Текст книги "В поисках Сэма (ЛП)"

Автор книги: Питтакус Лор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

– Адам, прости меня за обман. Просто постарайся понять. Если б ты не вернулся сюда, ты бы так и был подсознательно привязан к своей семье, своему народу. Зато теперь ты понял, как мало ты для них значишь, как малоценно для них все, что не касается кровопролития и войны. Теперь ты готов присоединиться к Гвардии, чтобы по-настоящему драться против собственной расы.

Нет. Отшатываюсь, в глазах темнеет.

– Адам, пожалуйста. Используй мое Наследие как следует.

Над морем танцуют тени, тучи озаряются всполохами молний. В облаках, будто в замедленной сьемке, сражается Первая. Ее последние секунды проходят прямо перед нами.

– Первая, ― умоляю я. ― Прекрати, прошу тебя!

– Все так и должно быть. Глубоко в душе ты всегда это знал. Адам, я лишь плод твоего воображения. И всегда им была. ― Первая смотрит на приближающуюся бурю, трагическое кино ее собственной смерти проигрывается в штормовых тучах. Вот безликий могадорец заносит меч, и его лезвие вспарывает Первой спину и вырывается из живота. Смертельный удар.

– Глубоко в душе ты знал. Все это время я была мертва.

Смотрю на Первую. Она мой лучший друг. Она ― все для меня.

Первая отворачивается от сцены собственной смерти, чтобы взглянуть на меня.

– Ты создал меня, создал по моим воспоминаниям, чтобы тебе не пришлось проходить все это в одиночку.

– Это невозможно. Ты ― все, что у меня есть.

Первая улыбается.

– Нет. У тебя есть ты сам. Мужество, чтобы пойти против своего народа, храбрость, чтобы вернуться сюда, чтобы рисковать своей жизнь и получить силу, с которой можно встать на путь героя… это всегда был только ты.

Первая никогда так меня не хвалила. Мне бы стоило смутиться, но единственное, что я ощущаю ― это страх. Я вот-вот ее потеряю.

– Не бросай меня одного. ― Звучит жалко, подчистую выдавая Первой все мои страхи и слабости. Но это ничто по сравнению с моим отчаянием. Я потерял слишком много, чтобы потерять еще и ее.

– Адам, одиночества больше не будет. Обещаю.

– Первая… ― произношу я, глаза щиплет от слез. ― Я люблю тебя.

Улыбнувшись, она кивает, а затем гладит меня по щеке. В ее глазах тоже стоят слезы.

– Если бы я жила… ― говорит она, ― так бы и было.

Первая целует меня и говорит: «Прощай».

А затем исчезает навечно.

Глава 12

Темно. Вокруг движется неясная фигура.

Вижу небо. Мерцающие звезды.

Фигура ощупывает мои конечности. Укладывает мою голову на мягкую землю. Обмывает раны водой. Заставляет пить.

Кожа фигуры белая, как лунный свет.

– Малкольм, ― говорю я.

– Да, ― отвечает он и, присев рядом, начинает смеяться. ― Я Малкольм. Теперь я это помню.

Сажусь, отчасти ожидая обнаружить себя по-прежнему запертым в лаборатории, хотя небо и звезды над головой говорят об обратном. Но мы находимся в какой-то глуши, в поле на опушке леса.

– Я унес тебя так далеко, как только смог. А теперь мне надо передохнуть. ― Тяжело вздохнув, он делает глоток воды. ― Но рассиживаться нельзя, нужно уходить как можно скорее.

Я совершенно сбит с толку. В голове не укладывается, как нам удалось сбежать?

Малкольм замечает мою растерянность.

– Я проснулся в той лаборатории. Смотрю: могадорцы ломятся в двери, доктор валяется на полу. А ты… трясешься в конвульсиях. Но потом моги вышибли дверь, и началось… ― Малкольм изумленно смеется. ― Землетрясение, представляешь?!

* * *

Как только я более-менее прихожу в себя, мы сразу пускаемся в дальнейший путь, продвигаясь по лесам, пастбищам и фермерским угодьям. Мы движемся в западном направлении, передвигаясь в основном ночью, чтобы не светиться, и стараемся максимально удалиться от Эшвуд-эстейтс.

За пределами Эшвудских владений, с одним только небом над головой, дни и ночи пролетают незаметно. В итоге я перестаю ориентироваться во времени суток, днях недели и в том, сколько времени мы провели в пути. Десять дней? Двадцать? В какой-то момент я бросаю измерять время в цифрах и перехожу на подсчет смен ландшафта и окружающей природы.

В один из дней Малкольм рассказывает мне, что землетрясение серьезно повредило подземный комплекс. Малкольм считает чудом, что ему удалось вывести нас обоих из-под рушащихся конструкций. По его словам, происходившее выглядело так, будто комплекс разрушался где угодно, но только не над нами ― словно землетрясение специально для нас создавало безопасный проход. Малкольм полагает, что теперь могам предстоит нехилый ремонт, и, возможно, они до сих пор даже не поняли, что мы выжили под такими-то завалами.

Но, не смотря на это, Малкольм считает: мы должны продолжать движение, чтобы оставаться в безопасности.

Я с ним согласен.

На дневной привал мы устраиваемся в заброшенном сарае на краю табачной плантации. Ноги ноют от беспрерывной ходьбы, зато хотя бы порезы и ссадины потихоньку заживают.

Малкольм смотрит, как я промываю свои самые тяжелые порезы.

– Это просто чудо, что тебе не досталось еще больше. ― Он неверяще качает головой. ― Чудо, что нас обоих вообще не убили. Но чудо из чудес ― то землетрясение в лаборатории. Если б не оно, мы бы не выбрались.

Не вижу смысла что-то скрывать:

– Это было не чудо.

Малкольм удивленно замирает.

Я не пользовался Наследием Первой с тех пор, как с его помощью разрушил лабораторию. Но я точно знаю: эта способность все еще со мной. Я могу чувствовать ее внутри ― уютно свернувшись клубочком, она пульсирует, ожидая, когда я взову к ней. Поиграю.

Закрываю глаза и сосредотачиваюсь. Земляной пол подергивается рябью и вспучивается, стены сарая трясутся. Висящие на крючках ржавые инструменты грохочут о стены и сваливаются вниз.

В общем-то, ничего впечатляющего, так, легкая вибрация: просто хочу испытать себя и продемонстрировать Малкольму подарок Первой.

Малкольм ошеломленно округляет глаза.

– Потрясающе!

– Это Наследие. Дар лориенца.

Лицо Малкольма в который раз принимает озадаченное выражение.

– Ты знаешь о лориенцах? ― спрашиваю я. Мне до сих пор неизвестно, что Малкольм помнит, много ли сохранилось в его мозгу.

– Немного, ― отвечает он. ― Обрывками… ― Явно расстроенный Малкольм тяжко вздыхает. ― Но я над этим работаю. Пытаюсь заполнить пробелы. Но, как правило, помню одну темноту.

– Темноту? ― переспрашиваю я, но сразу же понимаю, о чем он. Темнота внутри хранилища. Долгие годы он был погружен в кому, подключен к аппаратам, выжимающим из его мозга информацию. Бррр!

– Всякий раз, когда я пытаюсь вызвать какое-нибудь воспоминание, я вынужден возвращаться в темноту и искать за ней. Словно, пока я не пройду сквозь все эти «пустые» годы, мне не добраться ни до одного воспоминания. ― Малкольм смеется, но в смехе проскальзывает нотка горечи, которой я прежде от него не слышал. ― Хотя кое-что я все же помню очень четко. Самое важное.

Малкольм затихает, погружаясь в свои мысли, и, прежде чем я успеваю выжать из него объяснения, меняет тему:

– Так ты говоришь, что получил лориенскую силу. ― Малкольм подается вперед. ― Значит, сам ты не лориенец?

Улыбаюсь.

– А ты что, решил, что я один из них?

Малкольм кивает.

– Ну да. Или какой-нибудь ценный заключенный землянин вроде меня.

– Нет, ― отвечаю я с некоторым волнением. ― Я не землянин. И не лориенец. ― Меня давно страшил момент, когда придется объяснять Малкольму правду. Как он отреагирует, узнав о моей принадлежности к тем, кто годами держал его в заключении и подвергал пыткам? Но я понимаю: нужно быть честным. И сейчас самое подходящее время все рассказать.

– Я могадорец.

И снова этот озадаченный взгляд.

– Пожалуй, знай я это заранее, ― говорит он, ― оставил бы тебя в лаборатории.

Оу…

Но затем Малкольм вдруг начинает хохотать…

И неожиданно я тоже начинаю смеяться и выкладываю ему всю мою историю.

* * *

Мы с Малкольмом переходим на ночной образ жизни: днем спим, ночью идем. Скользим по опушке между фермами и лесом, взбираемся на холмы, пересекаем ручьи и шоссе, находя пропитание в придорожных помойках. Так проходят недели… или месяцы? Начинаю терять ощущение времени.

Когда мы оказываемся вдалеке от освоенных полей, дорог и домов, то устраиваем тренировки. Малкольм ничего не знает про Наследия, но то же самое касается и меня. В плане грубой силы обращение с моей новообретенной способностью не представляет проблем: при желании я бы мог, в буквальном смысле, с закрытыми глазами стереть Эшвуд-эстейтс с лица Земли. Но мне еще нужно работать над контролем и точностью. Поэтому их-то мы и тренируем.

Сегодня наше занятие проходит на краю поля. Мы с Малкольмом занимаем позиции на противоположных сторонах, и я готовлюсь выпустить свою силу. Как только приготовления закончены, мы подаем друг другу сигнал взмахом руки. Поехали!

Фокусирую взгляд на Малкольме, мысленно измеряя разделяющее нас расстояние. На протяжении всей дистанции Малкольм положил на столбики ограды камушки; за каждый свалившийся камень он снимет с меня несколько очков. Силу землетрясения легче всего выпустить свободной волной, которая будет сшибать все на своем пути, но Малкольм хочет, чтобы я воздействовал только на место прямо под ним, и ни дюймом больше. По его словам, это улучшит мою меткость.

Тщательно концентрируюсь на точке под Малкольмом и жду, пока все остальное не исчезнет из виду. Затем отпускаю силу.

Бываю дни, когда мне не удается даже дотянуться до Малкольма, или вообще послать силу дальше девяти метров перед собой. А бывает и наоборот, когда дистанция дается слишком легко, и я перемахиваю, валя деревья метрах в сорока позади Малкольма. Иногда я попадаю точно в цель, и тогда почва под ним слегка трясется. В этом случае Малкольм кричит мне сделать посильней. Но случается, сила землетрясения вырывается из-под контроля, и земля под Малкольмом взрывается, подкидывая его в воздух метров на десять.

Малкольм всегда терпелив, тактичен и не пилит меня за промахи. Поэтому мне в двойне приятней, если удается набрать в нашей игре идеальный результат, заставив почву сотрясаться прямо под ним, при этом, не отправляя его в полет. Идеальный результат требует необычайного контроля. Столь трудные умственные упражнения обычно приводят в конце к мигреням, но гордое лицо Малкольма того стоит.

Собственные родители отвергли меня. А отец, по-моему, и вовсе никогда меня не любил. Мне не суждено было испытать безоговорочную любовью родителей к ребенку, которую показывают по телевизору и описывают в земных книгах.

За три года жизни в памяти Первой я не раз наблюдал за ее близкими отношениями с Хильдой ― и завидовал им. Да, они все время ссорились, но это не мешало их взаимной любви и доверию. Хильда тренировала и оттачивала таланты Первой, хваля ее за успехи. Однажды увидев это, я жаждал чего-то подобного и для себя. Наставника. И теперь он у меня есть.

Первая пообещала, что я не буду в одиночестве. И сдержала слово.

* * *

Наша дорога через страну становится совсем уж зигзагообразной, такой маршрут выбран специально, дабы не засветиться на могадорских радарах. Иногда мы делаем такие кругаля, что если б мы даже двигались в каком-то определенном направлении, я бы в жизни об этом не догадался, как и о том, что Малкольм представляет конечную точку нашего пути.

Мне нравится это бесцельное движение. Вне системы чувствую себя безопасней, словно я снова оказался в лагере гуманитарной помощи. Однако я понимаю: рано или поздно нам все равно придется выработать план, как связаться с рассеянной по планете Гвардией. С нетерпением жду встречи с моими новыми союзниками, хотя меня и берет мандраж от мысли, что они отвергнут меня за мое происхождение, пусть я и презираю свойственное могам кровопролитие.

После долгого ночного перехода мы останавливаемся на ночлег в небольшой роще на краю леса в сельском районе Огайо. Малкольм тратит уйму сил на занятия со мной, поэтому перед дневным сном я в благодарность делаю то же самое.

Тренирую его. Задаю вопросы о прошлом, пытаясь подтолкнуть его воспоминания. Конечно, дырявая память его раздражает, но он никогда не восстановит свои воспоминания, если не приложит к этому усилий. Поэтому я устраиваю ему «допросы с пристрастием», заставляя вспоминать детали.

– Что произошло перед темнотой? ― спрашиваю я этой ночью.

Малкольм расчищает землю, готовя себе место под ночлег.

– Я уже тихо это ненавижу.

– Знаю, знаю, ― говорю я. Мы оба вымотались, и эти ментальные экзекуции ― последнее, что нам обоим сейчас нужно.

Но я продолжаю настаивать:

– Что произошло перед темнотой?

– Я с ног валюсь, ― стонет Малкольм, вытягиваясь на земле. ― Все равно ничего не вспомню.

– Давай. Одно воспоминание, ― не сдаюсь я. ― До того, как тебя взяли моги, вспомни хоть что-то одно.

Малкольм молчит.

– Малкольм. А помнишь, ты говорил, что самое важное помнишь ― то, что тебе и вспоминать не пришлось? ― По крайней мере, хоть что-то из него вытяну. ― Расскажи хотя бы это.

Малкольм поворачивается ко мне с неожиданно серьезным лицом.

– Мой сын. Я помню своего сына.

Оба-на! Понятия не имел, что у него есть сын.

– Хотя и расплывчато, но я потихоньку вспоминаю детали контакта с лориенцами, пленение могами… А вот свою жизнь в Парадайз я помню досконально. ― Малкольм улыбается. ― Особенно Сэма.

– Наверное, хочешь снова его увидеть? ― спрашиваю я.

– Еще как! Думаешь, зачем я веду нас к своему родному городу? ― Малкольм смотрит на меня, явно не безразличный, как я к этому отнесусь.

Я потрясен.

– А он все еще там живет?

– Ну, я на это надеюсь, но наверняка утверждать не могу. Еще день-два пути, и мы сами все выясним.

Чувствую себя дураком. Я-то думал: мы банально уносим ноги от могадорцев, а, оказывается, все это время Малкольм вел нас к своему дому.

– Да, но наш путь, он же был таким беспорядочным.

– Это потому, что я по-прежнему стараюсь не дать могадорцам нас засечь. На самом деле, чем ближе мы к Сэму, тем важней избегать обнаружения. ― Малкольм садится и с серьезным лицом продолжает: ― Ты не обязан идти со мною в город. Это может быть опасно. Не исключено, что меня там поджидают могадорцы.

Малкольм смотрит выжидающе. Под его пристальным взглядом я вновь чувствую это: знакомое покалывание в животе. Мое привычное нежелание вступать в драку.

Только теперь я уже не тот, что прежде. У меня есть Наследие Первой ― мое Наследие. Я больше не чувствую себя таким бессильным, как раньше.

Скорее наоборот, у меня руки чешутся узнать, на что я теперь способен. Несколько месяцев назад Первая попыталась заново разжечь во мне желание помогать лориенцам, но я уперся рогом. Тогда Первой пришлось прибегнуть к нереально хитроумной психологической афере, чтобы заставить меня покинуть лагерь службы гуманитарной помощи.

Но я не нуждаюсь в таких же ухищрениях со стороны Малкольма.

– Я иду с тобой, ― говорю я.

* * *

Парадайз ― типичный провинциальный городок в штате Огайо. Фермы мирно соседствуют тут с частными домами ― небо и земля по сравнению с однотипной искусственной роскошью Эшвуд-эстейтс. Мы с Малкольмом движемся вдоль главной городской дороги, держась за деревьями. Делаю глубокий вдох.

О, да. Мне здесь нравится.

Едва на горизонте показывается Парадайз, Малкольм уводит нас поглубже в лес. Почти полтора километра мы идем по бездорожью. Иногда прям среди леса попадаются дома ― от цветущих сельских особняков до полусгнивших хибар. Мы минуем их все, срезая путь через лес так, чтобы нас никто не увидел.

– Как он выглядит? ― спрашиваю я. За время нашего путешествия я поведал Малкольму всю свою жизнь ― как сын уважаемого могадорского военачальника превратился в предателя. Сам же Малкольм до сих пор во многом остается для меня загадкой. Иногда мне кажется, это потому, что он сам не хочет о себе вспоминать.

Не сбавляя шага и не сводя взгляда с дороги, Малкольм печально улыбается.

– Не знаю, ― отвечает он.

– В смысле вспомнить не можешь?

– Нет, как раз наоборот: Сэма я помню более чем хорошо. Просто… ― Малкольм останавливается. ― Я с трудом представляю, как он теперь выглядит, я же столько лет его не видел. Меня не было слишком долго. Когда меня забрали, он был совсем малышом. Но он уже был очень умным и добрым мальчиком. Самый лучший ребенок на свете. ― Малкольм смеется. ― Сэм был особенным.

– А что будем делать, когда его найдем? ― интересуюсь я.

Лицо Малкольма мрачнеет.

– Я просто хочу увидеть его. Убедиться, что он в порядке. Мы с тобой ― оба на прицеле могадорцев. Пока это не изменится, мне нельзя оставаться с Сэмом, но я не могу не увидеть его, всего один раз. А потом… ― Голос Малкольма срывается.

–… мы снова пустимся в бега, ― заканчиваю я за него.

Малкольм кивает.

– Нам опасно здесь оставаться.

Эта мысль приносит мне странное чувство облегчения.

– Мы почти на месте, ― говорит он, ускоряя шаг.

Впереди, за деревьями, проглядывается дом.

– А вот и он, ― сообщает Малкольм.

По мере приближения почва под ногами становится неровной. Опускаю взгляд. Земля обожжена. Вся в рытвинах. Подбираюсь, готовясь к возможной атаке.

Чем ближе мы подходим, тем хуже все выглядит. Земля вся в подпалинах, некоторые деревья повалены. Здесь явно было сражение.

– Малкольм, ― говорю я. ― Тут явно побывали моги.

Но мой спутник, конечно же, уже и сам все заметил. Он ускоряет шаг, а потом и вовсе срывается на бег. Припускаю за ним, с тревогой ожидая, что нас ждет в доме.

Малкольм подбегает к задней двери и начинает в нее колотить. Наружу с круглыми от шока глазами выходит женщина. Я резко останавливаюсь невдалеке. Малкольм не давал мне никаких указаний; понятия не имею, что тут происходит.

Замираю в нерешительности.

Малкольм хватает женщину за плечи, говорит ей что-то, засыпает вопросами. Женщина потихоньку приходит в себя, и с ее лица сходит выражение шока и изумления, сменяясь чем-то иным. Гневом.

Она отвешивает Малкольму пощечину. Еще одну. Вскоре она уже не может остановиться, и Малкольм просто стоит перед ней, безмолвно принимая оплеухи. С моего места ее слов не слышно, но я и так их знаю: «Где ты был!? Где ты был!? Где ты был!?»

Женщина оседает на колени и начинает рыдать. Секундой позже Малкольм присоединяется к ней.

* * *

Малкольм уже с час пропадает в доме вместе с женщиной. Прежде чем он проследовал за ней внутрь, мы обменялись взглядами, и я кивнул, давая понять, что спокойно побуду тут один. Вот я до сих пор тут и маюсь.

Не находя себе места, я с тревогой пинаю вывороченные куски земли. Судя по оставленным следам и обугленной почве, не так давно здесь произошло столкновение. Могадорцы могут быть все еще поблизости.

«Теперь у меня есть Наследие Первой», ― напоминаю я себе. Даже если мне придется столкнуться с могами лицом к лицу, я уже не буду бессилен. Я смогу дать сдачи.

Чем дольше Малкольм пропадает внутри дома, тем сильнее я за него волнуюсь. Надеюсь, он проделал весь этот путь не для того, чтобы узнать, что с его сыном что-то случилось, такого и врагу не пожелаешь.

Наконец, Малкольм выходит из дома. С непроницаемым лицом он решительно проходит мимо меня в сторону леса, бросая на ходу единственное слово:

– Идем.

Следую за ним через задний двор ― там оказывается большой каменный колодец.

– Открыт. ― Мальком недовольно качает головой.

– И что? ― спрашиваю я. ― Малкольм, ты должен объяснить мне, что происходит.

Оставляя мои слова без ответа, Малкольм перелезает через край колодца и исчезает внутри.

И снова я следую за ним.

Спускаюсь по длинной узкой лестнице до самого дна колодца.

– Малкольм? ― зову я. В ответ тишина. Тогда наощупь нахожу проход и медленно продвигаюсь по тесному туннелю, пока не попадаю в какое-то подземное помещение. Вдруг вспыхивает свет ― это Малкольм включил большую галогенную лампу. Взяв ее в руку, он обводит лучом помещение.

Прослеживаю за пятном света. Голые стены, в углу какое-то компьютерное оборудование. Стеллаж со всякими запасами: бутылки с водой, консервы…

Зрелище то еще. Но следующая находка заставляет меня буквально задохнуться. На стене, всего лишь на расстоянии вытянутой руки, висит огромный скелет.

Череп задран в горделивой позе, почти с королевской осанкой. Но это по-прежнему скелет, и он буравит меня своими глубоко посаженными глазницами. Невольно вскрикнув, отшатываюсь к противоположной стене.

– Могадорцы сюда не добрались, ― говорит Малкольм. ― Иначе б они обязательно уничтожили или забрали с собой этот скелет. Но стена открыта. Значит, кто-то здесь все же побывал. ― Подытоживает Малкольм, обыскав комнату. ― Записная книжка пропала. Должно быть, он нашел это место, а потом…

– Малкольм, ― тихо говорю я, желая, чтобы он успокоился и объяснил все толком. ― Не темни, тут и так темень, хоть глаз выколи.

Малкольм пропускает мою шутку мимо ушей.

– Моя жена видела Сэма с какими-то ребятами, говорит, здесь было сражение. Судя по ее описанию, эти «другие ребята» скорее всего Гвардейцы. И Сэм был с ними, дрался на их стороне.

От мысли, что на этом самом месте еще недавно были Гвардейцы, меня охватывает легкая дрожь волнения. Гвардия. Мой народ. Мой новый народ.

– Похоже, в мое отсутствие он пошел по моим стопам, а в результате столкнулся с могами, и вот теперь… его нет.

Малкольм обращает ко мне затравленный взгляд.

– Мой сын, мой Сэм, исчез.

* * *

Жена Малкольма больше не пустила его в дом, потому что все еще жутко злилась.

В результате нам пришлось устроить ночлег в подземном бункере, разложившись прямо на голом каменном полу. Мне, конечно, уже приходилось спать и в более негостеприимных местах, с тех пор как мы с Малкольмом пустились в бега, но еще ни разу я не был вынужден делать это под дырявым носом восьмифутового [5]5
  244 см


[Закрыть]скелета.

Малкольм объясняет, что его жена разбита горем из-за пропажи сына. Но окончательно женщину добило то, что Малкольм наконец-то вернулся лишь, когда с момента исчезновения Сэма прошло уже несколько недель ― слишком поздно, чтобы его спасать.

Во всем, что произошло с Сэмом, она винит Малкольма. И, по его мнению, ― правильно делает.

– Все из-за меня. Мне так не терпелось вступить в контакт с лориенцами, что о последствиях я даже не задумывался. Уже потом, увидев, на что способны моги, до меня, наконец, дошло, что, став Встречающим, я, вероятно, подверг свою семью опасности, но дело было уже сделано. Меня захватили до того, как я успел их как-то обезопасить.

Малкольм полагает, что, переживая из-за его пропажи, Сэм постепенно начал разгадывать тайны вторжения могов, и каким-то образом вступил в союз с Гвардией.

И в какой-то момент, во время сражения около его дома, моги захватили Сэма и либо убили его, либо взяли в плен.

При слове «плен» я вспоминаю кое-что из тех времен, когда я, сидя в центре слежения, шнырял по серверу подземного комплекса. И хотя прошел уже почти год, я хорошо помню тот приказ, приписывающий в дальнейшем доставлять всех пленных и подозреваемых на базу в Далс, Нью-Мехико. Если Сэма захватили несколько недель назад, то весьма вероятно, что его держат именно там.

Гляжу на Малкольма, лежащего на полу спиной ко мне.

– Малкольм, ― зову я.

Он оборачивается. И по его лицу я вижу, насколько он запутался в сомнениях, раздавлен виной и горем. Именно поиски сына были его движущей силой с тех пор, как мы сбежали из Эшвуда.

– Мне кажется, я знаю, где твой сын.