355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Пол Уильям Андерсон » Операция «Хаос» » Текст книги (страница 3)
Операция «Хаос»
  • Текст добавлен: 7 сентября 2016, 17:33

Текст книги "Операция «Хаос»"


Автор книги: Пол Уильям Андерсон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

А затем и шар, и пепельница, и чаша, и рюмки, и так далее – все отправилось вслед за графином. в воздухе было не продохнуть от битого стекла.

Подождать и посмотреть, что получилось, я не собирался. наоборот вылетел из окна, словно дьявол, которому сказали:

«Изыди!» Приземлился мячиком на обочину, подскочил – и давай бог ноги!..

Глава 6

Солдаты были повсюду. Вслед мне дождем сыпались пули. Я наверняка поставил рекорд, пока мчался до ближайшего переулка. Колдовским зрением усмотрев разбитое окно и, извернувшись, нырнул туда. Скорчившись за подоконником, слушая, как мимо несется погоня.

Это была подсобка разграбленной бакалейной лавки. И в ней было достаточно темно для того, что я собирался сделать.

Я повесил фонарик на шею, направил его на себя и совершил превращение. преследователи вернулись через минуту, и мне следовало оставаться неуязвимым для свинца.

Став волком, я принюхался, в поисках другого выхода.

Задняя дверь была наполовину открыта. Я скользнул туда.

Двор, забитый старыми упаковками, ящиками, был хорошим убежищем. Я залег там, стараясь совладать со своей волчьей натурой – ужасно подмывало напасть на них, ползающих рядом.

Они ушли, и я попытался обдумать создавшееся положение.

Велико было искушение, задрав хвост, бежать из этого окаянного места. Вероятно, я смог бы это сделать, и с формальной точки зрения я свою часть, поставленной задачи, выполнил. Но в действительности дело еще не закончено и, Вирджиния один на один с ифритом (если она еще жива) и…

Когда я попытался вспомнить, как она выглядит, в памяти всплыл такой образ: волчица с приятно пахнувшем мехом. Я яростно затряс головой. Усталость и отчаяние волнами захлестывал и мой разум – верх брали инстинкты зверя. Если я собирался что-то делать, это надо было делать быстро.

Я поразмышлял, принюхался во все стороны. Город был полон наводящих смущение запахов. Но я уловил слабое, отдающее серой, дуновение, и осторожно затрусил в том направлении. Я держался тени, и хотя был замечен дважды, меня не окликнули. Вероятно, они полагали, что я из их шайки. Резкий запах серы делался все сильнее.

Они хранили ифритов в здании бывшего городского суда.

Хорошее на вид, прочное и солидное строение. Тщательно внюхиваясь в приносимые ветром запахи, я прошел через разбитый перед зданием маленький парк. А затем стремглав пронесся через улицу и вверх по ступенькам. На площадке валялись тела четырех солдат, в глотках – раны. Возле двери припаркована машина-метла. Одна из деталей управления метлой представляет собой острый двенадцати дюймовый стержень, и Вирджиния использовала его в качестве дротика.

Моя человеческая составляющая не избавилась еще от ложных романтических бредней, попятилась в ужасе, но волк, в довольной усмешке, оскалил зубы. Я ударил всем телом в дверь. Замок вылетел, дверь открылась. Я сунул нос в щель и едва успел отпрянуть до того, как неузнавший меня Свартальф вцепился в меня когтями. Узнав меня, он резко дернул хвостом, и я проследовал мимо него в вестибюль. Едкий запах лился с ведущей наверх лестницы. Нащупывая путь в глухой тьме, я взобрался по ней.

В помещении на втором этаже горел свет. Я толкнул неплотно закрытую дверь и вошел. Вирджиния была здесь.

Задернув занавески, она как раз зажигала огни Святого Эльма.

Она была весьма занята своими приготовлениями. Глянула на меня испытующе, но работать не прекратила, при этом она напевала заклинания. Я улегся своим косматым туловищем около двери и принялся наблюдать.

Она нарисовала мелом обычную для таких случаев фигуру вроде Вашингтонского Пентагона. Внутри ее начертила Звезду Давида, и поместила в центр бутыль Соломона. Бутыль выглядела невнушительно – просто старая посудина из необожженной глины. Ее полая ручка загибалась вверх и уходила внутрь бутылки. Всего-навсего «бутылка Клейна», с горлышком, запечатанным красным воском. На воске печать Соломона. Вирджиния распустила волосы, и они летучим рыжеватым облаком окружили ее бледное красивое лицо.

Волчья часть моего сознания изумилась, почему мы просто не удираем, прихватив сосуд, содержащий это. Но человек напомнил волку, что эмир, без сомнения, принял меры предосторожности (магические, конечно), чтобы бутылку нельзя было раскупорить за пределами этой комнаты, или вынести из комнаты. Мы обязаны вывести демона из строя. Обязана сделать это как-нибудь. Но никто в нашей стране не имеет больших знаний о демонах этой расы.

Вирджиния закончила петь заклинания, вытащила затычку и отпрыгнула от пятиугольника. Из посудины, кипясь, повалил дым. Она едва успела отпрыгнуть, в такой спешке выбрался на волю ифрит. Я зажал хвост между ног и заворчал. Вирджиния тоже была испугана. Она изо всех сил старалась не показать этого, но я уловил запах адреналина.

Ифрит, чтобы уместиться под потолком, согнулся почти вдвое. Это было чудовищное создание с кожей серого цвета. Он был более или менее человекоподобен, но имел крылья, рога и длинные уши. У него были громадные клыки и глаза, словно тлеющие угли. Голый. Его боевые качества: сила, быстрота и практическая неуязвимость. Выпущенный на волю, он мог отразить любую атаку Ванбруха. И нанести ужасающие потери, как бы старательно мы не окапывались в обороне. овладеть контролем над ним впоследствии, вот подлинная проблема. Он бы превратил в пустыню всю страну. Нос какой стати это должно заботить сарацин? Он должен сражаться на их стороне вот и все, что они потребовали бы у него в качестве платы за освобождение.

Он проревел что-то на арабском. Из его рта, свиваясь, вылетали клубы дыма. Вирджиния, на фоне полуразвернутых, похожих на те, что у летучих мышей, крыльев, выглядела совсем крохотной. Ее голос звучал не так спокойно, как ей хотелось бы:

– Говори по-английски, Марид. Или ты слишком невежествен?

Демон вознегодовал и обиделся:

– О, отродье тысячи бабуинов!

От его громового голоса у меня чуть было не лопнули барабанные перепонки.

– О, ты бледная и трусливая, не верившая ни во что, тварь. Тварь, которую я могу убить одним мизинцем!

Приблизься ко мне, если смеешь!

Я был испуган не только тем, что он начинает крушить все подряд, сколько производимым шумом. Его было слышно, наверное, на четверть мили.

– Замолчи, проклятый Богом! – ответила Вирджиния.

Это его чуточку потрясло. Как и большинство порождений ада, он не мог перенести упоминание Святого имени. Но чтобы всерьез это подействовало, нужны были условия, которых мы воспроизвести не могли.

Вирджиния, подбоченясь, задрала голову навстречу огненному, направленному на нее сверху вниз взгляду:

– Вижу, что Сулейман ибн Дауд не напрасно заточил тебя.

Возвращайся в свое жилище и никогда не выходи из него снова, иначе гнев Небес поразит тебя!

Ифрит презрительно усмехнулся:

– Знай, что Сулейман-мудрый уже три тысячи лет, как мертв, – парировал он. – Долгие и долгие годы провел я в тесной темнице. Я, для которого не было никогда преград ни на Земле, ни в небе! И вот сейчас, наконец, я получу свободу, и узнают мощь моей мести хилые потомки Адама!

Он указал на невидимую преграду. Невидимая, но в ней несколько миллионов «пси». Она надежно удержит его до тех пор, пока кто-нибудь, сведущий в этих делах, не сотрет линии.

– О, ты бесстыжая, обнажившая свое лицо проститутка, с волосами, как пламя ада! Знай, что я – Рашид Могучий, победитель Птиц Рух! Приблизься ко мне, и сразись, как мужчина!

Я пододвинулся ближе к девушке, шерсть на моем загривке поднялась дыбом. ладонь, коснувшаяся моей головы, была холодной.

– Параноидальный тип, – шепнула Вирджиния. – Большинство этих вредоносных порождений Низших Миров – психопаты. А этот еще и глуп. Надо как-нибудь схитрить, это наш единственный шанс. У меня нет никакого волшебства, которое напрямую заставило бы его подчиниться. Но… – уже громко ифриту. – Замолчи, Рашид, и выслушай меня. Я тоже принадлежу к твоей расе и требую соответствующего к себе отношения.

– Ты? – он фальшиво и громко расхохотался. – Ты из расы Марида? Ну, ты, обладающая лицом, похожим на рыбью морду, если подойдешь ближе, я докажу, что ты не годишься на…

Остальное он изобразил жестом. Но было бы не по-джентельменски воспроизводить здесь это.

– Нет, выслушай меня, – сказала девушка. – Хорошо, смотри и внимай мне.

Она сделала пассы и произвела формулу. Я узнал заклинание, которое не позволяет произнесшему его солгать во время важного для него разговора, хотя в наших судах не используют этот способ, но я знал, что он применяется во время судебных разбирательств в других странах.

Демон тоже понял, что это такое. И я сообразил, что сарацинские эксперты накачали его английским (это повышало его боевую эффективность), добавили отрывки сведений о современном мире.

Ифрит угомонился и начал внимательно слушать.

Вирджиния сказала подчеркнуто:

– Теперь я ничего не могу говорить, кроме правды. Ты согласен, что предмет и его обозначение – есть одно и то же?

– Да, – прогрохотал ифрит. – Это общеизвестно.

Я почуял облегчение. Первое препятствие взято! Его не обучали принципам научной магии! Хотя, разумеется, имя находится в симпатической связи с предметом (на этом основании заклинания и многие другие методы колдовства), но Кораибский (уже в текущем столетии) доказал, что слово и обозначение им объекта – не идентичны.

– Прекрасно, – сказала Вирджиния. – Мое имя Джинни.

Он уставился на нее в изумлении:

– Это действительно твое имя?

– Да. Будешь ли ты теперь меня слушать? Я пришла дать тебе совет. Ты знаешь, я обладаю могуществом, и я отдаю его на милость Аллаху Всемогущему, Всезнающему, Сострадающему.

Он сердито сверкнул глазами. Но, согласившись, что она принадлежит к его роду, ему приходилось сдерживать свою грубость. И даже проявлять готовность быть галантным.

Она не могла лгать, давая ему совет. Ему ив голову не пришло, что советуя, ей достаточно было кое о чем умолчать.

– ладно, продолжай, если хочешь, – прорычал он.

Известно ли тебе, что завтра я отправляюсь в поход, чтобы уничтожить сонмище язычников? – сказанное подстегнуло его мечты о славе. – Я разорву и растопчу их. Я разотру в мелкий порошок и освежую.. Они узнают мощь Рашида яркокрылого, яростного, безжалостного, мудрого…

Вирджиния терпеливо ждала, пока он перечислял все эти прилагательные, потом мягко сказала:

– Но, Рашид, зачем ты должен убивать, разрушать и вредить? Ты не получишь взамен ничего, кроем ненависти!

В его рыке прорезался скулежный визг:

– Айе, ты говоришь правду! Весь мир ненавидит меня! Все злоумышляет против меня! Никогда Сулейман не пленил бы меня!

Что бы я не пытался сделать, всему препятствовали завистливые злопыхатели. Айе, но завтра придет день расплаты!

Вирджиния недрогнувшей рукой зажала сигарету и выпустила дым в ифрита:

– Как можешь ты доверять эмиру и его приспешникам? Он тоже твой враг. Все, что он хочет – чтобы ты сделался послушным оружием в его руках! А затем – обратно в бутылку!

– Почему… почему? – тело ифрита распухло так, что заскрипел искривляющий пространство барьер.

Из ноздрей его с треском вылетели молнии. Сказанное Вирджинией не приходило ему в голову. Особым умом его раса не отличается. Но, разумеется, грамотный психолог способен понять, к чему приведет параноика его логика.

– Разве ты не ощущал вокруг себя враждебности на протяжении всей своей долгой жизни? – быстро продолжала Вирджиния. – Вспомни, Рашид, вспомни. Чем встретил тебя этот злобный, завистливый мир – это была жестокость, разве не так?

– Айе… Так и было, – похожая на человеческую, голова склонилась, голос упал до еле слышного шепота. – Меня ненавидели с самого детства… Айе, моя собственная мать ударила меня крылом так, что сбила с ног!

– Возможно, это получилось нечаянно, – сказала Вирджиния.

– Нет. Она всегда предпочитала моего старшего брата…

Деревенщину!

Вирджиния села, закинув ногу на ногу.

– расскажи мне об этом, – попросила она и в ее голосе звучало сочувствие.

Я почувствовал, как ослабела страшная сила, изнутри распиравшая барьер. Ифрит опустился на свои окорока, глаза полузакрыты. Он вновь разворачивал в памяти происшедшее за миллионолетие. А вела его туда, направляя, Вирджиния. Я не понимал, что она задумала. Она наверняка не смогла бы провести психоанализ всего лишь за ночь. Но…

– Айе… мне было всего лишь три сотни лет, когда я упал в яму… наверное, ее вырыли враги!

– Конечно, ты вылетел из нее? – мурлыкала Вирджиния.

Ифрит завращал глазами. Физиономия его вздернулась и, покрывшись морщинами, стала уродливой.

– Я сказал, что это была яма!

– Но, во всяком случае, не озеро? – сочувственно справилась Вирджиния.

– Нет! – с его крыльев посыпались молнии, грохнул гром. – Но хоть и не эта распроклятая мерзость…, но, нечто темное, мокрое… нет, даже не мокрое. Это был какой-то обжигающий холод.

Я смутно понял, что девушка ухватила путеводную нить.

Она опустила длинные ресницы, чтобы скрыть внезапный блеск глаз. Я мог угадать, каким потрясением было случившееся для эфирного демона. Как шипели его огни и превращались в пар, пока он тонул. И как после этого он, должно быть, внушал себе, что ничего подобного не было. Но как сможет это Вирджиния?

Молнией влетел Свертальф. И затормозил, упершись всеми четырьмя лапами о пол. Шерсть на нем, до последнего волоска стояла дыбом, мученические глаза уставились на меня. Он прошипел что-то и снова вылетел из двери. Отмечу, что я там оказался раньше него.

Из вестибюля снизу доносились голоса. Я выглянул и увидел, что там носятся солдаты. Вероятно, они пришли выяснить, что за шум, и увидели убитых стражников. Должно быть, поскольку их было немного, они уже послали за подкреплением.

Что бы там ни пыталась сделать Джинни, но на это ей нужно было время…

Одним прыжком я выскочил и вцепился в сарацинов.

Образовалась вопящая и бурно шевелящая масса. Они меня чуть не расплющили своей массой, но челюсти оставались свободными, и я пользовался ими вовсю. А затем с тыла на них набросился, оседлавший метлу, Свертальф.

Кое-что из оружия сарацин мы затащили в вестибюль ( челюсти пригодны и на это) и уселись ждать. Я решил, что останусь волком. иметь руки хорошо, но еще лучше быть неуязвимым для большинства тех штучек, которыми располагают сарацины. Свертальф задумчиво обследовал пистолет-пулемет, приладил его на подпорке возле стены и согнулся над ним.

Я не спешил. каждая минута, которую проводили мы с ним вот так, каждая минута, которую мы продержимся, отражая приближающуюся атаку – это минута, выигранная Джинни. Я положил голову на передние лапы и замер. Скоро – слишком скоро я услышал грохот мчащихся по тротуару солдатских сапог.

В приближающемся на подмогу отряде насчитывалось, должно быть, целая сотня сарацин. Я увидел, как они колышутся темной массой, уловил отблеск звезд на стволах их оружия. На короткое время они сгрудились вокруг ликвидированных нами охранников. А затем внезапно завопили и кинулись в атаку, атакуя, вверх по лестнице.

Свертальф уперся, как мог, и застрочил из автомата.

Отдача отбросила его и он с воем прокатился через вестибюль. Но двоих уложить успел. А остальных в дверном проеме встретил я.

Ударь клыком, укуси, прыгни туда, обратно… Рви их, полосуй, рычи и рви их рожи! Они уже не спешили, неуклюже сгрудившись у входа. Еще короткий вихрь, устроенный моими зубами, и они отступили, оставив на месте с полдюжины убитых и раненных.

Я выглянул в дверное окошко и увидел моего приятеля эмира. Глаз его скрывала повязка, но он тяжеловесно носился вокруг своих людей, побуждая их к действию. такой энергии я от него не ожидал. Небольшие группки откалывались от главного отряда и мчались куда-то в сторону. Не куда-то, к другим входам и окнам.

Я взвыл, когда понял, что помело мы оставили снаружи.

Теперь никто не сможет спастись, даже Джинни. Негодующий вой превратился в рычание, я услышал звон стекол и грохот сбивающих замки выстрелов.

Этот свертальф оказался умной киской. он снова взялся за свой пистолет-пулемет и ухитрился (ведь лапы его были с когтями) открыть огонь по вспышкам. затем мы отступили к лестнице.

Они вслепую наступали на нас в темноте. кишели вокруг, нащупывали дорогу. Я не мешал им, но первый, кто нащупал ступени, умер бесшумно и быстро. У второго хватило времени для визга. И вслед за ним поперла вся банда…

Они не могли стрелять в такой темноте и давке, без риска уложить кого-нибудь из своих. Обезумев, они атаковали лишь с помощью своих кривых сабель. И этим саблям я ничего противопоставить не мог. Свертальф вел продольную пальбу по ногам, а я рвал их, как мог – вой и крики, укусы, треск, лязг… Аллах а акбар, так сверкайте зубы в ночи! лестница была узкой, это помогало. да и их раненые мешали им. Но слишком явен был их перевес. На меня одновременно лезло около сотни храбрых мужчин, и мне пришлось отступать на шаг, а потом еще и еще. Не отступи – и они окружили бы меня. Но я успел добавить к тем, что уже полегли, еще более дюжины. И за каждый фут, что приходилось отдавать им, мы добавляли еще несколько. И выигрывали время.

У меня не сохранилось четких воспоминаний об этой битве. О таких вещах редко помнишь. Но, должно быть, минуло около двадцати минут, прежде чем они, разъяренно воя, откатились. У подножья лестницы стоял сам эмир. Он хлестал хвостом по своей ярко раскрашенной шкуре.

Я постарался сбросить с себя усталость, вцепился когтями в пол, готовясь к последней схватке. вверх по ступеням медленно надвигался одноглазый тигр. Свертальф зафыркал. Внезапно он прыгнул через перила за спину громадной кошке и исчез во мраке. Что ж, он позаботился о целости своей шкуры.

Мы уже почти сошлись нос к носу, когда эмир занес, ощетиненную когтями, лапу и ударил.. Я кое-как увернулся и вцепился ему в глотку. Все, чего я добился – это полная пасть отвисшей от тела шкуры. Но я повис на ней и постарался вгрызться глубже.

Он взревел и потряс головой. Я мотался из стороны в сторону, словно маятник. Тогда я зажмурился и сжал челюсти еще крепче. Он полоснул меня длинными когтями мои ребра. я отскочил, но зубы остались на прежнем месте. он сделал выпад и подмял меня под себя. Челюсти его лязгнули. боль пронзила мне хвост. Я взвыл и отпустил его.

Одной лапой он пригвоздил меня к месту. занес другую, готовясь переломить мой хребет. каким-то чудом, обезумев от боли, я извернулся и высвободился. И ударил снизу вверх. На меня глядел , ослепительно сверкая, его неповрежденный глаз – я вышиб этот глаз из глазницы.

Он визжал! Взмахом лапы отшвырнул меня, как котенка, к перилам. Там я и улегся почти без сознания и уже готовился испустить дух. А ослепший тигр тем временем метался в агонии. Зверь возобладал над человеком, и он скатился по ступеням и учинил страшное побоище своим же собственным солдатам.

Над свалкой с сопением пронеслась метла. Добрый старый свертальф! Он удрал только для того, чтобы вернуть нам средство передвижения. Я видел, как он подлетел к двери, за которой находился ифрит, и как он поднялся, покачиваясь, готовый встретить следующую волну сарацин.

Но они все еще пытались совладать со своим боссом.

Я согнулся, обрел дыхание и встал. Смотрел, обонял, слушал. Мой хвост, казалось, горел в огне. Половины хвоста как ни бывало.

Пистолет-пулемет завел свою прерывистую песню. Я услышал, как клокочет кровь в легких эмира. Он был силен и умирал трудно.

"Вот тебе и конец, Стив Матучек, – подумал сидевший во мне человек. – Они делают то, с чего должны были начать в первую очередь. Встанут внизу и начнут поливать тебя огнем.

А каждая десятая пуля – серебрянная…"

Эмир упал, и, разинув пасть, испустил дух. Я ждал, когда его люди очухаются и вспомнят обо мне.

Над лестницей, на помеле, появилась Джинни. Ее голос доносился откуда-то очень издалека:

– Стив! Сюда! Скорее!

Я ошеломленно помотал головой. Попытался понять, что означают эти слова. Я был слишком измотан, был слишком волком. Она сунула пальцы в рот и свистнула. Это до меня дошло.

Она, с помощью ремня, втащила меня к себе на колени, обхватила крепко. Пилотировал Свертальф. Мы вылетели в окно на втором этаже и устремились в небо.

На нас набросился, оказавшийся поблизости, ковер-самолет. Свертальф добавил мощности и наш «каддилак» оставил врага далеко за кормой, и тут я отключился…

Глава 7

Когда я пришел в себя, то лежал ничком на койке в больничной палате. Снаружи был яркий дневной свет. Земля была мокрая и дымилась. Когда я застонал, в палату заглянул медик.

– Привет, герой, – сказал он. – Лучше оставайся пока в этом положении. Как ты себя чувствуешь?

Я подождал, когда ко мне полностью вернется сознание.

Потом принял от него чашку бульона.

– Что со мной? – прошептал я.

(Меня уже, разумеется, превратили в человека).

– Можно считать, что твои дела не так уж плохи. В твоих ранах завелась кое-какая инфекция – стафилококки, та разновидность, что поражает и человека, и собакообразных. Но мы вычистили этих зверушек с помощью антибиотической техники. Помимо этого – потеря крови, шок, и явно застарелое нервное истощение. Через неделю-другую будешь в полном порядке.

Я лежал, размышляя. Мысли тянулись медленно и лениво. И в основном касались того, как восхитителен на вкус этот бульон. Полевой госпиталь не может таскать с собой оборудование, от которого дохнут бактерии. Зачастую у госпиталя нет даже добавочных анатомических макетов, на которых хирург мог бы отрабатывать симпатические операции.

– Какую технику вы имеете в виду? – спросил я.

– У одного из наших парней Злой глаз. Он смотрит на микроб в микроскоп.

Далее я не спрашивал. Знал, что через несколько месяцев «Ридер Хайджест» посвятит этому случаю лирическую тянучку.

Меня мучило другое.

– Атака… началась!

– Ата… А, это! Она состоялась два дня назад, уважаемый Рикки-Тикки-Тави. Тебя в это время хранили под одеялами. Мы швабрим их по всему фронту. Последнее, что я слышал, что они уже добрались до линии Васкингтона, и продолжают драпать.

Я вздохнул и повалился в сон.

Меня не мог разбудить даже шум, с которым врач диктовал своей пишущей машинке…

***

Джинни пришла на следующий день. Верхом на ее плече ехал Свертальф. В открытую дверь палатки бил свет, и поэтому волосы Вирджинии отливали медью.

– Здравствуйте, капитан Матучек, – сказала она. – Как только освободилась, сразу же пришла узнать, как вы себя чувствуете.

Я приподнялся на локтях. Свистнула сигарета, которую мне предложила Вирджиния. Сигарета оказалась в зубах, и я медленно сказал:

– Перестань, Джинни. Сейчас еще не окончание той ночи, но, думается, мы с тобой знакомы в достаточной степени.

– Да, – она присела на койку и погладила меня по голове.

Это было восхитительно. Свертальф замурлыкал, и я ответил ему тем же.

– Что я ифритом? – спросил я после паузы.

– По-прежнему в бутылке, – она рассмеялась, – сомневаюсь, что удастся когда-нибудь извлечь его оттуда. Если предположить, что кому-то того хотеться.

– Но что ты сделала?

– Просто применила на практике принцип папы Фрейда.

Если когда-то об этом напечатают, на меня ополчатся все приверженцы Юнга, сколько их есть в нашей стране… Но это сработало. Я копалась в его воспоминаниях, разбиралась в иллюзиях, и скоро обнаружила, что у него гидрофобический комплекс. Не водобоязнь, связанная с бешенством, а просто страх воды, мой Пират…

– Можешь называть меня Пиратом, – проворчал я, – но если назовешь Фидо, тогда гладь по голове.

Она не спросила, с какой стати я настолько самонадеян, что претендую и далее на ее ласку. Это меня воодушевило.

Правда, она залилась румянцем, но, тем не менее продолжала:

– Получив ключ от его личности, я нашла простой способ сыграть на этой фобии. Я объяснила ему, насколько распространено это вещество – вода. И как вообще трудно от нее избавиться. Он приходил в ужас все больше и больше.

Когда я сказала, что тела живых существ, включая и его собственное, содержат около восьмидесяти процентов воды, дело было сделано. Он вполз в бутылку и впал в кататомию…помолчав минуту, она добавила задумчиво. – Мне хотелось оставить его у себя. Я бы поставила бутыль на каминную полку. Но думаю, все кончиться Сантобниановским институтом.

Так что, я попросту напишу небольшую статью об использовании психиатрии в военном деле.

– Разве бомб, драконов, использование вервольфов, и прочей придуманной нами дряни, недостаточно уже? – вопросил я с содроганием.

Бедные, незатейливые стихийные духи! Они считали себя злодеями, но им следовало бы поучиться у человеческой расы!

Что касается меня, я мог представить, с каким неудобствами сопряжена женитьба на ведьме, но…

– Поцелуй же меня…

Что она и сделала…

У меня не очень-то много осталось сувениров от этой войны. Это поганое время, и лучше о нем не вспоминать. Но один подарок на память все-таки со мной.

Несмотря на все старания хирургов-косметологов: когда я обращаюсь в волка, хвост у меня обрубленный… А когда я человек, то при сырой погоде стараюсь не садиться За это я получил «Пурпурное Сердце»!

Немного, черт возьми…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю