Текст книги "Амадей (ЛП)"
Автор книги: Питер Шеффер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
В парке Пратер.
На заднике появляются свежие зазеленевшие деревья. Желтые лучи света превращают декорации синих тонов в ярко-зеленый цвет. Входят под руку МОЦАРТ и КОНСТАНЦИЯ. Она явно на сносях. На ней ветхое пальто и капор. Он тоже одет бедно. САЛЬЕРИ прогуливается с ВЕНТИЧЕЛЛИ.
Сальери. В следующий раз я встретил его в Пратере. Моцарт (к Сальери). Поздравляю вас, сударь! Сальери. Благодарю вас. Благодарю вас обоих. (Зрителям.) Было ясно, что ему стало еще хуже. Глаза его странно блестели, как у собаки, внезапно освещенной лучом света. (Моцарту.) Я слышал, вы нездоровы, мой друг. (Он кивает Констанции и она приседает в реверансе.) Моцарт. Да, нездоров. Боли у меня не проходят. Сальери. Вот беда. Откуда же они? Моцарт. Потом я плохо сплю… У меня дурные сны. Констанция (предупреждающе). Вольферл! Сальери. Сны? Моцарт. Всегда снится то же самое. Призрак в сером плаще, зовущий меня за собой. (Он делает медленный приглашающий жест.) Лица не видно. Вместо него какая-то серая маска. (Издает нервный смешок.) Как вы думаете – к чему бы это? Сальери. Надеюсь, вы не верите в сновидения? Моцарт. Конечно, нет. Сальери. А вы, мадам? Констанция (холодно). Мне сны не снятся, сударь. Неприятностей и так хватает.
Сальери откланивается.
Моцарт. Плоды воображения, конечно. Констанция (холодно). Если б у Вольфганга была подходящая должность, Первый капельмейстер, ему бы не лезли в голову сны… Моцарт (в смущении берет ее под руку). Станци, пожалуйста! …Извините нас, сударь… Пойдем, дорогая. Мы, слава богу, в добром здравии.
Супруги уходят.
Первый. Он ведет себя все несуразнее. Второй. Вот именно. Первый. Безликие серые призраки! Сальери (глядя ему в след). Мне кажется, он слишком часто вспоминает отца. Да и дела у него не блестящи. Первый. Они опять переехали. Второй. На Раунштейнгассе, дом номер 970. Первый. У них, должно быть, отчаянное положение! Второй. Живут в настоящей трущобе. Сальери. Разве он ничего не зарабатывает, кроме жалованья? Первый. Абсолютно ничего. Второй. Я слышал, он стал попрошайничать. Первый. Говорят, написал двадцать писем масонским собраниям. Сальери. Правда? Второй. И они собираются дать ему денег. Сальери (зрителям). Конечно! Они могут дать! С них станется. Я совершенно упустил из вида масонов! Вот так болван! Уж если они раскошелятся, голодом его н уморить! Помощь от них не иссякнет!.. Как же положить этому конец и немедля?! Первый. Лорд Фуга очень недоволен им. Сальери. Вот как?
В масонской ложе.
Огромная золотая эмблема с масонской символикой опускается вниз. Входит ВАН СВИТЕН. На нем масонский передник поверх мрачной одежды. МОЦАРТ появляется слева. На нем тоже масонский передник. Традиционное братское рукопожатие.
Ван Свитен (мрачно). Так не годится, брат мой. Ложа не для того существует, чтобы вы побирались. Моцарт. Что же мне делать прикажите? Ван Свитен. Давайте концерты, как раньше. Моцарт. У меня не осталось почитателей, барон. Я уж больше не в моде. Ван Свитен. Неудивительно! Писать безвкусные оскорбительные комедии! Ведь я предупреждал вас. Моцарт (смиренно). Да, верно. Это так. (Он хватается за живот.) Ван Свитен. Пришлю вам завтра несколько фуг Баха. Можете сделать аранжировку для моего воскресного концерта. За это причитается гонорар. Моцарт. Спасибо, барон.
Ван Свитен кивает и удаляется. Вперед выходит Сальери. Моцарт кричит вслед Ван Свитену.
Но я же не могу жить аранжировками Баха! Сальери (с иронией). Весьма щедрый господин. Моцарт. И все же придется этим заняться. Если он настроит ложу против меня, я пропал. Я ведь пришел к масонским братьям, можно сказать, на полное содержание. Сальери. Вот и прекрасно. Моцарт. Ну да ладно! Я как-нибудь выкручусь! Увидите! Уже сейчас появилась надежда. Шиканедер сделал мне замечательное предложение. Он тоже стал масоном. Сальери. Шиканедер? Это – который актер? Моцарт. Да, у него в пригороде театр. Сальери. Скорее мюзик-холл. Моцарт. Вот именно… Он хочет, чтобы я сочинил водевиль, – что-нибудь для простых немцев. Правда, чудесная идея? Половина сборов причитается мне. Сальери. А как насчет аванса? Моцарт. Он говорит, пока денег нет. Конечно, это не такое уж заманчивое предложение. Но в популярной музыке о братской любви можно отразить идеалы масонов! Сальери. Вот это верно!.. А почему бы не показать масонов на сцене? Моцарт. В опере?.. Ну, это невозможно.
Сальери смеется, чтобы показать, что он просто шутит.
И все же неплохая мысль! Сальери (серьезно). Ритуалы масонов хранятся в тайне, Вольфганг. Моцарт. Ну, их не надо в точности изображать. Я мог бы изменить их немного. Сальери. Что ж, тогда… это могло бы славно послужить великой цели… Моцарт. Братской любви! Сальери. Именно, братской!
Они поворачиваются и торжественно взирают на висящую у задника золотую эмблему.
(Тепло.) Мужайтесь, Вольфганг. Это прекрасная идея. Стоит попробовать. Моцарт. Правда? И я так думаю. Сальери. Но пока об этом никому ни слова. Моцарт. Ни слова. Сальери (сжимает руку в кулак). Тайна! Моцарт (повторяет жест). Тайна! Сальери. Прекрасно. (Он идет на авансцену и обращается к зрителям.) Уж если это не поссорит его с масонами, значит просто не судьба!
Золотую эмблему убирают. Мы слышим танец Моностаса и зачарованных рабов из «Волшебной флейты» – «Это звучит изумительно. Это звучит прекрасно!» Под звуки колокольчиков слуги вносят длинный деревянный стол, заваленный рукописями и заставленный бутылками, на котором стоит перевернутая табуретка. Они ставят стол перпендикулярно к зрителю. Из глубины сцены появляется усталая КОНСТАНЦИЯ и входит в квартиру на Раунштейнгассе. Стеганный фартук подчеркивает, что она на сносях. Слева двое других слуг ставят золоченый столик с вазой-подставкой для сладкого, полной пирожных, и три золоченных стула из роскошного салона Сальери. Обе столь разные квартиры видны одновременно. Как только убирается эмблема. У Сальери появляются ВЕНТИЧЕЛЛИ.
Квартира Моцарта, салон Сальери.
Первый. Моцарт очень собой доволен! Второй. Пишет оперу, но держит ее в тайне! Первый. Никому не говорит о чем! Второй. Это всем просто надоело!
Уходят.
Сальери. А мне он все рассказал. Все как есть!.. Церемония посвящения. Церемония с завязанными глазами. Все тайные ритуалы масонов… Он сам себе готовил погибель. А дома жизнь становилась все труднее и труднее. (Он идет в глубь сцены и садится на один из золоченных стульев, жадно поглощая пирожное.)
Моцарт тоже сидит за столом, завернувшись в одеяло и сочиняет музыку. Напротив на табуретке сидит Констанция, ежась, в платке.
Констанция. Мне холодно… Весь день дрожу… Что делать? Дров-то ни полена! Моцарт. Папа был совершенно прав. Мы кончим, как он предсказал. В полной нищете. Констанция. Он-то во всем и виноват. Моцарт. Папа? Констанция. Он сделал из тебя ребенка. И не дал вырасти. Моцарт. Не понимаю… Ты же всегда любила папу. Констанция. Я? Любила?!Моцарт. Ты же его обожала. И часто говорила мне об этом.
Небольшая пауза.
Констанция (грубо). Я ненавидела его.Моцарт. Что?!Констанция. И он ненавидел меня. Моцарт. Неправда! Он очень любил нас обоих. Не говори глупости.Констанция. Значит, я говорю глупости?Моцарт (примирительно). Конечно, женулю, душа моя!Констанция. Ты помнишь, у нас вчера ярко горел камин? Было так холодно, что ты даже не мог чернила отогреть. Ты сказал тогда: «Ну и пламя!» Помнишь? «Ну и пламя!» А горела старая бумага. Так вот, мой дорогой. Это были письма твоего отца с тех самых пор, как мы с тобой поженились.Моцарт (кричит). Что?!Констанция. Все до единого! Все эти письма о том, какая я растеряха и плохая хозяйка! Все до единого! Моцарт (кричит). Станци! Констанция. Плевать я на него хотела!.. Плевать! Моцарт. Ах ты дрянь! Констанция (охваченная злобой). Хоть согрелись немного! А как же еще согреться-то? Может быть, заняться танцами? Ты же обожаешь танцы, Вольферл! Давай же потанцуем! (Величественно.) Напиши мне контрданц, Моцарт! Это же твое дело – писать танцы! (В состоянии истерики, она хватает со стола рукописи и разбрасывает их по полу. Задрав юбку, пританцовывает, как спятившая крестьянка на мелодию «Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный» из «Свадьбы Фигаро». Поет диким голосом.
Non pui andral, farfallone amoroso,Notte e giorno d́intorno girando![72] Моцарт (резко кричит). Перестань! Перестань же! (Он хватает ее.) Stanzi-marini! Marini-bini![73] Пожалуйста, не надо! Пожалуйста, пожалуйста, умоляю! Прошу тебя!.. Послушай – вон поцелуй! Знаешь откуда он? Вон из того угла ползет. И еще один – влажный, сладко-мокрый, двигается прямо к тебе – хоп! Чмок-чмок-чмок!
Она грубо его отталкивает и продолжает танцевать.Моцарт ловит ее, но она опять его отталкивает.
Констанция. Уйди! Отстань!
Пауза.
Моцарт. Я боюсь, Станци. Со мной что-то ужасное творится. Констанция. Нет, это невыносимо. Я больше так не могу! Моцарт. А призрак стоит вон там и кивает… (Сам лихорадочно кивает.) «Пойдем! Пойдем со мной! Я тебя жду!» Лица не видно, оно под маской! Всегда скрыто от меня! Но каждый раз все ближе, все настойчивей! Констанция. Ради бога, перестань!.. Прекрати!.. Мне страшно! Страшно!.. Ты пугаешь меня… Если так будет продолжаться, я тебя брошу… Клянусь, что брошу! Моцарт (потрясенно). Станци! Констанция. Я это сделаю… имей в виду… (Она кладет руку на живот. Точно у нее начались схватки.) Моцарт. Прости меня! О, господи! Прости! Я виноват, виноват, виноват! Иди же ко мне, женушка моя, душа моя!.. Иди же!.. Иди!
Моцарт становится на колени и уговаривает Констанцию. Она идет к нему нехотя, через силу.
Кто я?.. Быстро скажи мне. Обними и скажи. Кто я такой? Констанция. Киска-проказник. Моцарт. А еще кто? Констанция. Бука-мяука. Моцарт. А ты мышка-глупышка. И Stanzi-manzi. И bini-gini.[74]
Она ему уступает.
Констанция. Вольфи-польфи. Моцарт. Пупи-пипи!
Они хихикают.
Констанция. Но только не дури! Моцарт (настойчиво как ребенок). Давай!.. Давай!.. Давай!.. Делай «поппи»! Поиграй! Ну. Давай же! Кто скорей?
Они играют свою особую игру, стоя на коленях; темп игры постепенно убыстряется.
Констанция. Поппи. Моцарт (меняет слово). Пэппи. Констанция (подражает ему). Пэппи. Моцарт. Паппа. Констанция. Паппа. Моцарт. Паппа-паппа! Констанция. Паппа-паппа! Моцарт. Паппа-паппа-паппа-паппа! Констанция. Паппа-паппа-паппа-паппа!
Они трутся носами.
Вместе. Паппа-паппа-паппа-паппа-паппа! Паппа-паппа-паппа-паппа-паппа! Констанция. А-ааа-ооо! (Она вдруг вскрикивает и хватается за живот.) Моцарт. Станци!.. Станци, что с тобой?!
Вбегают ВЕНТИЧЕЛЛИ.
Первый. Какая новость! Второй. Она разрешилась! Первый. Внезапно! Второй. Преждевременно! Первый. Мальчиком! Второй. Бедный малютка! Первый. Родиться в такой семье! Второй. В такой конуре! Первый. В полной нищете! Второй. Где отец и сам как дитя.Во время этого диалога Констанция медленно встает и снимает свой стеганный фартук. Беременности больше нет. Она поворачивается, грустно и медленно идет в глубь сцены и уходит совсем. Моцарт делает за ней несколько шагов и в тревоге останавливается. Первый. А теперь говорят… Второй. Теперь говорят… Первый. Что случилось и нечто другое. Второй. Даже более странное.
Моцарт берет бутылку и быстро идет в салон к Сальери.
Моцарт (в приступе безумия). Она меня бросила! Сальери. Да что вы говорите?
ВЕНТИЧЕЛЛИ исчезают. Моцарт, держа в руках бутылку, садиться на один из золоченных стульев в салоне Сальери.
Моцарт. Уехала. Сказала, что ненадолго. Вместе с младенцем. На воды… На это уйдут все наши деньги! Сальери. Но почему же? Моцарт. Она права… Я сам виноват… Ей кажется, что я сошел с ума. Сальери. Неужто? Моцарт. Может быть, так и есть… Мне кажется, что я… Да… Сальери. Вольфганг.. Моцарт (в сильном волнении). Я расскажу вам! Вчера ночью я опять видел призрак… как тот – из моих снов! Но теперь я не спал! (Еще более взволнованно.) Он стоял у моего стола в чем-то сером, безликий и в маске. И в этот раз он говорил со мной. «Вольфганг Моцарт, – сказал он. – Ты должен написать Реквием для мессы. Бери перо и приступай!» Сальери. Реквием? Моцарт. Я спросил: «Для кого Реквием? Кто умер?» Он сказал: «Когда я прейду в следующий раз, работа должна быть закончена». Повернулся и ушел. Сальери. Друг мой! Какая мрачная фантазия! Моцарт. Нет, нет… это было как наяву… Хотя, сказать по правде, не знаю, верно ли? Может, просто померещилось?.. Что ж удивляться, что Станци уехала? Я напугал ее.. Вот она и сбежала. И теперь она не будет на премьере «Волшебной флейты». Сальери. Вы хотите сказать, что работа закончена? Так скоро? Моцарт. О да… Музыку писать легко. С женой ладить куда труднее. Сальери. Мне бы хотелось услышать ее. Моцарт. Вы в самом деле пришли бы? Но театр очень скромный. Просто мюзик-холл. И придворных не будет никого. Сальери. Это мне безразлично. Готов где угодно слушать ваши сочинения!… Я знаю, что не могу заменить вашу жену… но мне изветно, кто мог бы!
Он встает, и Моцарт тоже поднимается.
Моцарт. Кто же это?Сальери. Знаете что? Я привезу Катарину! Она развлечет вас! Моцарт. Катарину!Сальери. Помнится мне, вам нравилось ее общество!
Моцарт весело смеется. Входит КАВАЛЬЕРИ в нарядной шляпе с пером. Она заметно располнела. Сделав реверанс Моцарту, она берет его под руку.
Моцарт (раскланивается). Синьора! Сальери (зрителям). И мы отправились втроем. Странное трио, не правда ли?
Моцарт и Кавальери застывают.
Первый капельмейстер двора, вкрадчивый, как кот. Его любовница, теперь раздобревшая и в шляпе с пером, как и полагалось знаменитой певице, какой она стала. И Моцарт, свихнувшийся и сильно навеселе от дешевого вина, к которому пристрастился.
ОНИ оживают.
Мы отправились в пригород, в тесный мюзик-холл, расположенный в трущобах.
На подмостках Вайденского театра.
Вносят две лавки и ставят на авансцене. Внезапно слышится шум. Толпа немецких рабочих из глубины сцены устремляется к ним. Сквозь толпу пробивается вперед наше трио. Длинный стол теперь разворачивают вдоль сцены, зрители шумно рассаживаются на нем, дымя трубками, закусывая колбасой. Незаметно входит барон ВАН СВИТЕН. Он стоит поодаль. Моцарт. Не судите меня слишком строго! Такое сочинение я написал впервые.
Трио рассаживается на первой скамье: Моцарт, болезненный и исхудавший, румяная, кричаще разодетая Кавальери и первый капельмейстер Сальери, такой же элегантный, как всегда.
Сальери. Мы сидели, как он того и хотел, среди простых немцев! Запах пота и колбасы стоял чудовищный!
Кавальери прижимает носовой платок к своему чувствительному носику.
(Моцарту.) Это так интересно! Моцарт (счастливо). Вам нравится? Сальери (оглядывается вокруг). О да! Для такой публики и следует сочинять! Не то что наши скучающие придворные… Вы, как всегда, прокладываете нам путь!
Публика на сцене застывает.
(Зрителям.) Именно так. Мои вонючие соседи громко смеялись над шутками в тексте…
На сцене оживают и смеются.
И только я один среди них действительно услышал все очарование «Волшебной флейты».
Публика на сцене опять застывает. Звучит величественный гимн в конце второго акта «Слава вам, посвященным!»
Композитор и впрямь ввел масонов в оперу. Ах, да! Вы хотите знать, как именно? Он превратил их в Орден вечных служителей добра. Я слышал голоса из древних храмов, видел огромный диск солнца над девственной землей, где танцевали звери и младенцы парили в воздухе. Лучи солнца иссушили и сожгли всю горечь, какой мы отравляем друг другу жизнь!
Огромный диск солнца поднимается над малой сценой, и на его фоне высвечивается величественный силуэт жреца, благословляющего мир, с протянутой к нам рукой.
В лучах этого солнца я вдруг увидел – посмотрите и вы – обновленный образ его отца! Уже не осуждающего, а всепрощающего. Верховного жреца ордена с протянутыми к миру руками, полными любви. Вольфганг уже больше не боялся своего отца, Леопольда. Он сотворил теперь новую легенду!.. В звуках льющейся музыки слышался обретенный им покой, бросающий вызов моей нескончаемо страждущей душе! Вот она где – волшебная флейта! Она звучала здесь, рядом со мной! (Он указывает на Моцарта.)
Раздаются аплодисменты. Моцарт, волнуясь, вскакивает на скамейку, чтобы раскланяться перед публикой, и простирает к ней руки. Затем он поворачивается к нам с бутылкой в руке. Широко открытые глаза пристально смотрят вперед. Все застывают на месте.
Моцарт и был волшебной флейтой бога, этого неумолимого игрока! Сколько еще испытаний сможет выдержать сочинитель, столь хрупкий на вид, столь осязаемо смертный?.. Что это вдруг у меня шевельнулось в душе? Неужто жалость?.. Ну, нет! Никогда! Ван Свитен (зовет). Моцарт! (Он с трудом пробирается сквозь толпу, которая перед ним расступается. Он взбешен.) Моцарт (радостно поворачивается к нему и приветствует его). И вы здесь, барон? Как замечательно, что вы пришли! Сальери (зрителям). Уж я об этом позаботился. Ван Свитен (в бешенстве). Что вы наделали?! Моцарт. Не понял, ваша светлость. Ван Свитен. Выставлять наши священные ритуалы в вульгарном спектакле! Моцарт. Но, сударь… Ван Свитен. На всеобщее осмеяние! Вы предали Орден! Моцарт (в ужасе). Да нет же! Сальери. Нельзя ли мне, барон, замолвить словечко? Ван Свитен. Не заступайтесь за него, Сальери! (Моцарту с леденящим презрением.) Вы так и остались вульгарным простаком, которому ничем нельзя помочь. Глупое, безнадежное дело! Теперь к тому же вы предатель. Я никогда вам этого не прощу! Уж будьте уверены! И пока я жив, ни один свободный масон или влиятельный человек в Вене не забудет вам этого! Сальери. Прошу вас выслушать меня, барон! Ван Свитен. Нет, сударь! Не вмешивайтесь! (Моцарту.) Не знал я, Моцарт, что вы меня так отблагодарите. Никогда не смейте больше ко мне обращаться! (Он уходит.)
Публика удаляется. Меняется свет. Скамейки уносят. Сальери пристально следит за Моцартом и делает знак Катарине удалиться. Моцарт бледный как смерть.
Сальери. Вольфганг?
Моцарт сильно мотает головой и уходит от него в глубь сцены, опечаленный и потрясенный.
Вольфганг, еще не все потеряно.
Моцарт уходит в пределы своей квартиры и застывает.
(Зрителям.) Но конечно, он все потерял и был повержен в прах. Влиятельные люди прекратили с ним всякое знакомство. Он даже не получил своей доли со сборов от оперы.
Входят ВЕНТИЧЕЛЛИ.
Первый. Шиканедер ему не платит. Второй. Водит вокруг пальца. Первый. Дает ему только на выпивку. Второй. И присваивает остальное. Сальери. Я и сам бы не мог лучше управиться.
Моцарт берет одеяло, закутывается в него и садится за стол работать, пристально вглядываясь в публику. Лица из-под одеяла почти не видно.
А потом он погрузился в молчание. Ни слова от него нельзя было добиться. Почему?.. Я ждал от него обьяснений каждый день. И ничего. Отчего же он молчал?.. (Резко спрашивает у Вентичелли.) Чем он занимается?
Моцарт пишет.
Первый. Сидит у окна. Второй. День и ночь сидит. Первый. Пишет. Второй. Сочиняет как одержимый.
Моцарт вскакивает на ноги и застывает.
Первый. Все время вскакивает. Второй. Безумными глазами высматривает что-то на улице! Первый. Чего-то ждет. Второй. Или кого-то… Первый и Второй. Невозможно сказать кого! Сальери (зрителям). Но мне-то было известно – кого!
Он тоже взволнованно вскакивает, отпускает от себя Вентичелли. Оба – Моцарт и Сальери – стоят на авансцене и пристально смотрят вдаль.
Хотите знать кого? Скорбную фигуру в сером, с маской на лице. Призрак, который придет за ним. Я знал, чем он занят в этой трущобе! Он писал Реквием – самому себе!
Пауза.
…А теперь я должен признаться в своем самом большом злодеянии.
ЛАКЕЙ приносит серый плащ, треуголку и маску.Сальери надевает плащ и, отвернувшись от зрителей, надевает треуголку и маску.
Друзья мои!.. Не богохульства, на которое не решился бы человек, ведущий такую борьбу, как я! Я раздобыл серый плащ… Да, и серую шляпу. Да! Да! И маску тоже. (Он поворачивается – на нем маска.) И я предстал перед безумным сочинителем, как… вестник самого господа бога!.. Итак, признаюсь, что в ноябре 1791 года, я, Антонио Сальери, бывший уже тогда, как и ныне. Первым капельмейстером империи, проходил по пустынным улицам Вены в леденящий холод и под ясной луной – семь ночей подряд! И когда городские часы отбивали час ночи, я останавливался под окнами Моцарта, чтобы возвестить приближение его смерти.Часы бьют час ночи. Сальери, не двигаясь, стоит слева, поднимает руку и показывает семь пальцев – по одному на каждый день. Моцарт встает. Он смотрит на фигуру в ужасе, заворожено. Стоит так же напряженно, как Сальери, но с правой стороны сцены, глядя в окно.Каждую ночь я показывал ему на один палец меньше… и затем удалялся. Каждую ночь лицо, которое я видел через стекло, становилось все безумнее и безумнее. Наконец уже не осталось дней – я сам был охвачен ужасом, – но прибыл, как и раньше. Остановился, простер к нему умоляющие руки, как призрак из его снов! (Зовет.) «Пойдем! Пойдем же со мной! Я тебя жду!» (Жестом настойчиво приглашает Моцарта.) Он стоял, качаясь, и, казалось, может лишиться чувств. Но потом, собравшись с остатками сил, звонким отчетливым голосом крикнул мне из окна слова героя своей же оперы «Дон Жуан», пригласившего статую на ужин.
Моцарт резко открывает окно.
Моцарт. O statua gentillissima – venita a cena![75] (В свою очередь он манит к себе Призрак.) Сальери. И так, довольно долго, мы взирали друг на друга, оба охваченные страхом. А потом, хотя это было невероятно, я стал мрачно кивать, как статуя Командора из его оперы. И пошел через улицу!
Тихо, но с нарастающей угрозой звучит самый зловещий пассаж из увертюры к опере «Дон Жуан». Под эту гулкую мелодию Сальери медленно идет в глубь сцены.
Я отодвинул на двери задвижку, поднялся по лестнице, громко чеканя шаг, словно мои ноги были каменными. Я не мог остановиться. Мною двигал рок. Я был в плену его сумрачных снов!
Моцарт обезумевший от ужаса, стоит у стола. Сальери распахивает невидимую дверь. Свет быстро меняется. Он стоит безмолвно, глядя на авансцену.
(Зрителям.) Везде лежали бумаги, ноты и счета. Цифр было почти так же много, как нотных закорючек. В комнатах холодно. Камин не горел. Лицо его было такое болезненное, что я сразу понял – он долго не протянет.
Сальери смотрит в глубь сцены через маску. Моцарт с напускной бравадой поднимает бутылку.
Моцарт. Хотите выпить?.. Вино хорошее! У моей двери кто-то постоянно оставляет три бутылки каждый день. Не знаю кто. Разве это не удивительно? Бесплатное вино, дарованное с любовью. И в этом городе!
Он предлагает Сальери бутылку, но тот стоит молча, игнорируя ее.
(С вызовом.) Я знаю, зачем вы пришли!.. Но я вам не дамся. Во всяком случае не сегодня… И знаете почему? Потому что я в штаны наложил. Вот почему! И в таком виде – сами понимаете – для гроба не гожусь… И пожалуйста не думайте, что я испугался! Меня отравили – вот в чем причина! Во рту такая горечь! Это я точно знаю… И потом, месса еще не готова. Даже на половину. Так что придется вам пожаловать еще раз. Мне очень жаль, но… (Имитирует императора.) Ну, в общем, вот так!
Смеется, но потом вдруг хватается за живот от страшной боли.
Я говорю серьезно!... В таком виде месса не нужна вашему патрону! Попросите продлить мне срок. А то он скажет – я пишу для преисподней! (Смеется надрывно, с отчаянием.) Это, конечно же, шутка! Он ведь поймет, что шутка? Ведь – поймет?..
Сальери стоит безмолвно, не двигаясь.
(Более запальчиво.) Вы меня нисколько не пугаете! И я вот что вам скажу. Если бы папочка мой был здесь, он бы не дал вам меня утащить! Он бы так и сказал: «Ступайте прочь!» И мы бы спели нашу песенку о поцелуях, и вам бы пришлось убираться!.. (Поет.)
Oragna figata fa! Marina gemina fa! Fa! Fa![76]Он целует воздух несколько раз и вдруг опять сгибается в агонии.
Ах, в животе у меня что-то сильно болит, так болит!
Сальери отворачивается в ужасе.
Говорят, что масоны убивают людей, которые наносят им оскорбления… (Вдруг, охваченный чувством страха.) Нет, я не то хотел сказать!.. Просто от страха с языка сорвалось!..
Бросается к Сальери с другой стороны.
Послушай, о господи! У меня двое детей! Мне нужно время, чтобы закончить Реквием. Тогда, если мне суждено умереть, в семье останется немножко денег! Умоляю тебя! Они у меня так ужасно молоды!.. Подари в своей благости еще один месяц! Не так уж я грешен, чтобы ты не мог даровать мне этот срок!
Сальери вновь отворачивается от него в растерянности. Он глубоко потрясен, но Моцарт принимает это за отказ и забегает к нему с другой стороны.
Если ты мне даруешь его, клянусь, я напишу вдохновенную музыку! Знаю, знаю – раньше похвалялся, что написал сотни прекрасных сочинений, но это неправда. Я так и не достиг совершенства ни в чем!
Сальери старается опять отвернуться, но Моцарт бросается ему в ноги.
(Умоляюще.) Еще один месяц, прошу тебя! И тогда я сам пойду за тобой! Ни слова не скажу!
Обнимает ноги Сальери.
Господи, один только месяц и нужен! Один! Один месяц! Только один! Один! Один!
Сальери вдруг не выдерживает напряжения и кричит долго и пронзительно.
Сальери. А-ааа! О-ооо!
Моцарт бросается в сторону и не коленях ползет прочь.Сальери срывает маску и шляпу, сбрасывает плащ. Наступает грозная пауза. Моцарт пронзительно хохочет в приступе неодолимого ужаса. Сальери не может отвести от него взгляда.
Моцарт. Не понимаю… Это что же – всегда были вы?.. Но этого не может быть!.. Это что же – розыгрыш?.. Вы знали о призрачном посланце и решили подшутить?.. И так каждую ночь?.. Но почему? Почему? Да и зачем? Ведь это ужасно… Зачем же вы это делали?.. Ответьте мне – ради чего?.. Вы же мой друг. Хороший малый!.. Извольте отвечать!
Сальери продолжает молчать, не двигаясь.
Ах, нет!.. Нет!.. Это же вы! (Хватается за живот.) Вы! Вы, который… который… (Вскакивает на ноги.) Станци права!.. Все. Что со мной случилось – это ваших рук дело! Верно? Верно я говорю? Сальери (кричит). Да!
Наступает ужасное молчание. Затем он быстро повторяет.
Да! Да!
И затем, признавшись себе в этом, повторяет для всего мира, переходя на стон, на вздох, на стенание.
Да! Да! Да! Да! Да! Да! Моцарт (тихим, непонимающим голосом). Но почему?
Пауза.
Сальери (разводя руки в стороны). Eccomi – il tuo assassino![77] Таков уж твой убийца. Из-за тебя я попадаю в ад! Моцарт. Да, но зачем?
Сальери уходит в глубь сцены, а Моцарт с протянутой рукой идет за ним.
Зачем?.. Зачем же?
Сальери поднимает руки и жестом останавливает его. Он пристально вглядывается в лицо Моцарта и говорит с отчаянной нежностью.
Сальери. Eccomi – il tuo Vittima![78] Теперь скажу: ты моя жертва! Господь с вами … синьор!
Он торжественно отвешивает Моцарту поклон и вдруг уходит. В приступе ужаса Моцарт падает на колени и кричит.
Моцарт. Станци! Станци!
Сальери выходит на авансцену.
Сальери (зрителям). Вот ведь как это было. Я так легко солгал!.. Ложь сама из меня вырвалась!.. а почему?.. Потому что это было правдой! Я действительно его отравил. Нет, не мышьяком. Но всем, что вы здесь видели!
Сальери уходит. Из глубины сцены появляется КОНСТАНЦИЯ с капором в руке. Она вернулась из Бадена. Она идет на авансцену и находит мужа на полу с прижатыми к лицу руками.
Констанция. Вольфи! Моцарт (с облегчением). Станци! Констанция (с глубокой нежностью). Вольфи. Любимый! Муженек мой милый! Душа моя!
Он почти падает в ее объятья.
Моцарт. Ох!
Он прижимается к ней с трепетным облегчением. Она осторожно помогает ему подняться, обойти стол и подойти к стулу, повернутому к зрителям.
Констанция. Мой дорогой, пойдем со мной! Ничего, ничего, иди сюда… Вот сюда…
Моцарт без сил салится.
Моцарт (говорит искренне, как ребенок). Сальери… Это Сальери убил меня. Констанция. Да. дорогой. Да. (Она убирает со стола свечи, бутылки, чернильницу.) Моцарт. Убил!.. И сам сказал мне об этом! Констанция. Да, да. Конечно. (Она находит две подушки и кладет их на левый край стола.) Моцарт (капризно). И сказал мне… И сам сказал мне об этом!.. Констанция. Помолчи, дорогой мой. (Она помогает своему умирающему мужу взобраться на стол, который теперь стал его кроватью. Он ложиться. И она укрывает его своей шалью.) Я с тобой. Я вернулась к тебе. Как я могла тебя покинуть? Но ничего, теперь я всегда буду с тобой! Моцарт. Сальери… Сальери… Сальери… Сальери… (Он начинает плакать.) Констанция. Успокойся, дорогой мой. Тебя никто не обидит. Ты скоро поправишься, клянусь тебе. Ты слышишь меня? Ну же. Вольферл, постарайся… ну, пожалуйста, Вольфи-польфи! Хоть на минутку1Тихо звучит Лакримоза[79] из Реквиема. Моцарт приподнимается, чтобы лучше расслышать музыку, опираясь затылком на плечо жены. Он начинает слабо отбивать такт рукой. Когда Констанция к нему обращается, мы видим, что он мысленно сочиняет мессу и не слышит ее слов.Если я тебе докучала, пилила насчет денег – я хочу, чтобы ты знал, что это все пустое. Просто я набалована. И ты сам, дорогуша, избаловал меня… Ты должен поправиться, Вольфи… потому что ты нужен нам – и мне, и Карлу, и малютке Францу тоже. Нас только трое, дорогой мой, и многого мы не стоим. Не покидай же нас. Мы без тебя совсем пропадем. Да и тебе там, в раю, без нас будет несладко. Ты же такой ребенок! Ничего без меня не можешь. Даже мяса себе не порежешь!.. Я не умна, душа моя. Тебе было нелегко жить с такой гусыней, как я. Но я же ведь о тебе заботилась – это ты должен признать. И радости тебе я тоже приносила, ты же знаешь, немалые… Ты слышишь меня?
Удары барабана замедляются и стихают.
Я хочу, чтобы ты знал одно. Самый лучший день моей жизни был тот, когда ты на мне женился. И пока я жива, я буду самой почитаемой женщиной на свете!.. Ты слышишь меня?Она вдруг понимает, что Моцарт мертв. Рот ее открывается в немом ужасном крике, руки взмывают и застывают в воздухе в непроизвольном жесте отчаяния. Величественный аккорд «Аве» не завершается и повисает в воздухе в напряженном звучании.
X X X
Справа входят ГРАЖДАНЕ ВЕНЫ в черном. КОНСТАНЦИЯ преклоняет колени и застывает в скорбном молчании. Слуги становятся у четырех углов стола, где лежит тело МОЦАРТА. Входит ВАН СВИТЕН. Сальери (холодно). Свидетельство о смерти гласило, что умер он, потому что отказали почки, чему способствовало резкое охлаждение тела. Великодушный Лорд Фуга оплатил нищенские похороны. В общей могиле, с двадцатью другими покойниками. Даже без могильной плиты обошлись. Свалили тело в творильную яму, и все.
Ван Свитен подходит к Констанции.
Ван Свитен. Те небольшие деньги, которые я могу пожертвовать, следует отдать вам и детям. Не стоит тратиться на суетную блажь.
Слуги поднимают стол и несут его с ношей в глубь малой сцены. Граждане Вены следуют за ним.
Сальери. Вы хотите знать, что я тогда чувствовал? Конечно же – облегчение. Признаюсь вам в этом. Но и жалость тоже, хотя именно я помог уничтожить это существо. Я был способен на жалость. Один лишь бог не знает жалости. Я только истончил волшебную флейту, в которую господь дул беспрестанно. И она треснула в устах всевышнего от ненасытной его жадности к славе.Граждане Вены становятся на колени, а слуги в полном безмолвии сбрасывают тело Моцарта в яму в глубине сцены. Все кроме Сальери и Констанции удаляются. Она оживает и начинает деятельно собирать с пола рассыпанные ноты. Сальери говорит опять старческим голосом, в котором все сильнее звучит горечь.…Что же касается Констанции, она со временем опять вышла замуж. За датского дипломата, скучного, как черствый хлеб. И поселилась в Зальцбурге, на родине великого композитора, чтобы стать непререкаемой хранительницей всего наследия Моцарта.
