Текст книги "Чикагская петля"

Автор книги: Пол Теру

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

«…неоднократные вторжения на приграничные территории…»

Но большая часть интервью тонула в звуках автоматных очередей, криков и шуме вертолетов. Раненого мужчину с кровавым бандажом на ноге на носилках нес к стоящему посреди поля джипу другой мужчина, который перемещался по полю рывками.

– О чем это они? – спросила Барбара, но ответа она не ждала. В руках у нее был поднос со стоящим на нем завтраком Паркера – это была чашка Постум, овсяная каша, банан и блюдце с нарезанными яблоками.

– Главное, – начал Паркер с улыбкой, – выгнать все эти яды из своего организма. Видишь, это и есть самая лучшая очистка. Растворимая клетчатка.

– Сначала поцелуй меня, – потребовала Барбара.

Но Паркер быстро сел и с неожиданной увлеченностью стал щелкать каналы.

– Ты что это делаешь?

– Ну что за черт!

«И снова к новостям. Вы смотрите шоу «Сегодня».

– Ну мы же не будем это смотреть, – раздраженно сказал Паркер. На экране появился знаменитый Чикагский небоскреб и очередной репортер на его фоне. В этот момент экран погас.

– Зря ты это сделал, дорогой.

– Он глазел на нас!

Барбара рассмеялась:

– Это же просто новости и прогноз погоды!

– Не волнуйся, – успокоил Паркер, – это будет еще один чудесный день.

По дороге на станцию Дэвис Стрит она снова заговорила о погоде. Барбара была прекрасной женщиной, но когда она повторяла что-нибудь – а она уже третий раз за день заговаривала о погоде, – выражение лица у нее становилось настойчивым и сосредоточенным, что ее заметно старило. Паркер часто смотрел на фотографии жены и думал: если бы кто-нибудь слышал, как она кричит с этим акцентом, он бы перестал думать, что она хорошенькая.

– Если пойдет дождь, то опять будут большие пробки, – настаивала Барбара.

– Да не будет никакого дождя! Я тебе обещаю. Что говорят об этом парне?

– Джейкс великолепен, и на этой выставке Мэплторпа много интересных работ. Это восхитительно!

Это была еще одна ее особенность: за рулем Барбара не обращала внимания ни на то, о чем ее спрашивают, ни на то, что она говорит.

Она использовала слова «великолепно» и «восхитительно» совершенно не задумываясь над значением.

– Главное, чтобы были выставки, на которые следует сходить, – сказал Паркер.

– А потом мы выпьем с ним по паре коктейлей, – продолжала Барбара. – Говорят, он настоящий мастер по коже.

– Если он, конечно, найдет для нас время, – сказал Паркер, – в этом вся фишка.

Пока они стояли на светофоре, она спросила:

– Я не понимаю, ты издеваешься или серьезно?

– Я не издеваюсь, – сказал Паркер, – надо строить планы. Может, завтра вечером?

– Я везу малыша к своим.

– А в пятницу у меня свидание.

– Ах ты, засранец!

И она свернула к станции Эванстон.

Когда он потянулся, чтобы поцеловать ее, Барбара слегка отвернулась, подставив ему щеку. Будто он прощался с едва знакомым человеком. Она много раз объясняла: не любит, когда смазывают ее помаду, когда мнут блузку. Она вздрагивала, когда к ней неожиданно прикасались, но это были ее особенности. На нее было приятно смотреть: у нее были ясные голубые глаза, чувственный рот и короткие волосы с коричневыми и светлыми перышками.

Паркер поспешил на станцию, слегка оттолкнул продавца газет, а в поезде сразу завел разговор с соседом напротив. Это был худощавый мужчина лет шестидесяти. Он опустил развернутую газету «Трибьюн» и сказал, что на ногах с четырех утра: пытался спасти розы в своем саду Он всегда обходит свой сад перед тем, как уйти утром. Этот мужчина работает в отделе рекламы, но предпочитает говорить о выращивании роз.

– Я так люблю цветы, – сказал Паркер, – у меня огромный сад. Я люблю копаться в нем, поливать. Я люблю смотреть, как мой сад растет. Это развитие день ото дня.

– Моя жена помогает мне, – продолжал мужчина. – А Ваша?

– Я вдовец, – с грустью произнес Паркер.

Мужчина переменился в лице и прикоснулся к вискам, будто увидел что-то ужасное:

– Простите ради Бога!

– Она долго болела. Это было долгожданное избавление от страданий.

После этого мужчина начал рассказывать о своих болезнях, и он не спросил Паркера, где тот работает, до самой станции Лоуп.

– Союз Работников Гармент, – отрапортовал Паркер. – Я их консультант. Веду практически все их юридические дела.

– Тепленькое местечко. Мой отец был в этом союзе, – ответил мужчина тем благоговейным и неспешным тоном, которым он говорил бы про религию.

Похоже, подумал Паркер, упоминание этого союза пробудило в нем много воспоминаний – об отце, о прошлом, о тяжелых временах. Мужчина между тем задумался, а потом ушел. Паркер спросил себя: почему он так много лгал этому незначительному мужчине? И быстро нашел ответ: из-за его незначительности. Правду необходимо говорить только тем немногим, которые для тебя очень важны.

Первое, что он сделал в офисе, это звонок Еве. Паркер привык, что ему отвечает автоответчик, и, когда услышал ее голос, пару секунд размышлял, она это или все-таки пленка.

– Привет, – начал он, – это я. Я свободен завтра вечером.

Она молчала. Он знал, что Ева сомневается, что не понимает, действительно ли она ему интересна.

– Я должен тебя увидеть.

– Ладно, – наконец-то сказала она немного обескуражено. Но ее-таки убедила интонация, с которой он это произнес, – в том же месте?

– Нет. Давай попробуем что-нибудь другое. Не хочу никакой рутины.

Потом он работал. Было время, когда он расчерчивал проекты домов целыми днями и не просто схематично, а вырисовывая чуть ли не ручку каждой двери, каждую оконную раму, каждый замок, полки и орнаменты. На одном из комплектов чертежей, развешанных по стенам кабинета Паркера, был представлен дом философа Витгенштейна, который тот спроектировал для своей сестры. Здесь он отвечал за каждую деталь. Теперь – в частности, сегодня – Паркер сносил здания, перекраивал их, находил нестандартные способы опереть их фасады так, чтобы разместить в них новые, многофункциональные модули.

Он так увлекся работой, что не пошел на обед. Розали принесла ему сэндвич с тунцом – с зерновым хлебом, без соли, без майонеза, без масла, немного проросших бобов и нарезанное яблоко на десерт.

Принесла она также записку от Франка Кидди – одного из его советников. Кидди гениально находил контакт со всеми брокерами недвижимости в Чикаго. В его записке говорилось, что он раздобыл секретный план здания, находящегося в двух шагах на пересечении Федерал и Гаррисон. Официально там предполагалось разместить кондитерскую.

На самом деле это была подпольная фабрика одежды, на которой работали сотни индусов, вьетнамцев или еще каких-то мигрантов. Это разбудило в проектировщике Паркере идеалиста. Он выглянул из окна своего кабинета и разозлился, что не видит это здание.

В конце дня он отдал Розали четыре пленки с текстами, которые надиктовал.

– Есть работка. Напечатай, пожалуйста.

Паркер видел, как она поморщилась, и знал, что она думает: да тут два дня печатать, он снова занимался только документами и записками, он возмутителен – не босс, а дьявол во плоти.

– Я хотела прийти завтра позже, г-н Джагода. Розали сжала губы так, будто больше не проронит ни слова. Но она не смогла сдержаться:

– Я записана в парикмахерскую на девять тридцать. Она вжала голову в плечи, словно боялась реакции Паркера.

– Нет проблем, – ободрил ее он. – Это не срочно. Ему понравился ее благодарный взгляд и то, как она довольно улыбнулась. Он душка, наверняка подумала она. Розали расскажет об этом друзьям, Паркер был уверен.

В шесть он встретил Барбару около Музея Современного Искусства. Баннеры на фасаде висели длинными складками, словно измученные. Не было ни дуновения ветерка, и баннеры были будто железные. Эта серая, дрожащая в воздухе жара, смешанная с выхлопными газами, казалась еще сильнее, чем вчера.

– Я вся мокрая, – сказала Барбара, мимолетом прикоснувшись губами к щеке Паркера.

– Невероятная жара.

– А мне нравится, – ответил он. – Ты чего так смотришь?

Барбара смотрела на него с неподдельным удивлением.

– Вчера ты сказал, что ненавидишь жару.

– Наверное, я имел в виду влажность.

– Нет, ты сказал…

Паркер схватил Барбару и крепко сжал в объятиях. И не отпускал до тех пор, пока она нервно не засмеялась и не забыла, о чем она собиралась с ним спорить. Когда он отпустил ее, она выглядела измученной, раздраженной, усталой, будто только спустилась на землю после Страшного суда. Они пошли на выставку Мэплторпа.

Рональд Джейкс, модный фотограф, настоял на том, чтобы Барбара сходила на выставку его друга. Она составляла новое портфолио, возвращаясь к профессии модели после двухлетнего перерыва. Теперь, когда маленькому Эдди было уже полгодика и его уже можно было оставить на присмотр няне, которая могла и кормить его, Барбара решила вернуться к работе. Она снова усиленно занималась спортом. Хотя и поправилась немного, роды пошли ей только на пользу, и выглядела она еще лучше, чем до появления на свет маленького Эдди. Барбара очень хотела выйти на работу – даже не из-за денег, а просто чтобы не потерять ее, чтобы заниматься любимым делом. Так она говорила. Паркер во всем соглашался с ней, делая вид, что его это волнует.

Посетители этой выставки заслуживали отдельного внимания: это были странно одетые молодые люди с пышными усами, бритые наголо. Они своим поведением ничем не выделялись, что было необычно для посетителей выставки. Они пытались быть абсолютными анонимами. Быстро отводили глаза и совсем ничего не говорили. Это и было самым странным в этой выставке: гнетущая тишина, висящая между фотографиями словно легкий дым.

– Бог мой! – сказала Барбара с тяжелым вздохом.

Она шла впереди Паркера, смотря по сторонам.

Он мельком взглянул на нее, но не остановился. Он не хотел подробно рассматривать все эти фотографии. На них лысые темнокожие мужчины обнимали лысых светлых мужчин. У всех запечатленных были мускулистые ягодицы и толстые половые члены.

На некоторых фотографиях были только половые члены: один как торпеда, другой как сигара, третий как переспелый банан. Голые мужчины обнимались, указывали друг на друга, обнимали фонарные столбы. На некоторых фото были просто силуэты. Были и фотографии цветов: большие белые цветы с огромными пестиками, а также длинные овощей. Паркер подумал: цветы не источают аромат, овощи безвкусны, остальное сыро.

Барбара шла по залу медленно и неуверенно. Паркер понимал, что она ждет его реакции. Эти фотографии были намного более странными, чем он этого ожидал. И как она могла бы вписаться сюда?

– Ну и как тебе? – наконец не выдержала Барбара.

– Похоже, этот Мэплторп голубой, – громко ответил Паркер, стараясь быть как можно серьезнее. Он понимал, что остальные посетители слышат его. И они просто боятся сказать что-то первыми. Он презирал их за то, что они робко прячутся за стенды с фото и трусят выразить свое истинное мнение, безропотно принимая все это.

На трех стендах были размещены фото мужчины, мочащегося в рот другого мужчины, стоящего перед ним на коленях.

– У них бороды, они в шляпах. Да ты посмотри на их драные пальто! – сказал Паркер и остановился, чтобы прочесть название этой серии фотографий. – Дейв и Грей. Соусалито.

Они прошли мимо следующей фотографии, изображавшей исхлестанные мужские гениталии, мокрые и с красными ранами. Они напомнили Паркеру маленького зверька, раздавленного машиной: раскатанная множеством пар колес шкурка в середине большого пятна крови. Один из мужчин был одет в очень тесный кожаный костюм. Он напомнил Паркеру обгоревшую кошку. У этого мужчины было немецкое имя – название очередного фото. Одна из фотографий была явной насмешкой над распятием: голое мужское тело лежало в темном лесу. Пенис этого мужчины был похож на пистолет.

Паркер спросил:

– Это цукини или пенис? Сразу и не поймешь… А вот еще один тип в шляпе. Нравятся им эти ковбойские шляпы! И названия пугающие: «Курт», «Джим», «Норд Седжевик Стрит». Еще один Соусалито. Да был я в Соусалито в прошлом году. И не видел там этого голого лысого, забравшегося на пожарный шланг. Это же пожарный шланг, а не второй пенис, правда?

– Высмеивать фото намного легче, чем делать их, идя на большой риск, – парировала Барбара.

– Не так уж это легко, дорогая, – ответил Паркер. – Я полагаю, что все эти образы отвлеченные. Это просто картинки, он убрал весь контекст. Ты видишь перед собой просто застывшую картинку, и они даже не скабрезны, потому что не имеют ну ничего общего с реальностью.

Барбара искоса смотрела на Паркера. Он понимал этот взгляд. Ему лучше замолчать.

– Фу, гадость, – резюмировал Паркер, – и посетители этой выставки не лучше. Такие люди размещают в газетах объявления типа «люблю кожу и водные виды спорта, ищу раба-пассива для анального секса».

– У него есть и дизайнерские фото, как у Рональда Джейкса. Говорят, эти фото очень хороши.

– А ты, похоже, неровно дышишь к этому парню, – подколол Паркер.

Ему было обидно, что Барбара не разделяла его омерзения, что она не поняла ни одного из его саркастических замечаний, что ее, наоборот, чуть ли не восхитили эти бритые головы и опухшие пенисы. – А тот штангист был вообще мужчиной или женщиной?

– У Хельмута Ньютона тоже есть похожие странные фото, но его дизайнерские фото великолепны!

Но Паркер быстро шел вперед и не мог угомониться:

– Эти фото как бы говорят: Я знаю этих людей, а ты нет. Эти люди сделают для меня все, что угодно. Ты никогда не встретишь этих людей, даже и не пытайся.

А я вижу их каждый день. Это мои друзья. Это мои любовники. Это хвастовство чистой воды.

– Перестань злиться, – отрезала Барбара, – когда злой, ты совсем не забавный.

– Нет, это сексуальный снобизм, – продолжал Паркер, смотря на узкую черную полоску, изображавшую зажим на очередном пенисе.

– Ты просто шокирован, – улыбнулась Барбара.

– Если ты – нет, то с тобой что-то не так.

– То есть ты не хочешь встречаться с ним?

– Нет, я просто жажду!

И Паркер пошел дальше, предлагая пригласить фотографа на ланч в Эн И Ви Кусине на Вест Эйр. Но если они позовут Джейкса, то он настаивал, чтобы они пошли в только открывшийся после ремонта бар «Трэкс» на станции Юнион. Как и цветочный, и газетный ларьки по бокам, казалось, что этот бар просто притулился к стене здания. Столы стояли просто на пяточке перед баром, слева стояли цветы на стеллажах, а справа лежали стопки газет. За столиком перед стопками газет, отделенным маленькой оградкой, делавшей этот уголок похожим на французское маленькое кафе, сидел мужчина маленького роста и спокойно курил. Это был Рональд Джейкс.

На первой полосе «Нэйшнал Эсквайрер», выделявшейся среди всего ассортимента газетного ларька, кричал заголовок: «Все секреты Кэрри Гранта: его крутой нрав, его любовники, как он носил женское белье. ФОТО! Стр. 4».

– Лучше сядем в зале! – сказал Паркер.

Ему не нравилось, что люди вокруг ходят взад-вперед, туда-сюда, мельтешат бесцельно, безразлично листают страницы, копаются в ноутбуках, убивают время и смотрят на него в упор.

– В зале нельзя курить, – возразил Джейкс.

– Вот и прекрасно! – воодушевился было Паркер, но тут он увидел, что Барбара уже выбрала место и села. При чем садилась она очень элегантно, как настоящая леди: слегка дотронулась кончиками пальцев до своего колена и манерно положила одну ногу на другую, а затем выпрямилась и гордо вскинула голову.

– Мы только что были на выставке Мэплторпа!

Джейкс ничего не ответил. Он был невысокого роста, бледный, худой, скорее даже худощавый, что придавало всему его образу некую болезненность. У него были маленькие бегающие голубые глазки, на голове присутствовали «три волосины в шесть рядов» – наверно, из-за курения, подумал Паркер, почти у всех курильщиков голова как коленка. Этот маленький человечек держал в руке стакан и сидел немного поодаль, скрючившись, что раздражало Паркера – ему хотелось пихнуть его, чтобы он выпрямился. Он так и не проронил ни слова.

– Это было невероятно, – продолжила Барбара.

– Весь город тащится от него, – сказал, наконец, Джейкс.

Его голос слегка дрожал, что соответствовало его бледному лицу. Огромный кадык смешно прыгал в его горле. Огромная вывеска на музее «Мэплторп!» казалась отсюда крошечной, как маленький человечек Джейкс.

– Можно подумать, они никогда члена не видели.

– Возможно, они не видели голого мужика на пожарном шланге или с зажимом на нем, или с окровавленным членом, словно его только что переехал грузовик, или…

– Паркер, не будь идиотом! – сказала ему Барбара и, повернувшись к Джейксу, добавила: – Я думаю, это неимоверно мощно!

Но бледные глаза Джейкса все еще смотрели на Паркера.

– Это жизнь, – размеренно произнес он. – Люди выглядят так. Люди носят такую одежду. Люди делают еще и не только это.

Неоднократное повторение слова «люди» заставило каждого из них оглядеться вокруг, за ограду бара, где сновало множество людей: кто-то торопился на поезд, кто-то выбирал прессу у газетного ларька или цветы. Эти люди, подумал Паркер, являются опровержением всех идей фотографий, увиденных им только что у Мэплторпа.

– Откуда я знаю, может, они просто позируют ему, может, за большие деньги?

Джейкс улыбнулся этим словам, и Паркер понял, что тот жаждал опровержения больше, чем ободрения.

– Ты хочешь притвориться, что не веришь в их существование, – упрекнул его Джейкс, – но они есть.

Более того эти тела очень красивы. Ты ведешь очень ограниченную жизнь, друг мой.

– Может и так, – сказал Паркер и почувствовал, что его протест – истинный. Ему понравилась эта мысль, она даже показалась ему вполне правдивой, и он подумал, что скорее наивен и его очень легко шокировать. Именно поэтому он так остро реагирует на малейший абсурд. Того, кто отваживается на шутки, должно быть легко шокировать.

– Я думала, мы поговорим о моем портфолио, – предложила Барбара.

– Говоря о Мэплторпе, мы, конечно же, говорим и о твоем портфолио, милая, – сказал Джейкс, но не спуская при этом глаз с Паркера.

Скопление народа смущало Паркера. И оттого, что люди вроде бы всего лишь покупали газеты, было не легче, ведь при этом они не могли не смотреть в окна бара. Его не покидало такое чувство, что вокруг него собирается толпа. Люди были всюду. Это скопление людей отвлекало – что сказал Джейкс? Он попытался пересесть спиной ко входу, но и это не помогло: он видел разгоряченные лица и любопытные глаза в зеркале.

– Что-то не так? – поинтересовался Джейкс.

Паркер чувствовал повышенное внимание к своей персоне.

– Хочешь выпить?

– Да я вообще не пью!

– В том-то и разница между нами, – настаивал Джейкс, – возьми вот это. Это же просто Кровавая Мэри.

– Кислота, гуаровая камедь, стабилизаторы, – начал перечислять Паркер, наклонив голову, – и соль.

Джейкс повернулся к Барбаре, поджал губы и вздрогнул, опираясь на свои костлявые руки.

– И знаешь, возможно, необходимо вести ограниченную жизнь, чтобы понимать, и мне жаль тех несчастных, эксплуатируемых людей на фото Мэплторпа, – парировал Паркер, – ведь он использует их, а они и не подозревают этого.

– А может, они не имеют ничего против? – возразил Джейкс и улыбнулся первый раз за весь разговор.

При этом он слегка отвернулся и краем глаза увидел эти толпы людей с сумками и чемоданами, а также людей у газетного киоска.

– Смотри, некоторые из них точно хотят, чтобы их использовали.

– Тогда они немые, и мне жаль их, – ответил Паркер, – и это худший вид эксплуатации, когда эксплуатируемый не знает лучшего.

Джейкс присвистнул, закатил глаза и спросил Барбару:

– И где ты его откопала, дорогая?

– Я смотрю на эти фотографии – и вижу жертв, – не унимался Паркер.

– Идея этих фотографий – удовольствие, – рассуждал Джейкс. – Дитто Мэплторп. На его лучшем автопортрете он предстает с членом быка в заднице.

Кто-то по ту сторону ограды бара громко ругался. Паркер не мог разобрать слов, но общий фон резал ему ухо.

– Может, найдем место потише? – не вытерпел он.

– Раньше голубые знали все секреты, – проворчал Джейкс, – но не теперь. Я думаю, что у так называемых честных сейчас большие проблемы. Именно они сейчас знают все секреты. Понимаешь, женатые люди не позволили бы Мэплторпу сфотографировать их так, как это позволили эти гомики.

– Это почему же? – возмутился Паркер.

– Ты не хочешь, чтобы я фотографировал твою жену, – объяснил Джейкс, – поэтому ты критикуешь выставку Мэплторпа.

– Неправда! – закипела Барбара. В порыве раздражения она резко подалась вперед, приняв не самую элегантную позу.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, он бы сказал мне, – протестовала она, – мы все честно говорим друг другу. У нас нет секретов.

Фотограф ответил:

– Ты знаешь, где меня найти, но ты не станешь искать.

И отвернулся от Паркера, который взял Барбару за руку и потащил прочь из бара мимо газетного киоска.

Когда она захотела остановиться у стопки вечерних газет, он усилил хватку и резко рванул ее вперед.

– Я беспокоюсь за тебя, – объяснил он.

– Дорогой… – протянула Барбара с любовью и благодарностью и посеменила за ним по станции в жаркий душный вечер.

– Я хочу есть, – сказала Барбара.

Они зашли в ресторанчик на Монро, темный, с тяжелыми стульями и открытой настежь дверью. На доске все еще значился бизнес-ланч, а за стойкой бара сидели «белые воротнички».

Официантка в свободной блузочке принесла меню, но Паркер даже не взглянул в него.

– Без растительного масла, без соли, без ГМО, без красителей, без разрыхлителей, без сахара, без пшеничной муки, без животного масла, – категорично продекламировал он, – что Вы можете предложить?

Ему принесли испанский салат без заправки с бобами и картошку на пару, которую он разрезал и заправил йогуртом. Он пил минералку. На десерт взял свежие ягоды.

Барбара наслаждалась ребрышками с картошкой фри.

– Мертвое животное, – с омерзением произнес Паркер, – кровь разносит жир по всему организму.

Это была привычная шутка, но Паркер неподдельно вздрагивал и морщился. Вдруг он прикоснулся к своим губам и начал рьяно сплевывать. Затем провел пальцем по языку и стал в ужасе рассматривать его.

– Я чуть не съел волос!

Позже, когда они ехали домой, одно воспоминание об этом вызвало у него тошноту, из-за чего он быстро перестроился, свернул на Лейк Шор Драйв и выскочил, засунув два пальца в рот, после чего его чуть не вывернуло наизнанку.

4

Около полуночи он жаждал увидеть Еву, но к рассвету эта жажда ослабла до спокойного любопытства, и Паркер одевался, размышляя позвонить ли ей с домашнего телефона. Но почему так? Она вполне хороша. Он представил, как она с нетерпением ждет его звонка, но само это ожидание держало ее дома, в покое и безопасности. Он так и видел ее, сидящую около телефона.

– Еще больше лесных пожаров, – констатировал Паркер и превратил пламя, плясавшее на экране, в черный квадрат Малевича одним нажатием кнопки пульта.

Он размышлял; Барбара была внизу – одевала малыша для поездки к своей маме. Она крикнула снизу, чтобы Паркер включил кондиционер. Начинался еще один рядовой день девяностых.

Он вспомнил, как в один из этих невыносимо жарких дней говорил с Евой о том, сколько раз принимать душ. В эти дни она за вечер ополаскивалась до четырех раз – просто чтобы хоть немного освежиться. Это упоминание душа и окон («Ненавижу сквозняки», – объяснила она) помогло ему представить ее квартиру: маленькие комнатки, спертый воздух, тяжелые запахи. Она рассказала, что музыка мешает ее соседям, и ей приходится слушать плеер, лежа в кровати в наушниках. Это был один из закоулков в южной части города, где отовсюду слышны голоса, машины и приглушенные крики. Но она никогда не жаловалась. Иначе он бы хоть что-нибудь знал о ней.

– Я поеду на БМВ, – бросил он Барбаре и заторопился, потому что в нем росло подозрение, что он ошибается. Что с Евой что-то случилось.

Эта мысль так растревожила его, что он перестроился на одном из поворотов шоссе Иденз на Мортон Грув и остановился у ближайшего телефона-автомата около прачечной.

– Пожалуйста, возьми трубку, это срочно, – сказал он медленно в ответ на первые фразы автоответчика Евы.

Где она пропадает в восемь десять утра? Он понятия не имел, где она работает, да и работает ли вообще. Паркер знал о ней только то, что она написала в ответ на его объявление, а также то, что она красивая, но, похоже, не подозревает об этом.

Оставив ей сообщение с просьбой немедленно перезвонить ему, он почувствовал тревогу и тоску. Вокруг были только гудящие стиральные машины, грязные дома с облупившейся краской и ржавые старые автомобили.

Потом, когда он ехал по улице Кеннеди, вдыхая дрожащие пары смога, он пожалел об этих словах. Не потому, что они были опрометчивыми, а из-за того, что, возможно, Еве уже ничем не поможешь.

На парковке Уэллс Верн – по крайней мере, это имя было написано на его бейдже – выдал ему талон и расплылся в улыбке, будто и вправду был счастлив видеть его.

– Здравствуйте, а мы уже по Вам соскучились! – приветствовал Паркера Верн. – Вы ездили на поезде или парковались где-то еще?

– Я уезжал из города.

– По делам или отдыхали?

Парень был полноватый и нерасторопный, с широкой улыбкой. Он склонился к окну машины Паркера, опираясь на ее крышу обеими руками. Судя по каплям на форме и крошкам на губах, он только что пил кофе с булочкой, посыпанной сахарной пудрой.

– А Вы слышали, чтобы кто-нибудь отдыхал в Детройте?

– В Детройте есть пара отличных местечек, надо только знать где. И как там с погодкой?

– Да так же, как здесь.

– А я слышал, что у них был дождь, – удивился Верн.

У Паркера появилось неприятное ощущение, что он дразнит его. А Паркер ненавидел, когда его дразнят, ведь это самый жестокий способ вывести на чистую воду.

– Ну, даже маленький дождичек лучше, чем засуха, – отшутился он, слегка давя на газ.

– Они заставляют Вас поливать газоны там, в Эванстоне?

– А я больше не живу в Эванстоне, – ответил Паркер. – Я переехал на Мортон Грув, в район Скоки. Знаете маленький заводик, делающий тарелки, недалеко от прачечной на выезде номер восемнадцать? Вот там.

– Да? – изумился Верн, – а почему вы переехали?

– Да пришлось, – ответил Паркер и стал судорожно соображать, какую бы чепуху сказать Верну, который все еще таращил на него свои изумленные глаза.

– У нас возникли непредвиденные проблемы со здоровьем. Срочно нужны были наличные.

Верну, похоже, и этого объяснения было недостаточно – он продолжал опираться на машину всем телом, тяжело дыша. Он скорчил гримасу сочувствия Паркеру, но все же ждал подробностей. Это еще больше раздражало Паркера, который на миг и вправду почувствовал себя тем человеком, которого только что описал – с Мортон Грув, с огромными счетами за медицинские услуги, – и подумал, что имеет право на то, чтобы его оставили, наконец, в покое.

– Я опаздываю к дантисту, – оборвал разговор он.

– Ой, простите, – отозвался Верн, – свободные места есть на пятом уровне.

Паркер въехал на рампу. Он даже сам себя жалел. Он – маленький человечек с большими проблемами, который был вынужден переехать в убогую квартирку в грязный район из-за денег: и все из-за серьезной операции.

«И ведь это вполне жизненная ситуация», – размышлял Паркер. Барбара носила коррекционный бандаж весь апрель, операция влетела бы им в копеечку даже с учетом страховки. Надо было сказать Верну: «Я не рассчитал свои силы и возможности». И он даже убедил себя в том, что он вполне мог провести прошедшие два дня в Детройте.

Паркер припарковался на седьмом уровне в углу за колонной и посидел несколько минут в машине перед тем, как выйти и найти пожарную лестницу. У запасного выхода он улыбнулся, заметив черно-желтый знак, говорящий о том, что этот темный угол является убежищем в случае возникновения радиоактивной опасности.

Телефон зазвонил сразу после того, как Паркер открыл один из ящиков своего рабочего стола. На том конце провода был женский голос. Он говорил быстро. В первые секунды Паркер никак не мог разобрать, кто это. Голос казался ему чужим. Он ее знает? Может, она ошиблась номером? Он думал о том обшарпанном голубом домишке прачечной напротив: обшарпанная черепица, сгоревшая машина рядом. Этот дом казался ему очень грустным и важным.

– У тебя все в порядке? У тебя был какой-то странный голос, – сказала женщина.

Ева. В этот момент он вспомнил все: тревогу, которую он вдруг почувствовал, его опасения за ее безопасность, телефон в прачечной, насквозь пропахшей мылом и порошком.

– Да, все в порядке, – ответил Паркер. Он представлял Еву очень отчетливо сейчас, и ему до дрожи хотелось оказаться с ней рядом, быть ее защитником. Но вместо того, чтобы взволновать ее словами «ты в большой опасности», а именно эти слова вертелись у него на языке, он сказал:

– Мне надо увидеть тебя как можно скорее.

– Ну так сегодня вечером. У нас свидание. Мы же договаривались.

– Да шут с тем, что договаривались, – засуетился Паркер. – Это срочно. Слушай…

– Да что стряслось-то? – сказала она в полном неведении с такой мольбой в голосе, будто этот одинокий человек был приговорен к смерти, словно над ней уже нависал палач.

– Ты знаешь большую парковку на Норд Уэллс в Лоуп? Моя машина на седьмом уровне – БМВ синего цвета. Давай встретимся там после обеда.

Ева молчала. Паркер переспросил ее. Но она сомневалась.

– Я не сделаю тебе ничего плохого, – уверил ее он.

– Я знаю, – пропела Ева, но по ее голосу было заметно, что ее что-то беспокоит. – Но я не смогу уйти раньше половины второго. Я сейчас на работе.

– А где ты работаешь? – поинтересовался Паркер.

– Флиппинг Вуперз, – ответила она.

– Ты думаешь, я шучу?

– Я позвонила домой и услышала твое сообщение. У тебя был такой взволнованный голос!

– Возможно, волноваться надо тебе, – предостерег Паркер. – Ладно, встретимся на парковке в два, седьмой уровень.

Когда он положил трубку, то был абсолютно спокоен. Он знал, что есть люди, которым нужны секретари, ассистенты и слушатели. Только присутствие их рядом помогает таким людям и убеждает их в том, что они нужны. Но Паркер не такой: он всегда реально оценивает свои силы, возможности и полномочия. Он один мог свернуть горы, он абсолютно самодостаточен, и ему искренне жаль тех людей, которые в глубине души понимают, что сходят с ума от одиночества, потому что им не с кем поговорить. В большинстве случаев этим страдают женщины, которые с грустью смотрят на то, как уходит их молодость, как они старятся и черствеют.

На фоне этих размышлений о своей значимости и жалости к другим Паркер разрабатывал возможности использования здания на Саус Федерал. Оно располагалось за площадью Принтерз, которая уже была модернизирована и превращена в многофункциональный комплекс с высокой посещаемостью.

Тогда задача состояла в том, чтобы поделить этот блок на жилую и коммерческую зоны, а затем использовать верхние этажи с красивыми видами из окна как апартаменты, организовав мансарды, а на нижних уровнях разместить бутики, рестораны и элитные магазины, например, для гурманов.