Текст книги "Свободен!"

Автор книги: Пол Винсент

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 24

Я приехал на работу и постарался непринужденно поболтать с охранниками.

Оказавшись в своем кабинете, я взял пару папок и пошел обсуждать их содержимое с коллегами. Некоторых еще не было на рабочих местах, и я оставил на их столах короткие записки, каждая из которых содержала дату и время.

Мысленно я все время возвращался к Олае. Ее жизнь оборвалась. Красивая, полнокровная жизнь. В последнее время я очень к ней привязался. Она была добра ко мне. Сильная, упрямая, добрая Олая.

Мне трудно было думать о чем-то еще.

Я не мог усидеть за столом, поэтому отправился осматривать территорию. Я заметил машину, которая направлялась к выезду с парковки. Я спрятался и стал ждать. Это была дорогая спортивная машина, за рулем сидел мужчина в костюме.

Он вылез из машины и достал с заднего сиденья трубу от строительных лесов. Потом он оказался по другую строну шлагбаума и провел трубой над асфальтом. Очевидно, ее зафиксировали вмонтированные в дорогу детекторы металла, определив как машину, которая хочет покинуть парковку. Шлагбаум поднялся, мужчина снова сел за руль и заехал на территорию.

Когда он нашел место для парковки, я подошел к нему. Я встал рядом, когда он доставал из багажника небольшой чемодан.

– Можно узнать, что вы делаете? – спросил я.

– Паркую машину, – ответил он.

– У вас здесь дела?

Мужчина поднял бровь, и это могло значить что угодно.

Тогда я понял, что происходит.

Я спросил:

– Вы направляетесь в аэропорт, верно?

Мужчина никак не отреагировал.

– Сколько стоит долгосрочная стоянка в аэропорту? – поинтересовался я.

Мужчина не смог сдержать улыбку:

– Двадцать евро в день.

– Что, если я поставлю блокиратор на вашу машину и возьму с вас по двадцать евро в день, когда буду вам ее возвращать? – предложил я.

– Отличная сделка. Если вы поставите блокиратор, ее не украдут. Это лучше, чем любая другая парковка. И ваша ближе к аэропорту, чем официальные долгосрочные стоянки. Я вам еще нужен? Я тороплюсь на самолет.

– Хорошо, приятель, – сказал я. – Машина будет блокирована, так что обратитесь в домик охранника, чтобы ее вызволить.

– Спасибо.

И он двинулся пешком по дороге в сторону аэропорта.

Я отправился обратно в свой кабинет, по дороге подсчитывая прибыль. Я знал, что блокировка многих отпугнет, но если я установил правильную цену, то привлеку четверть клиентов аэропорта и получу достаточную прибыль, чтобы сделать парковку самоокупаемой. Я получу разрешение у британских хозяев и все организую. Я чувствовал, что англичанам это понравится, а испанцам нет.

В офисе я решил позвонить Габи. Мне нужно было разобраться со всеми частями этой шарады.

– Привет, – сказал я, услышав ее голос.

– Привет.

– Я хотел кое-что обсудить. Тот заем был подтвержден третьего июня. Это значит, что бланки прислали к нам домой и тот, кто их подписал, смог их получить без нашего ведома.

– Так, – согласилась она. – И как ты это объясняешь?

– Ну, мне стало интересно, чем мы занимались третьего июня.

– Я возьму календарь.

– Я уже пробовал. Там ничего не записано.

– Я все равно посмотрю, – возразила она. – Может, что-нибудь вспомню. – Вернувшись к телефону, она сообщила: – Это было до того, как я начала работать в баре. Значит, большую часть времени я проводила дома.

– Верно…

– Когда приходил почтальон, что бывало не так уж часто, он просовывал почту в щель под дверью, а если я занималась ремонтом, стучал в окно, – рассказала Габи.

– Почему?

– Ну, примерно неделю главный вход был заколочен, потому что я сняла дверь с петель. Мне нужно было ее отремонтировать и поставить на место, прежде чем начать красить.

– Значит, он обычно стучал в окно и отдавал тебе письма из рук в руки?

– Да.

– А что происходило, если тебя не было дома?

– Я выставляла почтовый ящик перед домом, чтобы он мог оставить корреспонденцию.

– А-а, – протянул я. – Тогда любой мог запросто украсть наши письма.

– В общем, да, – согласилась она. – Для этого достаточно было изучить наши привычки. Но ты выяснил, что были взяты два займа. Значит, они рассчитывали на то, что два раза смогут перехватить почту.

– Я не уверен, что во втором случае бланки тоже пересылали по почте, – заметил я. – Возможно, кто-то все сделал, лично заехав в банк. Как часто почтальон оставлял письма в ящике перед домом?

– Несколько раз. Сейчас я вспомнила, что он стучал в окно только однажды, – сказала она. – Но мы живем за границей, и нам нечасто приходят письма, верно? Думаю, пару раз почтальон оставлял их в ящике перед домом.

– Наверное, с точки зрения маньяка, самым худшим было то, что мы получим письмо о неизвестном нам займе и выбросим его в мусорную корзину. Но все равно концы с концами не сходятся.

– Почему?

Вряд ли я мог произнести вслух, что наиболее реальным объяснением было то, что она сама оформила заем.

– Сам не знаю.

В тот день на работе меня посетил полицейский.

– Менеджер по хозяйственной части?

– Да, – ответил я.

– Сальвадор Гонгола?

– Да.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов, – сказал он. – Меня зовут Хуан Паирнес.

Полицейский был из тех людей, у которых вошло в привычку дотрагиваться до любой мебели, мимо которой он проходил, иногда прикасаясь кончиками пальцев, а иногда похлопывая ладонью, как делают люди, которые решают в магазине, какой гарнитур выбрать.

Он был хорошо одет. Костюм не слишком дорогой, но сшит так, что его можно долго носить.

Чтобы подстраховаться, я решил попросить у него удостоверение, и он опустил руку в карман пиджака. Извлеченный им значок помещался в потертый пластиковый футляр, который он распахнул с большой гордостью. Я предполагал, что увижу блестящую металлическую бляху, сделанную из какого-нибудь тяжелого металла. Возможно, с американским орлом и надписью «ЛАПД» – «Лос-Анджелесский полицейский департамент». На самом деле значок оказался потрепанным куском пластмассы, на котором серебряными буквами было написано слово «ПОЛИЦИЯ». Я испытал некоторое разочарование.

– У нас есть основания полагать, что убита ваша сотрудница.

Я сделал вид, что насторожился.

– Сеньора Олая Мухика.

– Олая? – переспросил я. Я выбрал озадаченный тон, отказавшись от стиля «Скажите, что это неправда, инспектор!».

– Когда вы видели ее в последний раз?

– Ну, сегодня на работе ее не было, значит, вчера, – ответил я. – О, подождите, нет, нет, позавчера.

– Вы ждали ее сегодня?

– Да, но у нее много различных обязанностей. Иногда она проверяет объект в Памплоне. Хотите, чтобы я позвонил и выяснил? – спросил я.

– Нет. Она мертва.

– Боже. Как это случилось?

– Это очень жестокое убийство, некий публичный вызов, поэтому мы считаем, что оно имеет отношение к сепаратистскому движению. Возможно, она была информатором, которого казнила ЭТА.

– Правда? – Я искренне удивился.

Этот полицейский явно работал по методу «делишься слухом, чтобы получить в ответ что-то свежее». Или просто был болтлив.

– Я знаю наверняка, что она сообщила моему коллеге о людях, использующих здесь оружие, – сказал он.

– Но я слышал, что она сама входила в ЭТА.

– Вероятно, такой была официальная версия и в нее должны были верить большинство полицейских. Мы не могли никому доверять и допустить, чтобы рядовые полицейские знали о ее работе осведомителем.

– Вполне разумно.

– Но несмотря на то, что я сказал, очень вероятно, что ее убийство не имеет никакого отношения к ЭТА, – заявил он.

– Неужели?

– Мы только и слышим об ЭТА, но вы когда-нибудь, хотя бы однажды, сталкивались с их реальными действиями?

– Но в газетах все время о них пишут…

– А, в газетах, – повторил он. – Оставим в стороне разговоры, вы лично были свидетелем того, что они делают, если не считать нелепых граффити на стенах? Лучше обратить внимание на охранников и их оружие, на подобные странности.

Я был в замешательстве и не знал, как реагировать. Признал ли я, что был в курсе, но не сообщил об оружии? Если Олаю беспокоили охранники, почему она не поделилась со мной? Или она старалась завоевать их доверие, которое можно было потерять, если бы заметили, что она мне помогает?

– Знаете, у нее была теория, – продолжал инспектор. – Вы прокладываете суперпровод, верно?

– Первый в Европе.

– Она говорила, что для его охлаждения используется специальный газ, да?

– Да, – кивнул я. Я не понимал, куда он клонит.

– Ее теория заключалась в том, что террористическая группа может подменить обычный газ на взрывчатый. Газ закачают внутрь, и он проникнет на многие километры, а потом его подожгут или он сам взорвется, когда нагреется до определенной температуры.

– Значит, все же речь идет об ЭТА? – спросил я. – Но не думаю, что подобное можно проделать с суперпроводом. – При одной мысли о такой возможности я похолодел.

– Эту версию нужно рассматривать в первую очередь, – торжественно заявил полицейский. – В конце концов, это была теория Олаи. А теперь она мертва.

Я мучительно соображал, как далеко уже продвинулся суперпровод. Можно ли было его использовать, чтобы взорвать целый городской район? А что насчет суперпровода в США? Террористы обожают совершать подобные безобразия, оставляя следы на карте мира. Большое событие, которое войдет в историю; оно всколыхнет общественное мнение и заставит власти реагировать. Полицейский попросил у меня номер телефона, я дал. Затем он записал в моем блокноте свое имя и номер телефона, и я решил, что это хороший знак.

– Вы, конечно, понимаете, что если это окажется ЭТА, нам придется действовать очень жестко, – сообщил он.

– Но они и хотят добиться от вас жесткой реакции, – заметил я. – Тогда они убедятся, что достигли цели.

Он смотрел на меня так, будто считал очень глупым.

– Мы не можем игнорировать то, что они делают с нами, – заявил он.

Когда он ушел, я долго смотрел в пространство.

Я старался все проанализировать. Если Олая была права и ЭТА имела свои виды на суперпровод, то, вероятно, они хотели устранить нас с Олаей. Ведь именно мы отвечали здесь за безопасность. Я не имел понятия, можно ли вызвать общий взрыв, используя наши коммуникации. Все зависело от того, что они планировали закачать вместо нашего охладителя. Меньшее, чего они достигнут – уничтожение самого суперпровода, и это само по себе уже могло бы их удовлетворить. По максимуму они были в состоянии уничтожить город.

Возможно, их стратегия была нацелена но то, что я уеду обратно в Англию. Но как тогда объяснить участие Алекса?

Затем мне на ум пришло нечто другое.

Убийство было слишком сложным. Если Олая собиралась сообщить мне важную информацию и кто-то узнал об этом и запаниковал, тогда убийство совершили впопыхах, плохо подготовившись. Но при таких обстоятельствах было бы довольно сложно насадить тело на ту конструкцию. Преступление не было случайным. Убийца, очевидно, был уверен, что у него в запасе много времени.

Или он не знал, что я буду там, или Олая приехала на место гораздо раньше меня.

Почему? Она же ясно сказала: в шесть часов.

Меня поразило ужасное предположение. Когда она мне звонила, ее голос звучал напряженно. Может, когда она говорила со мной, убийца находился рядом с ней? Он или она указывал ей, что говорить, а потом отвез к конструкциям Чиллиды и убил. Таким образом, они вызвали меня на место преступления и лишили алиби, а теперь, возможно, пытались выставить меня убийцей.

Глава 25

Я все рассказал Габриэль. Она стояла на кухне, держала в руках кружку с кофе и внимательно меня слушала. Внешне она все восприняла очень спокойно.

– Беда в том, – заметила Габриэль, – что они могут проверить телефонные переговоры.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, ты говоришь, что Олая тебе позвонила. Но это может выглядеть так, будто ты назначил ей встречу у конструкций Чиллиды.

– Зачем мне это понадобилось?

– Чтобы убить ее.

– А зачем мне ее убивать?

– Кто знает? – Габриэль пожала плечами. – Факт остается фактом: ты не сообщил полиции о вашем разговоре. Это плохо выглядит. Они наверняка проверят записи разговоров Олаи, и твой номер выплывет наружу.

– Мне придется сказать, что кто-то звонил с ее номера, но это была не она.

Это прозвучало совсем неубедительно.

Было заметно, что Габриэль начинает злиться.

– Как можно быть таким дураком?

– Почему дураком?

– Ты должен был сказать мне о телефонном звонке. Мы бы вместе что-нибудь придумали.

– Тебя здесь не было. Ты работала. И потом, она велела никому не говорить, – объяснил я.

– Боже, какой идиот! – Как будто в ее мозгу что-то переключилось. Ее лицо исказила ярость, а кожа заблестела от ненависти. – Это не значит, что ты не мог мне рассказать! – заорала она. Она стала вспоминать вещи, которые в тот момент были несущественны. – Когда мы встретились, тебя ничто не могло вывести из себя. Что бы ни происходило, ты мог спокойно сесть и все обсудить. А теперь ты превратился в полное ничтожество. Ты жалок. Зарываешь голову в песок. Ты ленив. И нелеп. Делаешь из всего тайны. Ты жалок. Жалок.

– Да, я понял, ты считаешь меня жалким.

– Да, жалким.

– Заткнись.

– Знаешь, ты совсем не Брэд Питт, не богат и не слишком интересен. Главное, что в тебе было хорошего – это надежность. Ты был спокоен. И нормален. Но что мы видим теперь?

Она сильно ударила меня по лицу. Я потерял равновесие и отшатнулся, чтобы устоять на ногах. Потом она стала бить меня, не переставая, в основном нанося боковые удары в грудь.

Я преодолел первоначальный шок и ударил ее в ответ. Не знаю, как это получилось. Мой кулак был быстрее пули. Я попал в верхнюю часть шеи. Ее челюсть подскочила вверх. Габриэль потеряла равновесие – удар явился для нее полной неожиданностью. Она опрокинулась назад и, падая, ударилась головой о край столика. Раздался глухой треск. Кофе залил ей лицо.

Я кричал на нее.

– Этого ты хочешь? Этого? Хочешь мужчину, который так себя ведет? – Не знаю, что на меня нашло. Я выкрикивал оскорбления и никак не мог остановиться.

Габриэль не шевелилась.

Не помню, когда я прекратил орать и заметил, что она не двигается.

Я позвал ее, уже мягко.

Мне следовало бы знать, что делать в такой ситуации, но в моей голове было пусто. Проверить, бьется ли сердце? Нет. У нее же не сердечный приступ.

Наконец я сообразил. Нужно проверить дыхание. Я послушал, приблизив свою голову к ее. Это максимум, что я могу сделать? Послушать? Разве так поступают при чрезвычайных происшествиях?

Она дышала. Я видел, как поднимается и опускается ее грудь.

Теперь что?

Я встал.

Ее глаза открылись. Она выглядела расслабленно-спокойной. Как будто очнулась после легкого сна.

Габи приподнялась на локтях.

На полу была кровь. Красный прямоугольник примерно в два дюйма шириной. Края прямоугольника были четко обозначены; было похоже, что кровь уже свернулась. Посередине крови было так мало, что она казалась прозрачной.

Габриэль ничего не сказала. Она выбежала из комнаты.

Весь вечер я беседовал с матерью. Вернее, смотрел телевизор и рассказывал ей, что происходит. Я не имел представления, где она была, когда мы с Габриэль ругались; возможно, в своей комнате.

Я лег в постель в обычное время и погасил свет.

Примерно через час я услышал, как Габриэль поднялась по лестнице. Она вошла в ванную и была там довольно долго. Потом проскользнула в постель.

В комнате не было слышно ни звука.

– Извини меня, – произнес я.

Мой голос утонул в тишине.

Обычно я придвигался поближе и целовал ее. Но в эту ночь я чувствовал, что утратил право быть рядом с ней. Теперь только она могла двинуться ко мне навстречу. Но было абсурдно ожидать, что ей захочется меня утешить. Значит, тупик.

Глава 26

На следующее утро мы втроем пили кофе на кухне. Стояла прекрасная погода. В тот день я собирался отвезти мать в город для разговора с чиновниками – ее дело должно было разбираться в суде. Ни одна страна в мире не проявила бы снисхождения к человеку, напавшему на полицейского, поэтому мы были в довольно мрачном настроении.

Все трое болтали о всяких пустяках.

– Нам нужен отбеливатель, – напомнила Габи. – И еще молоко.

– Нет проблем, – сказал я. – Что-нибудь еще?

Она пожала плечами.

Я не заметил раны на ее затылке.

Мы с матерью были вызваны на прием в офис прокурора в связи с нападением на полицейского. Нас приняли довольно быстро. Прокурор оказался пожилым человеком и буквально излучал компетентность. Вероятно, для нашего устрашения в комнату вошли два вооруженных полицейских и встали по бокам его рабочего стола; значит, они считали, что моя безумная старая мать представляет для них опасность и припасла спрей для чистки плиты. А ведь ее обыскали при входе.

– Мы не можем снять с вас обвинение, – начал прокурор. – Такой вариант не рассматривается. Мы должны всегда защищать полицейских и наказывать тех, кто на них нападает. Особенно принимая во внимание войну против ЭТА. Так что единственным решением может быть тюрьма.

Я не мог поверить, что мы пришли к нему в кабинет только для того, чтобы это услышать, но успокаиваться было рано, потому что прокурор выглядел так, точно сел на своего конька.

– От шести месяцев до года, – сообщил он.

От шести месяцев до года мне придется посещать мать в тюрьме. И все это время она будет ныть, что ее плохо кормят и что приходится мыть мыло перед его использованием.

– Возможно, мы позволим подать апелляцию на основании того, что она стара, – говорил прокурор. – Моя позиция такова: мы поддержим тюремный срок, но после его утверждения позволим рассмотреть вопрос об амнистии. Потом ее могут депортировать, но я в этом сомневаюсь.

Похоже, он давал понять, что ей не придется отправляться в тюрьму, но чтобы это произошло, нам нужно правильно организовать защиту.

– Мы должны выслушать представления сторон, а позже снова встретимся в том же составе, что и сегодня. Потом будет назначена дата суда, – объяснил он.

Это была хорошая новость, и казалось вполне разумным, что власти искали компромиссное решение, которое удовлетворило бы и нас, и их.

Я подумал, что это отличный результат, но в последний момент почувствовал замешательство.

– А теперь прошу покинуть мой кабинет, – сказал прокурор.

Мы встали и собрались уйти, но в дверях меня остановил один из чиновников:

– Вы можете на минуту задержаться?

Через минуту я уже был в другом кабинете, один на один с инспектором – любителем трогать мебель.

– Мне кажется, вы не были со мной откровенны, – произнес он.

– В каком смысле?

– Оказывается, у нас есть наводка.

– Какая наводка? – удивился я.

– Позвонили в другой отдел, поэтому до меня не сразу дошла информация.

– Что за наводка? – повторил я. – Я теряюсь в догадках.

– Нам сообщили, что вы были у конструкций Чиллиды в то время, когда убили Олаю.

О боже.

– Конструкции Чиллиды? – тупо спросил я. – При чем тут они?

– Перестаньте!

– Что?

– Вы ведь знаете, где погибла Олая. Вы наверняка читали об этом в газетах, и это активно обсуждали на вашей работе. Вы прекрасно представляете, где было найдено ее тело.

Я придерживался своей версии.

– Так вы говорите, что ее тело нашли у конструкций Чиллиды рядом с Сан-Себастьяном? – Я издал задумчивый и печальный вздох. – Вы должны понять, что у меня полно собственных проблем. Я не читал газет.

– Тело было найдено именно там.

Я задумался. Я всегда считал, что убедительная ложь должна быть похожа на правду. Но если я признаюсь, что был там, какое у меня будет оправдание? Теперь уже нельзя признаться, что мы говорили с ней по телефону, потому что это выглядело бы так, что я скрывал слишком многое и что меня вынудили признаться. Или в этом вообще не было никакого смысла? Ну же, мозг, работай!

– Я немного подумал и пришел к выводу, что кто-то хочет меня подставить, – наконец признался я.

– Почему вы это говорите?

– В то утро меня попросили приехать к конструкциям Чиллиды.

– Зачем?

– Слушайте, нам приходят письма с угрозами. Все вокруг из рук вон плохо. Мне сказали, что если утром я поеду туда, то пойму, что происходит.

– Кто вам это сказал?

– Это был анонимный телефонный звонок. Вы должны понять, что мы были очень измотаны из-за всего этого. Я не уверен, что веду себя рационально. Поэтому я поехал туда.

– Кто-нибудь может подтвердить, что вам звонили по телефону и сказали ехать туда?

– Нет, – ответил я. – Но вы же получите распечатку звонков.

– Что за человек вам звонил?

– Не знаю, – заявил я. – Это была женщина. По голосу ей было двадцать с чем-то или тридцать. Вообще-то она говорила по-испански. А если это не ваш родной язык, труднее разобраться в таких различиях.

– Могу себе представить, – саркастически произнес он. Мне было трудно определить его настроение, потому что он говорил по-испански.

Я сделал вид, что задумался на какое-то время, а потом продолжил:

– Я обращался в полицию по поводу писем. Инспектор, который этим занимался, должен меня вспомнить. Возможно, я найду имя полицейского, с которым говорил. – На самом деле я не стал записывать его имя, потому что наше общение было пустой тратой времени. – Еще есть поверенный, который подтвердит, что происходило.

– Поверенный? – рассмеялся полицейский. – Значит, все в порядке.

Похоже, дела мои были плохи.

– Итак, вы говорите, что поехали к конструкциям Чиллиды, – напомнил он. – И что вы сделали потом?

– Я попал в такую ситуацию, что никак не мог решить, что мне делать. – Я понимал, что говорю не слишком вразумительно, но по крайней мере моя речь звучала естественно-хаотично. – Пока я направлялся к месту встречи, я все время сомневался, правильно ли поступаю. Понимаете, это могло оказаться ловушкой. Вернее, как выяснилось, это и была ловушка. В общем, я припарковал машину и направился в сторону конструкций. Я уже видел их перед собой. Но не заметил ничего необычного. Наверное, я воображал, что там меня кто-то встретит или еще что-то. В общем, я приехал, ничего не произошло, и я вернулся домой.

– И все? – спросил он.

– И все.

Он долго смотрел на меня, и я чувствовал, что он купился на мою ложь.

– Ваша история не выглядит правдоподобной. Но вам не стоит слишком волноваться, – успокоил он. – Это странная земля. Мы привыкли получать фальшивые наводки, находить один слой правды под другим и иметь дело с разными напастями. Основой расследования является версия, что преступление имеет отношение к ЭТА. Я лично не верю, что дело в этом, но пока существует официальная версия, мы не станем слишком настойчиво дышать вам в затылок.

Я улыбнулся. Он не ответил на мою улыбку.

– Это было страшное убийство, сеньор Гонгола, – напомнил он.

– Да.

– Металлический штырь, на который ее насадили, очень толстый. Судя по уликам, прежде чем это сделать, убийца нанес ей удар в спину. Мы полагаем, она была убита на берегу, в нескольких метрах от того места, ее резали и били по спине. Они сделали дырку в ее теле, чтобы можно было надеть его на стальную конструкцию. Это было или убийство напоказ, или дело рук сумасшедшего.

– Боже, – произнес я, представляя всю картину.

– Паспорту вас с собой? – спросил инспектор.

– Нет.

– Вы должны сдать нам свой паспорт и не покидать страну, пока идет следствие. Привезите ваш паспорт в течение двадцати четырех часов.

Когда мы вышли из здания, моя мать поинтересовалась, что случилось.

– Ты отправишься в тюрьму, – сообщил я.

– О.

– Но возможно, нам удастся этого избежать.

– Слава богу, у меня есть ты, Сал.

– Да, – согласился я.

Мы вернулись домой и обнаружили, что Габриэль пакует чемоданы.

– Ты рылся в моих вещах? – спросила она.

– Нет. А что?

– Мой чемодан под кроватью, – сказала она.

– А что с ним?

– Кто-то в нем копался.

– Не я.

– Пропали некоторые фотографии.

– Правда? Какие фотографии?

– Всякие. Фотографии из моего прошлого.

– Сколько?

– Трудно сказать. Но многих не хватает. В основном они были сделаны, когда я жила с Алексом. Думаю, пропали все снимки с Алексом.

– Э, кажется, ты куда-то собираешься, – заметил я.

– Я возвращаюсь в Англию.

Из меня как будто выкачали всю энергию.

– Я побуду там какое-то время. Освежу мысли. Похожу на занятия, подготовлюсь к рождению ребенка, – говорила она. – Мне нужно все обдумать.

Не уезжай…

– Я давала себе несколько клятв, – продолжала она. – Обещала себе, что больше никогда не запутаюсь в отношениях, которые замешаны на насилии. Что уйду при первых признаках беды. И потом – мне кажется, мы с тобой выдохлись. Говоря это, Габриэль не переставала укладывать вещи. Ее взгляд был прикован к чемодану.

– Насилие? – переспросил я.

– Ты такой безвольный.

– Безвольный, но склонный к насилию?

Она говорила бессмысленные вещи. Ей было безразлично, что в ее словах отсутствовала логика, ей просто хотелось уйти.

Я встал. Я не мог придумать, что сделать или сказать.

Габриэль повернулась и посмотрела на меня. Я подошел к ней, и мы обнялись. Мы плакали, раскачиваясь вперед и назад.