри считал Вильгельма таким жестоким и бесчувственным?
– Почему вы решили, что это хорошая новость для меня?
– Почему? – Он посмотрел на нее с торжеством. – Да ведь это означает, что наша брачная ночь состоится уже через несколько месяцев. Наверняка ты довольна таким развитием событий, Джиллиан.
Он с ума сошел! Ей следовало пожалеть его. Но она не могла.
– Я не выйду за вас, кто бы это ни приказал. Я скорее умру.
– Я могу устроить гибель, если захочешь… но не твою.
Джиллиан закрыла глаза, чтобы сдержать гнев и страх, вспыхнувшие в ее в душе. Кузен часто угрожал изгнать Эдмунда из Дартмута, но никогда прежде не угрожал лишить его жизни. Подавив ярость, рвавшуюся наружу, она открыла глаза и в упор посмотрела на графа.
– Коснетесь его – и я вырежу ваше мерзкое сердце, бьющееся в вашей презренной груди.
– И ты сможешь это сделать, Джиллиан? – с усмешкой спросил кузен. – Сомневаюсь, что ты на это способна.
Ей следовало развеять его заблуждение, причем как можно скорее, пока он не привел свои угрозы в исполнение.
– Да, смогу! И сделаю! В один прекрасный момент вы можете не проснуться. Помните об этом.
Он рассмеялся и, повернувшись, чтобы уйти, взмахнул рукавами, обильно украшенными кружевом.
– Что ж, теперь я знаю, что нужно будет запирать тебя на ночь, после того как я закончу с тобой.
Сжав кулаки, Джиллиан провожала взглядом кузена, возвращавшегося в Большой зал. Ей хотелось бежать, но ноги не слушались ее. Как она сможет избежать брака с ним, если принц передумает, оценив все, что Джеффри для него сделал? Как она сможет защитить от него своего ребенка?
Наконец она повернулась и, утирая слезы, бросилась в свои комнаты.
Глава 9
В сотне ярдов от замка Колин терпеливо ждал, укрывшись в тени неглубокой пещеры возле самой кромки воды. Мерный плеск волн, разбивающихся о скалы позади него, несколько скрашивал ожидание. Никто не видел, как он выскользнул из Дартмута, чтобы встретиться с одним из посланцев короля. Была середина ночи, и на стенах замка не было часовых. Но даже если бы и были, они бы его не увидели. Он добирался сюда пешком, стараясь держаться в тени.
Встреча была оговорена заранее – ровно через месяц после того, как он покинул Уайтхолл. Колин условился с королем, что встретит гонца из Сомерсета именно в эту ночь и передаст ему все сведения, которые уже удастся собрать такие же встречи будут повторяться каждую неделю после этой, пока Колин не призовет королевскую армию.
Он похлопал по посланию, спрятанному у бедра, и припомнил, что в нем написал. Пока ему удалось узнать не слишком много. Принц и в самом деле собирался высадиться в Дартмуте, но Колин так и не сумел выяснить, когда именно. В крепости не появлялись лодки, которые могли бы переправлять письма в Голландию, поэтому он написал, что король должен сохранять терпение. Гарнизон Девона слаб и плохо подготовлен для настоящей битвы. Колин считал, что в их интересах покончить с Девоном до прибытия Вильгельма, но если они проявят поспешность, то это может обернуться крупными неприятностями позже. Приглашение голландцам вскоре должно быть отослано, но до тех пор не следовало предпринимать никаких действий. Закончил Колин свое послание добрыми пожеланиями королеве и просьбой о помиловании дочери и внука графа Эссекса. Они не замешаны в измене и не должны быть преданы суду, когда война окончится.
Колин оглядел линию берега, надеясь увидеть гонца, и нахмурился, не обнаружив никаких признаков посланника.
Гонец запаздывал, предоставив Колину слишком много времени для раздумий. Проклятие, у него и так уже весь вечер голова шла кругом. Не мог он забыть музыку леди Джиллиан – слышал ее и в плеске волн, и в тихих стонах ветра. Музыка эта успокаивала и так брала за душу, что все остальное казалось совершенно бессмысленным. Ох, хотел бы он никогда ее не слышать…
Джиллиан сердилась на него, и он знал почему. Но он правильно поступил, избегая ее и мальчика. Он уже и так слишком много думал о них. И все же ее ледяной взгляд этим вечером немного выбил его из колеи. Вроде бы не должен был, но выбил. Колин обнаружил, что ему неприятно быть объектом того же презрения, с которым она смотрела на Девона и остальных солдат гарнизона. Однако его восхищали ее затаенная гордость, способность смело выдерживать его, Колина, взгляд и… божественно прекрасная мелодия, струившаяся из-под ее пальцев.
– Генерал?..
Колин отделился от стены, на которую опирался, проклиная неуместные мысли, заставившие его упустить приближение посланника.
– Я здесь, – прошептал он и подождал, когда гонец спешится и зайдет в тень. Это был Генри Хаммонд, его связной последние три года.
– Наш добрый король шлет вам приветствия, генерал.
Колин кивнул и, осторожно выглянув из-за скалы, оглядел все вокруг, чтобы убедиться, что они одни.
– Что нового в Англии?
– Король приказал семи епископам огласить Декларацию о веротерпимости во всех англиканских церквях. Но, будучи яростными противниками католиков, – добавил Хаммонд, – они воспротивились, поэтому были арестованы.
Колин в досаде стиснул зубы. Проклятие! Король Яков с каждым днем приобретал все больше врагов, затрудняя победу в этой войне.
– Скоро нам придется сражаться не только с голландцем, но также и со всей Англией.
Хаммонд немного помолчал, затем осторожно откашлялся, прочищая горло.
– Видите ли, генерал, некоторые говорят, что король не искренен, выступая за веротерпимость. Якобы его истинная цель – разжигать рознь между приверженцами англиканской церкви и католиками.
Колин рад был, что Хаммонд не видел его лица в этот момент, потому что сам он верил этим слухам. Конечно, именно в этом и состоял план Якова, он говорил о веротерпимости левой стороной рта, а правой заявлял, что все те, которые не являются католиками, исповедуют ложную религию. Народ не станет терпеть такое слишком долго.
– Ваш долг – не сомневаться в своем короле, – строго сказал гонцу Колин. Трону меньше всего сейчас нужен был мятеж. – Пусть другие говорят, что им вздумается, а вы держите язык за зубами. Вам понятно?
– Да, генерал. Есть у вас послание к королю?
Колин кивнул и протянул гонцу пакет. Хаммонд доставит послание другому гонцу в Сомерсете, а тот поскачет в Чешир, чтобы передать его следующему. И так далее, пока донесение не вручат лично королю Якову в Лондоне.
Колин подождал, пока Хаммонд не скрылся из виду, затем накинул на голову капюшон и направился к замку. На этот раз он шел медленно, раздумывая о том, не было ли его пребывание здесь пустой тратой времени. Если народ станет требовать протестантского короля, сил Якова окажется недостаточно, чтобы удержать трон. Но, как ни странно, не это больше всего беспокоило Колина.
Первые девятнадцать лет своей жизни он рос среди католиков и видел, как их преследовали. Он сражался бок о бок со своими братьями-горцами, не зная о преследовании других. Но теперь Колин уже не был столь несведущим. Яков не карал непокорных пресвитерианцев, не устраивал кровавую бойню, как это делал до него его брат Карл. Но он предавал их суду и лишал всех свобод и привилегий. Сначала Колин считал, что король поступал справедливо. Но какой человек имеет право отказывать другому в праве отстаивать свои убеждения? Разве сам он сражался не за эти права?
Колин не хотел видеть худшее в человеке, которым восхищался, которого поклялся защищать. А если бы пригляделся и если бы оказалось, что его дело уже нельзя назвать правым, – то что бы осталось ему? За что стоило бы бороться?
Колин проскользнул в замок, убедившись вначале, что в залах царит тишина. Он осмотрелся, пользуясь возможностью сделать это неспешно и обстоятельно. Он проверил каждый поворот и каждую дверь вдоль еще одного темного коридора. Но он не мог заниматься этим всю ночь. Одно дело – рисковать. Поступать неосторожно – совсем другое.
Удовлетворившись на данный момент тем, что нашел еще три выхода из замка, Колин направился к себе.
Но, услышав звуки, доносившиеся из помещения этажом выше, он двинулся туда. Звук раздался снова, и Колин, скинув капюшон, прислушался. Кто-то плакал наверху. Ребенок.
Эдмунд!
Горец взлетел по лестнице к двери комнаты мальчика, но плач прекратился. Не следовало ему приходить сюда. Если Гейтс узнает об этом, он скорее всего выдворит его из Дартмута. Колин повернулся уходить, но новые звуки пригвоздили его к месту.
Музыка… Точнее – голос лютни. Но звучал ли он на самом деле – или только в его мозгу и у него в сердце? Нежные звуки доносились откуда-то с вышины, словно небеса разверзлись, чтобы услаждать его уши… и другие части тела. Но откуда же доносилась эта музыка?
Колин посмотрел на узкую каменную лестницу, ведущую на парапет стены и дальше, на самый верх башни. Он вспомнил, как в первый раз увидел там леди Джиллиан – увидел высоко над миром, овеваемую ветром, похожую на одинокую принцессу. И сейчас голос ее лютни напоминал об этом.
Но Колин не двигался. Зачем ему идти к ней? Он был не из тех, кто способен утешить. И у него не было ничего, что он мог бы ей предложить. Что хотел бы ей предложить. Леди Джиллиан – не его забота.
Эдмунд вновь завопил за дверью, и Колин, стремительно развернувшись, ворвался в слабо освещенную комнату, сжимая рукоятку меча. Глаза его мгновенно отыскали Эдмунда, примостившегося в самом углу кровати. Похоже, он был невредим, но страшно напуган. Колин сначала обследовал темные углы, чтобы удостовериться, что никто не прячется там, затем подошел к кровати.
– В чем дело, паренек? Почему ты плачешь?
Эдмунд утер кулачками глаза и посмотрел на него.
– Мне приснился плохой сон. Я хочу к маме.
Оглянувшись на открытую дверь, Колин подумал, что следовало бы пойти за ней. Но когда он двинулся с места, Эдмунд позвал его:
– Не уходи. Мне страшно.
Нахмурившись, Колин вернулся к кровати. Что знал он о том, как успокаивают детей? Не больше чем о том, как утешать их матерей. Иными словами – очень мало. Эдмунд всхлипнул и утер нос, и Колин, в досаде воздев глаза к небесам, уселся на кровать.
– Мне тоже снились дурные сны.
– Правда?
– Да.
– С чудовищами?
– Да, с огромными зелеными монстрами.
Эдмунд оставил свой угол и придвинулся ближе к Колину. На свету стало заметно, что глаза его широко раскрыты.
– Они когда-нибудь хватали тебя?
– Никогда. – Колин посмотрел на мальчика и тут же отвел взгляд, чтобы не улыбнуться. Черт бы побрал его жалостливое сердце… – Видишь ли, я нашел волшебный кинжал в одной из гор…
– Волшебный?! – от удивления Эдмунд даже вытащил палец изо рта.
– Да, волшебный. Его выковали, чтобы убивать всех чудовищ, которые посмеют приблизиться к его владельцу, – Колин бросил быстрый взгляд на мальчика. – Хочешь посмотреть на него?
Эдмунд кивнул и придвинулся еще ближе к горцу. А тот вытащил из ножен у пояса кинжал – подарок короля Людовика. Клинок с его золотой рукояткой, искрящейся в свете свечи, выглядел сверхъестественно.
– Это правда волшебный кинжал?
– Самый настоящий. – Колин повертел в пальцах рукоятку, глядя на нее так, словно обдумывал страшно трудное решение. – Больше он мне не нужен. – Он резко выдохнул. – Я мог бы отдать его тебе.
– В самом деле?
– Да. – Колин строго посмотрел на мальчика. – Но только ты поклянешься, что не притронешься к нему, пока тебе не исполнится… по меньшей мере, шесть лет. Кинжал утратит свою волшебную силу, если ты хоть раз прикоснешься к нему до этого.
– Я не притронусь к нему, – пообещал Эдмунд с серьезнейшим видом.
Колин невольно улыбнулся:
– Тогда он твой. Я спрячу его для тебя в надежном месте. – Он оглядел тускло освещенную комнату и поднялся на ноги. Высокий деревянный шкаф, частично скрытый в тени, прекрасно подходил для этой цели. Вытянув руку, он спрятал кинжал на самом верху – оттуда Эдмунд не смог бы его достать. – В следующий раз, когда тебе приснится страшный сон, кинжал защитит тебя.
– Спасибо, Колин.
Ему нужно было поклониться и уйти. Мальчик был в безопасности и больше не боялся. Не следовало ему оставаться в комнате без крайней необходимости.
– Теперь мы снова друзья? – спросил Эдмунд.
Колин со вздохом прикрыл глаза. Проклятие! Он только что расстался с любимым клинком из-за ночных кошмаров мальчика. Так какого же черта он чувствует себя бессердечным мерзавцем? Впрочем, он всегда знал, что такой он и есть. Зачастую даже гордился этим. Но не сейчас.
– Видишь ли, Эдмунд… – Он снова сел на кровать и устремил взгляд на серьезное личико ребенка, вниматель но смотревшего на него. – Я солдат и должен усердно готовиться к сражению, чтобы в бою меня не ранили.
– Как тогда, когда лейтенант д'Атр ударил тебя?
Колин кивнул:
– У меня мало времени на игры, но это не значит, что мы с тобой не друзья.
– Эдмунд! – Громкий возглас леди Джиллиан сдернул ее сына с кровати и заставил Колина вскочить на ноги. Она подбежала к ним и подхватила малыша на руки. – Что вы здесь делаете? – Джиллиан пристально посмотрела на горца.
– Эдмунд плакал. Он…
– О, мой дорогой!.. – воскликнула она, повернувшие к сыну. – Тебе снова привиделся страшный сон?
Ребенок у нее на руках кивнул, и она, покрепче прижав его к себе, проворковала в его пышные кудри:
– Прости меня, родной, я тебя не услышала. Ты сильно испугался?
– Да. – Эдмунд зевнул. – Но Колин отдал мне свой волшебный кинжал.
В мерцающем свете свечи Колин увидел, как округлились глаза молодой женщины, когда она перевела на него взгляд. Похоже, она собиралась как следует отчитать его (каким же безмозглым варваром нужно быть, чтобы дать ребенку кинжал?). Но следующее радостное заявление Эдмунда заставило ее промолчать.
– Теперь, мама, когда чудовища явятся, кинжал их прогонит.
– Он там. – Колин указал на верхнюю часть высокого шкафа, чтобы она убедилась, что он надежно спрятал оружие.
– Я не должен прикасаться к нему, пока мне не исполнится шесть лет, – добавил Эдмунд, опять привлекая к себе внимание матери. – Иначе он потеряет свою волшебную силу.
– Это так? – Она снова посмотрела на горца. Он не мог бы ручаться, что заметил легкую улыбку на ее губах, однако тревога из ее голоса исчезла. – Мне бы хотелось побольше узнать об этом волшебном кинжале, но только завтра, Эдмунд. А сейчас уже поздно, и тебе нужно спать. Хочешь, чтобы я осталась с тобой?
– Нет, мама, теперь я в безопасности. Правда, Колин?
Горец кивнул:
– Да, паренек, ты в безопасности.
– Теперь пожелай мистеру Кэмпбеллу доброй ночи, дорогой. Увидимся утром. – Джиллиан подошла к кровати и наклонилась, чтобы положить мальчика в постель. Но он рванулся прямо в руки горца.
В первый момент Колин растерялся, когда малыш, обвил руками его шею. Ему много раз доводилось испытывать потрясение, но подобного – никогда. Во время визита домой, в Кэмлохлин, он держал на руках своих племянников и племянниц, но он никого из них не спасал от чудовищ. И не испытывал желания защитить их от вероломных графов, ненавидящих их за то, что у них нет отцов.