Текст книги "Ш-ш-а..."
Автор книги: Пол А. Тот
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
17
Не хочется признаваться, но этот кусок белого… я хочу сказать, леди из мотеля оказалась права насчет агентства по трудоустройству. Мне ничем не сумели помочь, потому что я не постоянный житель. Отправили к доске объявлений, но и там не нашлось ничего подходящего.
Поэтому я поплелся обратно в мотель. Хозяйка при виде меня головой покачала. Неужели каждый должен постоянно высказывать неодобрение: ц-ц-ц, о-о-ох, бу-бу-бу, ш-ш-а?
– Вам три раза звонили, – сказала она.
– Три раза? Леди по имени Мисси?
– Сказали, что Мисси, только, если желаете знать мое мнение, голос больше похож на мужской.
– Номер записали?
– Вот, – сказала она, вытаскивая из кармана бумажку. – Только не берите в голову, черт побери, будто я вам какая-нибудь секретарша.
Я пошел с бумажкой к телефону, набрал номер. Ответил какой-то тип.
– Мисси дома?
– Мисси? – переспросил он. – Я и естьМисси.
– Ну конечно.
– Могу сказать, где твоя мама. Я с ней был прошлой ночью. Сейчас у меня на голове ее трусики.
На фоне слышался хохот его приятелей.
– Вот как? Послушайте: «Не потешайтесь и не подтрунивайте над серьезными предметами. Воздерживайтесь от язвительных колких насмешек, а высказав остроумное и любезное окружающим замечание, сами над ним не смейтесь».
– Мне понравилась ухмыляющаяся мордашка в объявлении. Симпатичнее твоей мамаши.
– Очень умно отвечать на чужие объявления. Вы что, целый день докучаете людям?
– Дурацкое твое объявление. Поэтому я и звоню. Просто чтобы назвать тебя дураком.
– «Не укоряйте мужчину, совершающего посильное, – прочел я, – даже если он не вполне преуспел».
– Ты будешь меня учить, что делать?
– Может быть, я; может быть, Рей Стиль; может быть, Джордж Вашингтон. Если это Рей Стиль, лучше побереги свою задницу.
– Что еще за чертовщина?
– Может, заглянешь за разъяснением в мотель «Колфакс»?
– Пожалуй, так и сделаю.
– Годится. Сам притащишь сюда свою задницу, Рей Стиль будет отплясывать на ней кругами. Живо тебя целиком запихает в нее.
– Этот самый Рей Стиль тебе родственник? Мне все семейство придется лупить?
– Ну конечно, мы родственники. В своем роде братья. Близнецы-братья. Я хороший, он плохой.
– Скоро буду, – сказал парень. – Жди на месте, чокнутая задница. Дай полчаса, и я стукну в дверь.
Возвращаясь в номер, думаю: надо было, наверное, держать язык за зубами, просто-напросто повесить трубку, вместе того чтобы впутываться в дальнейшие неприятности. Но уже слишком поздно. Делать нечего, кроме как попытаться привлечь Рея Стиля. А как вызвать мертвого человека?
Я вошел, запер дверь.
– Ну, Рей Стиль, судя по твоим рассуждениям, ты все знаешь, поэтому, может, придешь сюда прямо сейчас? Парень вроде тебя, который думает, будто все знает, ругает и проклинает всех и каждого, должен уметь драться. Я точно не умею. Поэтому иди сюда сейчас же. Кончай трепаться с мамой, духами, чертями и кого ты там еще встретил. Дело важное. Остальное может подождать. Мама в ближайшее время никуда не денется, правда? Мне чертовски хорошо известно, что она останется там, где находится, и ей абсолютно нечего сказать Рею Стилю. Рей Стиль никакому дерьму не верит. И скажу тебе еще кое-что. Я хочу применить к тому парню карате, и дзюдо, и любую другую хреновину. Собираюсь сломать ему руки напополам, а ноги завязать вокруг шеи. Собираюсь скатать его в шар и прокатить по «Колфаксу». Собираюсь выдавить глаза…
Стиль неожиданно нарисовался в углу. С ухмылкой изобразил, будто снимает шляпу, и исчез во мне.
Спасибо тебе, Рей Стиль.
Раздался стук в дверь. Всего лишь хозяйка мотеля.
– С кем это ты разговариваешь, черт побери? – спросила она. – Слышно по всему коридору до самого вестибюля.
– Не сказал ни слова, будь я проклят.
– Мне твой тон не нравится.
– Самый обычный тон.
– Я знаю, что говорю. Мне не нравится твое поведение, умная задница.
– Ну, поведение хитрая штука. Сегодня ты одно, завтра – что-то другое. Боюсь, вы неправильно меня поняли. Видите ли, если я стараюсь почти постоянно быть вежливым, это не означает, что я вежливый двадцать четыре часа в сутки.
– Некогда мне стоять тут, с тобой разговаривать.
– Зачем тогда стоите? Это ведь выпостучали в моюдверь.
– Это не вашадверь, мистер. Это моядверь.
– Ну так заберите свою распроклятую дверь.
Если хотите, сам сниму ее с петель.
– Предлагаю вам найти другое жилье.
– Спасибо за предложение, мне здесь нравится.
– Наплевать, нравится или не нравится. Мнене нравится.
– Тут я ничем помочь не могу. Я мало кого из людей понимаю, а вас совсем не понимаю. Даже не знаю, о чем вы толкуете, хоть стараюсь понять. Вам не нравится? Мне очень жаль.
В уголках ее губ выступила белая пена.
– Я хочу, чтоб ты убрался отсюда.
– Нынешний день оплачен.
– Черт побери, я сейчас в самом деле…
В коридоре появился парень, ростом и объемом втрое больше меня, надвигаясь, как робот, дымящимися квадратными плечами.
– Хочешь кусочек? – спросил он.
Я сдвинул женщину с дороги.
– Кусочек чего?
– Сам знаешь.
– Ребята, если собираетесь драться, идите на улицу.
– Пошли, – сказал парень. – Не хочу устраивать беспорядок в симпатичном доме.
Я пошел за ним следом на улицу. Не зная зачем. Не зная, что делаю. Представление разворачивалось автоматически, без моего утверждения.
– Сейчас отшибу тебе задницу, – сказал парень.
– Взгрей его хорошенько, – крикнула женщина. – Как следует надери задницу.
– Спасибо, – сказал я, соображая, что снова стал Реем Правильным.
– Я не с тобой разговариваю, – прокричала она.
– Обожди, – сказал я парню. – Я еще не приготовился.
– Не приготовился? Сам виноват. Ну, давай покончим с делом.
– Ты же мне позвонил. Ты все это начал.
– Правильно. Но ведь ты дал в газету дурацкое объявление, а не я.
– Ну и что? Какое тебе дело? Я просто пытаюсь найти свою тетю.
Мы вышли на автомобильную стоянку. За десять секунд собралась вопившая, хлопавшая толпа, включая хозяйку мотеля, которая свистела, бранилась, приказывала парню хорошенько надрать мне задницу.
Тут я вспомнил, что всегда говорила Мисси.
Занес ногу, нацелился прямо в мошонку, но он ее поймал и дернул. Я очутился в ловушке на гравии и стекле.
– Правильно! – орала женщина. – Если он так собирается драться, дай ему по яйцам!
Так он и сделал. Я получил два удара по яйцам и еще два в желудок. Потом он схватил меня за рубашку и вздернул, порвав воротник. Стукнул по разу в оба глаза. Я полетел на тротуар, вспоминая при падении, что глаза приобрели нормальный вид всего пару дней назад.
– От этого типа одни неприятности, – сказала женщина. – Хочешь прикончить его, так прикончи. Если явятся копы, я ничего не видела.
– Ты кто, слабоумный брокер? – спросил меня парень. – Почему так одет?
– Меня зовут Рей. Рей…
– Крупная шишка?
– Рей – это мое имя.
– Ты стоишь у меня на пути, Рей.
Я перекатился, освобождая место.
– Проходите, пожалуйста. Я хочу сказать…
– Слушай, Рей, – сказал он, опустился на колени, схватил меня за руку. – Тебе нужен новый костюм. Может, Рей Стиль купит.
– Нет, Рей Правильный. Рей Стиль…
– Никогда со мной больше не заговаривай, – сказал он. – Если увидишь, сверни в другую сторону. И душ прими, черт побери. Воняешь, как мокрая собака.
И пошел по улице, приветствуя растопыренной пятерней разнообразных зевак.
– Утром съедешь, – сказала мне хозяйка мотеля. – Или я вызову копов. И, – прокричала она вслед избившему меня парню, – спасиботебе. Чертовски замечательный молодой человек.
– Всегда пожалуйста.
Тогда она сказала:
– Стой, стой, стой. Прошу тебя вернуться.
Я по-прежнему лежал среди чужих людей, глазевших и усмехавшихся надо мной, как над излюбленным телешоу.
– Видишь, книжка торчит у него из кармана? – сказала она. – Вытащи и уничтожь.
– Вот так вот? – спросил он, разрывая книгу в клочья.
Обрывки страниц посыпались бумажным водопадом вдобавок ко всем прочим дождям, вечно льющимся на меня.
18
Я снова пошел вниз. Мир поистине бездонный для Рея Стиля, Рея Правильного, Рея Пуласки и других, может быть, существующих Реев. Будь я рыбой в океане, шел бы вниз, вниз, плыл бы в никуда, хоть и не попадался бы на крючки.
Не помню, когда в последний раз смеялся, и предчувствую, что пройдет много времени, прежде чем опять засмеюсь. Осматриваю жуткий номер, напоминаю себе, как вчера еще радовался удаче, найдя пристанище. Теперь идти некуда, деньги вряд ли остались. Даже книга, на которую я полагался, возлагал надежды, пропала, исчезла, просыпалась с неба клочок за клочком.
Говорю вам, если я сегодня умру, то хочу попасть не на небо, а в такое место, где люди вроде меня, наконец, получают возможность смеяться, смеяться, смеяться. Мы смеемся не по конкретному поводу, просто от радости, что страдания кончились. Кто-то объяснит все хитрости и шутки на свете, расскажет, в чем они заключаются, и мы в конце концов поймем, над чем всегда смеялись остальные.
Теперь Мисси не сможет меня найти. Увидит объявление, позвонит в мотель, а я не получу сообщения. Даже если встретит меня на улице, не узнает через столько лет.
– Потребуется хорошая уборка, – сказала хозяйка мотеля.
– Надеюсь, на стенах и на потолке остались гряз – ные следы, – сказал я.
– Я двух кусков дерьма не дам за то, что ты имеешь в виду, болван.
Я покинул мотель. Остается одно. Зашел в магазин, купил баночку белой краски. Потом забрел в тихий переулок. Снял пиджак и начал рисовать. На левом рукаве вывел РЕЙ. На правом рукаве – ПУЛАСКИ. На спине написал Я РЕЙ ПУЛАСКИ.
Надел пиджак, направился к центру города. Не знаю, куда еще идти. В центре хоть есть скамейки, где можно посидеть и подумать. Вдобавок, если Мисси живет где-то в Денвере, то рано или поздно появится в центре. Буду ходить вокруг, патрулировать, пока она не обратит внимание на пиджак.
Поэтому я отыскал скамейку, чуть-чуть отдохнул. Многое надо обдумать, и в то же время не хочется думать ни о какой чертовщине. Люди мимо текут, налетают, спешат, не торопятся, толкаются, скользят, бегут – дети даже вприпрыжку, – кругом вперед-назад движутся яркие краски, расплываются, вспыхивают, кружатся, сияют. Беги, иди, иди, беги, забавляйся беседой, беседуй ради забавы. Все забавляются, кроме меня.
Кто это говорит, черт возьми, Рей Стиль или Рей Правильный? Уже даже понять невозможно. Я укоренился в Правильном, но знаком и со Стилем. Фактически он сейчас здесь, сидит рядом со мной, обнимает за плечи. Судя по ухмыляющейся физиономии, хорошо провел время.
– Куда же делся Правильный? – спросил он.
– Не знаю. По-моему, в данный момент я Пуласки.
– Что за хреновина? Ты же им быть не хочешь. Это еще хуже Правильного. Рей Пуласки куска дерьма не стоит. Он никто. Люди через него просто пере – ступают.
– Да? Люди побили Правильного и, по-моему, над тобой потешаются.
– Ох, Пуласки, плевал я на это ко всем чертям. Просто устраиваю для людей представления. Конечно, иногда до костей задевает, но знаешь что? Даже самая знаменитая в мире кинозвезда иногда люто себя ненавидит. Люди потешаются над кинозвездами, президентами и королями. Нечего из-за этого переживать. Если бы это меня волновало, я лишился бы грандиознейших в жизни моментов.
– Ну а мне не нравится. Не хочу быть осмеянным или побитым.
– У тебя нет особого выбора, пока не исчезнешь из этого мира. Разве не хочешь оставить след?
– Ты следа не оставил. Я, по крайней мере, не вижу.
– Никто не забывает Рея Стиля. Я единственный в своем роде.
– Я бы предпочел приспособиться.
– Приспособиться? Этого не будет. Видишь, что вышло из попытки Рея Правильного? Надо просто решить, кем ты хочешь быть – Реем Стилем, Реем Правильным или бедным старичком Реем Пуласки, который вообще никто.
– Не знаю.
– Ну, я ни к чему не пришел. – Он вдруг оглянулся. – Проклятье, сюда едет тот самый чертов коп.
И точно, приближался верховой полисмен, поэтому Стиль исчез во мне, бросив «счастливо» и хлопнув по спине.
– Так-так, – сказал коп, – снова с большим увлечением беседуем с самим собой, да?
– Нет.
– Ну, если ты сумасшедший, то лучше поглядывай за собой. Я не могу запретить тебе шляться здесь, только, если людям начнешь досаждать, буду вынужден арестовать.
– Понимаю.
– Действительно?
– Да, сэр.
– Тогда ладно. Постарайся сдержать слово.
– Но ведь я… ничего не сказал.
– Окажи себе услугу. Просто скажи «хорошо».
– Хорошо.
– Будь мне другом, и я тебе стану другом.
Судя по выражению его лица, он думал о чем-то чертовски забавном, ноя, как всегда, не понял о чем. Коп натянул поводья, и лошадь посеменила дальше, потряхивая передо мной задом. Даже проклятые лошади считают себя лучше меня.
Солнце на небе, в самой вышине. Большое дело, мать твою. Сверкающий небоскреб. Никто куска дерьма не даст. Красивая девушка, и еще одна, и еще. Они для других, только не для меня. Вполне могли бы вовсе не существовать.
Что, черт возьми, делать со временем, когда у тебя нет денег и нечего делать? Я вам скажу, что сделал. Пошел в книжный магазин, принялся рассматривать девушек в журналах. Провел там приблизитель – но полчаса, а потом подходит кассир и спрашивает:
– Сэр, вы собираетесь что-нибудь покупать?
– Это предписано каким-нибудь законом?
– Здесь не библиотека.
– Точно, черт побери. А ты не библиотекарь.
Он просто отошел. Неплохо, Стиль.
В час улицы пустеют, народ откатывается назад в небоскребы. Потом все принялись выглядывать в окна, смотреть, ждать, стараясь убить время. Какого меня они видят, глядя вниз? Я им помахал, но не могу сказать, помахали ли они в ответ.
Потом пошел вниз по Уинкуп-стрит, прямо туда, где сошел с поезда. Правильный слышит бейсбольных болельщиков на расположенном поблизости стадионе. Фанаты приветствуют Рея Стиля. По крайней мере, так он считает. Пуласки комментирует игру, вопя в неподключенный микрофон:
«Мир разворачивается в подаче и начисто расшибает голову Рею Стилю. Что-то выпорхнуло – стайка летающих светлячков. Десять тысяч светлячков осветили стадион, словно крошечные фонарики. Арбитр помог Рею Стилю встать на ноги, и вдруг – бейсбольные болельщики, вы не поверите, – Рей Стиль стал Реем Правильным. «Спасибо, сэр», – говорит Правильный. Арбитр… что же это он делает, леди и джентльмены? О боже, он пинает Рея Стиля в мошонку. Выскочивший из Стиля Правильный делает вместо него пробежку. Ох, ребята, бедняга Рей Стиль очутился в ловушке. Силы небесные, обе команды на него набросились, колотят, бьют ногами, выколачивают душу ко всем чертям. Извините за выражение, но я никогда в жизни не видел ничего подобного. Болельщики вылезают на поле, гоняются за Реем Стилем. Минуточку, кажется, его загнали в угол. На него наваливаются, леди и джентльмены. Жаркое будет дело. Отправьте детей спать! Его хватают за ноги, за руки, за рубашку, рвут, дергают, а он не может вырваться и улететь. Здесь нет дверей, откуда можно выйти. Нет спасения, разве что ухватиться за тысячи светлячков, чтоб они унесли его вверх, прочь отсюда, но они уже поднялись в небеса без него».
Бейсбольные фанаты покинули стадион час назад. Я прислонился к вокзалу Юнион, своему официальному денверскому дому, по крайней мере в настоящий момент. Взглянул вверх на небо. Вижу тоненький ломтик луны, не белый, как иней, а желтый, как кекс.
– Я бы на твоем месте поспал прямо здесь, – сказал Рей Стиль.
– Думаю, на этот раз ты прав, Стиль.
– Просто немного поспи, Правильный. Завтра будет такой же долгий день, как сегодня, если не дольше. Посмотри какой-нибудь хороший сон. В последнее время это единственная хорошая вещь.
Кто-то пнул меня в ногу:
– Эй! Проснись, старик. Здесь нельзя спать.
– А?
Я открыл глаза. Парень с выбритой головой смотрел на меня сверху вниз.
– Я сплю, – сказал я ему. – Не могу проснуться, даже если захочу.
– Слушай, старик, нельзя спать в Нижнем городе.
– А в Верхнем можно?
– Без шуток. Тут Нижний город. Недавно двух бездомных дуроломов пришили, старик, когда все остальные разошлись по домам. Черепушки начисто кирпичом раскроили. Застрянешь после полуночи, сам напросишься. Забьют насмерть, старик. Какие-то больные долбаные задницы. – Он протянул руку и сказал: – Пошли. Сваливаем отсюда ко всем чертям.
Я схватился за руку, он меня поднял. Руки у него большие, на предплечье какой-то символ. На спине объемистый рюкзак.
– Что означает эта татуировка, если можно спросить?
Он потер рисунок:
– Свастика, старик.
– Что?
– Как-нибудь в другой раз объясню. Давай просто найдем безопасный ночлег.
– Ты хочешь мне помочь?
– Пока будем вместе держаться. Пока не кончится это дерьмо с убийствами. Надо признать, ты не похож на тех, с кем я нормально дело имею. Что это за хреновина с Реем Пуласки на всем пиджаке?
– Я ищу свою тетю.
– А где она?
– В том-то и дело. Не знаю. Она должна меня найти, даже не зная, что ищет меня. Поэтому я ношу на себе свое имя.
– Почти то же самое, как если бы кто-нибудь начал меня искать. Наверно, можно сказать, ты носишь на рукаве свое сердце.
– А?
Он разговаривал через плечо, потому что я плелся следом. Мы направлялись к регулярному городу, дневные толпы с каждой секундой редели, оставляя за собой мусорный хвост тинейджеров на скейтбордах.
– Я костюм твой имею в виду. Кто-то оторвал от одного рукава три дюйма?
– Нет, так и было. А остальное случилось, когда один тип побил меня прошлым вечером.
– Если кто-нибудь к тебе привяжется, посылай ко мне. Люблю драться. Для меня единственный способ расслабиться.
– Я не умею драться. Вообще ничего не умею. Только навлекать неприятности на свою задницу.
– Уже понял. Значит, в бега пустился?
– Не совсем. Просто не всегда точно знаю, кто… – Тут я вспомнил: если не знаешь, что сказать, держи рот на замке.
– Меня зовут Триггер. Триггер Скотт.
– Триггер? [6]6
Триггер – спусковой крючок (англ.).
[Закрыть]Никогда такого не слышал.
– Это не настоящее имя. Настоящее – Гарольд Скотт. Да мне Гарольд не нравится. Вдобавок я не волосатый. – Он провел рукой по голове.
Я улыбнулся.
– Почему ты выбрал прозвище Триггер?
– Родители вечно талдычили, что у меня темперамент на волосок от взрыва. Поэтому я побрил голову и назвался Триггером, просто назло. Сработало отлично. Они меня на другой день выперли.
– Мама меня тоже выгнала.
– Ну? За что?
– Я ее грузовиком чуть не переехал. Хотя это было случайно.
– Кругом куча чокнутых родителей. Некоторые вполне заслуживают, чтобы их переехали грузовиком, а то и хуже.
– Я и стараюсь найти тетю, потому что мама умерла. Понимаешь, не знаю, где она жила, а тетя, по-моему, знает.
– Как это вышло, что ты не знаешь, где жила твоя мать?
– Она уехала из дома после того, как меня выгнала.
– Никогда не слыхал, чтобы мать от детей убегала. Надо было в полицию на нее заявить. Быстро очухалась бы.
– Трудно объяснить. Я хочу сказать, объяснить невозможно… для меня, по крайней мере.
– Ну, не хочешь, не рассказывай. Такая у меня политика.
– Кстати, что все – таки значит знак у тебя на руке?
– Он значит, что я не люблю черных, евреев, арабов, мексиканцев. Не то чтоб у меня не было среди них знакомых, которые мне нравятся, а в целом. Вдобавок он у людей страх вызывает. Приятно наго – нять страх на людей.
– Я только злобу и смех у людей вызываю. Не знаю почему.
– Ты и правда какой-то особенный.
Мы отдохнули от разговоров. Наверное, оба устали рассказывать свои истории. Только успеешь влезть в чужую шкуру, как уже пора возвращаться домой. Особенно когда думаешь за трех человек.
Наконец, остановились у магазина, где я покупал костюм.
– Место не хуже любого другого, – сказал Триггер. – Света как раз хватит, чтоб никто к нам не вязался, и не столько, чтоб спать не давал.
Он развязал рюкзак, вытащил огромное одеяло:
– Мои жизненные накопления. Теперь вот что я тебе скажу. Вместе можно на нем поместиться, но если ты до меня хоть как-нибудь дотронешься, даже случайно, я тебя зашибу, мать твою. Не терплю голубого дерьма.
– Смотри, сколько светлячков.
– Где? – спросил он. – Не вижу никаких светлячков.
– Высоко вверху.
19
Мы в ночном клубе – я, мама и тип на сцене, отпускающий шутки.
– Что у нас за жизнь, а? – говорит комик. – Что за жизнь! Говорю вам, у меня такое похмелье, что убило бы человека послабже. Клянусь! У кого-нибудь из вас бывает такое похмелье?
– У меня точно, – крикнула мама.
– Знаете, как в Норвегии называют похмелье? – спросил комик. – Плотники в голове.
Мы с мамой шлепнули по столу ладошками и по – катились со смеху.
– У него миллион названий, потому что в каждой стране, каждый раз, в каждом месте, при каждых обстоятельствах этому бедствию дают свое особое название. Боже, мы приняли нашу долю страданий и бед, правда? Только Богу иск не предъявишь. Знаете, как я умер? Не поверите. Ну давайте, спросите.
– Как умер? – крикнули мы с мамой.
– Какая-то задница столкнула меня на рельсы перед поездом подземки. Представляете? Потратить столько времени в поездах подземки, а потом упасть под один из них. Столько секунд, минут и часов протолкаться среди вонючих неудачников, чтобы кто-то из них столкнул меня с платформы. Причем без всякой уважительной причины. Я никогда не знаю правил. Всегда существует какое-то правило, которого я не знаю. Если есть единственное правило известное всему миру, окажется, что я его не знаю.
– Правильно, – сказал я ему.
– Кому понять, как не тебе, – сказал он.
И захлопал в ладоши, запел:
Знаешь, что это за бар и почему идет потеха?
Потому что это бар для смеха.
Мы с мамой подхватили:
Да-да-да, да-да-да,
Это бар для смеха.
Потом все вместе спели:
Смеемся и смеемся, упрятав слезы в шкаф,
Смеемся и смеемся, как низенький жираф.
Мы втроем закружились по залу, смеясь до потери сознания, комик бьет в бубен, высоко вскидывая и опуская его, мы с мамой размахиваем руками, пол сплошь из звезд, с потолка льется разноцветный свет, в наших телах гудит ощущение, что мы здесь, но уже и не здесь.
– Кончай! – рявкнул Триггер, тряся меня, как маракас. [7]7
Маракас – латиноамериканский шумовой музыкальный инструмент.
[Закрыть]
Я пронесся сквозь пространство, открыл глаза, и все, что танцевало, смеялось, пело и кружилось, каким-то манером превратилось в лицо Триггера.
– В чем дело? – спросил я его.
– В чем дело? Ты гоготал как сумасшедший, трясся, размахивал руками. Я уж думал, у тебя припадок. На наркоте сидишь?
– Нет, не сижу.
– Тогда что это было? Кошмар?
– Не знаю. Это был не сон.
– Врачу покажись. Каждую ночь так спишь?
– Не знаю. Я и не знал, что делаю что-то особенное.
– Довольно дико, старик. Даже страшно.
– Я вполне хорошо себя чувствую. Может быть, все-таки просто сон. Наверно.
– Ладно. Давай свернем одеяло.
Довольно скоро мы упаковались.
– Ты голодный? – спросил он. – Я – точно.
– Можно и поесть.
– Пошли.
И мы пошли по улице. В одном месте проезжал тот самый коп на лошади, несколько секунд смотрел на меня сверху вниз. Проехал, и я, оглянувшись, увидел, что он по вечной полицейской привычке продолжает за мной наблюдать.
– Давай я тебе объясню, как идет жизнь на улице, – говорил Триггер. – Выклянчиваешь как можно больше денег, потом тратишь их на еду, на одежду, на все, что потребуется. Когда день выдался совсем плохой или на улице холод, снег, дождь, последнее пристанище – миссия. Хотя постарайся до этого не доходить, там придется выслушивать всякое дерьмо про Бога. Иногда в особо плохую погоду приходится ночевать в миссии несколько раз подряд. Хуже не бывает. Время от времени, если действовать умно, можно подцепить девчонку, хитростью пробраться к ней в спальню. Я пару раз так делал. Ну, это все равно что проникнуть в домашнюю телефонную сеть – почти никогда не выходит, всегда очень быстро кончается. Надо искать девчонку с жильем, которая слоняется по городу, одинокая и никуда не годная. На это реально не стоит рассчитывать. Вдобавок в таком виде…
– Все в порядке, Триггер. Одно время у меня было полным-полно девушек.
– Да ну? – ухмыльнулся он. – У тебя?
– Если расскажу, не поверишь.
– Очень даже возможно.
Мало кто еще встал и вышел, кроме нескольких других уличных мальчишек и обычных бродяг постарше, которые тряслись, похлопывали себя руками, почти все в каких-то бредовых шляпах, словно взятых из старого кино. Могу поклясться, все старые пьяницы вышли из одного места и времени, чем, несомненно, однажды закончу и я. Надо на всякий случай запастись такой шляпой.
– Вот чем ты кончишь, Стиль.
– Никогда, Правильный, потому что я сильный, а ты слабый.
– Ну-ка, заткнитесь оба. Не хочу, чтобы Триггер подумал…
– Поэтому я делаю так, – говорил Триггер, и я понял, что он давно уже говорит, пока я выслушивал двух других отморозков. – Слушаешь? Вот как я делаю: подхожу к незнакомцам, сплетаю историю. Только она должна быть конкретной и со специфическими подробностями. Если просто просить денег, они перед собой видят очередного нищего подонка. А если влезть к ним в мозги, пусть даже на секунду, на тебя смотрят как на реальную личность. Некоторые очень быстро клюют, только надо застать их врасплох. Стоишь в дозоре и огорошиваешь прохожего чем-нибудь вроде «Я из Айдахо. Отец меня выгнал. Для армии не хватает полгода по возрасту, и я в полном отчаянии». Обязательно выбирай жителей Среднего Запада, никогда не соглашайся с ответом «нет». Сначала не сильно понравится, а со временем оборачивается очередной дерьмовой работой. Улыбайся, говори «пожалуйста», «спасибо». Дави на людей, пока не подумают, что легче дать пятьдесят Центов, чем слушать твою хреновину. Если больше ничего не выходит, изображай сумасшедшего. Думаешь, справишься?
– Думаю, да.
Встает солнце, центр города окрашивается оранжевым, красным, розовым светом, тысячи солнц зеркально отражаются в небоскребах.
– Можно косить и на религиозные темы, будто ты новорожденный Хари Кришна или еще кто-нибудь, кого можно стерпеть. Я обычно таких поколачиваю. Поэтому если решишься, то держись от меня подальше.
– Ты лучше знаешь.
– Я ничего не знаю, – сказал он, похлопывая по голой макушке, – но знаю достаточно.
Мы целый день сплетали истории, он на одной стороне улицы, я на другой. Время от времени поглядывали друг на друга через дорогу и показывали большой палец, либо поднятый, либо опущенный.
Я пока заработал три доллара. Как правило, произносил приблизительно четыре слова, после чего люди удирали так быстро, что догнать их было невозможно. Или бросали в протянутую руку мелочь, прежде чем я успевал сообщить, откуда родом. И все время надеялся, что Мисси заметит пиджак. Видел ее в каждой девушке, со смехом тыкавшей в меня пальцем, первым делом думая, что она обращает внимание на пиджак.
Целый день солнце над головой, лучи льются вниз, обжигают, напоминая о моей беззащитности, об отсутствии дверей и окон, через которые можно выйти из мира, где остались такие места, куда мне никогда не попасть. Никогда себя не чувствовал столь одиноким, хотя, глядя на Триггера, испытывал некоторое облегчение. Знаю, он прошел через все это тысячу раз, и все-таки остается на месте, прекрасно справляется, если хорошенько подумать. Надо следовать его примеру, и все будет хорошо. Буду хранить спокойствие, в упор не видя Стиля. Правильный вполне годится, пока сидит тихо, но Триггер не из тех, кто мирится с Реем Стилем. Я в последнее время тоже.
Когда солнце пошло на посадку, Триггер призывно махнул рукой.
– Ну, я здорово позабавился, черт побери, – сказал Стиль.
– Мы тут не для забавы, – сказал Триггер. – И больше никогда со мной так не разговаривай.
– Прошу прощения, – сказал Правильный. – Виноват, нечаянно вырвалось.
Триггер пристально смотрел на меня секунд десять.
– Я устал, жрать хочу, – сказал Рей Стиль.
Триггер все смотрел и смотрел. А потом пошел прочь.
– Постой, – крикнул я ему вслед.
Нашли «Макдоналдс», заказали еду, сели за симпатичный пластиковый столик у окна.
– Как это получается, – сказал он, жуя бигмак, – что ты так ненормально себя ведешь? То такой, а то сразу же этакий.
– Ох, будь я проклят, – ответил я, – иногда сам не знаю.
– Если твоя мать умерла, чего ты тогда ищешь?
– Ответа.
– Ответа на что?
– Не могу сказать.
– Почему?
– Потому что ответ часть вопроса.
– Совсем сбил меня с толку.
– Знаю. Миллион раз слышал.
– Собираешься чипсы есть?
– Не люблю картошку.
– Лучше полюби. Картошка дешевая, особенно французские чипсы. Бывают дни, когда ничего больше не можешь себе позволить. Хорошенько проголодаешься, волей-неволей полюбишь всякое такое, что тебе прежде не нравилось.
Мы какое-то время молчали. Он смотрел в окно, – насколько я могу судить, просто так, не конкретно.
– Если захочешь, сможешь вернуться домой? – спросил я.
– Никогда не вернусь.
– Почему?
– Устал от разговоров, – сказал он. – Если не возражаешь, пойду прогуляюсь. Встретимся там же, где ночевали.
– А я думал…
Жду у магазина час, два, три. Зря не попросил у него одеяло. Сижу на холодном бетоне. Тем временем с одной стороны от меня сидит Стиль, с другой – Правильный. Никто ничего не говорит. Все просто смотрят друг на друга. Наконец, я встал и пошел.
– Чего это с ним? – спросил Стиль.
– Чего с ним только нет, – ответил Правильный.
Я обошел вокруг квартала, присел у дверей.
– Плевать мне на то, о чем вы говорите. Спать буду, – сказал я Стилю и Правильному.
– Тут небезопасно, – сказал Правильный.
– Не ворчи, как старуха, – сказал ему Стиль. – Оставь его в покое.
Я проспал всю ночь. Стиль и Правильный болтали без умолку. Все равно что спать с включенным радио. А я, черт возьми, не мог слова вставить – вдруг Триггер появится?
– Знаешь, – говорил Стиль, – ты давно уже просто на нервы мне действуешь. Я дошел до грани нервного срыва. Подумываю об уходе. Хотя мне этого не хочется. Пуласки во мне нуждается, а ты только мешаешь. Как только он начинает все себе представлять, отыскивать путь в этом мире, ты его толкаешь не в ту сторону. Поэтому не знаю. Только предупреждаю, может прийти тот день, когда я уйду.
– Это твоя прерогатива.
– Прерогатива? Он таких слов не знает.
– А как же учитель, признавший его особенным?
– Слово каждый может повторить. Не зная, что оно означает. Кроме того, по мнению мамы, его называют особенным, имея в виду совсем другое. Поэтому я ему нужен.
– Это ты вечно втягиваешь его в неприятности, Стиль. У тебя возникают безумные мысли, ты его подстрекаешь. Фактически ты присутствуешь здесь в первую очередь для того, чтобы уговорить его быть тобой. Понимаешь, что это за бред?
Стиль потянулся, зевнул, но, кажется, притворно. Скорее, похоже, нервничал, не зная, что делать.
– Если устал, – сказал Правильный Стилю, – давай спи. Я смогу уделить себе пять минут.
– Правильно, соберись с драгоценными мыслями.
– Ничего нет плохого в минуте покоя.
– И ничего плохого, если я попою, попляшу и попрыгаю на твоих ребрах.
– Твоя профессия – разыгрывать распроклятого дурака.
– Миру нужны дураки, а обманщики вроде тебя не нужны. Их и без того полным-полно.
– Ты невыносим. Никогда не изменишься, и собираешься утопить Рея Пуласки вместе с собой. В последнюю минуту я почти взял его на поруки, и тут ты вернулся, испортил все дело. Надеюсь, доволен. Бедненький старичок Рей изменился бы к лучшему, если бы ты не явился.