Текст книги "Сильнее разума"
Автор книги: Пола Хейтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Нет! Это просто безумие! Так не бывает! Мелисса пошатнулась. Незнакомец едва успел подержать ее.
– Подождите! – взмолился он, видя, что девушка намерена уйти, и поскорее. – Подождите! – И, жадно вглядываясь в ее лицо, отрывисто спросил:
– Кто ваш отец?
Девушка горестно покачала головой.
– Я… я не знаю. – Голос ее дрожал и срывался. – Мать ничего мне не рассказывала…
Думаю, она и сама не знала…
Лицо смуглого незнакомца исказилось от негодования.
– О, Барбара знала, еще как знала! Возможно, наш роман она и считала случайной интрижкой. Но пока с ней был я, никто другой к Барбаре и на пушечный выстрел не приблизился бы! Я ни с кем не стал бы ее делить!
Внезапно выражение его лица изменилось.
Незнакомец потрясение уставился на Мелиссу. И внезапно, словно гром прогремел с ясного неба, девушка осознала, отчего тот кажется ей таким знакомым. Все дело в глазах.
Глаза итальянца были чуть более темного оттенка, нежели ее собственные, но это были ее глаза, никакой ошибки тут быть не могло!
– Наверное… – произнес он с какой-то странной интонацией, от которой у Мелиссы замерло сердце. – Наверное, нам необходимо поговорить.
Один разговор по душам – и жизнь девушки изменилась словно по волшебству. Однойединственной беседы Джованни хватило, чтобы признать ее, Мелиссу Гринбери, родной дочерью. Никаких доказательств он не требовал, но признал ее безоговорочно, принял ее в свое сердце, в свою жизнь, не задавая вопросов, не терзаясь сомнениями. С первого же мгновения полюбил ее крепко и на всю жизнь.
Но за чудеса приходится расплачиваться, и дорогой ценой. Мелисса знала, что судьба взыщет с нее сполна, но ни о чем не жалела. Джованни улетал в Рим – его жена ложилась на операцию в больницу. А затем ей предстояло обследование для выяснения причин ее многолетнего бесплодия.
Девушка все отлично понимала. Конечно же Джованни не мог предъявить жене нежданно-негаданно обретенную дочь в такой момент.
Жестоко было бы похваляться перед Лаурой своим собственным ребенком, в то время как бедная женщина отчаянно пыталась подарить мужу долгожданное дитя. Так что Мелисса, не споря, смирилась со своей незавидной участью: некоторое время ее существование должно было сохраняться в тайне.
Но не вышло…
В дверь снова настойчиво постучали. А следом послышался отцовский голос – взволнованный, испуганный:
– Мелисса, пожалуйста! Пожалуйста, нам надо поговорить! Пожалуйста!
Медленно, очень медленно, как если бы ее уже настигла смерть, оставив по себе живой труп, молодая женщина поднялась. Пояс ее халата развязался, бесстыдно обнажив грудь. Задрожав крупной дрожью. Мелисса плотнее запахнула халат.
И вышла к отцу, тому самому человеку, которого Луиджи принял за ее любовника и с которым так жестоко попытался разлучить ее.
Джованни неуверенно топтался у порога. Как он постарел и сдал за эти несколько минут… или часов? Сердце молодой женщины сжалось от жалости к отцу.
– Мелисса… – произнес он срывающимся голосом, – мне так жаль… так жаль…
– Папа, – всхлипнула молодая женщина.
Джованни распахнул объятия.
– Доченька!
С душераздирающим криком Мелисса бросилась в надежные отцовские объятия.
Она рыдала и рыдала, не в силах остановиться. Просто безобразие, думала она сквозь слезы, безобразие так себя вести! Ей двадцать лет, она не девчонка-школьница какаянибудь и побывала в таких местах, что врагу не пожелаешь. А теперь вдруг почувствовала себя ребенком. Ребенком, который ищет утешения на отцовской груди.
Джованни обнимал ее за плечи, ласково поглаживал по спине, утешающе нашептывал что-то на языке, который Мелисса не понимала, а ведь ей полагалось знать его с детства.
Наконец, совсем не скоро, бурные рыдания поутихли. Джованни пригладил волосы дочери.
– Я бы всю кровь до капли отдал, если бы так мог исправить причиненное тебе зло, – произнес он с невыносимым страданием. – До самой смерти себе этого не прощу.
Мелисса покачала головой. Острая мука поутихла до тупой, ноющей боли.
– Ты не виноват… не виноват. – Она вздрогнула как от холода. – Мне самой не следовало…
Молодая женщина умолкла и испуганно огляделась по сторонам.
– Где… где же… – Но не смогла произнести ненавистного имени.
– Ушел, – процедил сквозь зубы отец. – Мне даже не понадобилось вышвыривать его своими руками! Уплыл на этой своей яхте. – Голос его смягчился. – Собирайся, дитя мое. Мы тоже уплываем.
Мелисса утерла слезы и вдохнула поглубже.
– Сейчас оденусь по-быстрому и соберу сумку. Вещей-то у меня всего ничего… А мы возвращаемся в отель?
В "Адриатику" ей отчаянно не хотелось – ни сейчас, ни когда-либо потом. Глаза бы ее не видели этого отеля!
– Нет. Ты едешь в Рим. Со мной, – решительно произнес Джованни.
Мелисса вскинула на него глаза.
– Но как же Лаура?
С какой легкостью она произнесла имя жены своего отца, ради которой вынуждена была таиться и жить в тени. Ради которой Джованни никак не мог открыто признать ее дочерью!..
– Я не в силах так поступить с ней, – говорил Джованни, и Мелисса вполне понимала правоту его слов. – Девять долгих мучительных лет Лаура надеялась, вопреки очевидному, что сумеет подарить мне ребенка, о котором мы оба так мечтали! Я не могу, просто не могу сказать ей, что у меня уже есть дитя от другой женщины… Она будет вне себя от горя. Сочтет себя никчемной, ненужной неудачницей. Она и без того терзается двадцать четыре часа в сутки.
Называет себя "бесплодной смоковницей", ругает за то, что вышла за меня замуж и сделала навеки несчастным… Я сто раз повторял ей, что жизни без нее не мыслю, с ребенком или без, но она не верит…
Джованни в подробностях рассказал дочери историю первого замужества Лауры, окончившуюся мучительным бракоразводным процессом. Мелисса всей душой сочувствовала своей мачехе. И всецело соглашалась с отцом в том, что было бы жестоко причинить ей новую боль.
А в результате вышло еще хуже…
Лицо Джованни напряглось. В глазах читалась неизбывная вина.
– Мне придется открыть Лауре правду. Я-то думал, что сумею надежно тебя спрятать, так что она ничего не узнает. Во всяком случае, до тех пор, пока… – Он перевел дух. – Пока небеса не подарят нам ребенка – нашего общего ребенка! Если бы я заподозрил хоть на мгновение, что Лаура дознается про твой приезд и придет… – Джованни тяжко вздохнул, – придет к таким кошмарным выводам, я не стал бы рисковать. Рассказал бы ей все как есть сразу, как привез тебя в Рим!
Он помрачнел.
– Теперь мой долг – попытаться исправить зло, причиненное моей скрытностью. Зло по отношению к моей жене и к моей дочери… Ты пока собирайся. Как будешь готова, скажи: катер ждет у причала. А сейчас мне нужно позвонить Лауре. Она понятия не имеет, что я здесь.
Вчера, едва прилетев из Лондона, я позвонил в отель, и мне сказали, что ты уехала. Я до смерти перепугался. И как только выяснил, где ты, тут же помчался сюда. Лаура наверняка себя не помнит от тревоги. Надо ее успокоить.
Джованни коротко поклонился и вышел из комнаты. Оставшись одна, Мелисса обвела взглядом спальню, побросала свои вещи в сумку, все, что попалось на глаза, и выбежала за дверь. Ей не терпелось покинуть виллу – чем скорее, тем лучше.
Уже на выходе из бухты Мелисса не выдержала и обернулась. Вилла стремительно удалялась – терраса и бассейн, колонны и купол. А очень скоро и сам островок превратился в крохотную точку у горизонта – вместе со своими иссиня-черными скалами и полосой жемчужно-белого песка. В памяти Мелиссы навсегда запечатлелась опустевшая каменная пристань.
Гордой красавицы яхты там уже не стояло. Она исчезла, будто ее и не было.
Исчез. Исчез. Исчез.
Мелисса закрыла глаза. К горлу внезапно подступила тошнота.
У причала в Сперлонге их уже ждал новехонький "ламборджини диабло". Путь до Рима на сей раз занял часа два – дорога изобиловала "пробками". Мелисса откинулась на спинку кожаного сиденья и отрешенно глядела перед собой "Ламборджини" промчался через центр, искусно лавируя в потоке машин, и наконец выехал на тихую живописную окраину, где стояли особняки римских богачей. Проехал еще пару миль в направлении Тиволи и свернул на подъездную аллею, ведущую к чугунным воротам, а от них – дальше, к роскошной вилле, своим великолепием не уступающей виллам римских императоров.
Слуги приветствовали возвратившегося хозяина, не выказав ни малейшего удивления при виде его прелестной каштановокудрой спутницы. Джованни, инстинктивно почувствовав смущение дочери, крепче обнял ее за плечи.
– Мне нужно поговорить с Лаурой, – серьезно произнес он, вводя дочь в просторный вестибюль. – Извини, я тебя оставлю ненадолго. – Джованни жестом подозвал одну из служанок, что почтительно ждали чуть в стороне. Будьте добры, проводите синьорину Гринбери в ее комнату.
Мелиссу отвели наверх, в богато убранные гостевые покои. Следом прибежала молоденькая горничная – помочь распаковать вещи.
Первым побуждением Мелиссы было сказать ей, что не стоит трудиться, все равно она здесь надолго не останется. Италия отныне для нее закрыта. Она уедет… уедет…
Улетит обратно в Чикаго, Вернется к работе.
А Джованни будет изредка появляться в Штатах. Этими краткими встречами ей и придется довольствоваться. Иного выхода нет и быть не может.
Горничная затворила дверцы шкафа, тихо произнесла что-то и ушла. В комнате воцарилась тишина.
Надо как следует обдумать происшедшее, внушала себе Мелисса. Надо обдумать все, что со мной случилось. Хорошенько обдумать.
Молодая женщина до боли вонзила ногти в ладони. Луиджи. Луиджи дель Кастаньо… Брат ее мачехи.
Не ты ли с самого начала твердила себе, что влюбляться в него неразумно, неосмотрительно, опасно? Так все и вышло, вкрадчиво напомнил о своем существовании внутренний голос.
Ну да, так все и вышло. Как, ну как могла она быть такой дурой? Как умудрилась ничего не заметить? Ведь невооруженным глазом видно было, что Луиджи считает ее женщиной самого низкого пошиба, любовницей Джованни!
Мелисса вновь оказалась во власти былого кошмара – мир опять завертелся волчком, пол и потолок поменялись местами. Она отчаянно пыталась усмотреть в происходящем хоть какую-то логику – ужасную логику ужасных событий.
Все очень просто. Луиджи считал ее любовницей Джованни. Поэтому задался целью обольстить ее. Чтобы разлучить с зятем. Чтобы обезопасить брак своей сестры. И закрутил с ней ни к чему не обязывающую интрижку.
А если бы пылающий праведным гневом Джованни не нагрянул на остров, что тогда?
Что произошло бы дальше? Какая участь ждала ее, Мелиссу?
Молодая женщина сжала кулаки. В ушах вновь зазвучал вкрадчивый, бархатистый голос – голос дьявола-искусителя, не иначе! "Мелисса, я не могу с тобою расстаться… Я хочу, чтобы мы были вместе. Я увезу тебя в Рим и ты будешь моей, слышишь! Перед миром и людьми!"
Еще несколько часов назад эти слова отворяли для нее врата в рай. А теперь толкали в разверстую пасть ада.
Мелисса прижала руки к груди, пытаясь унять боль. Все напрасно…
В дверь тихо постучали И на пороге, нервно сплетая и расплетая пальцы, возникла женщина. На вид лет на пятнадцать старше Мелиссы. Худая, изможденная, но одетая с безупречным вкусом, который отличает дам высшего общества.
– Можно… можно войти?
При виде подобной нерешительности у Мелиссы болезненно сжалось сердце. Она медленно кивнула.
– Это ваш дом, – тихо произнесла молодая женщина, вглядываясь в лицо гостьи. Или, точнее, хозяйки.
Осунувшееся, измученное лицо, тем не менее, заключало в себе несомненное сходство с Луиджи. Мелисса почувствовала, как в сердце ее вновь проворачивается тупой нож.
Женщина прикрыла за собой дверь и шагнула вперед, протягивая руку.
– Я Лаура Кавальканти. Джованни рассказал мне всю правду о себе и о вас. Мне… мне страшно жаль. Я предпочла бы познакомиться с вами при более счастливых обстоятельствах.
Мелисса нервно сглотнула.
– Не знаю, что вы думаете о Джованни теперь… но он хотел как лучше. Он намеревался вообще скрыть от вас мое существование. Он так не хотел причинять вам лишней боли!
Лаура изумленно изогнула брови.
– Причинять мне лишней боли? Каким образом тот факт, что вы есть на свете, может причинить мне боль?
– Ну, демонстративно привести в дом дочь, когда вы… вам не удается родить ребенка… это жестоко!
Лаура не то всхлипнула, не то рассмеялась.
– И Джованни решил, пусть я лучше думаю, что он завел себе молоденькую любовницу? Как это тактично, как деликатно с его стороны! О да, он воистину щадил мои чувства!
Мелисса до боли стиснула пальцы.
– Джованни не хотел, чтобы вы вообще что-либо знали!
Лаура порывисто схватила руку молодой женщины.
– Неужели он и впрямь думал, что жена ни о чем не догадается? Не почувствует неладное?
Не заподозрит худшего? – Она обняла Мелиссу за плечи, та не сопротивлялась. – И в результате Джованни скрывал от меня то, чему я всей душой порадовалась бы!
– Порадовались бы? – эхом откликнулась Мелисса.
Лаура на мгновение прижалась изможденной щекой к ее плечу.
– Неужели вы не понимаете? – глухо произнесла она. – Вы – живое доказательство того, что Джованни может стать отцом. Я боялась, панически боялась, что проблема не во мне, а в нем! Это такой удар по мужской гордости! Поэтому-то столько лет отказывалась ложиться на обследование… Вдруг выяснилось бы, что я здорова, а Джованни бесплоден! Я бы утешала его как могла, но это было бы бесполезно: узнав такое о себе, муж просто сломался бы. Даже сейчас, после всех анализов и тестов, – а в любые анализы ведь может вкрасться ошибка, – я волновалась. Но вот вы стоите передо мной, юная красавица, здоровая, статная, и вы – дитя Джованни! О радость, о счастье!
Глаза Лауры сияли.
– Вы и впрямь мне рады? – робко, боясь поверить, переспросила Мелисса.
– А как же иначе? Как мне не радоваться, что Джованни отыскал вас – чудом, спустя столько лет? – Лаура улыбнулась, и улыбка эта словно по волшебству преобразила исхудавшее, бледное лицо. Синьора Кавальканти словно помолодела на десять лет. – Разумеется, я по-прежнему намерена горы свернуть, лишь бы родить ему дитя. Но знать, что Джованни уже стал отцом, – это так отрадно! Это дает мне новую надежду!
Улыбка Лауры угасла – словно солнце зашло за тучи. Она уронила руки.
– Мне следовало больше доверять мужу. Он так преданно любил меня все эти годы, даже когда я была несчастна и принадлежала другому. Как я только могла подумать о нем плохо?
Как смела заподозрить измену там, где ее и быть не может? В том, что произошло, виновата я и только я одна.
Лаура с раскаянием подняла на гостью сапфирово-синие, как у Луиджи, глаза.
– Это я послала к вам брата. Я была в отчаянии, в ужасе. Кого еще могла я умолять о помощи? Я не прошу вас простить меня… Понимаю, что это невозможно… – Голос ее беспомощно прервался.
Что ей сказать? – смятенно думала Мелисса. Эта женщина спасала свой брак, свое семейное счастье. Ее брат защищал честь сестры. Горло Мелиссы свела судорога. Она чувствовала себя героиней старинной итальянской новеллы, где из-за случайного недоразумения рушатся жизни и ломаются человеческие судьбы.
– Нет-нет, все в порядке, – с трудом выговорила она. – Не казните себя. Пожалуйста… – Мелисса вдохнула поглубже, ее слегка шатало. – Можно, я… ненадолго прилягу? Я чувствую себя неважно… Извините, пожалуйста.
Лаура – само воплощение заботливости – тут же подбежала к кровати, отдернула парчовое покрывало.
– Отдыхайте, конечно. Я сейчас пришлю вам кофе. Или, может быть, чаю? Или перекусить с дороги? Или фруктов?
Мелисса слабо покачала головой.
– Спасибо большое, не нужно. Я просто очень устала…
– Да-да, понимаю, – сочувственно закивала Лаура. – Тогда я вас оставлю. Подремлите немного, сон вас взбодрит. Я зайду позже – узнать, как вы.
Синьора Кавальканти скрылась за дверью. А Мелисса медленно опустилась на мягкую постель. Голова у нее кружилась все сильнее. Она легла, подтянула ноги к животу. Какие они тяжелые, точно свинцом налиты. Да и все тело словно онемело.
Шелк наволочки приятно холодил щеку. Мелисса натянула на себя покрывало. Глаза ее закрылись.
Засыпаю, подумала она. Лишь бы не видеть снов…
Но желанию ее не суждено было исполниться. Стоило Мелиссе заснуть – и она вновь перенеслась на виллу. Она стояла на террасе, подставив лицо ласковым солнечным лучам, а Луиджи обнимал ее за плечи. Она прижималась к любимому, наслаждаясь его надежной, мужественной силой. О, какая эта радость, какое облегчение – прильнуть к его груди! Ей привиделся жуткий кошмар – но вот настало пробуждение. О кошмаре ей даже вспомнить и то страшно. Но он развеялся, точно его и не было.
Она здесь, на вилле, с Луиджи. Луиджи обнимает ее – и мир так прекрасен, удивителен и чудесен…
Луиджи занимается с ней любовью, ласкает ее тело, нашептывает на ухо всякие нежности… Ладони его скользят по шелковистой коже, губы обжигают огнем. Да и сама она пылает пламенем – сладостным, восхитительно жарким пламенем и тает, тает… Вот она пронзительно вскрикивает от невыносимого наслаждения…
Мелисса резко открыла глаза.
Она – одна, в пустой комнате.
Горе и безнадежность накрыли ее с головой, оплели, точно водоросли, потащили в темные глубины. Мелисса захлебывалась, точно утопающая, барахталась, пытаясь выплыть на поверхность, – а волны боли захлестывали ее снова и снова.
Все было ложью – все до последнего слова!
Я ничего не значила для Луиджи, ровным счетом ничего! Даже меньше, чем ничего. Он нашел меня, некоторое время манипулировал мною, а затем отбросил прочь, словно старую перчатку. Я была для него лишь докучной проблемой. Угрозой для его близких. Интриганкой, которую необходимо обезвредить и удалить, думала Мелисса.
И много ли труда на это потребовалось?
Один-единственный взгляд, один-единственный день, одна-единственная улыбка. Она сама по доброй воле повесилась ему на шею, не оказала ни малейшего сопротивления.
С какой легкостью, играючи Луиджи справился со своей задачей…
Да, Лаура знала, что делает, посылая к ней младшего брата. Что ни говори, а Луиджи дель Кастаньо мастер своего дела. Мистер Донжуан года! Отличный кандидат на роль обольстителя обольстительницы чужого мужа. Лучше него с этой задачей никто бы не справился…
Вот только не обольщала она чужих мужей!
А просто…
Как же это называется у военных? Когда снаряд поражает незапланированную цель? Сопутствующий ущерб, кажется.
Вот она и есть сопутствующий ущерб. И это при том, что настоящая цель никогда и не существовала.
Мелисса глухо застонала, закинула руки за голову и уставилась в потолок расширенными от боли глазами.
Глава 6
В тот вечер молодая женщина ужинала с Джованни и Лаурой. За столом царила тягостная напряженность. Мелиссе кусок в горло не шел, изысканные блюда на вкус были вроде соломы. Разговор ограничивался односложными, сдержанными репликами. Опасных тем не затрагивали вовсе: беседовали главным образом о погоде и о свадьбе, на которой чета Кавальканти побывала в Оксфорде.
А досаднее всего то, что нам просто-таки полагается искриться весельем, с тоской думала Мелисса. После всех страхов Джованни его жена распростерла молодой американке объятия. Отныне Мелисса Гринбери займет подобающее ей место в семье отца. Джованни открыто признает ее своей дочерью. Она сможет любить его, не таясь, никого не обманывая и не опасаясь ранить чувства Лауры. Вроде бы надо ликовать и радоваться. Но…
Но ей придется уехать. Двух мнений на этот счет быть не может. Не в силах она здесь оставаться, как бы ни хотелось ей войти в семью Джованни и узнать отца ближе. Отца, с которым Мелиссе суждено было познакомиться лишь на двадцать первом году жизни. Отца, о котором ей никто и никогда не рассказывал.
Лаура просто понять не могла поведения Барбары.
– Как же она не призналась Джованни в том, что беременна? – недоуменно спрашивала итальянка.
– Думаю, Барбара просто не хотела лишнего шума, – отвечала Мелисса. – Она ведь знала, что Джованни станет настаивать на заключении брака. А Барбара ни о какой свадьбе даже слышать не желала. Семейная жизнь всегда внушала ей глубокое отвращение. Дескать, брак ограничивает свободу женщины и все такое прочее. Так что ничего она Джованни не сказала. Уехала себе в Штаты и родила меня.
Молодая женщина говорила тихо, не поднимая глаз. Но, даже не глядя на отца, она всем своим существом чувствовала его боль – ведь и сама изведала ее в полной мере. Ее мать бездумно отняла у них обоих шанс узнать и полюбить друг друга…
– Может, оно и хорошо, что так все вышло, – еле слышно докончила Мелисса, посмотрев на хозяйку дома. – Ведь в противном случае Джованни, чего доброго, и впрямь женился бы на Барбаре… и был бы несчастен всю жизнь. Из моей матери хорошей жены не получилось бы…
– Зато у Джованни были бы дети, – так же тихо ответила Лаура. В глазах ее стояли слезы.
– Лаура, мне нужна ты и только ты! С детьми или без детей, но только ты одна!
Джованни завладел рукою жены и крепко стиснул ее тонкие пальцы. Мелисса чувствовала, как сильна любовь, удерживающая супругов вместе, помогающая выстоять в борьбе с общим горем. Какое это счастье, когда тебя так любят, непроизвольно подумала она.
Нет! Надо гнать эти мысли!
Что за горькая ирония судьбы: ее, Мелиссу, угораздило родиться у женщины, напрочь лишенной материнских инстинктов. А вот Лаура готова на все ради ребенка, которого у нее все нет и нет. Мелисса мысленно вознесла короткую молитву о том, чтобы заветное желание ее мачехи наконец-то сбылось. Краткий курс лечения, пройденный в Лондоне, вроде бы дал обнадеживающие результаты… Что за благородное, великодушное сердце у Лауры, благодарно думала Мелисса. Она имела полное право возненавидеть меня с первой же минуты, а вместо этого приветила словно родную… Ах, если бы Джованни с самого начала положился на доброту и понимание жены и не стал бы скрывать от нее дочь, тогда бы, о, тогда бы ничего ужасно не случилось. Лаура бы не заподозрила самого худшего и не позвала на помощь брата… И тут в голову Мелиссы пришла новая мысль – еще более мучительная и горькая.
А что было бы, если бы Джованни сразу ввел ее в свою семью, как только они вдвоем прибыли в Рим? Привез бы в свой дом, познакомил с Лаурой… и с ее братом? Перед внутренним взором молодой женщины тут же возникла картина: Луиджи приходит повидать сестру, и ему официально представляют новообретенную дочь Джованни, и он с самого начала знает, кто она… Боже, как мучительно об этом думать!
С ужасающей отчетливостью Мелисса представила себе, как Луиджи глядит на нее сапфирово-синими, исполненными восхищения глазами, берет за руку, произносит учтивые слова приветствия…
Резкий звонок телефона вторгся в грезы – и Мелисса очнулась. Луиджи исчез.
Вот она, горькая правда. Луиджи исчез. Навсегда исчез из ее жизни. Вот и ей необходимо уехать. Никогда ей больше с ним не свидеться.
Никогда. Какое страшное слово!
Не то чтобы она не желает его видеть. Просто после того, как он с ней обошелся, подругому и быть не может.
Решено: завтра она покинет этот дом, эту страну. Как дикий зверь обращается в бегство и прячется в логово зализывать раны – так и она убежит, скроется, исчезнет… Надо позвонить в аэропорт, узнать расписание рейсов. Как только отец договорит по телефону, она все ему объяснит, и он конечно же поймет и простит ее…
Джованни вернулся к столу, и молодая женщина открыла было рот, собираясь заговорить, но отец опередил ее:
– Мелисса… можно тебя на минутку, родная? – Голос его срывался от напряжения.
Она покорно поднялась и озадаченно огляделась по сторонам. Ощущение было такое, что все чего-то от нее ждут. Лаура не сводила с падчерицы глаз. Вот она на миг обернулась к мужу, словно напоминая ему о чем-то без слов. Затем встала, подошла к Мелиссе и сжала ее ладони в своих.
– Я причинила тебе много зла, – покаянно произнесла Лаура. – Я не хотела, но так вышло. Вернуть прошлое невозможно. Но то, что можно поправить, мы поправим. – И, наклонившись, мачеха расцеловала ее в обе щеки.
Глаза Мелиссы изумленно расширились. Церемонная торжественность момента передалась и ей. А в следующий миг Лаура просияла счастливой улыбкой.
– Мне очень горько… но при этом я так счастлива, что просто слов не нахожу! – Она крепче стиснула руки Мелиссы. – Ты просто не представляешь, как я ждала этого дня! Я понимаю: все должно было быть совсем иначе, по-другому, но я все равно себя не помню от счастья! Нарадоваться не могу, что это ты, ты, и никто иной!
Мелисса недоуменно глядела на мачеху.
Смысл восторженной речи от нее ускользал.
Джованни легонько коснулся ее плеча, увлекая за собой. Вполголоса сказал что-то Лауре по-итальянски, та кивнула. И вновь в комнате воцарилась атмосфера напряженновыжидательная, только лицо Лауры по-прежнему сияло внутренним светом.
Все так же недоумевая, Мелисса поспешила вслед за отцом. Может, ей необходимо какие-нибудь документы подписать или что-то в этом роде…
Отец и дочь вышли из просторной гостиной, пересекли отделанный мрамором вестибюль и поднялись по мраморной лестнице. Каблучки Мелиссы звонко цокали по ступеням – казалось, в тишине этот звук эхом разносится по всему дому.
Джованни толкнул тяжелую дубовую дверь и отступил на шаг, пропуская дочь вперед. Мелисса переступила порог – и застыла как вкопанная.
Луиджи!
Слепо, инстинктивно, она повернулась к двери. Бежать, бежать со всех ног! Но отец поймал ее за плечи и удержал на месте.
– Дитя мое… я понимаю, все понимаю. Но надо пройти и через это. Ты должна, слышишь.
За его сердечностью и искренним сочувствием ощущалась неумолимая твердость. Мягко, но решительно Джованни развернул дочь обратно, чуть подтолкнул вперед – и захлопнул дверь.
Мелиссе отчаянно хотелось зажмуриться, закрыть руками лицо. Но как можно? Ведь Луиджи стоит в каких-нибудь десяти шагах от нее и глаз с нее не спускает. Что за эффектный антураж, отметила она той крохотной частью сознания, что еще способна была реагировать на окружающий мир. Массивный письменный стол из мореного дуба, на нем – пишущая машинка, тут же – кожаные кресла, заставленные книгами полки, пухлые журналы… Кабинет делового мужчины. Место, где совершаются сделки и заключаются контракты, подписываются документы и соглашения.
В этот антураж Луиджи – в светло-сером деловом костюме – вписывался просто идеально.
Что может быть хуже, думала Мелисса, чувствуя, как ее исстрадавшееся сердце разбивается на миллион осколков и каждый кинжалом впивается в плоть. Ну почему при одном лишь взгляде на Луиджи, на его широкие плечи, на высокую, мускулистую фигуру, на чеканные черты лица и сапфирово-синие глаза у нее подкашиваются ноги и сама она тает, точно воск в огне?
Ох уж эти сапфирово-синие глаза!
Глаза, затененные длинными ресницами.
Глаза, что смотрят сквозь нее, словно не замечая. Глаза, лишенные всякого выражения.
Мелисса до боли вонзила ногти в ладони. И только тут заметила, что у Луиджи на виске заметно пульсирует голубая жилка. Да он же тоже напряжен, тоже нервничает!
Но почему? Зачем Джованни вздумалось подвергнуть ее этой пытке? Откуда такая жестокость к родной дочери?
Молчание грозило затянуться до бесконечности. Или это только так показалось измученной Мелиссе? А на самом деле прошла секунда-другая, не более…
Наконец Джованни заговорил – медленно, весомо. Мелисса не понимала ни слова, но чувствовала: речь идет о чем-то важном. Лицо Луиджи по-прежнему напоминало каменную маску. Джованни умолк – и мужчины разом, как по команде, обернулись к ней.
На мгновение в синих глазах промелькнуло нечто похожее на тревогу. Но лишь на мгновение. В следующий миг взгляд их вновь сделался равнодушно-бесстрастным.
Джованни положил руки на плечи дочери и повернул лицом к себе.
– Дитя мое, – голос его звучал торжественно и церемонно, примерно так говорила с молодой женщиной Лаура каких-нибудь несколько минут назад, – тебе причинили великое зло.
Но теперь это зло будет искуплено.
Джованни наклонился и поцеловал дочь в лоб, словно даруя ей свое отцовское благословение. А затем, обменявшись долгим многозначительным взглядом с Луиджи, вышел за дверь.
Мелиссе отчаянно захотелось броситься следом за ним, выбежать из комнаты, исчезнуть, скрыться, затеряться в коридорах. Однако ноги ее словно приросли к месту.
А Луиджи все глядел и глядел на нее, не говоря ни слова. Как и прежде, мгновение грозило растянуться на целую вечность. Молодая женщина непроизвольно заломила руки.
Что он ей скажет? Что?! Дескать, совершил ошибку? Не правильно понял происходящее?.. Сопутствующий ущерб…
Дурацкий эвфемизм опять вертелся в голове, мешая сосредоточиться.
Мелисса видела перед собой мужчину, который вплоть до сегодняшнего дня смотрел на нее, как на корыстную, продажную тварь, что "паразитирует" на богатом покровителе – на женатом мужчине, который к тому же ей в отцы годится. От горькой иронии последней фразы у молодой женщины глаза затуманились слезами.
Наконец Луиджи нарушил томительное, изматывающее молчание.
– Мелисса…
Только ее имя, и ничего больше. Но то, как мягко, как задушевно Луиджи его произнес, лишило молодую женщину последних остатков самообладания. Она вновь до боли впилась ногтями в ладони – казалось, еще немного, и во все стороны брызнет кровь. Мелисса панически боялась, что вот-вот сломается, разрыдается в голос – от боли, и отчаяния, и пережитого унижения.
Нет, она не заплачет! Ни за что не заплачет! И сломать ее не так-то просто. В силу какой-то непостижимой причины отец решил, что ей необходимо пройти через мучительное объяснение с Луиджи. Зачем – бог весть. Ни в каких извинениях или в неловких выражениях раскаяния она не нуждается. Еще чего!
Призвав на помощь всю свою волю, Мелисса взяла себя в руки.
– Да? – холодно и бесстрастно произнесла она.
В синих глазах сверкнуло что-то похожее на гнев. Но с какой бы стати? Должно быть, воображение у нее не к месту разыгралось.
– Мы оба оказались в ситуации весьма и весьма непростой, – сдержанно произнес Луиджи. – Так давай же попытаемся выйти из нее с наименьшими потерями и с наибольшим достоинством.
Он излучал спокойствие и уверенность в себе.
Богатый, влиятельный мужчина, рожденный повелевать, – ей ли с ним спорить? Мелиссе вдруг вспомнилось, как Луиджи возвышался над ней в своем темном деловом костюме у бассейна и как она разом почувствовала себя беспомощной и уязвимой в крохотном купальнике-бикини. Сердце мучительно дрогнуло.
Нет-нет, об этом лучше забыть. Слишком опасны подобные воспоминания!
А Луиджи между тем заговорил снова:
– Приготовления уже ведутся полным ходом. Как я понял из нашей сегодняшней беседы с Джованни, он намерен выделить тебе весьма значительную сумму денег в качестве основного капитала. Это, разумеется, твоя единоличная собственность. Мы также договорились, что я передам тебе часть акций своих предприятий, равно как и доходы с таковых в качестве брачного дара. Что до самой церемонии, то, как я понимаю, Лаура намерена отпраздновать свадьбу с подобающей пышностью. Согласишься ли ты с ее пожеланиями или предпочтешь что-то поскромнее, это я целиком оставляю на твое усмотрение. И разумеется, всецело тебя поддержу – даже если Лаура будет против…
