Текст книги "Знак Моря"

Автор книги: Пол Кирни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Не могло такого быть наяву. Никак не могло. Рол вскочил было на ноги, но тут крепкая рука ухватила его за шиворот и вновь повергла лицом в жесткий и намокший вереск. Голос деда хрипло произнес: «Тихо». Они оба наблюдали, как сельчане и всадники окружают создания, которыми стали Морин и Айд. Тела и части тел взлетели в воздух. Арбалетные стрелы дождем посыпались на задыхающееся, корчащееся, вопящее месиво того, что недавно было людьми и конями, а наверху зловеще полыхнула еще одна молния. Арбалетчики вновь и вновь заряжали свое оружие, подбираясь все ближе к дому, чтобы верней целиться внутрь. Дед схватил мальчика за руку. – Идем.

И припустил как молодой, волоча за собой внука. Они удалились незамеченными в полыхании, тьме и сияющей завесе дождя. И не останавливались, пока не очутились у подножия арголита, высившегося над мысом, примерно в четверти мили от дома. Эйри пылал. Яркое пламя вырывалось языками из передней двери и пробиралось вверх по дерну крыши. На гребне крыши существо, подобное кошке, когдато бывшее Айд, щелкало зубами и шипело, меж тем как на нее сыпался дождь арбалетных стрел. Морин громадой лежал перед домом, точно выброшенный на берег кит. Люди рубили его мечами, пиками и бердышами. Темная кровь плескалась под их ногами.

Дед прислонился спиной к арголиту, в его хриплом дыхании чувствовалась боль. Он тронул рукой бок, и Рол увидел, что в боку у старика засела отвратительная арбалетная стрела с запачканным чернеющей кровью белым оперением. Рол думал взяться за нее, но старик в раздражении хлопнул его по руке.

– Не стоит. Пусть останется.

Они наблюдали, как яркое пламя с ревом взметнулось в ночи, когда не выдержали стропила и верхние балки Эйри. Испустив стон, дом содрогнулся в предсмертных муках, меж тем как уцелевшие деннифрейцы лупили по вереску своим оружием. Горстка их подняла на колья, вырезанные из молодых сеянцев, два темных, роняющих брызги крови трофея. Некоторые из всадников еще оставались в седле, хотя большинство лошадей лежали, разодранные и безжизненные, вокруг дома. Одна из кобыл неистово билась, запутавшись в собственных внутренностях, но удар меча избавил ее от мучений.

– Они нас найдут, – прошептал внук. Он промок до нитки и продрог до костей. – Надо бежать.

– Нет. Она нас защитит. Она укроет нас от них, – и дед поднял взгляд к вершине замшелого камня, улыбнувшись вопреки боли. – Двадцать лет она не подпускала их к нашему порогу. Но времена, похоже, меняются? – Он закрыл глаза на миг, и некая лихорадочная сила оставила его. Теперь это был старый раненый человек. Жизнь по капле уходила из него вместе с кровью.

– Возьми «Нырок», Рол. Покинь это место и никогда не возвращайся.

– Куда мы отправимся? – Рола изумило, что он может вот так спокойно сидеть и говорить, меж тем как вся его жизнь сгорает дотла у него на глазах и все, что он знал, либо умирает, либо уже умерло. Но разум его казался поразительно ясным. В ладони левой руки прекратилось жжение.

– Я останусь здесь. Ты отправишься в путь один… – Рука поднялась, не позволив мальчику возразить. – И немедленно. Ты отправишься в Гаскар. Это в шести днях плавания при попутном ветре. Буря не могла выбрать лучшее направление. Она будет бить тебе в левый борт. Правь на западсеверозапад… – Дед кашлянул, и чтото черное, точно раздавленные ягоды, потекло по его бороде. Рол вытер кровь, глядя на старика сухими глазами.

– В столице, Аскари, спросишь у причалов человека по имени Михал Пселлос. Скажешь ему, что ты Кортишейн. Он… он друг.

– Почему? – спросил Рол. – Почему все это случилось? Морин и Айд…

– Ты не человек, – резко произнес старик. – Морин и Айд были твоими стражами. Я призвал их с этой целью.

– Но что я? Взгляд старика угасал.

– Боль проходит, – прошептал он. – Это недобрый знак. Оставь меня, Рол. – Он отпихнул мальчика с поразительной силой. Рол, опустившись на колени, наблюдал, как старик борется за каждый вздох, хотя кровь заполняет его легкие. Внезапно он отчетливо произнес: «Эмилия». И улыбнулся молнии.

Когда Бог удалился от мира, чтобы наказать нас, Он забрал с собой всякую надежду на жизнь после смерти. И поэтому ничто не ожидает нас, кроме червей. Ни справедливости для гонимых, ни кары для злых.

Он умер с открытыми глазами, и по земле вокруг арголита пробежала ощутимая дрожь. Рол стиснул кулаки, а дождь смыл слезы с его глаз. Позади себя он слышал крики людей, доносящиеся сквозь нарастающий рев бури. Это они уничтожили его семью. Рол обернулся. В миг, когда старик скончался, они наконец увидели его, и самое меньшее две дюжины уже пробирались по колено в мокром вереске к оконечности мыса. Когда Рол захотел опять взглянуть на деда, тело исчезло. На месте его оказался большой наклонный камень, второй арголит, выступивший из земли близ первого. Теперь два камня соприкасались наверху, точно обмениваясь поцелуем. Рол вскочил и побежал.

Он не мог взять «Нырка». Они затащили лодку слишком высоко, и та была слишком тяжела, чтобы он один дотащил ее до воды. Он бежал без скольконибудь ясного понятия куда и зачем, разве что желал убраться подальше от людей с обагренными кровью мечами, найти какойнибудь темный угол, где можно будет собраться с мыслями. Но преследователи рассыпались, точно загонщики, направляющие дичь на копья охотников, а позади них появилось с полдюжины всадников. Скакуны спотыкались о корни вереска, но всетаки развивали хороший шаг. Рол остановился. Бежать некуда. Разве что броситься в море.

Ветер ревел еще утробней, минуя кромку более высокого участка суши и несясь в сторону бухты, где приютился «Нырок». Холодные порывы со злобным весельем били в лицо мальчику и гнали дождь ему в глаза. Прилив предстоял высокий. Нынче ночью в небе была лишь черная луна, но вода все же изрядно поднимется. Молния ударила в дерн в десяти ярдах впереди, дабы озарить ему путь, одновременно он ощутил, что ветер подталкивает его, и непроизвольно посвященной мореходству частью разума оценил перемену направления. Рол карабкался вниз по крутому скалистому берегу, где летом гнездились стрижи, и скользил по гладкой траве к черным камням у воды. Море раскинулось впереди, оно плясало под музыку Рана, разносимую ветром. Черное с белым, разъяренное, неистовое. Никогда еще Рол не видел таких высоких бурунов. Волны заходили так далеко, что «Нырок» кренился и покачивался на своем месте, норовя сорваться с якоря. Судно уже было на плаву, киль его не задевая гальку, что же, хотя бы одну услугу оказала Ролу нынешняя буря.

Рол услышал крики сверху на склоне позади себя, обернулся и увидел человека в броне, обозначившегося против неба и указывающего вниз. Больше Рол ждать не стал. Он вступил в воду, резкий холод очистил его мозг от всяких мыслей. Волны лупили по нему и раскачивали «Нырок». Рол ухватился за борт суденышка и подтянулся, чтобы перевалиться внутрь. Гуари подпрыгивала и подскакивала, точно дикое живое существо. Он прополз на нос и принялся перепиливать кинжалом мокрый якорный канат. Канат был толстым и неподатливым. Раздирать его удавалось лишь прядь за прядью. Толпа возникла у кромки бурунов, пена взмывала вверх, окутывая людей брызгами. Они колебались перед столь исступленным неистовством волн, но вот один набрался храбрости и зашагал вперед, повыше подняв копье. А канат был перерезан лишь наполовину. Рол стер соленую воду с глаз и уставился на приближающегося вояку с нескрываемой ненавистью. Оставив канат, он потянулся к гафелю и тут же поднял его из прорези. Человек приблизился со стороны, в которую кренилась лодка. Рол безупречно оценил движение и, едва борт опять пошел вниз, всадил острый конец, гафеля в макушку вояки. Острие пробило череп и застряло. Вояка, не издав ни звука, скрылся под водой, увлекая с собой гафель. Никто другой не отважился войти в воду, чтобы задержать Рола. Правда, объявились два арбалетчика. Они выстрелили, но ветер пустил прахом их усилия. Рол наконец перерезал якорный канат, развернул парус и потянул сперва горловой фал, а затем верхний. Парус встал как положено, «Нырок» прекратил бессмысленно колыхаться и стал двигаться более целенаправленно. Ветер дул с юга, и громада Деннифрея смягчала его порывы. А в море валы должны подниматься в невообразимую высь. Рол, насквозь промокший, сидел у руля и разворачивал гуари носом в сторону левого борта. Возможно, западсеверозапад, он не был уверен. Он знал только, что ветер теперь бьет по судну откудато изза его левого уха. Суденышко несколько поколебалось, но вот парус до отказа наполнился и резко затрещал, а мачта застонала. Тошнотворная качка прекратилась, и корпус «Нырка» стал вести себя как разумное существо. Судно двигалось мимо гибельных камней, о которые разбивалась пена, к открытому морю. Рол сидел у руля словно каменное изваяние. Ты не человек.

Глава 3
Суровая дева

Черные волны с белыми гребнями ярились в воющей ночи. Рол обогнул нависающий над водами мыс глубоко изрезанного северного побережья Деннифрея и оказался в открытом море. Водяные горы, видневшиеся за кормой, пробегающие по Морю Неверных Ветров, были истинными чудовищами. Или так ему казалось. Однако ему не с чем было сравнивать их, разве что с пляской вод в пору береговых шквалов. Оцепенение охватило разум Рола. Он наблюдал за беснующимся морем с равнодушным упрямством, крепко зажав румпель под мышкой. Следовало бы убавить парус, но оцепенение не давало ему покинуть скамью рулевого, и его «Нырок» безоглядно мчался вперед. Во впадине меж великих водяных гор было почти спокойно, но Рол знал: когда гуари станет храбро взбираться по склону ближайшей возвышенности, ветер опять напомнит о себе, и лодка закачается, нырнет кормой, зачерпнет воду, и та, хлынув на палубу, попадет в трюм. Гуари уже сидит в воде ниже, чем полагается, мучительно приплясывает и малопомалу начинает дергаться, точно неумело ведомая кукламарионетка. Настал миг, когда Рол окончательно понял: или он позаботится о судне, или погибнет в этой жуткой ночи. Он с усилием поднялся и закрепил руль тормозными ремнями, чтобы судно держалось курса, после чего занялся парусом, убавляя его. Когда он освободил фалы, гафель воспротивился, стал лупить по мачте, но в конце концов юноше удалось спустить его на палубу и он начал подбирать парусину. Та хлестала морехода по лицу и ускользала из рук, но ему удалось закрепить ткань на гафеле, а затем убрать рей. И все это время «Нырок» скакал и прыгал, точно неукрощенный конь. Наконец Рол поставил небольшой кливер для бури, который они хранили в переднем рундуке на такие случаи. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы гуари не потеряла хода и двигалась куда положено. Усилия вконец измотали Рона. Он был весь в синяках и кровоподтеках. Спотыкаясь, он заковылял на корму, точно после здоровой трепки, и принялся задраивать главный люк обрывками просмоленного полотна. Покончив с этим, он без сил рухнул на скамью рулевого и привязал себя к ней отрезком веревки.

Западсеверозапад, ветер в левый борт.

Рол понятия не имел, какую скорость развивает «Нырок». Но даже со спущенным гротом лодка неслась быстрее, чем Ролу доводилось перемещаться по водам прежде. Гуари, широкая, словно уточка, уверенно скользила поперек огромных водяных гор. Теперь движение ее стало более осмысленным и целенаправленным. Рол наклонился и поцеловал гладкое дерево румпеля, исполнившись любви к этому крепкому кораблику. Он не был рассчитан на дальнее плавание, но тем не менее с ликованием принял вызов. Оцепенение, затуманившее мозг, начало малопомалу отступать, мозг возобновил привычную работу. Мальчик поднял взгляд и увидел, что звезды блещут над ним, холодные и белые, нашел Морехода и пять точек Кулака Габриеля. Он все еще держит курс. Новая жизнь ждала его впереди на мерцающих тропах ночного неба, и он знал теперь, что готов к ней. Буря выдохлась в предрассветные часы, солнце взошло над чередой долгих синих валов.

Если глядеть с суши, даже бурное море кажется плоским, лишенным примет до самого горизонта. Но для того, кто плывет по морю в небольшой лодчонке, море – это непрерывно меняющаяся картина холмов и долин, гор и ущелий. Когда «Нырок» взмывал вверх по крутому водному склону, Рол мог глядеть прямо в глаза проплывающим рыбам, как если бы те обитали в огромном стеклянном сосуде. Затем гуари переваливала через хребет, и начиналось скольжение с такого же крутого склона в безветренную долину у подножия.

Глиняный кувшин воды и несколько связок сушеной рыбы всегда хранились в кормовом рундуке лодки. Вода простояла здесь уже несколько недель, но оказалась нежной на вкус и прохладной после того, как Рол вымыл соль изо рта и пожевал немного филе абларони. Если его беречь, то хватит на несколько дней. Долгожданное солнце высушило его намокшие одежды. Любопытные чайки закружили над судном. То и дело та или другая усаживалась на мачте, беззаботно чистя перышки. Зрелище окружающего успокаивало, большой мир не сгинул в хаосе ночи. Он уснул, как всегда, спрятался среди безмерных звездных россыпей. Но он вновь пробудился, стоило отступить хаосу бури и тьме ночи.

Дважды Рол замечал другие суда. То были корабли, предназначенные для морских просторов, высокие карраки с развевающимися на ветру шелковыми флажками. Одно прошло достаточно близко, чтобы обозначиться на горизонте в полный рост, и мальчик даже разглядел крохотных моряков на палубе. Он смотрел на них с непривычной для себя смесью страха и тоски. Однако теперь он никому из людей не доверял. Каково бы ни было его происхождение, люди явно ненавидели и боялись его. А может, они чуяли в нем чужака, как лошадь запах гари? И все же он многое отдал бы за то, чтобы стать одним из этих моряков, избавиться от одиночества, стать частью морского братства, оказаться на борту каррака, бороздящего морские просторы. Стать нужным комуто…

Каррак прошел мимо. Вот уже и мачты пропали за изгибом высоких волн. Никто не заметил крохотный кливер, единственный парус, поднятый на «Нырке». Кругом вновь стало пусто. То были часто посещаемые воды, по ним шла обильная торговля Семи Островов, и за порядком здесь следили военные морские суда, которым платил Купеческий Союз. Так что здесь хотя бы не стоило бояться пиратов. Те бороздили более теплые воды Западного Спокойного Моря и Внутренний Предел за ним. Так рассказывал дедушка в былые мирные дни.

Рол осмотрел левую ладонь в ясном утреннем свете. Белаябелая, точно изнанка раковины, разрисованная гребенчатыми уступами. Путаница тончайших прожилок, заметно темней кожи, пробегала над первым рисунком, обвивая шрам, точно следы морских червей. Он решил, что в этом рисунке есть смысл. Существо, которое с ним это сотворило, нет, не человек, в этом он был уверен, чтото говорило ему, назвало его именем, которого он теперь не мог вспомнить. Столь многое случилось сразу же за этим. Столь многое.

Он в досаде топал по палубе «Нырка», крича в пустое небо, проклиная загадки и тайны деда. В конце концов он уронил голову и стал оплакивать конец мира, который знал. Гневными жгучесолеными слезами.

Четыре дня он плыл вперед, не отклоняясь от курса. Он вновь поставил грот, когда ветер стал тише, и «Нырок» начал спотыкаться. По ночам он дремал, дрожа, на твердой скамье у руля с надежно закрепленным румпелем. Одежду он снял и развесил на мачте в попытке окончательно высушить. На его обнаженной коже накапливалась пепельносерая мелкая соль. Волосы от соли сделались жесткими, точно конская грива. Глаза покрыли красные прожилки, их жгло. И Рол не мог больше выносить вида сушеной рыбы.

Небеса оставались ясными, ветер слегка менялся время от времени, но вновь возвращался, словно получил приказ хранить постоянство. Он был холодным и бодрил, будто на море раньше положенного явилась весна. Водяные горы ни разу не поднялись выше полуфатома, и «Нырок» ровно шествовал вперед, как будто его построили для подобных морских переходов. На пятое утро мальчик увидел землю у самого носа по левому борту. Синюю череду высоких холмов, а посреди нее гору с белой вершиной. Теперь он шел прибрежными водами Гаскара, среднего из Семи Островов. Он одолел около восьмидесяти лиг. Осталось еще немного. Рол изучал озаренные солнцем холмы, как будто их склоны таили поддающиеся разгадке ответы на все его вопросы.

Ветер упал до умеренного бриза, и, когда «Нырок» приблизился к холмам Гаскара, мальчику повстречалось несколько запоздалых прибрежных рыбачьих судов, владельцы которых решили воспользоваться не по времени мягкой погодой. Они остановились, и рыбаки воззрились на необычный парус, прежде чем вернуться к выбиранию сетей. В такую позднюю пору в прибрежных угодьях оставалось достаточно мало добычи, но последний улов мог избавить людей от голода в самом конце зимы.

Рол обогнул долгий мыс, поросший высокой зеленой сосной и елью, опоясанный серым камнем. Каравелла с прямыми парусами прошла мимо, лавируя против ветра. Ее команда пела на вантах. Из бесконечных рассказов деда Рол знал, что позолоченный дикобраз на форштевне означает, что она с Корсо на югозападе. Корсане, приземистые и смуглые, похожие на тюленей, славились как прирожденные покорители глубоких вод. На них был огромный спрос по всем Двенадцати Морям. Мальчик испытал на миг бурный трепет. Все эти длинные байки деда были своего рода образованием. Возможно, дед готовил его к дням вроде нынешних.

Аскари, столица Гаскара. Она так и сияла, озаренная солнцем на краю длинной бухты. Белые дома с красными черепичными крышами, нависшая над ними сизая дымка и гавань у подножия расположенного уступами города с полусотней судов из всяких портов и повсякому построенных, скопившихся у беленного известью мола из прямоугольных каменных глыб, рассекающего искрящиеся воды залива и дающего кораблям защиту. Рол хорошо справился с лодкой в бурю, а указания деда, пусть и весьма краткие, оказались точны.

Холмы, обступавшие гавань, задерживали ветер, и вода в бухте оказалась спокойной, как стекло. Рол взялся за тяжелые кормовые весла «Нырка» и добрых два часа потел, берясь то за одно, то за другое, словно толкая вперед чрезмерно большой гребной челнок. Скорое одномачтовое суденышко с шестью матросами на борту вышло ему навстречу, парни дружно приветствовали его. Рулевой добродушно улыбался через просоленную седую бороду.

– Горячая работенка даже для такого холодного дня, малыш! Мы возьмем тебя на буксир, если ты согласен, и подведем к самому причалу ровно и гладко. Что скажешь?

Рол вытер лоб, тяжело дыша.

– Сколько?

Моряки в лодке переглянулись. Улыбка рулевого стала шире.

– Не больше, чем ты можешь себе позволить с такой, как у тебя, славной мордашкой. Дайка мне, Арадасу, моток, что в трюме, и мы введем тебя в порт наилучшим образом.

Рол оскалил зубы и сплюнул за борт.

– Для меня это слишком дорого. Я лучше попотею. Арадас рассмеялся.

– Ну, справляйся как знаешь, гордец! – И кораблик стремительно унесся прочь, матросы на нем улюлюкали и выкрикивали насмешки.

Был поздний вечер, когда Рол пришвартовал «Нырка» носом и кормой к каменным тумбам, установленным на молу. К этому времени он порядком измучился. Ныла спина, ладони покрылись волдырями. Они не выскочили только там, где необычный шрам какимто образом защищал кожу. В небе замерцали первые звезды. Дыхание Рола белым туманом стелилось перед его лицом. Он посидел некоторое время на молу у «Нырка», чувствуя, как холод лишает подвижности ноющие мышцы и леденит пропитанную потом одежду. С основания мола Аскари казался лабиринтом желтых огней. Путешественник слышал грубый смех, крики, стук тележных колес. Из отворенной двери таверны грянула песня. Воды залива у ног мальчика плескались и шипели. «Нырок» едва покачивался с легким скрипом. Был отлив.

Никогда еще Рол не чувствовал себя таким одиноким.

Незнакомец с фонарем возник из ночи. От него веяло белынью. Бородач с короткой трубкой во рту. Глаза черные, точно пузырьки смолы в свете его фонаря. Бородач извлек трубку изо рта и сплюнул на камень мола.

– Когда ты уберешься отсюда, юнец?

– Прямо сейчас. В один миг.

– За стоянку положено платить. Пять минимов в день, если ты только не в родстве с кемто из рыбаков. Как зватьто?

Рол потер лицо.

– Я друг Михала Пселлоса. Ты не знаешь, где его найти? Трубка бородача задержалась на обратном пути к пахучему отверстию в бороде. Он рассерженно буркнул:

– Десять минимов в день для такого, как ты. И поспеши, или я доложу Страже Гавани, чтобы забрали твою скорлупку.

Рол воззрился на него, впитывая его неприязнь. Какихто несколько дней назад ктонибудь такой мог бы запугать его, но не теперь. Рол встал, держа руку на кинжале у пояса.

– Ты получишь свои деньги и больше того, если скажешь мне, где я найду Пселлоса.

Бородач прищурился.

– Ты не из Гаскара. Твоя речь отдает деннифрейским говором. А возможно, и еще чемто. Что тебе нужно от такого чудаюда? Ты вообще знаешь Пселлоса?

– Мне нужно его найти.

Бородач с фонарем стал изучать Рола еще пристальней.

– Вряд ли ты приплыл с самого Деннифрея на этом утлом суденышке. А?

Рол пожал плечами, слишком усталый, чтобы вдаваться в подробности.

– Если хочешь моего совета, плыви обратно, откуда бы ни приплыл. Не стоит связываться со всяким сбродом вроде Пселлоса. Ты всегонавсего мальчик, теперь я вижу. Аскари не место для одинокого парнишки.

– Мне некуда плыть.

Бородач поколебался, потом, все же решив чтото для себя, заговорил:

– Поднимешься по улочкам на самый верх. Увидишь серую башню на краю леса. Пселлос там.

– А как насчет десяти минимов?

– Заплатишь мне завтра, если явишься. Если нет, я заберу твою лодку.

Рол был слишком усталым, чтобы спорить. Он молча кивнул. Бородач уставился на него в последний раз, плюнул с мола в воду и побрел прочь, качая головой.

Жизнь Аскари даже зимой, казалось, происходила большей частью на улицах. Везде вдоль узких булыжных мостовых перед открытыми лавками светились жаровни, и мужчины сидели у огонька с питьем. Какойто выпивоха бросился на Рола, и тот с пылающими глазами выхватил кинжал. Спутники забулдыги оттащили того обратно с хохотом и насмешливыми поклонами. Женщины окликали Рола из верхних окон, посылали ему воздушные поцелуи, они обещали ему ублажение плоти. Местные сорванцы хватали его за пояс, глаза сверкали на их осунувшихся лицах. Рол отталкивал их, одновременно испытывая отвращение и жалость. Он проходил мимо буйных сладострастных свалок в мокрых переулках, а один раз мимо кучки мужчин в шапках с перьями, склонившихся над простертым на булыжниках телом. Музыка лилась в ночь, запахи стряпни наполняли слюной просоленный рот. Рол изнывал от голода и жажды, но знал, что не стоит вступать ни в одну из темных таверен, мимо которых он проходил. Шел он медленно, с трудом поднимаясь по склону, на котором раскинулся Аскари, чувствуя, что на него ливнем обрушивается совершенно новый опыт, невиданный и неведомый мир, с трудом усваиваемый его сознанием. Человеческий муравейник одновременно привораживал и отталкивал. Рол ломал голову, как живут здесь эти люди, прямо друг на дружке, и не сходят с ума. Выше город стал не таким скученным. Дома были крупнее и лучшей постройки. Горделивыми рядами тянулись вдоль аллей деревья. Знамена плескались на шпилях высоких башен. Улицы стали шире, теперь Ролу легче дышалось, хотя в своей изношенной в пути одежде он здесь верней обращал на себя внимание лучше одетых прогуливающихся горожан. Остановившись, он поглядел назад и разглядел огни порта, протянувшиеся у подножия холма и вдоль берега на северозапад и юговосток. Он понял, что холм и гавань представляют собой лишь часть города, что город беспорядочно раскинулся на тысячи ярдов вдоль берега, и в основе его не лежат никакие чертежи. Никто не следил, как он строился. Аскари был лишен стен, как и все города Семи Островов. Для защиты от захватчиков они полагались лишь на свои корабли. Дед говорил, что хотя Острова и воюют время от времени меж собой, если только чужаки станут угрожать любому из Семи, все они объединятся и обрушатся на незваного гостя. Даже Бьонар никогда не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы напасть на Острова с моря, хотя некогда Арбьонар и считался его владением.

Последним зданием перед поросшими лесом вершинами новых холмов оказалась каменная башня. Хотя слово «башня» не вполне подходило к суровой громаде строения. В отличие от прочих городских строений она не была ни раскрашена, ни украшена. Сложенная из огромных и темных каменных глыб, она, казалось, вырастала из самого холма. Низкие крылья протянулись от круглого основания, собственно самой башни. Не столько жилище, сколько крепость. Свет горел в высоком окне, а под самой конической крышей Ролу померещилось нечто вроде открытой галереи. Огромная двойная железная дверь темнела в фатоме от земли, к ней вела крутая деревянная лестница. В ее металл были вделаны небольшие деревянные воротца. Взобравшись по лестнице, Рол постучал по дереву кулаком, не дав себе времени на раздумья или колебания. И стал ждать. Ничего. Он стоял в неуверенности и страхе, держа руку на рукояти кинжала. Башня казалась мертвой и пустой, несмотря на свет, который горел в окнах наверху.

За этимто он и тащился в такую даль? Но если окажется, что все зря, что ему делать? Ночь казалась ему безмерной, пустой и чуждой. Он не знал, куда еще мог бы податься.

Внезапно дверца заскрежетала, подавшись вглубь. Некто в капюшоне, держа фонарь со свечой, появился перед Ролом. Рол отступил и едва не свалился с лестницы.

Женщина. Нет, девушка. И не было на ней никакого капюшона, просто тяжелая грива черных волос падала по обе стороны от белого лица. Глаза казались бледными, почти бесцветными, без всякой теплоты, которая бы смягчила их взгляд. Девушка стояла молча, суровая в своей красоте, точно мраморное изваяние.

– Я пришел, чтобы увидеть Михала Пселлоса, – запинаясь проговорил Рол.

Холодные глаза окинули его с макушки до пят, затем дверь резко захлопнулась прямо перед ним. Он стоял с мгновение разинув рот, а затем забарабанил по двери кулаком.

– Откройте!

Это не помогло. Тогда он достал кинжал и стал колотить по крепкому дереву шариком на рукояти, внезапно впав в ярость. Дверь вновь отворилась. Суровое белое лицо ничуть не изменилось, но чтото блестело у пояса девушки. Прежде чем Рол определил, что это, он почувствовал резкий толчок под ребра, ноги его обмякли, и он упал на колени. Никакой боли, лишь полная утрата сил. Он не мог понять, что случилось, даже после того, как наклонил голову и увидел темное пятно у себя на рубашке. Он вновь поднял взгляд. Казалось, девушка изучает его. Затем ее нога поднялась и лягнула его в грудь. Опрокинувшись, он кубарем покатился вниз по деревянной лестнице и ударился оземь в шести футах внизу. Лежа на спине, он всматривался в сияние далеких звезд, пока те одна за другой не угасли.