Текст книги "Город вамиров (Вампирская серия)"

Автор книги: Поль Феваль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава десятая

На рассвете Она попросила всех удалиться, чтобы заняться своим туалетом. Между тем, бывшая Полли некими способами, которые я не могу объяснить, пробудила Эдварда Бартона. Когда наша Анна присоединилась к своим спутникам – предварительно вознеся краткую молитву или, вернее, поблагодарив Всевышнего за избавление от стольких опасностей – Эдвард С. Бартон открыл глаза и в изумлении огляделся.

– Где я? – первым делом спросил он.

Она пустилась было в подробные объяснения, но Мерри Боунс стал настаивать, что необходимо без промедления тронуться в путь.

– Я поговорил с соседушкой Полли, – сказал он. – Она дала мне хороший совет. Перед тем, как отправиться в замок Монтефальконе, нам нужно будет закончить одно деликатное дельце. Покуда настоящий господин Гоэци жив, мы ничего не добьемся.

Они спустились вниз. Стрелки часов в зале остановились, показывая ровно пятнадцать, и даже кукушка исчезла. Когда все четверо переступили порог, в глаза им бросилось большое объявление, висевшее под фонарем. «Трактир сдается в наем», – гласило оно.

Не задумываясь об этих любопытных, но второстепенных деталях, маленький караван сейчас же двинулся по дороге. Впереди шла бывшая Полли, плотно охраняемая с боков Грей-Джеком и Мерри Боунсом. Конечно, она несла железный гроб, но голландцы, народ тяжеловесный, смотрели на шествие с полнейшим равнодушием.

Позади шла наша Анна, а с нею Нед Бартон, который все еще был немного слаб и опирался на руку своей спутницы.

Путешествие к берегам Рейна не ознаменовалось никакими происшествиями, если не считать нескольких свистящих звуков в порывах ветра и неопределенной возни в кустах. Мерри Боунс, предупрежденный бывшей Полли, стремившейся доказать свою преданность, объяснил нашей Анне, что г-н Гоэци растворил себя в воздухе и воде и, прячась за деревьями и кустами, ждал благоприятного момента, чтобы захватить двойника, необходимого ему для обретения свободы действий.

Однажды наша Анна почувствовала, как ее ноги задело что-то вроде детского обруча, и скрипучий голосок, исходивший неведомо откуда, произнес:

– Вот и мертвец!

Прибыв на Рейн, путешественники наняли речное суденышко, которое должно было доставить их в Кельн. Ближе к вечеру, когда тени сумерек окутали Рейн и его берега, в двухстах ярдах впереди появилось бледно-зеленое свечение. Оно поднималось вверх по течению, придерживаясь той же скорости, что и их судно.

С наступлением темноты свечение сделалось ярче; сперва расплывчатое, оно начало сгущаться, пока не уменьшилось до размеров мужского тела. Теперь можно было ясно различить г-на Гоэци, который плыл ногами вперед в окружении своей гнусной челяди.

Все молча взирали на это странное зрелище, когда бывшая Полли вдруг разразилась слезами. На вопрос о причинах такой печали она ответила:

– Как вы думаете, могу ли я без гнева созерцать чудовище, отнявшее у меня счастье и честь? Запомните, он не даст ни малейшей слабины, пока у вас не появятся средства уничтожить его окончательно. Я говорю это не только ради мести, но и ради вашей же безопасности. Вы можете быть уверены, что в любой час дня и ночи, будь он видим или сокрыт, месье Гоэци всегда будет бродить вокруг. Поэтому я хотела бы сейчас во всех подробностях изложить вам план, которым уже частично поделилась с Мерри Боунсом; если смело и мужественно осуществить этот план, с нашим общим врагом будет навсегда покончено. Момент благоприятен – поскольку мы видим его там, на реке, мы можем быть уверены, что он не прячется где-то здесь и не подслушивает нас. До тех пор, пока у него нет меня, он вынужден держать при себе все свое семейство, и вам нетрудно будет понять, в какую ярость это его приводит.

Никто и не подумал возражать, и все собрались вокруг бывшей Полли, внимательно прислушиваясь к ее словам – все, кроме, возможно, Эдварда С. Бартона, эсквайра. Как ни больно это говорить, юный мичман все еще полностью не оправился; для этого требовалось время и хороший уход.

Несчастная первая жертва г-на Гоэци высказалась так:

– Существует одно неведомое и, вероятно, самое удивительное в мире место. Люди, населяющие дикий край близ Белграда, называют его Селеной или Городом Вампиров, но сами вампиры именуют его между собой Усыпальницей или Коллегией. Это место обычно остается незримым для глаз смертных. Некоторые, однако, видели его, но все они, похоже, видели различные образы, поскольку сообщения о нем разнятся и даже противоречат друг другу. Одни и в самом деле говорят о большом городе с домами из черной яшмы, с улицами и дворцами, как в обыкновенных городах, но окутанном скорбью и погруженном в вечную тьму. Другие видели колоссальные амфитеатры, увенчанные куполами, как мечети, и вздымающие к небу больше минаретов, чем высится сосен в Динаварском лесу. Третьи видели лишь один громадный амфитеатр, окруженный тройным рядом беломраморных клуатров[26]26
  …клуатров – Клуатр – крытая галерея вокруг двора или внутреннего сада монастыря либо церкви, распространенная в римской, византийской и готической архитектуре.


[Закрыть], чьи аркады светятся в сумрачных лучах луны, не ведая ни дня, ни ночи.

Там, в таинственном порядке, расположены обиталища или усыпальницы этого чудесного народа, который гнев Божий рассеял по окраинам нашей земли. Сыны этого народа, наполовину демоны, наполовину призраки, живы и мертвы в одно и то же время; они способны размножаться, но лишены благословенного дара смерти. Среди них есть и женщины – это гули, также называемые упирами. Говорят, что некоторые из них когда-то восседали на тронах и наводили ужас на своих подданных. По примеру этих железных людей, которые угнетали край в Средние века и, потерпев поражение в битве, укрывались в неприступных крепостях, вампиры выстроили свой зловещий и великолепный приют, эту цитадель, это убежище, неприкосновенное, как гробница.

Всякий раз, когда вампир бывает сильно ранен (для человека такое ранение было бы смертельным), он отправляется в Усыпальницу. И действительно, их существованию могут угрожать опасности, которые никогда не приводят к смерти, но напоминают гибель. Их находили в различных частях света, низведенных до положения трупов, хотя плоть оставалась свежей, а механизм, служащий им сердцем, продолжал выделять горячую ярко-красную субстанцию. В таком состоянии они отданы на милость первого встречного. Их можно тогда заковать в цепи и держать в заключении. Вампир не способен защищаться, если только по случаю не объявится проклятый священник с ключом – единственным ключом, могущим восстановить их кажущуюся жизнь. Для этого священник вводит ключ в отверстие, что имеется у всех вампиров на левой стороне груди, и поворачивает ключ…

В точно таком же состоянии пребывает сейчас месье Гоэци; ему настоятельно необходимо восстановиться. С каждым проходящим часом он будет постепенно и довольно быстро ослабевать, пока не получит необходимое количество поворотов ключа. Он держит путь в Усыпальницу, и только страстное желание вернуть меня, его внутреннюю связь, его синовию[27]27
  …синовию – Синовия – жидкость, заполняющая полость суставов и играющая роль внутрисуставной смазки.


[Закрыть] – если мне позволено употребить этот научный термин, который я услышала от него самого – все еще удерживает месье Гоэци рядом с нами. Пока что он еще не окончательно ослабел и потому не торопится, выжидая подходящего момента, чтобы заполучить меня силой или хитростью…

Прошу вас, подойдите ближе, ибо поднимается туман и мы почти не можем различить свечения месье Гоэци. Будьте уверены, что как только он сумеет приблизиться к нам незамеченным, он войдет в тело одного из наших гребцов…

Мы тоже плывем к Усыпальнице. Не беспокойтесь, мы не слишком отклонимся в сторону, крюк небольшой. Я наизусть знаю все утолки этого погребального госпиталя. Мы доберемся до частного склепа месье Гоэци и… зеленое свечение исчезло. Осторожнее!

– Доберемся и… что? – разом вскричали все путешественники, чье любопытство было возбуждено до предела. – Что ты собиралась сказать, Полли?

– Тише! – воскликнула бывшая Полли, приложив палец к губам. – Слушайте!

У борта подозрительно плеснули волны, освещенные бледным светом луны.

– Шепните нам на ухо! – попросила Анна.

Бывшая Полли согласилась. Она была добросердечной девушкой, хоть это и скрывали черты г-на Гоэци. Каждый по очереди подошел к ней и выслушал ее произнесенные шепотом откровения.

– Превосходно! – воскликнули затем все наши путешественники. – Эту идею стоит отлить в золоте!

Помните ли вы смех, который услышала наша Анна на пирсе в ночь своего прибытия в Роттердам? Нечто похожее заскрежетало в воздухе, и в тот же миг один из гребцов резко вскочил на ноги.

– Берегитесь! – распорядилась бывшая Полли. – Враг среди нас! Есть только один способ защитить меня, и пусть эти слова послужат доказательством моей преданности: положите меня в железный гроб и сядьте сверху!

Не успели они исполнить ее пожелание, как одержимый гребец содрогнулся и глубоко вздохнул. Затем послышался звук упавшего в воду тела.

Г-н Гоэци, не надеясь больше на успех своей стратагемы, ушел так же, как явился.

Остаток ночи прошел спокойно.

Днем они прибыли в Дюссельдорф. Наша Анна поручила Мерри Боунсу пойти в музыкальную лавку и купить лютню, которая, несмотря на сопутствующие обстоятельства, скрасила однообразие путешествия.

Г-н Гоэци, похоже, исчез. Железный гроб был снова открыт, и бедная Полли вновь смогла вдохнуть чистый воздух.

В Кельне путешественники сменили Рейн на окольную дорогу. Они наняли карету и пересекли Вестфалию, Гессен и часть Баварии и от Регенсбурга вновь продолжили путь по воде, но уже по Дунаю.

На пути из Регенсбурга в Линц, из Линца в Вену, из Вены в древний мадьярский город Офен, который ныне называется Будой, и из Буды в низменности южной Венгрии не произошло ничего примечательного.

Однажды утром, с первыми лучами солнца, наша Анна ее спутники увидали на фоне сияющего светом полотна восточного неба приземистые башни Петервардейна; затем им открылся волшебный силуэт Белграда. Взгляд терялся в этих радостных полях, засеянных цветущей кукурузой, по которым протекает Дунай, широкий, как море.

С самой Вены ничто не выдавало присутствия г-на Гоэци, но бывшая Полли не переставала повторять: «Он здесь». В последние часы путешествия они и впрямь увидели его на воде – г-н Гоэци плыл, как и раньше, ногами вперед, окутанный бледной туманной пеленой.

Но он стал несравненно меньше и так исхудал! Мертвенный туман вокруг него мерцал и словно готов был в любую минуту исчезнуть.

На некотором расстоянии от Белграда г-н Гоэци приблизился к берегу и остановился в камышах. Издалека он казался прозрачным клубом дыма.

– Не выдержал, омерзительный злодей! – сказала бывшая Полли, довольно потирая руки.

Г-н Гоэци ступил на землю на христианском берегу Дуная, неподалеку от города Земун в темешварском Банате[28]28
  …Земун… Банате – Земун – город в Сербии, ныне часть Белграда; Банат – исторический и географический регион в Центральной Европе, ныне разделенный между Сербией, Румынией и Венгрией; экономическим и культурным центром его являлся румынский г. Тимишоара.


[Закрыть].

На мгновение он показался за камышами, после исчез в высокой зелени кукурузного поля.

– Мы должны остановиться! – приказала Полли, ставшая теперь начальницей экспедиции.

Судно тут же свернуло к берегу. Путешественники сошли на сушу, и Полли во главе отряда немедленно направилась в городок Земун, ближайший к турецкой границе.

– Мой печально известный соблазнитель, – сказала она, не сбавляя быстрый шаг, – дошел до последней крайности и, вероятно, уже лежит на своем мраморном ложе, ибо Усыпальница ближе, чем вы полагаете. Теперь, когда мы можем больше не бояться его шпионских вылазок, я объясню главное. Наше путешествие приблизилось к концу. Если бы час был благоприятен, мы заметили бы особую атмосферу, что окружает и скрывает мертвый город Селену. Но сейчас раннее утро, и я это меня радует, так как нам необходимо время для подготовки.

Как вы знаете, вампиры делят сутки на двадцать четыре равных отрезка, и потому их циферблаты разбиты на двадцать четыре часа. Господь в своей милости устроил так, что в двадцать три часа – иначе говоря, в одиннадцать часов утра – вампиры ровно на час утрачивают свою силу. Это их величайшая тайна, и я подвергаю себя опасности ужасающих мучений, раскрывая ее вам. Но я готова на все ради мести. Сейчас около восьми утра; итак, у нас остается три часа, чтобы приобрести в Земуне уголь, переносную жаровню, флаконы с английской солью и пачку свечей. Не задавайте лишних вопросов; вы сами увидите, что все эти предметы сослужат нам свою службу. Нам также понадобится искусный хирург, и у меня есть такой на примете: г-н Магнус Сегели, самый опытный практик на десять лье в округе; он будет счастлив присоединиться к нам, поскольку ненавидит вампиров. К сожалению, я сама не смогу справиться с этим делом.

– Почему? – спросила наша Анна.

– Потому, мисс, что месье Гоэци выпил кровь двух очаровательных молодых девушек, которых доктор горячо любил. Они составляли всю его семью. Я вынуждена пребывать в облике месье Гоэци, и доктор Магнус, несомненно, узнает меня; вряд ли он проникнется ко мне доверием.

Она отвернулась, не в силах скрыть свое отвращение, и прошептала:

– Несчастная! Вы пробовали кровь этих бедных девушек?

– Мисс, – отвечала Полли, опустив глаза, – мы не всегда делаем то, что хотим.

– И их кровь пришлась вам по вкусу? – спросил Эдвард Бартон, любопытный, как и все моряки.

Она впервые, вероятно, ощутила гордость при мысли о своем женихе. Безусловно, Уильям Радклиф никогда не позволил бы себе такой бестактный вопрос.

Земун, в древности замок Малавилла, часто переходил из рук в руки, отвоевывался и снова захватывался неверными в Средние века; здесь еще сохранились руины крепости, построенной Яношем Хуньяди[29]29
  …Яношем Хуньяди – Я. Хуньяди (1406/7-1456) – ведущий венгерский военный и политический деятель первой пол. XV в., воевода Трансильвании, регент Венгерского королевства.


[Закрыть]. Путешественники приобрели в городке все необходимое, и нашей Анне пришла в голову мысль взять с собой художника. Она позаботилась обо всем. Жаль, что в те времена еще не существовало фотографии.

Хирург-славянин Магнус Сегели жил рядом с израэлитской школой. Наша Анна вошла в дом одна, в то время как Бартон, Джек, Мерри и несчастная Полли посвятили себя вульгарной необходимости позавтракать.

Доктор Магнус оказался сравнительно молодым человеком с совершенно седыми волосами. Вся его измученная болью фигура была свидетельством печальной истории двух дочерей доктора. Едва Она заговорила и доктор услыхал, что предстоит битва с вампирами, как он схватил саквояж и бросился к двери со всем рвением, что дарует надежда на месть. По совету Полли, Она также попросила доктора захватить большой железный черпак, каким в бедных домах разливают суп, предварительно заострив его края. О назначении этого инструмента будет сообщено в надлежащем месте.

Стоит отметить, что число девушек, выпитых вампирами в непосредственной близости от убежища кровососов, намного меньше, чем можно было бы вообразить. Чтобы не слишком опустошать окрестности, вампиры договорились, что в периметре пятнадцати лье не должны причинять людям никакого вреда. Таким образом, г-н Гоэци нарушил уговор, утоляя жажду за счет обитателей запретного городка Земун, а также Петервардейна и Белграда. Страшась упреков со стороны ближних, он не решился включить двух барышень Сегели в число своих рабынь, но просто обработал их трупы и превратил их в предметы искусства.

По возвращении наша Анна обнаружила, что Полли была вновь спрятана в железном гробу, что было вдвойне полезно: прежде всего, хирург не мог узнать в ней г-на Гоэци, далее же, это избавляло несчастную девушку от всякого соблазна бегства или предательства. Ее раскаяние казалось искренним, спору нет, но среди прошлых хозяев она приобрела некоторые весьма дурные привычки.

Экспедиция двинулась в путь, когда часы пробили десять, то есть двадцать два часа по времени Усыпальницы. Стояла прекрасная погода. В Земуне, находящемся на той же широте, что и местности между Венецией и Флоренцией, царит мягкий климат Италии. Наши путники молча и мрачно пересекали засеянные просом и кукурузой поля, разграниченные живыми изгородями из олеандров. Первой шла Она, за ней следовали Грей-Джек и Мерри Боунс, тащившие на руках гроб, и Эдвард С. Бартон, эсквайр, нагруженный мешком с углем, переносной жаровней и пакетом со свечами. Шествие замыкал г-н Магнус: страдание замедляло его шаги. Не подумайте, что я позабыла о художнике – он вышагивал то справа, то слева от колонны с той беззаботностью, что является прерогативой артистов.

Сверхъестественные явления обыкновенно происходят около полуночи и предпочитают кромешную тьму. Прошу вас простить мне это замечание, миледи и джентльмен, ибо излагаемый эпизод, строго исторический, отличается замечательной оригинальностью. Была середина дня, солнце заливало всю округу ослепительными лучами; не могло быть и речи об иллюзии или обмане зрения.

В три четвертях лье от Земуна по направлению к Петервардейну, пейзаж начал меняться. Олеандры, ракитник и жасмин исчезли, как и маслянистая зелень цветущей кукурузы. Почва, совсем рядом такая богатая, приобрела тусклый сероватый оттенок, словно на нее пролился дождь из пепла.

В то же время, голубое небо сделалось серым и нечто, чему нет названия – печальная, скорбная вуаль – заслонило солнце.

Перемены становились все заметнее и через пять минут нашим путешественникам показалось, что их отделило от прежнего окружения огромное расстояние. Они инстинктивно прижались друг к другу, глазами ища на небе солнце, скрывшееся в темноте этой ложной ночи.

– Продолжайте идти, – сказала из гроба Полли.

И они шли. Ноги подкашивались под ними, голова кружилась, грудь стискивала неведомая тяжесть. Они пошатывались и сталкивались, как пьяные; точнее, могло показаться, что всех их внезапно поразила слепота.

Они и вправду ничего не видели, потому что вокруг стояла глубокая, непроницаемая ночь.

– Продолжайте идти! – сказал голос из гроба.

И они шли. Есть ли что-либо темнее ночи? Это что-то ниспадало вокруг них, холодное, как саван. Никакие звуки давно не доносились извне. Природа больше не дышала.

Голос из гроба нарушил неизъяснимое безмолвие:

– Остановитесь!

Они повиновались, и тотчас вокруг них – я едва не сказала «среди них», так плотно окутал их звук – зазвучали мощные, отчетливые, но чистые, как пение гармоники, удары колокола. Медленно пробил двадцать третий час.

С двадцать третьим ударом полог тьмы разошелся, и пред ними предстала Усыпальница. Наши путники были в самом сердце Города Вампиров.

Глава одиннадцатая

Этот город, величественный и проклятый Богом, назывался Селеной, греческим именем Луны. Как известно, некоторые авторы считают Луну родиной вампиров.

Здесь, в мертвом городе, окружавшем наших друзей, не было ничего – ни жизни, ни цвета, ни движения. То было призрачное великолепие, безмолвно подавлявшее разум невиданными и неописуемыми чудесами своей скорбной роскоши.

Начнем с центрального здания, расположенного в центре громадной круглой площади. Представьте себе необозримую ротонду, где все ордера античной архитектуры были нагромождены вдруг на друга, следуя дикой, но просвещенной фантазии, прихотливо соединившей их с самыми странными изысками архаизма Ассирии, грез Китая и капризов Индии.

Это был храм, башня, гигантский Вавилон, выстроенный из бледного порфира очень нежного и неопределенного, так называемого «водно-зеленого» оттенка. Большие блоки этого камня, тусклые и одновременно полупрозрачные, как янтарь, скреплялись между собой узкими прожилками черного мрамора.

Первый ордер, составлявший перистиль[30]30
  …перистиль – открытое пространство (двор), окруженный крытой колоннадой.


[Закрыть] за округлой террасой с тринадцатью ступенями, состоял из дорических колонн, круглобоких, как в храме Пестума, но гораздо большего размера, создававших ощущение циклопической прочности. Колонны перемежались мавританскими окнами с яростно вытянутыми полумесяцами арок.

Второй ордер был ионическим, если это определение из области чистого искусства можно применить к подобным формам, преувеличенным до степени варварства, с окнами в виде трилистника. Стрельчатые окна третьего соседствовали с коринфскими колоннами; четвертый, композитный, был изукрашен тысячами чуждых стилю орнаментов и имел звездообразные окна. И наконец, пятый, поддерживавший купол крыши – плоско срезанный сверху и увенчанный еще одним, меньшим куполом, откуда исходил сноп пламени, – бросал вызов всем техническим терминам и заповедям архитектуры, олицетворяя собой сказочную невозможность: то было цветение маленьких колонн и нервюр[31]31
  …нервюр – Нервюра – выступающее ребро готического свода.


[Закрыть], фонтан перламутровых лиан…

В этой колоссальной часовне, одновременно грандиозной и фривольной, великолепной и надрывно грустной, заметна была одна характерная черта – чрезмерная выпуклость капителей и антаблементов. Дорический ордер выпячивал свои фризы и карнизы, ионический раздувал свои волюты, коринфский и композитный истекали каскадами аканфов[32]32
  …антаблементов… волюты… аканфов – Антаблемент – верхняя часть (архитрав, фриз и карниз) архитектурного ордера; волюта – архитектурный мотив в виде спиралевидного завитка с кружком; аканф – архитектурное украшение в виде листьев растения акант.


[Закрыть], тогда как последний, безымянный, вздымал свою растительность, так что все строение начинало казаться ступенчатым водопадом больших и темных шатров с полукруглыми крышами и напоминало в профиль пагоду.

Под перистилем, между каждой парой колонн, сидел на задних лапах мраморный тигр, вырывая когтями сердце из груди поверженной девушки.

Снаружи, вокруг террасы, стояли двадцать четыре пьедестала, на которых также были установлены статуи девушек – восхитительно красивых, но сломленных и порабощенных надругательствами невидимого врага.

Перед статуями открывалась широкая круглая площадь – сердцевина розетки, которую образовывали шесть разделенных улицами квадратов Города Вампиров.

Каждый из этих кварталов выглядел гигантским и был полон, сколько хватал глаз, бесчисленными дворцами, уходившими в опаловый туман. Все они были разные, но искусное использование архитектурных аналогий создавало впечатление гармонического целого.

И все это бледное великолепие принадлежало смерти. Ни звука, ни движения, ни вздоха. В безветренном воздухе парил один лишь вечный сон.

Величие некрополя вампиров подавляло всякое воображение, и никакие слова не могли бы выразить его ужасающее одиночество.

И хотя в гигантском скоплении архитектурных чудес ощущалось могущество человеческих рук, здесь не было людей. Никого и ничего, ни единой тени в этих белых перспективах, под убегавшими повсюду в даль колоннадами. Бледные цветы на клумбах спали на недвижных стеблях. Струи фонтанов замерли в воздухе, повинуясь чарам таинственного сна.

Вы ведь знаете, как монотонность, стирая мысль, расширяет все до необъятных пределов. Сумеречный свет, мертвенный и холодный, как свет луны, освещал эти монументы – все выстроенные из одного и того же камня, полупрозрачные и бесцветные – одновременно со всех сторон, и они не отбрасывали тени.

В величии тишины и смерти мелькала мысль о пробуждении. В разврате этих стилей, в дикой распущенности этого искусства чувствовался привкус оргии. Оргия спала. Но каким будет сей Вавилон усыпальниц, когда она пробудится?

Звуки хрустального колокола долго дрожали в тишине.

Путешественники застыли в удивлении, пораженные до глубины души. В то время, как наша Анна тщетно пыталась оценить размеры этих пугающих чудес, Мерри Боунс сыпал кельтскими восклицаниями, а Грей-Джек исследовал перспективы улиц в смутной надежде обнаружить где-нибудь вывеску таверны. Художник схватился за карандаш. Доктор Магнус, несчастный отец, полными слез глазами смотрел на статуи девушек.

– Скорее! Нужно идти! – сказала из гроба Полли Берд. – Нет времени отвлекаться на мелочи. Мы должны торопиться! Усыпальница месье Гоэци в квартале Змеи. Вперед!

У входа в каждый квартал высилось на пьедестале скульптурное изображение животного, именем которого был назван квартал. Мерри Боунс зашагал во главе отряда и, найдя изваяние змеи, двинулся между двумя рядами мавзолеев. За входом аллея расширялась. Именно здесь мыслями нашей Анны завладела идея необъятности. Во все стороны разбегались боковые улицы, главная аллея погружалась в головокружительные глубины. Каждая усыпальница виделась вблизи значительным памятником; некоторые из них, принадлежавшие, несомненно, представителям вампирской знати, не уступали размерами царским дворцам. И там были сотни, тысячи гробниц!

Черные буквы над входом в каждый мавзолей провозглашали имя владельца. Многие из этих имен были неизвестны, однако имелись среди них и такие, чье присутствие в этом месте могло бы объяснить немало исторических загадок как прошлых веков, так и современности: имена проклятых скупцов, чье возмутительное стяжательство ввергало в нищету целые народов, имена куртизанок, непристойных разрушительниц морали и семейных уз; имена тех, кого идиотическая поэзия и рабское искусство возвеличивают под титулом завоевателей – только потому, что они силой раздавили слабых и скрепили свою жестокую славу слезами, позором и кровью!

Не раз, проходя мимо одного из сияющих храмов, где спал тот или иной знаменитый бич человечества, наша Анна порывалась подойти ближе, но нетерпеливый голос Полли Берд, дрожащий от ужаса в глубине гроба, кричал:

– Торопитесь! Речь идет о жизни и смерти, и наше время на исходе!

Путники торопились, но путь казался бесконечным. Улицы сменялись улицами, гробницы – гробницами, а они все шли. За время этого бесконечного путешествия им не встретилось ни единое живое существо. Внезапно Полли, следившая за дорогой в отверстия гроба, произнесла:

– Мы почти пришли. Держите меня крепче – хоть я и ненавижу своего хозяина, его сердце притягивает меня, как магнит железо, и я прилагаю все усилия, чтобы не кинуться к нему.

И впрямь, было слышно, как несчастная корчилась в гробу, царапая ребра о железные стенки.

– Остановитесь! – сказала она наконец. – Мы на месте!

Г-н Гоэци не был ни королем, ни диктатором, ни трибуном, ни философом-гуманистом, ни владельцем движимого кредитного капитала, ни бароном Искариотом, ни баронессой Фриной[33]33
  ...баронессой Фриной – намек на знаменитую древнегреческую гетеру Фрину (IV в. д. н. э.).


[Закрыть] и потому не мог претендовать на принадлежность к вампирской аристократии. Он был простым доктором, к тому же не занимался медициной. По этой причине гробница его была скромна и почти вызывала сострадание, особенно в сравнении с патрицианскими усыпальницами. Это была бедная часовня в варварском греческом стиле, едва ли превышавшая по величине собор Святого Павла в Лондоне, скупо украшенная не более чем четырьмя или пятью сотнями колонн. Она была унизительно сдавлена соседями: с одной стороны высился мавзолей прусского премьер-министра, с другой нависал собор старой французской кокетки, которая пила, пьет и будет пить в Париже кровь молодых кретинов, не делая различия между сыновьями благороднейших мужей и злодеев, лишь бы в жилах этих простофиль текло золото.

В центре фасада, на табличке из черной яшмы, зеленоватыми и чуть светящимися буквами было высечено имя г-на Гоэци, а также греческое слово:

ΓΕΩΘΕΕ

Наша Анна очень пожалела, что у нее под рукой не было Уильяма Радклифа, столь же сильного в греческом, как и в турецком. Ей пришлось обратиться к хирургу Магнусу, который, превозмогая душевную боль, объяснил ей, что это слово, похоже, было произведено из двух различных корней, причем один восходил к существительному «земля», а другой к глаголу «кипеть».

– Вулкан! – воскликнула наша Анна. – Подходящее имя для этого дьявола!

Она была не совсем права. Уильям Радклиф позднее нашел имя корявым и дурно составленным.

– Открывайте, – приказала Полли, ворочаясь в гробу, – и входите! Даже минутная задержка грозит нам самыми ужасными несчастьями.

Путники пересекли террасу и перистиль. Главная дверь не была заперта. Они вошли. Внутри гробницы располагался огромный неф, окруженный царственным клуатром, над которым шли два этажа галерей; здание венчал византийский купол. Стены, пилястры, своды – все было выстроено из полупрозрачного янтарного камня, который наша Анна называла «лунным». Перед колоннами был тесный ряд статуй; все без исключения изображали молодых женщин и окружали мраморную раковину, помещенную точно в центре нефа.

Девушки протягивали к мраморному ложу свои мягко округленные руки, в которых держали бесконечную гирлянду цветов.

Перед статуями стояли в ряд ниневийские треножники с алебастровыми чашами; в них горел неведомый экстракт, и огонь был столь бледным, что пламя спирта показалось бы по сравнению с ним кроваво-красным.

На ложе лежал на спине г-н Гоэци, вытянув руки вдоль тела. Этот жалкий негодяй превратился в ничто: изможденный и исхудалый, он весь сморщился, как мокрый пергамент, который высушили на солнце.

– О, мой дорогой хозяин! – воскликнула Полли, экстравагантно корчась в железном гробу. – Не будь я пленницей, с какой радостью я пришла бы вам на помощь!

Но затем, не переводя дыхания, она добавила:

– Скорее! Не мешкайте! Вырвите у него сердце, но не заставляйте слишком страдать!

Я прошу вашего позволения использовать довольно непристойное слово. Обстоятельства этого требуют. Ничто не воняет так, как вампир, с удобством расположившийся в своем пристанище. Г-н Гоэци, к тому же, серьезно пострадал. Несмотря на горящие вокруг курильницы, он издавал такой зловонный запах, что наши путники непременно умерли бы от удушья, не прибегни они к флаконам с эпсомской солью, купленным в Земуне. Вот почему баронесса Фрина сделала состояние, используя столько духов!

Доктор Магнус схватил саквояж, но его рука безостановочно дрожала; вы не узнаете причины этого, пока я не скажу, что несчастный отец узнал среди статуй двух своих дочерей.

– Быстрее! За дело! – поторапливала Полли. – Каждая минута бесценна. Вы должны искусно и осторожно извлечь сердце моего бедного хозяина!

Мерри Боунс был всего лишь ирландцем, но не боялся никакой работы. Он вырвал из рук г-на Магнуса саквояж и вскричал:

– Пусть дьявол задушит меня, если я откажусь от этой чести! Мальчишкой я работал в мясной лавке в Голуэе.

– Вперед, мой мальчик! – послышался голос из гроба. – За работу, только не причиняй лишнего вреда!

Мерри Боунс закатал рукава. Наша Анна, глубоко потрясенная, отошла в сторонку и наблюдала за происходящим. Эдвард Бартон и Грей-Джек присматривали за гробом, угрожавшим в любой момент открыться. Доктор Сегели остался стоять рядом с Мерри Боунсом, чтобы по крайней мере помогать ему советами во время хирургической операции. Молодой художник, сидя на своем складном стульчике, делал наброски.

Мне было бы, разумеется, неловко описывать технические подробности операции, да и приличия едва ли это позволяют. Вам достаточно знать, что глаза г-н Гоэци все время оставались открытыми и неподвижными. Его лицо и прискорбно исхудавшее тело также оставались без движения.

– Будь у дорогого хозяина двадцать четыре часа в запасе, – он снова стал бы упитанным и свежим! Режьте! Глубже! Ах, как я привязана к нему!

Белье пациента было разрезано, и все увидели на левой стороне его груди, на уровне сердца, маленькое круглое отверстие диаметром со ствол пера, откуда по капле стекала пунцовая кровь. Когда обнажился этот таинственный механизм вампирической вегетации, купол задрожал от звука и стены, колонны и галереи обрели голос. Это была некая жалостливая музыка, бледная, как окружающий свет, мрамор здания и дрожащие огоньки над курильницами.