Текст книги "Галльские ведьмы"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

II

В полдень легионеры увидели Ис. Солнце и небо были по-зимнему тусклыми, но сквозь редкие облака слабо пробивался свет. Трава на не запаханных краях поля была еще более сухой, чем на склонах гор. Низвергаясь с высот, вода переливалась аметистами, бериллами, кремнем, серебром. Ее шум перекрывал завывания ветра, в морозном воздухе пахло солью и водорослями. Там, между обрывами, возвышались светившиеся, с красноватыми стенами, башни. Из-за высокого прилива морские ворота закрыли, о зубчатые стены бился прибой. Они вернулись домой.

Солдаты повеселели. Грациллоний поскакал вперед, дав сигнал ускорить шаг. По мостовой загрохотали сапоги. Выйдя на Аквилонскую дорогу, люди увидели впереди мыс Pax, где позади густо поставленных надгробий мерцали тусклые маяки. Но вскоре дорога свернула на север и пошла под уклон, в долину. Их заметили; из домов, с полей, фруктовых садов, посаженных на холмах, раздались крики радости. Часовые увидели их издалека и затрубили в трубы. У амфитеатра, стены которого загораживали девственный лес, Аквилонская дорога снова повернула на запад. Оттуда она вела мимо кузниц, кожевенных заводов, плотницких мастерских и привела к Верхним воротам.

«Король! Король!» – ликовала толпа. Грациллоний почувствовал резь в глазах. Он с трудом сдержался. Неужели они действительно его любят? Среди водоворота лиц он узнал Херуна – моряка, Маэлоха – рыбака; нескольких мужчин, которые сопровождали его в походе против шотландцев; виноторговца, который однажды возместил ему убытки, нанесенные обманщиком торгашом в Кондат Редонум; женщину, которая как-то пожаловалась на оскорбления мужа; младших суффетов – старшие должны были оставаться во дворце, чтобы официально принять его там.

– Поход закончен! – крикнул он.

Солдаты вышли из строя и бросились в толпу в поисках товарищей и возлюбленных.

Грациллоний двинулся дальше. Импровизированная охрана из дородных простолюдинов быстро, но не всегда вежливо расчищала ему путь. Давка прекратилась лишь тогда, когда он свернул с дороги Лера на причудливо извивающиеся улочки, где стояли дома зажиточных граждан. Ходить туда никому не возбранялось, но у жителей Иса было сильно развито чувство приличия, и он никого там не встретил.

У главного входа во дворец он спешился, передал коня разволновавшимся слугам и зашагал через сад к зданию скромных размеров. Вокруг, качаясь на ветру, перешептывались обнаженные деревья и кусты. Он поднялся по лестнице, вдоль которой стояли скульптуры кабанов и медведей; под сводом парил позолоченный орел, творения Тараниса. Широко распахнулись медные двери с замысловатым узором, и он вошел в переднюю.

Все уже стояли там: его королевы и их дочери – и Дахут рядом с Квинипилис. О, Митра, как же выросло дитя, как серьезно ее личико в ореоле пышных золотистых волос! Были там и люди из Совета, поодаль толпились слуги. Он остановился, бренча доспехами, поднял руку и нараспев произнес:

– Приветствую вас, леди и достопочтенные члены Совета.

Сердце его гулко стучало, он едва сдерживал слезы, навернувшиеся при виде девочки, так похожей на Дахилис.

На вельмож он не обращал внимания. Пока не обращал. А что же галликены? Бодилис одарила его неизменно безмятежной улыбкой. По тонкому лицу Иннилис текли слезы, она прижималась к сдержанно кивнувшей Виндилис. В церемонном приветственном жесте Ланарвилис теплоты было больше. Малдунилис взвизгнула от восторга – она была очень впечатлительна. Во взгляде Форсквилис сквозило замешательство, два месяца назад она родила ребенка. Как же постарела Квинипилис; она опиралась на палку, и сжимавшие набалдашник руки дрожали, узловатые больные пальцы исхудали, а подбородок стал еще острее. Фенналис уже не казалась такой полной, как прежде, и стала похожа на поблекшее яблоко. Гвилвилис застенчиво стояла позади, прижав к груди новорожденного ребенка; старшая дочь цеплялась за ее юбку.

К нему подошли трое: Сорен Картаги – Оратор бога Тараниса; Ханнон Балтизи, Капитан бога Лера, и Форсквилис, которую девять служительниц Белисамы, вероятно, выбрали своей представительницей.

– Трижды приветствуем тебя, король, добро пожаловать в Ис, наш город, – проговорили они хором. – Надеемся, ты и впредь будешь среди нас.

– Благодарю вас, – сказал Грациллоний. У него неожиданно пересохло в горле. Чтобы смягчить атмосферу, он произнес: – Именно это я и собираюсь сделать. Похоже, вы тщательно готовились к моему приезду.

Форсквилис кивнула. Он встретился с ней глазами и тоже кивнул. Последние три ночи, когда его отряд разместился лагерем на ночлег, их преследовала тень огромной совы.

– Как вы поживаете, вы и город? – спросил он.

Сорен пожал плечами.

– Рассказать особо нечего. Теперь это не имеет большого значения.

– Что ты имеешь в виду? – настаивал Грациллоний.

– Не будем портить встречу, – на редкость сердечно произнес Ханнон. – Это подождет. Настоящие новости принесли вы, какими бы они ни были.

– Новостей много, – Грациллоний перевел дыхание. – Сразу и не расскажешь. Надеюсь, вскоре вы согласитесь со мной, что поход оказался плодотворным, кое-что вам может показаться печальным. Бодилис, я навестил Авсония. – Она просияла. – Остальное, что я имею вам сообщить, займет много времени и требует тщательного осмысления. Лучше отложим это до завтра или на другой день.

Сорен открыл рот, словно пытаясь возразить, но Форсквилис его прервала:

– Мы понимаем, – сказала она. – Если нам сию минуту не угрожает опасность, глупо все усложнять. Идемте, начнем пир, который мы устроили в честь короля.

III

После празднества все ушли, а она осталась.

В тайне Грациллоний на это надеялся. После месяцев воздержания в нем бушевала кровь. Ушли прочь призраки, воспоминания о поражении в Тревероруме, страх перед наказанием за грехи. Из девяти королев Форсквилис была самой страстной и самой искушенной.

В спальне, освещенной свечами, он склонился над колыбелькой малышки Ниметы и на мгновение его захлестнул невероятный восторг. (Ведь он не смог обнять Дахут.) Мать, мурлыкая, крепко прижалась к нему.

Они сорвали друг с друга одежды. Его ослепила красота королевы. Он никогда не знал: то ли она его изнурит, то ли он ее. Он с рычанием вошел в нее, и ее бедра сомкнулись под ним, как море.

После второго раза, насытившись друг другом, они лежали и разговаривали, собираясь с силами. Он полусидел, опираясь на подушку у изголовья кровати. Она лежала на его руке, янтарные волосы Форсквилис рассыпались по его груди. От нее исходило тепло и необузданность.

– Как я по тебе скучала, Граллон, – тихо проворковала она.

– Я тоже скучал по тебе.

Его рука покоилась на груди женщины. Полная молока, она горделиво возвышалась над стройным телом. От света ее белая кожа казалась золотой.

– Не сомневаюсь, – ответила Форсквилис. – Особенно после…

Она не договорила и рассмеялась. Но сразу испуганно поднесла палец к губам:

– Нет, не будем об этом говорить. Жеребцы остаются жеребцами, за что я очень благодарна госпоже Любви.

– Существует ли что-нибудь, о чем ты не знала бы? – он умиротворенно потянулся.

Она спокойно ответила:

– Многое. Политики и боги… – ее взгляд устремился к закрытому окну: неужели поднялся ветер? – Ты вернулся еще печальнее, чем до отъезда. Почему?

Странно, но не было ничего необычного в том, что он признался этой женщине-кошке, словно она была мужчиной или мудрой Бодилис: «Максим, император Максим. Я в нем ошибся. Он живет не ради Рима, а ради господства. Он хочет обрести власть не только над телом, но и над душой».

Запинаясь, он рассказал ей все, что видел и испытал. Форсквилис прижималась к нему.

– Как видишь, Ису грозит опасность, – закончил он. – И тебе, и всем твоим сестрам. Максим намерен уничтожить то, что он называет колдовством, искоренить его и предать огню.

– И ты должен вырывать за него сорняки? – тихо спросила она, не глядя.

– Я король Иса, и не сделаю этого. Наконец-то я узнал правду… Но я не могу пойти на Рим! – закричал он.

От его крика Нимета проснулась и расплакалась. Форсквилис выскользнула из постели, взяла ребенка, успокоила и покормила ее – образцовая молодая мать. Потом невозмутимо спросила:

– Что ты собираешься делать?

– Я знаю, чего не собираюсь делать, – Грациллоний стукнул кулаком. – Я много думал. У нас есть два-три года передышки. Максим должен обеспечить безопасность границы, проходящей по Ренусу, и договориться с Валентинианом. Да, и еще с Феодосием в Константинополе.

– А за это время, – сказала она, с улыбкой глядя на ребенка, – многое может случиться.

Он кивнул.

– Надеюсь на это. Ис стал центром обороны Арморики. Если нам удастся сплести сеть из союзных государств, мы выстоим. У нас множество могущественных друзей в империи. Он оставит нас в покое.

– Я думала о том, что могло случиться с Максимом, – проговорила она.

Он вздрогнул.

Форсквилис выпрямилась, пристально посмотрела на него и отрывисто сказала:

– Эти дела могут подождать и до завтра. Нас ждет третий праздник. Сегодня ночью ты будешь крепко спать.

Он почувствовал, как в нем поднимается желание.

– Мы можем лечь попозже. – Она покачала головой:

– Нет, это неразумно. Тебе нужно отдохнуть, мой король. За время твоего отсутствия накопилось много дел.

– Каких?

– Ничего серьезного. Но если их отложить, это может оскорбить Тараниса. – Королева нахмурилась. – Да, мы же тебе не сказали. После твоего отъезда явился претендент на трон. Мы вынуждены были впустить его в дом, накормили, предоставили ему женщин и другие развлечения, достойные короля. Так прошло несколько месяцев. Пора кончать этот фарс.

Грациллоний сел. Его мускулы напряглись.

– Я буду биться с ним насмерть. – Форсквилис снова засмеялась:

– Нет, в этом нет необходимости, хотя таков ритуал. Это – жалкий озисмиец. Он прослышал, что король будет долго отсутствовать, и решил, что нужен новый претендент, воспользовался этим, намереваясь тайком ускользнуть перед твоим возращением. Но я это предвидела и предупредила Сорена, который приказал незаметно присматривать за ним. Когда сегодня пришла благодатная весть о твоем возвращении, он попытался сбежать, но его схватили. Завтра утром ты его убьешь, и на этом все кончится. Ритуал будет соблюден.

Она осторожно положила мирно посапывавшего ребенка в колыбель, подошла к кровати и поправила ее.

– Надеюсь, теперь ты готов? – прошептала она. – Мы будем любить друг друга долго-долго.

IV

Дождь лил всю ночь. К утру небо, море, холмы поглотила холодная морось. В Священном лесу с оголившихся ветвей дубов ручьями стекала вода, увлекая за собой прошлогодние листья. Красный дом на краю рощи напоминал сгусток свернувшейся крови.

Сорен в облачении священника, шестеро моряков, лошади и гончие были наготове. Они охраняли Орнака, осмелившегося опустить молоток на бронзовый щит, висевший во дворе.

Боевая упряжка центуриона легко подкатила к дому. Грациллоний спешился и направился к портику. На колоннах щерились гротескные идолы. В тени под крышей он увидел своего противника. Орнак был не слаб, как казалось Форсквилис, но костляв, кольчуга свисала прямо до дрожащих колен, шлем угрожал соскользнуть на нос. Он дрожал не столько от холода, сколько от страха.

– Приветствуем, – крикнули мужчины и слуги королю.

Орнак бросился к нему.

– Прошу вас, – взмолился он, – простите, я совершил ошибку, я сдаюсь, я унижен, делайте со мной, что хотите…

– Позвольте нам сопровождать вас, господин, – попросил моряк. – И вам не придется за ним охотиться, – хихикнул он.

– Нет, это недостойно. Так не делается, – заявил Сорен. – Мы обвяжем ему веревку вокруг талии, а ее конец отдадим вам, мой господин, – и проворчал: – Пока ты, негодяй, не найдешь в себе мужества сдохнуть, как этого хочет Таранис.

– У меня престарелая мать, господин, я посылал ей деньги, без меня она умрет с голоду, – рыдал озисмиец. Его штанина потемнела и прилипла к ноге: он обмочился.

Грациллоний ожидал прямой схватки, как с багаудом, но понял, что обманулся. Он сглотнул.

– Это будет не бой, а убийство, – вымолвил он. – Господь это не одобряет. Я принимаю его капитуляцию.

Орнак, плача, пал на колени, обнимая ноги короля. Его оттащили стражники.

– Но, господин, – сказал потрясенный Сорен, – это существо претендовало на трон. Хуже того, он сделал это из вероломства. Убейте его, во имя господа Бога.

Грациллоний вспомнил Присциллиана.

Но он был королем Иса, а перед ним стоял мошенник, попавшийся на нечестной игре.

– Хорошо, – сказал он, – давайте, по крайней мере, быстрее с этим покончим.

Помолившись Таранису, они обвязали вокруг талии Орнака веревку. Грациллоний отвел шатающегося самозванца в сторону, и они остались одни. В кронах деревьев шумел дождь, смывая капавшие на доспехи слезы. Под ногами шелестели отмершие листья. Грациллоний развязал веревку, сделал шаг назад, вытащил меч и взял щит.

– Готовься, – сказал он.

Орнак вздрогнул и выставил вперед длинный, немецкой стали, клинок. Он отказался от щита, впрочем, который никому и в голову не пришло предложить ему, а он от ужаса побоялся попросить.

– Наступай, – сказал Грациллоний. «Давай же!» – мысленно кричал он. – Ты можешь победить. Ты можешь стать новым королем Иса, – он подивился собственной лжи.

– Отпустите меня, – взмолился Орнак. – Я не хотел ничего дурного. Я никому никогда не причинил вреда. Отпустите меня, и боги вас возблагодарят.

«Только не боги Иса, – подумал Грациллоний. На мгновение он смешался: – Ведь в глубине души я их не почитаю. Почему я должен это делать?»

Железный ответ: «Потому что, если я открыто пойду против их воли, то уничтожу сам себя, свое царствование, все, о чем мне поручено заботиться».

Орнак взвыл и бросился бежать. «Он меня перехитрил!» – подумал Грациллоний и ринулся за ним. Его противник развернулся, поднял меч и принялся яростно им размахивать. Его слабый удар Грациллоний отразил щитом. Прямо перед ним оказалась тонкая шея его противника. Он ударил.

Орнак умер не сразу. Истекая кровью, он с криком упал на землю. Когда Грациллоний наклонился, чтобы из жалости добить его, он отмахнулся.

Грациллония стало рвать.

Когда приступ тошноты закончился, Орнак затих.

Грациллоний стоял под дождем, снова и снова вонзая в землю клинок, чтобы смыть с него кровь. Перед ним возник образ Авсония, который сказал ему: «То, что ты рассказал, заставило меня задуматься: почему Ис не может стать центром мировой цивилизации?».

«Я не убийца! – крикнул он в пустоту и холод. – Я солдат. Боги, отнявшие у мира Дахилис, пошлите мне честных врагов. Если вы надо мной смеетесь, то почему я должен проливать за вас кровь? Таранис, Лер, Белисама, берегитесь. Я взываю к Митре, чтобы настал ваш последний день, к Митре, властелину света».

Глава шестая

I

С юга надвигалась весна; она вдохнула жизнь в голые сучья, и у них распустились листья, по всей Арморике выросла свежая трава, распустились нежные цветы. Солнечные лучи и облака словно преследовали друг друга – ливни сменялись радугой, стоило стихнуть ветру, как в голубом небе появлялись огромные паутины облаков. На лугах, удивляясь этому великолепию, паслись ягнята, телята, жеребята. Женщины снова открыли окна и скребли накопившуюся за зиму грязь; фермеры пахали на быках землю, моряки расправляли паруса.

День пришел и в дом королевы Виндилис. Приехала Фенналис, она с ней поздоровалась и проводила ее в комнату. На столе уже стояли напитки – только вино, лежали хлеб, сыр и, разумеется, устрицы в открытых раковинах.

Закрыв дверь, женщины поклонились статуэтке Белисамы в образе дикой охотницы, стоявшей в нише.

– Садись, – сказала Виндилис. – Располагайся. Как живешь?

– Из-за вечно меняющей погоды меня совсем замучил ревматизм, но в это время года люди так часто болеют, что о себе подумать уже не остается времени.

Фенналис была известной целительницей, второй после Иннилис. Ей не хватало такта, каким обладала последняя, но она была добра и имела богатый опыт. Она опустилась на кушетку, откусила хлеб, хлебнула вина и хихикнула:

– Я знаю, ты станешь требовать от меня вежливых вопросов.

Но стоило ей взглянуть на собеседницу, ее веселье тотчас улетучилось. Виндилис, как всегда, была одета просто, как и полагалось людям ее ранга: сегодня на ней было шерстяное платье жемчужного цвета с голубой отделкой и массивная гранатовая брошь на груди. Волосы гладко зачесаны назад, черные, как вороново крыло, косы оживляли вплетенные в них белые ленты. В зеленоватом свете окна ее глаза казались огромными.

– Спасибо, что пришла, – сказала она, ничуть не смягчив голос. – Надеюсь, ты понимаешь, что дело очень важное.

На курносом лице Фенналис появилось озадаченное выражение. Она пригладила выбившиеся из-под гребня седые волосы.

– Почему ты обратилась ко мне? Ты же знаешь, я не особо умна и не слишком сильна. Если я смогу тебе помочь, то, конечно, постараюсь.

– Я беременна, – сказала Виндилис. Фенналис привстала и залпом осушила вино.

– Что? Это же чудесно.

– Скоро посмотрим. Вчера Иннилис осмотрела меня и убедилась, что симптомы верны. Ребенок родится накануне зимнего солнцестояния.

Фенналис немного подумала и тихо спросила:

– И что тебя тревожит? Если захочешь, ты можешь избавиться от него с помощью Цветка. Ты немолода, но вынослива, как рысь. Бояться нечего.

Виндилис расхохоталась.

– Скажи, а кузнец, выковывая меч, не боится им пораниться? Нет, его тревожит лишь то, чтобы он не сломался в руках владельца.

– Так чего же ты хочешь? – не совсем уверенно спросила Фенналис.

Виндилис зашагала по комнате, шурша юбками. Потом пристально посмотрела на Фенналис и проговорила:

– Я доверяю тебе, потому что ты единственная, кому я верю. Ты не слаба, Фенналис, и далеко не глупа. Ты родила шесть детей от трех разных королей, и все они до сих пор живы. От Колконора ты могла уйти – он тебя не очень хотел, – но вместо этого ты снова и снова встречалась с ним, сносила его побои, и тебя не заботило, что он жесток к Дахилис и твоим собственным дочерям. В конце концов, не ты первая, не ты последняя, кто осмелился обратиться к нам, чтобы наказать его. С тех пор…

Фенналис всплеснула руками:

– Я не питаю зла к королю Граллону. – Виндилис снова рассмеялась.

– Не будем о сокровенном. Ты не скрывала своей неприязни к нему, когда он по-настоящему не взял тебя в жены, да и на Совете ты не раз возражала на его предложения.

Фенналис вздохнула:

– Это все в прошлом. Он искренен в своей вере, и меня это не оскорбляет. Мысли, некогда всколыхнувшиеся во мне, давно улетучились. Я всем довольна.

– Ты? – Виндилис подошла к ней. – Остальные – более или менее – довольны. Сама подумай. Бодилис – его любимица, его… его друг. У Ланарвилис бывают с ним разногласия, но уже не очень часто. Для нее он – олицетворение Рима, римской добродетели и римского мира, который, по ее мнению, существует. У Квинипилис, разумеется, есть сомнения, но ей нравится его общество, и к тому же она слишком стара и скучна в разговоре. Малдунилис нужны его фаллос и ласка. Гвилвилис – его любимая племенная кобыла. Форсквилис. Кто может с уверенностью сказать, что думает Форсквилис? Я бы не стала с ней откровенничать. Остаешься ты.

– И Иннилис.

– Иннилис… Она слушается меня, – голос Виндилис неожиданно смягчился. – Что о ней сказать? Ей тоже он нравится как мужчина, и… порой его внимание доставляет ей удовольствие. Бог запрещает мне подвергать Иннилис опасности, – она вздохнула.

– Если ты не рада, то почему носишь его ребенка? – мягко спросила Фенналис.

Виндилис слегка улыбнулась.

– Я не огорчена. Он убил ужасного Колконора. Он старается для Иса и его королев, и это прекрасно. – Она перевела дыхание. – Он не виноват, что мы с Иннилис встречаемся урывками, улучив момент. Он не виноват даже в том, что, когда она избавилась от его ребенка, то чуть не умерла. Нет, мы могли оказаться в более тяжелом положении, а в лучшем – вряд ли.

– Но ты по-прежнему на него сердишься.

– Потому что он такой, какой есть, – вскричала Виндилис. – Я не сразу это поняла. Я приглядывалась, расспрашивала, прислушивалась, размышляла. Я молилась Матери звезд, прося наставлений, но четкого ответа не получила. Каких только дум я не передумала, каких только знамений не искала в морской пене и завывании ветра – все, казалось, звало меня вперед.

Фенналис занялась прозаическим делом – что может быть прозаичнее чем резать сыр?

– И в конце концов ты решила родить от него ребенка, – сказала она.

Виндилис кивнула.

– Это единственное, что у меня останется от него.

Она подошла к окну и долго смотрела на улицу, словно могла разглядеть через маленькое серое стекло то, что находилось далеко за городом, за океаном.

– Мне нелегко далось это решение, – сказала она, не поворачиваясь. – Мне бы хотелось, чтобы я никогда об этом не пожалела. В девичестве я собиралась постричься и стать младшей жрицей. Теша себя этой надеждой, я основала гимназию для девочек. Пойми, Фенналис, меня не раздражают мысли и поступки мужчин. Я не испытываю отвращения к их потным, волосатым телам, но из-за их стремления угадать, что у меня между ног, я навсегда останусь в этих стенах.

Фенналис не стала упоминать о том, что большинство женщин Иса наслаждаются свободой.

– Я помню, – сказала она. – Тебе было предзнаменование, ты чувствовала себя счастливее короля Хоэля. Он тоже был добрый.

– Ты знала, что именно Квинипилис, моя мать, заставила меня открыть ему мое лоно? Она меня вынудила к этому бесконечными упреками, запугиванием и… – Виндилис пожала плечами и усмехнулась. – В свое время у нее был непреклонный характер. Наконец я сдалась и зачала внучку, которую она так хотела. Одна. Тебе прекрасно известно, что я уделяла Руне гораздо меньше внимания, чем следовало. Бедная малышка. Надеюсь, на этот раз я буду умнее и проницательнее.

Наступила тишина, только весенний ветер завывал под крышей: «у-у».

– Зачем ты мне это рассказываешь? – спросила Фенналис, помедлив.

Виндилис обернулась.

– А ты не понимаешь? Мне нужен твой совет, твоя помощь. Ради Иса и его богов.

Фенналис отложила хлеб, который мяла в руках, и взяла вино.

– Ты хочешь иметь влияние на Граллона вопреки своим убеждениям.

– Да. Хочу. Мы все к этому стремимся. – Виндилис снова зашагала по комнате.

– Подумай, – сказала она, – из-за того, что ему все удается, он обретает все больший вес. Теперь он поставил последнюю печать на своем царствовании, убив претендента на трон. Это рассеет последние опасения людей, что он, возможно, еще не выполнил свой долг перед богами. Он молод, силен, ловок, и в будущем наверняка справится с любым соперником.

– Но он римлянин!

– А как же император Максим, который послал его нам?

– Граллон объяснил, что не позволит Максиму войти в город, – сказала Фенналис.

– Он так говорит, но на самом деле считает иначе. Но сможет ли он, сможет ли Ис удержать римлян без помощи наших богов? И, невзирая на исход битвы, я не верю, что он с ними дружен. Он собирается строить храм своему Убийце Быка. Что должен чувствовать Таранис, видя, что его жрец и реальное воплощение божества поклоняется Митре?

– Я даже не знаю…

Виндилис, словно охотник, завидевший раненую добычу, настойчиво продолжала:

– Что произойдет, что он сделает, когда появится следующее знамение? Тебе никогда не приходилось не спать по ночам? Тебе, которой он пренебрег из-за того, что ты мать Ланарвилис? Квинипилис осталось жить лишь несколько лет, а может, и часов. Кто из весталок выберет таких богов?

– Найдутся такие.

– Какая ты наивная! – Виндилис сжала губы. – Лично я сомневаюсь, что они ему помогут. Мне кажется, они подарят ему дочь одной из нас. И не твою Амаир, потому что у них есть Мирейн и Бойа от Ланарвилис. Или… Скоро печальная слабоумная Одрис, дочь Иннилис, станет невестой, а немного спустя – и Семурамат, дочь Бодилис, или моя Руна. Боги смеются над нами. Верно, Фенналис? Ты уже слишком стара. Да и любая из нас может неожиданно умереть. И что тогда?

Мир между Граллоном и богами невозможен так же, как между Римом и Исом, и вскоре это будет проверено. Мы, галликены, должны быть готовы ко всему, чтобы показать, на что мы способны. Поэтому я ношу под сердцем королевское дитя. Приманку? Заложницу? Талисман? Не знаю. Помоги мне, сестра.

Виндилис бессильно опустилась на стул, стоявший напротив кушетки, взяла чашу с вином, выпила и уставилась в пустоту.

– Понимаю, – вздохнула Фенналис, – у тебя благородная душа.

– Нет, – побормотала Виндилис, – только тот, кто к этому готов, останется свободным.

– Возможно, так и будет… Что ж, ты права. Мы должны удержать короля от того, что он может совершить. Я имею в виду остальных королев, поскольку мы с тобой уже знаем, как объяснить это им. Да, если действовать разумно, материнство, безусловно, наделяет властью.

Виндилис кивнула.

– Так же как и выбор имени для человека.

– Что? – спросила Фенналис. Она подумала и тоже кивнула. – Да, хотя именно он хотел, чтобы у нас были римские окончания.

Они подумали не о Зисе, дочери Малдунилис, не о Сэсай, дочери Гвилвилис и не о Нимете, дочери Форсквилис. По традиции первенец королевы должен носить ее девичье имя. Но у Гвилвилис родилась Антония, названная в честь сестры Грациллония, живущей в Британии; а Ланарвилис родила Юлию, гордость матери; Бодилис родила Уну, хотя, в честь кого ее так назвали, никто не знал.

– Надеюсь, ему понравится мое предложение, – сказала Виндилис.

– Как ты хочешь ее назвать?

– Августина. По имени его легиона.