Текст книги "Знак Моря"

Автор книги: Пол Кирни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Свет забрезжил в глубине стали Ланцета и в глазах Рола. И вот они бело запылали и, казалось, дымятся без жара. Глухая ночь в пустыне преобразилась, став сумятицей скачущих теней. Рол закричал, но звук послышался пречудной: слишком глубокий для любой людской грудной клетки. Глаза его стали двумя окнами, сквозь которые лилось невыносимо яркое солнце иного мира. Пралюди заколебались и стали пятиться. Крик Рола возрастал, и вот уже в нем не осталось и следа человеческого. Отвратительно воняло горелой плотью. По клинку сабли проносились яркие волны серебра, один миг он стоял вертикально, и казалось, что это более не клинок вовсе, он обрел очертания женского тела, испуская иступленный женский смех. А затем вернулся в хватку Рола и принялся косить пралюдей, точно колосья в пору жатвы. Элиасу Криду и другим свидетелям, на миг забывшим о кортиках в обмякших пальцах, привиделось, будто Рол вдруг вырос и лицо его полностью переменилось. Сабля слилась воедино с его рукой и стала живым белым пламенем пяти футов длины, которым управляли обе его кисти, он возвышался над полем битвы, а белое пламя обрушивалось на врага, проходя сквозь плоть, кость и жилы, рассеивая останки убитых повсюду вокруг, повергая в ужас нападающих. Моряки видели жуткое, безрадостное, искаженное и застывшее лицо воителя, все тело которого теперь изливало свет, и вот им уже почудились за спиной этого огромного создания сияющие крылья, которые распростерлись и, за взмахом взмах, принялись оглушительно бить в воздухе над их головами. Все, кроме Крида, скорчились на земле, закрывая руками глаза. Пралюди возвопили в один голос, и те, кто мог, побежали со всей быстротой, на какую были способны их утомленные ноги. Но яростный крылатый свет преследовал их и умерщвлял слева и справа, паря над землей, выслеживая, не давая никому укрыться от огненных глаз.

Глава 18
Горторов стол

Крид нашел его в полумиле от поля битвы, двигаясь по следу крови и останков, по темной дороге убийства. Близилась заря, небо на востоке понемногу светлело. Вскоре поднимется солнце, чтобы начать дневное избиение иссохшей земли.

Рол лежал ничком, а меч под ним. Перевернув Рола, Крид увидел на плече прожегшее одежду отверстие, но никаких других отметин не оказалось. Элиас оттянул от кожи обугленную ткань и обнаружил под ней всегонавсего розовый шрам. Бок был весь в крови, теперь почерневшей, высохшей и потрескавшейся, но больше ничего. И казалось, что Рол спит.

Крид потер ему лицо грязными ладонями, а затем по нескольку раз капнул водой из бурдюка в оба глаза Рола. Они сразу открылись, моргнув, а сабля взметнулась оборонительным движением, остановившись в пяди от носа осужденного.

– Добро пожаловать обратно в мир, – спокойно произнес тот.

Рол сел и схватил бурдюк, выдавив оттуда струйку воды себе в рот. Затем вновь закрыл глаза и попросил:

– Скажи мне, что случилось.

– Михала нет, наверное, мертв. Русаф ранен, но будет жить, если рана не нагноится. Галлико… – Он заколебался. – Не думаю, что он доживет до вечера.

Глаза вновь открылись. В этот самый миг первый луч зари вылетел точно стрела изза горизонта над плоской местностью. И, попав в эти глаза, возжег в них сияние, в котором не было ничего человеческого. Затем край солнца показался над горизонтом, и глаза вновь стали просто глазами Рола Кортишейна, примечательными глазами усталого человека, и только. Крид забрал бурдюк, заткнул пробкой и выпрямился. Его собственные небольшие царапины повсюду на руках и плечах тоже требовали внимания.

– Мы вырезали у Галлико горящий комок и перевязали его как смогли, но они изрезали ему спину в клочья. Он потерял больше крови, чем какоелибо существо когдалибо на моих глазах. И жив. А они ее еще из него высасывали.

– Отведи меня к нему, – потребовал Рол. И встал, убрав в ножны дивную саблю. Он положил руку на плечо Элиасу, и тому пришлось сделать усилие, чтобы не съежиться от прикосновения.

– Ты помнишь, что ты совершил нынче ночью?

– Отчасти. Такое уже случалось прежде. Или нечто подобное. – Затем он слабо улыбнулся выражению лица Крида. – Я не дух, Элиас, и не демон. Тебе незачем меня бояться.

– Что же, в любом случае ты спас нам жизнь. Они нас всех умертвили бы, если бы ты не… Если бы этого не случилось.

Они пошли обратно к темной кучке людей, сбившейся на белой сияющей поверхности Стола.

– Бартоломео и Русаф хотят повернуть обратно к берегу и двинуться в Ордос. Они говорят, это место проклято.

– Они правы, – кротко заметил Рол, – но никто не повернет обратно.

Крид изучал его настолько тщательно, насколько мог. Это был тот самый Кортишейн, которого он узнал и научился ценить в последние несколько недель, но в нем появилось теперь и нечто иное. Нечто в первом помощнике с «Большого Баклана» стало тверже. Что бы ни случилось ночью, оно может повториться, и скорее всего повторится. Всегда ли белый крылатый свет отличит друга от врага, когда запылает, исторгаясь из людских глаз?

Они зароптали и попятились от него, когда он стал приближаться. Русаф, Бартоломео и даже Джуд Мохран. Галлико лежал у их ног, павший великан. Он повернул голову, и его глаза моргнули.

– Думаю, мы обязаны тебе жизнью.

Рол встал перед ним на колени, не обращая больше внимания на остальных.

– Можешь идти?

– Думаю, да. Другой вопрос, как далеко уйду.

– Мы тебе поможем.

– Оставим его здесь, мы не в состоянии поддерживать эдакий вес, – заявил Бартоломео. – Нам надо на юг. Эта пустыня проклята. Он нарочно нас сюда завел.

– Нет, – спокойно возразил Рол, не поднимая головы. Русаф, Бартоломео и Мохран попятились от Рола на шаг. На два. В глазах у всех троих виднелся отчаянный страх. Белая пена собралась в уголках их потрескавшихся ртов. Они походили на коней, готовых пуститься вскачь.

– Оставайся с ним, если хочешь, вы два сапога пара, оба чудища. – Это дрожащим голосом произнес темнолицый Русаф. – Мы не хотим больше иметь дела ни с одним из вас, равно как и с вашим проклятым пиратским городом. Мы люди. Достойные люди, а не пираты или… или… Воду мы разделим. Честно. – И провел сбитыми костяшками по нижней губе. Рол встал. Он был само спокойствие.

– Вы все будете делать то, что я велю. Мы двинемся дальше на север, и Галлико с нами. Мы идем в Ганеш Ка.

– Да кто или что ты, чтобы нам указывать? – взорвался Бартоломео. – Ты даже не капитан, ты только и был, что первым помощником. Мы не твоя собственность, и нечего нам говорить, куда идти и когда.

Рол шагнул вперед со стремительностью, поразившей их всех. И схватил Бартоломео за шиворот. Глаза у юнца ярко сверкнули, точно у теленка, пойманного мясником.

– Может, и так, Гейган, но вот что я тебе обещаю: если откажешься мне повиноваться, я тебя убью. Понимаешь? Я тебя убью. – Последние слова прозвучали с таким напором, что даже Крид попятился с рукой на рукояти кортика. – А теперь поможем Галлико встать. Ночь прошла, придется идти днем. Элиас, ты впереди. Курс строго на север. Бартоломео и Мохран помогают Галлико. Русаф, ты следующий. Понесешь бурдюки. Я замыкаю.

И больше ни слова. Галлико тяжело поднялся, земля осталась темной там, где он лежал. Джуд Мохран и Бартоломео Гейган поддержали его с обеих сторон. Отряд снова вышел в путь. Трупы пралюдей уже начали вонять, стеклянистосиние мухи размером с ноготь большого пальца человека тучами садились на них.

Они ковыляли через пекло, подобное чистилищу. С безоблачного неба немилосердно лил солнечный жар и, ударяя оземь, отражался волнами. Повсюду у горизонта задрожали и поплыли миражи. Крид внезапно отступил в конец шествия.

– Смотрите, – произнес он, указывая.

Черные создания, подобно жукам, двигались по равнине. Невозможно определить, как далеко, ибо между ними и наблюдателями дрожало пустынное марево.

– Думаю, на какоето время они оставят нас в покое, – сказал Рол. Голова у него кружилась, его слегка покачивало на ходу. Язык Крида казался слишком большим для его рта. Его губы потемнели и потрескались.

– У нас два наполовину полных бурдюка.

– Четырнадцать лиг поперек Стола, как сказал Галлико. Мы должны одолеть их не более чем еще в два перехода.

Крид поглядел на троицу из Мохрана, Бартоломео и Галлико. Полутролль нес большую часть своего веса, но его помощники быстро утомлялись.

– Нам повезет, – сказал он.

Они останавливались отдохнуть каждый час, и Рол надзирал за распределением воды на каждом привале: по глотку на человека и вдвое больше для Галлико. Затем они с Кридом сменили Мохрана и Бартоломео, и отряд продолжил путь. Казалось невероятным, что полутролль все еще жив. Выше пояса каждый дюйм его тулова казался так или иначе истерзанным или разодранным. Ранки подсыхали на солнце, но самые глубокие все еще истекали чистой жидкостью. Он мало говорил, его лицо застыло, как гранитное, в страдальческой решимости. Порой он спотыкался, и на Рола с Кридом точно обрушивалась гора.

Солнце совершало свой путь по небу и наконец приблизилось к унылому горизонту на западе. И тутто в его лучах обозначились вдруг твердые очертания Миконской цепи с ее крутыми вершинами. Они явились из пыли и марева, как будто сей же миг выскочив изза края мира, только что гдето и кемто для него изваянные. Затем в считанные минуты солнце упало за них, оставив розоватый отсвет на западе, и замерцали первые звезды. Быстро холодало. Сперва холод освежал, затем стал мучить. Они шли все дальше. Рол с Кридом считали шаги в первую половину дня, но сбились со счета вскоре после полудня, ведя под руки могучего Галлико. Крид считал, что они одолели около пяти лиг, но это была лишь желанная догадка, не больше.

Рол позволил отряду поспать часа два, и они легли, сгрудившись, на голой равнине, дрожа с сомкнутыми глазами. Крид пробудился к концу этого времени и нашел Рола стоящим с обнаженной саблей и глядящим на юг через Стол. Элиас тоже поднялся на ноги.

– Что ты видишь? – Он уже успел понять, что Кортишейн способен видеть в темноте. И Галлико тоже.

– Они движутся, но стараются не приближаться. Маленькие стаи, не более полудюжины в каждой. Теперь они нас боятся.

– Нехудо, – пробормотал Крид. И зевнул. Он думал, что, возможно, недостаток воды беспокоит его меньше, чем остальных. В каменоломнях Кеутты ее всегда не хватало. – Разбудим их?

Прочие на вид мало чем отличались от трупов в своем тяжком сне, разве что время от времени изумрудный свет мигал изпод век Галлико, и чувствовалось, как движутся под кожей его зрачки.

– Дадим им еще минуту.

– Ты бы убил его?

– Кого? Бартоломео? – Рол с неудовольствием улыбнулся. – Я не думал об этом. Надо было чтото сказать.

Крид изучил его лицо. Все еще лицо того молодого бородатого первого помощника на «Большом Баклане», но глаза стали на ничтожную долю холоднее. Элиас отвел взгляд.

– Они покинут тебя при первой возможности. Если и не Джуд Мохран, но эти двое как пить дать.

– А ты, Элиас Крид, осужденный за пиратство, как насчет тебя?

– Я пойду за тобой. Ты держишь путь в место, которое я хочу увидеть пуще любого иного. И мне нечего терять, разве что жизнь. – Он с достоинством встретил холодный взгляд. Рол кивнул.

– Значит, ты вроде меня. Хорошо, поднимаем их. Нам надо одолеть немало миль до зари.

Моряки пожевали немного рыбы и выпили свою скудную долю воды, не говоря ни слова, хотя и посматривали на Кортишейна как на зверя некоей опасной породы, вторгшегося в их середину. Галлико стало, кажется, существенно лучше. Он отказался от их поддержки с одной из своих прежних ухмылок и заковылял дальше, полагаясь на свои силы. В итоге они много лучше использовали время. Крид всмотрелся в небо и нашел Кулак Габриэля, затем повел взгляд налево, пока не отыскал Звезду Компас. И они последовали за ней на север, точно паломники, влекомые безумной целью. Никто не говорил, и Кортишейн шагал замыкающим, безмолвно, как призрак, его загадочные глаза сияли, словно уловили свет восходящей луны.

– Ты когданибудь прежде пересекал этот Стол? – спросил Крид полутролля.

– Не полностью. В сердце его я ни разу не побывал. И сомневаюсь, что побывал хоть ктонибудь. Но забредал туда на порядочное расстояние и с севера, и с юга.

– Почему? С чего бы комуто сюда стремиться? Каменоломни Кеутты по сравнению с этим сад.

– Бьонарцы загоняли меня сюда время от времени. Или я их заводил. Хорошее место, чтобы дать людям здесь заблудиться, если ты можешь развить хорошую скорость и у тебя приличный запас воды. Не каждый умеет поморскому определить страны света. Даже по звездам.

Отряд шагал всю ночь. Ближе к ее концу Галлико вновь сник, и пришлось опять поддерживать его по очереди. Рол объявил привал перед самой зарей. И все рухнули наземь как подкошенные.

– Мне надо поспать, – тихо сказал он Криду. – Посторожишь?

Но Крид тоже выбился из сил. Он то проваливался в сон, то возвращался к яви, точно лихорадящий, и уснул окончательно перед самым наступлением дня. Проснулся он некоторое время спустя, когда солнце выскочило в небо над плоским горизонтом на востоке и ударило его в лоб, заставив отомкнуть слипшиеся веки и ослепив его разум, как с перепоя. Он выругался и рывком поднялся, точно неискусно сработанная марионетка.

– Рол, Галлико, – прохрипел он. Те пробудились медленно, с трудом.

– Они ушли. И забрали воду.

Бурдюки были привязаны к запястью Кортишейна. Шнуры оказались перерезаны в темноте. На твердой земле не осталось никаких примет, не считая нескольких нечетких следов сапог.

– И Мохран? – спросил Рол, одурело мигая.

– Все. И забрали воду.

Трое стояли и, щурясь, осматривали местность во всех направлениях в белом сиянии утра. Ни малейшего признака недавних товарищей.

– Они подались на юг, – устало проронил Кортишейн.

– Значит, они болваны. Мы уже на полпути. Как они думают пройти мимо пралюдей?

– Может, они думают, что те запуганы. Может, меня они боятся больше. Жаль Джуда Мохрана. Хороший был человек. Боги Небесные, я спал как убитый. И ничего не чувствовал.

– Не стоит теперь сокрушаться, – заметил Галлико. – Они попытали счастья посвоему, а теперь мы посвоему. Еще два дня без воды нам не протянуть. Надо убраться со Стола к ночи.

Они стояли, на миг оцепенев. Впору бы броситься наземь и зарыть лица в сплетенные руки.

– Пошли, – сказал наконец Рол.

Крид еще ночью пометил выверенный по звездам путь, выцарапав в земле стрелку. Они двинулись вперед, теперь все трое рядом. В краткие минуты, прежде чем знойное марево заплясало у края небес, им померещилась синяя тень высоких гор впереди. А затем лишь снова являлись дразнящие миражи с несуществующей водой, и вокруг молчала безнадежная пустыня. Ни ветерка. Самый воздух словно был устрашен полыхающим солнцем. Они едва тащились весь этот день, в глотках пересохло так, что невозможно стало говорить. Крид спотыкался, точно пьяный, на порядочные расстояния плотно закрывая глаза от свирепого солнца, с одной ладонью на предплечье Галлико. Они не останавливались на отдых, казалось, молча согласившись, что будут шагать, пока не свалятся.

И Крид свалился. Ему почудилось, что он летит, словно его закружило в жаре печи. Он смутно почувствовал, как его лицо ударилось оземь, и понял, что у него песок на зубах, но пребывал в полной отрешенности, безразличный к судьбе своего тела. Открыв глаза, он не увидел ничего, кроме белизны. Чейто голос сказал: «Пей», – и он почувствовал, что его поднимают. Губы его коснулись горячей плоти, она была влажной, с нее капало, и он сознательным усилием втянул влагу. Это была не вода. Но язык вновь обрел способность двигаться вдоль зубов. И было чтото еще в этой медной жидкости. Она походила на хороший бренди, но была прохладна, как вода из источника летним днем. Белая слепота отступила, унялись и толчки боли в голове. Он увидел склонившегося над ним Кортишейна. Тот поддерживал его, как младенца, из предплечья Кортишейна капала кровь, и теперь Крид понял, что это за вкус. Его слегка затошнило, но у него даже не было сил для рвоты.

– Что, во имя Божие…

– Не говори. Галлико понесет тебя немного. Осталось недолго, Элиас.

Его подняли на израненные плечи полутролля, ему не хватило воли воспротивиться. Он словно лежал на движущейся горе. Теперь он видел яснее. Кровь Кортишейна словно охладила клокотанье жара в его сосудах, дав разуму успокоиться и вновь заработать.

Их тени, вытянутые и причудливые, падали справа от них, когда солнце начало спускаться к горам. Пляшущее марево впереди стало тоньше на исходе дня, и Крид, тупо кивая, увидел коечто, чего не было прежде. Иные цвета вступили на знойную белизну Стола и на темнеющее небо над ними. Он глазел долгие минуты, покачиваясь на плече полутролля.

– Земля, – прохрипел он наконец. – Может, в двух лигах. Боже мой, я вижу… вижу деревья.

– Радуйся этому зрелищу, друг мой, – прогремел Галлико почти шутливо. – Там, где есть деревья, есть и вода. Мы скоро туда попадем.

Они покинули Горторов Стол, когда упали сумерки. Белая иссушенная земля кончилась каменными бурунами и грудами грязи, дальше земля поднималась, становясь бурой, местами показалась зелень. Там росли пучки травы с острыми краями, чахлая акация, дубки и колючий кустарник. Трое ковыляли вверх по склону, словно существа, неспособные остановиться. Новая земля то уходила изпод ног, то опять взлетала. Камни пронизывали ее здесь и там, они крошились, образуя проходы, и громоздились холмиками. Трое путников нашли первые цветы у подножия скал, а затем услышали нежный, не сравнимый ни с какой музыкой звон бегущей воды. И вот она переливчатой чистой лентой блеснула в берегах серого камня. Они упали на колени и пили на четвереньках, точно звери.

Глава 19
Потайной город

Высоты Ганеша были к ним добры. Нетронутые, ненаселенные, они изобиловали дичью, столь не пугливой, что казалось позором убивать такую. Из неуклюжего капитанского пистолета Рол ранил двух юных оленят достаточно, чтобы Галлико смог загнать их и свернуть им шеи. Они выпотрошили и освежевали добычу, а теплую печень съели сырой, пока полутролль расчленял остальное. Затем троица улеглась и проспала всю ночь стопами к теплу огромного костра, слишком изнуренная, чтобы беспокоиться, не заметит ли кто или что во тьме этой дикой глуши разведенный людьми огонь. Здесь ночи были не так холодны, как в пустыне, но достаточно прохладны, чтобы побудить собирать траву и вереск для постели и дерево для костра. Они заночевали на немалой высоте, и когда зарумянилась заря, смогли полюбоваться широко раскинувшимся внизу Внутренним Пределом, чувствуя себя поистине королями.

– Я вижу корабли, – сказал Крид, глядя в яркое полыхание на востоке.

– Где? – спросил Рол.

– Востокюговосток. Три. Нет, четыре. С полным парусным вооружением. Идут колонной.

– Военные, – мрачно проронил Галлико. – Вероятно, часть флотилии, что преследовала «Гадюку». Бьонарцы вдруг ни с того ни с сего помешались на внимании к этому побережью. Хотел бы я знать, имеет ли это отношение к их междоусобице.

– Лучше бы для твоего города, чтобы он был как следует спрятан, – сказал ему Рол.

Они шагали на север берегом тринадцать дней и все это время не встречали ни признака человека или его деяний. Справа от них Внутренний Предел катил свои белогривые волны до горизонта, а слева холмы возносились где мягкими складками, где скалистыми откосами к высотам Миконин, покрытые темными лесами из сосны и тополя, благоухающими тимьяном. Рол закопал пистолет капитана, так как пули кончились, и Галлико соорудил пращу, вырезав ремень из оленьей кожи, чтобы сбивать кроликов и птиц для вечерних трапез. Они забирали яйца из птичьих гнезд, глодали щавель и побеги папоротников и пили из каждого ручья, который им попадался, избавляясь от застарелой жажды. Раны их заживали, а постоянная ходьба с недолгими перерывами на еду заставила их исхудать, но укрепила мышцы, сделав их неутомимыми и бодрыми, и они освоились здесь, точно всегда бродили по горным лесам с окутанными туманом скалами.

Они вышли к Ганеш Ка вечером, обогнув утес на конце горного отрога, возвышавшийся над прямыми словно копья тополями. В этом высоком гранитном выступе имелась щель, ровная и отвесная, точно прорезанная ножом, а за ней земля круто сбегала к морю, лежавшему больше чем на милю внизу. Последние лучи солнца исчезали за Миконинами, а внизу лежал пурпурный и синий от вечерних теней безупречный круг глубокой заводи, со всех сторон обрамленной светломедовыми скалами, над которой вилось и кричало бессчетное множество морских птиц. С открытым морем ее связывал только пролив в ущелье на востоке, едва ли в полкабельтова шириной.

Со стороны суши скалы были менее круты и, казалось, скоро кончались. При взгляде на них мало кому удалось бы решить, работа человека или прихоть стихий придали им их нынешний облик. На уровне моря они изобиловали входами в пещеры, но в темных отверстиях отсутствовали какиелибо признаки жизни. Стройные башни в виде лезвий из более темного камня поднимались над скальным гребнем, точно каменные изваяния тополей. Самая высокая башня возносилась на двадцать или тридцать фатомов от основания до острой вершины. Они стояли беспорядочными скоплениями, которые, впрочем, все в целом радовали взгляд полуугаданной симметрией. Посмотрев пристальней, Рол увидел у оснований башен скат, скрытый в тени, где угадывались более темные и более светлые углы, точно там шли улицы. Если здесь имелся некий общий образец, то деревья, которые там росли, мешали его определить. В целом от этого места веяло чемто загадочным и тревожным, точно от святыни, где поклонялись забытым богам. И пусть в башнях не горели огни, а на затененных деревьями улицах не наблюдалось движения, Рол улавливал дым от горящих поленьев, который нес мимо них дующий на берег ветер.

– Ганеш Ка, – произнес Галлико с облегчением и немалой усталостью.

– Он выглядит покинутым. – Рол нахмурился. Правду сказать, ему отнюдь не понравился вид этого города, смахивающего на прихотливую выдумку Творца, опробованную им на здешних прибрежных горах.

– Когда как следует стемнеет, увидишь, как он оживает и сияет огнями, но только со стороны суши. Скалы глубоко прорыты ходами, там с легкостью могут разместиться тысячи жильцов. Большинство предпочитают жить в башнях.

– Сколько их здесь живет? – спросил Крид. Говоря, он увидел, как замигали зажигающиеся ламы далеко внизу вдоль позвоночников башен, желтые огоньки казались совсем крохотными по сравнению с громадами из камня. Свет был неопределенным, точно движение под каменной шкурой. Не иначе как окна прорублены глубоко и почти невидимы.

– Несколько тысяч, – ответил Галлико. – И число меняется, смотря по тому, как много кораблей в море. Ходы у основания скал ведут к сводчатой подземной гавани с причалами из цельного камня. Там с легкостью могут пришвартоваться пятьдесят боевых кораблей. Весь город выстроен внутри кольца полузатопленного кратера, образованного неким стихийным бедствием седой древности.

Восходила луна, почти полная. К востоку над морем виднелась лента прозрачных розовых облаков, и красные отсветы взбирались по шпилям Ганеш Ка, а море внизу становилось все темнее, там уже настала ночь. Новые огоньки загорелись внутри каменных стрел, и по мере того как день угасал, они все уверенней светились в надвигающейся тьме – яркий узор, воспаривший над морем.

– Красиво, – вздохнул Крид. Он глядел на город точно изгнанник, приблизившийся к родным краям, лицо его преобразилось. – Я мечтал об этом дне. – Его голос оборвался, и он склонил голову. Галлико легко положил мощную лапищу на его плечо.

– Опять работа Древних, – отрешенно проговорил Рол. – Кажется, судьба обрекла меня странствовать от одного уэренского памятника к другому. – Он повернулся к своим спутникам, недосягаемый, с холодным взглядом. – Что же, давайте спускаться.

Когдато здесь высилась стена, больше обозначавшая границу, чем защищавшая. Но она давно осыпалась и стала всего лишь каменным прибежищем для густых зарослей лаванды и можжевельника, да немногих низкорослых олив. Они перебрались через нее без трудностей и оказались среди городских развалин. Стены без крыш выстроились вдоль узких с канавами улиц. Дверные проемы и окна были темны и пусты. Рол немедленно вопреки себе вспомнил о пещере под основанием Башни Пселлоса, где рухнула его прежняя жизнь. Та самая безупречная кладка, полностью лишенная всякой жизни или следов применения.

Гдето залаяла собака, поколебав безмолвие погруженных в тень улиц. Рол чуял запах гниющей пищи, мусора, горящего дерева с обилием смолы. Трое брели по улице точно призраки по миру, который не могли видеть, но лишь слышать и обонять. И остановились, когда кучка теней на глазах у них обрела твердость, возникнув из боковых переулков почти без сопровождающих звуков, разве звякнул металл и кожа прошуршала по камню.

– Кто идет?

Галлико ухмыльнулся, сияя зелеными глазами.

– А как ты сама думаешь, Мириам?

– Рожа вроде этой только однажды и могла быть сотворена. Бог своих ошибок не повторяет. – Говорящая шагнула вперед. Высокая худощавая женщина с длинным лицом, увенчанным кровлей растрепанных ярких волос. Она улыбнулась, явив широкую щербину меж передних зубов. Изза щербины она несколько шепелявила, хотя голос ее был звучен, как перебор струн арфы. В руках она держала долгоствольный мушкет, оружие, которое прежде, во время своих плаваний, Рол видел раз или два. Одета Мириам была в поношенную оленью кожу, как и ее спутники. Они все теперь подались вперед, держась позади нее, и в их руках блеснули новые мушкетные стволы.

– Постойка немного, – сказала Мириам, воздев одну костлявую ладонь. – Тебя мы знаем, Галлико, но кто с тобой? Что за бродяг ты подобрал в пути? Где старина Вудрин и прочие с «Гадюки»?

Лицо Галлико замкнулось.

– Все мертвы. Эти двое мои друзья. Один сынок Матуу Крида, другой мореход с Деннифрея. Они спасли меня, когда «Гадюка» разбилась. Но бьонарцы спалили их корабль, вот мы и пошли через Горторов Стол, чтобы попасть сюда.

Люди позади Мириам загомонили. Ее глаза расширились.

– Вот как? Бьонарцы весьма оживились в последнее время. Слова Галлико для меня достаточно. Идемте, добро пожаловать в Ганеш Ка.

Мириам оставила прочих у стены и повела путников вниз по склону в собственно город. Теперь повсюду вокруг Рол слышал несметное множество голосов, но, кроме Мириам и ее ребят, не увидел и признака местных жителей. Подняв голову, он увидел, что в башнях над ними горят бесчисленные огни, но только со стороны суши. На восток смотрел лишь гладкий камень. Сами улицы были пустующим лабиринтом, особенно оттого, что окружавшие их здания устремлялись в небо. Ближайшие к ним сооружения возвели позднее, кладка их и в сравнение не шла с великолепной кладкой башен, и все вокруг завалило рассыпавшимися камнями, большими и малыми, цельными и разбитыми. Рол заметил, что Мириам пристально сморит на него, когда опустил глаза от башен. Она с мгновение холодно смотрела глаза в глаза, затем отвела взгляд.

– Пойдем на площадь. Там сегодня большое сборище, ибо «Проспер» Артимиона только что объявился и выглядит так, словно Ран воспользовался им вместо зубочистки. Могу добавить, вы не единственные, кому недавно досталось от имперцев. У наших причалов сейчас «Альбатрос» и «Ласточка». Прибыли сюда с разодранными парусами, поджав хвосты, двенадцатифунтовые ядра катаются по шпигатам. Они не будут годны для выхода в море ранее летнего солнцестояния.

– У этого побережья становится людно, – заметил Галлико.

– Ага. Нынче ночью самые слабые духом и немощные телом встанут на дыбы, помяните мои слова. Чтото затевается во дворцах этого мира. И коекто хотел бы выместить на нас свои обиды, им это проще.

– Как давно вы здесь? – спросил Рол Мириам.

– С тех пор как корабль моего капитана захватил Артимион на «Морском Змее». Десять лет назад. Благослови Господь этот старый бриг, он теперь на дне.

– Я обо всех. Как давно Ганеш Ка стал пиратской гаванью?

Мириам резко остановилась и оглядела Рола сверху вниз.

– Этот твой друг с холодными глазами горазд на оскорбления, Галлико. – Поднялся мушкетный ствол. Ее глаза были ореховые, жаркие и сверкающие.

– Он еще учится, Мириам, – успокоил ее полутролль, мягко отводя дуло мушкета. А Ролу объяснил: – Здесь, в Ка, не любят словечко «пират». Мы приватиры, если нас надо както называть.

– Прости, я ошибся. – Он выдержал взгляд Мириам, недолгий поединок воль завершился примирением. Она улыбнулась.

– Что бы ты о нас ни думал, дружок, ты теперь один из нас, по нраву тебе это или нет.

Они двинулись дальше под гору.

– Лет эдак двадцать пять прошло, – пояснила Мириам, – с тех пор, как мы, пираты, наткнулись на этот древний памятник. Насмешка судьбы в том, что, как я слышала, основал все это бьонарец, имперец, бежавший от соперников.

Перед ними возник вход в подземелье, каменные ступени вели вниз, огонь горел гдето на темном дне. Мириам простерла руку и оперлась о мушкет.

– Входите.

Рол насчитал шестьдесят ступеней. У подножия лестницы начиналась широкая пещера под резным сводом не менее пятидесяти фатомов ширины и тридцати футов высоты. Огонь горел в очагах на возвышениях посреди этого пространства. И повсюду вокруг двигались сотни людей. Воздух был душным и теплым, полным духа скученных людских тел и очажного дыма, а еще жарящегося мяса. Ролу защипало глаза, дышать оказалось почти невозможно после холодного чистого воздуха окрестных высот.

– Площадь, – торжественно объявила Мириам. – Или так мы ее зовем. Боги ведают, для чего ее использовали Древние. Кажется, тем нравилось, когда у них камень над головой, в любом случае. Ешьте и пейте в свое удовольствие: «Проспер» приволок сюда барку с вином Купеческого Союза, прежде чем самого его покалечили имперцы. И у нас сейчас пятьдесят тонн этого добра, лучшее оксьеррское, какого можно пожелать. Я скажу Артимиону, что вы здесь.

Она зашагала прочь, гибкая, с рыжей гривой и с важным видом прибрежного обитателя.

– Это город? – спросил Рол. – Больше похоже на лагерь беженцев. Кто здесь правит?

– Капитаны кораблей, – ответил ему Галлико, не встречаясь с ним взглядом. – Без них мы скатились бы до кремневых топоров и луков. Не суди нас слишком сурово, мальчик, большей частью здесь живет смиренный народ, многие вольноотпущенники или осужденные вроде Элиаса. Мы не корчим из себя одну из мировых держав. – Глаза его опасно засветились.

Рол положил ладонь на мускулистое и жилистое предплечье полутролля.

– Знаю. Прости. – Возможно, от выучки Пселлоса в нем осталось больше, чем он думал. Или, наверное, он ожидал чегото иного. Это был не сказочный город, а всего лишь приют беглецов.

Они присоединились к толпе у одного из очагов. Их угостили олениной и жареной зайчатиной и дали пухлый бурдюк вина. Полутролля хлопали по спине, шумно приветствовали и одаривали радостными возгласами, и число народу вокруг троих потерпевших кораблекрушение росло по мере того, как распространялась новость об их присутствии. Вскоре уже несколько десятков, тесно их обступив, сидели на корточках и обгрызали мясо с костей, передавая друг другу кубки темного вина, смеясь и болтая. Галлико не упоминал о выпавших им испытаниях и все же создал некий рассказ о своих приключениях с тех пор, как покинул город – яркий многоцветный ковер, только свет и ни одной тени. Это была откровенная сказка, но как раз такое требовалось слушателям, как понял Рол.