Текст книги "Музыка случая"

Автор книги: Пол Бенджамин Остер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Не может быть, чтобы вы решили восстановить его здесь, не так ли? – спросил Нэш.

Почему-то подобная мысль показалась ему нелепой. Но в воображении встал не замок, а согбенная старческая фигура лорда Малдуна, сдавшегося под натиском новых миллионеров.

– Мы с Вилли подумали было об этом, – сказал Флауэр, – однако это невозможно. Слишком много частей утрачено.

– Получился бы новодел, – сказал Стоун. – Если восстанавливать замок, пришлось бы использовать новые материалы. Никакого смысла.

– Значит, здесь у вас в поле лежит десять тысяч камней, – сказал Нэш, – и вы не знаете, что с ними делать?

– Ошибаетесь, – сказал Флауэр. – Мы отлично знаем, что с ними делать. Не так ли, Вилли?

– Совершенно верно, – сказал Стоун, неожиданно просияв счастливой улыбкой. – Мы сложим из них стену.

– Не стену, а памятник, – уточнил Флауэр. – Памятник в виде стены.

– Потрясающе, – сказал Поцци, почти не скрывая презрения. – Просто не терпится на него посмотреть.

– Да, – сказал Флауэр, не уловивший насмешливой ноты, – это была, с вашего позволения, гениальная мысль. Мы не будем восстанавливать замок, мы создадим настоящее произведение искусства. На мой взгляд, стена – на свете нет ничего более прекрасного и загадочного, чем стена. Я уже так и вижу: вон она, поднимается в поле гигантской преградой течению времени. Она будет памятником стене, джентльмены, станет симфонией камня, воскресшего из мертвых, станет гимном, ежедневным гимном прошлому, которое всегда с нами.

– Стена Плача, – сказал Нэш.

– Именно, – сказал Флауэр, – Стена Плача. Десять тысяч камней. Почти миллион стоунов. [1]1
  Стоун – 14 фунтов (6,35 кг).


[Закрыть]

– Кто же их будет укладывать, Билл? – спросил Поцци. – Если нужен хороший подрядчик, я, может, мог бы помочь. Или вы сами будете их складывать?

– Кажется, мы теперь несколько староваты для такого дела, – сказал Флауэр. – Рабочих наймет наш помощник, и он же будет осуществлять надзор. Вы с ним, кажется, уже познакомились. Его зовут Кельвин Меркс. Это тот самый человек, который встретил вас у ворот.

– Когда же вы займетесь стеной? – спросил Поцци.

– Завтра, – ответил Флауэр. – Сначала у нас другое дело – игра. Вот закончим, займемся и стеной. По правде говоря, мы настолько увлеклись подготовкой к сегодняшнему вечеру, что почти о ней забыли. Ничего, подождет, осталось недолго.

– От взяток – к взятию замка, – сказал Стоун.

– Вот именно, – сказал Флауэр. – А от разговоров – к столу. Хотите верьте, хотите нет, друзья мои, но, на мой взгляд, пора пообедать.

Нэш не знал, что и думать. Поначалу хозяева дома показались ему странноватой, но вполне симпатичной парой, людьми с придурью и тем не менее абсолютно безобидными, однако чем дольше он за ними наблюдал, тем понимал все меньше и меньше. Славный, маленький Стоун, тихий и незаметный, оказался, например, создателем странной тоталитарной модели. Его Город был, безусловно, красивый, удивительный и восхитительный, однако за всей изящной игрой в нем чувствовалась логика, извращенная не в меньшей степени, чем у вуду, дух насилия, мщения и жестокости. С Флауэром тоже все было не так просто. Только что он говорил будто бы совершенно разумные вещи, а через минуту нес полный бред, словно сбежал из психушки. Безусловно, с ними он был сама любезность, однако во всей его оживленной болтовне, с преувеличенными восторгами и подробностями, чувствовалось понуждение, словно он за ней прятался, словно боялся, что если вдруг замолчит, то с лица упадет маска. Кого бы они тогда увидели? Нэш никак не мог сообразить, в чем дело, однако твердо знал, что ему здесь становится все больше не по себе. Как бы то ни было, подумал он, здесь нужно держать ухо востро, и решил быть с ними поосторожнее.

Обед превратился в дешевый фарс, в идиотский спектакль, так что под конец Нэш едва не отказался от своих подозрений, почти согласившись с Поцци: это парочка клоунов, выживших из ума, впавших в детство, и незачем их принимать всерьез. Когда они возвратились из восточного крыла в столовую, огромный стол орехового дерева уже был накрыт на четверых. Флауэр и Стоун заняли свои обычные места, друг напротив друга, и Нэша с Поцци тоже усадили друг напротив друга. Первый раз Нэш изумился, увидев под тарелкой свою салфетку. Виниловую салфетку – они были в моде годах, кажется, в пятидесятых – с фотографией старого ковбоя Хопалонга Кэссиди, главной звезды всех когдатошних детских утренников. Первой мыслью Нэша было, что это случайность, кич, забавная шутка, однако когда принесли обед, то и обед оказался будто бы предназначен для гостей лет шести: гамбургеры, кока-кола с пластиковыми соломинками, чипсы, кукуруза в початках и кетчуп в красном диспенсере, похожем на помидор. Стол выглядел точно так, как в детстве, как на дне рождения – на чьем, он уже не помнил, – не хватало только бумажных шляп и свистулек. Нэш смотрел на Луизу, чернокожую горничную, которая накрывала на стол, в надежде увидеть в ее лице хоть малейший намек, позволивший бы все принять за шутку, однако та делала свое дело без улыбки, серьезно, будто в четырехзвездочном ресторане. Ко всему прочему, Флауэр, прежде чем приступить к еде, заткнул себе за ворот бумажную салфетку (вероятно, чтобы не заляпать белый костюм), а увидев, как Стоун отложил надкушенный гамбургер, грудью налег на стол и, светясь от счастья, спросил, нельзя ли его доесть. Стоун с радостью согласился и передал – но не подвинул тарелку, а взял рукой гамбургер и отдал Поцци, чтобы тот передал дальше Флауэру. Лицо у Поцци стало такое, будто он готов был запустить его в толстяка, заорав, следя за полетом булки, что-то вроде «проверка реакции!». К десерту Луиза поставила на стол четыре блюдца с малиновым желе, украшенным взбитыми сливками и вишенками «мараскино».

Самым странным в этом обеде было то, что никто из хозяев ничего о нем не сказал. Никто не извинился, ни словом не объяснил странностей меню, и оба вели себя так, будто это был самый нормальный, обыкновенный обед для нормальных взрослых людей. Только раз Флауэр вскользь бросил, что по понедельникам у них всегда гамбургеры, но на том объяснения и закончились. Беседа однако не умолкала, как и раньше (точнее, не умолкал Флауэр, остальные сидели и слушали), и под конец, когда догрызали последние чипсы, снова вернулась к карточным играм. Флауэр принялся перечислять, почему он любит покер: ощущение риска, поединок умов, безупречная честность, – в этой части Поцци, кажется, наконец начал слушать. Нэш сидел молча, поскольку ему на этот предмет нечего было добавить. После обеда все четверо встали из-за стола. Флауэр спросил, не желает ли кто-нибудь выпить, Нэш и Поцци отказались, и тут Стоун, потирая руки, сказал:

– Тогда, может быть, перейдем в другую комнату, разобьем колоду?

Так и началась их игра.

5

Они сели играть в той же комнате, где им подавали чай. Между диваном и окнами установили большой раскладной стол, и, глядя на его гладкую деревянную плоскость, на пустые, приготовленные стулья, Нэш наконец всерьез подумал о том, что собирается сделать. Впервые за все эти дни он осознал, что происходит, и от этой мысли похолодел, а в виске неистово запульсировала жилка. Он поставит здесь на кон жизнь, подумал он, и от ощущения риска, безумного, сумасшедшего риска, его обдало волной страха.

Флауэр и Стоун совершали все подготовительные процедуры сосредоточенно, почти угрюмо, и, наблюдая за тем, как они пересчитывают фишки, проверяют запечатанные колоды, Нэш понял, что здесь ничего не получится просто, что победа Поцци вовсе не предрешена. Поцци на минуту вышел к машине забрать «Мальборо» и вернулся, уже нервно и часто попыхивая сигаретой. В ее дыму только что стоявшая тут праздничная атмосфера будто бы растворилась, и вся комната вдруг замерла в напряженном ожидании. Нэш предпочел бы и сам играть более активную роль, однако уговор у них с Поцци был однозначный: едва распечатают первую колоду, Нэш должен будет отправиться за боковую линию, с этой минуты он может только смотреть и ждать.

Флауэр отошел в дальний угол комнаты, отпер сейф в стене за бильярдным столом и попросил Нэша с Поцци подойти поближе.

– Убедитесь сами, джентльмены, – сказал он, – сейф пустой. По-моему, вполне подходящее место для банка. Берите фишки и кладите деньги. После игры откроем, и каждый возьмет свое. У кого-нибудь есть возражения? – Возражений ни у кого не было, и Флауэр продолжал. – В интересах справедливости, – сказал он, – предлагаю риск на равных. Так мы уравняем шансы, и мы с Вилли, поскольку играем не ради денег, согласны положить сюда любую предложенную вами сумму. Слово за вами, мистер Нэш. Какова ваша субсидия брату?

– Десять тысяч, – сказал Нэш. – Если не возражаете, я хотел бы все сразу положить в банк.

– Вот и отлично, – сказал Флауэр. – Очень хорошая, круглая сумма.

Нэш, мгновение поколебавшись, сказал:

– По доллару за ваш камень.

– Действительно, – высокомерно отозвался Флауэр. – Если Джек хорошо поработает, то и вам, возможно, хватит на замок.

– Например, в Испании, – неожиданно вклинился Стоун.

Ухмыльнувшись собственной шутке, он вдруг неожиданно опустился на корточки, пошарил рукой под бильярдным столом и достал небольшой портфельчик. Так же, сидя на корточках, он расстегнул молнию и принялся доставать оттуда, швыряя на стол, одну за другой запечатанные банковские пачки, по тысяче долларов в каждой. Выложив двадцать штук, он застегнул портфель и поднялся.

– Вот, – сказал он, обращаясь к Флауэру. – Десять за тебя, десять за меня.

Флауэр спросил, не желают ли Нэш или Поцци сами проверить и убедиться, сколько тут денег, и Нэш немало удивился, когда Поцци ответил «да». Поцци принялся старательно пересчитывать, а Нэш тем временем извлек из бумажника двадцать тысячедолларовых купюр и аккуратно, одну за другой положил на бильярдный стол. Рано утром он съездил в Нью-Йорк в свой банк, где обменял на них свои сотенные. Отнюдь не ради удобства, а чтобы не краснеть перед посторонними за обтрепанные пачки, отдавая себе отчет в том, как это выглядело бы в чужих глазах. В банке Нэш, теоретически достаточно ясно понимая, что делает, наблюдал едва ли не с научным любопытством за тем, как его жизнь вдруг вся уместилась в двадцать листочков бумаги. Разумеется, он кое-что оставил на всякий случай, но, в конце концов, что такое двадцать три сотни? Эти деньги Нэш не стал обменивать, а разложил на два скромных конверта и спрятал оба в нагрудный карман. На тот момент это было все, что у него осталось: двадцать три сотенные купюры и кучка пластмассовых фишек. Если фишки уйдут, долго он не протянет. Можно их растянуть на месяц, а потом не на что будет сходить в сортир.

Флауэр, Стоун и Поцци после кратких переговоров договорились о правилах. Играть по семь карт, без джокеров, в открытую – по-взрослому, как выразился Поцци. Если Поцци быстро их обыграет, то Флауэру со Стоуном разрешается доложить в банк максимум еще по десять тысяч. За раз больше пяти сотен не ставить и играть до тех пор, пока у одного из игроков не закончатся фишки. Если же все продержатся до конца, то остановятся ровно через двадцать четыре часа, без возражений. Договорившись, все трое пожали друг другу руки, точно как дипломаты, только что подписавшие мирный договор, и направились к бильярдному столу разбирать фишки.

Нэш поставил свой стул позади справа от Поцци. Флауэр и Стоун ничего ему не сказали, однако Нэш и сам прекрасно понимал, что было бы дурным тоном во время игры разгуливать по комнате. В конечном итоге он тут тоже заинтересованная сторона, и потому лучше не будить ничьих подозрений. Если бы он случайно зашел туда, откуда мог бы увидеть их карты, те могли бы решить, будто они мошенничают, и, если Нэш, например, потом почесал бы висок, кашлянул или мигнул, принять это за условный знак. У мошенников способов миллион. Они все об этом знали, потому никто не стал его даже предупреждать.

Первые три взятки прошли без сюрпризов. Играли осторожно, примериваясь друг к другу, точно боксеры, которые в первых раундах только кружат по рингу, проводя разведку джебами и прямыми в голову. Флауэр закурил новую сигару, Стоун сунул в рот еще один пластик «Даблминта», Поцци не выпускал из левой руки зажженную сигарету. Все трое сосредоточились и молчали, и Нэш, не ожидавший этого, в конце концов пришел в недоумение. У него покер всегда ассоциировался с шумом, гамом, с непринужденной болтовней, скабрезными шутками, дружелюбными подначками, но эти трое сели явно не развлекаться, и Нэш, довольно скоро уловив накалявшуюся атмосферу, понял, что в этой комнате борьба пойдет всерьез. Звуки все для него вдруг исчезли, будто на свете остались только шуршание карт в колоде, шарканье фишек и сухие, короткие объявления ставок. Вскоре и Нэш начал потаскивать из пачки, лежавшей рядом с Поцци, – курил он автоматически, не отдавая себе отчета в том, что взял в руки сигарету в первый раз за пять лет.

Нэш ожидал увидеть блицкриг, избиение младенцев, однако прошло два часа, а Поцци только остался при своих, и если что-то и выиграл, то самую малость. Раз за разом он был вынужден пасовать после первого или второго круга, карта не шла до того, что временами он даже оборачивал это в свою пользу, решаясь на блеф, но блефовал он редко, не желая испытывать судьбу. К счастью, их потери были невелики – в начале игры ставили по пятьдесят, поднимали до двух сотен, не больше, на большее не решались. Никаких признаков паники Поцци не проявлял. Потому не беспокоился и Нэш и, через какое-то время заметив первые результаты, поверил в правильность той терпеливой тактики, которую выбрал Поцци. Тем не менее мысли о легкой победе пришлось выбросить из головы, чем Нэш был несколько разочарован. Игра будет нелегкой и долгой – он уже это понял, – а Флауэр и Стоун теперь оказались вовсе не те, что месяц назад, когда Поцци их увидел в Атлантик-Сити. Вполне возможно, им так помогли уроки, взятые у Сида. Но так же возможно, они отличные игроки и в прошлый раз просто-напросто провели Поцци, чтобы его заманить. Вторая гипотеза показалась Нэшу куда более неприятной, чем первая.

Через некоторое время дела у них пошли лучше. Часов около одиннадцати Поцци, которому наконец пришли тузы и дамы, поднял ставку, взял сразу три тысячи и начиная с этого момента заиграл так легко и уверенно, забирая по три взятки с четырех раздач, что за час хорошо оторвался, а противники его тем временем все больше скисали, словно воля их надломилась, не выдерживая напора. В полночь Флауэр прикупил фишек на десять тысяч, через пятнадцать минут Стоун добавил себе на пять. Комната утопала в дыму, и Флауэр толкнул с места окно, впустив к ним ночные звуки, и Нэш вздрогнул от неожиданности, когда услышал сверчков, которые пели в траве. К тому времени Поцци уже добыл им двадцать семь тысяч, и в первый раз за ту ночь Нэш позволил себе отвлечься от игры, решив, что его внимание теперь никому не нужно. Теперь все было под контролем, и потому можно было себе позволить немного передохнуть и слегка помечтать о будущем. В самый неподходящий момент (как он оценил это позже) Нэш принялся рисовать себе даже, как переедет теперь в Миннесоту и купит себе дом. Цены в тех штатах низкие, и на первый взнос ему хватит. Наконец он уговорит Донну, и они снова заживут вместе с Джульеттой, а потом он, быть может, через старых бостонских знакомых устроится в Нортфилде пожарным. Цвет пожарных машин в Миннесоте светло-зеленый, вспомнил Нэш и нашел себе новое развлечение: начал перебирать, что там у них на Среднем Западе не так, а что как у всех.

В час ночи распечатали новую колоду, и Нэш, воспользовавшись паузой, извинился и вышел в туалет. Он действительно намеревался сразу вернуться, однако, выйдя из ванной в полутемный коридор, вдруг невольно отметил, до чего приятно ходить. После стольких часов сидения ноги затекли, и Нэш решил, коли он уже все равно отошел от стола, немного размяться. Несмотря на усталость, он был счастлив, взволнован, и сейчас ему не хотелось идти назад. Натыкаясь на дверные косяки и на мебель, он на ощупь прошел через темные, неосвещенные комнаты, по которым перед обедом их вел Флауэр, и оказался в вестибюле. Наверху над лестницей горела одна лампа, и, взглянув на нее, Нэш неожиданно вспомнил про восточное крыло и мастерскую Стоуна. Он заколебался, не решаясь идти без спроса, но желание еще раз увидеть Город взяло верх. Плюнув на угрызения, он взялся за перила и широким шагом, перемахивая через ступеньку, отправился на второй этаж.

Он провел в мастерской почти час, рассматривая Город так, как не удалось в первый раз – без необходимости отдавать дань вежливости, без утомительных комментариев Флауэра. Теперь можно было спокойно погрузиться в детали, медленно переходить от одной части к другой, изучать миниатюрные здания, их изыски и цветовую гамму, разглядывать крохотные, в один дюйм, фигурки с на редкость живыми, иногда странными лицами. Теперь он разглядел мелочи, ускользнувшие от него в прошлый раз, отметив в них озорную фантазию: перед Дворцом правосудия собака задрала ногу на пожарный гидрант; в маршировавшей по улице колонне из двадцати мужчин и женщин все были в очках; в переулке грабитель в маске поскользнулся на банановой кожуре. Но забавные мелочи лишь усиливали зловещий характер других деталей, и вскоре Нэш обнаружил, что глаза будто сами собой все чаше обращаются к тюрьме. На спортивной площадке возле тюрьмы играли в баскетбол, в углу несколько человек болтали, читали, и вдруг Нэш почти с ужасом заметил по другую сторону стены человечка с завязанными глазами, которого собирались расстреливать. Что это было, зачем? Что такого может сделать человек, за что бы приговорили к расстрелу? В этом Городе, на первый взгляд теплом, сентиментальном, на самом деле надо всем довлел страх, и среди бела дня по улицам текли его темные, невидимые потоки. Здесь неизбежность наказания будто висела в воздухе – словно Город был в состоянии постоянной войны с самим собой, стремясь одолеть врагов прежде, чем придет пророк, возвещая о явлении мстительного, кровожадного Бога.

Нэш, собираясь уже уходить, поднял руку, чтобы выключить свет, как вдруг неожиданно развернулся и снова вернулся к макету. Он нашел место, где Флауэр и Стоун стояли на углу возле кондитерского магазина (обнимая друг друга за плечи и сосредоточенно глядя на лотерейный билет), и, прекрасно понимая, что делает, но не испытывая ни вины, ни угрызений совести, взялся двумя пальцами, указательным и большим, за ноги – там, где они были прикреплены к платформе, и слегка дернул. Фигурки оказались приклеены крепко, и он дернул еще раз, сильнее и резче. Послышался тихий треск, и через секунду деревянные человечки оказались у Нэша в руке. Взглянув на них мельком, он положил их в карман. Первый раз в жизни со времен раннего детства Нэш что-то украл. Он не понимал, зачем это сделал, но меньше всего на свете сейчас хотел разбираться в причинах. Не важно какие, но они есть, и он сделал то, что необходимо. Это он знал так же точно, как то, что его зовут Джим Нэш.

Нэш вернулся и сел на свое место, когда Стоун перемешивал карты перед новой раздачей. На часах было начало третьего, и одного взгляда на стол Нэшу хватило, чтобы понять, что за время его отсутствия разыгралось настоящее побоище и все переменилось. Горка фишек у Поцци стала на треть меньше, и если Нэш подсчитал правильно, то они опять были в лучшем случае при том же, с чего начали. Нэш не поверил глазам. Поцци так хорошо шел наверх, оставалось совсем немного, а теперь, похоже, его здорово обошли и, того и гляди, раздавят. Нэш не мог понять, что случилось.

– Где ты, блин, ошивался? – с едва сдерживаемой яростью прошипел Поцци.

– Уснул на диване в гостиной, – солгал Нэш. – Совершенно случайно. Я очень устал.

– Черт бы тебя побрал. Взял и ушел – ничего лучше не придумал? Все, зараза, испортил. Как только ты вышел, так тут все и началось.

В их диалог вклинился Флауэр, слишком довольный собой, чтобы тут промолчать.

– Мы взяли хорошие взятки, – сказал он, пытаясь скрыть злорадство. – Твой братец поднял на «полном доме», а к Вилли пришли четыре шестерки! А потом еще, через пару раздач, была просто комедия, просто писк. К братцу твоему пришли три вальта, а ко мне – три короля. Вы, молодой человек, пропустили потрясающее зрелище. Н-да, покер игра серьезная.

Как ни странно, такой поворот событий ничуть не встревожил Нэша. Более того – он приободрился и, глядя на мрачное, растерянное лицо Поцци, едва не развеселился, как будто именно этого и ждал, именно это и было ему нужно.

– Не пора ли моему братцу сделать ставку на дозаправку? – сказал он, улыбнувшись случайному каламбуру. Сунув руку в карман пиджака, он достал два конверта. – Не прикупить ли и нам фишек, Джек? Здесь немного, но, по крайней мере, будет с чем развернуться.

Поцци знал, что это последние деньги, и брать не решался.

– У меня тут еще есть кое-что, – сказал он. – Хватит на несколько раз, а там посмотрим.

– Не беспокойся, Джек, – сказал Нэш. – Бери деньги. Поднимут тебе настроение, и все будет хорошо. Отстал немного – ну что ж, ты еще себя покажешь. Ничего, бывает.

Однако показать себя Поцци больше не удалось. Ему так и не повезло, не помогли и новые фишки. Иногда он кое-что брал, но победы были ничтожные, проигрыш рос, и он, отчаявшись наверстать разрыв, едва видел приличную карту, чересчур увеличивал ставку и тут же снова проигрывал. К рассвету у него осталась тысяча восемьсот долларов. Нервы у Поцци сдали, и Нэшу, который до сих пор тешил себя надеждами, нужно было бы только посмотреть на дрожавшие руки партнера, чтобы понять, что их время прошло. За окном начали петь птицы, в комнату проникли первые лучи солнца, а Поцци, бледный, с запавшими глазами, был похож на тень. Из веселого, бойкого парня он на глазах превращался в покойника.

Однако комедия еще не закончилась. При следующей сдаче к Поцци пришло два короля закрытых, червовый туз, потом еще один король – тоже червовый, – и тогда Нэшу снова показалось, что ветер вот-вот переменится. Однако ставки на сей раз были слишком высокие, а у Поцци осталось всего триста долларов, с которыми он не дотягивал и до шестой карты. Флауэр и Стоун явно собирались закончить игру: ресурсы у Нэша и Поцци были исчерпаны. Ни секунды не думая, Нэш поднялся и сказал, обращаясь к Флауэру:

– У меня есть предложение.

– Предложение? – сказал Флауэр. – Вы о чем?

– У нас вот-вот закончатся фишки?

– Ясно. Тогда вперед, прикупите.

– Прикупили бы, но наличные у нас уже закончились.

– Тогда, значит, игра закончена. Если Джеку не на что делать ставки, пора подвести итог. Как мы и условились в самом начале.

– Я помню о правилах. Но у меня, кроме наличных, есть еще кое-что.

– Пожалуйста, мистер Нэш, мы не играем на честное слово. Мы слишком мало знакомы, чтобы открыть вам кредит.

– Мне не нужен кредит. Я хочу сыграть на свою машину.

– На вашу машину? А какая у вас машина? Старый подержанный «шевроле»?

– Нет, машина хорошая, в состоянии идеальном. «Сааб» прошлого года выпуска.

– И что прикажете делать с ним? У нас с Вилли и так в гараже три машины. Нам не нужна четвертая.

– Машину можно продать. Подарить. Какая разница, в конце концов? Больше у меня ничего нет. Если вы отказываетесь, тогда закончим. Но зачем, если еще можно сыграть?

– Сколько, по-вашему, может стоить ваша машина?

– Не знаю. Я ее купил за шестнадцать тысяч. Сейчас, наверное, за нее дали бы тысяч минимум восемь или даже десять.

– Десять тысяч долларов за подержанную машину? Больше трех не дам.

– Это слишком! Пойдите сначала, посмотрите на нее.

– Я держу карты и не хочу отвлекаться.

– Тогда давайте сговоримся на восьми, и по рукам.

– Пять. Мой окончательный ответ. Пять тысяч долларов.

– Семь.

– Нет, пять. Хотите – продавайте, хотите – нет, машина ваша, мистер Нэш.

– Договорились. Пять тысяч за «сааб». Вы не переживайте. В конце, когда мы выиграем, мы их вам вернем. Не будем навязывать вам ненужную вещь.

– Посмотрим. А пока отсчитывайте себе фишки и вперед. Терпеть не могу перерывов. Портят все удовольствие.

Таким образом Поцци получил еще одно экстренное вливание, однако без всяких гарантий, что в результате выживет. Наверное, справится с кризисом, но более отдаленные перспективы были покрыты мраком, в лучшем случае – туманом. Нэш сидел довольный и гордый тем, что сделал все, что в его силах. Однако последний резерв был исчерпан, и об этом он тоже думал. Да, он зашел дальше, чем намеревался, зашел даже дальше некуда, но все-таки, может быть, он рисковал не напрасно.

Поцци держал на руках двух королей закрытых, червового короля и червового туза. У Флауэра из четырех карт одна была шестерка бубей, вторая – семерка треф, похоже на стрит, слабоватый против трех королей. Но кроме Флауэра еще был Стоун. У Стоуна были две восьмерки, и он уверенно продолжал поднимать – сначала триста, потом четыреста. Нэш гадал, что у него в закрытых. Может быть, еще одна пара, может быть, даже еще две восьмерки. Нэш отчаянно хотел, чтобы к Поцци пришел четвертый король, но так, чтобы или закрытым, или в последнем круге. А сейчас, думал Нэш, пусть он возьмет две червы. Лучше бы сначала пришли червовая дама и червовый валет. Пусть они думают, что он ставит последние фишки на обыкновенный стрит – а потом раз, он выложит четырех королей.

Стоун сдавал пятую карту. Флауэр получил пятерку пик, Поцци – еще одну черву. Не валета, не даму, но тоже хорошую карту: восьмерку червей. Поцци может сыграть теперь флэш, а уж Стоун точно не получит четвертой восьмерки. Себе Стоун сдал тройку треф, и тут Поцци повернулся к Нэшу и первый раз за последние несколько часов улыбнулся. Неожиданно снова им блеснул лучик надежды.

Однако, несмотря на тройку, Стоун поднял ставку до предела, до пятисот долларов. Нэш задумался, но потом решил, что Стоун просто блефует. Он всего лишь давит на психику, и с таким перевесом это можно себе позволить. Флауэр – возможно, со стритом – ставку принял, Поцци посмотрел на него и удвоил, но и Стоун, и Флауэр оба согласились продолжить.

В шестой сдаче Флауэр получил бубнового валета и не смог скрыть разочарования, когда Стоун перевернул карту. Нэш догадался, что стрит не вышел. К Поцци пришла тройка червей – пришла будто бы по заказу. Но когда Стоун сдал себе девятку пик, Нэш заволновался. Стоун опять поднял ставку, Флауэр спасовал, но шансы у них были и даже выросли, потому что, кажется, получался стрит флэш.

Стоун и Поцци продолжали торг. Под конец у Поцци осталось всего полторы тысячи. Нэш-то думал, что, заложив машину, он купил по крайней мере час или два, но они торговались до того горячо, что деньги испарились за один круг. Если им сейчас повезет, Поцци начнет выигрывать, и теперь, как казалось Нэшу, его будет не остановить. Им должно повезти. Если не повезет, это будет конец.

Нэш понимал, что глупо надеяться на четвертого короля. Вероятность была слишком мала. Однако Стоун уже наверняка догадался про флэш. Четыре открытые червы у Поцци говорили сами за себя, а так как поднимал он ставки почти без фишек, то о блефе не могло быть и речи. Но даже если за последнюю сдачу не придет ничего путного, три короля тоже не шутка. У него хорошие карты, думал про себя Нэш, хорошие, крепкие карты, и, если судить по тому, что он видит на столе, шансов у Стоуна почти нет.

К Поцци пришла четверка треф. Как ни уговаривал себя Нэш, что этого следовало ожидать, он все же немного сник. Пусть бы это был не король, но хоть еще одно симпатичное красненькое сердечко. Что-то сердце подвело,сказал он себе, не уверенный, что сказал это в шутку, и тут Стоун сдал себе последнюю карту, и они приготовились открывать.

Остальное закончилось быстро. Стоун, с двумя восьмерками, поднял ставку еще на пятьсот. Поцци, глядя на Стоуна, принял и тоже поднял на пятьсот. Стоун, глядя на Поцци, поколебался секунду-другую, держа в руке фишку, и, щелкнув ею о стол, объявил еще пятьсот. Поцци, у которого осталось всего пятьсот, сгреб свои фишки на середину стола и сказал:

– Ладно, Вилли. Давай-ка посмотрим, что там у тебя.

Лицо у Стоуна было непроницаемо. Одну за одной он перевернул три закрытые карты, но сразу, глядя на них, было не понять, выиграл он или нет.

– Сначала пришли две восьмерки, – сказал он. – Потом вот эта десятка, – он открыл четвертую карту, – потом еще одна десятка, – он открыл пятую, – а потом третья восьмерка, – сказал он и открыл последнюю, седьмую карту.

– «Полный дом!» – взревел Флауэр, грохнув кулаком по столу. – Чем отвечаешь, Джек?

– Ничем, – сказал Поцци, даже не потрудившись показать карты. – Ваша взяла. – Он сидел, тупо уставившись в стол, переваривая, что случилось. Через пару минут, собравшись с духом, он повернулся к Нэшу: – Ну что, старший братец, – сказал он ему, – похоже, пора нам сваливать.

На лице у него при этом отразилось такое смятение, что Нэшу его стало жалко. Как ни странно, он больше жалел своего незадачливого партнера, чем себя. Сам он потерял все, что у него было, но ничего не чувствовал, кроме этой жалости к Поцци.

Нэш дружелюбно похлопал его по плечу, и тут Флауэр расхохотался.

– Надеюсь, парни, у вас удобные башмаки, – сказал он. – До Нью-Йорка отсюда миль восемьдесят – девяносто.

– Заткнись, толстый, – сказал Поцци, наконец не обязанный соблюдать правила вежливости. – Договоримся, что мы должны тебе пять кусков. Дадим тебе расписку, ты нам дашь машину и получишь свои деньги через неделю.

Нисколько не обидевшись, Флауэр снова расхохотался.

– Ну нет, – сказал он. – Мы с мистером Нэшем договаривались иначе. Машина теперь моя. Если другой у вас нет, придется топать пешком. У нас принято соблюдать договор.

– Какого хрена ты выпендриваешься? – сказал Поцци. – Бери расписку. В покере так принято у всех, рожа ты жирная.

– Я говорил это раньше, – сказал Флауэр, – и повторю еще раз. Никаких кредитов. Нужно быть полным идиотом, чтобы поверить парочке вроде вас. Как только вы сядете за руль, про денежки можно будет забыть.

– Хорошо, хорошо, – сказал Нэш, лихорадочно пытаясь найти выход. – Может быть, разыграем по карте? Если я выиграю, машина наша. Всего один раз. Сдадим по одной, и все.

– Нет проблем, – сказал Флауэр. – Но что, если вы проиграете?

– Останусь вам должен десять тысяч, – сказал Нэш.

– Хорошенько подумайте, друг мой, – сказал Флауэр. – Эта ночь явно не ваша. Зачем нарываться?

– Затем, что, чтобы отсюда выбраться, нам нужна машина, козел, – сказал Поцци.

– Нет проблем, – повторил Флауэр. – Только помните, я вас предупредил.

– Давай, Джек, сдавай, – сказал Нэш. – Сначала для мистера Флауэра. Уступим ему дорогу.