Текст книги "Властители Шема. Канун Единства"

Автор книги: Пол Пауэрс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

И Селиг внезапно осенило, что он только что случайно узнал самый важный и тщательно охраняемый секрет королевского двора Тарантии – младшая и любимая дочь короля Конана была, похоже, просто умственно недоразвитой.

Теперь становилось понятным, почему они с сестрой такие разные, и со временем эта разница будет только усиливаться – ведь старшая росла и развивалась нормально, а эта так на всю жизнь и останется тупым безвольным существом. А значит: все важные решения за нее всегда будут принимать окружающие.

Например – супруг…

Сильный, молодой, заботливый и любящий муж.

В конце концов, это безмозглое и совсем еще пока детское тело когда-нибудь станет телом вполне женским. А уж сделать эту куклу счастливой и довольной опытный муж сумеет.

Итак – что мы тут имеем? Вернее – можем иметь… Сильный, умный, заботливый муж при послушной и довольной кукле. Муж, которому будет безмерно признателен любящий и постепенно отходящий от дел своей огромной империи старик-отец…

Селиг смотрел на туповатую девчонку уже совсем другими глазами. Да – не слишком привлекательная. Да – совсем еще ребенок. Но в этом ребенке скрывались невероятные возможности для того, кто сумеет приложить немного усилий. В конце концов, сладости любят не только маленькие женщины, в этом смысле дети от них нисколько не отличаются. А еще дети любят игрушки…

– Смотри, что у меня есть! – заговорщицким тоном сказал Селиг равнодушно сидящей на скамейке девочке и вывалил перед ней прямо на ковер содержимое ларца.

* * *

Он был даже еще противнее, чем вчера.

Те же блестящие глазки, те же слишком красные и вечно мокрые губы, завитая черная борода, которую носят все мужчины-шемиты, обилие перстней на изнеженных руках и неизменный кидарис на обритой голове.

Лайне сидела на резной лавке, там, и скучающе рассматривала на разложенные на красном ковре украшения.

– Смотри, какие они красивые. Любая девочка будет рада носить такое. Нравятся? Смотри, как блестят! Ты меня понимаешь? Хочешь, я тебе что-нибудь подарю?

Лайне молчала, продолжая глядеть прямо перед собой. Сперва она молчала в надежде, что, если не будет разговаривать с этим неприятным шемитом – а то и вообще не будет его замечать – он обидится и уйдет. Но теперь она молчала по другой причине.

Она думала.

Во всяком случае, это занятие было намного более занятным, чем просто сидеть на подоконнике и тупо смотреть в окно…

Этот суетливый царек Шушана ей не нравился. Но это было бы еще полбеды.

Гораздо важнее было то, что и она ему не нравилась тоже.

Она не была уверена, что этот тип хотя бы запомнил ее имя. Вчера, во всяком случае, с ней он так и не заговорил ни разу, сосредоточив все внимание на Атенаис.

Да и сегодня разговаривал так, словно перед ним был младенец. Так почему же не обнаружив в комнате вожделенной Атенаис, этот человек не ушел?

Сидит. Смотрит. Пытается даже разговаривать.

Интересно… Зачем?

И зачем это ему так жизненно необходимо втереться к Лайне в доверие? Чтобы замолвила словечко перед старшей сестрицей? Чушь. Любой из слуг с удовольствием расскажет о том, как часто ссорятся наследницы аквилонского трона, дочери великого Конана.

Стоп.

Дочери. Великого. Конана…

Вот именно!

Ему не Лайне нужна. И даже, похоже, что и не Атенаис.

Ему нужен король-отец.

Не зря Конан сызмальства внушал дочерям: никому не верь, будь настороже. Королевский двор опасное место, куда опаснее, чем пустыня или лес и если ты хочешь выжить, то должна все время быть начеку.

Варвар остается варваром даже в чертогах Тарантии. И дети его лишь маленькие варвары, какие бы титулы они ни носили и сколь бы их ни пыталась воспитывать строгая Ингрис.

Пусть Кром – покровитель воинов, но кто сказал, что в теле маленькой девочки не может биться сердце воина?

Что ж, попытки захвата власти через династический брак неоднократно описаны в дворцовых хрониках. Видимо Митра сегодня милостив к ней, раз открыл ей глаза на действия вероломного шемита.

Что ж, не повезло тебе любезнейший Селиг, что не на ту из сестер ты нарвался…

* * *

Лайне медленно улыбнулась, опуская глаза на раскиданные по лавке украшения и пряча тем самым разгоревшийся в них блеск.

– Вот и умница! – Шемит с видимым облегчением перевел дух. – Правда, красивые штучки? Такие блестящие… вот взгляни на это кольцо, но, пожалуй, тебе оно пока будет великовато. А вот это подвеска, изображающая Бела, крадущего драгоценный свиток у Адониса… Бел, это божество шемитов, которое почти неизвестно в Аквилонии…

Младшая дочь Конана усмехнулась – игра становилась интересной.

Она запустила пальцы в гущу драгоценностей, выудила оттуда крупную золотую побрякушку и сунула ее в рот.

Хотели младенца?

Ну так получайте!

* * *

На пару ударов сердца чернобородый шемит растерялся самым постыдным образом, и Лайне имела полное удовольствие лицезреть его отвисшую челюсть и выпученные глаза.

Ему просто некогда было привыкнуть к подобным выходкам – он видел Лайне всего второй раз в жизни, да к тому же – сейчас, когда впереди у нее маячила великая цель из полированного дерева, а потому количество уловок было резко ограничено.

Бедняжечка.

– Ты что творишь?! – процедил владыка Шушана, – ты верно перепутала – сладости находятся вон там. И он мотнул головой в сторону подноса с засахаренными фруктами.

Девочка нахмурилась и отрицательно покачала головой.

Не отдам.

Селиг занервничал: если эта несносная девчонка проглотит сейчас кусок золота, то виноват будет он, а ссориться с владыкой Аквилонии из-за такого недоразумения, как съеденная ненароком побрякушка ему совершенно не хотелось.

Кроме того одна Иштар ведает, что может стрястись с маленькой мерзавкой. Может сейчас она подавиться и ее дух через несколько мгновений перенесется на Серые Равнины. В этом случае в гибели наследной принцессы Аквилонии виноват будет он.

И только он.

Селиг не сумел совладать с обуревавшими чувствами. Он беспомощно оглянулся на рабыню, но та стояла и хватала ртом воздух, оцепенев от неожиданности. Помянув Нергала, шемит кинулся к ребенку и попытался открыть ей рот, чтобы вытащить драгоценность.

Для начала Лайне до крови цапнула его за палец, а потом вдохнула в грудь побольше воздуха и, не разжимая плотно стиснутых зубов, заорала.

Уж чего-чего, а орать она умела очень даже неплохо.

Вот ее сестра Атенаис – была терпелива просто до невероятности. Она могла ждать часами, молчаливая и невозмутимая, и только морщиться слегка при наиболее громких угрозах отца, когда он был в гневе.

Сама же Лайне подобным терпением не обладала никогда…

* * *

Вопль удался на славу.

По коридору прогрохотали торопливые шаги бегущих людей, тяжелая дверь гулко ударила о каменную стену.

– Что здесь происходит?!

Лайне прекратила орать и с любопытством обернулась к двери. Ей действительно было интересно – кто успел первым.

Точно!

Первым ворвался Квентий – насупленный и с обнаженным мечом наперевес.

За его спиной топтались еще двое. Быстро они, однако!

Дайне сплюнула брошку в ладонь и захныкала, указывая пальчиком на шемита:

– Он хотел меня ударить?! Сначала подарил мне украшение, а потом захотел отнять! И платье помял!

В комнату ввалились еще четверо стражников – на этот раз уже шемских. Квентий обвел взглядом комнату, мрачно посмотрел на Дайне и перевел тяжелый взгляд на Селига.

Все стражники – кроме, пожалуй, слишком хорошо знавшего Дайне Квентия – видели перед собою довольно ясную и неприглядную картину. Забившаяся в угол и запуганная до потери соображения рабыня, опрокинутая скамейка, разбросанные по иолу драгоценности. А посреди – плачущая дочь венценосного гостя в рваном и мятом платье, и с растрепанными волосами. А рядом с ней – повелитель Шушана, царь полиса, который находится в вечной вражде с их прекрасным Асгалуном. И царь этот с окровавленным пальцем, подозрительным беспорядком в одежде и бегающим взором.

Замковая стража помрачнела.

Селиг явно был в ужасе. Похоже, до него постепенно дошло, как вся эта ситуация выглядит со стороны. И явно расклад был не в пользу властителя Шушана;

– Все было совсем не так! – засуетился он. – Это была игра… Всего лишь игра… Я просто искал ее сестру!..

И осекся, покрываясь бледностью – похоже, понял, что ляпнул нечто лишнее.

Замковая стража помрачнела еще больше.

Квентий страдальчески закатил глаза к потолку, а потом посмотрел на Лайне. Очень неприятно посмотрел, осуждающе и укоризненно. Лайне заморгала, втягивая голову в плечи – ей сделалось стыдно. Как бы ни был противен ей этот шемитский вельможа, но она вовсе не желала ему больших неприятностей, да к тому же за то, чего он, вполне возможно, вовсе и не собирался совершать. Надо было как-то спасать положение – и быстро, потому что местные стражники уже начали потихоньку окружать неудачливого гостя, намереваясь скрутить ему руки…

Селиг попытался сохранить остатки самообладания. Он исподлобья посмотрел на охранников Зиллаха.

– Прочь с дороги! Я Селиг, властитель Шушана. И не во власти царя Зиллаха чинить надо мной суд.

– Это решать владыке Зиллаху, – отрезал начальник замковой стражи, высокий горбоносый человек в кольчужных доспехах. – Мы проводим тебя к повелителю Асгалуна, ибо ты нарушил покой дочери великого короля Аквилонии.

Дочь Копана выступила вперед.

– Властитель Селиг не замышлял дурного. Он подарил мне красивое украшение. Я только-только ее в рот засунула, как он сразу кинулся ее вытаскивать. Поэтому я закричала.

– В рот? – переспросил начальник стражи, – пусть госпожа простит мне мою дерзость, но, клянусь Иштар, драгоценности существуют не для того, чтобы их есть.

Квентий опять возвел глаза к потолку и что-то пробормотал.

Лайне подчеркнуто обворожительно улыбнулась и протянула раскрытую ладошку с лежащим на ней золотым кругляшком.

– Видишь камешки? Они на винные ягоды похожи! Вот я и захотела попробовать – а вдруг вкусные?!!

* * *

– Что там за шум? – спросил Конан сварливо. Он только-только задремал, намереваясь как следует отдохнуть после полуденной трапезы – а тут вопли, беготня, грохот оружия. Квентий пожал плечами:

– Лайне развлекается.

– А-а…

Конан завозился, устраивая свое огромное тело поудобнее.

Вообще-то, он и не сомневался, что ничего серьезного не случилось. Голосочек своей младшенькой северянин признал сразу, и интонацию тоже распознал без труда. Злорадно-скандальная, очень громкая и рассчитанная исключительно на неподготовленную публику. Когда ей действительно больно или страшно, она вопит по другому. А чаще – вообще не кричит.

– Не зарвалась?

Прежде, чем ответить, Квентий какое-то время подумал. С сожалением покачал головой:

– Нет. В рамках. Просто корчит из себя тупую малолетку, но оговоренных условий сделки придерживается.

– Тогда – пусть развлекается. Лишь бы от казарм да конюшен подальше держалась…

Квентий не уходил. Стоял на пороге, смотрел странно, хмурился.

– Что-то еще?

Вместо ответа Квентий резко распахнул дверь. Выглянул в коридор. Пожал плечами, снова тщательно прикрыл тяжелые створки. Обернулся.

Конан смотрел на него со все возрастающим интересом.

– Стражники, – сказал Квентий тихо. – Они явились очень быстро. Караульное помещение на первом этаже, я проверял – они не могли так быстро успеть. Значит – или случайный патруль оказался неподалеку, или… Или где-то здесь, рядом, есть другая караулка, о которой не сообщают гостям. Зачем хозяину замка нужна дополнительная секретная караулка в гостевом крыле? А, может быть, даже и не одна?

– Вот именно – зачем?.. – Конан хмыкнул. – Что-то еще?

– Они были вооружены не для караула – для боя. Никаких украшений и парадных доспехов – все добротное, не новое, хорошо подогнанное. По два меча у каждого. Метательные ножи. Я не стал рассматривать слишком уж тщательно – это выглядело бы подозрительным, но могу поклясться Колесницей Огненноликого – это боевой отряд. И еще… Пожалуй, самое главное. Они – не шемиты, хотя и носят шемские кольчуги.

– Ну и что? Среди Драконов тоже аквилонцев немного. А у шемитов часто встречаются Вольные Отряды, состоящие из наемников. Обычное дело.

– Как скажешь, король. Но ответь, много ли среди Черных Драконов кхитайских воинов клана Ци-Гу?

Пауза была долгой.

– Ты не мог ошибиться? – спросил Конан наконец.

Квентий фыркнул.

– Кхитайца трудно спутать с зингарцем или офирцем. Может я уже не так молод, но пока еще Митра не лишил меня глаз. Я их видел. Вблизи. На них форма стражи асгалунского двора и на лицах кольчужная сетка, но я сумел разглядеть их лица. Это ци-гу, самые настоящие, – его передернуло. – Туда вошло четверо. Двое шемитов и двое кхитайцев. Потом я потрудился прогуляться по прекрасному дворцу царя Зиллаха. Походил по двору, заглянул на конюшню. И везде замечал кхитайцев, обряженных в шемский чешуйчатый доспех. Я насчитал дюжину ци-гу и кто знает – не ошибся ли я?

– Думаю, что нет, – буркнул Конан, – ци-гу могут существовать только по трое. Поэтому дюжина – вполне убедительное число.

Ци-гу были не просто непревзойденными воинами, умелыми борцами или искусными мечниками. Уникальность ци-гу заключалась в отказе рядового бойца от собственной личности. Благодаря специальному обучению и магии кхитайских колдунов, у ци-гу не было иных желаний и целей, кроме бездумного подчинения своему командиру.

Преданность их была безгранична и всеобъемлюща. Кроме священной особы командира, для рядового ци-гу словно бы и не существовало других людей. Сначала клан воспитывал воинов для собственных нужд, но потом кхитайские властители стали использовать ци-гу для личной охраны. И клан вынужден был уступить самодержцам.

Минуло немало зим, пока про уникальные способности ци-гу не прослышали на Закате Хайбории и раскосых воинов не стали нанимать короли стран, лежащих по другую сторону Карпатских гор. Собственно одного воина ци-гу нанять было невозможно, они не могли существовать по отдельности, как не могут по отдельности жить муравьи. Поэтому самое малое число воинов, которых можно было заполучить – три.

После заключения контракта путем таинственных и тщательно скрываемых кланом обрядов эта преданность временно переносилась на нового хозяина – и теперь уже ци-гу не признавали никого, кроме нового господина. Если он прикажет – они без малейших колебаний спустятся в преисподние Зандры. Говорили, что ци-гу не вполне люди, что кхитайские колдуны выращивают в их телах кладбищенских демонов тши-гаа, которые не страшатся смерти, ибо неподвластны ей.

Благодаря умению магов клана, эти демоны надежно спеленаты сетью мозговых излучений действующего хозяина ци-гу. И пока их повелитель жив – твари бездействуют и кхитайские воины напоминают обычных людей. Но когда господин погибает, ментальная связь распадается и свирепые демоны, внутри тел ци-гу получают свободу.

С этого момента ци-гу перестают быть людьми – они просто оболочка из плоти и костей, внутри которой бесчинствуют безжалостные демоны тши-гаа.

И тогда ци-гу умерщвляют все, что попадается на их пути.

Об этом слышали все, поэтому мало кому приходило в голову покушаться на господина ци-гу. Ведь если он погибнет – не уцелеет никто. Невозможно исподтишка убить господина и рассчитывать тихо удалиться. Демоны внутри раскосых воинов не успокоятся, пока земля вокруг них не превратится в выжженную пустыню. И ци-гу будут убивать, пока не падут сами.

То, что Квентий не досказал, было и так понятно любому, кто хоть раз видел воина ци-гу в действии – у двадцатки Драконов, окажись во время какой-нибудь заварушки они по разные стороны хотя бы с одним настоящим ци-гу, шансов не было.

Ни малейших.

* * *

Закарис открыл дверь конюшни и поморщился – еще одна королевская дочка. На этот раз – младшая. Царский брат замер, отступив в тень и надеясь, что девчонка его не заметит. Что она вообще тут делает? Где ее рабыни?

Нет, не то, чтобы Закарис не любил женщин. Он просто их не понимал.

Не понимал, зачем нужно постоянно хихикать и закатывать глаза, зачем придавать самым простым словам двусмысленную загадочность. Не понимал, зачем нужно так много лгать.

Особенно же не понимал он маленьких женщин. Тех, которые вроде бы еще дети, а вроде бы как бы уже и нет.

Детей Закарис любил. И отлично знал, чего от них ждать. Дети не врут. Во всяком случае – врут не так часто и зло. Детское вранье почти всегда беззлобно. С детьми вообще очень просто. Если бы с женщинами было так же легко…

Взять хотя бы эту Атенаис…

Такая милая вроде бы девочка… И – ни слова в простоте. А еще врала, что лошадей любит.

Когда она первый раз назвала Аорха лошадью – Закарис было подумал, что она просто путается в словах. Женщина, к тому же – еще совсем юная, что с нее возьмешь? Но во время прогулки выяснилось, что она действительно считает закарисовского жеребца кобылой. Только на том основании, что у него ресницы длинные и «очень милая морда».

Как вам это, а?!

Аорх всю оставшуюся дорогу шел, как в воду опущенный, словно и не знал, куда глаза спрятать от такого позора! И устал он невероятно – ездить эта юная госпожа предпочитала исключительно шагом, а от такого медленного и степенного вышагивания хороший боевой конь устает куда больше, чем от самого быстрого галопа. И в седле ведь держится совсем неплохо, вот ведь что самое-то обидное!

Еще сегодня утром Закарис думал, что подружиться с этими сестренками будет не так уж сложно, но теперь понимал, что еще одной подобной прогулки просто не выдержит. Бот и прятался, выжидая.

Кстати – где эти нерадивые наставницы? На месте Конана он бы давно уже отправил на серебряные рудники всех этих мерзавок, позволяющих ребенку шляться одному, где пи попадя.

И конюхи, как назло, куда-то запропастились, надо будет обязательно поставить охрану. А то ненароком забредет сюда выпивший лишку гость, как вот эта дочка северного варвара.

Ведь конюшня, в конце-то концов, не самое безопасное место для прогулок. Тут ведь не крестьянские клячи содержатся.

Кроме Аорха, здесь сейчас содержатся еще шесть боевых жеребцов. Но, конечно же, Аорх – самый роскошный. Равных ему не найти не только в асгалунских конюшнях…

Пока Закарис прятался в темном углу у входа, размышляя о том, куда же могли провалиться местные и приезжие слуги и рабы, вырвавшаяся из-под опеки девица неторопливо шла по проходу, ведя рукой по жердинам загородок и внимательно рассматривая лошадей.

То ли младшая действительно разбиралась в них чуть получше старшей сестрицы, то ли просто ее потрясла мощь огромного темно-серого закарьевского жеребца, но она замерла как раз напротив его стойла, запрокинув голову и восхищенно уставившись за загородку.

Постояв так какое-то время, она воровато огляделась, словно опасаясь – не видит ли ее кто. Но Закариса не заметила и успокоилась. А потом она сделала то, от чего у ко всему, казалось бы, привыкшего за свою жизнь военачальника волосы встали дыбом, а сердце рухнуло куда-то вниз.

Она раздвинула две жердины и ловко скользнула внутрь стойла…

* * *

Закарис не заорал только потому, что, даже находясь в крайней степени ужаса, отчетливо понимал – лошадей пугать нельзя. Ни в коем случае. Даже боевых.

Тем более боевых…

Он пролетел отделяющее от стойла расстояние единым махом, буквально на цыпочках. Стремительно – но почти бесшумно. Закарис все время с замиранием сердца ожидал услышать глухой удар и короткий вскрик, означавшие, что уже опоздал. Может быть, даже и без вскрика – Аорх огромен, а много ли этой крохе надо?..

Оказалось – много.

Она стояла у правой передней ноги, держалась левой рукой за стремя, а правой пыталась достать уздечку. Она собиралась на него залезть!

Росту в ней было всего ничего, а Аорх – зверюга крупный, она до холки то не могла дотянуться, даже на цыпочки встав. Несчастный Аорх хрипел, вращал выпученными глазами и изо всех своих сил затруднял ей эту задачу, задирая голову вверх. Но почему-то не спешил оприходовать нахалку по затылку мощным копытом.

Более того – в вытаращенных глазах коня плескался беспомощный ужас и какая-то совсем уж непонятная обреченность. Он даже слегка присел на задних ногах, словно испуганный жеребенок.

– Иди сюда! – прошипел Закарис. Он не помнил, как ее зовут, эту младшенькую, а так и рвавшиеся с языка крепкие словечки предпочел благоразумно опустить. – Только медленно.

Она обернулась, вздрогнув, и на какой-то ужасный миг ему показалось, что она сейчас начнет спорить – слишком уж характерное выражение было написано на ее недовольном личике. Он хорошо знал такие выражения. Они обычно предвещали сильную нагрузку на уши в виде скандальных воплей «ХОЧУ!!!». И даже внутренне сжался, готовясь прыгнуть вперед, проламывая хлипкую загородку, и выволочь ее оттуда. Сразу же, как только испустит она первый свой вопль, а хорошо обученный боевой конь отпрыгнет назад и встанет на дыбы, метя копытом ей…

Но его ждала очередная неожиданность – вредная девчонка вопить не стала. По ее лицу словно прошла тень, она поморщилась обиженно и вздохнула, но этим выражения своего недовольства и ограничила. Отпустила стремя, мимоходом как-то очень привычно проведя ладошкой по серой шкуре – Аорх еще больше глаза выкатил, смотря на хозяина с немой мольбой, – и нехотя шагнула вперед, протягивая Закарису руку.

Одним движением Закарис выдернул девчонку из стойла. Аорх фыркнул и шумно вздохнул. И шемит мог бы поклясться, что жеребец вздохнул с явственным облегчением.

– Славный конь, – раздался из-за спины тонкий голосочек. – Для боя обученный, да?

Хорошо, хотя бы «милой лошадкой» не называет. Закарис обернулся.

– Аорх мог тебя убить.

– Не-а! – Она помотала головой. – Он же умный. И добрый. Просто хорошо обученный, а это – другое. Этот конь принадлежит тебе?

Закарис кивнул. Страх постепенно отпускал. Что ж. Иштар сегодня милостива к своему слуге. Подумать только, что началось бы в Асгалуне, если бы дочь великого короля Аквилонии пала бы под копытами шемского жеребца. Гнедая кобыла Хьяма по кличке Бестия неслышно подошла к самой загородке и теперь пыталась цапнуть Закариса за то, до чего получалось дотянуться. Пока дотянуться у нее получалось только до края царского конаса – пурпурного плаща, который носят властители шемских городов. Странно, но на стоящую в пределах ее полной досягаемости девчонку она совершенно не обращала внимания.

Лайне мимоходом погладила Бестию по оскаленной морде и вздохнула, снова глядя через хлипкую загородку на Аорха.

– У отца тоже есть боевой конь. Он черный. Вороной. – В голосе ее неожиданно прорезались тоскливые нотки. – А мне даже старую глупую Салму – и ту не подарили.

– У тебя совсем нет своей лошади?

Девчонка явно смутилась, пожала узкими плечиками, глянула виновато.

– Есть Карфор. Он хороший, но уже немолодой…

Бестия издевательски фыркнула и помотала головой. Девчонка резко развернулась, глаза ее сузились.

– Он – хороший… – повторила она с. нажимом, глядя Бестии прямо глаза в глаза. И Бестия, сверкнув белками выкаченных глаз, шарахнулась назад. И это – Хьяма, которую специально обстреливали стрелами с затупленными наконечниками, чтобы не боялась ударов. Вообще-то для боя использовались только жеребцы, кобылы же чаше всего запрягались в колесницы. Но Хьяма сызмальства имела такой необузданный норов, что Закарис решил рискнуть и обучить кобылу. Как потом выяснилось – не прогадал… Бестия без колебаний шла грудью на строй кофийских пехотинцев. Любой, кто становился на ее пути, воспринимался как враг.

Закарис посмотрел на девчонку по-новому. С интересом.

– Если ты так уж любишь лошадей, моя госпожа, то можешь пойти на обычную конюшню. Рабы проводят тебя. Там содержатся лошади для выезда. А здесь место для боевых коней – тех, что с головы до копыт покрыты кольчужными доспехами, тех – кто давит презренных зуагиров и таранит вражеский строй. Тут не место для маленьких аквилонских девочек.

– А! – Она презрительно махнула рукой. – Там неинтересно! Вот это – настоящие кони…

И Бестия поддержала ее высказывание ржанием – но, на всякий случай, из самой глубины стойла.

Склонив голову на бок, шемит смотрел на девчонку. И неожиданно для самого себя спросил:

– Как твое имя?

* * *

– Давай, Врам, давай! Жми! Бей, Колон! Врам, на сдавай! Колон, жми! Ногой его, ногой! Зубами!!! Колон! Врам! Пни! Жми! Дави! Бей!..

Два полуголых борца топтались на окруженном вопящими зрителями пятачке, стискивая потные тела друг друга огромными мускулистыми руками.

Состязания давно уже перешли в ту стадию, когда подогретые обильными закусками и молодым вином зрители распаляются не меньше самих участников. Им становится все труднее оставаться простыми созерцателями, и вот уже вспыхивают то тут, то там па вытоптанном пятачке посреди двора короткие поединки.

Хорошо еще, что сейчас шли поединки борцовские, без использования благородной стали, ведь большинство шемской знати считает этот вид соревнований «черным», недостойным для человека благородных кровей, что несколько охлаждает их пыл.

А пока шли состязания меченосцев, двое раскрасневшихся юнцов успели-таки отличиться, с воплями прорвавшись в круг и бросив вызов двум разным победителям.

Первый в результате огреб легкую контузить от одного из Драконов, второму – повезло меньше.

Меч противника, огромного уроженца Ванахейма слегка коснулся его левой конечности, и теперь опытный кофийский костоправ пытался облегчить страдания несчастного, по собственной глупости потерявшего кисть руки.

Подремать Конану не удалось. И вовсе не потому, что прямо над ухом постоянно орали, а меньше чем в десятке шагов надсадно всхрапывали противники и раздавался лязг стали.

Просто у шемских властителей во дворцах были жутко неудобные очень низкие кресла. Что, впрочем, неудивительно – средний шемский мужчина едва доходил до плеча северному гиганту.

Во внутренний двор – три высоких лестничных пролета и длинный коридор гостевого крыла – Конана, конечно же, доставили в паланкине.

Это почему-то уже почти не вызвало раздражения – то ли привыкать потихоньку начал, то ли появившаяся настороженность не позволяла отвлекаться на подобные мелочи.

Хуже было другое – по прибытии покинуть неудобное кресло Конану не позволили. Он-то рассчитывал занять другое кресло. Более удобное. Или хотя бы скамейку с ненавистной подушкой, как уже было в пиршественном зале. Скамейка та, по крайней мере, была вполне нормальной высоты, и позволяла выпрямить ноги.

Потные рабы проволокли носилки – вместе с восседающем на них Конаном – по всему двору и водрузили на расположенную на специальную подставку. После чего проворно откинули передние занавеси, закрепив их на решетчатой крыше и тем самым превратили закрытую коробку паланкина в некое подобие ложи.

Ноги Конану заботливо укутали теплой овечьей шкурой, после чего варвар окончательно затосковал, поняв, что выпрямить их ему сегодня вечером, похоже не удастся. От Конана явно ожидали, что смотреть увлекательнейшее действо он будет, не вставая.

Конан осмотрелся. Что ж, по крайней мере, его разместили не в самом худшем месте.

Справа, на невысоком резном троне, испещренном клинописными знаками, восседал пелиштийский царь Зиллах. Поймав взгляд Конана он в почтительном жесте коснулся пальцами лба и слегка поклонился, спрятав улыбку в курчавой длинной бороде.

Шемский властитель был облачен, как и все его соотечественники в рубашку с короткими рукавами – ханди. Такую же можно было увидеть и на пастухе в Дан-Маркахе и на знатном нобиле из Газы.

Мужская одежда шемитов не отличалась разнообразием. Разве что ханди властителя доходило ему до лодыжек, а рубашка крестьянина едва достигала колен. Ну еще богатый шемит мог позволить себе пустить пурпурную бахрому по низу и перевязь из шерсти.

Впрочем этим сходство и ограничивалось, потому что только шемский царь имел привилегию носить несколько одежд, надетых друг на друга. И сейчас на царском ханди был надет плащ из белоснежных шкурок ягнят, поверх которого был еще один из тонкой шерсти, окрашенной пурпуром. Киммериец никогда не понимал что за радость напяливать один плащ на другой, но шемиты, по-видимому, имели на этот счет иное мнение.

На голове Зиллаха красовался кидарис из тонкого белого войлока, украшенного золотыми пластинками, символизирующими могущество Иштар. На каждой руке царя было по два браслета: на запястье и выше локтя. Ноги повелителя Асгалуна были обуты в сандалии с закрытыми задниками, на светлой коже которых вытиснены изображения ключей Бела.

Сзади стояли шестеро охранников. Острый взгляд варвара мгновенно определил, что четверо из них обыкновенные шемские воины – невысокие, коренастые, чернобородые, в бронзовом чешуйчатом доспехе, доходящим до лодыжек, и шлемах с подвесками, закрывающими затылок и боковые части головы. В руках круглые щиты, короткие копья с широким наконечником, на поясе мечи с лезвием в виде листа кустарника хум-м. Двое из них держали в руках небольшие луки. Словом ничего необычного.

А вот двое других показались Конану куда интереснее. И он постарался приглядеться к ним повнимательнее. Не в упор, конечно, пригляделся, краем глаза, стараясь даже головы в их сторону не поворачивать.

Конечно, если бы не слова Квентия, сам Конан вряд ли заподозрил бы в этих стражниках ци-гу – ни тебе ритуальных черно – желтых многослойных одежд, ни клановой раскраски на лицах, ни даже традиционно выставляемых на показ длинных кос со сплетенными в них свинцовыми шариками или даже стальными лезвиями.

Косы, даже если они и есть, спрятаны за подвесками шлемов.

Пожалуй единственное, что бросалось в глаза – это небольшой рост стражников. Уж на что шемиты не отличались богатырским сложением, но эти были еще ниже. И может быть чуток поизящнее, потоньше в кости.

Понаблюдав за ними некоторое время киммериец понял, что даже не будь слов Квентия, он все равно бы обратил на них внимание.

Слишком уж отличалось их поведение от остальных.

Они стояли совершенно неподвижно, словно две статуи, поставленные по бокам трона Зиллаха. Их узкие, щелковидные глаза казались вырезанными на лоснящейся коже лица. Веки не дрожали, зрачки не двигались. Взгляд был устремлен в какую-то немыслимую даль.

Слухи утверждали, что именно такая каменная неподвижность и отсутствие конкретного объекта сосредоточения для глаза позволяет ци-гу видеть не что-то одно, а сразу все вокруг – даже то, что происходит у них за спиной.

Конан не был уверен, что слухи не преувеличивают, но знал, что по той или ином причине пока еще никому не удавалось застать ци-гу врасплох, подкравшись к ним с тыла. Своих Драконов, стоящих позади паланкина, Конан видеть не мог, и ему оставалось только надеяться, что они выглядят хотя бы вполовину так же безупречно, как личные охранники Зиллаха…

* * *

– Мой король, тебе лучше проснуться и склонить сюда свое королевское ухо. Иначе завтра, может статься, тебе уже нечего будет склонять.