Текст книги "Миры Пола Андерсона. Т. 13. Торгово-техническая лига"

Автор книги: Пол Уильям Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

ВРЕМЯ ПРОЩАТЬ
_{Перевод с английского
А. Пчелинцева}

_{The Season of Forgiveness}

_{Copyright © 1973 by Poul Anderson}

Неуютно встречать Рождество в такой обстановке – далекий захолустный угол Плеяд, мерзлая планета, тускло освещаемая лучами крохотного красного солнца, город, пять тысяч лет назад – гордый и великий, но давно уже обратившийся в руины, а вокруг – дикость, запустение. И среди этих развалин – полдюжины людей.

– Нет, – твердо отрезал мастер-торговец Томас Овербек. – У нас слишком много дел, чтобы разбрасываться человеко-часами на всякую ерунду.

– Совсем не ерунда, сэр, – возразил стажер-подмастерье Хуан Эрнандес. – На Земле это считается важным. Вся ваша жизнь прошла в новых, необжитых местах – вот вы и не понимаете.

– Только что из школы, всего семь месяцев при деле – и у него хватает нахальства поучать меня, как вести лавку. – Лицо Овербека, крупного, высокого блондина, начало наливаться кровью. – Если ты уже усвоил все практические навыки, которым я должен тебя научить – можешь возвращаться хоть следующим рейсом.

– Извините, сэр. – Хуан смущенно потупился на исцарапанную крышку стола, за которым сидел мастер-торговец. – Я не хотел быть невежливым.

За окном виднелся безжизненно-стылый, окутанный багровым полумраком пейзаж с замшелым огрызком какой-то древней стены; на унылом, тоску наводящем фоне худощавый, темноволосый и большеглазый стажер выглядел даже моложе своих шестнадцати лет. Однако Овербек понимал – невзрачный этот подросток в плохо подогнанном комбинезоне соображает очень и очень хорошо, иначе ему просто не закончить бы Академию в таком возрасте. И работящий, прямо горит энтузиазмом. Лига торговала на необъятных просторах, торговцам требовались все новые и новые люди, способных новичков постоянно недоставало.

Эти практические соображения плюс малая толика личной симпатии заставили хозяина чуть сбавить тон, теперь он не рычал уже, а скорее ворчал.

– Нет! Если ты и кто-нибудь там еще желаете провести небольшой религиозный обряд – кто же будет возражать. Но именно небольшой. Да и вообще, что это за праздник такой? Дата на хронометре – и только. На хронометре, установленном по земному времени! А на Айвенго, – он махнул сигарой в сторону мрачного заоконного пейзажа, – год на треть меньше, зато уж сутки в два с половиной раза длиннее. В довершение здесь сейчас лето – хотя не закутавшись, из купола носа не высунешь. Видишь, Хуан, я не хуже тебя пользуюсь неотъемлемым своим правом повторять прописные истины.

И он оглушительно расхохотался. Температура в жилых помещениях поддерживалась нормальная, а давление – такое же, как снаружи, одна четверть атмосферы, поэтому все звуки разносились с непривычной гулкостью.

– Хочешь верь, хочешь нет, – закончил торговец, – но я знаком с рождественскими традициями, в том числе и с очень древними. Но если ты вознамерился разукрасить тут все и устроить хоровое пение «Джингл Беллз» – это будет смех один.

– С вашего позволения, сэр, – упрямо мотнул головой Хуан, – я хотел бы возразить. На Земле, в Южном полушарии этот праздник тоже приходится на лето, к тому же никто толком не знает, в какое время года родился Христос. – Прежде чем продолжить, он решительно сжал кулаки. – И я ведь не о себе пекусь, хотя и помню, как это делается у нас дома. Скоро прибывает корабль, и на нем, говорят, есть маленькие дети. Они попадут в совершенно незнакомую, даже пугающую обстановку. А если мы встретим их таким вот торжеством – освоятся гораздо быстрее.

– Хм-м.

Овербек на минуту смолк, он выпускал клуб дыма за клубом и задумчиво мял подбородок. Приходилось согласиться, что мальчишка прав.

Конечно, ото всей этой мелочи пузатой, не приходится ожидать ничего, кроме хлопот и неприятностей; Овербек заранее радовался, что очень скоро покинет Айвенго – еще несколько месяцев, и все задачи его группы будут выполнены. Но одной из этих задач было создание жизненных условий для тех людей, которые прилетят следующими, прилетят, чтобы поселиться здесь надолго. Чем скорее освоятся с новым местом дети, тем скорее их родители смогут полностью отдаться работе.

А это очень важно. До самого последнего времени здесь была только маленькая резервная база снабжения кораблей, попавших в затруднительное положение. Затем некий ботаник обнаружил среди пустынной растительности другого континента траву «адир». Адир рос исключительно в местных, естественных условиях, и он выделял вещества, на основе которых можно синтезировать несколько очень ценных продуктов. Говоря попросту, на этой планете росли деньги, нужно было их подобрать. Группе Овербека поручили организовать базу, вникнуть в местные обычаи, подружиться с туземцами, и пусть они убирают адир – в обмен на, фигурально говоря, зеркала и бусы.

Все было вроде в порядке – насколько можно судить, когда тебя окружают сплошные тайны и загадки. Пришло время перевести торговлю на прочную, регулярную основу. Но люди не подпишут контракты на долгое время, если не смогут привезти с собой свои семьи. И не выдержат здесь долго, если семьям не понравится местная обстановка.

А Том Овербек не получит свои кругленькие комиссионные, пока база не профункционирует – и успешно – пять стандартных лет.

– О’кей, – пожал плечами мастер-торговец. – Валяй, если это не будет слишком уж мешать работе.

Его до крайности поразило, с какой охотой Рам Гупта, Николай Сарычев, Мамору Ногучи и Филипп Файнберг ухватились за затею Хуана. Ребята, конечно же, молодые, но далеко уже не мальчики – и, что самое главное, даже не объединенные общей верой. Но они готовились к празднику дружно, с шутками и смехом. Комнаты и коридоры украсились игрушками, вырезанными из фольги, скрученными из цветных проводов, склеенными из бумаги; воздух заполнили дразнящие кухонные ароматы. Все насвистывали и напевали бессмертные, с детства запомнившиеся мотивы.

Овербека не огорчало это необычное веселье – производительность работы от него только росла; правда, он немного поспорил, когда появилась мысль украсить базу и снаружи, но быстро сдался.

Да и не до того ему было.

Через пару айвенговских дней после разговора Хуан встретил своего босса под открытым небом. Тот беседовал с Раффаком.

И купол, и склады выглядели необычно, даже неуместно ярко. За ними вздымались серые стены Дахии, увенчанные сторожевыми башнями с округлыми пузырями огневых точек.

Стены сохранились заметно лучше, чем здания опоясанного ими города. Теперешнее, сильно поредевшее население ютилось по углам и подвалам не совсем еще рассыпавшихся домов и храмов. Немногочисленные аристократы обосновались в маленьких замках, столь же немногочисленные жрецы исполняли свои ритуалы за портиками храмов – за портиками с каменными идолами вместо колонн. Длинные, извилистые улицы были усыпаны пылью и мусором. В центре города располагался императорский дворец, точнее – то, что от него осталось. Эти развалины столетиями разбирались на камни, теперь они лежали бесформенной, бессмысленной грудой.

Обитатели города отличались от людей значительно более спокойным нравом. Даже сидящие в хлипких ларьках торговцы никогда не кричали, зазывая к себе покупателей. На мужчинах чаще всего были кожаные килты – и почти всегда оружие; женщины одевались в платья с зигзагообразными орнаментами. Богачи и армейские офицеры ездили верхом на животных, отдаленно напоминавших лошадей – лошадей с очень узкими мордами, покрытых не то мехом, не то чем-то вроде птичьего пуха. На копьях офицеров трепетали вымпелы с гербами давным-давно исчезнувших, утраченных провинций. Резкий ветер разносил стук копыт, топот ног, скрежет тележных колес, иногда – случайный вскрик или хриплый посвист флейты.

По человеческим меркам было холодно. Изо рта Овербека вырывались клубы пара, вырывались и быстро исчезали в сухом воздухе. Редкие, необычные запахи жгли ноздри. В темно-багровом небе висел тусклый красный диск солнца. Густые, непроглядные тени, все цвета – не те, неправильные, не такие, как на Земле.

– Мы встретили вас, как друзья, мы отвели вам место, мы помогали вам и трудом, и советами. – Слова Раффака, посланца Старейшин Города, звучали гулко и низко.

– Да, верно… и мы щедро вам заплатили, – ответил Овербек.

– Вы, в свою очередь, не должны лишать Дахию по праву принадлежащей ей доли богатства, которое принесет адир.

Четырехпалая рука с большим пальцем снаружи, а не внутри, как у человека, указала на циклопические ворота, за которыми начиналась поросшая тускло-зеленым кустарником равнина.

– И мы не просто хотим облегчить свою участь – это вы и так обещали. Когда-то Дахия возглавляла империю, простиравшуюся от моря и до моря. И хотя она сейчас лежит в руинах, мы, живущие здесь, храним память своих могучих предков, верно служим их богам. Так неужели дикари, бродящие по пустыне, исполнятся богатства и силы, в то время как мы, потомки их властелинов, будем прозябать в слабости? А затем они затопчут эту последнюю искру славы и могущества? Нет, никогда!

– Кочевники считают пустыню своей, – напомнил Овер-бек. – И никто этого прежде не оспаривал.

– А теперь мы это оспариваем. Я пришел сообщить вам, что Дахия направила к Черным Шатрам послов. Они сообщат наше требование – Дахия должна получить свою долю урожая адира.

И Овербек, и потрясенный Хуан не отрываясь смотрели на высокого, величественного – даже слишкомвысокого и величественного – туземца. Мощное, с длинными конечностями тело возвышалось бы на хороших два метра, не наклонись оно сейчас вперед. Мохнатый хвост хлестал по полусогнутым ногам. Темно-красный мех, окружавший плоское лицо, переходил в гриву. Носа на лице не было – его заменяли расположенные под нижней челюстью дыхательные щели, – но огромные глаза фосфоресцировали зеленым блеском, небольшие уши стояли прямо, напряженно, острые зубы зловеще сверкали.

У Овербека появилось ощущение, будто что-то придавливает его к земле, ему потребовалось усилие, чтобы собраться.

– Вы поступили неразумно, – бесстрастно сказал он. – Отношения между Дахией и кочевниками крайне неустойчивы, иногда они переходят в насилие. Разразись сейчас война – и не будет никакой торговли адиром. Дахия много потеряет.

– Материальные ценности – да, потеряет. Но не честь.

– Вы уже уронили свою честь своими же действиями. Вы знали, что мои люди заключили соглашение, с кочевниками. А теперь ваши Старейшины хотят изменить это соглашение, даже не поговорив с нами. – Овербек словно разрубил что-то ребром ладони – жест, обозначавший здесь гнев и решимость. – Я требую встречи с вашим Советом.

После непродолжительного спора Раффак согласился, назначил встречу на завтра и ушел. Овербек мрачно посмотрел ему вслед.

– Ну вот, Хуан, – вздохнул он. – Хороший тебе пример, какой непростой бывает наша работа.

– А эти племена, сэр, – поинтересовался мальчик, – они что, и вправду могут устроить неприятности?

– Надеюсь, нет. Хотя, – покачал головой Овербек, – что знаем мы, земляне, пробывшие здесь так недолго? Две различные культуры, каждая из них – со своей историей, своими верованиями, законами, обычаями, устремлениями – и обе они бесконечно далеки от культуры нашей.

– Ну и что же теперь будет?

– О, я думаю, кочевники начисто откажутся допустить на свою территорию сборщиков травы из Дахии. Тогда мне придется наново убеждать дахианцев, чтобы те позволили кочевникам доставлять урожай сюда. Вот так и получается, когда пытаешься склонить к сотрудничеству племена, разъединенные вековой враждой.

– А разве нельзя было организовать нашу базу в пустыне? – спросил Хуан.

– Всегда лучше иметь под рукой много рабочей силы, а кочевники – они не сидят на месте, – объяснил Овербек. – А кроме того… – На его жестком лице появилось нечто вроде смущения, – Конечно же, мы хотим получить свой доход, но ведь не грабить же этих бедняг. Дахия тоже выиграет от торговли адиром – будет получать таможенные пошлины, а заодно и улучшит отношения с кочевниками. Через какое-то время они смогут начать возрождение своей цивилизации. Это была великая цивилизация – пока ее не разрушили гражданские войны, а потом и нашествия варваров. – Он помолчал. – Только никогда не повторяй им мои слова.

– Но почему, сэр? Мне бы казалось…

–  Тебе. А вот им так не покажется. И те и другие очень горды и вспыльчивы. Еще подумают, что мы им покровительствуем, и оскорбятся. И проявят это чувство самым неприятным для нас образом. Или усмотрят в нашем поведении какой-нибудь подкоп под их воинскую доблесть или под их религию, или еще подо что-нибудь. Нет, – мрачно усмехнулся Овербек, – я изо всех сил старался поддерживать с ними прямые, простые отношения, отношения, не оставляющие места для ошибок и недопонимания. В глазах туземцев земляне – народ суровый, но справедливый. Мы пришли, чтобы заниматься торговлей, которая принесет нам – а также им – прибыль, и ни по какой иной причине. Хотят они, чтобы мы здесь остались – пусть создают для этого условия, пусть будут паиньками. Все совершенно ясно и – как я надеюсь – понятно любому из них. Может, они и не пылают к нам любовью, но ненависти тоже не испытывают и готовы делать с нами дела.

Хуан думал возразить, но не мог найти слов.

– Так чего ты там хотел? – спросил Овербек.

– Я хотел отпроситься в горы, сэр, – горячо заговорил стажер. – Вы знаете эти кристаллы, которые встречаются по хребту Уола? Вот я и подумал – здорово они будут смотреться на елке. А работу я уже закончил, – добавил он. – И займет это всего несколько часов, если мне дадут флиттер.

– В такое время, когда того и гляди начнется драка? – помрачнел его начальник. – Насколько я слышал, Черные Шатры сейчас как раз где-то там.

– Но вы же сами говорили, сэр, что не ожидаете насилия. Кроме того, никто из местных ничего против нас не имеет. И они уважают нашу силу, верно ведь? Ну пожалуйста.

– Уважают. И я надеюсь сохранить в них это уважение. – Овербек на секунду задумался. – Ну ладно, пожалуй, и нету тут никакого риска. И, хм-м, землянин, отправляющийся так далеко в одиночку, – хорошая демонстрация уверенности в своих силах… О’кей, – решил он наконец. – Только возьми бластер. Будет опасность – стреляй, не задумываясь. Не то чтобы я ожидал заварушку – тогда бы я тебя не отпустил, – но все-таки… – Он пожал плечами. – Полной безопасности не бывает нигде и никогда.

Местность в трехстах километрах к северу от Дахии трудно назвать отрадой для глаза – рваный камень крутых горных склонов, бездонные пропасти, мрачные, коричневые утесы, единственная растительность – колючий кустарник да скрюченные ветхие деревца с измочаленными ветром листьями. Собирая кристаллы, то там, то сям выступавшие из песчаного грунта, Хуан скоро потерял свой флиттер из виду, но не очень об этом беспокоился; лежавший в его кармане приемник имел пеленгационное устройство, на летательном аппарате стоял радиомаяк, так что особых проблем не предвиделось. Поэтому, стараясь набрать полную сумку камней, он забрался значительно дальше, чем думал.

Айвенго вращается медленно, но и здешний день когда-то кончается. Хуан неожиданно заметил, как низко стоит тусклое красное солнце, как удлинились и погустели тени. И прежде холодный воздух стал ледяным, обжигал незащищенное лицо. Вечерний бриз шевелил кусты, тоскливо завыл какой-то зверь. Протекавший неподалеку ручей быстро покрывался коркой льда.

«Ничего страшного, – думал Хуан, – но я хочу есть и наверняка опоздаю к ужину, а босс обязательно разозлится». Хотя солнце еще не зашло, окружающее различалось с трудом – человеческое зрение приспособлено к яркому желтоватому свету Солнца. Хуан начал спотыкаться; счастье еще, что шкала радиокомпаса фосфоресцировала – иначе потребовался бы фонарик.

И все равно он был счастлив; уже сама зловещая дикость обстановки вызывала подъем – новый, незнакомый мир, за которым обязательно последуют многие и многие другие. А скоро Рождество, уют и веселье, и воспоминания о доме – родителях, брате и двух сестричках, о tio Пепе и tia Кармен, о маленьком мексиканском городке, о смехе детей, когда один из них промахивается палкой по pinata [19]19
  В Латинской Америке – горшок, наполненный сладостями и игрушками, который на Рождество подвешивают на веревке. Дети с завязанными глазами бьют по нему палками, чтобы добыть содержимое.


[Закрыть]…

–  Раелли, терратан!

Стой, землянин. Хуан замер.

Крик застал его на самом дне ущелья, через которое лежал кратчайший путь к флиттеру. Солнце пряталось за одним из склонов, небо почти уже потемнело; кусты и валуны едва различались во мраке.

Слабый металлический отблеск, затем еще один – через мгновение во тьме проступили наконечники копий и металлический панцирь; остальные воины были в кожаных нагрудниках. Их фигуры оставались смутными, неопределенных очертаний пятнами, если не считать стального блеска огромных глаз.

Сердце Хуана упало.

«Это друзья, – попытался успокоить себя мальчик. – Народ Черных Шатров горит желанием сотрудничать с нами… А зачем тогда они меня здесь ждали? Их тут десятка два, зачем они прятались, а потом взяли меня в кольцо?»

Во рту неожиданно пересохло, Хуан с трудом заставил себя произнести непривычные звуки – слава еще Богу, что горожане и кочевники изъяснялись практически на одном и том же языке.

– П-приветствую вас. – Он отчаянно припоминал принятую в пустыне форму приветствия. – Я Хуан, сын Санчо, по прозванию Эрнандес, верный последователь торговца Томаса, сына Уильяма, по прозванию Овербек, и я пришел с миром.

– Я Токоннен, сын Удассы, вождь племени Эласси, – произнесло львино-величественное существо в панцире. В его голосе звучало полное презрение. – И мы не верим больше, что кто-либо из землян может прийти с миром.

– Что? – Ужас оглушил Хуана. – Но мы и вправду пришли с миром. Почему…

– Вы поселились среди народа Города – и теперь Город покушается на наши земли… Стоп! Я знаю, что это у тебя!

Рука Хуана уже сжимала бластер. Туземцы зарычали и отвели назад свои копья, готовые метнуть их в чужака. Токоннен спокойно продолжал:

– Я слышал о таком оружии. Из него вылетает струя огня, ярче, чем солнце, и там, куда попадает эта струя, плавятся камни. И ты думаешь запугать этим мужей Эласси? Обнажай его, – презрительно добавил он, – если хочешь.

Не совсем понимая, что же это он делает, Хуан выхватил бластер из кобуры – и тут же опустил его стволом вниз.

– Я только хотел пособирать здесь кристаллы…

– И кто же поверит этому, если ты меня убьешь? – прервал его Токоннен. – К тому же ты успеешь убить только двоих-троих из нас, а потом тебя пронзят копья остальных. Мы знаем, как плохо видит ваше племя даже в самом начале сумерек.

– Но что вам нужно!

– Когда мы увидели, как ты опускаешься – увидели еще издалека, – мы сразу поняли, что нам нужно. Нам нужен ты, мы будем держать тебя среди нас, пока твои соплеменники не покинут Дахию.

Какой-то частью разума Хуан понимал, что попасть в заложники – это тот же самый смертный приговор. Он не мог есть местную пищу, изобиловавшую ядовитыми для человека протеинами. Более того, без хорошего запаса антиаллергена он умрет от удушья еще раньше, чем от голода, только как убедить в этом неграмотного кочевника?

Но другая его часть пыталась найти выход.

– Ну чего вы, собственно, взбесились? Неужели так уж страшно, если несколько городских обитателей придут сюда за адиром? Или… или вы можете ответить им «нет». Ведь можете, верно? Мы – земляне – мы не имеем никакого отношения к их посольству.

– Мы не можем позволить себе верить в вашу искренность – в искренность тех, кто явился сюда за наживой, – ответил Токоннен. – Что вам до нашей свободы, если наши враги предложат вам более выгодную сделку? И мы помним, мы все помним, даже за сто поколений мы не забыли Империю. И они, в Дахии, тоже помнят. Они восстановят ее, снова скуют нас своим владычеством – или вытеснят в гиблые места. Сборщики урожая будут шпионами, их приход станет началом завоевания. А эта земля – наша, она крепка костями наших отцов, она обильна плотью наших матерей. Она слишком священна, чтобы ее попирал имперский сапог. Тебе, торгашу, такого не понять.

– Мы хотим вам добра, – жалко прозаикался Хуан. – Мы дадим вам разные вещи…

Еле различимый на фоне сумрачного неба Токоннен высокомерно вскинул гриву. Его слова гремели, как удары колокола.

– И ты думаешь, что какие-то вещи могут быть нам дороже, чем свобода нашей земли? Отдай мне оружие, – произнес он уже более спокойно, – и пошли. Завтра мы доставим твоему вождю послание.

Воины сделали шаг вперед.

Дальше Хуан действовал инстинктивно, не раздумывая. Он просто знал, как нужно поступить. Вскинув бластер, он выстрелил прямо вверх.

От грохота вспоротого воздуха заложило в ушах, остро пахнуло грозовым озоном. Голубая, ослепительная стрела энергетического пучка бешено рванулась к ранним вечерним звездам.

Туземцы закричали; вспышка позволила Хуану увидеть, как они отшатнулись, выронили копья и прижали руки к глазам. Даже человеку трудно смотреть на эту искусственную молнию – что же тогда говорить о жителях сумеречного мира. На какое-то время воины лишились зрения.

Хуан хватил глоток воздуха и бросился бежать.

Вверх по склону! Из-под ног сыпались мелкие камешки. Дальше, через холмы! Сзади слышались яростные крики погони.

Солнце ушло за горизонт, и почти сразу настала полная, глубокая ночь. Здесь она была не такой темной, как на Земле – в небе висели огромные звезды Плеяд, их окутывала кружевная туманность, протянувшаяся от горизонта и до горизонта. Однако Хуан часто падал, спотыкаясь о незамеченные в темноте препятствия; его сердце выскакивало из груди, легкие горели огнем.

Этот отчаянный бег продолжался уже целую вечность, когда впереди показался флиттер. Хуан решился наконец взглянуть назад – и убедился в справедливости худших своих опасений. Погоня приближалась. Вспышка ослепила туземцев лишь на недолгое время. И нет сомнения – теперь они следят за ним периферийным зрением, готовые мгновенно отвести глаза, если беглец задумает выстрелить снова.

Длинноногие, привычные к местному. – большему, чем на Земле, – тяготению, они выигрывали метр за метром. Хуан не различал толком их фигур, только смутные черные пятна, временами совсем исчезавшие, попадая в более глубокую тень. Не было никакой надежды перебить всех воинов прежде, чем кто-нибудь из них подберется на расстояние броска.

Несмотря на ужас своего положения, он невольно восхищался их отвагой.

«Беги, беги».

Начального преимущества едва хватило. Хуан ввалился в кабину, захлопнул дверь и тут же услыхал стук копий по металлу обшивки. А потом на некоторое время перестал вообще что-либо воспринимать.

Постепенно сознание вернулось, и он целую, наверное, минуту возносил благодарственные молитвы. А затем с трудом поднялся и потащился к пилотскому креслу. «Но какова сцена! – мелькнуло в мозгу Хуана, и тут же он совершенно неуместно хихикнул: – Старое определение: Что такое приключение? – Это когда кто-то другой, очень далеко, попадает в крупные неприятности».

Хуан буквально упал на сиденье. Сквозь витриловый иллюминатор виднелось волшебное великолепие неба, пологие склоны и отвесные обрывы гор… Он судорожно вдохнул и выпрямился. Туземцы так и не ушли.

Они стояли, опираясь на свои бесполезные копья, держась за рукоятки своих бесполезных мечей, стояли и чего-то ждали. Трясущимися пальцами Хуан включил мегафон.

– Чего вы хотите? – громом разнеслось над их головами.

– Мы хотим знать твое желание, землянин. – В голосе Токоннена звучали прежние гордость и достоинство. – Потому что ты нас очень удивил.

– Но чем? – с трудом выдавил из себя пораженный Хуан.

– Ты сделал нас беспомощными, – сказал Токоннен. – Но почему тогда ты не убил нас, а бежал? Ведь ты знал, что мы оправимся и пустимся в погоню. Зачем пошел ты на такой ничем не оправданный риск?

– Но ведь вы были беспомощны, – запинаясь, объяснил Хуан. – И я не мог… не мог сделать вам плохого… особенно в это время года.

– Время года? – Недоумевающе переспросил Токоннен. – А оно-то здесь при чем?

– Рождество… – Хуан на мгновение смолк. К нему возвращались сила и ясность мысли. – Я буду говорить незнакомые вам вещи. Это время посвящено воспоминаниям о том, который пришел к нам, землянам, много веков назад с вестью о мире и о многом другом. Для нас это время свято. – Он положил руки на пульт управления. – Но это не важно. Я только прошу вас – поверьте, что мы не желаем вам никакого зла. Отойдите, пожалуйста, я сейчас подниму эту колымагу.

– Нет, – сказал Токоннен. – Подожди. Я прошу тебя – подожди.

Некоторое время он молчал, воины тоже.

– То, что ты только что нам сказал… Мы хотим услышать больше. Поговори с нами, землянин.

Получив радиограмму от Хуана, что у него все в порядке, на базе успокоились и продолжили работу. Никто не пытался – да и не смог бы – жить по распорядку здешних шестидесятичасовых суток, так что очередной «рабочий день» окончился незадолго до полуночи. Далее следовало время отдыха. Для четверых из них это означало подготовку к праздничной, рождественской встрече прибывающего корабля.

Люди работали на примыкающей к куполу площадке, а тем временем вокруг собиралось все больше и больше дахианцев, привлеченных необычным зрелищем. Они стояли и молча, удивленно смотрели. Вышел Овербек и начал смотреть на туземцев – с таким же удивлением. Раньше подобного не случалось.

Посреди площадки высилось рождественское дерево. Редкие ветки, жесткие красноватые листья – оно ничем не напоминало елку, но, не обращая на это внимания, они развешивали блестящие самодельные игрушки и электрогирлянды, спаянные из запасных осветительных лампочек приборов. Перед деревом красовалась рождественская сцена с яслями, ослом и быком – собственноручное творение Хуана. Поднявшаяся луна, яркие, словно электрические лампочки, звезды Плеяд, кружевная пелена туманности – все это небесное великолепие заливало площадь холодным сиянием. А вокруг – узкие, высокие здания, громады крепостных башен и туземцы, слившиеся в сплошное темное кольцо, из которого сталью отсвечивали огромные глаза.

Файнберг и Тупта украшали «елку», Ногучи и Сарычев, лучшие певцы группы, репетировали. Из их ртов вылетали клубы белого пара.

 
И мирный город Вифлеем
Уснул спокойным сном.
 

По кольцу дахианцев прокатилось приглушенное «А-а-а-а!», и на площадку опустился флиттер.

Первым из машины вывалился Хуан, за ним следовал высокий туземец в стальном панцире. Давно ожидавший этого гостя Овербек сделал знак Раффаку, представителю Старейших; землянин и житель Айвенго вышли навстречу землянину и жителю Айвенго.

– Возможно, мы судим превратно о ваших намерениях, обитатели Города, – сказал Токоннен. – Землянин долго убеждал меня в этом.

– А его вождь говорит мне, что мы, дахианцы, были неразумно жестки в своих требованиях, – ответил Раффак. – Вполне возможно, что это правда.

– Мы не расстанемся ни с чем, священным для нас, – предупредил Токоннен, тронув рукоять своего меча.

– Как и мы, – откликнулся Раффак. – Но наши народы должны – и способны – договориться. Земляне помогут согласовать условия.

– Сейчас они должны обладать особой мудростью – сейчас, в сезон своего Князя Мира.

– Да. Я и мои друзья серьезно об этом задумались.

– Откуда вы это узнали?

– Нас заинтересовало, зачем земляне создают такую красоту здесь, где ее видим и мы, а не в своей нестерпимой жаре, – объяснил Раффак. – Мы спросили. Во время разговора мы узнали о случившемся в пустыне – «дальний разговор» уже принес землянам весть.

– Тут и вправду есть о чем задуматься, – кивнул Токоннен. – Они сильнее нас – и они верят в мир.

– А Империю уничтожила война. Но идем, – пригласил кочевника Раффак. – Сегодня ты – мой гость. Завтра мы будем беседовать.

Они удалились, а тем временем все люди сгрудились вокруг Хуана.

– Да ты же гений, – ошарашенно покачал головой Овербек. – Это мне нужно у тебя учиться.

– Пожалуйста, сэр, не говорите так, – взмолился стажер. – Все случилось само собой.

– Будь на твоем месте я – все вышло бы иначе.

– Что-то я не очень понимаю, – удивленно признался Сарычев. – Хуан, конечно, молодец, что смылся от этих кочевников, а не перебил их, хотя и имел такую возможность. Но только каким образом это сделало их тихими и кроткими?

– Ну нет, – ухмыльнулся Овербек. Конец его сигары то вспыхивал, то угасал, словно переменная звезда. – Они так и остались народцем крутым и склочным, ничуть не лучше людей. Только, – добавил он, сразу посерьезнев, – теперь они согласны нас слушать. Они готовы воспринимать наши идеи, они поверили, что мы – честные посредники и можем разрешить их споры.

– Но почему только сейчас, а не раньше?

– Вот тут, боюсь, виноват я сам. Я не учитывал некую черту их внутренней природы – а должен бы. В конце концов, эта черта присуща и нам, людям.

– Какая черта? – спросил Гупта.

– Потребность в… Скажи ему ты, Хуан, – Овербек повернулся к своему стажеру: – Ведь это ты догадался.

– Совсем не сразу, – неуверенно начал мальчик. – Я просто понял, что не могу их убить. Ведь мы должны прощать врагам своим, а в такое время, как Рождество – тем более. Так я им и сказал. А потом… когда поведение их резко изменилось… ну, я понял, в чем причина. – Хуан с трудом подыскивал слова. – Они же знали – и дахианцы знали, и кочевники тоже, – что мы сильны, что они не способны с нами бороться. Но это их не пугало – только неустрашимый народ может выжить в таком бедном, мрачном мире.

Кроме того, им должны быть присущи убежденность и упрямство. Чтобы переносить бесконечные трудности и лишения, они должны верить не только в себя, но и в нечто большее – в имперскую мечту, как дахианцы, в свободу, как жители пустыни. И они готовы умереть за свои идеалы.

А тут приходим мы, земляне. Мы предлагаем им честную, для всех выгодную сделку – но и только. В их глазах наш единственный движущий мотив – выгода. Этого они не понимают, это делает нас странными существами, существами, недостойными доверия.

Сегодня они узнали, что и у землян есть святыни, увидели, ну, что мы вроде как не очень от них отличаемся. И тогда они начали искать нашего совета.

Длинная получилась лекция? – смущенно улыбнулся Хуан. – Я очень устал, и есть хочется. Можно я чего-нибудь поем и лягу?

Хуан шел через площадь, а за его спиной звучал рождественский гимн:

 
… Сегодня Ты с нами, и нет больше страха,
И в сердце надежда опять.