Текст книги "Старик и мистер Смит"

Автор книги: Питер Устинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Так пойдем на суд? – еще раз спросил Старик. Мистер Смит непреклонно ответил:

– Нет.

– Какая разница, когда исчезать – сейчас или чуть позже?

– Потеряем драгоценное время.

– Если снова исчезнете, совершите еще одно преступление, – предупредил Бромвель.

– Да что вы к нам привязались? – возмутился мистер Смит. – Если мы и сделали что-то не так, то исключительно по неопытности. Разве мы кого-то хоть пальцем тронули?

– А уж в этом разберется суд.

– В чем «этом»?

– Имя Кляйнгельд вам что-нибудь говорит?

– Нет.

– Да, – поправил компаньона Старик. – Это психиатр, с которым я беседовал в больнице.

– Причем психиатр, аккредитованный при ФБР. Я не знаю, что у вас там с ним произошло, но после беседы его жизнь резко переменилась. Он лишился и практики, и аккредитации. Основал движение «Психиатры за Бога и Сатану». Насколько нам известно, на сегодняшний день доктор является единственным членом этой организации. Почти все время он пикетирует Белый дом с транспарантом.

– И что там написано?

– «Требуем почета для Бога и для Черта!»

– В каком смысле?

Бромвель необаятельно ухмыльнулся:

– По-моему, все ясно. Движение из одного человека, ха! – Голос его посуровел: – Хватит болтать. Пошли!

– Да-да, идем и покончим со всем этим, – отрешенно вздохнул Старик.

Неожиданно мистер Смит сменил манеру поведения – сделался добродушным и при этом каким-то поразительно самоуверенным. Улыбнувшись почти кокетливо, он сказал:

– Вечно вы не продумываете свои решения до их логического завершения. Так гордитесь своей принципиальностью, что совершенно не заботитесь о последствиях.

Президент начинал злиться. Такой нервный эпизод с утра пораньше! Скорей бы уж все это кончилось.

С механической улыбкой он заметил:

– Почему бы вам не последовать примеру вашего приятеля? Доверьтесь закону.

– Сейчас объясню почему, – задушевно ответствовал Смит. – Вы ведь хотите, чтобы это событие сохранилось в тайне. Я уже оказал вам неоценимую услугу – во-первых, не умер, а во-вторых, закрыл свои телом обои. Давайте я расскажу, что будет дальше, если действовать по вашему сценарию. На нас надевают наручники, ведут под конвоем коридорами, мы едем на лифте, выходим через две: ри… Сколько народу мы встретим на пути? Уборщиц, клерков, а то и журналистов, а? Представляете, какой фурор мы произведем? Двое в наручниках – один в рясе, второй в дивной маечке, – а вокруг мрачные морды мальчиков из президентской охраны. Не получится ли как раз то, чего вы так стремитесь избежать? И все из-за вашего хваленого пиетета перед законом.

Президент наморщил лоб. Снова трудное решение.

– Он прав.

– А что делать, сэр?

Проигнорировав вопрос Бромвеля, хозяин обратился к мистеру Смиту:

– Что вы предлагаете?

– Вы предоставляете нам сомнительную привилегию исчезнуть – с полнейшего вашего одобрения и даже по вашей настоятельной просьбе. Президент страдальчески поиграл желваками.

– О'кей.

– Поскольку мы исчезнем с вашего благословения, никаких новых претензий со стороны закона – если мы когда-нибудь все же попадем в его руки – не возникнет.

– О'кей.

– Слово президента? – и мистер Смит протянул руку.

– Слово президента. – Хозяин ответил на рукопожатие и отчаянно взвизгнул.

– Что такое? – развеселился мистер Смит.

– Ваша рука! Она не то очень холодная, не то очень горячая. Я не понял. Катитесь отсюда к чертовой матери!

– Но, сэр… – заикнулся Бромвель. На него-то президент и накинулся:

– Черт бы вас побрал, Бромвель, вся история этой страны построена на компромиссах! Это мы, американцы, изобрели торговлю следствия с преступником. Всему свое время и место – как высоким словам, так и деловому прагматизму. Это сочетание позволяет этике бизнеса быть одновременно и принципиальной, и гибкой. Да, я хочу, чтобы этих типов арестовали. Но еще больше я хочу, чтобы они исчезли с глаз моих долой! Это вопрос приоритетности!

Тут как раз из коридора донесся звук шагов.

– Ты не устаешь меня поражать, – признал Старик, глядя на мистера Смита с восхищением. – Раз за разом я оказываюсь посрамлен… Давай первым.

– Нет уж, после вас. Хочу убедиться, что ты тут не останешься.

– Позвольте поблагодарить вас… – обратился Старик к президенту, но тот шикнул на него:

– Убирайтесь! Брысь! Кыш! Обидевшись, Старик моментально исчез.

– А теперь ты! – рявкнул президент на мистера Смита, прислушиваясь к приближающимся шагам.

Смит улыбнулся и безмятежно сказал:

– Любопытно посмотреть, кто это.

– Нет-нет-нет! – Президент аж согнулся, засучил руками, затопал ногами. В тот самый миг, когда в дверь заглянули двое военных, мистер Смит растворился в воздухе.

– Что здесь происходит, господин президент? – спросил один из офицеров.

– Так, ничего. Ровным счетом ничего, полковник Боггад.

– Извините, что врываемся к вам в гардеробную, сэр, – подал голос второй военный. – Хотя, я вижу, не мы первые. Нам доложили, что прозвучал сигнал тревоги. Потом мы слышали два выстрела. Вот и решили узнать, в чем дело.

– Президент захотел проверить меры безопасности, не ставя об этом в известность ответственных лиц, – соврал Гловер Типтопсон.

– Да, – подтвердил президент, вновь обретший олимпийскую невозмутимость. – Какая же это проверка, если все знают о ней заранее. Мы ведь тут не пассажиры на туристическом лайнере, которых учат в шлюпки садиться.

– Отличная идея, сэр. Но столь неожиданная инициатива могла закончиться человеческими жертвами. Кто стрелял? И в кого?

– По приказу главнокомандующего мы произвели два выстрела в окно, – сообщил Бромвель и откинул барабан револьвера, чтобы продемонстрировать две пустые гильзы.

– Повреждений нет?

– Никак нет, сэр.

Старший из офицеров огляделся по сторонам и сказал:

– Ладно, Ли, идем. В следующий раз, когда будет проверка, неплохо бы предупредить дежурных. Хотя бы из вежливости.

– Учтите, генерал Бэнкрот: надежная система безопасности не терпит полумер.

Бэнкрот и Боггад удалились, пристыженные.

– Мистер Бромвель, инцидент исчерпан. Благодарю всех за понимание и помощь.

– Мы этих сукиных котов из-под земли достанем, – чуть не плача пообещал Бромвель.

Президент цыкнул на него, чтоб говорил потише, и утешил:

– Ничуть в этом не сомневаюсь.

Телохранители гуськом продефилировали за дверь.

– Ситуация под контролем, – констатировал хозяин и вновь обрел свою всегдашнюю энергичность. – Гловер, прежде чем я надену штаны, покажите мне, где там эта поганая кнопка.

* * *

Компаньоны совершили идеально мягкую посадку на тоскливой улочке, в одном из самых бедных и до клаустрофобии тесных районов города Токио. <…>

Какое-то время они стояли молча под проливным дождем. Вода хлестала из водосточных труб в железные баки, переливалась через края, заливала булыжную мостовую. На узкой улочке было пусто, лишь изредка процокает деревянными шлепанцами какая-нибудь старушка, и снова ни души.

– Куда мы теперь? – спросил Старик.

– В Японии не так-то просто найти нужный адрес. Дома здесь нумеруют не по расположению, а по времени строительства… По-моему, вон та подворотня.

– Вижу подворотню, но не вижу в ней двери.

– В бедных кварталах такое часто бывает. Зато посмотри под крышу – видишь, там что-то поблескивает? Это око электронного следящего устройства.

– Нас можно видеть изнутри?

– Да, и каждое наше движение записывается на пленку.

– И кто же нам нужен в этом доме?

– Мацуяма-сан.

Они перешли на другую сторону улицы, стараясь не промочить ноги, а это было непросто, так как по мостовой несся бурливый поток, желтый от грязи и глины. <…>

На компаньонов нацелилось циклопье око радара и, видимо, осталось неудовлетворено осмотром, потому что из подворотни внезапно вылетели четыре свирепых барбоса, молчаливые, мрачные, бескомпромиссные. Мистер Смит взвизгнул и спрятался за Старика.

– Не советую превращаться в какого-нибудь внушительного зверя, – заметил Старик. – Эти собачки все равно не испугаются. Им вообще неведом страх.

– Что это за порода такая? – пролепетал мистер Смит, клацая зубами.

– Акиты. С четырьмя такими сторожами никакие запоры не нужны. Старик простер руку и сказал (разумеется, по-японски):

– Сидеть.

Псы послушно сели и впились белесыми глазищами в Старика в ожидании последующих приказаний.

– Неплохо, – признал Смит. – Однако собаки запросто могут и встать. Старик чуть опустил руку, повернул ладонь вниз.

– Лежать.

Акиты улеглись, но взгляд их оставался все таким же сосредоточенным.

– Может, пусть немножко поспят? – предложил мистер Смит. – А еще лучше, уснут надолго. Вечным сном, а?

Старик слегка зашевелил пальцами, словно играя гамму на невидимой клавиатуре.

– Придется повозиться. – Его голос зазвучал мечтательно, убаюкивающе. – Ой, как же вам хочется спать, – сообщил гипнотизер барбосам. – Вам приснятся косточки… много косточек…

Собаки вовсе не выглядели сонными и неотрывно смотрели на Старика.

– Я же говорю, придется повозиться.

– Можно внести предложение?

– Какое? – раздражился Старик, считая, что мистеру Смиту в его жалком состоянии можно было бы обойтись и без умничанья.

– Мне кажется, будет эффективнее, если ты поговоришь с ними не по-польски, а по-японски.

– Я заговорил по-польски? Старею. И Старик перешел на японский собачий:

– Вам очень хочется спать… Видеть сны о косточках… Внимательные глаза один за другим закрылись.

– Вам снится, что в дом пробрались чужие…

Акиты нервно задергали всеми шестнадцатью лапами.

– А вы их ка-ак цапнете за лодыжку…

Ощерились четыре клыкастые пасти, на мохнатых мордах выступила пена.

– Ну вот… а теперь можно спокойно спать… спать… Псы погрузились в глубокий сон.

– А они не проснутся до нашего возвращения?

– Не проснутся. Идем.

Когда на пороге появились двое незнакомцев, в доме началась настоящая паника – заметались какие-то уменьшенного размера женщины, по-средневековому закланялись, бормоча извинения, суетливые молодые люди.

– Мацуяма-сан? – обронил мистер Смит с высокомерием самурая, принесшего вызов на дуэль.

Челядь расступилась, словно воды морские, и пропустила компаньонов внутрь. Комнат в доме оказалось на удивление много, причем все были похожи друг на друга: голые стены, низкие столики, кое-где – свернутые одеяла.

В самой дальней из комнат обнаружился старичок, сидевший на диковинном сиденье – большой подушке с плетеной спинкой. Старичок был совсем древний, его усохшее, морщинистое личико разительно контрастировало с массивным, лысым черепом, где кожа напоминала гладкую поверхность барабана. Такая неравномерность натяжения кожного покрова, очевидно, доставляла Мацуяме-сан известные трудности: рот его был перманентно полуоткрыт, в уголке поблескивала слюна. Когда приходилось говорить, старичок произносил слова медленно и неуверенно, с натужным причмокиванием. Глаза (впрочем, обычно зажмуренные) были неопределенно-глиняного цвета и казались двумя узенькими шрамами. Несколько седых волосков обрамляли лысину сиротливыми травинками на берегу пруда.

– Мацуяма-сан? – вновь произнес мистер Смит. Едва заметный кивок.

Мистер Смит опустился на корточки и жестом предложил Старику сделать то же самое, однако тот предпочел сесть на пол.

– Мы – друзья. Приехали издалека, – громко сообщил мистер Смит, резонно предположив, что старичок глух как пень.

Мацуяма-сан поднял узловатый палец, что означало: сейчас буду говорить, а вы уж решайте сами, слушать меня или нет. С иностранцами старичок говорил по-английски, с собаками и слугами – по-японски.

– Я видел, как вы обошлись с моими акитами.

– Видели? Каким же образом? – прокричал мистер Смит.

Высохший палец ткнул в какую-то кнопку на обширном пульте, и одна из бамбуковых стен уползла в потолок, обнажив целую когорту телевизоров – их тут было по меньшей мере штук сорок, и каждый показывал какой-нибудь завод или цех. На самом крайнем экране светилась знакомая подворотня с мирно спящими собаками.

– Сильный препарат.

– Это не препарат, – ответил мистер Смит, – а самое настоящее чудо Господа Бога.

Мацуяму-сан эти слова несказанно развеселили, и он затрясся в беззвучном смехе.

– Что тут смешного?

– Бог.

Старик принял вид оскорбленного достоинства, а хозяин дома непостижимым образом внезапно перешел от веселости к ярости. Он злобно ткнул пальцем в другую кнопку – в комнату, низко кланяясь, вошел молодой человек в кимоно. Мацуяма-сан показал ему три пальца, потом еще два.

– Тридцать второй экран, – шепотом повторил секретарь и издал неповторимо японский звук, выражавший гипертрофированное неодобрение и более всего похожий на приглушенное гудение тромбона в нижнем регистре.

– Что случилось? – поинтересовался мистер Смит.

Молодой человек посмотрел на Мацуяму-сан – можно ли ответить. Разрешение было дано – таким микроскопическим кивком, что заметить его мог только человек привычный.

– На заводе номер тридцать два, в префектуре Яматори, где компания производит турбины для подводных лодок и электронные синтезаторы, две минуты назад закончился обеденный перерыв, а кое-кто из служащих до сих пор смеется.

Секретарь взял телефонную трубку и нажал две кнопочки – очевидно, линия была прямой. Произнеся несколько отрывистых, сердитых фраз, молодой человек вновь устремил взгляд на экран номер тридцать два. Работницы расходились по рабочим местам. Мацуяма-сан повернул рычажок, чтобы включить звук. Появился начальник, выкликнул по бумажке два имени и принялся отчитывать виновниц, которые замерли на месте, низко кланяясь и чуть не плача. Все это было похоже на сцену наказания в каком-то зловещем детском саду.

– Что происходит? – спросил любопытный мистер Смит.

– Сотрудниц клавишного сектора синтезаторного цеха наказывают за смех после окончания перерыва.

– И какое наказание?

– Штраф. Половина недельной зарплаты. Если повторится еще раз, будут уволены. А если будут уволены, то не смогут найти работы ни в одной солидной японской компании в течение пяти лет. Такое соглашение подписали крупнейшие корпорации по инициативе господина Мацуямы, который владеет крупнейшей из крупнейших корпораций.

– Такая страшная кара за хихиканье после окончания перерыва?

– И за хихиканье до начала перерыва тоже.

– Ну, а во время перерыва хихикать можно?

– На то он и перерыв, чтобы отхихикаться.

– Тяжело, наверно, приходится неисправимым хохотушкам. Этого замечания Мацуяма-сан, судя по всему, не понял и решил не полагаться на клеврета – внести собственную лепту в разъяснение:

– Мацуяма-сан дает работу двум миллионам человек, – сказал он о себе в третьем лице и показал два пальца.

– Не может быть! – ахнул Старик.

– Так вы – Бог?

– Бог.

Японец игриво хмыкнул и поднял палец.

– А меня зовут Смит! – крикнул мистер Смит.

– Американец, – констатировал Мацуяма-сан.

– С чего вы взяли?

– Бог тоже американец. Старик и мистер Смит переглянулись.

Трудно было понять: то ли Мацуяма-сан в полном маразме, то ли имеет склонность к иронии.

– А кто Бог, если не американец? – на пределе доступной в его возрасте веселости сказал японец. – Разве Америка – не любимая страна Бога?

Старик пришел к выводу, что это высказывание носит явно враждебный характер, и решил сменить тему разговора:

– Странно, что такой богатый и могущественный человек живет в бедном районе.

– Бог не понимает? – спросил Мацуяма-сан, и лицо его помрачнело, сделавшись до жути похожим на маску смерти. – У японцев не один бог. Много. Японцы почитают семью, предков. Я не почитаю предков. Мои предки плохие. Из-за них я все должен был делать сам. Родился здесь, в этом доме. Предки тоже. Повара, плотники, лудильщики, воры. Всякие. Много родственников. Старые, молодые, совсем маленькие. Дяди, тети, двоюродные, троюродные. Все здесь. Шум, гам, никакой тишины. Теперь тут я один. Много тишины, много мыслей, много рассуждений. Братья все умерли. Сестры все умерли. Дети или умерли, или живут в больших домах с бассейном, водопадами, мостиками. Богатые. Пикники устраивают. Два сына были камикадзе. Топили вражеские корабли, погибли. Один в конце войны убил себя. Ему стыдно было. Кому как повезло. Я остался живой. Хранил японские традиции. Двум миллионам дал работу. Скоро еще дам. Вражеских кораблей больше не топим. Устарело. Топим вражеские автомобили, телевизоры, видеокамеры, часы, аудиотехнику. Другие времена/Добра и зла больше нет. Устарели. Другой критерий. Будущее. Эффективно или нет. Иметь или не иметь. Самураи снова воскресли. В бизнесе. Теперь дуэль на собрании акционеров.

– Минуточку! – взорвался Старик. – Вы хотите сказать, что понятие эффективности – неэффективности вытеснило добро и зло? Я вас правильно понял?

– Очень правильно. Новое измерение в поведении человечества. Конкуренты тоже говорят про эффективность, но не доводят до логического конца. У них комиссии по контролю качества и прочая ерунда, а хихикать в рабочее время можно. Качество и хихикать несовместимо. Никаких компромиссов в борьбе за тотальную эффективность. Формула такая: тотальная эффективность есть тотальная добродетель.

– Любопытно, – задумчиво произнес Старик. – Мы с мистером Смитом стараемся вести себя и разговаривать как смертные, чтобы не давить на людей своим превосходством. Элементарная вежливость. А вы, Мацуяма-сан, говорите, словно вы бессмертны. И совершенно непонятно, с какой стати.

На сморщенном личике возникла легчайшая тень улыбки.

– Очень острое наблюдение, – прошептал Мацуяма-сан и нажал указательным пальцем еще одну кнопочку.

Бамбуковая ширма у него за спиной уползла под пол, и гости увидели какой-то весьма необычный аппарат.

– Машина по поддержанию жизни. Последняя ступенька на пути к бессмертию. А моим заводам приказано в течение пяти лет разработать технологию вечной жизни. Вчера получил секретный отчет. Большое счастье. Работы идут успешно. Пять лет не понадобится.

– А если вы умрете раньше?

– Меня тут же подключат к машине по поддержанию жизни. У меня в коже уже проделаны входные отверстия для сенсоров. На затылке пропилена прорезь. Дискету вставлять. Мысли во сне будут регистрироваться. Могу давать закодированные приказы даже в коме. Остался всего один шаг, и все достойные обретут бессмертие.

– Несчастный глупец! Неужели вас радует подобная перспектива? Мацуяма-сан проглотил оскорбление, как таблетку. Помолчал, потом продолжил:

– Много лет обхожусь без радости. Вместо радости достижения.

– Вы жили без любви? – недоверчиво спросил Старик.

– И без ненависти? – чтобы не отставать, подпел ему мистер Смит.

– Ах да, любовь. Последние полвека, больше, один час в день для жены, один час для гейши, один час для проститутки. Не знаю, одни и те же женщины или меняются. Маловероятно, что те же самые. Но у них инструкция: быть приятными, а остальное неважно. – Личико долгожителя насупилось и после некоторого колебания он признался: – Понимаете (указательный палец поднялся вверх), уже много лет я с трудом различаю лица. Вижу только достижения и нарушения.

– А сколько у вас было детей?

– Невозможно ответить. Понятия не имею. Все мои служащие, два миллиона двести сорок одна тысяча восемьсот шестьдесят три человека, мне как дети. Я их когда надо хвалю, а когда надо наказываю. Возможно, молодые люди, которые живут в доме, – мои сыновья. Я с ними обращаюсь плохо. И зрение портится. Но собак различаю и помню по именам: Божественный Гром, Небесный Вулкан, Грозная Молния и Воин Императора. Помню и их почтенных родителей – их звали Вздох Дракона и Хрупкий Цветок.

– Вот вы говорите, что стали плохо видеть. Чем вы сможете заменить глаза, даже если достигнете бессмертия?

Мацуяма-сан вновь изобразил подобие улыбки.

– Специальные линзы. Уже опробованы. Зрительный нерв искусственный, вживлены специальные сенсоры. Слух тоже разработан. Стереофонические микрофоны с полгорошины величиной вживляются в барабанную перепонку. Слышишь и видишь лучше, чем младенец.

– И вы не боитесь, что гордыня губительным образом отразится на вашем характере? – медленно спросил Старик.

– Глупый вопрос, – скривился Мацуяма-сан. – Гордыня? Я ничего, кроме гордыни, не знаю. Я отдаю приказы. Повелеваю. Смысл моего существования.

– Испытываете от этого удовольствие?

– Испытывать удовольствие – проявление слабости, порок. Плохое слово «удовольствие». Я не испытываю удовольствия. Я просто существую. Все.

– Так я научу тебя смирению! – громогласно воскликнул Старик. – Я поставлю тебя на место! Смотри на меня!

– Смотрю, Бог, – с явной насмешкой откликнулся японец.

– Не вижу твоих глаз! Учти, повторять не буду! Я тоже стар, а это требует больших усилий. Готов?

– Что ты сделаешь? Докажешь, что у Бога еще остается немножко силы?

– Вот именно. Считаю до трех, а ты следи. Больше от тебя ничего не требуется.

– По-моему, ты решил обходиться без эффектов, – прошипел мистер Смит.

– С этим упрямцем другого способа быть не может! – прогремел Старик. – Раз, два, три!

И растворился в воздухе.

Исчезновение Старика ничуть не впечатлило японца, зато мистер Смит явно занервничал. Ему отнюдь не улыбалась перспектива остаться одному в этом тихом дурдоме. Все время, пока Старик отсутствовал, Смит не сводил глаз с монитора номер один, где дрыхли лохматые акиты. Через десять секунд, показавшихся покинутому десятью минутами, Старик материализовался. Вид у него был величественный.

– Ну?

Никакого ответа. Мацуяма-сан не отреагировал на произошедшее. Он сидел абсолютно неподвижно с отсутствующим выражением лица, статичный, как пенек.

– Спит, – растерянно констатировал Старик.

– Или помер, – предположил мистер Смит. – От шока. Позвать молодого человека, чтоб подсоединил его к машине? Или самому попробовать? Вон какие-то провода.

– Спит, – повторил Старик и грозно откашлялся, произведя звук, похожий на гул недальнего землетрясения. Личико японца чуть дернулось.

– Прошу извинения. Из вежливости. Мог бы не просить. Уснул. В моем возрасте непредсказуемым остается только сон.

– Так ты ничего не видел? – ахнул Старик.

– У меня создалось ощущение, возможно ошибочное, что вы на время покинули комнату, а потом вернулись обратно.

– Покинул? Через дверь?

– А как же еще?

– Как еще?! Смотри в оба глаза и больше не спи! Третий раз делать не буду! Сюда смотри! Иначе предоставлю тебя твоей злосчастной судьбе и никогда больше не вернусь, понял? Итак, внимание!

Он махнул рукой у японца перед носом.

– Смотрю, – едва заметно кивнул Мацуяма-сан.

– И не отвлекайся. Раз, два, три!

И Старик опять исчез.

На сей раз мистер Смит заметил некоторую реакцию: Мацуяма-сан придирчиво огляделся по сторонам, внимательно обозрел потолок. Когда через положенные десять секунд Старик вернулся, японец даже вздрогнул.

– Так что?

– Сколько? – ответил вопросом на вопрос Мацуяма-сан.

– В каком смысле?

– Сколько хотите за патент?

– Не верю собственным ушам, – сник Старик.

– Плачу хорошо, однако не чрезмерно. Трюк удачный, но несложный. Сто тысяч долларов. Если откажетесь, мы сами разработаем аналогичную технологию, просто это займет немножко времени. В ваших интересах согласиться.

– Да соглашайся ты! – взмолился мистер Смит. – Хоть получим наконец нормальные деньги. Целых сто тысяч!

– Не могу, – отрезал Старик. – Я знаю, как это делается, но торговлей не занимаюсь. Да и потом, этому не научишь. Либо дано, либо нет.

– Какая разница? Сделай вид, что продаешь. Давай я продам ему технологию. Я тоже умею исчезать. Мне торговля не претит.

– Это был бы обман.

– Такого грех не обмануть.

– Обман вне сферы этики.

– Плевал я на сферу этики! Мацуяма-сан поднял палец:

– Я вижу, вы спорите, но ничего не слышу. Делаю окончательное предложение. Сто двадцать тысяч американских долларов или эквивалент в японских иенах за продажу мировых прав на фокус с исчезновением.

– Он назвал чудо фокусом! Это последняя капля! – закипел Старик, но тут истерически заклекотал Смит:

– Смотри, смотри! Первый экран! Полиция!

В самом деле – на первом мониторе появились фигуры в пуленепробиваемых жилетах, крадущиеся вдоль улицы по направлению к дому. Один из полицейских пнул лежащую акиту, которая немедленно проснулась и вцепилась ему в лодыжку.

– Псы просыпаются!

– Ну не могу же я уследить за всем сразу, – поморщился Старик.

– Вызвал полицию, когда вы усыпили моих собак, – сообщил Мацуяма-сан, показав пальцем на красную кнопку. Потом покрутил какую-то ручку, и стали слышны звуки улицы. Пробудившиеся акиты свирепо рычали, укушенный отчаянно вопил, товарищи пытались отцепить от него намертво прилипшего пса. Внезапно на экране возникли двое: высоченный блондин и маленький японец с какими-то начальственными иероглифами на каске. Физиономию блондина объектив изрядно искажал, но голос был слышен отчетливо:

– О'кей, все как договорились. Ваши люди входят первыми, я – следом. Главное не дать им возможность исчезнуть прежде, чем я зачитаю им права. Ни в коем случае не напугайте их. Пусть думают, что это обычная проверка. Мол, сигнализация по ошибке сработала. Когда они успокоятся, появлюсь я и попробую с ними договориться.

Японец кивнул.

– ФБР! – ахнул мистер Смит. – Мало нам было собак!

– Как они нас нашли? – нахмурился Старик. – Очевидно, существуют какие-то электронные приспособления, которые могут нас выслеживать. Боюсь, что наш хозяин во многом прав.

– Зато мы умеем вовремя исчезать.

– Не самый конструктивный выход, – вздохнул Старик и протянул Смиту руку.

Тут в комнату с грохотом и пыхтением вломились полицейские.

– Прямо как в телевизоре, – причмокнул мистер Смит.

– Куда теперь?

Появился начальник, поднял руку, и полицейские опустили автоматы.

– В Индию.

– В Индию?

– Последняя остановками все, «сбросим этот бренный шум».

– Красиво. Кто сочинил?

С нарочитой неспешностью вошел давешний блондин.

– Спокойно, парни. Вашему путешествию конец. Думаю, вы и сами это понимаете.

Сомкнув вежды и блаженно улыбаясь, Старик и мистер Смит медленно воспарили к потолку и просочились через крышу, продемонстрировав новую вариацию исчезновения.

– Мать твою! – выругался блондин. – Похоже, вы все-таки их напугали! Перед самым исчезновением компаньонов на пороге возник молодой секретарь. Он посмотрел на своего босса с явным беспокойством и включил сирену.

– Скорей! Господин Мацуяма умер! Я должен в течение двух минут подключить его к аппарату! Вон там инструкция по эксплуатации, возьмите, а я пока подключу сенсоры!

Секретарь рывком перевернул старца и принялся тыкать штекерами ему в спину. Внезапно Мацуяма-сан вздрогнул и открыл глаза.

– Идиот! Уж и задремать нельзя. Что тут происходит?

* * *

Предпоследнее путешествие было не самым дальним, но самым утомительным, ибо компаньоны уже порядком выбились из сил. Они пропустили момент приземления, так как незадолго до конца полета оба погрузились в глубокий сон. Трудно сказать, сколько времени пробыли они в забытьи, но когда Старик приоткрыл глаз (чтобы сразу же вновь его зажмурить), сияло безжалостное полуденное солнце. Старик пощупал живот, заголившийся вследствие посадки на автопилоте, и проворно отдернул пальцы.

– Вот так так, – пробормотал он. – Мой живот раскалился добела. Никогда еще не испытывал столь сильного осязательного ощущения. Мистер Смит шевельнулся.

– Что ты сказал? Живот раскалился? А я думал, что это моя прерогатива – на случай медицинского осмотра. – И засмеялся. – Хорошо, что я выспался!

– А раньше ты когда-нибудь испытывал потребность в сне?

– Да. И ты тоже. Мы постепенно обзавелись этой потребностью, необходимой для нашего маскарада. У меня все началось с той ужасной шлюхи в Нью-Йорке. До сих перед глазами стоит след от резинки на ее бедре. Как след шины на снегу. В тот раз я уснул от острого приступа скуки, навеянного ее трактовкой секса. При этом, отметь, до секса дело так и не дошло, но мне достаточно было представить дальнейший ход событий, и я предпочел отключиться. А дальше было бы так: театральные стоны, затуманенный взгляд, ритмичное вихляние задом, коммерческий припев «как хорошо» и по истечении положенных пятнадцати минут имитация оргазма.

– Я не смогу участвовать в этом обсуждении, – заметил Старик. – Описываемые тобой действия мне малопонятны и несимпатичны.

– Просто хотелось остановиться на том памятном случае поподробнее, потому что я впервые тогда вкусил сна, этого сладкого забвенья, которого прежде мы с тобой были лишены…

– Ничего, у нас есть другие преимущества.

– Не так уж много. Умение вовремя исчезать – вот, пожалуй, и все.

– А путешествие без билета, без стояния в очереди, без зависимости от общественного транспорта?

– В награду за жизнь без сна, без отдыха, без конца? Слабая компенсация…

– Меня все больше и больше беспокоит…

– Что?

– Изображая из себя смертных, мы постепенно превращаемся в них на самом деле, причем гораздо успешней, чем наш друг Мацуяма превращается в бессмертного.

– А это означает, что нам пора возвращаться, – медленно произнес мистер Смит.

– Давно пора. Вот, положи руку мне на живот. Мистер Смит так и сделал.

– Разве не горячо? – спросил Старик.

– Вовсе нет. Нормальная температура для живота в здешнем климате.

– Значит, я выбрал неудачный пример. Но хоть жару-то ты ощущаешь?

– На мой вкус, жара умеренная. Значит, для большинства людей слишком жарко.

– Понимаешь, я никогда прежде не ощущал ни жару, ни холод. Теперь же я начинаю чувствовать температуру. Если так пойдет дальше, еще неизвестно, сможем ли мы вернуться туда, откуда прибыли.

– Не бойся, твоя божественная природа никуда не денется. Другое дело – запас энергии. Парализованный помнит, как ходить, да встать не может.

– Приятная аллегория, вполне в твоем духе.

Старик поправил хламиду и приподнялся.

Его глаза уже привыкли к жгучему, переливчатому сиянию, из-за которого все вокруг казалось подернутым легкой дымкой. В тени гигантского дерева Старик разглядел какие-то неподвижные, но явно живые силуэты и в первый момент решил, что это представители фауны.

– Кто это там? – шепотом спросил он Смита.

– Люди, – ответил тот, садясь.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Люди, причем почти голые. Мужчины. Тощие как щепки. Лысые. На каждом очки в металлической оправе.

– На каждом? И сколько же их?

– Я вижу пятерых. Возможно, в высокой траве сидит кто-то еще.

– Как тебе удалось в твоем возрасте сохранить столь острое зрение? Мистер Смит сатанински улыбнулся:

– Мне случалось любоваться такими восхитительными картинами… Без острого зрения в моем деле никак нельзя.

– Без подробностей, пожалуйста. Переходим к следующему вопросу. Кто эти люди?

– Святые старцы, – донесся ответ на певучем индийском диалекте. Голос был высок и тонок, но несказанно нежен.

– Они что, слышат нас на таком расстоянии? – удивился Старик.

– Вот уж не подумал бы, – перешел на шепот мистер Смит.

– Мы слышим каждое ваше слово, – вновь донесся голос. – И теперь окончательно убеждены, что вы тоже святые старцы, но обладающие куда большей властью и силой, чем мы. Вот мы и собрались, чтобы внять голосу вашей мудрости.